"Только с дочерью" - читать интересную книгу автора (Хоффер Уильям, Махмуди Бетти)

14

Сколько бессонных ночей я уже провела в этой мрачной обстановке? Сегодня меня ждала еще одна, самая тяжелая.

Весь вечер Махмуди меня игнорировал, о чем-то вполголоса переговариваясь с Маммалем и Нассерин. Когда наконец он лег – далеко за полночь, – я, мучимая страхом, еще не спала, но притворилась спящей.

Он тут же уснул, тогда как я оставалась начеку, отсчитывая медленно ползущие минуты и замирая от ужаса. Мне не от кого было ждать помощи, на Маммаля и Резу надеяться не приходилось, Махмуди же становился опаснее день ото дня. Страх не давал мне уснуть – я боялась, что Махмуди очнется ото сна и набросится на меня с ножом, с веревкой или прикончит меня голыми руками. А что, если он сделает мне быстрый умертвляющий укол?

Каждое мгновение тянулось целую вечность. Я напряженно вслушивалась в любой грозивший бедой звук и прижимала к себе дочь до боли в руках; не переставая молиться, я ждала своего смертного часа, бессильная против гнева тронувшегося рассудком мужа.

Спустя вечность из городских громкоговорителей понеслись завывания азана, и через несколько минут Махмуди, Маммаль и Нассерин уже возносили молитвы в гостиной. Махтаб поежилась во сне. И первые лучи холодного рассветного солнца разогнали сумрак этой жуткой ночи.

Махтаб надо было вставать, чтобы идти в школу, она дрожала от страха и, жалуясь на боли, держалась за живот. Собираясь в школу, она то и дело бегала в туалет.

Я уже знала, именно знала – сердцем, – каков будет следующий шаг Махмуди. Я видела это по его глазам и распознала по голосу, когда он, поторапливая Махтаб, бросил мне:

– Сегодня я сам отведу ее в школу. Ты оставайся дома.

Все эти восемь месяцев мы с Махтаб были неразлучными союзницами, сопротивлявшимися великой мечте Махмуди – превратить нас в иранскую семью. Вместе мы могли бороться, поодиночке были обречены покориться.

– Если он тебя куда-нибудь поведет, не противься, – сквозь слезы ласково наставляла я Махтаб, когда мы с ней были в ванной. – Веди себя хорошо, даже если папа уведет тебя от меня и не приведет обратно. Никому не говори о том, что мы были в посольстве. И о том, что пытались бежать. Даже если тебя будут бить, молчи. Иначе, если они узнают, нам отсюда не выбраться. Это наша с тобой тайна.

– Я не хочу, чтобы он меня от тебя уводил, – скулила Махтаб.

– Я знаю. Мне тоже невмоготу. Но если это случится, не бойся. Не забывай, что ты не одна. Как бы одиноко тебе ни было, Господь всегда с тобой. Всякий раз, когда будет страшно, молись. И запомни, без тебя я ни за что не уеду из этой страны. Ни за что. В один прекрасный день мы отсюда вырвемся.

Когда Махтаб наконец была одета и готова идти, она уже опаздывала. Махмуди, в темном костюме в полоску, нетерпеливо ее дожидался. Он тоже опаздывал в больницу. Весь его вид указывал на то, что он вот-вот взорвется, и Махтаб подожгла бикфордов шнур: в тот момент, когда они уже стояли на пороге, она застонала и в очередной раз помчалась в туалет. Махмуди нагнал ее и поволок обратно к двери.

– Ей нездоровится! – закричала я. – Как ты можешь?!

– А вот так! – рявкнул он.

– Пожалуйста, позволь мне пойти с вами.

– Нет!

Он отвесил Махтаб затрещину, и та завизжала.

Я вновь позабыла о своей безопасности. В отчаянной попытке уберечь Махтаб от пугающей, зловещей неизвестности, я набросилась на Махмуди и, с силой вцепившись ему в руку, разодрала ногтями рукав.

