"Пять лет среди евреев и мидовцев" - читать интересную книгу автора (Бовин Александр Евгеньевич)

МАЙ-92


Ариэль Шарон — 1948: обретение независимости — Война за независимость — Мои друзья ветераны — Русская духовная миссия — “У нас не террариум!”


Май прошел под знаком культурно-гостевых мероприятий, в щелях между которыми размещалась политика.

6 мая принял нового посла США Уильяма Хэрропа. Толковый, знающий дело человек. Прекрасно ориентируется во всех ближневосточных хитросплетениях. Оптимист, но не слишком. Достаточно откровенен. В американском посольстве около 60-ти дипломатов. Пропорционально влиянию США и их роли в мирном процессе.

Приятное воспоминание оставил обед на ферме министра строительства генерала Ариэля Шарона. Ферма специализируется на выращивании баранов. Соответственным было и меню.

В Израиле Шарон (его ласково зовут Арик) личность знаменитая.

Участвовал во всех войнах и всегда побеждал. Но не всегда побеждал в битвах с начальством. После шестидневной войны Шарон возражал против строительства так называемой “линии Бар-Лева” вдоль Суэцкого канала, считая саму концепцию таких оборонительных сооружений устаревшей и неэффективной. В результате начальник Генштаба Хаим Бар-Лев отказался продлить контракт с Шароном. “Я не мог в это поверить, — вспоминает Шарон. — Одно дело профессиональный спор, независимо от того, насколько он резок. Но заставлять меня покинуть армию в то время, когда они отчаянно нуждались в любом дельном совете, который только могли получить, даже — и особенно — если этот совет был не таким, который они хотели услышать?” Только вмешательство влиятельного министра финансов Пинхаса Сапира помогло Шарону остаться в армии.

Звездный час Шарона наступил, пожалуй, в ночь с 15 на 16 октября 1973 года. Шла война с Египтом, который неожиданно напал на Израиль и сумел добиться некоторых успехов. Обстановка была сложной. Как на фронте, так и в штабах. Разорвав клубок интриг, именуемый “войной генералов”, Шарон настоял на форсировании Суэцкого канала. “Да, это риск, — заявил он командующему Южным фронтом генералу Бар-Леву (потом был послом Израиля в России), — но ни один полководец не выиграл ни одного сражения без риска. Даже Кутузов рисковал, отдавая врагу Москву… А мы ошарашим арабов и вернем их на исходные позиции”. И ошарашил. И не только арабов.

Самое трудное время Шарон пережил, думаю, после ливанской кампании 1982 года. Он был вынужден уйти с поста министра обороны, так как его признали виновным (хотя и “косвенно”) в том, что он не смог предотвратить нападения ливанских боевиков на лагеря палестинских беженцев Сабра и Шатилла.

О Шароне-генерале я знаю по книгам и легендам. Личные впечатления относятся к Шарону-политику, Шарону-человеку. Умный, интересный собеседник, способный внятно излагать свои мысли. С чувством юмора. С широким диапазоном интересов. Корни — в России. По-русски говорит медленно, с трудом, но понимает практически все. Как и я, постоянно худеет…

Шарон-политик принадлежит, если иметь в виду мирный процесс, к крайне правому флангу. Еще в октябре 1991 года, когда я брал у Шарона интервью для “Известий”, он втолковывал мне, что прочный мир будет возможен лишь после демократизации арабских соседей Израиля. Примерно в той же тональности велась застольная беседа. Шарон доказывал, что арабы не смирились с существованием Израиля. Они сменили тактику, но стратегическая цель осталась прежней… Меня радовало, что несовпадение наших политических вкусов никак не отражалось на вкусе баранины.

Менялись посты, которые занимал Шарон, но не менялись его взгляды. Мы особенно хорошо понимаем важность мира, — говорил мне Шарон в июле 1996 года, — именно потому, что все время воюем. Но мир — это прежде всего безопасность. Мы не можем идти на бесконечные уступки арабам в ущерб собственной безопасности. Обещаниям, которые не подкреплены конкретными действиями, верить нельзя. Достаточно вспомнить Мюнхен. Там все делалось, вроде бы, в защиту мира. А в итоге проложили дорогу войне. Переговоры с арабами следует, разумеется, продолжать, но по такой формуле: мир в обмен на четкие гарантии безопасности.

