"Пять лет среди евреев и мидовцев" - читать интересную книгу автора (Бовин Александр Евгеньевич)

ИЮНЬ-92


Интифада — Мадрид — Левые берут власть — Фейсал Хусейни — У нас в гостях — Горбачев — Шестидневная война — Москва рвет отношения — Дела консульские — На Мертвом море


Главное событие июня — парламентские выборы, возвращение к власти левого правительства, которое возглавил И. Рабин. Чтобы лучше понять значение этого “переворота”, давайте оглянемся назад.

В мае 1977 года в Израиле было впервые сформировано правое, “несоциалистическое” правительство во главе с М. Бегином. К удивлению (и огорчению) многих “ястреб” стал нести голубиные яйца. 26 марта 1979 года Израиль заключает мирный договор с Египтом. По принципу “мир в обмен на землю”. Египет получил Синай. Израиль получил мир, “холодный”, как вскоре оказалось, но все-таки мир. Согласно договору, Израиль признал “законные права палестинского народа” и согласился предоставить автономию жителям “контролируемых территорий” до окончательного решения вопроса об их будущем политическом статусе.

Однако слова об автономии не превращались в дела. Палестинцы отреагировали на это массовыми беспорядками, которые вспыхнули 7 декабря 1987 года в секторе Газы и быстро распространились по всему Западному берегу (Иудея и Самария). Началась интифада (“отряхивание”, “выступление” в переводе с арабского), получившая название “война камней”. К сожалению, камнями не ограничивались. Выступая в апреле 1994 года в кнессете, Рабин сообщил: погибли 219 израильских граждан (включая 68 сотрудников служб безопасности), ранено 7872 израильтянина (из них 5062 из тех же служб). На другой стороне 2156 убитых (из них 922 человека убиты самими же палестинцами, как коллаборационисты), ранено 18967 палестинцев. Встречаются и другие числа, но прядок примерно такой же.

Арафат маневрирует. 15 ноября 1988 года Палестинский национальный совет провозглашает создание “Палестинского государства”. А через месяц Арафат заявляет о признании существования Израиля и прекращении террористической деятельности. В Израиле бурно отреагировали на первое и крайне скептически встретили второе. Политический маятник сместился чуть вправо. Второе коалиционное правительство возглавил Шамир. 14 мая 1989 года правительство утвердило так называемую “программу Шамира”. По существу это был план автономии.[8] Палестинцам (“своим”, израильским) предлагалось самоуправление. Переговоры с ООП исключались. Исключалась и возможность образования палестинского государства. В Вашингтоне были недовольны жесткостью Шамира. Конфликтная ситуация сложилась внутри правительства. Кончилось тем, что в марте 1990 года кнессет вынес вотум недоверия правительству.

В результате сложных политических игр в июле создается следующее, уже чисто правое правительство, которое снова возглавляет Шамир. Радикальные перемены в Советском Союзе, растущее давление американцев, продолжающаяся интифада проложили мост в Мадрид.

Мадридская конференция по Ближнему Востоку проходила 30 октября — 1 ноября 1991 года. Сопредседателями были США и СССР (отсюда — институт коспонсорства). Больше всего конференция была нужна Дж. Бушу. Выиграв войну в Заливе, он хотел выиграть мир рядом с Заливом. Нужна она была и М. С. Горбачеву. Он получил шанс выступить “на равных” с президентом США. Гораздо меньше ощущали потребность в конференции евреи и арабы. Можно сказать. Что они появились в Мадриде не потому, что хотели, а потому, что не могли не появиться.

Речи, произносившиеся в Мадриде, были рассчитаны на публику. Буш и Горбачев демонстрировали свою приверженность миру. Шамир повторил свои “нет”. Министр иностранных дел Сирии Фарук Шараа размахивал старой фотографией Шамира, которую когда-то распространяли англичане, разыскивая его по подозрению в терроризме. Непреклонными выглядели палестинцы. И все-таки конференция не провалилась, и это уже был успех. Удалось собрать в одной комнате, усадить за один стол тех, кто долгие годы отказывался это сделать. И удалось договориться, что переговоры будут продолжены на трех направлениях, трех “треках”: сирийском, ливанском и иордано-палестинском.

Переговоры вяло, но начались. 10 декабря 1991 года в Вашингтоне были задействованы сирийский и ливанский “треки”. 18 декабря состоялась первая встреча израильтян с объединенной иордано-палестинской делегацией. Но интифада продолжалась. Продолжались споры внутри правительства о допустимости или недопустимости “уступок” палестинцам. Ультраправые стали покидать правительство. Не дожидаясь вотума недоверия, Шамир договорился с оппозицией о проведении досрочных выборов. Они были назначены на 23 июня 1992 года.

