"Люблю только тебя" - читать интересную книгу автора (Калинина Наталья Анатольевна)

КОЛДУНЬЯ ИЗ РУССКИХ СТЕПЕЙ

Лидию определили в фермерскую семью в штате Арканзас. Поездка была организована обществом глухих в порядке обмена. Разумеется, Лидия без труда попала в группу двенадцати человек, которых расселили по семьям глухих.

Лидия давно превратилась в полную седую женщину, которой на вид можно было дать лет шестьдесят, хотя на самом деле ей еще не было пятидесяти. Она любила вкусно поесть, долго поспать, покрасоваться в блестящих побрякушках и пестрых платьях. Последнее время она жила привольно – гадалок, экстрасенсов и прорицателей в перестроечной России не преследовали, а, напротив, проявляли к ним повышенный интерес, а главное, им платили хорошие деньги.

Лидия жила уединенно, не желая сходиться с мужчинами. Еще работая в цирке, она поняла, что их намерения не совпадали с ее собственными. Лидия не собиралась себя переделывать и подстраивать под мужчин. Она жила так, как жилось. Дар гипноза давал ей некоторую власть над людьми. Те люди, над которыми она могла властвовать, интересовали ее мало. Лидия желала властвовать над одним-единственным человеком, но он от нее ускользнул. Лидия чувствовала каким-то десятым чувством, что этот человек жив и что судьба еще сведет их вместе.

Семейство Джексонов – так звали ее гостеприимных хозяев – состояло из отца, матери и четверых детей от четырнадцати до пяти лет. Это были люди среднего по американским стандартам достатка, чье благосостояние во многом зависело от капризов природы и цен на продукты животноводства. Работы хватало всем, даже младшим детям, с которыми Лидия нашла общий язык с первой минуты.

Она днями валялась в шезлонге на берегу небольшого пруда, где плескались гуси и утки, препорученные заботам семилетнего Тима и пятилетней Джоан. Троица бойко общалась между собой с помощью жестов – дети Джексонов тоже были глухими. Лидия, разумеется, читала их мысли, но они об этом не догадывались. Мысли детей обычно вращались вокруг сладостей и мороженого, прогулок в ближайший городок, где были карусели и горки, а также купания в речке, что строго-настрого запрещалось родителями. Американцы, как поняла Лидия, боялись природных водоемов, предпочитая плескаться в искусственных лужах с хлорированной водой. Старшие мальчики ходили на речку тайком, о чем Лидия тоже знала. Еще она знала, что у миссис Джексон недавно появился любовник, с которым она встречалась в ореховой роще за речкой. Мистер Джексон был очень ревнив, но пока не ведал об измене.

Лидия потянулась, сунула в рот поплывшую на солнцепеке шоколадку с клубничной начинкой и блаженно закрыла глаза. Гуси и утки часто вылезали на берег и, проходя мимо Лидии, махали мокрыми крыльями, отряхивая с перьев воду. На Лидию летели холодные брызги, которые она брезгливо промокала полотенцем.

«Черт бы побрал это вредное отродье, – подумал она. – Хоть бы соснули немножко…»

Кто-то тронул Лидию за плечо, и она нехотя открыла глаза. Перед ней стоял Тимми. У него был испуганный вид.

– Они все засунули головы под крыло, – сказал он на пальцах. – Они, наверное, заболели.

Лидия глянула в сторону пруда. Гуси и утки покачивались на легкой ряби волн в скрюченных позах. Некоторые устроились в траве и зарослях тростника на берегу.

Они спали.

Лидия рассмеялась и захлопала в ладоши.

– Что нам делать? – спрашивал жестами мальчик. – Мама с папой будут нас ругать.

Лидия сложила губы трубочкой и свистнула. Птицы как по команде подняли головы и захлопали крыльями.

– Ты фея, Ли, – показал на пальцах Тим, гладя восхищенно на Лидию. – Ты добрая фея. А ты можешь исполнить мое желание?

– Да, – не задумываясь ответила Лидия.

– Но оно очень трудное и серьезное. Мне даже кажется, что мое желание невыполнимое.

– Невыполнимых желаний не бывает, – уверенно заявила Лидия. – Тем более для меня. Ты же сам сказал, что я фея.

– Тогда, прошу тебя, сделай так, чтобы поправилась наша Чара. Мама сказала, она скоро умрет.