Отшвырнув Махтаб в сторону, Махмуди повалил меня на пол и начал дубасить. Обеими руками ухватив меня за волосы, он стал методично бить меня головой об пол.

Махтаб с воплем бросилась на кухню в поисках Нассерин.

Махмуди на секунду обернулся, провожая ее глазами, и я воспользовалась моментом для нанесения ответного удара. Я вцепилась ногтями ему в лицо. Потом ухватила за волосы. Мы боролись на полу несколько минут, прежде чем он, с силой ударив меня по лицу, одержал победу.

На кухне никого не оказалось, и Махтаб побежала через холл к спальне Маммаля и Нассерин.

– Пожалуйста, помогите! Пожалуйста, помогите! – кричала я.

Махтаб подергала за ручку двери, но она была заперта. Изнутри не доносилось ни звука, ни отклика.

Вся тоска и гнев, накопившиеся во мне за восемь месяцев, сейчас нашли выход – Махмуди был поражен силой моего отпора. Надо было отвлечь его от Махтаб, и я брыкалась, кусалась, царапала ему глаза, пыталась попасть коленкой в пах.

– Беги вниз к Ассий! – прокричала я Махтаб. Опасаясь как за мою, так и за свою жизнь, Махтаб визжала и плакала и ни за что не хотела оставлять меня одну с безумцем, который был ее отцом. Она лупила его по спине своими маленькими кулачками, задыхаясь от бессилия и горя. Обхватив его за пояс, она пыталась оттащить его от меня. Он злобно ударил ее, без труда отбросив прочь.

– Давай, Махтаб! – повторила я. – Беги к Ассий. Моя отчаявшаяся малютка наконец исчезла за дверью.

Она сбежала вниз по лестнице, а я тем временем продолжала свою, как мне казалось, последнюю схватку с Махмуди.

Он до крови прокусил мне руку. Я закричала и вывернулась из его хватки, ухитрившись лягнуть его в бок. Но это его лишь разозлило. Он приподнял меня обеими руками и с силой бросил об пол. Я упала на спину – все тело пронзила острая боль.

Теперь я едва могла пошевелиться. Он еще долго стоял надо мной, грязно ругаясь, награждая пинками и время от времени наклоняясь, чтобы ударить. Затем стал таскать меня по полу за волосы. Клоки волос остались у него в руках.

Он остановился, переводя дыхание. Я стонала, не в состоянии пошевелиться.

Внезапно он повернулся и выскочил на лестничную клетку. Хлопнула тяжелая деревянная дверь, и я услышала звук поворачиваемого ключа – на всякий случай он запер меня на два оборота. Вскоре до меня донеслись душераздирающие вопли Махтаб – даже издали, приглушаемые закрытой дверью, они разрывали мне сердце. Затем воцарилась тишина.

Мне понадобилась не одна минута, чтобы сесть, и не одна минута, чтобы встать. Я проковыляла в ванную, снедаемая тревогой за Махтаб: мое собственное самочувствие отошло на второй план. Там, превозмогая жгучую боль в спине, причиняемую малейшим движением, я влезла на крышку унитаза и, встав на цыпочки, приложила ухо к вентиляционному отверстию, соединявшему ванные комнаты верхнего и нижнего этажей. Сквозь эту дыру я расслышала, как Махмуди жалуется на меня Ассий, бормоча в мой адрес всевозможные проклятия и ругательства. Ассий отвечала ласково и подобострастно. Махтаб не было слышно.

Так продолжалось некоторое время. Я еле сдерживалась, чтобы не закричать от боли в спине, усугублявшейся тем, что мне приходилось стоять на цыпочках, но в тот момент я не могла думать о себе. Беседа внизу становилась тише, и я уже не могла разобрать ни единого слова на фарси. И тут я вновь услышала крики Махтаб.

