"Поцелуй горца" - читать интересную книгу автора (Монинг Карен Мари)

Глава 9

21 сентября

10:32

Они искали целый день, но так и не нашли таблички.

Когда небо окрасилось в цвет индиго, пробитое сияющими звездами, Драстен бросил это занятие и разложил костер в круге камней, так что у него теперь был свет для исполнения ритуала.

Если ночью произойдет худшее, он хотел, чтобы Гвен знала как можно больше о том, что произошло с ним. И ее рюкзак будет дополнительным преимуществом. Копаясь в Рюкзаке, Драстен рассказал все, что случилось перед его похищением.

Одна бровь недоверчиво изогнулась, однако Гвен слушала, как он объяснял, что получил записку, просящую срочно придти на поляну за небольшим озером, если хотел узнать имя Кемпбелла убившего твоего брата. Его горе лихорадочно-горело, он надел свое оружие и бросился к озеру не взяв охрану. Жажда мщения за смерть брата затмила все мысли.

Драстен рассказал, как росла усталость, пока он мчался к озеру, и он теперь верит, что был отравлен. Он рассказал, как сразу выйдя из леса, рухнул на насыпи у озера, как связали его конечности, глаза закрылись, как будто на них положили тяжелые золотые моменты. Он рассказал ей, что чувствовал, когда снимали его оружие и броню, затем символы, выводимые на груди, а потом…ничего пока она не разбудила его.

Затем она рассказал о своей семье, о своем замечательном и щетинистом отце, о их любимой экономке Нелл, заменившей им мать. Он рассказал о своем молодом священнике, который ворчал, а читающая судьбы мать непрерывно преследовала его по всему поместью, пытаясь бросить взгляд на его ладонь.

Он на некоторое время забыл о горе и потчевал ее рассказами о своем детстве с Дэйгисом. Когда он говорил о семье, ее скептический взгляд немного смягчился, и она слушала с заметным очарованием, смеясь над проделками Драстена и его брата, мягко улыбаясь непрекращающемуся спаррингу между Сильваном и Нелл. Он вывел ее из тоскливого состояния так, что даже когда ее семья была жива, она так много никогда не смеялась.

-У тебя нет ни братьев ни сестер, девушка?– спросил он

Она встряхнула головой.

-У моей матери были проблемы с бесплодием, и она родила меня поздно.

-Почему ты не замужем и не родила своих детей?

Она заерзала и отвела взгляд.

-Я никогда не встречала правильного мужчину.

Нет, у нее не было много удовольствий в жизни, и он хотел изменить это. Он хотел бы сделать так, чтобы ее глаза сверкать счастьем.

Он хотел Гвен Кейсиди. Он хотел быть ее - правильным мужчиной . Один ее запах, когда она проходит рядом, привлекал каждый дюйм его внимания. Он хотел, что бы она познакомилась с его телом и удовольствием, которое он мог деть ей, чтобы от одного простого взгляда становилась безвольной от желания. Он хотел провести две недели, не прерывно, в его спальне, исследуя ее скрытую страсть, раскрывая ее эротизм, еле сдерживаемый под ее внешностью.

Но это может никогда не произойти, потому что, как только он выполнит ритуал, и она узнает какой он, и что он сделал ей, у нее будет много причин презирать его.

Все еще, у него не было другого выбора.

Бросая озабоченный взгляд на дугу луны на черном небе, он вдохнул глубоко и жадно сладкий ночной воздух высокогорья. Время приближалось.

-Отдохни, Гвен,– окликнул он. Драстен тронут, что она отказалась прекращать поиски. Хотя она могла думать, что он безумен, она все еще копалась в руинах.

-Давай, присоединяйся к мне в камнях, –подозвал он. Он хотел повести то, что могло стать его последними часами, с ней у огня, держа ее в объятиях. Его предпочтения были: сорвать с нее одежду и похорониться в ней, запечатлеть себя в ее памяти вместе с проведенным с ним временем, но это было так же невероятно, как внезапно появившиеся в его руках таблички.

-Но мы не нашли таблички,– она повернулась к нему, размазывая грязь на своей щеке, когда заправляла назад волосы.

-Теперь слишком поздно, девушка, Время почти над нами, и эта труба света, – он показал на ее фонарь:– не поможет нам увидеть то, что не бало найдено. Это тщетная и глупая надежда, что они могут сохраниться целыми в поместье. Если мы не нашли их до сих пор, следующий час ничего не даст. Подойди. Проведи его со мной.

Он протянул руки. Гвен спала в их кольце прошлой ночью, и он вызвал прекраснейшее вид на ее лице, доверия и невинного отдыха. Он поцеловал ее полные, роскошные губы и, когда она проснулась сонно-упоенная, с морщинками на щеке, от надавившей его футболки, он почувствовал прилив нежности, которую не ощущал ни к одной женщине до этого. Вожделение, когда-либо кипевшее в нем, когда она была рядом, бурлило еще сильнее, сложно наслаивающееся чувство, и он признал, что со временем мог влюбиться еще больше. Не просто жажда, держать ее в кровати без отдыха, а развивать настоящее, прочнее чувство, с равными частями страсти, уважения, признательности. Чувство, что связывает мужчину и женщину вместе на всю жизнь. Она – все, что он хотел и искал в женщине.

