"Все Грани Мира" - читать интересную книгу автора (Авраменко Олег)Глава 4 Замкнутый мирМы с Шако сидели на дубовой скамье перед фасадом дома — или, скорее, дворца Кэр-Магни. От подножия широких мраморных ступеней до распахнутых ворот усадьбы тянулась покрытая гравием аллея, вдоль которой росли аккуратно подстриженные кусты. Откинувшись на удобную спинку скамьи, я не спеша пил ароматный кофе и курил сигарету. В выцветшем летнем небе светило полуденное солнце, лаская землю тёплыми, совсем не жаркими лучами. Над нами с весёлым щебетанием порхали вполне земные птицы. Идиллия… — Котята спят, — сказал Шако. — Я налил им в блюдечко молока. Когда проснутся, поедят. — А Леопольда и Лауру ты не встречал? Паренёк тяжело вздохнул: — Нет, господин граф, не встречал. Вообще-то я сам хотел спросить вас про Леопольда — вот уже полгода как я не видел его. — А? — произнёс я. — Ты знаешь Леопольда? — Ещё бы! Это же кот Мэтра. До его смерти он постоянно жил в Кэр-Магни. Мы с Леопольдом были лучшими друзьями, он частенько разрешал мне покататься на нём… — Ты катался на Леопольде?! Шако удивлённо посмотрел на меня: — Ну да, катался. Точнее, ездил. А что тут такого? — Да нет, ничего, — ответил я с сарказмом. — Всё в полном порядке. У вас здесь запросто ездят на котах, для освещения используют эльм-светильники, одеваются по средневековой моде, на еду накладывают чары, чтобы она не портилась. А то, что всем миром правят инквизиторы, это уже сущая мелочь. Это само собой разумеется. — Ну, что касается Леопольда, то он не простой кот, а кот-оборотень, — растерянно промолвил Шако. — А насчёт Инквизиции… Боюсь, вы неверно поняли меня, господин граф. Я вовсе не говорил, что инквизиторы правят миром. Просто они очень могущественные колдуны, и на всех цивилизованных Гранях к ним относятся с большим уважением. В последних его словах таился невольный намёк на то, что моя родина явно не принадлежит к числу цивилизованных Граней. С опозданием сообразив это, Шако в смущении потупился. — А ты не в курсе, Инквизиция никак не связана христианской церковью? — спросил я, отчасти для того, чтобы замять возникшую неловкость, а отчасти потому, что меня действительно это интересовало. — Ни в коем случае, — ответил парень. — Инквизиция нейтральна в вопросах вероисповедания, за исключением, ясное дело, сатанизма. Далеко не все инквизиторы христиане. Среди них есть также магометане, иудеи, буддисты, другие неверные. — А у них не возникает проблем с духовными лидерами своих религий? — В каком смысле? — Ну, видишь ли, на моей родной Грани большинство религий категорически не приемлют любую магию, а всех колдунов и ведьм сурово осуждают. Особенно строг в этом отношении иудаизм. — В самом деле? — Шако недоуменно пожал плечами. — На вашей родине странные порядки, как я погляжу. Ведь магия бывает разная — бывает белая, а бывает чёрная. Разумеется, чёрная магия запрещена всюду. Но белая… Прошу прощения, господин граф, но это попросту глупо. Я не представляю, как можно обходиться без магии. Если бы не она, то не было бы никакой цивилизации. Без неё люди по сей день жили бы в пещерах. Я ухмыльнулся. — А между тем, насколько мне известно, жители Основы прекрасно обходятся без магии. — Опять же прошу прощения, — возразил Шако, — но тут вы ошибаетесь. На Основе тоже есть магия, особенная, на Гранях она недоступна. — И что ж это за магия? — Она называется — Понятненько, — с улыбкой произнёс я. — Это тебе Мэтр рассказал? — О нет! Я в книгах прочитал. — Шако невольно поёжился. — Мэтр никогда со мной не разговаривал, он лишь отдавал мне приказания. Он был такой… — Парень замялся, подбирая нужные слова. — Мэтр был совсем не злым человеком, он… он был не злым и не добрым, он как бы стоял выше