"Серебряная ведьма" - читать интересную книгу автора (Кэррол Сьюзен)

ГЛАВА 3

Симон выскочил под проливной дождь с седельным вьюком через плечо. Добежав до двери дома, он снова промок до костей и ударил кулаком в грубую деревянную дверь, поцарапав себе руку. К его удивлению, дверь свободно поддалась и со скрипом распахнулась. Он быстро вошел и захлопнул ее. Убрав с лица мокрые волосы, Симон увидел, почему дверь открылась так легко: на ней не было ни замка, ни засова. Вообще-то не его это дело, но он встревожился, что женщина по-прежнему слишком доверчива.

Хижина сильно отличалась от Бель-Хейвен, где Мири жила прежде, с его прекрасными гобеленами и многочисленными спальнями. Жилая часть ее лесного дома состояла из одной большой комнаты с лестницей-стремянкой, ведущей на чердак, где едва просматривалась простая квадратная кровать. Остальная мебель внизу была тоже незатейлива и состояла из соснового стола, нескольких стульев и табуретов, комода и кипарисового шкафа. Кругом царила атмосфера уютного беспорядка, на спинку стула брошена голубая шаль, на столе лежит содержимое шкатулки для рукоделия, на крючьях в потолочных балках пучки сушеных трав, в клетке, выстланной сеном, – кролики, возможно сироты, которых Мири спасла.

Ставни на окнах были закрыты, предохраняя дом от ветра и дождя. Мягкое пламя горевших в очаге дров и свечей делало комнату похожей на теплый и сухой рай. Или это тепло исходило от женщины, которая сушила полосы у камина?

Мири сняла мокрое платье и нижние юбки, развесив их на веревке, натянутой от камина к стене. На ней была рубашка, и контуры ее тела просвечивали на фоне каминного огня. Симон без труда смог разглядеть грудь, нежный овал бедер, стройные ноги, и у него перехватило дыхание.

Когда он вошел, Мири замерла, гребень застрял в волосах. Возможно, она не ждала его из сарая так рано. Симон вытер ноги. Он столько раз вламывался в двери, врывался в дома так часто, что сбился со счета, но никогда прежде не чувствовал себя так неловко.

– Э… извини. Я пытался стучать. Мне выйти, пока ты… ты…

Мири вынула гребень из волос и зажала его в руке.

– Перестань, это глупо. Ты и так промок насквозь, только сними сапоги, они грязные.

Симон кивнул. Пытаясь не смотреть на нее, он положил седельный вьюк на пол. Израненный, усталый, промокший до костей, он все же с удивлением почувствовал, как по телу разлился сладкий огонь. Как долго он не испытывал подобных чувств, не связанных напрямую с выживанием. Его тело, однако, заявило о другом: волна страстного желания пронзила его внезапно, словно молния.

Мири насторожилась, точно лань, почувствовавшая пристальный взгляд голодного волка. Она потянулась за шалью на спинке стула и закуталась в ее просторные складки, завязав ее на груди. Движения ее были неспешными и совершенно естественными. Она спряталась от его глаз не стыдливо, а как бы захлопнув дверь прямо перед его носом.

Сев на треногий табурет, Симон начал стаскивать с себя сапоги. Это оказалось делом нелегким, потому что разбухшая от сырости кожа сапог была скользкой и грязной. Но это дало ему время справиться со своим телом. Отношения у них с Мири были сложными и без дополнительных проблем.

Аккуратно поставив сапоги возле двери, Симон вытер руки о штаны, которые и без того были грязными после падения. Он неуверенно шагнул к очагу, чувствуя себя бродячим псом, крадущимся к костру, не уверенным что его не прогонят.

Мири молча подала ему льняное полотенце и ушла в противоположный угол комнаты, чтобы закончить расчесывать волосы. Симон обрадовался, что камин остался в полном распоряжении его и кота. Некромант свернулся на коврике у очага, лениво рассматривая его краешками глаз.

Мужчина протянул руки к приветливому огню, над которым висел маленький котелок с каким-то варевом, издававшим приятный острый аромат. Стоя спиной к Мири, Симон, прежде всего, вытер лицо, убрав повязку с подбитого глаза.