Гвен устало шла в круг, очевидно не охотно бросив искать, когда не осталось не перевернутых камней. Это другая черта, которой он восхищался в ней.

-Почему ты не говоришь, что собираешься делать?

Весь день она пыталась выманить это из него, но он отказался говорить ей что-нибудь еще, кроме того, что они искали семь каменных табличек с вырезанными надписями.

-Я сказал, я представлю доказательство, и так и сделаю,– ошеломительное, безоговорочное доказательство.

Часы затянулись, когда они обыскивали, откатывали камни, булыжники, и его надежда неуклонно испрялась с каждым разбитым черепком глиняной посуды, с каждым ветхим напоминанием о его мертвом клане.

Однажды тщетность практически сокрушила его, и он отправил ее вниз в деревню со списком вещей для покупки, так что у него было время подумать, сосредоточиться. Пока она отсутствовала, Драстен размышлял над символами, работая со сложными вычислениями, и получил лучшее решение из последних трех, решение, которое будет проверенно меньше чем через час. Он нацеливался на две недели и один день после смерти брата. Он был почти уверен, что они были правильные и верил, что возможность, что случиться, что-то плохое минимальна.

И если случится худшее, он хорошенько подготовил ее, и потребность только напоминать ей, что сказать и сделать, что бы полностью восстановить и включить память к прошлой версии себя.

Вот почему он сказал ей запомнить заклинание.

Она набрала несколько баллонов воды, поставив рядом с фонарем, кофе и едой, и теперь сидела рядом с костром по-турецки, вытирая руки влажными салфетками, издавая легкие вздохи удовольствия, когда она вычистила лицо маленькими подушечками из своей сумки.

Пока она освежалась, Драстен раскрывал камни, собранные во время их пешего похода. В каждом было ядро блестящей пыли, которую он осторожно соскабливал в олово и смешивал с водой, превращая ее в густую пасту.

-Красящие камни,– сказала она, достаточно заинтригованная, что бы остановиться свое омовение. Она ни когда не видела ни одного, но знала, что древние ученые использовали их, что бы красить. Они были маленькие, острыми и глубоко в центре, формировавшаяся в течении долгого времени, пыль блестящих цветов, когда ее смешивали с водой.

-Да, мы так же зовем их, – сказал он, поднимаясь на ноги.

Гвен смотрела, как он пошел к одному из мегалитов, и после момента колебаний, начала гравировать сложный узор формул и символов. Она сузила глаза, изучая его. Части кого-то знакомого, но еще иностранца, извращенное математическое уравнение, что танцевало где-то вне ее досягаемости, и она там мало сделала, чтобы решить его.

Укол дурного предчувствия глухо ударился в ее груди, и она пристально наблюдала как он перешел к следующему камню, затем третьему, четвертом. У каждого камня он рисовал различный ряд чисел и символов на их внутренних поверхностях, время от времени останавливаясь взглянуть на звезды.

Осенние равноденствие, размышляла она, было временем, когда солнце пересекало плоскость экватора, делая ночь и день приблизительно равной длины во всем мире. Исследователи долго спорили над точным использованием Стоящих камней.

Была ли она близка, к тому, что бы выяснить их истинную цель?

Она осмотрела мегалиты и размышляла, что она знала об астрономии. Когда он закончил разрисовывать тридцатый, последний камень, ее дыхание застряла в горле. Хотя она признала только части этого, он с нежностью погладил символ бесконечности ∞

Лемнискат. Лист Мёбиуса. Апейрион. Какое значение он применял? Она пристально осмотрела тридцать камней и почувствовала своеобразный вызывающий зуд ощущение в мозге, как если бы Богоявление пробовало спрятаться в ее переполненном мозгу.

Наблюдая за Драстенаом, она была поражена ошеломляющей возможностью. Было ли возможно, что он умнее, чем она? Или это все его безумие?

Великолепный и умный? Не шуми, бьющееся сердечко…

Когда он отвернулся от последнего камня, Гвен дрогнула. Физически, он был неотразим. Он снова носил своебытный килт и броню, сбросив - такие штаны, что не позволяют мужчине висеть как следует, и что не может держать под мышкой нож , как только проснулся этим утром. Как следует висеть, в действительности, подумала она, пристальный взгляд бегло осматривал его юбку, рот пересыхал, как только она представила, что болтается под ней. Был он в том, постоянном состоянии полу-возбуждения? Она хотела целовать его до тех пор пока от этого - полу ничего не останится…

С усилием, она оттащила взгляд к его лицу. Его гладкие волосы растрепались по плечам. Он был самым сильным, захватывающим и эротичным мужчиной, которого она, когда-либо встречала.

Когда она была рядом с Драстеном МакКельтаром, с ней происходили невероятные вещи. Смотря на него, его мощное тело, его точеная челюсть, его сверкающие глаза и чувственный рот, она услышала приглушенную флейту пана и испытала непреодолимое принуждение заплатить десятину Дионису, древнему богу войны и оргий. Мелодия соблазняла, убеждала ее отбросить сдержанность, надеть красные стринги с котятами и танцевать босиком для темного неприступного мужчины, который был лордом из шестнадцатого столетия.