зла и добра, выше всего земного. В его присутствии я чувствовал себя никчемной букашкой. Это… это было страшно. «То-то ты и радуешься новым хозяевам», — подумал я и уже собирался вновь заговорить о Леопольде, когда двери дома открылись и на широкое крыльцо вышла Инна. «Ну-ка, посмотри на меня!» Совершенно пораженный увиденным, я выпустил из рук фаянсовую чашку. Она ударилась о моё колено и упала на землю — к счастью, я успел выпить весь кофе. Шако вскочил, как ужаленный. — Я много читал о прекрасных дамах, — восхищённо прошептал он. — Но впервые вижу прекрасную даму наяву. — Полегче, дружок, — пробормотал я. — Не очень-то заглядывайся. Не твоё. А сам я не мог отвести от Инны зачарованного взгляда. Хотя я приблизительно представлял, как она будет одета, всё же её первое появление в новом роскошном наряде вызвало у меня настоящий шок. На ней было восхитительное парчовое платье до самой земли, подол которого по бокам поднимался, открывая взору нарядные юбки из алого шёлка, а полуобнажённые плечи прикрывала прозрачная накидка из светло-голубого газа. В ушах Инны сияли на солнце золотые серёжки с двумя крупными изумрудами, а шею украшало великолепное алмазное ожерелье. В её тщательно уложенных волосах то тут, то там сверкали самоцветы. Преодолев, наконец, оцепенение, я поднялся со скамьи и пошел навстречу жене, совершенно не чувствуя земли под ногами и раз за разом спотыкаясь на ровном месте. «Боже! — думал я, с трудом проглатывая комок, подступивший к моему горлу. — Господи Боже, если Ты есть, скажи: чем я заслужил такое счастье? Почему из всех мужчин она выбрала меня — грешное, недостойное чадо Твоё?…» Подобрав подол платья, Инна спустилась вниз по мраморным ступеням и взяла меня за руки. От её прикосновения я частично пришёл в себя. — Ну как? — спросила она. — Нравится? — Солнышко моё ясное, — восторженно произнёс я. — В этой одежде ты очень сексуальна — ещё сексуальнее, чем когда раздета. Инна весело рассмеялась: — А знаешь, в твоих бесстыжих комплиментах есть своеобразное очарование. Они очень возбуждают. — Ясное дело! Ведь, как и тело, человеческое воображение имеет свои эрогенные зоны. — Гм… Похоже на то, что всё твоё воображение сплошная эрогенная зона. — Может быть. Человеческое воображение непосредственно связано с подсознанием, а как утверждает дедушка Фрейд… — Помолчи, дурашка! Оставь дедушку Фрейда в покое. Невыносимый ты! Не даёшь мне слова сказать в ответ на твой комплимент. — Ошибаешься, дорогуша. Я весь внимание. Инна положила руки мне на плечи. — А ты красавчик, милый. В самом деле красавчик — честное слово! И я хочу поцеловать тебя. — О, этого сколько угодно! Мы поцеловались. — Сегодня я раздену тебя сам, — пообещал я, переводя дыхание. — Заодно детально ознакомлюсь с местной женской модой. — Не местной, а имперской, — уточнила Инна. — Так мне сказала Суальда. Шако нигде не было. Наверное, он незаметно юркнул мимо нас, пока мы целовались, и вернулся в дом. Тактичный парень! Взявшись за руки, мы пошли по аллее к открытым воротам. — Ну, — сказал я, — что тебе удалось вытянуть из Суальды? — Вот-вот, именно вытянуть. Очень скрытная женщина, слова лишнего не скажет. Я попробовала прочитать её мысли. — И что? — Ничего конкретного разобрать не смогла. Мне удалось только перехватить образ Мэтра и регента. — Покажи. «Вот они». — Перед моим внутренним взором возникли по очереди две «картинки»: «Регент…» — ( «Мэтр…» — ( — И что самое поразительное, — уже вслух сказала Инна, — я видела обоих на Земле. Это было в прошлом году, осенью. — Ты уверена? — Вне всяких сомнений. На третьем семестре я посещала факультативный семинар по приложению методов функционального анализа в теории рассеяния; его вёл профессор Массачусетского