Повязка намокла от дождя, но Симон снимал ее редко, и только когда был один, всегда помня, как сильно он изуродован. Вытерев лицо, он вернул повязку на место, поморщившись от неприятного прикосновения мокрой кожи к лицу. Пытаясь распутать шнуры камзола, он сказал:

– Тебе надо повесить на дверь какой-то замок или задвижку.

– Зачем? – Мири сжала губы, с трудом пытаясь расчесать спутанные волосы. – Именно поэтому я живу и такой глуши. Я доверяю четвероногим соседям.

– К сожалению, твой адрес известен и тем, кто ходит на двух ногах. Если ты хочешь жить в окружении животных, то хотя бы заведи себе тех, кто может пригодиться. Свора больших свирепых мастифов будет служить тебе гораздо лучшей защитой, чем кролики или этот старый тощий кот.

Несмотря на неуважительные слова, Симону захотелось погладить лоснящуюся мягкую шерстку Некроманта. Он наклонился, чтобы приласкать спящего кота. Мгновенно из спящей киски Некромант превратился в яростно шипящее чудовище. Отпрыгнув, он больно оцарапал мизинец Симона на той руке, где уже имелась отметина ведьмы, пытавшейся убить его две ночи назад.

Выругавшись, Симон отпрянул, а Некромант скрылся наверху в темноте чердака.

– Проклятие! – пробормотал Симон, сунув раненый палец в рот. – Хорошо, что он не та ведьма, что размахивала ножом.

На губах Мири появилась едва заметная улыбка, но она быстро исчезла.

– Да, тебе повезло. Именно этот старый тощий кот заманил тебя прямо в мою ловушку.

– Не особенно крепкая ловушка. Если ты собираешься защищаться силками, то могу научить, как сделать их получше. Простая петля могла бы подвесить меня за ногу вниз головой, сделав гораздо более беспомощным. Или можно сделать железный капкан с острыми зубами, способными раздробить кость.

– Такая ловушка была бы очень опасной. А если бы вместо тебя попалась какая-нибудь лисица или бедный кролик! Я не люблю обижать беззащитных животных.

– Хочешь верь, хочешь не верь, но я тоже.

Она откровенно не поверила. Отвернувшись, Мири продолжила расчесываться. Скрыв усталый вздох, Симон с трудом снял камзол и повесил его на веревку, где висели вещи Мири. На стене он заметил картину, почти скрытую за вещами на веревке.

Симон отодвинул платье Мири в сторону, чтобы лучше разглядеть, и его лицо смягчилось, когда он ее узнал.

В позолоченной раме было изображение единорога, пробирающегося сквозь лесную чащу: превосходно выполненное животное, и детально выписанные деревья, и призрачная аура единорога. Чем больше смотришь на него, тем больше возникает сомнений, где кончается магия и начинается реальность.

Габриэль написала эту картину специально для Мири. Когда Симон видел ее в последний раз, она была незакончена, и казалось, такой и останется. Но это была величайшая драгоценность Мири, потому что в детстве она свято верила в существование единорогов.

Помимо воли Симон улыбнулся этому горько-сладкому воспоминанию. Он был невероятно рад, что Габриэль все-таки закончила картину и она до сих пор хранится у Мири. Долгими ночами он не засыпал, когда осознал, что его действия стоили Мири поместья Бель-Хейвен, и обрадовался, что у нее все еще хранится маленькая часть дома детства.

Послышался скрип половиц, и он понял, что Мири подкралась к нему сзади.

– Стало быть, Габриэль все-таки закончила твоего единорога.

– Да, – тихо ответила она.

– Помню, как ты уверяла всех, что на острове Фэр живет один из них. Конечно, я, будучи прилежным, но очень злым мальчиком, никогда не мог надеяться увидеть это существо.

– А я помню, как ты дергал меня за косу и дразнил, что я уже слишком большая, чтобы верить в такие вещи.

– И ты говорила с негодованием: «В день, когда я перестану верить в единорога, я умру, Симон Аристид».

Она снова почти улыбнулась ему, прикусив губу, чтобы сдержаться.

– Так ты до сих пор видишь его во время прогулок и лесу?

Мири покачала головой.

– Только не говори, что я и единорога прогнал, – пошутил Симон в надежде заставить ее улыбнуться. – Клянусь, я не касался ни единого волоска из его гривы.

– Нет, возможно, единорог до сих пор живет здесь. Просто я больше не ищу встречи с ним.