Избирательная кампания шла на высоком накале.

“Речь идет, — писала русскоязычная “Наша страна”, — о противоборстве двух направлений, двух мировоззрений, двух путей развития. Один ведет к изоляции от мира, к усилению национализма и религиозного диктата. Другой выводит Израиль в фарватер мировой политики в роли светского прогрессивного государства, вступающего в XXI век”.

Столкновение программ, идей обострялось схваткой людей, амбиций. Для Израиля, где из-за мизерных масштабов страны все знают всех, личностный фактор имеет особое значение.

Начнем со столкновения идей. Ликуд обвинял Партию труда в приверженности социализму, в том, что она опирается на еще более левые партии, которые “десятилетиями ориентировались на сталинский режим, затыкая рот любому, кто говорил об этом режиме правду, предпочитая защите евреев от террора “интернациональное” братство с арабами. И сегодня их главная цель — отдать территории арабам для создания в подбрюшье Израиля палестинского государства.

Филиппики Аводы выглядели более сдержанно. Ликуд обвинялся в:

– “преступном забвении интересов и нужд малоимущих слоев общества: студентов, солдат, новых репатриантов и так далее; безнравственном подходе к людям — “выживает сильнейший”;

— искусственном насаждении имперского образа мышления и пагубной веры исключительно в силу;

— укоренившемся в израильском обществе духе наживы и полном забвении сионистских идеалов, самого понятия еврейской взаимопомощи и ответственности перед будущими поколениями”.

Мне представляется, что оба портрета нарисованы в сюрреалистической манере. Элементы реальности присутствуют, но они даны в весьма искаженных пропорциях и масштабах. Впрочем, на зеркало, даже предвыборное, неча пенять…

Описывать столкновение амбиций — для тех, кто далек от израильской политической кухни, — довольно трудно. Ограничусь несколькими штрихами. К примеру, — обобщающая характеристика ведущих поваров: Рабина, Переса, Шамира и т. д.

“Израильтяне знают о них все, — утверждает редакционная “Новостей недели”. — Когда-то они были молодыми энергичными идеалистами. Но за долгие годы политической активности созрели, перезрели и скисли, как фрукты в большом киббуцном саду… Мы с вами посетили неосатирический политический театр. Свифт не смог бы придумать более ярких, более характерных по своей беспринципности персонажей”.

Хочу заметить, что из своего угла я не воспринимал события и людей в такой — неосатирической — тональности. Но многие израильтяне воспринимали их именно так. А, как известно, то, что Петр говорит о Павле, говорит о самом Петре не менее, чем о Павле…

Еще одна зарисовка показывает атмосферу, которая, по мнению рисующего, царила в верхах Ликуда, когда они делили места в предвыборных списках (голосуют не за персон, а за партийные списки, и чем ближе к началу списка, тем больше шансов попасть в кнессет).

“Журналисты и комментаторы спорят между собой, — это я цитирую еженедельник “Пятница”, — на что больше похожи последние выборы в “Ликуде”: на оперетту или похороны? На мой взгляд, — на торопливые похороны, где никто по усопшему не плачет, но все спешат по своим делам!

…Наблюдателя со стороны…шокировала и поражала бьющая в глаза агрессивность и, да простится мне это слово, — вопиющее взаимное хамство не только челяди, но и самих партийных баронов. В общем все это походило на старый кулачный бой, когда стенка идет на стенку, зубы выплевываются вместе с кровью, а клочья волос на снегу и разноцветные синяки выглядят безвестными знаками отличия и орденами. В “Маарахе” дрались, в основном, Рабин и Перес. Здесь была общая свалка, вальпургиева ночь израильской демократии…”

Возможно, “наблюдатель со стороны” перебарщивает. Как перебарщивали и наблюдатели с другой стороны. Но таков был аромат предвыборной борьбы. Не “Шанель № 5”, конечно…

В борьбе за 120 парламентских кресел участвовали 25 партий и движений. В парламент пробились 10. Общее соотношение мандатов — 61:[9]59 в пользу Аводы. Шамир покинул пост лидера Ликуда.