Правительство Нетаньяху не перечеркивает того, что уже сделано. Но надо взять паузу, осмотреться. Надо настоять, чтобы палестинцы выполняли свою часть договоренностей. Что же касается палестинской автономии, то в любом случае военно-стратегический контроль должен остаться в руках Израиля. Важно не физическое присутствие израильских войск на территории автономии, а наличие соглашений, которые позволяли бы Израилю вводить туда воинские контингенты. Если возникнет угроза безопасности Израиля.

В октябре 1998 года Шарон получил портфель министра иностранных дел. В связи с этим журналисты в очередной раз перемывали его кости. Вспомнили и меня. Газета “Русский израильтянин” (я, кажется, числился членом ее редакционного совета), сообщив читателям, что Шарон и Бовин общались преимущественно в ресторанах, продолжала:

“Сидели как-то Шарон и Бовин, беседовали, креветок некошерных кушали. А Ельцин как раз тогда в Японию поехал. Поэтому Шарон сказал Бовину: “Ваш президент ведь на за что не отдаст эти малюсенькие Курильские острова. И у вас хватает наглости требовать, чтобы мы отдали территории?” Бовин ответил с улыбкой: “Вот поэтому у нас такая большая страна, а у вас такая маленькая”.

Очень мило. Беда в том, что мы с Шароном никогда не ходили в рестораны. Удобнее было общаться в других местах. И ни разу не говорили о Курилах. Тут сработала поговорка: “Слышал звон, да не знает — где он”. А звон был. Во время одной из встреч с Нетаньяху, когда он еще не был премьером, я рассказал ему такую историю. Дело было в Японии. Меня пригласили на телевидение дискутировать с профессором Токийского университета проблему “северных территорий” (так японцы обозначают спорные, с их точки зрения, южные Курилы). Висела большая карта Советского Союза. И, обращаясь ко мне, профессор на хорошей эмоции вопросил: “Бовин-сан, посмотрите, какая у вас огромная страна! Неужели вам жалко отдать японцам четыре малюсеньких острова?!” Мой ответ звучал так: “Вот потому-то у нас такая огромная страна, что мы никогда никому ничего не отдаем!”. Я понимал, конечно, что сказанное — не аргумент. Но хороший выпад в словесной дуэли. И сделал этот выпад. На следующий день пресса показала, что я отыграл несколько приличных очков.

Так вот, именно эту историю я изложил Нетаньяху. Он поинтересовался, можно ли передать в печать эту часть нашей беседы. Попросил его воздержаться. На том и порешили. Но в разных вариантах курильский сюжет стал циркулировать по Израилю. А когда Нетаньяху уже в качестве премьера прибыл в Москву, он при мне пересказал наш с ним разговор Примакову.

Обед на ферме завершился клубничным тортом в превосходном исполнении генеральши. Где уж тут худеть…

В мае израильтяне торжественно отмечают День Независимости — годовщину провозглашения Государства Израиль.

В этом году отмечалась 44-я годовщина. Прием у президента и прочие церемонии. День, когда вспоминают прошлое.

История еврейского народа исчисляется тысячелетиями. Государство Израиль гораздо моложе. Оно провозглашено 5 дня месяца ияр года 5798 (14 мая 1948 года). В отличие от большинства государств, которые возникали in vivo, “в жизни”, то есть естественно-исторически, стихийно, современное еврейское государство появилось in vitro, “в пробирке”, то есть путем сознательного, если угодно кабинетного конструирования, которым занимались лидеры мирового сионизма, в результате политического решения, принятого Организацией Объединенных наций. Разумеется, за этим “конструктом” жизни и мечтаний (“в следующем году — в Иерусалиме!”) еврейской диаспоры и десятилетия борьбы сионистского движения за создание еврейского “национального очага” в Палестине.

В 1947 году за создание еврейского государства в Палестине энергично выступал Советский Союз. США поддерживали эту идею. Великобритания юлила. Арабские и мусульманские страны отчаянно сопротивлялись. В тех условиях русская карта была козырной.

“Еврейский народ, — говорил первый заместитель министра иностранных дел СССР А. А. Громыко на заседании специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН весной 1947 года, — перенес в последней войне исключительные бедствия и страдания. Эти бедствия и страдания, без преувеличения, не поддаются описанию… На территориях, где господствовали гитлеровцы, евреи подверглись почти поголовному физическому истреблению. Общее число погибшего от рук фашистских палачей еврейского населения определяемо приблизительно в 6 миллионов человек. Только около полутора миллионов евреев в Западной Европе пережили войну.