Лицо ее стало еще задумчивее и печальнее, отчего он почувствовал себя еще более виноватым. Несомненно, она призывала его быть тактичнее, осторожнее и не забываться. Он имел возможность увидеть картину единорога только потому, что Мири настолько ему доверяла, что впустила его в свой дом. Симон воспользовался этой возможностью для сбора улик против мужа ее сестры, чтобы украсть кольцо, которое могло выманить графа Ренара в Париж, где его собирались арестовать. Это было первое предательство дружбы Мири, когда он стремился судить колдуна. К сожалению, оно оказалось не последним.

С грустью Симон вспомнил, что их самые лучшие совместные воспоминания всегда были омрачены этими обстоятельствами. Неизменно их прошлое будет иметь отвратительный запах его предательства, омрачено несходством их взглядов на мир.

Мири расправила платье на веревке, заслонив изображение единорога. Она вдруг нахмурилась, глядя на Симона:

– У тебя кровь.

Симон поднял руку, увидел все еще кровоточащую рану на пальце и стал раздраженно вытирать кровь о рубашку, пока Мири не остановила его:

– Не делай этого.

Он удивился, когда она схватила его за палец и стала полотенцем резко, до боли промокать кровь. Когда Симон затаил дыхание, она сказала:

– Некромант поцарапал тебя очень сильно. Не советую впредь прикасаться к любому животному, пока оно тебе этого не позволит.

– Постараюсь запомнить, – сухо ответил он.

Закончив обработку раны, Мири стала прикасаться к ране более нежно. Уже очень давно никто не дотрагивался до него с добрыми намерениями. Ее нежность оказалась для него гораздо более соблазнительной, чем вид ее тела. Желание Симона оттолкнуть ее оказалось внезапным и инстинктивным. Но у него совершенно не нашлось сил пошевелиться. Оставалось лишь покорно отдать себя в заботливые руки женщины, которая хотела его смерти.

– Так почему ты этого не сделала, Мири? – спросил он.

– Не сделала что?

– Не убила меня, когда у тебя была такая возможность. На твоем месте я бы сделал именно это.

Продолжая обрабатывать рану, она в раздражении нахмурилась, и на лбу у нее появилась маленькая гневная морщинка.

– Я Дочь Земли. Я должна приносить добро, а не зло.

– Только это тебя остановило?

– Н-нет. Думаю, еще потому, что слишком сильно тебя пожалела. Мысль о том, что ты умрешь, и кровь зальет мои руки…

Она содрогнулась.

– Значит, ты не слишком презираешь меня?

– Похоже, что нет.

Мири посмотрела на него, и улыбка наконец-то появилась на ее лице. Едва заметное движение губ, но у Симона от этого словно камень с души свалился. Он почти забыл силу этих волшебных глаз. Его словно светом залило, со всей силой лунного прилива на непокорном море, заставив ощутить это необъяснимое взаимопритяжение, которое всегда было между ним и Мири. Но главное – он был абсолютно уверен, что она чувствовала то же самое.

Она покраснела и отпустила его руку.

– Ну вот. Кровотечение прекратилось. Похоже, нападение Некроманта для тебя не смертельно, но… – Она присмотрелась, впервые заметив рану на руке. – Господи, это еще что такое? – воскликнула она с иронией. – Ты пытался погладить медведя?

Симон отступил от нее, прикрыв рану другой рукой:

– Нет, это всего лишь память о встрече с ведьмой прошлой ночью.

– О? – Голос Мири стал более серьезным. – И… и как, мудрой женщине удалось избежать этой встречи?

– Ведьма мертва. – Мири побледнела, и Симон молча отругал себя за неосторожность. – Не от моей руки, – поспешил он добавить.

Но Мири уже пятилась от него. Глаза, которые минуту назад были такими добрыми, теперь наполнились упреком.

– Однажды ты похвалился, что, едва заподозрив в ком-то ведьму, сразу же вонзаешь в нее свой меч.

– Это была лишь похвальба чванливого юнца, который старался выглядеть как можно беспощаднее. На самом деле я никогда себя так не вел. – Ради справедливости Симон добавил: – По крайней мере, надеюсь, что это было так. Женщина сорвалась с обрыва, когда хотела убить меня. Я даже пытался вытащить ее, но она, вцепившись мне в руку, сорвалась на скалы внизу и упала в море. Уверяю тебя, она не была мудрой женщиной. Совершенно точно могу сказать, что это была Богом проклятая ведьма, агент Серебряной розы.