Победа Аводы комментировалась на драматических тонах. В лагере победителей провозглашался “демократический переворот”, говорили о торжестве прагматической доктрины Бен-Гуриона и поражении ревизионистской школы Жаботинского. В лагере побежденных толковали о том, что политическая культура страны отброшена на 40 лет назад и предстоит пережить 4 года “еврейской интифады”.

13 июля Рабин представил новому Кнессету, Кнессету 13-го созыва,[10] новое, 25-е, правительство Израиля. 17 человек, включая премьера. 13 из Аводы, 3 из левого блока Мерец и один из религиозной партии ШАС. Самому старшему (Рабин) — 70 лет, самому младшему (Арье Дери, министр внутренних дел) — 33 года. Две женщины (Шуламит Алони, министр просвещения, и Ора Намир, министр экологии). Шесть юристов. Пост министра иностранных дел — после долгих раздумий и колебаний — Рабин предложил Пересу. И не ошибся. Через два года, отвечая корреспонденту газеты “Маарив” о взаимоотношениях с Пересом, Рабин сказал:

“Думаю, мы оба извлекли уроки из прошлого, оба понимаем, что без сотрудничества, истинного сотрудничества, нам не добиться успеха в решении того вопроса, который и он, и я считаем самым главным в настоящее время для Израиля”.

“Мир изменился, — сказал премьер свежеиспеченным депутатам Кнессета, — пали идеологии, и мы должны проститься со своим статусом изолированного народа. Мы должны подключиться к переговорам о мире и международном сотрудничестве. Это будет главной целью нового правительства”. Выступившие вслед за Рабином Шамир и Шарон отнюдь не пожелали правительству успехов.

Палестинцы положительно отнеслись к смене правительства в Иерусалиме. Мы ждем от Рабина, сказал мне лидер “внутренних” палестинцев Фейсал Хусейни,[11] ослабления режима оккупации, облегчения положения палестинцев на оккупированных территориях…

Был затронут вопрос об Арафате. После авиакатастрофы в Ливии, заметил Хусейни, “потеря” Арафата уже не так пугает, как раньше. В случае непредвиденных обстоятельств будет создан коллективный орган, который возьмет на себя руководство ООП. В качестве возможных преемников Арафата на посту председателя Исполкома ООП Хусейни назвал Ф.Каддуми и Абу Мазена. “Но могут быть и сюрпризы”.

Тему выборов завершу смешной деталью. 14 июля я послал Рабину поздравление. 19 июля почтой — в Израиле нет фельдъегерской службы — он отправил мне ответ. Ответ поступил в посольство 31 августа. Всегда вспоминал этот случай, когда олимы жаловались, что из России почта долго идет…

В июне наконец-то состоялся визит М. С. Горбачева. Положение посольства было деликатным. Президент РФ не любил экс-президента СССР. Соответственно, не любил его и МИД. В тех странах, куда приезжал Горбачев, посольствам было велено не оказывать ему знаки внимания. Я не считал это правильным. И стал действовать по своему разумению.

Горбачев прилетел 14 июня с Раисой Максимовной и в сопровождении своего помощника А.С.Черняева. На швейцарском частном самолете. Дня за два до этого из МИДа раздался звонок: имейте в виду — визит частный. Посольским я сказал: вы еще молодые, вам служить надо, так что не высовывайтесь. А мы с Леной Петровной купили цветочки и отправились в аэропорт. Встретили путем.

Во всяких церемониях я не участвовал по причине занятости. Но накануне отъезда гостей учинил обед в Савьоне. По полной программе. Даже с соленым арбузом. У меня было, что сказать бывшему кумиру. Но Петровна строго предупредила: он — гость твой, просто гость, и никаких дебатов. И дебатов не было. Были монологи — его и ее. Тоже интересно…

Когда хотят обидеть генералов, говорят, что они всегда готовятся к прошлой войне. Подразумевается, — при надежде на поумнение, — что готовиться надо к войне будущей. О войне прошлой не следует забывать, ибо она — кладезь опыта. “Секрет” военного искусства — суметь различить, что в этом опыте уже прочно принадлежит прошлому, а что еще может пригодиться в будущем. У израильских генералов материала для раздумий хватает. И как раз в июне 1992 года, когда отмечался “юбилей” Шестидневной войны (25 лет минуло), эта тема звучала особенно актуально. Не только для генералов…

На общем фоне истории расплываются, утрачивают значение и не такие юбилеи, но на фоне истории Израиля, на фоне истории войн Шестидневная война еще для многих поколений евреев будет полна смыслов и значений.

