"Плюс оккультизм" - читать интересную книгу автора (Зелинский С. А.)

___________________________________
* Для сравнения: Solaris (лат.) — солнечный.

В своей книге «Оккультный мир» А. П. Синнетт пишет:
«Мне дали понять, что те похожие на колдовство подвиги, на которые способны адепты оккультизма, совершаются благодаря хорошему знакомству с некоей природной силой, которая в санскритских писаниях упоминается под названием акаша. Западная наука достигла многого, исследуя свойства и возможности электричества. За много веков до этого оккультная наука достигла гораздо большего, исследуя свойства и возможности акаши. В своей книге „Грядущая раса“… Бульвер-Литтон (чья связь с оккультизмом, очевидно, была вообще более тесной, нежели о том догадывается мир) в образной, фантастической манере описывает чудеса, совершаемые при помощи силы под названием врил, в мире, куда попадает его герой. Совершенно ясно, что, говоря про врил, лорд Бульвер-Литтон воспевает акашу. „Грядущая раса“, изображённая в его книге, во многих существенных деталях совершенно непохожа на адептов. Во-первых, это сложившаяся нация. Все её члены, причём ещё с детства, в равной мере управляют силами, которые подвластны адептам, — или, вернее, некоторыми из них, поскольку не все они описаны в книге. Перед нами всего лишь волшебная сказка, основанная на достижениях оккультизма. Но ни один человек, тщательно изучавший последние, не может не заметить, не может не признать с убеждённостью, равносильной твёрдой уверенности, что автор „Грядущей расы“ наверняка был знаком с основными идеями оккультизма; а может быть, он знал даже гораздо больше. В не меньшей степени об этом свидетельствуют другие мистические романы лорда Бульвер-Литтона — „Занони“ и „Странная история“. Второстепенный персонаж романа „Занони“, возвышенный Меджнур, открыто представлен в качестве великого адепта восточного оккультизма — в точности как те люди, о которых я говорил. Трудно понять, почему в этом случае, когда лорд Бульвер-Литтон явно намеревался придерживаться реальных фактов оккультизма с большей точностью, нежели в „Грядущей расе“, ему вдруг вздумалось сделать Меджнура последним уцелевшим представителем братства розенкрейцеров. Стражи оккультной науки весьма немногочисленны, особенно если учесть, сколь громадную важность имеют те знания, которым они не дают исчезнуть. Эти люди спокойно мирятся с тем, что их мало. Однако они никогда не допускали, чтобы их численность снижалась до уровня, который ставит под угрозу само существование оккультистов на земле в качестве организованного сообщества. Опять же сложно понять, почему лорд Бульвер-Литтон, при тех познаниях, которыми он, несомненно, обладал, использовал свою информацию лишь для украшения художественных произведений и не постарался явить её миру в такой форме, которая заставила бы людей более серьёзно отнестись к этим сведениям. Разумеется, обыватели были бы этим очень недовольны; нельзя также исключить, что сам лорд Бульвер-Литтон настолько проникся любовью к тайне, которая естественно присуща оккультисту, что предпочёл изложить свою информацию в таинственном, завуалированном виде, дабы она была понятной лишь читателям, близким автору по духу, и проскользнула незамеченной мимо банальных умов, не вызывая того гневного неприятия, которое обеспечено, например, этим страницам, если они попадут в руки фанатиков от науки, от религии и ревнителей великой философии общих мест (конечно, при условии, что книга эта вообще привлечёт чьё-либо внимание)».

Предположение о прототипе центрального персонажа оккультного романа Бульвер-Литтона «Занони» для читателя, знакомого хотя бы с одной статьёй о графе Сен-Жермене, кажется, лежит на поверхности. Вот несколько пунктов для сравнения.

1. Свидетельства о неподверженности процессу старения Занони и Сен-Жермена.

«И чего стоят все эти слухи, на чём они основаны? Вот вам пример: какой-то старый дурак, восьмидесяти шести лет, чистый пустомеля, торжественно уверяет, что он видел этого самого Занони в Милане семьдесят лет тому назад, в то время как он сам, почтенный свидетель, был только ребёнком! А этот Занони, как вы сами видели, по крайней мере так же молод, как я и вы, Бельджиозо.
— Но, — возразил серьёзный господин, — в этом-то и есть тайна. Старый Авелли уверяет, что Занони ни на один день не кажется старше того, каким он видел его в Милане. Он прибавляет, что даже в Милане, заметьте это, где Занони под другим именем явился с тою же роскошью, с тою же таинственностью, один старик вспомнил, что видел его шестьдесят лет тому назад в Швеции».

По тому же поводу И. Купер-Оукли пишет о графе Сен-Жермене в «Тайнах королей»:
«Пожилая графиня фон Жержи, которая пятьюдесятью годами ранее была со своим мужем в Венеции, куда тот был назначен послом, встретилась недавно с Сен-Жерменом у госпожи де Помпадур. Некоторое время она смотрела на него с величайшим удивлением, смешанным со страхом. Наконец, будучи не в силах сдерживать волнение, она приблизилась к графу скорее с любопытством, нежели испугом.
— Не будете ли Вы так любезны, — спросила графиня, — ответить мне на один вопрос? Мне хотелось бы знать, не бывал ли Ваш отец в Венеции в 1710 году?
— Нет мадам, — невозмутимо ответил граф, — отец мой скончался задолго до того времени. Однако, сам я жил в Венеции в конце прошлого и начале этого веков и имел честь ухаживать за Вами, а Вы были так добры, похвалив баркаролы моего сочинения, которые мы пели вместе в Вами.
— Простите, но это невозможно. Граф Сен-Жермен, насколько мне известно, в те дни был по крайней мере сорокапятилетним, а Вы примерно в том же возрасте теперь.
— Мадам, — ответил граф с улыбкой, — я очень стар.
— В таком случае Вам, видимо, сейчас более ста лет.
— Вполне возможно».