– Серебряной розы?

– Да, моего врага, о котором я упомянул в сарае, колдуньи, из-за которой я проделал весь этот путь, чтобы рассказать тебе о ней.

Он испугался, что Мири не захочет его слушать. Она отошла подальше, смерив его тревожным взглядом. Симон пожалел, что вообще упомянул о погибшей колдунье, но он обещал себе быть на этот раз предельно откровенным.

– Мири, пожалуйста, – напомнил он. – Ты обещала выслушать меня.

По лицу ее было видно, что в ней происходит внутренняя борьба. Наконец она грустно кивнула и указала на один из стульев возле стола.

– Лучше сядь и расскажи все по порядку.

– Я еще не просох.

– Это ничего. – Она тревожно взглянула на него: – У меня нет ничего сухого для тебя, но я выслушаю, если ты ничего не будешь снимать с себя.

– Я и не собирался. Не хотелось бы обнажаться перед колдуньей и ее котом.

Он попытался улыбнуться, но ответной реакции не встретил. Когда Симон пододвинул стул поближе к камину и сел, Мири поспешила к буфету, достала две кружки. Она старалась отогнать от себя образ несчастной женщины, разбившейся о скалы. Симон говорил, что она погибла не от его руки. Как же Мири хотела ему поверить!

Симон откинулся на спинку стула и вытянул свои длинные ноги к огню. Когда Мири подошла к нему, он их убрал, чтобы дать ей подойти к котелку. Мокрые бриджи и льняная рубашка прилипли к телу, подчеркнув мощный торс. При виде его в памяти девушки возник совсем другой образ, непохожий на сладость их первого и единственного поцелуя: воспоминание, когда она была с Симоном в его спальне в таверне в Париже. Он подошел к ней, загнав в угол, наклонившись так низко, что она почувствовала его дыхание. Его крепкая грудь почти касалась корсета её платья.

Он намеревался предупредить Мири, чтобы она держалась от него подальше, и ему это определенно удалось. А также кое-что еще: он сумел вызвать у нее в крови такой пожар, который был страстнее, неистовее, чем что-либо, испытываемое ею прежде. Она впервые вкусила страсть…

Ее бросило в жар, но не от огня в очаге. Наливая горячий отвар в кружки, она постаралась подавить в себе напоминание.

– Вот, – сказала она, подавая кружку Симону, старательно не поднимая глаз выше его сильной шеи.

– Что это? – поинтересовался он, принимая напиток.

– Чай из трав, варить который научила меня Арианн, хорошо восстанавливает силы и от простуды помогает.

Симон понюхал отвар, устало вдохнув его аромат.

– Не отрава, если ты боишься именно этого.

Симон пожал плечами:

– Мне безразлично, отрава или нет.

– Не говори таких ужасных слов.

Ом посмотрел на нее с удивлением, и она серьезно продолжила:

– Это все равно что плюнуть в лицо Богу и разгневать всех добрых духов земли, если так мало ценить свою жизнь, которая дана нам как высшая ценность.

– Даже если кто-то плохо с ней обращается?

– Никогда не поздно измениться, Симон, выбрать другой путь.

Он промолчал, подув на чай, чтобы остудить его, и осторожно отхлебнул немного. Но когда Мири налила себе из того же котелка, он произнес:

– Около двух лет назад я действительно начал кое-что другое. Еще когда был в фаворе у короля. Он дал мне лучший кусок земли. Я попытался осесть, построил дом, конюшню. Хотел заняться разведением лошадей.

Мири повернула голову и с любопытством поглядела на него.

– Что же случилось?

Держа кружку в своей огромной руке, Симон уставился в нее.

– Я слишком привык к одиночеству. Когда всю жизнь сражаешься с мраком, в итоге он поселяется в тебе самом. Я так долго бродил в темноте, что забыл, как жить при свете. Я… я, кажется, не гожусь для этого.

Мири быстро отвернулась. Его слова больно задели ее за живое. Кроме той части, где он говорил о темноте, все остальное вполне можно было сказать о ней. Она налила себе отвара и села у стола.

Симон сделал глоток чая и продолжил:

– Кроме того, не вполне подходящее время для охотника на ведьм уходить на покой, когда вокруг столько зла. И, похоже, я один знаю об этом. – Он испытующе посмотрел на Мири: – Я полагаю, ты ничего не слышала. Ни одной сплетни об этом новом обществе ведьм?