Но эти цифры, давая представление о жертвах, которые понес еврейский народ от фашистских агрессоров, не дают представления о том тяжелом положении, в котором очутились большие массы еврейского населения после войны. Огромное количество уцелевшего еврейского населения Европы оказалось лишенным родины, крова и средств к существованию. Сотни тысяч евреев бродят по разным странам Европы в поисках средств существования, в поисках убежища. Большая часть из них находится в лагерях перемещенных лиц и продолжает терпеть большие лишения.

Позволительно спросить, — продолжал Громыко, — могли ли Объединенные нации, учитывая такое тяжелое положение сотен тысяч уцелевшего еврейского населения, не проявлять интереса к положению этих людей, оторванных от родины и от своих очагов?… Пора не на словах, а на деле оказать этим людям помощь… Это является долгом Объединенных наций”.

Громыко подчеркнул, что население Палестины состоит из двух народов — арабов и евреев. И арабы, и евреи имеют исторические корни в Палестине, которая стала родиной обоих этих народов. Поэтому любое решение должно учитывать законные интересы и арабов, и евреев. Исходя из этого, Москва считала бы оптимальным решением создание “двуединого демократического арабо-еврейского государства” с равными правами для евреев и арабов. “Такое решение вопроса о будущем Палестины, — заявил Громыко, — могло бы явиться здоровой основой для мирного существования и сотрудничества арабского и еврейского народов Палестины в интересах обоих этих народов и для блага всего населения Палестины, для мира и безопасности на Ближнем Востоке”. Однако, заключил советский представитель, если отношения между арабами и евреями настолько плохи, что вариант единого государства не может быть реализован, необходимо рассмотреть другой вариант — “раздел Палестины на два самостоятельных независимых государства — еврейское и арабское”. Отвечая на возражения арабов, Громыко сказал: “Представители арабских государств указывают на то, будто бы раздел Палестины является исторической несправедливостью. Но с этой точкой зрения нельзя согласиться хотя бы потому, что еврейский народ был связан с Палестиной на протяжении длительного исторического периода времени”.

Такова была позиция Москвы в 1947 году. В силу разных обстоятельств она совпала с американской. Это позволило преодолеть отчаянное сопротивление арабов. В субботу вечером 29 ноября 1947 года Генеральная Ассамблея ООН большинством в 33 голоса против 13-ти при 10-ти воздержавшихся (среди последних были Великобритания и Китай) приняла резолюцию 181 “Будущее правительство Палестины”. Ключевое положение звучало так: “Независимые Арабское и Еврейское государства и специальный международный режим Города Иерусалима… должны быть созданы в Палестине через два месяца после окончания эвакуации вооруженных сил страны-мандатария, но ни в коем случае не позднее 1 октября 1948 г.”. По поводу Иерусалима решили: “Город Иерусалим учреждается как отдельная единица (corpus separatum), пользующаяся специальным международным режимом, и будет под управлением Организации Объединенных Наций”.

Резолюция ООН — это все же бумага. Хотя и очень важная, но, повторяю, бумага. Оживить ее, наполнить политическим содержанием оказалось чрезвычайно трудно. Англичане, которые должны были подготовить условия для плавного перехода Палестины в новое качество, фактически саботировали решение ООН. Специальная комиссия ООН, которая должна была осуществить раздел Палестины, не была создана. Арабы усилили партизанскую войну против евреев. Евреи ответили тем же, нанося удары и по арабам, и по англичанам.

Англичане, оказавшись между молотом и наковальней, заявили, что 15 мая мандат перестает действовать. Тем временем еврейские вооруженные отряды установили контроль над территорией, которая по решению ООН отходила еврейскому государству. В апреле формируются временные законодательный и исполнительный органы — Народный совет (37 человек) и Народное правление (13 министров). 12 мая состоялось первое заседание Народного правления. Обсуждался один вопрос — провозглашать или нет Государство Израиль. Государственный секретарь США Дж. Маршалл советовал не торопиться и подождать еще три месяца. Но Давид Бен-Гурион отверг этот совет. Правление, на котором присутствовало 10 министров, заседало 13 часов. Бурные споры закончились голосованием. Бен-Гурион выиграл со счетом 6: 4. Через два дня, 14 мая, Народный совет провозгласил независимость Израиля. В этот же день верховный комиссар Великобритании сэр Э. Дж. Кеннингем покинул Палестину. 15 мая США de facto признали новое государство. СССР признал Израиль и временное правительство de jure 18 мая.

