"Дрянь погода" - читать интересную книгу автора (Хайасен Карл)6Заблудшая макака предпочла воздержаться от прогулки на аэроглиссере. У Макса Лэма выбора не было. Одноглазый привязал его к сиденью, и они помчались со скоростью пятьдесят миль в час, скользя над травой, рогозом и кувшинками. Некоторое время неслись по каналу вдоль двухрядного шоссе. Макс различал лица людей в машинах, изумленно смотревших на человека в нижнем белье, но ему и в голову не пришло подать призыв о помощи – ошейник гарантировал полную пассивность. Человек, называвший себя Сцинком, сидел на спинке сиденья и распевал во все горло. Походило на «Отчаянного» – старую вещь группы «Иглз». Знакомая мелодия перекрывала надсадный рев турбины, а у Макса крепла уверенность, что он попал в лапы безумца. Вскоре глиссер, описав широкую дугу, ушел к болотам. В тине пропахивался жидкий след, меч-трава свистела по металлической обшивке. Ураган разбомбил и взбаламутил болото, и теперь тихие воды были замусорены обломками кипарисов и сосен. Петь Сцинк перестал и теперь гнусаво крякал и ухал. Макс Лэм рассудил, что он либо так подражает птичьим крикам, либо у него зловещий приступ синусита. Спросить он побоялся. В полдень они остановились у рощицы на сухом бугре; ураган ободрал некогда густую листву, превратив деревья в скелеты. Сцинк привязал глиссер к узловатому корню. Увидев кострища, Макс воодушевился – стало быть, здесь ступала нога человека. Похититель не потрудился его привязывать – отсюда не убежишь. Сцинк разрешил Максу одеться, чтобы не сожрали слепни с комарами. Потом Макс сказал, что ужасно хочется пить, и Сцинк протянул ему флягу. – Кокосовое молоко? – с надеждой спросил Макс, сделав осторожный глоток. – Вроде того. Макс высказал робкое предположение, что в ошейнике больше нет нужды. Сцинк вытащил пульт и нажал красную кнопку: – Раз ты спрашиваешь, он еще необходим. Макс безмолвно подергался на влажной земле. Больно по-прежнему. Сцинк поймал в болотной жиже черепаху и стал готовить суп. – Ты можешь задать три вопроса, – сказал он, под-кладывая хворост в костер. – Три? – Пока три. Поглядим, как оно пойдет. Макс боязливо покосился на пульт, но Сцинк обещал, что за дурацкие вопросы наказания не последует. – Тогда ладно. Кто вы? – Моя фамилия Тайри. Я воевал во Вьетнаме, а потом стал губернатором сего прекрасного штата. Ушел с должности по причинам нравственных и философских коллизий. Детали тебе ничего не скажут. Макс не смог скрыть изумления: – Вы были губернатором? Да ладно вам. – Это вопрос номер два? Макс суетливо поправил на горле ошейник. – Нет-нет, второй вопрос вот: почему я? – Ты стал прекрасной мишенью, когда своими съемками осквернил место бедствия. – Я там не один снимал, – окрысился Макс. – Туристов было полно. – Но тебя я увидел первым. – Сцинк налил в жестяную кружку горячего супу и передал надувшемуся пленнику. – Ураган – это святое, а для тебя он забава. Ты меня разозлил, Макс. Сцинк снял с углей котелок и поднес ко рту. Стеклянный глаз запотел от пара. Капитан опустил котелок и стер с подбородка капли бывшей черепахи. – Я привязался к мосту и смотрел, как шторм накатывает с океана. Господи, какое зрелище! – Он шагнул к Максу и вздернул его за рубашку, отчего тот выронил кружку с нетронутым супом. Сцинк подтянул пленника повыше. – Двадцать лет я ждал этого шторма. На два-три градуса севернее – и было бы самое то… Макс завис в железной хватке, болтая ногами. В свирепом взгляде единственного глаза Сцинка светилась страстная мечта. Капитан опустил пленника на землю и сказал: – У тебя последний вопрос. – Что теперь? – спросил