"Глубокий тыл" - читать интересную книгу автора (Полевой Борис)

21

У двери в известную уже нам квартиру Степан Михайлович не удержался и повторил остроту, которая с некоторых пор стала в семье Калининых, так сказать, фамильной:

— Вот, Ксюша, твой терем-теремок… Тук-тук, кто тут? Я, мышка-норушка, да я, лягушка-квакушка, а ты кто? А я заяц-везде-поскокишь, пустите меня ночевать… Видала, дым-то из трубы в столовой валит? Это, поди-ка, мышка-норушка да лягушка-квакушка, зайца ожидаючи, комнату обогревают.

Дверь открылась сама.

— Анна! Анка!

— Ксения!

Молча обнявшись, сестры прижались одна к другой, да так и остались неподвижными, пока дед и внучка вносили чемоданы. Столовая — большая, лучше других сохранившаяся комната — по решению семьи была оставлена для хозяйки. Сюда заранее внесли всю уцелевшую мебель: массивный славянский шкаф, комод, кровати, книжную полку, собственноручно сделанную когда-то Филиппом Шаповаловым, и иную мебель, которую удалось отыскать в сарае. Вымытый пол был еще влажен. Двери, подоконники — все было тщательно протерто. К горечи гари, обязательно поселяющейся в жилье, если оно отапливается времянками, примешивался домовитый запах щелока и мыла.

Перед печкой на самодельном противне лежала стопка кирпичей, стояла канистра с керосином.

— Сейчас мы тепла поддадим, — сказала Анна, и сестра с удивлением.

— А дрова? — спросила Ксения, наблюдая за сестрой.

— Дрова в лесу.

К удивлению приезжих, вслед за загоревшейся газетой как бы вспыхнули кирпичи. Над ними зашевелилось красноватое жирное пламя. Анна расхохоталась, как умела она это делать, когда находилась в отличном настроении, — шумно, взахлеб и так заразительно, что все невольно заулыбались.

— Не видала, Ксюша? Голь на выдумки хитра… Ничего не поделаешь, дров нет, а трофейным керосином хоть залейся.

Комната быстро наполнялась густым жаром. Ксения обошла квартиру, похвалила размещение и пожалела, что нельзя сейчас с дороги принять горячую ванну. Ванну! Анна только усмехнулась, вспомнив, в каком состоянии нашла она ее, когда памятным вечером пришла сюда, и сколько потом Курову пришлось вынести замерзших нечистот… А Юнона, проворно распаковавшая чемоданы и раскладывавшая белье и одежду на полках и в ящиках двухутробного славянского шкафа, вдруг спросила:

— Тетя Анна, а почему у вас везде такая грязища?

— Грязища?.. Мы с Леной нынче все тут чуть не вылизали.

— А вот? — Девушка провела рукой по стене, показала потемневшие пальцы. — А ведь какая была чистая квартира!..

Анна с удивлением посмотрела на девушку:

— Не легко тебе, милая, будет тут, если ты копоть от грязи не отличаешь. Стены-то ведь не вымоешь.

— Нет, нет, тут у вас чудесный терем-теремок, — вмешалась в разговор Ксения Степановна, услышав в голосе сестры сухие, холодные нотки. — Прелесть! И печка… Кто же это придумал «жечь» кирпичи?

— Да все Арсений Иванович нас тут радует, — переходя на обычный свой тон, ответила Анна. — Да Вовка — его правая рука. Он у нас старший кочегар.

— А где же сам Арсений Иванович?

— На заводе, а то где ж! — вмешался в разговор Вовка, бесстрашно грызший окаменевший пряник, преподнесенный ему тетей Ксеней.

— И все пьет?

— Кто ж его знает, не видим мы его теперь, — ответила Анна.

— Он теперь только по маленькой, с устатку, — серьезным тоном сообщил Вовка. — Без этого мастеровому человеку нельзя.

— А ты, пострел, откуда знаешь? — всплескивая руками, восхищенно произнес дед.

— Дядя Арсений сам говорил. Мы с ним дружки…

Следя за тем, как широкое чадное пламя лижет в печурке кирпичи, Ксения Степановна, вздохнув, сказала:

— А у меня все Мария из ума не идет. Уж очень она у нас какая-то такая была, что мертвой-то ее и не представишь. Кажется, вот распахнется дверь, и — «Здравствуйте, девочки». Помнишь это ее «девочки»?.. Да, такую жену Курову трудно найти будет…

— Он и искать не станет, — так же задумчиво произнесла Анна.

— Думаешь?

— Знаю. Однолюб. Ладно, вот сейчас к ребятам моим привязался, а то вовсе окаменел. — И, будто отрываясь от каких-то своих, невысказанных дум, Анна сказала: — Дед, ребята, пошли… Им с дороги отдохнуть надо.

Когда все вышли, Ксения долго сидела у печки, вытянув к теплу ноги в чулках, пошевеливая пальцами. Казалось, она дремала с открытыми глазами. Но вдруг улыбнулась и сказала без всякого повода:

— Нет, Юночка, ты ошиблась… Великая это для человека радость — вернуться домой.