15 мая Лига арабских государств заявила, что “все арабские страны с этого дня находятся в состоянии войны с евреями Палестины”. Началась Война за независимость. Против Израиля выступили войска Египта, Сирии, Ливана, Трансиордании и Ирака.

“Это будет война на истребление, — пугал евреев и подбадривал арабов Генеральный секретарь ЛАГ Аззам Паха. — Это будет грандиозное избиение, о котором будут говорить так же, как говорят о вторжении монголов и о крестовых походах”.

23 мая Израиль предложил прекратить огонь и начать переговоры. Но арабы настаивали на “безоговорочной капитуляции” евреев. Израилю пришлось принять бой.

Позиция Советского Союза была сформулирована в передовой “Правды” от 25 мая.

“При всем своем сочувствии к национально-освободительному движению арабских народов советская общественность не может не осудить агрессию арабских государств, направленную против государства Израиль и против прав еврейского народа на создание своего государства в соответствии с решением Генеральной Ассамблеи ООН”.

Позиция Москвы имела не только платонический характер. С согласия Советского Союза Чехословакия поставляла Израилю оружие. В Чехословакии проходили обучение израильские летчики, парашютисты, танкисты. Такие были времена…

В Войне за независимость Израиль потерял примерно 6000 человек, из них — около 4000 солдат и офицеров. По масштабам Израиля это очень много. Но арабские армии, превосходившие израильтян по всем показателям, кроме умения воевать, были разбиты наголову. Наверное, имела значение и цена поражения. Для евреев это — катастрофа, погибель, разрушение вновь обретенного Очага. Для арабов — “просто” проигрыш еще одной войны.

Соглашение о перемирии с Египтом было подписано 24 февраля 1949 года. Далее: 23 марта — с Ливаном, 3 апреля — с Трансиорданией, 20 июня — с Сирией. Крестовых походов не получилось. Получилось другое. Отвергнув решение ООН, отказавшись от создания арабского государства в Палестине, взяв курс на уничтожение Израиля, арабские экстремисты втянули Ближний Восток в длительную конфронтацию, спровоцировали череду бессмысленных войн.

В эту конфронтацию был втянут и Советский Союз. Вернее, сам втянулся. С переменой политических знаков. Из защитника Израиля СССР превратился в его главного противника. От моральной, политической поддержки Израиля Москва перешла на позиции открытой враждебности, стала вооружать арабские государства, поощрять их агрессивные действия. Что же произошло?

По-видимому, перемена курса была вызвана тем, что Израиль не оправдал надежд Сталина. Он рассчитывал использовать Израиль в борьбе против Великобритании и США, для массированного проникновения на Ближний Восток. Сталин знал, несомненно, что “отцы-основатели” Израиля были, как правило, выходцами из России, связанными с Бундом, с российским социал-демократическим движением. Это позволяло надеяться, что социалистические корни израильских лидеров дадут просоветские ростки.

Действительно, еврейские политические деятели, которым было суждено стать у истоков Израиля, питали слабость к России, симпатизировали марксизму, социалистическим идеям, многие из них с восторгом следили за первыми шагами советской власти.

Характерна в этой связи оценка Бен-Гурионом Ленина.

“Пророк русской революции, ее вождь и учитель, ее вдохновитель и оратор, ее законодатель и вожак, — писал в своем дневнике “вождь и учитель” левых сионистов. — Как велик этот человек! Взор его проникает в действительность словно сквозь прозрачный кристалл: никакие формулы, катехизисы, лозунги или догмы не препятствуют ему. Этот человек наделен даром встречать жизнь лицом к лицу, мыслить не в категориях понятий или слов, но на основании коренных фактов реальности. Он обладает мужеством, интеллектуальной отвагой, присущей лишь тем, кого не пугает инерция расхожих, общепринятых понятий. Взгляд его, исполненный зоркости, прорывается и пронзает все сложности и трудности жизни, и из глубин действительности черпает он движущие силы будущего. Перед нами человек, являющийся венцом революции, пребывающий в мире с собственной душой, шагающий через все преграды, верный цели, не ведающий, что значит покорность и компромисс. Перед его очами вечно пылает алое пламя единственной неизменной цели — великой революции, революции, меняющей мир, с корнями вырывающей существующую действительность и сотрясающей до основания, до самого фундамента прогнившее и вырождающееся общество”.