Он оглянулся на нее, и их пристальные взгляды столкнулись. Она почувствовала себя подобно бомбе замедленного действия, готовая взорваться, тик-так, тик-так…

Ее лицо должно быть выдало ее чувства, потому что он резко вдохнул. Ноздри расширились, глаза прищурились, и он тихо приближался, с идеальной спокойствием горного льва перед бросаясь на свою добычу.

Она сглотнула.

-Что ты сделал с камнями?– она вынудила себя спросить, взволнованная силой своего чувства.– Не думаешь ли ты, что пришло время рассказать мне?

-Я рассказал все, что мог.

Его глаза были глянцево-холодными, хрустальный свет, обычно плясавший в них, исчез.

-Ты не веришь мне. После всего, что я сделала помочь тебе, ты все еще не веришь мне,– она не пыталась скрыть, что это ранит ее чувства.

-Ох, девушка, не думай так. Это просто из вещей … запретных. Не совсем, исправил он тихо, но он не мог рисковать открыть свой план пока, чтобы он его не отказалась от него.

-Ерунда, – она сказала, не терпя его уклончивого ответа:– если ты веришь мне, ничто не запретно.

-Я ВЕРЮ тебе, девочка. Я верю тебе больше, чем ты думаешь. Мою жизнь, возможно, даже существование моего клана…

-Как я должна верить тебе, когда ты не веришь мне?

-Все еще скептик, не так ли, Гвен?– он попрекнул ее:– поцелуй меня, перед тем как я нарисую последний символ. На удачу,– убеждал он. Осколки хрусталя блестели в его глазах, напоминая, что хотя иногда он обнес свою природную страсть высоким заслоном, она всегда проглядывала под его внешностью.

Гвен начала говорить, но он приложил палец к ее губам.

-Пожалуйста, девушка, поцелуй меня. Не надо больше слов. Между нами их было достаточно, – он остановился, лишь для того, чтобы спокойно добавить: – если тебе нечего сказать мне, позволь сейчас сказать своему сердцу.

Он глубоко вздохнул.

Не было вопросов, что говорило ее сердце. До полудня, когда она спустилась в деревню, она нарыла свои красные стринги и подмывшись надела их. Затем она содрала никотиновый пластырь, предпочитая прямо отказаться от него, что бы не объесть его наличие на своем теле. Она не собиралась заниматься любовью в первый раз с наклеенным никотиновым пластырем. Кроме того, она приняла решение, и на нее снизошло удивительное спокойствие.

Она знала, что собиралась делать.

Правда, сказать, вероятно она знала мгновение, когда он открывалл глаза, и она была готова отдать ему свою девственность. Последние два дня были ни чем иным как ее привыканием к мысли, что она будет меньше бояться, когда, наконец, сделает это.

Он ее не просто притягивал, он привлекал ее на каждом уровне мысленно, эмоционально, физически.

Она хотела его без какого-то смысла. Она чувствовала вещи, когда он говорил ей и прикасался к ней, что возникали в уникальном месте в нутрии нее. Для нее больше не имело значения, что он мог оказаться психически неуравновешенным. Пока тянулся день, роясь рядом с ним в руинах замка, пока он рассказывал о членах своего клана, она поняла, что собиралась поддерживать его пока он не решит любую настоящую проблему, что он имел. Она любила его, она хотела узнать о нем больше. Гвен начала уважать его, не смотря на его заблуждения. Если она должна будет поместить его в больницу, держать его руку, и сидеть рядом пока он не высдоровит, она собиралась сделать это. Если она должна будет пройти по горам Шотландии месяцы сжимая его фотографию, пока не найдет хоть одного человека, который сможет опознать его и пролить сет на его состояние, она собиралась сделать это.

Она заложила челку за ухо и прямо посмотрела на него. Ее голос сильно дрожал, когда она сказала,– Займись со мной любовью, Драстен.

Сумасшедший или нет, она хотела, чтобы он был ее первым любовником, здесь и сейчас, на вершине горы, под миллионами звезд, окруженная древними камнями. Возможно, занятие любовью обладало излечающей властью. Бог знал, она, возможно, тоже нуждалась в излечении.

Его глаза вспыхнули, но он оставался совершенно спокойным: – Я услышал это, не так ли?– осторожно спросил он:– ты сказала, что я думаю, ты сказала? Или я действительно стал таким безумным, как ты считаешь?

-Займись со мной любовью,– спокойно повторила она. Во второй раз ее голос не дрожал.

Его серебряные глаза заблестели: – Девушка, ты оказываешь мне честь.

Когда он раскрыл руки, она прыгнула в них, и он, играючи, подхватил ее в объятия, она обвила ноги вокруг его талии. Они оба задыхались от силы прикосновения. Поток желания шипел между ними, поразив их насквозь. Мощными шагами, он нес ее к внешнему периметру камней пока ее позвоночник не прижался к одному из мегалит. Он склонил голову и поцеловал ее, размалывая ее бедра своими, и когда она вскрикнула, он поймал его своим языком.

-Я хотел тебя с того момента как увидел, – небрежно сказал он.

-Я тоже, – призналась Гвен, затаив дыхание.

-Девушка, Почему ты не говорила мне? – спросил он, целуя ее подбородок, щеки, нос, ресницы, взяв в руки ее лицо: – Почему ты сопротивлялась? Три дня мы могли заниматься этим, сказал он, загустевшим от страсти акцентом.