Чара была большой лохматой дворняжкой, которая уже вторые сутки лежала в тени под навесом и отказывалась от пищи.

– Попробую, – пообещала Лидия и закрыла глаза. Тим крепко схватил ее за плечо.

– Пошли прямо сейчас. А то она умрет, и тогда уже никакая фея ее не воскресит.

Лидии лень было вставать из удобного шезлонга и шлепать целый километр по солнцепеку, но мальчик оказался так настойчив. Да и ей самой вдруг захотелось исполнить его желание.

Собака лежала на боку и тяжело дышала. Вокруг нее жужжали большие зеленые мухи.

Лидия кряхтя присела на корточки и подумала, глядя в уже начавшие стекленеть глаза собаки:

«Ты здорова. У тебя ничего не болит. Вставай».

И она представила себе, как собака поднимается на все четыре лапы.

По телу Чары пробежала судорога. Она взвыла и задрыгала ногами, силясь встать.

«Встать!» – приказала ей Лидия.

Чара поднялась, лизнула ее в щеку и залаяла.

– Ты фея! Ты добрая предобрая фея! – радостно мычал Тим, – занятия в школе для глухих давали плоды. – Чара, ко мне!

Собака вильнула хвостом, сделала несколько шагов и свалилась как подкошенная.

– Она умерла! – Мальчик расплакался. – Ты не фея, ты злая ведьма!

– Она заснула, – возразила Лидия. – Она проснется и будет совсем здоровой. Накрой ее чем-нибудь от мух.

Чара проспала почти целые сутки. Тим часто наведывался под навес. Когда собака, проснувшись, наконец, съела миску кислого молока с овсяными хлопьями и принялась гонять по двору кота, мальчик бросился целовать Лидию.

В тот вечер за ужином все обсуждали чудесное исцеление Чары, и Лидия чувствовала себя героиней дня.

Молва о необычной женщине, поселившейся на ферме Джексонов, мгновенно облетела округу. На нее приезжали посмотреть даже из ближайшего городка. Босоногая девочка-негритянка принесла полудохлого индюка и стала умолять, чтобы Лидия его вылечила. Но индюк сдох, когда его доставали из корзины. Тетка жены Генри Петерсона, ближайшего соседа Джексонов, привела слепую козу, у той на глазах были бельма. Лидия знала траву, рассасывающую бельма у животных, – живя в скиту на Волге, она научилась кое-чему полезному у добрых старух-монашек. Эта трава, оказывается, росла и в Арканзасе. Через несколько дней коза прозрела. Отныне на Лидию стали смотреть с благоговением и страхом.

– Почему ты не попробуешь лечить людей? – спросила как-то Лидию миссис Джексон. – Ты могла бы заработать много денег. Местные фермеры не очень доверяют докторам и их лекарствам. Можно купить патент. У тебя есть медицинское образование?

– Нет. Но я хорошо знаю строение человеческого тела. Я изучала анатомию, когда работала в цирке.

– Ты работала в цирке? Вот здорово! – Вертевшийся поблизости Тим влез к Лидии на колени и, обхватив ее руками, прижался к ней.

– Ты лечила когда-нибудь людей? – не унималась Мэри Джексон. – Я видела по телевизору, как один гипнотизер помог женщине избавиться от…

– Я не люблю людей, – вдруг перебила Мэри Лидия и резко встала, намереваясь выйти из комнаты, однако Тим заставил ее снова сесть, и она, к своему удивлению, повиновалась.

Набожная Мэри Джексон пришла в ужас от слов Лидии, но постаралась не подать вида – как-никак Лидия была их гостьей.

– Надеюсь, ты никогда не напускала на людей порчу?

Она в испуге замолчала, вдруг подумав о том, что подвергает опасности себя и свое семейство, приютив у себя эту женщину.

– Нет. Мне это как-то ни к чему было. Хотя с теми, кто пытался сделать мне зло, потом обязательно что-то случалось.

Вечером Мэри поделилась своими опасениями с мужем.

– С какой целью она приехала в Штаты? – недоумевала миссис Джексон. – Я несколько раз звала ее на прогулку в Кингстаун, хотела показать каньон и водопад, но ее, похоже, ничего не интересует. Странная особа.