очухавшийся Макс. По грозному лицу Сцинка растеклась улыбка. – А теперь, Макс, мы будем вместе путешествовать и брать у жизни уроки. – Ой! – Макс тревожно покосился на глиссер. Губернатор отрывисто хохотнул, как пролаял, вспугнув стаю белых цапель, и взъерошил пленнику волосы: – С приливом – в путь! Отчаявшегося Макса Лэма совсем не привлекали настоящие приключения. Убивать его, похоже, не собирались, и самой гнетущей заботой стало другое: Эди Марш грезились тиковые яхты и молодые красивые Кеннеди, когда к ее левой груди пристроилась влажная рука Тони Торреса. – Хорош тискать, это тебе не помидор, – сказала Эди, приоткрыв один глаз. – А посмотреть можно? – спросил Тони. – Исключено. Но шезлонг, скрипя под тушей торговца, подъехал ближе. – Никого же нет, – бормотал Тони, возясь с пуговицами на блузке Эди. – И потом, ты ведь моя жена. – Раздался гнусный смешок. – О господи! – Почувствовав на сосках горячие лучи солнца, Эди открыла глаза. Ну так и есть – этот боров уже ее рассупонил. – Тебе же английским языком сказано. Тони удовлетворенно оценивал ее груди. – Не забывай, у кого дробовик, милочка. – Как романтично, – сказала Эди. – Пригрозить убийством – лучший способ распалить девушку. Только подумаю об этом, и уже вся мокрая. – Она оттолкнула руку Тони и застегнула блузку. – Где же мои очки? – пробормотала она. Торговец баюкал на брюхе «ремингтон». В пупке у него набралась лужица пота. – А ты об этом подумаешь. Все одинаковые. – Я и о раке думаю, только он меня не заводит. В Тони Торресе Эди привлекало одно – его золотые часы «Картье». Только на них, наверное, такая безвкусная гравировка, что никому втихую не толкнешь. – У тебя были лысые мужики? – спросил Тони. – Нет. А ты шанкр видел? Торговец засопел и отвернулся. – Кто-то у нас в дурном настроении. Эди порылась в сумочке и спряталась за черными «Рэй-Банами». Дробовик нервировал, но она решила не дергаться. Старалась не замечать летнего зноя, неумолчного воя пил и грохота самосвалов, шуршанья газеты Тони Торреса. Жаркое солнце помогало представить изрезанные дюнами берега на курорте Виньярд и частные пляжи Маналапана. Ее грезы прервались шагами на другой стороне улицы. Эди надеялась, что вернулся Щелкунчик, но там оказался человек с двумя маленькими таксами. Эди почувствовала руку Тони у себя на локте и услышала голос: – Милая, натри мне, пожалуйста, плечи «Бронзой». Эди вскочила со стула и перешла через дорогу. Человек наблюдал, как таксы писают на пенек от почтового ящика. Печально ссутулившись, он держал ненатянутые поводки в одной руке и, против ожидания, не приосанился с появлением красивой женщины. Эди сказала, что собачки просто прелесть. Нагнулась их погладить, и таксы одновременно опрокинулись на спину и принялись ерзать, как червячки на сковородке. – Как их зовут? – Доналд и Марла, – ответил человек. Он был невысок и изящен, как доменная печь, одет в персиковую сетчатую рубашку и слаксы цвета хаки. – Вы живете в этом доме? Заметив, как Тони Торрес пристально наблюдает за ними из шезлонга, Эди спросила незнакомца, не является ли он представителем страховой компании «Среднезападный Ущерб». – Ну да, – насмешливо ответил человек и показал на собак: – А это мои коллеги из «Меррилл-Линч». Таксы уже вскочили и, виляя попками, облизывали голые лодыжки Эди. Человек повел раздвоенным подбородком в сторону Тони Торреса и спросил: – Ваш родственник? Вы ему жена или сестра? – Вот еще! – Эди картинно содрогнулась. – Чудненько. Тогда мой совет: вали-ка, на хрен, отсюда подальше. Мысли у Эди разбежались. Она посмотрела в оба конца улицы, но Щелкунчика нигде не