университета, венгр по происхождению ( — Ты перестала на них ходить? — Да. — Почему? — Точно не знаю, — она пожала плечами. — Перехотелось и всё. В конце концов, я училась только на втором курсе, а материал был рассчитан на студентов-выпускников и аспирантов. Между тем мы вышли за пределы усадьбы. От ворот начиналась широкая грунтовая дорога, которая вела прямо на восток. С нашего холма было видно, как она тянется через лес, рассекая его пополам, и исчезает за линией горизонта. Шагов сто мы прошли молча, любуясь окрестным пейзажем и с наслаждением вдыхая чистый, лишённый каких-либо искусственных примесей воздух Ланс-Оэли. Судя по рассказам Шако и Суальды, это была почти девственная Грань, и её экосистема всё ещё находилась в естественном равновесии. Она не знала ни промышленности, ни массового истребления животного и растительного мира, ни прочих глобальных потрясений, вызванных стремлением человека приспособить под себя окружающий мир, создать собственную среду обитания. Мне очень хотелось, чтобы так оставалось и впредь, но вместе с тем я понимал, что коль скоро здесь живут люди, то рано или поздно сюда придёт и цивилизация со всеми своими плюсами и минусами. Вряд ли нам с Инной достанет твёрдость (да и желания) держать наших подданных в полной изоляции, как это делал на протяжении двух столетий Мэтр… — Инна, — сказал я жене. — Ты пачкаешь подол своего замечательного платья. Она небрежно передёрнула плечами: — Невелика беда. Этих платьев у меня больше, чем надо. К тому же у нас есть Суальда — чтобы чистить нашу одежду, стирать бельё, убирать в доме, готовить нам есть. — Ты рассуждаешь, как благородная дама, — с улыбкой заметил я. — А я и есть благородная дама, — надменно произнесла Инна. Я шутливо поклонился ей: — Вижу, вы очень быстро освоились в новых условиях, госпожа графиня. Инна улыбнулась: — А мне и не нужно было долго осваиваться. Я давно была готова к этому. — Да что ты говоришь? — В самом деле, я не шучу. В детстве я зачитывалась историческими романами и всегда сожалела, что родилась слишком поздно. Всю свою жизнь я безотчётно мечтала стать феодальной принцессой в какой-нибудь сказочной стране. — И наконец твои мечты сбылись. — Твои, кстати, тоже, — заметила Инна. — В отличие от меня, ты их не очень-то скрывал. Я утвердительно кивнул: — Что правда, то правда. Я всё больше убеждаюсь, что оказался в своей стихии. Граф Ланс-Оэли, подумать только! И, по всей видимости, повелитель целой планеты, пусть и малонаселённой… пока малонаселённой! Вот немного обучимся, найдём дорогу на Землю, заберём оттуда наших родных, призовём колонистов — будущих наших подданных, — и через несколько лет здесь встанут новые города и села… Чур только без индустриализации, пускай всё будет по старинке, так сказать, в патриархальном стиле. Ну, может, такую-сякую сельхозтехнику, электрогенераторы, бытовое оборудование я ещё позволю. И, конечно, компьютеры. Но чтобы… — Боюсь, — прервала мои мечтания жена, — что в разрешениях и запретах нужды не возникнет. — С какой стати? — удивился я. — Ты не веришь, что мы найдём дорогу на Землю? В ответ Инна вздохнула: — Не суть важно, найдём мы дорогу или нет. Дело совсем в другом… Давай присядем. Мы уже спустились с холма и оказались в лесостепной полосе. То тут, то там росли деревья и кусты. Свернув на обочину, мы подошли к густым зарослям кустарника, облюбовали удобное местечко в тени и присели рядышком на траву. Я положил руку на талию жены и спросил: — Так в чём же дело? — Когда я принарядилась, — стала рассказывать жена, — Суальда решила показать мне покои, и в одной из комнат я нашла… — Может, они негодные? — предположил я. — Нет, посмотри… — А ты правильно всё делала? — Конечно! — возмутилась Инна. — Я же