– Пустяки. Не верю я во всякие порчи и сглазы. Негры и те давно в них не верят, – возразил жене Ник Джексон. – Пускай делает что хочет. Дети к ней привязались, особенно Тим. Да и она, кажется, их полюбила.

– Она сказала, что не любит людей. Она, наверное, некрещеная и вообще…

– Кэрол Рид была крещеной и жуть какой набожной, а вот же, утопила своего ребеночка, – перебил жену Ник. – И, говорят, даже не раскаялась, когда к ней в тюрьму приходил отец Джон.

Мэри ничего не ответила мужу. Она замкнулась в себе. И стала исподтишка следить за Лидией.

Лидию это забавляло, но она ленилась что-либо предпринимать – пускай себе эта глупая женщина подглядывает за ней сколько душе угодно. Ей известны все ее мысли. В случае чего можно сделать так, что…

Лидия усмехнулась. Ну да, когда Мэри соберется на свидание с этим своим негром, можно сотворить с ними какой-нибудь фокус. Лидия презирала мужчин и женщин, идущих на поводу собственной похоти. Сама она давным-давно ничего подобного не испытывала – с тех самых пор, как ею пренебрег Ян. Он за это еще ответит, мстительно подумала Лидия.

Она вдруг ощутила резкую боль в затылке и попыталась расслабиться. Перед глазами возник Ян, таким, каким она увидела его в первый раз и полюбила. Вдруг его фигура стала уменьшаться и наконец превратилась в комок, который рассыпался в пыль. Мстить, мстить, мстить – интереснее этого нет ничего на свете. Да, мстить и потешаться над дурачками. Такими, как эта глупая курица Мэри Джексон.

Ник уехал на ярмарку в Фейествилл, и Лидия узнала уже за завтраком, что сегодня состоится свидание в ореховой роще. Младшие дети с утра ушли на пруд, старшие раздавали корм коровам и свиньям. Мэри варила на кухне обед для рабочих. Лидия вызвалась ей помочь.

Она перебирала рис и чечевицу, сбивала в миксере тесто на пирожки, потом, когда Мэри раскатала тесто и порезала его на ровные квадраты, принялась их лепить. Эта работа ее забавляла, напомнила ей юность, скит на Волге… Но Лидия заставила себя встряхнуться – ее голова должна быть свободной от чего бы то ни было, тем более от воспоминаний. Она сосредоточилась и, без труда проникнув в мысли Мэри, занялась их чтением.

«Сегодня у меня должна начаться менструация. Хоть бы не началась… Но вдруг я забеременела? Живот почему-то совсем не болит. Какое сегодня число? Ну да, пятнадцатое, а в прошлом месяце было тридцать дней. Значит, должна начаться сегодня к вечеру… Чак брезгует мной во время менструации. Заставит сосать его член. Это так противно… Но если я откажусь это делать, Чак меня бросит. Думаю, он изменяет мне с этой прыщавой Розой. Вот уж уродина, хоть ей еще и двадцати нет – живот как тыква, а вместо сисек два сморщенных мешочка… Чак прав: у меня такое тело, словно я не рожала. Правда, в позапрошлый раз он сказал, что у меня отвисшие ягодицы. Нужно заняться приседаниями… Я так устаю за день, что вечером не до приседаний…»

Лидия, увлекшись чтением мыслей Мэри, обнаружила вдруг, что вместо творога с изюмом зачерпнула из соседней миски зерна вареной кукурузы для салата и завернула их в квадратик теста.

Между тем Мэри продолжала свои размышления:

«Ник, слава Богу, ни о чем не догадывается. Нику достаточно одного раза в месяц, а то и реже. А мне этого так мало… Кровь в голову бросается, если… Господи, стыд какой… Но ведь я не виновата, что меня так устроил Бог. Другим женщинам этого совсем не надо. Мама говорит, ей никогда не хотелось мужчину. Она любила с ними потанцевать, сходить в пивной бар, поцеловаться. Мама до сих пор такая кокетка и выглядит лет на сорок, не больше. Как странно, что я не в нее… Интересно, почему я перестала следить за собой с тех пор, как связалась с Чаком?.. Какой позор, если вдруг узнают. Ник меня убьет… Он терпеть не может черных. Если он узнает… Но у Чака такой большой член… Не то что у Ника. У Ника эта штуковина похожа на бобовый стручок. Наверное, у всех черных эта штуковина большая. Господи, грех какой…»

Лидия подняла глаза на сидевшую напротив нее Мэри. Женщина залилась густым румянцем, вскочила, бросилась к плите и стала снимать с кипящего бульона несуществующую пену.