Я напрягла слух, чтобы проследить, в каком направлении они удаляются – из квартиры Ассий, через холл, к входной двери. Железная дверь захлопнулась с Жутким глухим лязгом тюремных ворот.

Держась за стену, я спустилась с унитаза, подбежала к спальне Маммаля и Нассерин и, увидев ключ в замке, отперла дверь. Комната была пуста. Я бросилась к окну, выходившему на фасад дома. Для того чтобы увидеть хоть клочок пространства внизу, мне пришлось плотно прижаться лицом к жалюзи и металлической решетке. Вот он, Махмуди, пиджак только что зашит – конечно же, рукой Ассий. Он крепко зажал Махтаб под мышкой, и, как она ни брыкалась и ни изворачивалась, все было тщетно. Свободной рукой он разложил коляску Амира, усадил в нее Махтаб и ремешками пристегнул ей руки и ноги.

Меня пронзила кошмарная мысль: я больше никогда не увижу Махтаб. Я в этом не сомневалась. Я устремилась в нашу спальню, вытащила из стенного шкафа фотоаппарат Махмуди и успела вернуться к окну, чтобы сделать снимок – Махмуди с коляской пересекает лужайку в направлении улицы Шариати. Махтаб продолжала кричать, но Махмуди не обращал на ее протесты никакого внимания.

Обливаясь слезами, я еще долго смотрела им вслед, после того как они скрылись из виду. Я никогда ее больше не увижу, причитала я.

– С тобой все в порядке?

Это была Ассий, которая кричала в вентиляционное отверстие в ванной. Наверное, услышала, как я плачу, пытаясь смыть кровь.

– Да, – откликнулась я. – Мне обязательно надо с тобой поговорить. – Разговаривать подобным образом было невозможно, так как приходилось надрывать глотку. – Прошу тебя, выйди на задний двор.

Я с трудом выползла на балкон и увидела уже поджидавшую внизу Ассий.

– Зачем ты впустила Махмуди? – спросила я, захлебываясь от рыданий. – Почему не защитила Махтаб?

– Они вошли одновременно, – объяснила Ассий. – Она пряталась под лестницей. Он нашел ее и втащил в квартиру.

Бедняжка Махтаб!

– Пожалуйста, – обратилась я к Ассий, – помоги мне.

– Реза на работе, – отозвалась она.

И по глазам, и по интонациям я видела, что она мне искренне сочувствует, но ее не покидала боязливость – многовековое наследие любой иранки. Она была готова сделать для меня все, что в ее силах, но не осмеливалась идти наперекор желаниям своего мужа и его даби джана.

– Мне очень жаль, но мы ничего не можем сделать.

– С Махтаб все в порядке? Где она?

– Я не знаю, куда он ее увел.

Мы обе услышали, как заплакал Мехди, сынишка Ассий.

– Я должна идти в дом, – сказала она.

Я вернулась в квартиру. Меня осенило: позвонить в посольство! Как же я раньше не догадалась? Если я не застану Хэлен или мистера Винкопа на работе, я ведь могу позвонить им домой. Я заспешила на кухню, но телефона там не оказалось.

Тут я поняла, что Махмуди тщательно спланировал события сегодняшнего утра. Где Маммаль? Где Нассерин? Где телефон? Дело обстояло гораздо серьезнее, чем я предполагала. Я старалась рассуждать здраво – надо было найти способ для нанесения ответного удара.

Уже привыкнув к роли зверя, загнанного в клетку, я инстинктивно стала изучать обстановку. У меня не было никакого плана, но я знала, что в новой западне, подстроенной Махмуди, должно быть какое-то слабое звено. Я вновь вышла на балкон и, осмотревшись по сторонам, отмела возможность спрыгнуть вниз, так как я оказалась бы во дворе Резы и Ассий, обнесенном высокой кирпичной стеной.

