"Хворый пёс" - читать интересную книгу автора (Хайасен Карл)

14

Твилли снился остров Марко. Во сне Твилли был мальчиком, бежал по белому пляжу и звал отца. Весь берег, насколько хватало глаз, был утыкан отвратительными многоэтажками. Здания необъяснимо уходили в облака и, закрывая солнце, отбрасывали огромные холодные тени на пляж, по которому бежал Твилли, подмышкой зажав коробку из-под ботинок, полную ракушек.

В своем первом сне Твилли слышал издалека голос Маленького Фила, затерянный среди вытянувшихся в линию высоток, этот голос бился веселым эхом в бетонном ущелье. Твилли бежал, выискивая проход между зданиями, но не было ни дорожки, ни проулка, ни просвета. Одна башня примыкала к другой, образуя невероятную нерушимую стену без конца и края, что тянулась по всему берегу.

Твилли все бежал и звал отца. Над ним носились чайки и крачки, а под босыми ногами шныряли перевозчики, веретенники и ржанки. Начался необычно быстрый прилив, и Твилли поднажал, взметая водяные фонтанчики. Он не разбирал слов отца, но по знакомому тону (фальшивая жизнерадостность и наигранное дружелюбие) догадался — это не обращение к заблудшему сыну, а окончание сделки с недвижимостью.

Пляж под ногами исчезал, и мальчик еще прибавил скорости. Холодная соленая вода — в такой не поплывешь — доходила уже до щиколоток, и Твилли отбросил коробку, чтобы работать руками и бежать быстрее. Закипали жгучие соленые слезы, берег расплывался перед глазами. Почему вода прибывает так быстро? думал во сне Твилли. Ведь ни бури, ни легкого ветерка. Море без ряби, плоское, как отполированное зеркало.

Вода доходила уже до колен, не побежишь. Мальчика сковал холод, будто в спину воткнули ледяную пику. Сквозь пелену в глазах он различал силуэты морских птиц, что, ныряя и взмывая, кружили над мутной пеной. Почему они просто не поднимутся и не улетят подальше от Залива? Но глупые создания из перьев и костей слепо бились в монолит зданий. Птицы с разлету врезались в окна, балконы, маркизы и раздвижные двери; скоро фасады многоэтажных громадин сверху донизу покрылись кровавыми кляксами. Отцовского голоса Твилли уже не слышал.

Твилли зажмурился, чтобы не видеть, как умирают птицы. Он остановился; ледяная вода поднялась по пояс, скоро она его прикончит. Почему на юге Флориды такая холодная вода? На широте двадцать шесть градусов! И тут пришел простой ответ. Вода такая холодная, потому что солнце ее не прогревает, чертовы небоскребы не пропускают ни единого луча, погружая Залив в вечную злую тень. Вот почему так холодно. Точно.

Твилли решил поплыть. Вода доходила до подмышек; яростно стараясь дышать ровно, Твилли странно попискивал, точно древесная лягушка. Ну уж нет, нетушки! Плыть — это он здорово придумал. Плыть на спине, пусть прилив поднимет его до какого-нибудь дома, и он выберется из этого ледяного супа. Он будет лезть и лезть, высоко, пока не обсохнет, будет карабкаться, словно хитрый лягушонок. Вода-то когда-нибудь спадет, ведь так?

Во сне Твилли открыл воспаленные глаза и поплыл, со всхлипом хватая воздух. Он подплыл к дому высотой этажей в тысячу и ухватился за балконные перила. Повис, надеясь набраться сил. Вокруг в пене качались тела птиц, темная масса с расколотыми клювами, скрюченными желтыми когтями и растрепанными окровавленными перьями...

Мальчик старался подтянуться и вылезти из ледяной воды на сухой балкон, но сумел лишь достать подбородком до перил. На балконе в мокрых мешковатых шортах стоял его отец, Маленький Фил. Он протягивал сложенные ковшиком руки, где сидели сотни крохотных полосатых жаб с выпученными глазами и раздувшимися мордами. Они так немилосердно верещали, что закладывало уши.

Твилли закричал, закрыл глаза, выпустил перила и упал спиной в поток. Течение закружило его, как бревно-топляк. Что-то мягкое коснулось его щеки, и Твилли отмахнулся, решив, что это мертвая птица.

Но нет, то была рука Дези. Твилли открыл глаза. Как странно: тепло, Дези его обнимает, слышно, как бьется ее сердце.

— Все хорошо, — сказала Дези.

— Да. — Твилли почувствовал на лбу легкий поцелуй.

— Ты дрожишь.

— Значит, вот что такое сны.

— Я принесу тебе еще одеяло.

— Нет, не уходи.

— Хорошо.

— Не хочу, чтобы ты уходила.

— Ладно.

— Никогда.

— Я...

— Подумай об этом. Пожалуйста.