– Ты не пойдешь сегодня на пруд? – спросила она у Лидии.

– Чуть попозже. Я обещала детям, что обязательно приду.

– Они тебя любят, – сказала Мэри.

«Скорее бы ты отсюда убралась, – прочитала Лидия мысли Мэри. – Какая-то ты неискренняя. И вообще я не знаю, что тебе от нас нужно».

Вслух Мэри сказала:

– Скоро будут готовы пирожки. Сперва поешь, а потом пойдешь на пруд. Сегодня, кажется, не слишком жаркий день.

На самом деле на улице было жуткое пекло, хотя стрелки часов еще не достигли полудня.

Лидия съела с полдюжины горячих пирожков и, сняв с вешалки в прихожей соломенную шляпу, сделала вид, что идет на пруд. Она знала, Мэри стоит на крыльце и смотрит ей вслед.

Метрах в ста пятидесяти от дома дорога сворачивала влево, скрываясь за зарослями. Пройдя шагов десять, Лидия нырнула в них. Она специально надела сегодня неяркое – темно-зеленое в мелкий сиреневый горошек – платье, которое почти сливалось с зеленью.

Отсюда, из зарослей, как на ладони был виден двор и небольшой палисадник перед домом с беседкой из мелких розочек. Лидия села в траву, достала из кармана пакетик с попкорном и стала ждать.

Рабочие – их было четверо, все не первой молодости и белые, – ровно в пятнадцать минут первого приехали с поля на старом грузовике «форде» и, помыв руки, уселись за стол под навесом, на котором уже стояли тарелки, миска с кукурузным салатом и большая запотевшая бутыль яблочного сидра. Мужчины были нормальными, то есть не глухими, и Мэри внимательно смотрела на них. Она, разумеется, была обучена разговорной речи и понимала собеседника по губам.

Мэри суетливо разливала по тарелкам суп, и Лидия, отличавшаяся острым зрением, видела, как дрожат руки женщины, когда она подает рабочим тарелки с супом. Потом Мэри поспешила на кухню за пирожками, споткнулась на пороге, потеряла левую босоножку без задника, но не стала за ней возвращаться, а, скинув на ходу вторую, исчезла в сумраке кухни.

Перерыв у рабочих был до двух тридцати, поэтому они, пообедав, направились туда, где лежали надувные матрацы и были натянуты между стволами деревьев два гамака. Лидия не могла читать на таком расстоянии мысли Мэри, однако ощущала, что та полна нетерпения. Рабочие допивали сидр, не спеша жевали пирожки и, судя по всему, травили скабрезные анекдоты – они переставали шевелить губами, стоило на пороге кухни появиться Мэри. Наконец они угомонились в тени.

Мэри убрала посуду, засунула в бак для мусора бумажную скатерть и пошла в дом. Лидия знала: перед каждым свиданием с Чаком она принимает ароматическую ванну и втирает в тело специальный лосьон. К тому времени, как Мэри вышла из дома, одетая по обыкновению в парусиновые шорты и белую майку с коротким рукавом, мужчины заснули. Лишь один из них читал газету, слегка покачиваясь в гамаке. Он помахал Мэри рукой.

Мэри прикрепила к багажнику велосипеда картонную коробку и вскочила в седло. В коробке наверняка было угощение для Чака.

Лидия знала, как пройти напрямик к ореховой роще, – на велосипеде туда ехать минут десять, а то и больше.

Она поднялась, отряхнула платье. Ей вдруг ужасно захотелось посмотреть, как это происходит. Тем более парочка была уж больно колоритная: Чак лет на пятнадцать моложе своей подружки, к тому же еще и черный. Лидии никогда не доводилось видеть, как делают это черные. Она чувствовала себя сейчас маленькой девочкой, сгорающей от нетерпения приобщиться к волнующим тайнам взрослых.

В роще было тихо и прохладно. Лидия не знала, в каком месте встречаются влюбленные, и притаилась под низко нависающими над землей ветками ореха, наблюдая за дорогой, на которой вот-вот должна была появиться Мэри. А вот и она – с красным лицом и растрепанными волосами. Мэри жала на педали изо всех сил.