-Нет, если хотели добраться до камней, – задохнулась он, удивляясь, почему он не мог просто заткнуться и грубо поцеловать ее в рот: – заткнись и поцелуй меня,– приказала она.

Он рассмеялся и поцеловал ее грубо, что это дало волю свирепости в ее маленьком теле. Она видела фильмы, где люди занимались любовью медленно, гибко оплетаясь вокруг друг друга, но у них было дикое соитие. Учитывая их склонность с жаром спорить, она хотела больше языка, больше рук, больше его мускулистой задницы. Она хотела чувствовать его прижатое голое тело к себе. Хотела чувствовать его с силой входящего в нее. Она ждала этого всю свою жизнь, и она была готова. Простой взгляд на него заставлял ее увлажниться.

Он выдернул рубашку из ее шорт и возился с пуговицей на них, срочно целуя ее все время: – твои штаны, девушка, сними их,– грубо сказал он.

-Я не могу. Мои ноги окутаны вокруг тебя, – пробормотала она:– И, о-ох. Твой нож тыкает меня в грудь.

-Прости, – он прикусил нижнюю губу и посасывал ее: – я должен опустить тебя, девушка, чтобы получить тебя голой. Это требует, что бы ты и я были голыми.

Но он, ни сделал, ни одного движения, что бы отпустить ее. Заложник ее сочного рта, покусывал его, маленькие руки Гвен колотили его по спине.

-Тогда опусти меня вниз, МакКельтар, – задыхалась она несколькими минутами позже у его рта, отчаявшись почувствовать его голую кожу своей:– на мне слишком много одежды!

-Я пытаюсь, – сказал он, целуя основание ее шеи и проводя своим бархатистым языком назад, только что бы снова прийти к ее губам, позиция, в которой он едва был в состоянии получить полное преимущество.

-Не отпускай меня, – хмыкнула она, когда Драстен перестал ее целовать. Ее губы были голые и холодные без него, ее тело – обездоленно.

В туже минуту ее пальцы ног коснулись земли, и она с нетерпение потянулась к его одежде, но он запустил руку в ее шорты в тот же момент, проклиная, когда он глухо ударился челюстью о ее голову, а она запуталась в его волосах.

Она неумело копалась с его волосами, когда нашла дорогу к кожаным ремням поперек его груди, но была не способна понять, как он закрепил их. Отстраняя в сторону ее руки, он стащил с нее рубашку через голову, затем уставился на ее лифчик. Он очаровано прикоснулся к кружевной ткани.

-Девушка, покажи мне свою грудь. Освободсь от этой вещи, что бы я в спешке не разорвал ее на клочки.

Она оперативно щелкнула передней застежкой и сняла его. Прохладный воздух раздразнил ее соски в сморщенные пики, и Драстен втянул воздух. На мгновение, он казался не способным двигаться, а просто стоял и смотрел.

-У тебя роскошная грудь, девушка, – промурлыкал он, беря в ладони нежные округлости: – –Роскошная,– глупо повторил он, и Гвен чуть не рассмеялась. Мужчины любят грудь – любых размеров и форм, они просто ее любят.

И он, конечно, любил ее грудь. Он лапал их, поднимая и нажимая, с хриплым стоном он зарылся лицом в них, трясь туда-сюда, перед тем как втянуть сосок глубоко в рот.

Гвен нежно задыхалась, когда он разбросал опаляющие поцелуи по ее груди. Она изгибалась и вертелась в его руках, хотя его рот там… и там… и там, говоря ему только телом, как и где она нуждалась в нем. Его пальцы работали не с большимуспехом над ее шортами, и, ворча на свое крушение, он рванул ее молнию, но безуспешно, только закусив ее. Встречая похожее сопротивление с его килтом, она неистово стонала. Гвен хотела чувствовать его кожу своей, она нуждалась в этом – в каждом последнем дюйме, прижимающемся приятно и интимно.

-О, просто сними свои вещи сам, а я сниму свои,– прошептала она, сдерживая желание сделавшее ее совершенно раздраженной. Она нуждалась в нем голом сейчас же!

Он выглядел так же успокоившимся, как и она, почувствовав правильное решение, и когда она рванула и выкрутила молнию, затем сбросила шорты, он снял свой плед, бросая ножи налево и направо, снимая его топор и меч, и, наконец, сбросил кожаную броню. Он встал прямо, разбрасывая длинные темные волосы по плечам, и посмотрел на нее.

-Боже, МакКельтар,– Гвен вздохнула, ошеломленная. Шесть с половиной футов вылепленного обнаженного воина стояло перед ней, естественный в своей наготе. Гордый, в действительности, сложен лучше, чем ему следовало быть. По примитивности, мужественности и силе ему не было равных, и, конечно, это был не один носок или двадцать у него в джинсах. Он был умопомрачительный, недюжая масса, которую она не учитывала в своем уравнении того, почему она вращалась вокруг него, но она, конечно, учтет на будущее. Она многое объясняла.

Его взгляд блуждал по ее груди, вниз по ее животу, затем упал на трусики, и он издал сдавленный звук.

-Я думал, что это какая-то странная лента, что бы завязать твои волосы. Вот почему я положил это на твой соломенный тюфяк той ночью, думая, что ты могла бы воспользоваться этим перед тем как лечь спать. Но, ох, девушка, я гораздо больше предпочитаю это здесь,– небрежно сказал он:– мудро, что ты не сказала мне, что было под твоими штанами, потому, что я бы ходил вокруг твердый, все дни, думая о том как бы снимал это языком.