Дом был темен и тих. Сигнализация не включена. Палмер Стоут вошел, окликнул Дези и нашарил выключатель. Заглянул в спальню, в гостевые комнаты, на веранду, обошел весь дом. Жены не было, и Стоут разозлился. Ему не терпелось рассказать о последней выходке похитителя и показать собачью лапу в коробке из-под кубинских сигар. Хотелось заставить Дези вспомнить все до мельчайших подробностей об этом ненормальном, который украл Магарыча. И пусть бы рассказала все садисту — дикобразу-наемнику Роберта Клэпли, который выследит похитителя. И прикончит.

— Я хочу, чтобы он сдох!

Палмер Стоут взглянул на себя в зеркало ванной. Ну и видок! Глаза ввалились, лицо выпачкано, спутанные пряди мокрых от пота волос. В ярком свете ванной был заметен и след на подбородке от косметической операции.

— Хочу, чтобы он сдох! — вслух повторил Стоут, чтобы услышать, как жестоко это звучит. Он в самом деле желал, чтобы этого человека убили... грохнули, кокнули, убрали, замочили — как это называется у парней типа мистера Гэша? Говнюк-молокосос заслуживает смерти, потому что влез в сделку ценой двадцать восемь миллионов долларов, которую так искусно сдирижировал Стоут, похитил добродушного Магарыча и использует его для вымогательства, да еще испоганил отношения Палмера с женой. Стоут точно не знал, в чем дело, но с тех пор, как Дези пообщалась с похитителем, она ведет себя странно. Вот вам: половина одиннадцатого, а ее нет дома. Миссис Палмер Стоут нет дома!

Он прошел в кабинет и сел на свой трон среди чучел рыб и зверей со стеклянными глазами. Набрал по телефону особняк губернатора и потребовал, чтобы его соединили с Диком Артемусом. Лакей по имени Шон (прекрасно! обычная шестерка!) сообщил, что губернатор лег пораньше, и его нельзя беспокоить. Сие означало, что Дик Артемус где-то дерет Лизу Джун Питерсон или еще кого из своих помощниц с тремя именами, участниц женских клубов. Взглянув на сигарную коробку, Стоут решил, что посылка с лапой заслуживает личной беседы с губернатором Флориды. Дик Артемус просто обязан знать, что похититель не угомонился. Нужно напомнить губернатору о необходимости скорейшего запрета строительства моста и передачи информации в газеты, чтобы прочел ворюга.

Но юный усердный Шон стоял на страже покоя патрона и не стал соединять с прелюбодействующим экс-торговцем «тойотами».

— Как твое полное имя, сынок? — прогремел в трубку Палмер Стоут.

— Шон Дэвид Галлахер.

— И тебе нравится служить в особняке губернатора, так? Гляди, одно мое слово, и ты снова окажешься в сраной пиццерии, где будешь раздавать салаты. Усек, парнишка?

— Я сообщу губернатору о вашем звонке, мистер Стоут.

— Уж будь любезен, дружок.

— И еще передам от вас привет отцу.

— Да? И кто же твой папаша?

— Джонни Галлахер. Исполняющий обязанности спикера законодателей.

— Ладно. О'кей, — примирительно буркнул Стоут и повесил трубку. Черт бы побрал этих молокососов, кипел он, и должности получают благодаря папенькам.

Палмер заглянул в сигарную коробку.

— Господи, что он еще пришлет? — буркнул он и захлопнул крышку.

Стоут постарался вспомнить, как выглядел тот парень, что передал ему издевательскую записку в «Поклоннике». Загорелый, в цветастой рубашке... Стоут еще принял его за лоботряса из яхт-клуба. Но вот лицо? Молодое, припомнил Стоут. В баре было накурено, сам он уже поднабрался, а парень сидел в темных очках... Нет, лица не вспомнить. Сволочному мистеру Гэшу придется справиться у Дези. Только она общалась с похитителем.

Стоут представил мистера Гэша наедине с Дезиратой, и его передернуло. Жуткий тип! Интересно, мерзкий крысенок еще жив? Наверняка пищит и слепо тычется в банки с крупой. Невероятно! Просто в голове не укладывается! Он, Палмер Стоут, один из влиятельнейших людей штата Флорида, и вдруг его благородный сверкающий мир сплющился до размеров низкопробного шоу с участием расчленителя собак, фетишиста, запавшего на кукол Барби, и панкующего садиста, который запихивает в глотку грызуна!

Слава богу, об этом не прознали все те, кто, нуждаясь в Палмере Стоуте, выдающемся лоббисте, боялся его и к нему подлещивался. Все эти важные люди, забивавшие звонками его автоответчик в Таллахасси... Мэру Орландо требовалась ловкость Стоута, чтобы получить сорок пять миллионов долларов из федерального дорожного фонда, поскольку парк аттракционов «Мир Диснея» настаивал на сооружении еще одного выезда на шоссе №4. Президент компании, выпускающей игральные автоматы, просил об организации приватного обеда с вождем семинолов. Дама-конгрессмен из Вест-Палм-Бич умоляла достать места в ложу на открывавшую бейсбольный сезон игру «Марлинов» (не для себя, а для пяти руководителей сахарных фирм, которые уговорили сборщиков тростника с Ямайки и Гаити сверх возможного щедро финансировать компанию конгрессменши по переизбранию на новый срок).