Мэри спрыгнула с седла и, взяв за руль велосипед, свернула на едва заметную тропинку. В ту же секунду откуда-то возник и Чак. Лидия оказалась достаточно близко от любовников и могла читать их мысли.

– Почему ты задержалась? – спросил парень, проворно отцепляя прикрепленную к багажнику картонную коробку. – Я не жрал с пяти утра.

– Прости. Мне пришлось их кормить. Фрида отпросилась домой. У нее заболела мать.

– Толстопузая бреховка. – Чак достал из коробки банку с пивом и большой ломоть жирной домашней ветчины, в который мгновенно вонзил зубы.

Лидия сглотнула слюну. При виде пищи она всегда испытывала чувство голода.

Мэри глядела на своего любовника похотливым взглядом. Чак перестал жевать и спросил:

– Ты что, не можешь потерпеть? Муж тебя совсем не трахает, что ли?

Мэри закусила губу и отвернулась. Чак продолжал свою трапезу. Он теперь уселся на траву, положив коробку рядом с собой. Лидии казалось, он глотал все не жуя.

– Ты меня совсем не любишь. – Мэри опустилась рядом с Чаком и положила голову ему на плечо.

– Я голодный, как шакал, а ты про всякую чепуху. Вдруг Мэри стянула с себя майку. Лидия никогда не видела ее обнаженной – у Мэри были недоразвитые, как у девочки-подростка, груди.

– Только не кусайся. Иначе Ник…

– Плевать я хотел на твоего Ника. Через неделю след мой простынет.

– То есть как?.. Почему ты не сказал мне об этом раньше?

– Я сам не знал. – (Парень соврал, и Лидия это сходу просекла.) – Мать прислала письмо. Она нашла мне хорошую работу. Постоянную.

– Я уеду с тобой. Я… я не смогу без тебя жить. Чак, запрокинув голову, расхохотался.

– Дурочка. У Ника куча денег, а я получаю двадцать долларов в день.

– Я возьму свои драгоценности. Еще у меня отложено три с половиной тысячи. Ник про них не знает. Возьми меня с собой!..

Чак ничего не ответил, вмиг стянул с себя шорты и повалил Мэри в траву. Лидия ощутила странное волнение – ей вдруг захотелось оказаться на месте Мэри.

– Ты делаешь мне больно…

– Хочу и делаю. Тебе ведь нравится.

– Но потом я… мне больно ходить.

– Сиди или лежи. Богатые могут себе это позволить.

– Какой ты грубый, Чак.

Лидия чувствовала, что теряет сознание. Она поняла, что Мэри недаром так влечет к этому Чаку – он не мужчина, а настоящий супермен.

Акт любви продолжался минут тридцать. Лидия несколько раз побывала на грани обморока – это случалось каждый раз, когда Мэри достигала оргазма. Лидия лежала на сухой твердой земле, тяжело дыша. Она завидовала Мэри. Она знала, что ненавидит ее.

Разумеется, она могла бы заставить этого Чака. Но ведь он черный… Нет, с черным она не сможет.

Мысли Лидии путались, она все больше злилась на Мэри, а заодно и на ее партнера.

Наконец парочка затихла. Лидия поняла, что Чак заснул – от него стали поступать какие-то странные сигналы-картинки пустынной местности с глинобитными хижинами вдалеке. Мэри не спала. Мэри напряжено соображала, что ей делать, и Лидия, читая ее мысли, чувствовала ломоту в затылке – мысли Мэри были лихорадочно путаными.

«Он уедет, и снова потянется прежняя тягомотина. Не выдержу я, не выдержу… Ника интересуют только его быки и пивнушка, где убивают время такие же импотенты, как он… После черного любовника с белым невозможно этим заниматься. Меня стошнит, когда Ник будет тужиться засунуть свой сморщенный член… Господи, прости меня – я окончательно лишилась рассудка. Бедные дети… Но я все равно сойду с ума либо утоплюсь, если останусь с Ником. Не смогу я, не смогу… Я обязательно уговорю Чака взять меня с собой. Ведь ему нравится заниматься со мной любовью, иначе бы он не приходил сюда. Или же ему нужна не я, а еда, которую я ему таскаю?.. О Господи, все равно я сбегу отсюда. А там будь что будет…»

Лидия незаметно задремала, утомленная пережитым. Проснувшись, обнаружила, что любовники исчезли. Солнце клонилось к закату. В пронизанной его низкими лучами роще было душно.