было. – Какого черта мнешься? – Человек сунул Эди в руку оба поводка. – Вперед. Августина разбудили запах кофе и звяканье посуды – в его кухне замужняя женщина готовила завтрак. Похоже, самое время оценить ситуацию. Отец сидит в тюрьме, мать уехала, звери покойного дядюшки разбежались и бродят среди невинных горожан. Сам Августин тоже свободен – в полнейшем и грустнейшем смысле этого слова. Абсолютно никакой личной ответственности. И как объяснить Бонни Лэм это положение? Отец был рыбаком и попутно перевозил наркотики, пока его не арестовали у острова Андрос. Мать уехала в Лас-Вегас и вышла замуж снова. Ее нынешний супруг – тенор-саксофон в оркестре Тони Беннетта. Последняя подружка работала моделью ног в большом чулочном концерне. Накопив денег, купила дом в Брентвуде, Калифорния, и там делает минет лишь обрезанным агентам киноактеров и случайным режиссерам. А что насчет вас, спросит миссис Лэм. Чем вы зарабатываете на жизнь? Читаю банковские счета. Миссис Лэм выкажет вежливое любопытство, и придется рассказать ей об авиакатастрофе. Это случилось три года назад, когда я улетал из Нассау после того, как навестил своего старика в тюрьме Фокс-Хилл. Что пилот пьян, я понял, лишь когда наш двухмоторный «Бичкрафт» врезался в вертолет береговой охраны, стоявший в ангаре аэропорта Опа-Лока. Потом три месяца и семнадцать дней я спал в палате интенсивной терапии больницы имени Джексона. А когда очнулся, был уже богатым. Страховое агентство чартерных воздушных перевозок уладило инцидент с адвокатом, которого я не знаю и по сей день не встречал. Поступил чек на восемьсот тысяч долларов, и я, к своему удивлению, разумно их вложил. Миссис Лэм, если я верно ее оценил, спросит: так а чем же вы все-таки занимаетесь? Честно говоря, я и сам не знаю… Беседа, состоявшаяся за ветчиной с французскими тостами, прошла не совсем так, как это предполагал Августин. Когда он закончил, Бонни Лэм посмотрела на него поверх чашки с кофе и спросила: – Тот шрам у вас после аварии? – Какой шрам? – Внизу спины, похож на букву «У». – Нет, – сдержанно ответил Августин, – это другое. – И мысленно пометил себе: не разгуливать без рубашки. Убирая со стола, Бонни спросила об отце. – Его выдали Багамам, – сказал Августин. – Но он предпочел бы Алабаму. – Вы с ним близки? – Конечно. Между нами всего семьсот миль. – Часто видитесь? – Как только мне захочется испортить себе настроение. Августин часто мечтал, чтобы крушение стерло из его памяти то посещение тюрьмы Фокс-Хилл. Однако не стерло. Наверное, они должны были говорить об экстрадиции, о поиске мало-мальски приличного адвоката в Штатах, о возможности договориться с обвинителями, чтобы старик все же выбрался из тюрьмы до скончания этого века. Но отцу на свидании хотелось говорить совсем о другом. Он просил сына об услуге. – Помнишь Мудю? Он задолжал мне за часть товара. – Ответ отрицательный. – Перестань, А.Г. Мне адвокатам платить. Возьми с собой Ссыкуна и Гориллу. Мудей они займутся. Но не деньгами. Деньги я только тебе доверю. – Пап, я просто не верю своим ушам. Это невероятно… – Да ты съезди в порт Нассау. Посмотри, что они сделали с моим катером. Горилла рассказывал, сняли радар и всю электрику. – Ну и что? Ты все равно не умел ими пользоваться. – Слушай, умник, у меня был пожар на борту. Среди, черт возьми, ночи! – Все равно еще надо суметь пришвартовать шестидесятифутовый ярусный тунцелов на глубине девять дюймов. Как тебе это удалось? – Не смей так с отцом разговаривать! – Взрослый человек – а водится с личностями, которых зовут Ссыкун и Горилла. Видишь, к чему это привело? – А.