Вот каким был мир Палмера Стоута. Вот каковы люди его круга. А с этим ненормальным засранцем, выкравшим беднягу Лабрадора, нужно кончать. И с ним будет покончено, когда его выследит Дикобраз.

Стоут выдвинул верхний ящик стола и достал пачку любимых фотографий, сделанных «поляроидом» во время сексуальных забав. Эти он снимал в Париже — недельную поездку оплатил многонациональный конгломерат горнорудных предприятий. На фотографиях Дези не очень было видно — тут бедро, там плечо, — но и этого хватило, чтобы у Стоута кольнуло сердце и засвербило в паху. Куда она подевалась?

Тут он заметил мигающую лампочку автоответчика. Нажал «воспроизведение» и откинулся на спинку кресла. Первый звонок от Роберта Клэпли — тот был необычно взволнован и задыхался: «Я по поводу носорожьего порошка... Позвони мне, Палмер. Сразу позвони!»

Через полчаса опять звонок Клэпли: «Палмер, ты дома? Нужно поговорить. Это насчет моих Барби, они... Позвони, ладно? В любое время».

Третий звонок от Дези. Услышав ее голос, Стоут поспешно прибавил громкость.

«Палмер, со мной все в порядке. Меня не будет несколько дней. Просто мне какое-то время нужно побыть вне дома. Пожалуйста, не волнуйся... Мы поговорим, когда я вернусь, хорошо?»

Она не казалась ни испуганной, ни расстроенной. Говорила совершенно спокойно. Однако в записи что-то тревожило, какой-то звук на фоне. Он раздался за мгновенье до того, как Дези попрощалась.

Чтобы удостовериться, Стоут трижды прослушал запись. Никакого сомнения: лай собаки.

И не просто собаки. Лаял Магарыч.

Стоут застонал и прижал ко лбу пухлую руку. Сумасшедший недоносок похитил жену.

Опять.

Стоял конец апреля, и теплым ветреным утром двенадцать японцев, мужчины и женщины, высыпали из снабженного кондиционером заказного автобуса, который припарковался на обочине двухрядной дороги в Норт-Ки-Ларго. Путешественники разбились на пары и забрались в полудюжину разноцветных байдарок. Под нежно-кремовыми небесами они погребли по излучине реки Пароходной в направлении Барнз-Саунд, где намеревались съесть обед в коробочках и вернуться. На все путешествие отводилось четыре часа, но о туристах не было ни слуху ни духу почти три дня. В конце концов их обнаружили, когда глубокой ночью они брели по окружному шоссе №905. Не считая царапин и комариных укусов, все были целы и невредимы. Как ни странно, туристы отказались сообщить полиции, что с ними случилось, и избегали репортеров, жаждущих интервью.

Японцы были сотрудниками фирмы «МацибуКом» — одной из процветающих токийских строительных компаний. Поскольку запасы древесины в Японии весьма скудны, «МацибуКом» ежегодно импортировала миллионы кубометров леса из Соединенных Штатов, главным образом из Монтаны и Айдахо, где ради улучшения токийского пейзажа, а также повышения доходов «МацибуКом» были буквально выбриты горные вершины, превратившиеся в пыльные лысые купола. Пережив относительно благополучно азиатский финансовый кризис, компания наградила дюжину менеджеров высшего звена групповой поездкой во Флориду. Недельная программа неизбежно начиналась в «Диснейленде», а заканчивалась в Кизе, в престижном клубе «Океанский Риф», который принадлежал республиканцам. Забавно, что менеджеры проявили интерес к активному экотуризму, и потому было организовано путешествие по реке Пароходной. Японцам сообщили, что им могут встретиться ламантины, синие змеи, лысые орлы и даже неуловимые североамериканские крокодилы, обитавшие в озерах среди мангровых деревьев и достигавшие в длину четырнадцати футов. Предвкушая впечатления, туристы закупили уйму фотопленки.

Когда в означенное время японцы из экспедиции не вернулись, начались интенсивные поиски с использованием сверхлегких самолетов, катеров, лодок и машин, способных передвигаться по болоту. Губернатор Дик Артемус выделил в помощь пару казенных вертолетов (что, на его взгляд, было скромной услугой в сравнении с бесплатным членством в «Океанском Рифе», которое он обрел в день инаугурации). Между тем флоридские чиновники от туризма мрачно размышляли, сколько тысячелетий потребуется для восстановления туристической индустрии, если станет известно, что находившиеся на отдыхе двенадцать иностранных менеджеров были сожраны крокодилами либо погибли при сходных ужасных обстоятельствах.