От балкона по стене на крышу соседнего одноэтажного дома шел узкий карниз шириной всего в несколько дюймов. Я могла бы забраться на него из окна нашей спальни и, наверно, сумела бы добраться до соседской крыши, пусть это и страшно. А дальше что? Окажется ли их балконная дверь незапертой? Будет ли кто-нибудь дома? Поможет ли мне соседка или вызовет полицию? И даже если я сбегу, что будет с Махтаб?

От всех этих сомнений и страхов моя и без того свинцовая от побоев Махмуди голова шла кругом.

Оставаться в полнейшей изоляции было невыносимо. Мне был необходим хоть какой-то контакт с внешним миром. Я быстро прошла в спальню Маммаля и Нассерин, все к тому же окну, что выходило на улицу. Жизнь снаружи текла своим чередом – до моих неприятностей никому не было дела. Я непременно должна была приблизиться к тем мужчинам и женщинам, что спешили по делам.

Окно было защищено железными прутьями, установленными на расстоянии четырех дюймов друг от друга, а с внутренней стороны на нем висели жалюзи, скрывавшие от меня улицу. Тротуар – шириной не более фута – примыкал к дому, поэтому сверху его не было видно.

Меня осенило, что если снять жалюзи, то я смогу прижаться головой к металлическим прутьям и выглянуть на тротуар. Жалюзи крепились несколькими шурупами, и я принялась искать отвертку. Не найдя таковой, я взяла на кухне столовый нож и воспользовалась им.

Сняв жалюзи, я посмотрела вниз. Теперь я видела, как мимо снуют прохожие; ну и чего я добилась? Никто из них мне не поможет. Удрученная, я водрузила жалюзи на место, чтобы Махмуди ничего не заметил.

Вернувшись в холл, я сообразила, что Махмуди мог ужесточить меру наказания. Во все внутренние двери квартиры были врезаны замки. Если ему вздумается, то он может запереть меня в холле. Я снова пустилась на поиски инструментов – или оружия – и в конце концов остановила свой выбор на остро заточенном резаке, который нашла на кухне. Я спрятала его вместе со столовым ножом-отверткой в холле, под один из персидских ковров. Если Махмуди запрет меня здесь, то с помощью этого «инвентаря» я смогу снять двери с петель.

Продолжая обследовать квартиру, я вспомнила, что из столовой на лестничную площадку второго этажа выходит внутреннее окно. Махмуди забыл об этой лазейке. За занавесями оно было едва заметно.

Окно было не заперто и легко открылось. Я просунула в него голову, взвешивая свои шансы. Я могла запросто пролезть в это окно и очутиться на лестничной клетке, но тяжелая входная дверь, которая всегда была на запоре, не выпустит меня наружу. Тогда я прикинула возможности в отношении лестницы, ведущей на крышу со второго этажа. Можно было забраться на плоскую крышу и с нее перелезть на крышу соседнего дома. Ну и что? Осмелится ли соседка впустить американскую беглянку, а потом вывести ее на улицу? Но даже в этом случае я останусь без Махтаб.

Обливаясь слезами от сознания того, что со мной все кончено и что Махмуди способен оборвать мою жизнь в любой момент, я решила исполнить свой долг – обезопасить других. Я схватила записную книжку и страница за страницей начала торопливо вымарывать телефонные номера. Несмотря на то что они были зашифрованы, я не хотела подвергать риску кого-либо из тех, кто так или иначе пытался мне помочь.

Несколько зашифрованных номеров были всунуты между страничками. Я сожгла эти клочки бумаги в рассеивателе и спустила пепел в унитаз.

Измученная кошмаром последних дней, я опустилась на пол и пролежала в оцепенении неизвестно сколько. Возможно, я задремала.

Я очнулась от звука поворачиваемого в замке ключа. Прежде чем я успела опомниться, вошла Ассий. Она принесла поднос с едой.

– Пожалуйста, поешь, – сказала она.

Я взяла поднос, поблагодарила за еду и попыталась завязать разговор, однако Ассий вела себя боязливо и настороженно. Она тут же направилась к выходу.