… – Где ты была? Мы так без тебя скучали! – Джоан и Тим повисли на ее руках и потащили к разложенному специально для нее шезлонгу. – Приходил папа и спрашивал, не видели ли мы маму, – жестами рассказывал Тим. – Он почему-то был очень сердитый. А ты не видела маму?

– Нет. – Мне стало нехорошо, а потом я заснула. Наверное, будет гроза.

Она опустилась в шезлонг и закрыла глаза. Дети, вооружившись длинными хворостинами сгоняли гусей и уток в стаю – пора было домой.

– Пошли. – Подошедшая сзади Джоан разбудила ее.

– Идем. Без тебя было так неинтересно и скучно.

На глаза Лидии навернулись слезы. Девочка говорила от чистого сердца. Она, как и Тим, всегда говорила то, что думала.

…Сверкала молния, лил дождь, и ужинали не как всегда под навесом возле кухни, а на большой квадратной веранде окнами на шоссе. Дети уплетали все подряд, Ник и Мэри лениво ковыряли вилками в тарелках. Лидия знала: супруги успели крупно повздорить.

«У нее кто-то есть, – уловила она мысли Ника. – Про спущенную шину она врала. Зачем ей было ехать в супермаркет на велосипеде?.. Кто это может быть?.. Петерсон все время торчал на ярмарке, Венсона-Черепаху я тоже там видел. Больше здесь нет белых. Разве что этот похожий на гниду швед Андерсен?.. Но ведь ему под восемьдесят. Черт, неужели она спуталась с кем-то из рабочих? Это вроде бы на нее не похоже. Да и они для этих штучек вряд ли годятся. Алкаши они, вот кто. А у алкаша эта штуковина все равно что плохо набитая сарделька. Кто же это может быть?..»

Ник то и дело бросал на Мэри хмурые исподлобные взгляды, и она все больше съеживалась под ними.

«Пускай удирает со своим Чаком, а я останусь здесь, – вдруг осенило Лидию. – Я уже разок обожглась на любви. Крепко обожглась. Все это сплошной обман. Дети любят меня, в доме достаток, Ник хороший хозяин. У плиты я стоять ни за что не буду: выгоню в три шеи эту Фриду и найму кого-нибудь попроворней. Если мне вдруг захочется переспать с Ником, я смогу сделать так, что его сарделька будет тугой. Вряд ли Ник станет возражать. – Она вздохнула, вспомнив невольно, как упорно сопротивлялся ей Ян. Но воспоминание уже не причинило боли. – В Америке такие вкусные сладости».

Последнее соображение окончательно перевесило чашу весов.

– Я… мне что-то душно! – Мэри, вскочив из-за стола, бросилась к двери.

Ник отшвырнул вилку и стиснул кулаки. Дети перестали жевать и в удивлении уставились на отца.

«Иди за ней, – мысленно велела Нику Лидия. – Но только пускай она об этом не знает. Увидишь все своими глазами. Не жалей ее. Не жалей. Не жалей. Она тебя не жалеет…»

Ник тоже вскочил, на ходу сдернул с вешалки дождевик и выскочил во двор.

Лидия не спеша подошла к окну. Сверкнула молния, и в свете ее Лидия успела разглядеть Мэри – та была уже возле ворот. Дождь лил как из ведра. Лидия вернулась за стол.

– Мама… Ее убьет гроза. – Джоан расплакалась.

– Ли не позволит, чтоб маму убила гроза, – успокоил сестренку Тим. – Ли добрая.

Ливень продолжался несколько часов. Погасло электричество, и Ник-младший принес из гаража большую керосиновую лампу. Джоан с Тимом не отходили от Лидии.

– Мы ляжем с тобой. Можно? – спросила Джоан. – Я очень боюсь грозы. И Тим боится грозы, только ни за что не признается. Мама с папой говорят, это глупости, и ругают нас. Ты не будешь нас ругать?

– Нет, – ответила Лидия. – Конечно, вы с Тимом ляжете со мной. – Она даже обрадовалась тому, что сегодня ночью будет не одна в своей широкой неуютной постели. – Быстро умываться и чистить зубы. И не забудьте помыть ноги.