В заявлениях для прессы власти придерживались версии, что японские гости «заблудились», но у репортеров не было недостатка в скептических мнениях местного населения, которыми оно с готовностью делилось. Плавать по речке Пароходной было не сложнее, чем ездить по шоссе №95, но в сто раз безопаснее. Страх, что совершено убийство, усилился после зловещей находки — обнаружились пропавшие байдарки, изрешеченные пулями и связанные вместе синим шнуром. Болтаясь и поворачиваясь, они свисали с моста Кард-Саунд наподобие хвоста огромного воздушного змея с погремушками. Проезжавшие в катерах останавливались, чтобы сделать снимок, пока не явились полицейские и поспешно не обрезали веревку. Вид продырявленных пулями лодок напрочь уничтожил надежду, что японских менеджеров найдут живыми. Стало ясно, что они угодили в лапы психопатов либо террористов — еще более сокрушительный удар по имиджу туризма, чем простое нападение крокодилов. Из японского консульства в Майами на частном самолете прибыл контингент сотрудников с непроницаемыми лицами. Их разместили в комнатах с видом на океан и предоставили возможность бесплатно и без ограничений пользоваться международной связью. Тем временем в Вашингтоне бригада судебно-медицинских экспертов уже приготовилась к вылету во Флориду — ждали только трагического известия, что расчлененные тела обнаружены.

А потом, ко всеобщему удивлению, группа японских байдарочников объявилась живехонька и невредима, но рот держала на замке. На рассвете 30-го апреля сотрудники «МацибуКом» чартерным рейсом вылетели в Токио. Местная пресса выдоила, что смогла, из ситуации с неудавшимся экотуризмом, но в отсутствие свидетельств очевидцев (и наличия трупов) история быстро сошла с газетных страниц.

Лейтенант Джим Тайл узнал о происшествии еще до сообщения в теленовостях. Дорожный патруль отрядил на поиски важных гостей пятерых полицейских и лучшего проводника с собакой из отдела К-9. Обнаружение байдарок, впечатляющий способ, которым они были приведены в негодность, и манера представления их публике укрепили подозрения Джима Тайла в том, что произошло на реке Пароходной. Он рассчитывал, что японцы смолчат и другие представители власти ни о чем не догадаются. Очевидно, Дик Артемус не догадался. Во время их короткой встречи в Таллахасси Джим Тайл умышленно не поделился с губернатором своей версией похищения туристов.

Однако днем он позвонил по номеру, который они с его другом, бывшим губернатором, обычно использовали для связи, оставляя сообщения на автоответчике, но, к его досаде, линия молчала. Джим Тайл собрал дорожную сумку, поцеловал на прощанье Бренду и без остановок поехал на юг — фактически через весь штат. Солнце уже час как встало, когда он подъехал к сторожке клуба «Океанский Риф» в Норт-Ки-Ларго. В контору Тайла неохотно сопроводил угрюмый молодой охранник, явно заваливший элементарный тест на грамотность для костоломов, необходимый для поступления на службу в полицию. Тайл предъявил рекомендательное письмо генерального прокурора, и ему разрешили посмотреть фотопленку из забытого японским байдарочником кофра с камерой.

Лаборант местного шерифа пленку проявил и сделал контактный черно-белый отпечаток. Он никак не мог уразуметь ее очевидную ценность, поскольку из тридцати шести кадров в тридцати пяти на переднем плане красовалось размытое изображение пальца, перекрывшего объектив. Такое нередко случается, когда камера находится в неумелых руках возбужденного туриста. Но Джим Тайл разглядел, что на фото с реки Пароходной запечатлен не капризный мизинец субтильного японца, а мясистый, волосатый, кривой и в шрамах средний палец американца, шести футов росту и наделенного неуемным чувством юмора.

Последний кадр, единственный без пальца, тоже представлял интерес. Полицейский повернулся к амбалу-охраннику:

— Я могу позаимствовать у клуба катер? Сгодилась бы моторка.

— На причале есть одна малютка. Но вам одному нельзя. Не по правилам.

Джим Тайл свернул контактный отпечаток и засунул в коричневый конверт, полученный от Дика Артемуса в губернаторском особняке.

— А где причал?

— Вам не положено.

— Понимаю. Вот ты поедешь со мной.

У причала стояла мелкосидящая джонка, оснащенная пятнадцатисильным подвесным мотором. Охранник — его звали Гейл, — завел движок с третьего рывка. Поверх топорщившейся формы он напялил ярко-оранжевый спасательный жилет и велел Тайлу сделать то же самое.

— Такие правила, — пояснил Гейл.

— Резонно.

— Плавать-то могёте?

— Могём.

— Точно? Я думал, черные не плавают.

— Ты из каких мест, Гейл?

— Из Лейк-Сити.

— Лейк-Сити во Флориде?

— А что, еще есть?

— И ты никогда не встречал чернокожего, умеющего плавать?

— Нет, ну там, в пруду с головастиками, это да. Но я-то об океане говорю, о соленой воде.

— А что, есть разница?

— Огроменная, — сказал охранник, как о само собой разумеющемся. — Потому и спасательные жилеты.