Победа Израиля в Войне за независимость ожесточила арабов. Они считали свое поражение случайностью. Они не верили в библейскую сказку о Давиде и Голиафе. Опираясь на военно-техническую, политическую и моральную поддержку Советского Союза, арабы усилили давление на Израиль. Лига арабских государств объявила экономический бойкот “сионистскому врагу”.

26 июля 1956 года руководство Египта объявило о национализации компании Суэцкого канала. Великобритания и Франция (основные держатели акций компании) решили ответить военным ударом. Израиль не мог упустить такой момент. 22 октября в Севре (недалеко от Парижа) подписывается тройственный протокол о совместных военных действиях против Каира. 29 октября израильские войска вторгаются на Синайский полуостров. За неделю с небольшим Синайской кампании (“операция Кадеш”) египтяне были разгромлены. В ходе второй арабо-еврейской войны Израиль потерял 171 убитых, 817 человек было ранено, четверо попали в плен. Потери египтян были несравненно больше. Только пленных израильтяне захватили около 6000 человек.

Война является продолжением политики, учил Клаузевиц. Но и политика часто является продолжением войны. Побежденные хотят стать победителями. Потерпев поражение в двух войнах, арабы стали готовиться к третьей. На это потребовалось десять лет. К маю 1967 года в Каире и Дамаске было, видимо, решено, что настала пора действовать.

17 мая президент Египта Насер потребовал вывести с Синая войска ООН. ООН капитулирует, войска выводятся. 18 мая в Израиле объявляется всеобщая мобилизация.

22 мая Насер дает команду закрыть Тиранский пролив. В Израиле рассматривают этот акт как “casus belli”.

В политической верхушке Израиля идет острая борьба. Генералы жмут на правительство. Военная разведка доказывает, что если Израиль не отреагирует на закрытие пролива, то арабы истолкуют это как слабость, как “прекрасную возможность нанести удар по Израилю”. 25 мая начальник оперативного отдела Генерального штаба Эзер Вейиман выражается более определенно: “У нас нет выбора — мы должны атаковать сегодня, крайний срок начала операции — завтра утром”. Однако премьер-министр Леви Эшкол колеблется, выжидает, просчитывает разные варианты.

Ночью 27 мая советский посол Д. С. Чувахин разбудил Эшкола и вручил ему послание А. Н. Косыгина. Советский Союз настоятельно рекомендовал Израилю принять все меры к недопущению военного конфликта. Эшкол выразил готовность в любое время и в любом месте встретиться с советскими руководителями и лично рассказать им о положении дел. Состоялся и ночной визит советского посла в Каире к Насеру. Москва советовала египетскому президенту не провоцировать военное столкновение с Израилем.

В последствии Чувахин, ссылаясь на Громыко, писал, что в Москве решили принять Эшкола. Но стали согласовывать с арабами. Каир не возражал. Дамаск же был категорически против. И Москва уступила Дамаску. Вернувшись в Москву, Чувахин, как он писал в 1994 году, сказал Громыко, что отказ принять Эшкола был “большой политической ошибкой”. Министр с ним согласился.

“Было видно, — заключает посол, — что министр признал ошибку советской дипломатии в данном вопросе, хотя прямо этого и не сказал. Чувствовалось, что он досадовал на самого себя за то, что не настоял на необходимости выполнить принятое решение, несмотря на отрицательную реакцию сирийских руководителей”.

Возможно, так оно и было. Но, наблюдая в 1967 году с близкого расстояния за реакцией советского руководства на Шестидневную войну, разговаривая позже на эту тему с Громыко и многими высокопоставленными сотрудниками МИДа, я не чувствовал никакой досады. Впрочем, если есть тайная дипломатия, почему не быть тайным ошибкам…

Насколько я могу догадываться, очередная война на Ближнем Востоке не входила в намерения Москвы. Хотя она иногда и раздувала тлеющие уголья. В принципе Москва “лишь” стремилась использовать возникший кризис для укрепления своего влияния и присутствия в регионе. Но сход лавины уже начался, и остановить его было невозможно.

1 июня министром обороны Израиля назначается Моше Даян.[12] Это означало, что колебания кончаются. На заседании правительства Даян так изложил свою позицию:

“Вероятная альтернатива — египтяне нападут первыми, но тогда мы в проигрыше… Плевать мы на них хотели. В таком положении это просто глупость — сидеть и ждать! Если мы будем ждать еще 7-10 дней, это обернется тысячами погибших. Ждать сейчас просто неразумно. Я предпочитаю начать первым”.