Г., я бы и дальше предавался воспоминаниям, но надзиратель говорит, что время на исходе. Сделай, как я прошу. Повидайся с Генри Мудей в Биг-Пайне. Что тут такого? – Жалкий. – Что? – Говорю, ты жалок. – Это следует понимать как «нет»? Ты не выполнишь мою просьбу? – О господи… – Ты меня огорчаешь, малыш. – Я тоже тобой горжусь, папа. Просто лопаюсь от гордости, когда произносят твое имя. Августин припомнил свои мысли в «Бичкрафте», выруливающем на взлетную полосу: мой старик безнадежен, урок не впрок. Выйдет из тюрьмы и примется за старое. Сын говорит родителю в глаза, что он жалок. Пропади он пропадом, думал Августин. Дело даже не в том, что он сделал, не в том, что возил; главное – его тупая эгоистичная жадность пережила само преступление. На хрен! Он неисправим. Черт возьми, это он должен меня воспитывать, а не я его. И тут самолет взлетел. И тут же рухнул. После этого Августин не мог по-прежнему воспринимать ни мир, ни свое место в нем. Иногда он и сам точно не знал, что его переменило – крушение или свидание с отцом в тюрьме Фокс-Хилл. Бонни Лэм провела час в управлении ФБР, где с ней беседовали удручающе вежливые агенты. Один позвонил ее автоответчику и скопировал странное сообщение Макса о похищении. Агенты настоятельно рекомендовали известить их, как только Бонни получит достоверное требование выкупа. Тогда и только тогда ее делом займется отдел похищений. Следует почаще проверять автоответчик и ни одну запись не стирать. Определенных рекомендаций – стоит ли ей продолжить поиски мужа в Майами или вернуться в Нью-Йорк – высказано не было. Бонни проводили в отдельный кабинет, откуда она безуспешно попыталась связаться с родителями Макса, путешествующими по Европе. Потом Бонни позвонила своим. Мать вроде бы искренне встревожилась, отец, как обычно, был беспомощен. Он без особого энтузиазма предложил прилететь во Флориду, но Бонни сказала, что необходимости в этом нет. Ей оставалось только ждать нового звонка от Макса или похитителя. Мать обещала выслать «Фед-Эксом» деньги и фотографию Макса 8 х 10 для розыска. Последний звонок Бонни сделала Питеру Арчибальду в рекламное агентство «Родейл и Берне» на Манхэттене. Коллегу Макса новость потрясла, но он поклялся соблюдать конфиденциальность, о которой просило ФБР. Бонни передала безумные указания Макса по поводу рекламы сигарет, и Питер Арчибальд сказал: – Да он у тебя, Бонни, настоящий боец. – Спасибо, Питер. Августин повез Бонни перекусить в рыбный ресторан. Бонни заказала джин с тоником и спросила: – Скажите честно, что вы думаете об этих ребятах из ФБР? – Ладно. Полагаю, пленка их озадачила. – Макс не казался очень испуганным. – Пожалуй – и, как я говорил, он слишком озабочен рекламой «Мальборо». – «Мустанга», – поправила Бонни и, глотнув джин, сморщилась, из чего Августин заключил, что она пьет нечасто. – Меня отфутболили как брошенную жену. – Вовсе нет. Дело завели. Они лучшие в мире умельцы по заведению дел. Теперь вашу пленку отправят в лабораторию. Возможно, сделают пару звонков. Но вы же сами видели, как у них пусто – половина агентов зализывает раны после шторма. – Земля же не перестала вращаться из-за урагана! – рассердилась Бонни. – Нет, но ее трясет, как сучку. Я закажу креветок, вы будете? Миссис Лэм не ответила и заговорила только в пикапе, когда они поехали в разрушенные районы на юге. Она попросила остановиться у окружного морга. Этот грандиозный замысел следовало бы осуществить Щелкунчик не обладал ни амбициями, ни энергией, чтобы стать классическим хищником в криминальном мире. Он считал себя хитрым приспособленцем. В крупное дело он бы сунулся только