физик, как-никак. Или ты тоже считаешь, что женщины и физика — понятия несовместимые? — Что ты! Ни в коем случае… — Тогда смотри дальше. — Этот генератор маломощный, — растеряно пояснила Инна. — А тут… Вот чем занималась Инна, в то время как я пил кофе и болтал с Шако, расспрашивая его о котах и инквизиторах. — Чудеса да и только! — сказал я. — Что бы это, чёрт возьми, могло значить? Что этим миром правят другие законы природы? Инна отрицательно покачала головой: — Не совсем так. Посмотри вокруг: этот мир похож на наш, как две капли воды. Если бы в нём действовали другие, отличные от земных, физические законы, он был бы другим, не похожим на земной мир. Сам подумай. Я задумчиво потёр подбородок, потом кивнул: — Согласен. Даже незначительные изменения в соотношении мировых констант привели бы к таким глобальным последствиям, что… это даже трудно представить. — То-то и оно. Я думаю, физические законы на Ланс-Оэли такие же, как и на Земле… В основном, — добавила она после короткой паузы. — Что значит твоё «в основном»? И вообще, если законы одинаковые, то как объяснить эту чертовщину с калькуляторами, батарейками, лампочками и генераторами? Инна снова вздохнула: — Единственное объяснение, которое приходит мне в голову, это нечто вроде принципа ограничения технического прогресса. Законы природы здесь справедливы для естественных явлений; люди могут эксплуатировать их лишь до определённой степени — это, в основном, законы механики и, частично, химии и термодинамики. А дальше ( — Так ты полагаешь, что развитие цивилизации на Ланс-Оэли возможно лишь до уровня позднего Средневековья или раннего Ренессанса? — И не только на Ланс-Оэли, а на всех Гранях. Правда, с одним существенным уточнением: развитие Я ненадолго задумался. — А знаешь, — сказал я наконец, — в твоих рассуждениях есть определённая логика. Судя по тому, что мы услышали от Шако и Суальды, на Гранях очень распространена магия; здесь она такая же царица наук, как у нас физика. А что, собственно, есть магия, как не локальное нарушение законов природы с условием их глобальной неизменности? И твой принцип ограничения технологического прогресса — это, очевидно, плата за локальную изменчивость миров Граней, сиречь — за широкие возможности для развития магии. И наоборот: на Земле-Основе паранормальные явления большая редкость, иначе бы никто не сходил с ума из-за какого-то зачарованного троллейбуса; зато перед физическими науками там открываются воистину необозримые перспективы. (На следующий день и в первой же книге, которую я взялся читать, я нашел подтверждение нашим догадкам. Устойчивость Основы обуславливала развитие на ней технологической цивилизации, а изменчивость Граней порождала цивилизацию ментально-магическую.) С минуту мы оба молчали, потом я с некоторым сожалением сказал: — Боюсь, о компьютерах нечего и мечтать. Инна кивнула. — И всё же, — сказала она. — Мне нравится этот мир. — Мне тоже, — сказал я и крепче обнял жену. — Для нас это сущий рай. И вовсе не в шалаше, а в настоящем дворце. Вот если бы здесь ещё работали компьютеры… Ай, ладно! К дьяволу компьютеры! С этими словами я приподнял подол её платья и запустил руку ей под юбки. Инна лукаво улыбнулась, словно давно ожидала этого. — Ага! — сказал я удовлетворённо. — Ты всё-таки не надела трусики. — Я же знала, что ты проверишь, — ответила она, склонив голову к моему плечу. — И не хотела разочаровывать тебя. Чего не сделаешь для любимого человека. — Ты просто прелесть! — восторженно произнёс я и уложил Инну на траву. — А ну, давай-ка испробуем это новое удобство. — Прямо здесь? — немного растерялась она. — Прямо здесь, — подтвердил я, закатив её юбки. — И прямо сейчас. Инна сокрушённо вздохнула, но не стала