– Как я говорила уже много раз, я ничего не знаю ни о каких ведьмах, – ответила Мири, обхватив руками горячую кружку. – Я вожусь только с мудрыми женщинами, Дочерьми Земли.

– Эти женщины больше похожи на дочерей мрака. Они называют себя орденом Серебряной розы, используя этот цветок в качестве эмблемы.

– Розы бывают разного цвета, Симон, в том числе и серебряные.

– Таких роз ты никогда не видела. Они лишены цвета и запаха и мерцают, словно покрытые льдом. Если тебе доведется увидеть такую, не прикасайся к ней. Они пропитаны каким-то ядом. Молодой крестьянин из Дьеппа нашел такую розу, подарил ее своей невесте, и они оба умерли медленной и мучительной смертью.

Губы Мири скептически сжались, и Симон сердито взглянул на нее поверх кружки.

– Что? Ты мне не веришь?

Мири не спешила с ответом и спокойно пила чай, смакуя горьковато-сладкий отвар.

– Возможно, роза была побита морозом, а крестьянин с его невестой просто простудились. Существует немало заразных болезней, поражающих внезапно, и многие из них, к сожалению, неизлечимы. Что же касается всех этих разговоров об ордене, – именно так ты называл собрания совета Арианн, а это были всего лишь дружеские встречи по обмену врачебным опытом.

– Возможно, я ошибался по поводу твоей сестры, – поспешно произнес Симон. – Но только не в отношении ордена Серебряной розы. Эти женщины – сущее зло.

– Так что же конкретно они делают, когда не заняты поиском ядовитых роз и не пытаются убить тебя?

– Сеют страх и разрушение. Вербуют новых членов в ее орден…

– Ее?

Симон раздраженно взмахнул рукой:

– Серебряной розы, колдуньи, предводительницы общества. Я никогда ее не видел и ничего не слышал, кто она на самом деле. Поначалу я подозревал, что с этим обществом как-то связана Темная Королева. Она обладает огромной разрушающей силой. Но от сторонников Серебряной розы узнал, что они считают Екатерину Медичи таким же врагом, как меня. – Симон нахмурился и добавил: – Как мало я знаю. Эти ведьмы готовы убить себя, но не выдать ни единой тайны Серебряной розы. Они свято верят, что она способна воскрешать их из мертвых. – Он тревожно взглянул на Мири. – Неужели такое возможно?

– Откуда я знаю? Черной магией я не занимаюсь, как и никто в моей семье. – Помолчав, Мири неохотно добавила. – Я слышала легенду, что опытные в некромантии способны общаться с душами умерших и даже вернуть их к жизни… Нет, это было бы против Бога и законов природы.

– И все же… Однажды я видел, как твоя сестра сделала именно это. Когда граф Ренар бросил моего старого хозяина в пруд, и он утонул, Хозяйка острова Фэр, используя свои чары, вдохнула жизнь в месье ле Виза.

Голос Симона прозвучал тихо, но взгляд его пронзил Мири, и в нем мелькнуло осуждение. Она напряглась от горечи и негодования.

– Ле Виз был не мертв, а без сознания. Арианн просто привела его в чувство, воспользовавшись своим мастерством исцелять. – Мири поставила кружку на стол так резко, что чай выплеснулся на стол. – Боже праведный Симон Аристид, не говори, что подозреваешь, будто моя сестра и есть эта Серебряная роза. Именно поэтому ты пришел ко мне…

– Нет! Нет, конечно, нет.

Мири поверила бы гораздо больше, если бы у Симона был более уверенный вид. Она с яростью продолжила:

– Арианн образец того, что должна представлять собой истинная Дочь Земли – мудрая целительница, готовая делиться своими знаниями. Она вовсе не сумасшедшая. Именно поэтому ни одна из мудрых женщин не станет никого поднимать из могилы. Это было бы совершенным безумием.

– Не большим безумием, чем некоторые дьявольские выходки, которые совершают последовательницы Серебряной розы. – Симон сжал кружку, стиснув зубы. – Человеческие жертвоприношения. Младенцы, едва успевшие родиться, брошенные умирать от голода и холода. За последний год я нашел четырех таких новорожденных.