при благоприятных обстоятельствах. Щелкунчик верил в интуитивную прозорливость, поскольку она соответствовала его обычному стилю – не напрягаться. Ребятишек он услышал задолго до их появления. Из джипа «чероки» с убойным движком по окрестностям громыхал Снуп Догги Догг, от которого дребезжали те немногие стекла, которые не повыбил ураган. Ребятишки промчались раз, обогнули квартал и снова проехали мимо. Это из-за костюма, ухмыльнулся про себя Щелкунчик. Думают, я при деньгах. Он шел дальше. Когда джип появился в третий раз, музыка уже не звучала. Тупари, подумал Щелкунчик, еще бы плакат вывесили: «Гляньте, как мы грабим лоха!» Когда джип заурчал за спиной, он отступил в сторону, замедляя шаг. Свернутый садовый шланг Тони Торреса Щелкунчик сбросил с плеча и нес перед собой. Машина поравнялась. Один парнишка свесился из окна, поигрывая хромированным пистолетом: – Эй, мудозвон! – С добрым утречком! – ответил Щелкунчик и, проворно захлестнув кольцо шланга вокруг шеи парня, выдернул его из машины. Тот грохнулся на мостовую и выронил пистолет – Щелкунчик его тотчас подобрал. Наступил парню на грудь и одной рукой крепко закрутил ему шланг на горле. Остальные грабители высыпали из джипа на выручку приятелю, намереваясь уделать этого урода в шикарном костюмчике, но планы поменялись, когда они увидели, у кого пистолет. После чего они пустились наутек. Поверженный грабитель уже почти отключился, и лишь тогда Щелкунчик ослабил петлю шланга. – Мне нужно одолжиться бензином, – сказал он, – чтобы посмотреть Салли Джесси. Парень медленно сел, потирая шею. Кое-где она кровоточила от врезавшихся в кожу трех золотых цепей. Безрукавка открывала татуировку на левом бицепсе – эмблема банды и кличка «Малыш-Ебыш». – У тебя есть канистра, Малыш? – спросил Щелкунчик. – Нету ни хрена, – просипел пацан. – Это плохо. Придется забрать всю тачку. – По фигу, он не моя. – Ну да, я так и просек. – Мужик, а че у тя с рожей? – Не понял? – Я грю, че у тя с харей-то? Щелкунчик подошел к джипу и вынул из проигрывателя компакт-диск Снупа Догги Догга. Картинно полюбовался своим отражением в блестящей поверхности. – По-моему, все неплохо, – сказал он. – Красаве-е-ец! – ухмыльнулся пацан. Щелкунчик приставил парню к виску пистолет, приказал лечь мордой вниз и сдернул ему брюки до щиколоток. По улице прокатил автоподъемник Флоридской электрической компании, парень заорал «На помощь!», но водитель не остановился. Изогнув голову, Малыш-Ебыш увидел, что Щелкунчик поднял к небу компакт-диск, словно хромовую облатку, и услышал его слова: – Хоть какой-нибудь толк от паршивой музыки. – Мужик, ты че удумал? – Угадай. Прикрываясь рукой, Тони щурился на Айру Джексона, стоявшего против солнца. – Я вас знаю? Ну да, я вас помню. – Мою мать звали Беатрис Джексон. – Я же сказал, что помню. – Она погибла. – Я слыхал. Очень жаль. – В шезлонге Тони Торрес чувствовал себя уязвимым, а потому подтянул колени, где лежал дробовик. Айра спросил, не помнит ли торговец чего-нибудь еще. – Например, ваши слова, что трейлер надежен, как штаб-квартира «Си-би-эс». – Бросьте, дружок, я такого не говорил. – Тони хотелось вскочить на ноги, но это быстро не получится. Одно неверное движение – и хлипкий шезлонг проломится под его весом. – «Одобрено правительством» – вот что я сказал, мистер Джексон. Точные мои слова. – Мать погибла, а трейлер разнесло на куски. – Ну так офигенный же был ураган. По телику сказали – «шторм века». – Неужели придурок не видит, что в яйца ему нацелен «ремингтон», думал Тони. – Речь о разрушительном стихийном бедствии, дружок. Гляньте, сколько домов