Ему нравятся мои трусики, подумала она, сияя. Она всегда знала, что если она подберет правильного мужчину, что бы сорвать ее вишенку, он оценил бы ее хороший вкус.

Опускаясь на колени около нее, Драстен продолжал делать как он угрожал, поднимая полоску стрингов от гладкого изгиба ее бедра зубами и полизывая чувствительную кожу под ними. Он стащил их вниз с легкими укусами, изгибая свой язык под них. Она вонзила пальцы в его плечи, когда он лизнул снова и снова, создавая резонанс под ее кожей. Он пососал чувствительную суть сквозь шелк, заставляя ее выгнуться ему на встречу, умоляя о большем. Каждый дюйм, который он исследовал, горячим языком, чередуя крошечными любовными покусываниями. Его мозолистые руки скользнули вверх по ее бедрам, и восхитительное трение, созданное его грубыми ладонями по ее гладкой коже, пробудило такие эрогенные зоны, о которых она никогда не знала, что они у нее есть. Ее колени задрожали, и она сжала его мускулистые плечи, что бы удержаться.

-Ты прекрасна,– прошептал он, скользя руками между ее бедер, мешая и пробуя ее:– Я не знаю какую твою часть вкусить первой.

-Драстен, – застонала она, прижимаясь к нему.

-Что, Гвен? Ты меня хочешь?

-Боже, да!

-Ты хотела меня, когда увидела в тех голубых штанах?– он резко подался вперед:– ты так же хочешь меня?

-Да.

-Ты чувствуешь жар, когда я прикасаюсь к тебе? Это поражает тебя так же как удар молнии?

-Да.

Он отстранился от ее трусиков и поднялся на ноги. Он упивался видом ее голого тела долгое время, перед тем как взять ее в свои руки.

Они обои вскрикнули, когда кожа встретила кожу, ошеломленные силой соприкосновения, шипя, где они соприкоснулись. Она изогнула спину, трясь грудью о него. Когда Драстен сложил руки под ее ягодицы, она сомкнула руки за его шеей и намертво обернула ноги вокруг него, так что его член оказался накрепко пойман в V-образной впадине ее бедер. Гвен извивалась, ожидая его внутри себя прямо сейчас, но либо он не сотрудничал с ней, либо она была слишком неуклюжей, что бы повернуть его в правильную позицию, которая, сожалела она, учитывая ее неопытность, была возможна. Но это не значило, что он был особенно полезен, упрямо думала она, прерывая их поцелуй на достаточно долгое время, чтобы посмотреть на него. Его серебристый, пристальный взгляд был порочно-лукавый … и самодовольный.

-Ты мучаешь меня?

-Мой темп, девушка. Ты та, кто ничего не сказал и потратил в пустую несколько дней. Мы могли бы сделать это вчера, когда ты запихнула меня в те причиняющие муки штаны. И позже, тогда днем. И позже тем вечером, и этим утром и…

Когда она попробовала ответить, он поцеловал ее так горячо, что она забыла, что собиралась сказать. Он качнул себя к ней, имитируя секс, скользя назад, вперед в гладкой впадине ее бедер. Она крутилась на нем, бессмысленно копируя его движение, толкая себя к пику.

Так как ее легкое учащенное дыхание стала более неистовым, Драстен прервал поцелуй и посмотрела на нее, Щеки Гвен раскраснелись, глаза сверкающие и дикие, губы помяты поцелуем и раздвинуты.

-Вот оно, девушка, возьми свое удовольствие,– он был прикован к ней не растерявшимся голодом, она делала его горячее и тверже каждым настойчивым толчком своих бедер. Если бы он не был осторожен, то излился бы, даже не входя в нее. Он сомневался, что женщина когда-либо желала его так сильно.

Она хныкала, когда она ….. она мурлыкала, она терлась об него как умирающий без любви котенок.

-Да, выдохнул он, затопляемый чисто мужским, собственническим триумфом. Когда ее дрожь утихла, и она расслабилась, прислонившись к нему, Драстен опустил ее на землю на свой плед, затем присел на колени и долго пристально смотрел на нее. Достаточно долго, что бы Гвен начала извиваться, и это вызвало разрушение ее контроля чувств. Она выгнула дугой спину, поднимая свои груди навстречу ему, ее соски – темные ягоды, умоляли о вскармливании.

-Коснись меня, – шептала она.

-Ох, девушка, я коснусь тебя, – пообещал он. Драстен подтолкнул ее ноги шире, затем упивался ее видом, лежащей в ожидании него, полные груди распухли от его поцелуев, бедра раскрыты и скользкие от желания.

Он направил руку к внутренней стороне ее бедер, через ее женскую влажность, затем вниз по ее ноге. Один, два и еще с пол дюжину раз задерживаясь между ее бедер, слегка ударяя ее чувствительную суть, пока она не выгибала бедра с пледа.

-Я собираюсь взять тебя, как ты никогда не была взята до этого.

Гвен была совершенно уверена в этом, никогда не была взята до этого.

-Обещания, обещания, МакКельтар.– провоцировала она:– женщина может умереть от старости, прежде чем ты найдешь для этого время.