протестовать, а по своему обыкновению расслабилась, полностью уступая мне инициативу. Естественно, я расценил это как знак согласия, а потому был несказанно удивлён, когда она резко оттолкнула меня, едва не попав коленом в одно моё чувствительное место, приняла сидячее положение и торопливо подтянула чулки. — Что случилось, солнышко? — спросил я, озадаченно глядя на неё. — Это плохая идея, — объяснила она, поднявшись и поправляя платье. — Здесь неподходящее место для таких игр. Мы у всех на виду. — У кого «у всех»? Инна кивнула в сторону леса: — Хотя бы у тех двоих, что едут сюда. Я посмотрел в указанном ею направлении, тотчас вскочил на ноги и нахлобучил на голову шляпу. Из леса к нам быстро приближалось два силуэта. — Проклятье! — сказал я в сердцах. — Бродят тут всякие, не дают приласкать жену на природе… Интересно, кого это черти несут? Черти несли двух лошадей без всадников. Когда они подбежали и остановились перед нами, я почему-то сразу определил, что один из них жеребец, а вторая — кобыла. Жеребец был серым в яблоках, кобыла — совершенно белой, с невероятно длинной и пышной гривой. На обоих была великолепная сбруя, причём седло на кобыле было дамским. Впрочем, всё это я отметил в уме чисто машинально. Моё внимание сразу приковал к себе взгляд жеребца, по-человечески разумный и очень-очень знакомый. — Какая прелесть! — умилённо произнесла Инна, робко протянула руку и погладила морду кобылы. — Хорошая, хорошая лошадка! Жеребец громко фыркнул. — Вы тоже хороши! — промолвил он с откровенным сарказмом в голосе. — Нечего сказать, знатные номера вы откалываете! Очень мило и остроумно с вашей стороны. — Леопольд! — воскликнули мы с Инной. — Это ты?! — Можете не сомневаться. А это, — он кивнул в сторону кобылы, — Лаура. Бедная киска! Нелегко было успокоить её, когда вы так неожиданно, без предупреждения, превратили нас в лошадей. — Ты уж извини, котик, — сказал я. — Мы не хотели, честное слово. Для нас это такая же неожиданность… Как ты себя чувствуешь? — А что я! Со мной всё хорошо. Для меня не впервой быть конём. Кроме того, я рад опять оказаться в родных краях. — В родных краях, говоришь? — Конечно. Здесь я родился и вырос. Здесь я и жил, пока Мэтр не забрал меня. Это было зимой… Кстати, Мэтр сейчас дома? — Нет, — ответил я, вытаращив от удивления глаза. — Он же умер! — Умер? — переспросил Леопольд и тряхнул гривой. — Жаль, конечно. Но ничего не поделаешь — все люди смертны. Я уже открыл было рот, чтобы напомнить ему его же собственный рассказ о смерти Мэтра, но Инна опередила меня: — Скажи, Леопольд («…А ты, Владик, помолчи, у меня возникло одно подозрение…»), как ты очутился в Киеве? — А разве я не рассказывал? Странно… Мэтр забрал меня отсюда, мы попали в незнакомый город… — Это был Киев? — Да, потом я узнал, что он называется Киевом. — А дальше? Кот… прошу прощения, конь снова тряхнул гривой и фыркнул. — Мэтр посмотрел мне в глаза — ну, и взгляд у него, скажу я вам! — и произнёс: «Теперь ищи себе новых хозяев»… Ага! Вот оно что! Он, наверное, предчувствовал, что умрёт. — Наверное, так и было, котик. Рассказывай дальше. — Потом он исчез. Мне стало так страшно, что я совсем потерял голову… Господи! Тогда я чуть не умер от страха!.. Ну, и побежал, куда глаза глядят, а когда пришел в себя… Так я же рассказывал тебе, Инна, точно рассказывал. Она утвердительно кивнула: — Да, котик. Теперь я вспомнила. «Что всё это значит, черт меня возьми?!» — спросил я, совершенно сбитый с толку. «Кажется, я понимаю что», — медленно ответила Инна. «Ну!» «Погоди немного. Дай собраться с мыслями…» — Леопольд, — обратилась она к коту-коню. — Ты любил Мэтра? Он удивлённо посмотрел на неё. — Любил ли я Мэтра? Фр-р… Мэтр был моим господином, и я уважал