– Как… как это ужасно и печально, – тихо произнесла Мири. – Но это вовсе не признак сатанинских жертвоприношений. Если на материке дела обстоят так плохо, как ты говоришь, то для многих семей лишний рот большая обуза и… – Она вспомнила несчастное лицо молоденькой Кэрол Моро. – Иногда юные девушки, забеременевшие до свадьбы, отвергнутые своими семьями, в безвыходном положении вынуждены оставлять детей на пороге монастырей или церквей…

– Эти младенцы были брошены не у церквей, – зарычал Симон. – Их бросили там, где никто не мог бы их найти, среди скал, среди холмов, будто какое-то языческое жертвоприношение. Это вовсе не акт отчаяния, а хладнокровное убийство беззащитных младенцев, и все мальчики. Сыновья, брошенные матерями по приказу Серебряной розы.

– Не могу поверить, чтобы мать добровольно…

– Конечно, ты не можешь поверить. – Симон тяжело вздохнул и встал. – Ты никогда не хотела признать, что мудрые женщины, как ты предпочитаешь их называть, способны совершить зло. Ты ничего никогда не замечала вокруг себя.

– А ты видишь одно только зло, – парировала Мири. – Слишком долго ты был охотником на ведьм. Что ты думаешь, Симон? Что эта Серебряная роза пытается осуществить некую библейскую казнь египетскую, убийство первородных сыновей? Или, возможно, она просто хочет уничтожить всех мужчин на земле?

– Не знаю, будь она проклята.

Симон ударил рукой по каминной доске и сложил руки на груди, опустив голову.

– Я не знаю, – повторил он устало. – У меня столько вопросов и никаких ответов. – Он повернул голову и пристально взглянул на Мири. – Ты не веришь ни одному моему слову? Или просто думаешь, что слишком долгая охота на ведьм повредила мой мозг?

– Нет, но, возможно, у тебя чрезмерно разыгралось воображение и ты принял поведение нескольких злых безумных женщин за какое-то тайное общество.

– Хорошо. Скажи мне, что я все это выдумал.

Симон бросился от камина в угол, где лежал его седельный вьюк. Открыв его, он вынул какой-то предмет, завернутый в тряпицу. Вернувшись к Мири, он положил его на стол. Когда он осторожно развернул небольшой предмет, она склонилась над ним и стала разглядывать его с любопытством и пониманием.

На первый взгляд предмет был похож на тонкий нож, подобие стилета с изображением розы на эфесе.

– Это дьявольское оружие, созданное Серебряной розой. Я называю его кинжалом ведьмы. Видишь, на рукоятке ее символ. – Симон обвел пальцем цветок. – Ручка эфеса полая, здесь хранится яд. Если нажать… – Он поднял оружие, чтобы показать, – …он действует как поршень, проталкивающий яд по лезвию, которое также полое.

Но Мири едва слушала его объяснения. Ее глаза расширились от изумления, потому что она узнала, что представляет собой кинжал ведьмы.

– Святые небеса, – выдохнула она. – Это шприц.

– Что?

– Шприц, – повторила она. – Они существуют со времен Галена.

– Кто она была? Какая-нибудь колдунья?

– Нет, он был древнегреческим врачом. Очень мудрым ученым человеком.

Когда Мири протянула руку к шприцу, Симон насторожился и предостерег ее:

– Осторожно, я слил весь яд и промыл его, но кинжал ведьмы все еще опасен. У него очень острый конец.

Мири смело взяла в руки предмет, проверив поршень, с восторгом и удивлением осмотрев толстую иглу. Шприц, изобретенный Галеном и все еще применяемый мудрыми женщинами, был гораздо менее совершенен по сравнению с этим шприцом. У него был только цилиндр и поршень с острым концом. Всегда приходилось иметь при себе лезвие, способное проколоть кожу.

– Где смогла Серебряная роза научиться изготавливать это? – прошептала Мири. – Создать полую иглу и приделать ее к шприцу… это же… это так умно, и с его помощью так легко…

– Убивать людей? – холодно заметил Симон.

– Нет, вводить лекарство какому-нибудь несчастному существу, которое слишком ослабло, чтобы проглотить его. Или… или человеку. Как легко и эффективно можно ввести целебную дозу прямо в кровь…

– Проклятый предмет использовался не для этого, – раздраженно произнес Симон, забрав у нее шприц.