Его глаза широко открылись от удивления, затем он рассмеялся хриплым смехом, полным темного эротизма.

Наконец, она замурлыкала, когда мускулы его плеча мягко напряглись, и он накрыл ее тело своим.

-Тебе не кажется, что ты провоцируешь меня? Я вдвое больше тебя, понимаешь, – пробормотал он ей в ухо.

-Так покажи мне что-то, что я еще не знаю, – задыхалась она, когда Драстен прикусил мочку ее уха.

-Как это?– спросил он, перемещаясь между ее бедер:– или как это?– он потер головкой его носка взад, вперед и снова назад, в ее влажных складках.

Гвен таяла, когда он разговаривал с ней на языке, который она никогда не слышала, но знала, был данью хриплого восхищения в его голосе. Странный акцент делал ее дикой, когда он промурлыкал комплименты в ее разгоряченную кожу. Она полу задумалась, а не околдовывал ли он ее, потому что, чем больше он говорил со странным акцентом, тем горячее она становилась. Или, возможно, это был прокуренный низкий голос, или способ каким его руки двигались по каждому дюйму ее тела, как если бы запоминали нюансы каждой равнины и впадины. Он самозабвенно расточал внимание ее грудям, сжимая, вкушая и нежно поглаживая их до тех пор, пока она не оказалась практически в бреду желания, парящая на краю еще одного оргазма.

Он уперся локтями по сторонам от нее, и вскормился каждым соском, двигая головой взад-вперед, создавая трение своей темной едва отметившейся бородой, и, как раз когда она подумала, что не смогла бы получить больше чувственное поддразнивание, он обращал свое внимание на другой. Он целовал ее грудь, около груди, нежное теплое пространство под ней, сжимая их вместе и целуя пухлую расщелину, небрежно с трением скользя языком между ними, затем вернулся к ее твердым соскам и взяв их вперемежку в зубы. Кусая, сося, затягивая ее в свой рот. Она практически завопила от такого изысканного наслаждения.

Он выстелил поцелуи на ее ребрах, вниз ее брюшной полости, потом скользнул своим языком через ее живот, игриво мерцая в ее пупке. Затем, внезапно, он скользнул с нажимом по ее набухшему бутону и она вскрикнула.

-Это моя девушка,– замурлыкал он, зарываясь лицом между ее бедер.

Мужчина имеет волшебный язык, подумала она, извиваясь под ним. Он сложил руки чашей под ее попой, приподнимая ее к его рту, и Гвен наполнила ночь поскуливанием, когда он целовал и лизал ее, потом, нырнув языком глубоко внутрь нее. В то время как его горячий язык ласкал ее в таких местах, которые раньше не были тронуты, она достигла спазмов, и он держал ее в объятиях, пока она содрогалась снова и снова. Затем, лишь только она подумала, что это был конец, он осторожно укусил ее, выжимая крошечный ряд спазмов из ее трясущегося тела.

Резонанс – я кристалл и я разбиваюсь в дребезги, лихорадочно думала она.

В то время как она выгнула ее бедра ему на встречу, крича, Драстен зарычал и прижался к земле. Он хотел, что бы это длилось как можно дольше. Хотел удовлетворить ее, как ни один другой мужчина когда-либо удовлетворял. Скрипя зубами, он опустился на плед, пребывая все еще в идеальном состоянии, пытаясь убедить его петуха, что надо подождать чуть-чуть дольше, потому, что самое малое он мог дать ей это. Самое малое он имел бы это. Этот идеальный момент с ней, если нет другого. Она мягко хмыкнула когда спазмы прекратились, и он осторожно обнял ее снова, шутливо предупреждая ее, что она получит еще много вершин удовольствия, перед тем как он сольется в ней.

Она была так красива и открыта ему. Она была самой чувственной женщиной, которую он, когда-либо встречал в своей жизни, ни одна не подтолкнула его за его принцыпы, до сегодняшнего дня. Его живот трясло от силы желания, и его член был так тверд, что было больно. Его дыхание резко звучало в его собственных ушах, биение его сердца было ударом сотни лошадей, кровь закипела в его венах и действительно сводила к: Просто. Одной. Вещи.

К ней.

Он не мог ждать дольше.

Он осыпал поцелуями вверх мягкую дрожь ее живота, через ее грудь, и прошелся краем его зубов назад и вперед по ее соскам. Располагаясь между ее ног, он не взял ее немедленно, а обцеловал ее полностью, поцелуй требования и владычества, примитивного собственичества.

-Скажи мне, – потребовал он. Она не разыгрывала робость или стыдливость, вещь, которая ему нравилась. Она позволила ему читать ее голод в лице, в ее выразительных штормовых глазах, не скрывая ничего. Но скажет ли она о своем желании? Окажется ли она настолько смелой и прошепчет ему слова, которые сказали бы ему, как исполнить ее дикие потребности?

-Скажи мне,– настаивал он.

Его крошечная Гвендолин сказала ему такое потом, чего он никогда не слышал, что бы женщина говорила до этого, ни знатного происхождения, ни шлюха, и низость ее слов разлилась в нем, как будто он проглотил двойную дозу ромового напитка вожделения.