Эти вдохновенные слова были написаны в 1923 году. Тяжелая поступь времени, трагические перипетии революции размывали восторженные оценки, которые давались Ленину и ленинизму. Но общий настрой на волну социализма, симпатии к “первому государству рабочих и крестьян” характерны для многих лидеров молодого Израиля. Следует также иметь в виду, что на протяжении первых 25 лет существования Израиля ведущую роль в его политике, экономике, культуре играли уроженцы украинских и белорусских городов и местечек. Четыре первых президента и четыре первых же премьера Израиля родились в России. “Россияне” составляли большинство членов кнессета первых созывов. Незримые нити продолжали связывать их с русской культурой, с русской историей.

Со свойственным ему цинизмом Сталин надеялся использовать в своих целях симпатии к социализму, привязанность к России. Иными словами, он хотел “приручить” Израиль. Надо полагать, Сталин был уверен, что “железный занавес”, ограждавший советских людей от “тлетворного влияния Запада”, уж тем более оградит советских евреев от влияния Израиля. В Москве скорее всего надеялись, что можно будет совместить хорошие отношения с Израилем с привычным, уже ставшим нормой государственной жизни антисемитизмом внутри страны.

Но “лед и пламень” совместить было невозможно. Появление Израиля, его победа в Войне за независимость вызвали брожение среди советских евреев, особенно среди еврейской интеллигенции. Это стало очевидным после приезда в Москву первого посла Израиля Голды Меир (это случилось 3 сентября 1948 года) 7. Московские евреи оказали ей восторженный прием. Реакция не замедлила последовать. 21 сентября “Правда” публикует статью И. Эренбурга, где утверждается, что Израиль не имеет никакого отношения к евреям Советского Союза, так как в Советском Союзе нет еврейского вопроса.

В общем Сталин сам сжег мосты, которые пытался построить. В январе 1949 года стала раскручиваться разнузданная, хамская антисемитская кампания — боролись с “безродными космополитами”, коими оказались, конечно же, евреи. Закрылись последние еврейские театры и газеты. В Праге по советскому сценарию прошел процесс Сланского, который показал, что Сталин вывел борьбу с сионизмом на международную арену. Слово “сионизм” прочно вошло в вокабулярий советского политического мата.

Но вернемся в год 1992-й.

9 мая — День Победы. В Израиле его тогда официально не отмечали. Но большое число ветеранов второй мировой войны и особенно — Великой Отечественной войны, активность ветеранских организаций превращали этот день в настоящий праздник.

С ветеранами, а их в Израиле более 20000 человек, у меня с самого начала сложились хорошие, душевные отношения. Как это ни странно (а, может быть, как раз и не странно), ветераны, живущие в Израиле, гораздо более организованы, сплочены, энергичны, чем российские ветераны. У них развито чувство локтя, товарищества. Они ощущают себя коллективом фронтовых друзей. И если собираются ветераны того или иного города, если они вместе встречают праздники, то не потому, что получили команду “сверху”, а потому, что они сами хотят этого.

Любопытная деталь. Каждую пятницу в 11 часов в Тель-Авиве в штаб-квартире Союза воинов и партизан — инвалидов войны с нацистами начинает работать нечто вроде самодеятельного ветеранского клуба. Приходи, приноси с собой “водку и селедку” и общайся с друзьями-фронтовиками. Или обретай новых друзей. Я иногда заезжал на ранний огонек. И тоже обрастал друзьями. Ян Маниович, Абрам Коэн, Нахум Гольдберг, Саша Василиски — разговоры с ними, как и со многими другими израильтянами, создавали человеческое измерение посольской жизни, помогали не только лучше понимать, но и лучше чувствовать страну, с которой меня связала судьба.

Теперь — проблема. В Израиле параллельно существуют две ветеранские организации: уже упоминавшийся Союз воинов и партизан — инвалидов войны с нацизмом и Союз ветеранов второй мировой войны и их семей. В первом состоят инвалиды — бывшие воины и партизаны из разных стран антигитлеровской коалиции. Во втором — бывшие воины Советской Армии. Первый побогаче, второй победнее. Первый ближе к властям, второй дальше от них. Много раз говорилось о том, что было бы логично объединить оба союза. Но объединения не получается. Руководители обоих союзов не могут найти общий язык. Почему? Не буду отвечать, так как мой ответ неизбежно обидит кого-нибудь из моих друзей. Пусть сами разбираются…

По должности мне чаще всего приходилось иметь дело с двумя вопросами: возвращение орденов и выдача виз.