5 июня в 7.46 утра израильская авиация нанесла превентивный удар. Атака продолжалась три часа. Было сделано 500 боевых вылетов. Уничтожено 309 египетских самолетов из 340. К вечеру были разгромлены ВВС Иордании и Сирии. Всего за два дня израильтяне уничтожили 416 арабских самолетов, из них 393 — на аэродромах. ВВС Израиля потеряли 26 машин. Через шесть дней все было кончено. Израиль овладел Синайским полуостровом, Западным берегом реки Иордан и Голанскими высотами. Разделенный прежде Иерусалим оказался весь под властью Израиля.

В эти драматические дни я с коллегами из международного отдела ЦК КПСС находился под Москвой на “даче Горького”. Выполняли очередное задание. Помню, что по всяким “голосам” слушали заседание Совета Безопасности.

Отношение к происходящему на Ближнем Востоке было двойственным. С одной стороны, мы понимали, что война, которую начал Израиль, спровоцирована арабами. Симпатии многих из нас принадлежали Израилю. Но была и другая сторона. Египтяне были нами вооружены, нами обучены, — и сразу потерпели сокрушительное поражение. И мы испытывали тяжелое чувство, которое мешало правильно оценить победу Израиля. Такое было ощущение, будто тебе закатили оплеуху. В нашей команде это чувство все-таки компенсировалось тем, что мы понимали суть происходящего. Но в целом “народ” воспринимал поражение арабов как наше собственное поражение.

Через три года мне пришлось участвовать— в подготовке отчетного доклада к XXIV съезду партии. Там, в международном разделе, естественно, присутствовал и ближневосточный сюжет. Молодые мы тогда были, энергия била через край. И в порядке хохмы соорудили параллельный текст — в стихах. На мою долю выпала как раз Шестидневная война. Вот что получилось.

Там, где синайская пустыня Сверкает желтизной, как дыня. Евреи, обнаглев в конец, Арабам сделали… амбец. Бежит араб быстрее лани. Бежит араб через канал, Но тут над полем грозной брани Наш голос к разуму воззвал. Израильтянам грозно “Ша!” Сказали мы во имя мира И, не дойдя до стен Каира, Дал задний ход Даян Мойша… Однако бабушка Меир И по сей день срывает мир.

Но вернемся в год 1967-й. 10 июня советское посольство в Тель-Авиве получило из Москвы ноту о разрыве дипломатических отношений с Израилем. В этот же день нота была вручена А. Эбану. Министр выразил сожаление. 16 июня сотрудники посольства отплыли из Хайфы на теплоходе “Феликс Дзержинский”.

19 июня Израиль заявил о готовности вернуть Синай и Голаны в обмен на мирный договор и демилитаризацию указанных районов. Арабский ответ прозвучал 1 сентября из Хартума: Главы арабских государств приняли резолюцию, которую можно назвать “Три “нет””: “нет” переговорам с Израилем, “нет” признанию Израиля, “нет” миру с Израилем. Началась новая полоса конфронтации, политических маневров, дипломатических хитросплетений. Началась подготовка к реваншу.

Выборы — выборами, юбилеи — юбилеями, а дела посольские шли своим чередом. Среди этих дел на передний край выдвигались дела консульские. Если политические структуры посольства работают на Москву, снабжая ее информацией и — при необходимости — давая ненавязчивые советы, то консульство обращено прежде всего к гражданам “страны пребывания”. Продукция консульства — не информация, не бумаги для начальства, а услуги населению (визы прежде всего, вопросы гражданства, пенсий, помощь соотечественникам в нештатных ситуациях). И от того, как работает консульство, каково качество услуг, как ведут себя консульские работники, тысячи людей судят о России, о наших порядках, о степени бюрократизации, коррумпированности государственного аппарата. Консульство, открытое для людей, играет политическую роль ничуть не меньшую, чем собственно посольство. А, может быть, и большую, но — другую.

С этой точки зрения нам похвастаться было нечем. Отсутствие надлежащих помещений, нехватка консульских работников, примитивное техническое обеспечение порождали огромные очереди со всеми присущими им прелестями (например, бойко шла торговля местами в очереди).

Другая проблема — визы стоили дорого. Что порождало недовольство и протесты вплоть до запросов в кнессете.