Он никогда не имел женщину, которая говорила бы ему такое. Они использовали родовые слова, но о чем Гвен попросила его, было в точности, то, что он хотел сделать. Их притяжение друг к другу было примитивным и уходило далеко за пределы разумного.

Если она могла выразить такие примитивные желания, что еще она могла бы смело встретить лицом к лицу? Кем она была? Может она обладает таким духом?

Она лежала под ним, дрожа от желания, ее губы сверкали в свете луны, влажные от его поцелуев, и он понял, что увлекся ею сильнее, чем громадный дуб, рассеченный на двое молнией упадет на пол леса.

Он погрузился в нее.

И остановился.

Не по собственной воле, ох, нет, не по собственной воле, а потому что там было что-то на его пути.

-Просто толкни,– взмолилась она,– я знаю, что это будет больно в первый раз. Просто сделай это! Покончи с этим.

Эго оглушило. Фрагменты мыслей сталкивались в голове. Ее не касался ни один мужчина, как могла эта женщина оставаться девственной так долго! Мужчины в этом веке полные идиоты? Сейчас, она выбрала ни кого-то другого, а она выбрала меня!

Что за подарок!

Более благородный человек, возможно, отступил бы, более благородный человек, который знал, что даже минутная возможность существует, что он мог бы исчезнуть этой ночью, конечно бы отказался, но здесь было что-то вокруг Гвен Кейсиди, что уводило его далеко прочь от благородства. Он хотел ее, всеми правдами и не правдами. И если бы худшее случилось сегодня ночью, любовь между ними сделает ее более способной встретить, то с чем она может столкнуться. Возможно, помощь ее разрешит все, он мог бы вынудить ее принять во всем этом участие, и возможно –он мог лелеять нелепую мечту– ее бы убедили искать счастливое будущее в его прошлом. Понравится это или нет, единственное будущие, которое она обретет после сегодняшней ночи, было в его прошлом.

Он обеспечите его для нее, он поклялся. Ее счастье будет его главной задачей. Он даст ей все, что она захочет, завалит ее горами подарков, вниманием и преданностью, которая подобает королеве. Он будет ее полностью обслуживать за столом. И, может быть, любовь уладит неопределенности в его плане, которые никакой объем внимания и осмотрительности гармоничного сочетания не могло бы совершить.

-Я возможно, маленькая, – мягко уговаривала она, когда он заколебался:– но я сильнее, чем ты думаешь. И она повторила ее прежнюю просьбу, которая заслала всю его кровь в его теле, стремящуюся к паху.

Воспылав, он погрузился сквозь барьер, предъявляя право на нее.

-Да,– прокричала она, и он впил ее крик своим ртом, подобно дикарю целуя ее, продвигаясь глубже внутри нее. Она подхватила его спешный ритм, и хотя, он знал, что это причиняет ей боль, ее страсть быстро превзошла разрыв ее девственности.

Он отдал себя ей с глубиной, которой он никогда не отдавался женщине до этого, зарываясь так глубоко внутри нее подумав, что он касается головкой ее матки, затем выскользнул, медленно, только что бы ударить снова. Его целый мир, его каждый вздох и удар сердца.

Закидывая ее ноги себе на плечи, он двинулся под углом возвращаясь в нее. Он взял движение болезненно, медленно , сознавая какой крошечной она была, и что он растянет ее до пределов, но ему нужно было быть так глубоко внутри нее, что он больнее не знал, где он начинался, а она заканчивалась. Он скользил в нее дюйм за дюймом, его тело напрягалось от такой сладкой пытки.

-Драстена,– вскрикнула она, мотая головой из стороны в сторону, путая свои шелковые волосы. Он посасывал ее соски, поднимался и возвращался, и когда он почувствовал как она сжимается вокруг него, он слегка сжал зубы на ее соске и потянул. Он въезжал в нее сильнее, быстрее, глубже, еще и еще, до тех пор пока он практически не потерял рассудок от дикой потребности.

-Ох, девушка,– небрежно сказал он, нагоняя ее спазмы:– я не выдержу этой бури еще раз. И как только он толкнул в нее так жестко, это практически причинило ему боль, его осипший голос смешался с ее ласковыми вскриками. Они достигли апогея в идеальном движении, каждое содрогающие сокращение ее тела, извлекающем его семя. Он мурлыкал ей, когда он достиг оргазма на древнем языке, который он знал, она не поймет. Он говорил глупые вещи, проникновенные вещи, глубокие и увесистые вещи, в которых он не мог признаться иначе. Он называл ее богиней луны и восхвалял ее отважный дух и огонь. Он просил ее дать ее детей. Боже, он говорил как дурак.

Гвен содрогалась в его объятиях, слушая его странную речь, и как-то она поняла, что каждое слово, которое он издал, было похвалой. Когда он, наконец, успокоился на ней, она погладила его по плечам и спине, удивляясь, жизнерадостная, оживленная и насытившаяся, вне всякого сомнения.

-Ты прекрасна, девушка,– прошептал он, ласково поглаживая своими губами взад вперед по ее губам. Она вскрикнула, когда он бился в ней, финальная демонстрация их любовной игры.

-Я сделал тебе больно, дорогая Гвен,– спросил он, с такой обеспокоенностью в глазах, что это тронуло ее сердце.

– Немного,– призналась она: но не больше чем я ожидала после видя, какой… носок ты имеешь там.