Суть первого вопроса в том, что у многих фронтовиков; уезжавших в Израиль, отбирались правительственные награды. Чудовищно, но факт! И теперь, поскольку настали другие времена, фронтовики просили вернуть им награды. Нагрузка тут была тройная, поскольку награды, отобранные в Белоруссии или на Украине, хранились в Москве, и послы этих стран отсылали своих ветеранов в посольство России.

Однажды — это было 2 марта 1993 года — мне пришлось возвращать орден Ленина и Золотую звезду Героя Советского Союза. Их за форсирование Керченского пролива получил в 1943 году лейтенант М. Л. Фельзенштейн. В 1975 году он вынужден был сдать награды. И вот получал их во второй раз. Цитирую репортаж из газеты “Время”.

“Я радуюсь тому, что на мою долю выпала честь восстановить справедливость и вернуть Золотую звезду Героя Советского Союза и орден Ленина Миле Лазаревичу Фельзенштейну, — сказал посол России в Израиле Александр Бовин. — Россия начинает исправлять свои ошибки. К сожалению, их было очень много. Их было так много, что под их тяжестью рухнул Советский Союз, рухнула советская власть, под их тяжестью развалилась компартия Советского Союза. Это тяжелейший период в истории России. И все-таки я надеюсь, что из этого хаоса, беспорядков, личных трагедий выйдет новая, демократическая Россия… Это очень важно для России, это очень важно и для Израиля, это очень важно, хотя это невероятно трудно, для установления стабильного мира на Ближнем Востоке.

После этих слов Александр Бовин открыл красного цвета коробочку, на дне которой лежали Звезда Героя и орден, те самые награды, которые у Мили Фельзенштейна отняли, — а как назовешь иначе, — восемнадцать лет назад”.

Репортаж заканчивался на юморе.

— Так что же, Миля Лазаревич, вас можно теперь называть дважды героем Советского Союза?

— Скорее всего, — смеется Миля, — героем дважды. Все точь-в-точь, как в старом анекдоте. Вы знаете, когда еврей бывает по-настоящему счастлив? Когда находит то, что потерял. Вот я и есть теперь тот самый счастливый еврей.

С визами было, пожалуй, сложнее. Тут вступают в рассуждение деньги. Приведу отрывок из открытого письма ветеранов послам России, Украины и Беларуси, опубликованного в августе 1993 года. Здесь, в Израиле, пишут ветераны, теперь наш дом, здесь выросли наши дети, растут внуки. “Но нет-нет, да и защемит ноющей болью ветеранское сердце. Нет-нет, да и встанут в памяти фронтовые дороги, на которых полегли боевые друзья. И тогда захочется ветерану", вопреки возрасту и старческим недомоганиям, сесть в самолет, чтобы через несколько часов ступить на политую потом и кровью землю Смоленщины, взойти на крутой днепровский берег, прикоснуться рукой к холодному камню Брестской крепости, отдать последний солдатский поклон боевым друзьям.

И как-то не укладывается в рамки здравого смысла, что за это естественное и понятное человеческое желание (а если говорить официальным языком, — за получение въездной визы) ветерану приходится платить от 50 до 60 долларов. Не трудно представить, что далеко не каждому пенсионеру такие расходы по карману, ведь большинство из них и без того едва сводят концы с концами.

Думается, было бы в высшей степени гуманно и справедливо, если бы правительства ваших стран приняли решение о бесплатной выдаче въездных виз израильским ветеранам, участвовавшим в боях за освобождение ваших городов и сел от фашистской нечисти. Надо полагать, что такое решение, если оно будет принято, не явится слишком обременительным для бюджетов ваших государств”.

Так писали ветераны, и понять их было можно. Разумеется, бюджет России не заметил бы отмены платы за визы фронтовикам. Но кроме бюджета России есть еще бюджет МИДа и есть еще бюджет посольства. И в последнем случае потери были бы заметны весьма. Тем более, если встать на точку зрения всех остальных получателей виз, то вряд ли было бы справедливо выделять привилегированную группу, даже такую, как ветераны. Пытался объяснить это ветеранам, но без большого успеха. Одно дело — юридическая логика, а совсем другое — нет денег…

Пошли навстречу ветеранам в 1995 году. Всем, кто ехал в Россию в связи с празднованием 50-летия Победы, визы выдавались бесплатно.