“Депутат кнессета Эфраим Гур, — сообщала своим читателям газета “Новости недели”, — обратился к министру иностранных дел с запросом относительно непропорционально высокой суммы, взимаемой за посещение Российской Федерации. По утверждению Гура, ни в одном государстве мира российское консульство не взимает такого большого консульского сбора. Десятки тысяч израильтян, среди которых репатрианты, оставившие в России родственников и близких, затрудняются выплачивать этот импровизированный налог”.

Гур был прав. Но тут я стоял непоколебимо. По той причине, что МИД практически не финансировал посольство. Мы жили как бы на хозрасчете. За счет тех денег, которые израильтяне оставляли в консульстве. Больше того. По указанию МИДа мы были вынуждены направлять значительные суммы другим посольствам, которые не располагали таким источником доходов. Сопротивлялись, но направляли. Как видите, формула Лившица “Надо делиться!” применялась задолго до того, как ее придумал Лившиц.

Впрочем, если взять за базу минимальную зарплату, то расценки израильского посольства в Москве значительно превышают уровень российских сборов в Израиле. Тем более, что мы даем визы гораздо быстрее, чем израильтяне. Этим успокаивали совесть.

Министерство не возражало против “корректировки” размеров консульских сборов. Но “при том понимании”, что они “останутся одним из основных источников финансирования посольства”. Мы это понимали очень хорошо. И поэтому не могли пойти навстречу тоже очень понятным пожеланиям наших израильских друзей. Дружба дружбой, а… Знакомясь с консульскими делами, я обратил внимание на то, что большинство анкет и прочих “форм” безнадежно устарели. Они требовали сообщения массы ненужной информации (типа — есть ли родственники за границей и непременно с фамилиями и адресами). “Обилие пунктов и граф, которые приходится заполнять, — сообщало посольство в МИД, — затягивает прием граждан, плодит ошибки и увеличивает время на их исправление, нервирует людей. И — главное! — толку-то никакого”. Мы просили МИД упростить бумаги. В принципе МИД согласился. Но пока в запасе оставались старые бланки, особых сдвигов не было заметно.

С делами консульскими еще придется встретиться. А пока отправимся на Мертвое море. Мертвое море (в разные времена его называли Соленым, Степным, Восточным, Содомским, Асфальтовым) — одно из чудес природы. Оно ниже уровня мирового океана примерно на 400 метров. Мертвое, потому что огромная концентрация солей губит все живое. Огромные скопления соли плавают как торосы. Удельный вес воды — 1,66. Поэтому лежишь, как на мокром матрасе. Брызгаться не рекомендуется, ибо попадание воды в глаза опасно. После моря обязателен пресный душ. На берегу современные лечебные комплексы. Не санатории в нашем понимании, а дорогие гостиницы с платным набором медицинских услуг. Назначают лечение не обязательно по назначению врача. За что заплатишь — то и получишь. Считается, что и соли, и микроклимат целебны. Особенно для больных псориазом.

На почтительном отдалении — огромный химический комбинат (официальное название — Предприятия Мертвого моря). Первые химические производства основал в 1929 году инженер из Иркутска Моисей Новомейский.

На берегу Мертвого моря четыре, кажется, киббуца, заповедники, национальный парк. По субботам все забито. Обмазываются грязями, лежат на море, жарят шашлыки.

При очередном посещении здешних краев получил сертификат, коим удостоверяется, что г-н Бовин спустился к низшей точке на Поверхности Земли, лежащей на 1298 футов ниже уровня мирового океана, и посетил район у Мертвого моря, где содомская пустыня стала процветающим краем. В сертификате цитируется пророк Иезекииль: «…и воды в море сделаются здоровыми, и куда войдет этот поток, все будет живо там». Пока пророчество сбылось лишь на первую половину.

Поездка на Мертвое море памятна еще и потому, что познакомился с чудесным человеком — Ильей Войтовецким.

Илья возник в 1936 году на Украине. С 1941 по 1971 — Урал. Учился, работал, жил. Инженер. В 1971 году с тещей, женой и двумя сыновьями добрался до Израиля и сразу осел в Беэр-Шеве, на границе с пустыней Негев. Участвовал в войне Судного дня. Потом и до пенсии трудился инженером по ЭВМ на Химическом комбинате Мертвого моря. На пенсии отрастил бороду, стал похож на Хемингуэя. Пишет стихи, иногда — прозу. Хобби — компьютер и все, что можно на нем выделывать. Главное хобби — слабый якобы пол. А вообще, повторяю, чудесный человек, настоящий товарищ, который не подведет…

24 прилетели дочь Женя с мужем и внук Макар Сергеевич семи лет от роду. Стало веселее.