2. Свидетельства о необычных лингвистических способностях Занони и Сен-Жермена.

«Он с удивлением заметил, что Занони разговаривал с ним по-английски с такой удивительной лёгкостью, что его можно было принять за англичанина. Глиндон узнал, что то же самое впечатление он производил на людей других национальностей. Один шведский живописец утверждал, что Занони швед, а один негоциант из Константинополя, который продавал ему свой товар, был убеждён, что только турок или, по крайней мере, родившийся на Востоке мог так совершенно перенять мягкий азиатский выговор».

И. Купер-Оукли пишет в своей книге:
«Следует заметить, что граф говорит по-французски, по-английски, по-немецки, по-итальянски, по-испански и португальски настолько превосходно, что, когда он разговаривает с жителями перечисленных стран, они не могут уловить и малейшего иностранного акцента. Знатоки классических и восточных языков подтверждают обширные познания графа Сен-Жермена».

3. Свидетельства о знании в мельчайших подробностях жизни на бытовом уровне.

«Все представляли его (Занони) как любителя удовольствий, не всегда весёлого, но все-гда в спокойном расположении духа, всегда готового слушать разговоры других, как бы они ни были незначительны, или восхищать всех неистощимыми блестящими анекдотами и рассказами о жизни. Все обычаи, все нации, все слои общества были ему знакомы. Он был чрезвычайно скрытен только тогда, когда делали намёки на его происхождение или его прошлое».

Г. С. Олкотт в статье «Граф Сен-Жермен и Е. П. Б.» пишет:
«Сен-Жермен очень часто, когда беседа касалась какой-либо эпохи прошлого, описывал то, что тогда произошло, как если бы он там присутствовал. По словам барона Глейхена, „он обрисовывал самые незначительные обстоятельства, манеры и жесты ораторов, даже поме-щение и место, где они находились, настолько реалистично и подробно, что это наводило на мысль, что мы слушаем человека, который действительно там побывал… Он знал, вообще, историю поминутно, и так естественно представлял ситуации и сцены из прошлых столетий, как мог бы сделать какой-либо свидетель, сообщающий о своём недавнем приключении“».

В примечаниях к последнему русскому изданию романа (1994) говорится, что его первый перевод под названием «Призрак» появился в 1879 г. в Санкт-Петербурге и скорее напоминал несовершенный подстрочник. В этом переводе многие абзацы и целые страницы английского текста были опущены, в особенности это касается тех мест, где речь идёт об оккультной стороне розенкрейцеровского учения. Кроме того, в последней, 7-й книге романа — «Царство Террора» — неизвестным переводчиком пропущены первые три главы английского оригинала, а в других главах исключены значительные по объёму фрагменты текста.

Г. Пархоменко в статье «Розенкрейцеровский роман Эдварда Бульвер-Литтона» пишет, что автор романа в приложении к первому изданию «Занони» поместил аллегорическо-символическую характеристику основных действующих лиц, которую, как он утверждал, прислал ему один из близких друзей, выдающийся писатель, чьим мнением он очень дорожит, но чьё имя предпочитает сохранить в тайне. Вот эта характеристика, автор нигде её не опровергает, считая её достаточно глубокой параболой, ибо сам он «не даёт ключ к тайнам, будь они незначительными или важными».

«Меджнур воплощает собой Созерцание Реальности — Науку. Он всегда стар и должен существовать, пока существует Реальность. Его мировоззрение менее подвержено ошибкам и заблуждениям, чем Идеализм, но оно же и менее убедительно, менее сильно в практическом отношении, так как ему неведомо человеческое сердце.

Занони — Созерцание Идеала, Идеализм. Всегда полный сочувствия, благожелательный, живёт наслаждаясь и поэтому воплощает в себе образ вечной молодости. Идеализм является глубочайшим Интерпретатором и Пророком Реальности, но его мощь и сила ослабевают и уменьшаются пропорционально подверженности человеческим страстям.

Виола — Человеческий Инстинкт (её чувство вряд ли можно назвать Любовью, ибо Любовь не расстаётся со своим любимым под влиянием религиозных предрассудков). Вначале этот инстинкт стремится к Идеалу, чтобы придать себе блеск и скрыть свои недостатки. Затем он оставляет это стремление ради высокой любви. Но по своей природе он не соответствует требованиям такой любви, ибо подвержен подозрительности и недоверию. Его высшая потенция — Материнский Инстинкт — может проникать сквозь завесу некоторых тайн и прозревать движение Идеала. Но он слишком слаб, чтобы воспринять Идеал, он видит грех там, где его нет, и сам творит грех под ложным водительством, пытаясь найти убежище среди мятежных страстей в Действительности, покинув ясный, спокойный Идеал. Он исходит в муке (но не умирает, а преображается), стремясь примирить законы двух природ: Материнского Инстинкта и Идеала.

Три главных персонажа романа, о которых только что шла речь, можно было бы охарактеризовать как воплощения Разума, Воображения (фантазии) и Сердца.

Ребёнок (сын Занони и Виолы) — Новорожденный Инстинкт. Если бы он был воспитан и обучен Идеализмом, то мог бы стать Посвящённым, судя по раннему развитию его внимания и ума. Но, обречённый на сиротство, при котором может проявиться только половина закономерностей его судьбы, он обречён на заурядное существование.