С попутным северным ветерком они пересекли Карт-Саунд, угловатый корпус джонки шлепал по гребешкам волн. В устье реки Пароходной Гейл вошел на полной скорости, но под низким мостом сбросил газ.

— Далеко ехать-то? — спросил он полицейского, сидевшего на носу лодки.

— Я скажу, как доедем, Гейл.

— Это у вас «магнум»?

— Он самый.

— Я еще не получил разрешения на оружие, но дома у кровати держу «смит» 38-го калибра.

— Хороший выбор, — похвалил Джим Тайл.

— А для улицы возьму пушку помощнее.

— Смотри — орел! Вон, на верхушке дерева.

— Круто! Но его только помповым ружьем достанешь, калибра двадцатого, не меньше... Слушьте, остановимся, надо отлить.

— Останавливайся.

— А то я с утра выдул галлон кофе и щас просто лопну.

— Давай, где понравится.

Охранник заглушил мотор, и лодка тихо заскользила по бледно-зеленой воде. Гейл снял спасательный жилет и деликатно отвернулся, чтобы помочиться с кормы. Течение покачивало легкую лодку с борта на борт, но тут не вовремя налетевший порыв ветра прервал янтарное истечение Гейла, плеснув струей на его форму. Охранник охнул и неловко застегнулся.

— Черт, так не пойдет. — Он запустил мотор и направил лодку к лесистому берегу. Выйдя из лодки, он зацепился ногой за корень и чуть не упал. — Сейчас вернусь.

— Не спеши, Гейл.

Дабы избежать вмешательства ветра, охранник шагов на двадцать углубился в лес и выбрал место, где можно рассупониться. Посреди обильного, как у жеребца, излияния он услышал чиханье подвесного мотора. Усилием воли Гейл пресек мощный водопад, запихнул член в штаны и бросился к берегу. Джонки на месте не было.

На небольшой скорости Джим Тайл плыл по реке Пароходной. Перед носом лодки серебристыми полосками шныряла стайка мальков кефали. Из мангровой рощи, оставшейся позади, доносились хриплые вопли охранника. Тайл надеялся, что у юноши достанет соображения и он не попрется домой пешком.

Плывя по реке, полицейский внимательно вглядывался в берега. Он не надеялся увидеть явный знак — флотилия спасателей обшарила здесь все сверху донизу и ничего не нашла. Джим Тайл знал, что его друг осторожен и следов не оставляет. Полицейский снял спасательный жилет и достал из кармана рубашки коричневый конверт. Вынул фотоотпечаток и еще раз взглянул на тридцать шестой кадр.

Казалось, затвор камеры нажали случайно — объектив бесцельно уставился в землю. Изображение было темным и смазанным, но Тайл разглядел полоску воды, сук мангрового дерева с тремя шипами и вклинившуюся в разветвленные корни банку из-под газированного напитка. Похоже, это «Швепс».

Имбирный лимонад «Швепс», напиток из противных.

Это уже кое-что. Тайл стал собирать за бортом банки, которых оказалось великое множество: «Кока-Кола», «Диетическая Кока-Кола», «Пепси», «Диетическая Пепси», «Маунтин Дью», «Доктор Пеппер», «Орандж Краш», «Будвайзер», «Буш», «Кольт-45», «Мичелоб» — одуреть можно. Какими же надо быть жлобами, думал полицейский, чтобы гадить в таком чудном девственном месте. Как же нужно не уважать божье творенье. Сам Тайл вырос в квартале, где на земле больше битого стекла, чем травы, но мать шлепала его по тощей черной заднице, если замечала, что он кинул банку мимо урны...

Полицейский еще сбросил скорость, и теперь джонка двигалась еле-еле. Курсируя по реке, Тайл подбирал с воды банки, блестевшие под ярким солнцем и потому хорошо заметные. Но «Швепс» не попадался. Тайл понимал, что глупо хвататься за столь слабую зацепку — ветер мог раскидать мусор по всей реке. И при высоком приливе разветвленный корень мангрового дерева будет скрыт водой. Полицейский смял фотоотпечаток и сунул в карман.

Но все же он продолжал осматривать берега, машинально подбирая банки, бутылки и бумажные стаканчики. Вскоре днище лодки походило на помойку. Тайл вписывался в плавный поворот реки, когда что-то привлекло его внимание: не банка из-под имбирного лимонада и не разветвленный корень — сверкнуло нечто канареечно-желтое. Будто в ярде над поверхностью воды что-то мелькнуло на трубчатых стеблях, сквозь которые кто-то протащил в лес нечто увесистое и ярко раскрашенное. Например, байдарку.