Май завершился массовым выездом сотрудников посольства (31-го было воскресенье) в киббуц на рыбную ловлю.

Согласно “Краткой еврейской энциклопедии”, киббуц — это сельскохозяйственная коммуна, характеризующаяся общностью имущества и равенством в труде и потреблении. Сразу в голову приходит аналогия — наши колхозы. Но аналогия грубая. Во-первых, киббуцы возникали исключительно добровольно, на энтузиазме, на действительной вере в социалистические идеалы. Во-вторых, в киббуцах степень обобществления была гораздо глубже, чем в колхозах. В-третьих, над киббуцами не было райкомов партии.

Первый киббуц — Дгания — возник в 1909 году. К моменту образования Израиля было уже 176 киббуцев. В конце 90-х что-то около 300. Киббуцы — одно из израильских чудес. В тяжелейших условиях было создано высокопродуктивное сельское хозяйство, где многому можно научиться.

Одновременно история киббуцев — это история типичной социальной утопии, которая, реализуясь, превращаясь в социальную практику, начинает деградировать. Первоначально все работали на равных, чередуя разные виды труда. Наемный труд не допускался. Быт был сведен к минимуму: завтракали, обедали и ужинали в столовой; дети практически росли и воспитывались вне семьи (ясли, детсад, школа), проводя с родителями только 2–3 часа в день; мизерные суммы выдавались на “карманные расходы”. Члены киббуца не могли иметь личный автомобиль. Киббуцный, коммунарский стиль жизни порождал и сохранял особую “породу” людей — идейных сионистов, романтиков сионизма, открытых, честных, мужественных. Не случайно удельный вес выходцев из киббуцев в элитных воинских частях и на ключевых постах в государстве был заметно выше, чем в составе населения.

Однако сохранить принципы коммуны в “одном, отдельно взятом” киббуце оказалось невозможно. Разъедало капиталистическое, рыночное окружение. Чтобы удержаться на плаву, киббуцы развивали промышленное производство с массовым применением наемных рабочих, включая арабов (в Дгании, например, почти полностью забросили сельское хозяйство и живут за счет завода, производящего оборудование для обработки алмазов). Во многих киббуцах отменили столовские трапезы, дети стали ночевать дома, разрешалось иметь машины, стало размываться равенство в труде и потреблении — основа киббуцного порядка. Возникло даже понятие: “некиббуцные киббуцы”.

Однако киббуцы существуют и, думаю, еще долго будут существовать. Это — не только проблема экономики. Киббуцы — это символ израильского самосознания, символ веры в возможность справедливости и равенства. Это — пристанище для людей, которые хотят уйти от суеты урбанистической цивилизации. “Киббуц — это не успех, но образцовое непоражение”, — такой приговор вынес известный еврейский философ Мартин Бубер.

Рыба — одна из киббуцных специальностей. Там, где мы были, кишмя кишащие пруды, и рядом все для рыбалки. И все для того, чтобы пойманную, точнее, изъятую из; пруда рыбу можно было разделать, сварить или пожарить. Чем мы и занимались — и для удовольствия, и для сплочения коллектива.

Странствуя по свету, я наблюдал разные посольские коллективы. И видел, что их всегда приходится сплачивать. И в нормальном смысле этого слова, и в смысле разборки интриг всяких, склок, конфликтных ситуаций. Получив свой “приход”, я самонадеянно полагал, что чаша сия меня минет. Но не тут-то было. С одной стороны — “голубая” дипломатическая кровь, талейраны и горчаковы, а с другой — посольские “низы”, коменданты или, допустим, шофера. “Что за комиссия, создатель” — втолковывать дипломату, что надо быть тактичным, особенно с нижними чинами, с теми, кто не может дать адекватный ответ. Но втолковывать приходилось.

В первые два — два с половиной года отдельные казусы не портили общую картину. “Все-таки у нас не террариум!” — радостно воскликнул на одном из собраний 1-й секретарь Алексей Маслов. Кстати, умница, работяга, отец-одиночка, воспитывавший двух далеко не мирных мальчишек…