– Прости, – тихо произнесла она и исчезла, заперев за собой дверь.

Звук ключа в замке эхом отдавался у меня в ушах. Я отнесла поднос на кухню, так и не притронувшись к еде.

Часы тянулись один за другим, пока наконец – вскоре после полудня – не вернулся Махмуди. Один.

– Где она? – воскликнула я.

– Не твое дело, – бросил он. – Можешь за нее не волноваться. Я о ней позабочусь.

Он прошел мимо меня в спальню. Я позволила себе мгновенное злорадство – вся его физиономия была расцарапана моими ногтями. Но только на мгновение – мои собственные шрамы были куда серьезнее.

Где мой ребенок?

Махмуди вскоре вернулся в холл, в руках у него была кое-какая одежда Махтаб и кукла, подаренная ей на день рождения.

– Она попросила куклу, – сказал он.

– Где она? Пожалуйста, разреши мне с ней увидеться. Не произнося ни слова, Махмуди оттолкнул меня в сторону и ушел, заперев за собой замок на два оборота.

Во второй половине дня, когда я, страдая от пульсирующей боли в спине, лежала на кровати, свернувшись калачиком, зазвонил дверной звонок. Кто-то стоял под дверью на тротуаре. Я подбежала к домофону, чтобы выяснить, кто пришел. Это была Эллен.

– Меня заперли, – сказала я. – Подожди, я подойду к окну. Там мы сможем поговорить.

Я быстро сняла жалюзи и прижалась лицом к решетке. Эллен с детьми, Мариам и Али, стояла на тротуаре.

– Я пришла тебя проведать, – сообщила она. Затем добавила: – Али хочет пить.

– Я не могу дать тебе попить, – сказала я Али. – Я сижу под замком.

Разумеется, Ассий все слышала и вскоре вынесла для Али чашку воды.

– Что мы можем сделать? – спросила Эллен. Ассий тоже интересовал ответ на этот вопрос.

– Приведи Хормоза, – предложила я. – Попытайтесь урезонить Махмуди.

Эллен согласилась. Она быстро повела детей по запруженному тротуару; весенний ветер трепал концы ее черной чадры.

Позже в тот же день у меня состоялся разговор с Резой – Реза стоял во дворе, я – на балконе. Я уже знала, что у Ассий есть ключ, но Реза отказался войти в квартиру на втором этаже.

– Реза, – обратилась я к нему, – я искренне благодарна тебе за доброту, проявленную ко мне в Иране. Ты относишься ко мне лучше, чем кто бы то ни было, особенно если учесть нашу размолвку в Штатах.

– Спасибо, – сказал он. – С тобой все в порядке?

– Пожалуйста, помоги мне. Думаю, ты единственный, кто мог бы урезонить Махмуди. Я когда-нибудь увижу Махтаб?

– Не волнуйся. Увидишь. Он не собирается ее от тебя отлучать. Он любит тебя. И Махтаб. Он не хочет, чтобы Махтаб росла одна. Он сам рос сиротой и не желает той же участи для своей дочери.

– Пожалуйста, поговори с ним, – умоляла я.

– Я не имею права. Что бы он ни решил… это его воля. Я не могу ему ничего советовать.

– Пожалуйста, попытайся. Сегодня вечером.

– Нет. Не сегодня, – отрезал Реза. – Завтра я уезжаю по делам в Решт. Вернусь через пару дней и, если ничего не изменится, тогда, может быть, поговорю.

– Ради Бога, не уезжай. Останься. Я боюсь быть здесь одна.

– Нет. Мне надо ехать.

С наступлением вечера Ассий открыла дверь.

– Пойдем вниз, – сказала она.