-Это необычайно горячишь меня,– прорычал он:– у меня никогда не было женщины, кторая говорила бы мне такие вещи, и это сделало меня твердым как камень.

-Ты всегда тверд, МакКельтар,– позлила она: Не думай, что я не видела, ту неизменную выпуклость в твоей одежде.

-Я знаю,– самодовольно сказал он: –твой взгляд часто блуждал там. –Он внезапно отрезвел:– но сейчас я знаю, почему ты ничего не говорила мне. Гвен, почему ты не сказала мне, что не знала мужчину до меня?

Она закрыла глаза и вздохнула: – Я боялась, что ты скажешь, нет,– наконец, созналась она: –Я не была уверенна, что ты займешься любовью с девственницей.

Займешься любовью, сказала она. Она сохранила себя ото всех других, и выбрала отдать себя ему. Ты позаботишься обо мне, подумал он, надеясь, что она скажет эти слова. Его разочаровало, когда она не сказала, но в ее прикосновении –ее руки очерчивали нежные круги на его груди– он почувствовал умиление, которое говорило ему больше.

И она отдала ему свою девственность.

Он почувствовал себя вновь возбуждающимся, тронутый глубиной ее дара. Хотя он не дал ей доказательства, что он говорит правду, она отдала себя ему свободно, такой, какой она отдалась ни одному другому мужчине. Она имела чувства к нему, он был уверен в этом, так же уверен в том, что он верил, Гвен Кейсиди не отдавала себя легко.

Она уважала его.

В его голове не было вопросов: Она для него – единственная. Та женщина, которую он хотел всю свою жизнь – и ну и что, если он должен был войти пять сотен лет в будущее, что бы найти ее? Он поговорил бы с ней и начал Друидский обряд и возможно, через несколько часов, если все было бы хорошо, она могла бы свободно дать ему ответ.

А если не все пройдет хорошо?

Он мысленно пожал плечами. Если все идет не правильно, и он не переживет эту ночь, шестнадцати вековая версия его найдет ее опьяняюще неотразимой, даже до того как она сказала заклинание соединяющее их памяти. Он не видел, сомнение придет потом, во всяком случае. Она дала ему драгоценный дар, это было всем, что он должен был подарить ей в замен. Дар его непреходящей любви.

Он положтл ладонь его правой руки на ее груди над сердцем, ладони его левой руки над его, и посмотрел глубоко в ее глаза. Когда он заговорил, его голос был низким и твердым:

Если что-нибудь должно быть потеряно, это будет моя честь ради твой чести.

Если один должен быть мертв, это будет моя душа ради твоей души.

Следует смерти придти вскоре, это будет моя жизнь ради твоей жизни.

Он втянул глубокий вздох и закончил заклинание, которое будет преследовать его всю жизнь: Я есть Данный.

Он вздрогнул, когда почувствовал, как бесповоротно связь пустила корни в нутрии него – связь, которая никогда не оборвется. Он был теперь соединен с ней легкой нитью сознания. Если бы он зашел в многолюдную комнату, его бы повлекло к ней. Если бы он вошел в деревню, он бы узнал, если бы она была в ней. Эмоции забурлили внутри него, и он пытался удержать их, поражаясь их силе. Чувства упали на него, чувства, которых он никогда не представлял.

Она была так красива – made a thousand times more so by his having opened himself completely to her.

Ее глаза расширились: что ты имел ввиду под этим?– спросила она, с дрожащим легким смешком. Она заговорил таким странным голосом снова, один, в котором был гул дюжины голосов, и мягкий грохот весеннего грома. Это звучало ужасно романтично – немного серьезный и сумасшедший одновременно. Его слова было почти как живые – касающиеся ее теплыми пальцами. Ее пилило чувство, что здесь было что-то, что она должна сказать ему в ответ, но не имела, ни какого представление, что или почему. Он загадочно улыбнулся.

-Ox, я получила его. Это – другая из тех вещей…

-Которые станут ясными в свое время,– закончил он для нее: да, это скорее как, я буду защищать тебя, если появится нужда.

Это больше как, ты моя навсегда, если ты согласна и даешь мне ответ. И теперь я твой навсегда, согласишься ты или нет. Это было рискованно, он только что сделал, несомненно, потому что, если она никогда не согласиться, Драстена МакКельтар будет бесконечно страдать по ней. Его сердце попало в капкан связывающего заклинания, он будет ощущать ее вечно, будет любить ее вечно. Но если она однажды выберет свободно дать ему ответ, связь усилится тысячекратно. Он будет жить ради этой надежды.

Ее глаза расширились еще больше, когда она почувствовала его нарастающую твердость внутри себя:– Снова?

-А ты очень нежная?– мягко спросил он

Она изогнула бровь: – Я говорила тебе, я крепче, чем ты думаешь,– сказала она, пробегая кончиком ее розового языка по нижней губе.

Он застонал и поймал его между своих губ.

-Тогда, да, девушка, и снова, и снова,– сказал он, в то время, когда начал двигать в ней: – Мы, МакКельтары, рождены выносливыми.

И с этого момента, он знал, она была типичным не верящим образцом женщины, которая отбивает охоту принимать что-нибудь кроме твердого доказательства, и он принялся давать ей твердое свидетельство своего правообладания, говоря ей телом все слова, которые он так желал сказать.