– Да, но…

Мири замолчала, увидев мрачное лицо Симона. Ей пришлось прикусить губу, чтобы подавить отчаяние, когда он отобрал у нее необычный инструмент. Ей так хотелось хорошенько его разглядеть. Но она знала, что повышенный интерес с ее стороны лишь раздражает и настораживает Симона. Она подавила глубокий вздох, когда он уложил шприц обратно в седельный вьюк.

– Хорошо, – произнесла она. – Допускаю, что эта таинственная Серебряная роза существует и использует свои знания во зло. Но не представляю, как я могу помочь тебе разоблачить ее. Как ты видишь, я живу в глуши. Даже если бы я больше интересовалась тем, что происходит в мире, у меня нет достаточной силы заставить других Дочерей Земли помогать тебе в поисках этой женщины.

Симон закрыл вьюк и, не глядя на Мири, ответил:

– Нет. Но у Хозяйки острова Фэр такая власть есть.

До Мири вдруг дошло.

– Ч-что?

– Твоя сестра Арианн. – Симон старался говорить спокойно, но по его напряженному лицу Мири поняла, что он полностью понимал, о чем просил ее. – Если бы ты сообщила ей…

Но девушка уже в панике вскочила со стула, слишком потрясенная его просьбой, чтобы говорить. Она смогла только покачать головой.

– Мири, я уверен, ты должна знать, где она. Вы с сестрой были так близки. Не может быть, чтобы вы долго не виделись. Кроме того, я знаю, как вы общаетесь с помощью этих птиц, которые научены переносить записки на большие расстояния.

У Мири нашлось достаточно сил, чтобы произнести:

– Научены, да ты что! Мои голуби умеют переносить записки!

– Ладно-ладно. – Симон вскинул руки в умоляющем жесте – Не могла бы ты передать Арианн записку с одним из этих ученых голубей? Я не буду преследовать его, если ты этого боишься. Я бы вряд ли смог, даже если бы помчался. Я даже не хочу знать, где Арианн, просто надо предупредить о том, что происходит. Разве Хозяйка острова Фэр не должна охранять и предупреждать мудрых женщин от сотворения зла и защищать их от него?

– Арианн всегда пыталась делать именно это. Но она больше не Хозяйка острова благодаря тебе. Может тогда, если бы ты не прогнал Арианн с острова Фэр, она могла бы разузнать об этой Серебряной розе и давно бы остановила ее. Ты об этом подумал, Симон?

– Да, подумал. Даже не представляешь, как часто и последнее время думал, как сожалел… – Он замолчал, проведя рукой по волосам. – Но я не могу переделать прошлое, Мири. Я могу только не повторять его ошибок. – Подойдя ближе, он обхватил рукой ее запястье, и пальцы его легли на нежную кожу, под которой бился пульс. – Мне нужна помощь Арианн, ее связи с обществом ведьм… я хотел сказать, с мудрыми женщинами. Не важно, где она, но она все еще Хозяйка острова Фэр. Думаешь, ей неинтересно знать об этом новом ордене?

– Уверена, что интересно. Именно поэтому я не хочу ничего сообщать ей. – Мири освободилась от Симона и отошла от него, не зная, что соблазнительнее: его нежное прикосновение или умоляющий взгляд. – Если Арианн узнает об этой беде, она сочтет своим долгом вернуться на остров Фэр, несмотря ни на какую опасность. А там – где Арианн, там и Ренар. И они оба могут попасть в твою ловушку. Ты же почти уверен, что Арианн и есть эта Серебряная роза.

– Я сказал, что не уверен. Твоя сестра по своей сути добрая женщина, хотя, должен признаться, я считаю некоторые из ее приемов и знаний немного… э-э… сомнительными. Дело в том, что виной всему ее выбор мужа. Но если Арианн вернется, обещаю не вредить ей, – мрачно произнес Симон. – И месье графу тоже.

– Прошу простить за то, что я тебе не верю. В последний раз, когда ты почти убедил меня поверить тебе, ты уничтожил всех и все, что было мне дорого.

Симон открыл рот, чтобы ответить, но передумал, а на его лице отобразились сразу сожаление, стыд и печаль.

– Ты совершенно права. Я не дал тебе повода доверять мне, и у тебя предостаточно причин для ненависти.