Тайл приготовил носовой швартов, закатал штанины и снял ботинки. Выбрался из лодки и, высоко поднимая ноги, осторожно двинулся к зарослям деревьев. Ступня наткнулась на что-то гладкое, металлическое. Банка «Швепса» с фотографии, попавшаяся в корявые лапы мангрового дерева. Полицейский двинулся вперед, больно обдирая подошвы о корневища и раковины моллюсков. Он все время оскальзывался и дважды чуть не грохнулся плашмя. Джим Тайл понимал — он шумит, словно стадо пьяных буйволов, и ни на секунду не тешил себя надеждой, что незаметно подкрадется к губернатору. Это вообще было невозможно.

Лес поредел, и полицейский разглядел белесую каменистую гряду, что вывела его к берегу мелкого озерца с темной водой. Тайл понял, что забрел в законные владения крокодилов. Он сел, смахнул со щиколоток пауков и подумал, что и у дружбы имеются свои пределы.

Тайлу хотелось пить, он устал, весь искололся и к тому же не являлся поклонником плотоядных рептилий. В мрачной решимости Джим поднялся и, переступая на колкой земле, сложил руки рупором.

— ЭЙ! — закричал он через озеро. — ЭТО Я!

Где-то высоко свистнула одинокая скопа.

— МНЕ НЕ ПО ВОЗРАСТУ ЭТИ ИГРИЩА! — заорал Джим Тайл.

Тишина.

— ТЫ СЛЫШИШЬ? ТУТ ЭТИ ЧЕРТОВЫ КРОКОДИЛЫ! ПО-ТВОЕМУ, ЭТО ЗАБАВНО? А У МЕНЯ ЖЕНА, ГУБЕРНАТОР! Я НЕСУ ЗА НЕЕ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ!

Полицейский почти сорвал голос.

— НУ ВЫХОДИ ЖЕ! Я НЕ ШУЧУ! Я СЕРЬЕЗЕН, КАК МАТЬ ТВОЮ ЗА НОГУ ИНСУЛЬТОМ ХВАТЬ! ВЫХОДИ!

Джим Тайл задохнулся и сел на землю. Обхватил руками колени, опустил голову. Сейчас за глоток теплого имбирного лимонада он бы придушил и монашку.

Послышался ружейный выстрел, потом второй, третий, четвертый. Полицейский с улыбкой поднялся.

— Фиглярничает, сукин сын, — пробормотал он.

Человеку, на поиски которого послали Джима Тайла, почти сравнялось шестьдесят, но он совсем не сутулился и был широк в плечах. Под прозрачной купальной шапочкой розово посверкивала коротко стриженная голова. Из одежды на нем был лишь килт, скроенный из клетчатого флага, каким дают финальную отмашку в автогонках. Человек утверждал, что там его и спер. Происхождение автомата «АК-47» он никак не объяснял.

Обрамлявшая щеки пышная седая борода экстравагантно разделялась надвое. Каждая прядь ниспадала, подобно виноградной лозе, на жесткокожую грудь и была так замысловато заплетена, что Джим Тайл заподозрил: это женских рук дело. Внизу к косам были привязаны ленточками изогнутые клювы крупных птиц. Да, клювы стервятников, признал человек. Кстати, твари они порядочные. Косматые брови человека были знакомо насуплены, а еще он неведомо где раздобыл себе новый искусственный глаз, ошеломляюще походивший на распустившийся малиновый цветок гибискуса. Глаз просто обезоруживал, и по коже ползли мурашки.

Одноглазый в килте некогда был популярной, на всю страну известной фигурой — герой войны, превратившийся в политического деятеля, неподкупный, дерзкий и, естественно, обреченный на провал. Джим Тайл управлял лимузином, который в результате увез этого человека из Таллахасси, прямо из губернаторского особняка, от подступавшего вулканического безумия. Полицейский доставил своего извергавшего тирады друга в уединенную глухомань, и потом более двух десятилетий не терял его следа, присматривал за ним и останавливал, когда это требовалось.

Джим Тайл делал, что было в его силах, но временами случались неконтролируемые извержения. Стрельба, поджоги, беспричинное уничтожение чужой собственности. Даже убийства. Да, его друг убил нескольких человек, после того как покинул Таллахасси. Джим Тайл в этом был уверен, как и в том, что те люди вели себя очень плохо, но в любом случае судить Клинтона Тайри мог лишь Господь Бог. И судный день скоро наступит. А пока Джим Тайл оставался безоглядно верен человеку, известному под именем «Сцинк».

— Как поживает твоя милая женушка?

— Прекрасно, — ответил полицейский.

— Тебе по-прежнему нравятся ее подгоревшие бифштексы? — Экс-губернатор склонился над жарким костром, языки огня опасно плясали у завитков бороды.

— Что у нас сегодня в меню? — Джим Тайл задал совершенно необходимый вопрос, поскольку гастрономические пристрастия Клинтона были крайне разнородны.

— Превосходное филе ламы!

— Ну да, ламы, — задумчиво произнес полицейский. — Стоило ли спрашивать?

— В город приехал цирк. Ей-богу, в Наранжу, там настоящий карнавал.

— Так-так.