Через десять минут дети уже лежали в постели, положив головки на плечи Лидии. От них пахло тиной и молоком. Лидию умиротворял этот запах. Она заснула сладким блаженным сном.

…Кто-то сильно тряс ее за плечо. Ей ужасно не хотелось открывать глаза. Ей снился скит, Перпетуя, кормившая ее, голодную и несчастную, молоком и теплым хлебом. Перпетуя гладила Лидию по руке и жалостливо на нее смотрела. Молоко было очень вкусным, а спину Лидии приятно покалывало от тепла – она сидела, привалившись спиной к горячей стенке печи…

Она с трудом открыла глаза.

Над ней стоял Ник. Вода с его дождевика капала ей на ночную рубашку. По выражению его лица Лидия поняла: свершилось.

Она поднялась, стараясь не потревожить детей. Накинула халат и вышла вслед за Ником в освещенный тусклым светом керосиновой лампы коридор. Она еще была во власти сна и не могла прочитать мысли Ника.

– Я убил их обоих, – сказал он, едва они очутились в гостиной и Лидия села на диван. Она теперь окончательно проснулась.

«Ты должна мне помочь, – прочитала Лидия мысли Ника. – Иначе я сойду с ума».

Лидия молча встала с дивана, вернулась в спальню и надела поверх ночной рубашки платье. Ник все это время стоял в дверях с лампой в руке. Уходя, Лидия поправила сползшее на пол одеяло и мысленно пожелала Джоан и Тиму счастливых сновидений.

…Они завернули тела Мэри и Чака в полиэтиленовую пленку, – каждое по отдельности.

«Каньон, – все время думал Ник. – Их съедят шакалы… Полиэтилен нужно снять… Горючего должно хватить туда и обратно… Каньон…»

Они погрузили тела в машину. Лидия села на переднее сиденье рядом с Ником.

«Я с тобой, – послала она ему сигнал. – Можешь мне доверять. Я люблю твоих детей».

Когда все было сделано, Ник намеревался бросить в каньон и полиэтилен тоже, но Лидия сказала:

– Положи в багажник на резиновый коврик. Я все вымою дома.

Дороги превратились в сплошное месиво из глины, но они все-таки успели вернуться на ферму до рассвета. Ник валился с ног от усталости, но Лидия заставила его помыть машину и поставить ее в гараж. Пленку и коврик она тщательно вымыла сама. Она велела Нику снять с себя всю одежду и засунула ее в стиральную машину вместе со своим платьем и ночной рубашкой.

На рассвете налетел ураган. Он сорвал с коровника крышу и животные подняли оглушительный рев. Обитатели фермы Джексонов его не слыхали, хотя старшие дети уже не спали, – они привыкли просыпаться с первыми лучами солнца. Ник-младший, выглянув в окно, сказал брату, что на улице настоящая буря, и ребята снова крепко заснули.

После завтрака Ник поехал к шерифу и сообщил ему, что пропала жена. Шериф попросил Ника изложить в письменном виде ход событий. Он написал:

«Во время ужина Мэри вышла на крыльцо, сказав, что ей душно. Я вышел минуты через две и увидел, что жена бежит по дороге в сторону фермы Петерсона. Было темно, дождь лил как из ведра, и мне пришлось вернуться в дом. Тем более что погасло электричество и дети боялись темноты. Я хотел поехать за женой на машине, но обнаружил, что бак почти пустой, а накачать горючего из подземной цистерны я не мог – у меня электрическая помпа».

Шериф Дуглас Франклин, знакомый накоротке со всеми фермерами в округе и навещавший их запросто, дружески похлопал Ника по плечу и пообещал в самое ближайшее время найти беглянку.

Ник вернулся домой и занялся починкой крыши. Дуглас Франклин подъехал к дому Джексонов вскоре после полудня и, протопав ботинками по дорожке, без стука вошел на кухню.

Толстая Фрида разливала рабочим суп – на улице было сыро и они обедали на кухне.

– Где мистер Джексон? – спросил он у нее.

– Они в доме с мисс… Лидией, – запнувшись, ответила Фрида и хихикнула. Рабочие переглянулись, что тоже не ускользнуло от внимания шерифа.