– В этом-то и проблема. Я не хочу тебя ненавидеть, Симон. Это слишком больно. Боюсь, что ты меня снова предашь, и тогда у меня хватит сил воспользоваться этим ножом. – Она отвернулась от него, растирая себе плечи, чтобы успокоиться. – Если бы опасность грозила только мне, я бы могла рискнуть и поверить тебе. Но подвергать риску Арианн и Ренара… Я не могу. Я не сделаю этого. Ответ на твою просьбу будет – «нет». Если ты решил заставить меня сказать, где Арианн, или…

– Никогда не сделаю ничего подобного.

Она посмотрела на него через плечо, ожидая увидеть гнев или знакомое ей холодное, жестокое выражение лица. Так он отреагировал бы на ее отказ прежде. Но Симон выглядел сраженным, плечи его опустились, словно бы он увидел, как сгорела дотла его последняя надежда.

– Сожалею, – произнесла Мири более мягким голосом.

– Не стоит. – На губах Симона мелькнула слабая тень улыбки. – Если кому и надо извиняться и сожалеть, так это мне. Учитывая твое прошлое, с моей стороны было глупо рассчитывать на другой ответ.

Он снял камзол с веревки и надел его. Пройдя мимо двери, опустился на стул и потянулся за сапогами.

– Что… что ты делаешь? – встревожилась Мири.

– Ты выполнила условия договора – выслушала меня и теперь я должен сдержать свое обещание. – Симон натянул промокший, грязный сапог. – Я обещал, что оставить тебя в покое.

Несомненно, так было бы лучше. Для них обоих. Так почему же у нее так дрогнуло сердце? Пока он сражался со вторым сапогом, она подошла, едва сдержав желание отобрать у него сапог.

– Дождь еще не закончился и, похоже, будет лить еще долго. Ты выглядишь усталым. Я… у меня нет другой кровати, но если ты не откажешься лечь у камина и…

– Не думаю, что это хорошая идея. Лучше вернусь к той, которая привыкла проводить со мною ночи.

– О!

Мири едва сдержала разочарование. Симон казался таким одиноким. Ей никогда не приходило в голову, что у него может быть подруга, ждущая его где-то.

Симон встал и улыбнулся так, словно точно знал, о ком она подумала.

– Я имею в виду Элли. Она – моя единственная подруга жизни. Я привык спать с ней в стойле.

Мири не понравилось, что она покраснела. Конечно, не ее дело, есть у Симона женщина или нет.

– Это… это хорошо. Не то, что у тебя нет другой женщины, но… но Элли… Она о тебе позаботится, предупредит об опасности.

– Она так и делает. И не сосчитать, сколько раз это было.

Мири кивнула. Они с Симоном стояли очень близко, но казалось, что расстояние между ними растет. Наступило долгое, неловкое молчание. Исчез шум грозы, только дождь хлестал в окна и по крыше. Странно, шум дождя всегда казался Мири успокаивающим. Но теперь он звучал грустно и меланхолично. Возможно, потому, что она четко понимала: это их последняя встреча с Симоном.

Мири нервно сцепила пальцы. Она не знала, протянуть ему руку на прощание или просто сделать реверанс, но Симон поступил по-своему, сделав то, чего она от него ожидала менее всего.

Он схватил ее за талию и прижал к себе так сильно, что она тихо ахнула. Испуганно она смотрела в его темное лицо. Не успела она запротестовать, как его губы слились с ее губами, и она задохнулась в его объятии.

Это был совсем не тот нежный, теплый первый поцелуй. От жадного поцелуя его борода впилась в ее нежную кожу, а руки сжимали ее так, словно он хотел слиться с ней воедино и похитить ее душу.

От такого нападения Мири совсем ослабла, прижав руки к его могучей груди. Через влажную ткань она чувствовала его горячее тело и мощное биение сердца, которое эхом отдавалось у нее в груди, а сердце готово было разорваться, и кровь разливалась по телу огнем, когда Симон терзал ее губы в поцелуе, рожденном страстью, желанием, отчаянием и одиночеством.

Она испугалась, что утонет в мощном потоке его чувств, словно в морской пучине. Мири не знала, желает она сопротивляться или готова сдаться. Но снова Симон принял решение за них обоих. Он внезапно оторвался от нее. Тяжело дыша, жадно смотрел на нее, словно пытаясь запомнить ее образ, потом молча распахнул дверь и скрылся за пеленой проливного дождя.