— Не то, что ты думаешь. Бедняга свалилась с пандуса грузовика и сломала передние ноги. У девчушки-хозяйки не хватило духу самой прикончить животное.

— Представляю.

— Ну, я оказал услугу. К тому же, ты знаешь, я терпеть не могу, когда пропадает мясо.

— Да как ты в цирке-то оказался? — спросил Джим Тайл.

Сцинк заулыбался — та самая обаятельная улыбка любимца публики, что помогла ему выиграть выборы.

— Любовь, лейтенант. Недолгая, но, тем не менее, весьма приятная.

— Это она тебе бороду обработала?

— Так точно, сэр. Нравится? — Сцинк погладил пышные седые косы. — Клювы предложил я. Недавно добыл.

— Я заметил.

— С птицами была небольшая стычка. Проявили нездоровый интерес к моей ламе.

— Ты ведь знаешь, что канюки под охраной закона, — покачал головой Тайл.

— Не очень-то он их охраняет, как я погляжу. — Сцинк бросил куски мяса на сковородку и отпрянул от жирных брызг. Краем килта протер стеклянный глаз. — Ты здесь из-за японцев, да?

— Нет, — ответил полицейский. — Но интересуюсь.

— Знаешь, на кого они работают? На «МацибуКом», этих жадных недоносков, которые сводят леса и поганят реки. А япошки — крепкие засранцы, все как один, даже бабы. Стеклопластиковые байдарки не такие уж легкие, Джим. Они тащили их на плечах две мили по весьма густым зарослям.

— Что именно ты с ними сделал, губернатор?

— Ничего. Мы болтали, гуляли, катались. Побаловались котлетками из ламы. Я показал им несколько достопримечательностей: молодого лысого орла, выводок бабочек, детенышей крокодила. — Сцинк пожал плечами. — Полагаю, расширил их кругозор.

— Они были не очень-то разговорчивы, когда вернулись.

— Я так и думал, поскольку объяснил им, как сильно ценю свое уединение. Знаешь, из освежающего у нас только старая добрая аш-два-о. Сгодится?

— Превосходно, — ответил Джим Тайл. Он уже давно не видел приятеля таким разговорчивым. — Приятно видеть тебя в цивилизованном настроении.

— Отголоски моего романа, — грустно сказал Сцинк. — «Женщина-змея» — ее цирковое амплуа. Говорила, может прогнуться в местах, каких у других женщин вообще нет. Смешила меня. Знаешь, это мне было нужнее, чем... все остальное. А значит, я либо действительно старею, либо шибко умнею. Бренда тебя смешит?

— Постоянно.

— Невероятно. Хватит болтать, давай поедим.

Умело приготовленная лама была отменного вкуса. После обеда Сцинк подхватил автомат и бодрым шагом повел полицейского по извилистой тропинке мимо заброшенного ринга для петушиных боев к месту своего нового становища.

Он устроил его в тени кроны старого мангрового дерева, где кружили насекомые. Здесь слышался шум океана. Полога не было, но зато стоял настоящий гоночный болид «додж» под номером 77. Золотисто-голубой, от бампера до бампера покрытый цветастыми рекламными наклейками: «Масляный фильтр «Пьюролейтор», «Стартер «Делко», «Летние шины «Файрстоун», «Автошампунь «Рейн-Х», «Свечи «Автолит», «Аудиосистема «Боуз», «Компьютерная компания «Белл-Саут», «Система ресторанов «Аутбэк Стик Хаус», «Мочегонное «Судафед» и всякими другими. Джим Тайл уставился на машину, а губернатор сказал:

— Она с этого непотребного гоночного трека в Хомстеде, на который истратили пятьдесят миллионов долларов налогоплательщиков.

— Ты ее угнал!

— Точно.

— Потому что...

— Ужасно шумела. Ее везде было слышно. У меня начиналась страшная мигрень, а ты знаешь, как я ею мучаюсь.

Ошарашенный полицейский обошел вокруг элитной машины.

— Это только кузов, — сказал Сцинк. — Без двигателя и начинки.

— Как же тебе удалось?

— Она стояла на тягаче. Команда после гонок наклюкалась и припарковалась за Мьютиниром. Полагаю, они победили, потому что повесили на антенну клетчатый флаг, благослови господь простаков. — Сцинк полюбовался килтом. — Зато теперь я сплю в машине.

Джим Тайл предпочел бы не знать об угоне.

— А где тягач? — встревоженно спросил он.

— Дальше по берегу, у заброшенного причала. Я там храню свои книги, кроме Грэма Грина. Он всегда со мной. — Сцинк забрался на сверкающий капот «доджа» и поиграл клювами в бороде. — Ну, выкладывай свою плохую новость, Джим.

Полицейский в упор посмотрел на губернатора.

— Они хотят, чтобы ты выследил одного человека. Неуправляемого парня, он скрывается в окрестностях. Похоже, он напоминает им молодого Клинтона Тайри.

— Они — это...

— Наш действующий губернатор, досточтимый Дик Артемус.