Шериф решил после разговора с хозяином фермы допросить всех пятерых, но не стал предупреждать их об этом заранее. Он знал этих придурков как свои пять пальцев: насочиняют всякую околесицу и будут потешаться вовсю, а потому их нужно захватить врасплох.

Ник и женщина из России сидели на диване в гостиной. Рядом играли дети. Шериф заметил, что Ник был мрачен и у него слегка дрожали руки.

– Есть новости, – обратился к нему шериф. – Я бы хотел поговорить с вами наедине.

Ему показалось, что эта русская смотрит на него с презрительной насмешкой. Правда, шериф Дуглас Франклин никогда раньше не встречал русских и не знал, соответствуют ли их мимика и жесты привычным.

Судя по всему, женщина поняла, что он сказал, – она встала и вместе с младшими Джексонами направилась к двери.

– Плохие дела, старина, – сказал шериф, присаживаясь рядом с Ником. – Мистер Петерсон говорит, что ваша жена была у них вечером. Собственно говоря, ей нужен был этот черномазый придурок Чак. Он уже спал, и мистеру Петерсону пришлось его разбудить. Они говорили о чем-то на веранде – мистер Петерсон оставил их одних. Он вернулся минут через пятнадцать, но их уже там не было. Куда они исчезли, он не знает. Чемодан Чака с его барахлом так и валяется под его кроватью. Деньги он держал в банке в Кингстауне. Я расспросил его дружков. Они говорят, что крепко спали и ничего не слыхали. Сдается мне, Ник…

Мистер Джексон вдруг скрипнул зубами и, уронив голову на грудь, разрыдался как ребенок. Чего только не повидал на своем веку шериф Дуглас Франклин, но такого от белого мужчины, жена которого сбежала с черномазым любовником, не ожидал. «Ну и дурак, – подумал шериф, не испытывая ни малейшей жалости к Нику. – Правильно сделала, что сбежала от такого рохли».

Вдруг Ник вскочил и замычал, размахивая руками перед носом шерифа. Он силился что-то рассказать, но Дуглас Франклин не понял ни слова.

– Пиши, – он подтолкнул Ника к столу и положил перед ним ручку и блокнот. – Не тяни – я еще должен допросить вашу Фриду и рабочих.

Ник быстро строчил в блокноте. Физиономия шерифа вытягивалась по мере того, как он читал неровные, наскакивающие друг на друга строчки.

«Она меня заставила. Она и Мэри заставила убежать из дома. Мэри любила детей. Я бы ее простил. Она заставила меня идти за ними и убить… Каньон Большого Медведя…»

– Кто заставил тебя их убить?

Шериф схватил Ника за плечи и встряхнул.

«Эта русская», – написал Ник.

«Но почему ты ее послушал?» – написал шериф.

«Сам не знаю», – ответил Ник.

– А где она была, когда ты их убивал? – Шериф смотрел на Ника взглядом хищника, выследившего добычу.

– Дома. Спала с Джоан и Тимом. Когда я их убил, я вернулся домой, разбудил ее и попросил мне помочь. Она согласилась. Мы сбросили трупы в каньон Большого Медведя.

Шериф был убежден, что Джексон сошел с ума. Такое случается с обманутыми мужьями. И очень даже часто. Шериф Дуглас Франклин был опытным человеком, а потому решение принял мгновенно. Мистера Джексона следует немедленно отвезти в психиатрическую клинику, иначе он натворит дел, чего доброго собственных детей убьет.

– Мистер Джексон, попрошу вас поехать со мной к окружному прокурору. – Шериф решительно взял Ника за руку. – Дело слишком важное и не терпит проволочек.

– Каньон Большого Медведя, – твердил в машине Ник. – Их еще не успели съесть шакалы… Мэри, прости меня…

Шериф Франклин Дуглас вспомнил, что забыл пристегнуть Ника ремнем. Он опоздал: внезапно с силой Ник дернул за ручку дверцы и вывалился на дорогу. Чуть сзади «судзуки» шерифа на большой скорости шел школьный автобус. Дуглас Франклин зажмурил глаза и с силой нажал на педаль тормоза.

Он не слышал предсмертного крика Джексона, он больше ничего не слышал: его старый «судзуки», вылетев на встречную полосу, был протаранен в лоб двадцатитонным рефрижератором со свиными тушами.