Там были Эллен, Хормоз и Реза. В то время как Мариам и Али играли с двумя детьми Резы и Ассий, мы пытались найти выход из сложившейся ситуации. В прошлом все эти люди занимали сторону Махмуди и поддерживали его в нашем конфликте, однако они действовали, как им казалось, из разумных побуждений. Они были правоверными мусульманами. И должны были уважать право Махмуди распоряжаться своей семьей. Но они были также моими друзьями и любили Махтаб. Даже в Исламской Республике, где все поставлено с ног на голову, люди понимали, что муж и отец может зайти слишком далеко.

Никто не хотел обращаться в полицию, и меньше всего я. В присутствии Резы и Ассий я не рискнула завести разговор о посольстве с Эллен и Хормозом. Даже если бы я это сделала, то они наверняка отказались бы от дальнейших контактов с официальными представителями Америки или Швейцарии.

Мы не знали, как поступить. Не оставалось ничего другого, кроме как попытаться урезонить Махмуди, но все мы прекрасно понимали, что это практически невозможно. По крайней мере сейчас. А может быть, и вообще.

Мне хотелось дать волю нараставшему гневу. Избейте его! Посадите под замок! Отправьте нас с Махтаб домой в Америку! Хотелось закричать, подтолкнуть их к простейшему решению этой чудовищной проблемы. Но следовало считаться с реальностью. Следовало найти некое промежуточное решение, приемлемое для них. Впрочем, такового, казалось, не существует.

Во время разговора мы услышали, как отворилась и затворилась входная дверь. Реза вышел в коридор посмотреть, кто пожаловал, и вернулся с Махмуди.

– Как ты сюда попала? – прогрохотал он.

– У Ассий есть ключ, – объяснила я. – Она меня сюда привела.

– Сейчас же отдай его мне! – гаркнул Махмуди. Ассий безропотно повиновалась.

– Все в порядке, даби джан, – мягко проговорил Реза, пытаясь успокоить взбесившегося дядюшку.

– Что они здесь делают? – заорал Махмуди, тыча пальцем в Эллен и Хормоза.

– Пытаются помочь, – ответила я. – У нас проблемы. И нам нужна помощь.

– У нас нет никаких проблем! Это у тебя проблемы. – Он повернулся к Эллен и Хормозу. – Убирайтесь отсюда и оставьте нас в покое. Все, что здесь происходит, вас не касается. И чтобы больше не смели с ней общаться.

К моему ужасу, Эллен и Хормоз тут же встали, чтобы уйти.

– Пожалуйста, не уходите, – взмолилась я. – Я боюсь, что он снова меня изобьет. Он хочет меня убить. А ведь никто об этом даже не узнает. Ради всего святого, не уходите, не бросайте меня.

– Мы должны идти, – сказал Хормоз. – Такова его воля.

Они ушли. Махмуди отволок меня наверх и запер за нами дверь.

– Где Маммаль и Нассерин? – взволнованно спросила я.

– Из-за твоего безобразного поведения они не могли здесь больше оставаться. Им пришлось уехать к родителям Нассерин. Их выдворили из собственного дома. – Его голос зазвенел от напряжения. – Наши дела их не касаются. Они никого не касаются. И лучше тебе ни с кем их не обсуждать. Теперь я сам обо всем позабочусь. Сам буду принимать все решения. Все расставлю на свои места и всем вправлю мозги.

Я была слишком напугана, чтобы перечить, и слушала, как он рвет и мечет. Хорошо хоть не бил.

Мы провели ночь вместе, в одной кровати, но как можно дальше отодвинувшись друг от друга и повернувшись друг к другу спиной. Махмуди спал, я же без конца ворочалась, тщетно пытаясь поудобнее устроиться, чтобы утишить боль во всем теле. Я тревожилась за Махтаб, плакала, пыталась мысленно с ней разговаривать. Молилась и молилась.

Утром Махмуди надо было идти на работу, он надел другой костюм вместо того, который я испортила накануне. Уходя, он прихватил кролика Махтаб.

– Она попросила, – сказал он. И ушел.