— Никогда о таком не слышал, — фыркнул Сцинк.

— А он о тебе знает и хочет как-нибудь встретиться. — В ответ прозвучал смешок, но Тайл продолжил: — Парень, которого тебе нужно найти, пытается остановить строительство моста.

— Наверное, у парня есть имя?

— Его никто не знает.

— Где хотят строить мост?

— В Заливе есть такой Жабий остров. Парень выкрал собаку у важной шишки — дружка губернатора. И теперь тот получает пса частями. «Федерал Экспрессом».

— «ФедЭксом»? — поднял брови Сцинк. — Это может обойтись в кругленькую сумму. Смотря какая собака.

— Сказали, лабрадор. — Джим Тайл дотянулся до фляги и сделал большой глоток. — Дело в том, что губернатору Артемусу кровь из носу нужно, чтобы мост был построен...

— Мне-то что...

— ...и он хочет, чтобы ты выследил и задержал этого смутьяна при первой же возможности. Пожалуйста, не смотри на меня так.

— Я не наемный охотник, — сказал Сцинк.

— Знаю.

— Больше того, Дик Артемус мне нужен, как слону геморрой. Клал я с прибором и на него, и на мост. Вот только жалко, что псину уродуют. Так что, мой большой черный друг, — Сцинк спрыгнул с капота гоночной машины, — можешь возвращаться в Таллахасси и передать от меня губернатору, чтобы засунул в задницу свои пожелания. Неоднократно и без смазки.

— Не спеши. — Полицейский достал из кармана промокший от пота коричневый конверт. — Он просил тебе передать. Сказал, это повлияет на твое решение. Боюсь, он прав.

— Что это?

— Сам посмотри.

— Ты уже заглянул?

— Естественно.

В конверте лежал один лист, на котором досточтимый Ричард Артемус благоразумно не проставил свое имя. Сцинк молча дважды прочитал бумагу. Потом сказал:

— Может, эта сволочь блефует?

— Может, и так.

— С другой стороны... — Сцинк задумчиво посмотрел на заросли мангровых деревьев, за которыми слышался шум волн на коралловых рифах. — Черт побери, Джим.

— Да уж.

— Получается, ничего другого не остается.

— Пожалуй, да. Иначе тебе не знать покоя.

— И что теперь?

— Отведи меня к лодке, черт его знает, где я ее оставил. Доберусь до «Океанского Рифа» и сделаю несколько звонков. Вечером встретимся у «Последнего Шанса», часов в десять.

— Ладно. — Теперь Сцинк казался постаревшим и усталым. Он перебросил через плечо «АК-47» и надел прозрачную шапочку.

— Думаю, сегодня к тебе явится еще один незваный гость, — сказал Тайл. — Сопровождавший меня толстозадый красавчик-охранник. Гейл его зовут. Будет орать, что изнемог от жажды, сожран насекомыми и весь день плутал по лесу, потому что один сумасшедший ниггер-коп бросил его на реке. В остальном он совсем безобидный.

— Я выведу его к дороге.

— Буду весьма признателен, губернатор.

По пути приятели натолкнулись на здоровенного крокодила, зажавшего в пасти голубую цаплю. Тварь разлеглась в камышах на краю соленого озерца, перегородив тропинку массивным рифленым хвостом. Сцинк остановился сам и подал знак полицейскому. Им обоим и в голову не пришло воспользоваться оружием. Они терпеливо подождали, пока рептилия, разбрасывая перья, заглотнет красивую тонконогую птицу.

— Зрелище печальное, но прекрасное, — прошептал Сцинк. — Потому что ни ты, ни я и никто из шести миллиардов эгоистичных человеческих особей не вмешался.

— Честно говоря, совсем не хотелось.

Джим Тайл вздохнул с облегчением, когда крокодил соскользнул по глинистому берегу в озеро. Через двадцать минут мужчины вышли к джонке. Сцинк придержал лодку, пока Тайл в нее забирался. Мотор остыл и завелся только с пятого рывка. Сцинк оттолкнул нос лодки.

— Увидимся вечером.

— Погоди, это не всё, — сказал Джим Тайл.

Мотор чихнул и заглох. Лодку медленно сносило.

— Потом расскажешь, Джим.

— Нет, нужно сейчас. Артемус сказал, что кто-то еще охотится за тем парнем. Нехороший человек.

— Могу себе представить.

— Ты должен это знать. — Полицейский помахал рукой. — Значит, ровно в десять?

— С боем часов, — мрачно кивнул Сцинк.

Он нагнулся, вытащил из-под корней банку «Швепса» и кинул ее в кучу на дне лодки.

— Меткий бросок, — усмехнулся полицейский.

Он дернул заводной шнур, и мотор, икнув, ожил. Сцинк на берегу крутил в руках клювы канюков.

— Я сожалею, Джим. Правда, сожалею.

— О чем, губернатор?

— О том, что бы ни произошло. Заранее сожалею, — ответил Сцинк и скрылся за деревьями.