поломало. А что с моим домом? В Хомстеде военную авиабазу сдуло, к чертям собачьим! От такого не укроешься. Мне жаль, что ваша мать погибла, мистер Джексон, но трейлер – всего лишь трейлер. – А что стало с крепежом? Этого еще недоставало, подумал Тони, он еще и в крепеже разбирается! – Представления не имею, о чем вы! – Торговец попытался изобразить негодование. – На кусках трейлера я нашел обрывки двух растяжек, – сказал Айра. – Ремни гнилые, крепежные буравы короткие, анкеров нет – и эту хрень я видел своими глазами. – Уверяю, вы ошибаетесь. Все подверглось проверке, мистер Джексон. Каждый нами проданный домик был проверен. – Но уверенность в голосе торговца поугасла. Неприятно спорить с безликим силуэтом. – Сознайтесь – кто-то укоротил чертовы буравы, чтобы сэкономить несколько баксов при установке, – сказал Айра. – Поговори еще в таком тоне, – предупредил Торрес, – и я привлеку тебя за клевету. Особым условием досрочного освобождения был запрет на ношение огнестрельного оружия, но Айра Джексон и раньше никогда им не пользовался. Многолетний опыт профессионального убийцы подсказывал: те, кто размахивает пистолетом, неизбежно сами получают пулю. Айра предпочитал личный контакт, достигаемый монтировкой, алюминиевой софтбольной битой, нунчаками, фортепьянной струной, ножевыми изделиями, а также спортивными носками со свинцовыми грузилами. Тони Торресу славно подошел бы любой из этих предметов, но Айра пришел к дому торговца с пустыми руками. – Чего тебе нужно? – спросил Тони. – Объяснений. – Я их только что дал. – Глаза Тони слезились от солнца, в душе росла тревога. Какая-то чертовщина творится – Снежная Королева Эди скрылась с собаками этого парня. Они что, твари, сговорились? И куда подевался урод в идиотском костюме, так называемый телохранитель? – По-моему, тебе пора идти. – И торговец повел дробовиком в сторону улицы. – Вот, значит, как вы обращаетесь с недовольными клиентами? Торрес нервно хохотнул: – Дружок, тут тебе никакой компенсации не светит! – Это верно. Айра Джексон был доволен, что вокруг стоит шум – стук молотков, визг дрелей и пил, треск генераторов. Весь народ восстанавливает жилища. Никто ничего не услышит, если торгаш вздумает сопротивляться. – Ты сильно ошибаешься, если полагаешь, что я не знаю, как управляться с двенадцатым калибром, – сказал Тони. – Глянь-ка на дыру в гаражной двери. Айра присвистнул: – Это впечатляет, мистер Торрес. Вы попали в дом. Лицо торговца закаменело. – Считаю до трех. – Мою мать убило жаровней. – Раз! С каждой секундой ты все больше походишь на мародера, мистер. – Вы говорили ей и всем этим несчастным людям, что домики безопасны… Как же вам спится по ночам? – Два! – Угомонись, жирный козел. Я ухожу. – Айра повернулся и медленно пошел к улице. Тони Торрес перевел дух, язык казался наждачной бумагой. Он опустил дробовик на колено. Сын Беатрис Джексон остановился на выездной дорожке и присел завязать шнурок. Вытянув шею, Тони прикрикнул: – Эй, дружок, пошевеливайся! Клинкерный блок поверг его в изумление: прежде всего своим весом – фунтов тридцать с лишним, – а еще тем, как Айра Джексон, словно толкатель ядра, сумел метнуть с потрясающей точностью столь тяжелый предмет. Обломок шлакобетона ударил торговца в грудь, отчего руки Тони Торреса выпустили дробовик, мочевой пузырь – выпитое пиво, а легкие – воздух. Торговец зашипел, точно продырявленный водяной матрас. От такого мощного удара Тони перегнулся пополам, и шезлонг схлопнулся на нем, как гигантская мышеловка. Визгливый хор соседских пил перекрыл стоны торговца, когда Айра Джексон поволок его к машине. |
||
|