его. Но чтобы любить… Нет, это невозможно! Его никто не любил, и он никого не любил… Кстати, если Мэтр умер, кто теперь хозяин Кэр-Магни? — Мы, — ответил я. — Вы? Так это же здорово! — Леопольд радостно заржал. — Садись на меня, Владислав. Поехали! — Садиться? — растерялся я. — Мне? На тебя? — Ну, да. А что тут такого? Я с сожалением покачал головой: — Боюсь, это невозможно, котик. Я совсем не умею ездить на лошадях. — Не беда, научишься. Я тебя научу… Только чур, не пришпоривать! — Садись, — сказала мне Инна. — Ничего с тобой не случится. Леопольд умный ко…нь. — Ладно, уговорили, — сказал я со вздохом и подошел к Леопольду. — Попробую. Ловкость, с какой я поставил ногу в стремя и тут же вскочил в седло, заставила меня усомниться, действительно ли я не умею ездить на лошадях. Мы с Леопольдом сделали несколько больших кругов, переходя с одного аллюра на другой. — Владик! — восхищённо воскликнула Инна. — Где ты научился так хорошо держатся в седле? — Наверное, там же, где выучил коруальский язык, — ответил я. — Садись на Лауру. Прокатимся вместе. — Что?! — Садись на Лауру, говорю. Если я умею, то ты умеешь и подавно. Разве нет? — Ну… Скорее всего, да. — Тогда к чему эти разговоры? Вперёд! Инна с сомнением посмотрела на Лауру, потом себе под ноги. — Но на мне такой роспошный наряд… к тому же я без трусиков. — Ух ты! — отозвался Леопольд. — Как интересно! Я хлопнул его по уху, чтобы он не вмешивался в разговор старших, и сказал жене: — Это не имеет значения, дорогая. Ведь на Лауре дамское седло. Давай я подсажу тебя. После секундных колебаний Инна покачала головой: — Нет, спасибо. Сама попробую справиться. Если я не сумею без посторонней помощи сесть на лошадь, то мне лучше совсем на неё не садиться. Впрочем, все её страхи были напрасными. Хотя длинный подол платья действительно мешал ей, она всё же сумела самостоятельно взобраться в седло и с первой же минуты держалась в нём твёрдо и уверенно. Инна оказалась ловкой наездницей и без труда укротила Лауру, которая, будучи «новоиспечённой» лошадью, поначалу раз за разом взбрыкивала с непривычки. Ещё добрых полчаса мы носились по равнине наперегонки, смеясь и дурачась. Леопольд выкидывал такие кренделя, что просто удивительно, как я ни разу не упал. Лаура вела себя более смирно, не шалила, но бегала резво и была необычайно грациозной. Даже не верилось, что всего лишь несколько часов назад она была самой обыкновенной кошечкой. В Кэр-Магни мы возвращались уставшие, но довольные. Прежде я и подумать не мог, что верховая езда — такое приятное и увлекательное занятие. Когда мы миновали ворота усадьбы, Леопольд сказал: — Надеюсь, теперь ты превратишь нас с Лаурой в котов? — А как это делается? — Неужели ты не знаешь заклинания? — Какого? — Которое превращает лошадей в котов. — Нет, не знаю. — А Инна? Мысленно я обратился к Инне и получил отрицательный ответ. — Нет, котик. Инна тоже не знает. Леопольд забеспокоился: — Что же делать? Мне надоело быть конём. И Лауре надоело. Мы хотим снова стать котами. — В его голосе проступили плаксивые нотки. — Зачем же вы превратили нас в лошадей, если не знали возвратного заклинания? — Мы не знаем ни прямого, ни возвратного, — немного раздражённо ответил я; плаксивый тон Леопольда, вкупе с лошадиным акцентом, начинал действовать мне на нервы. — У нас это получилось нечаянно. — Всё равно вы виноваты, — не унимался он. — Я не хочу на всю жизнь оставаться конём. Я хочу превратиться в кота. — Ну, и превращайся, чтоб тебя… Ой-й! В ту же секунду конь подо мной исчез. На мгновение я повис в воздухе, а затем шлёпнулся на землю. Мой стон слился с пронзительным мяуканьем Леопольда. — Отпусти хвост, придурок! Кряхтя, я встал на ноги. Освободив свой хвост, Леопольд-кот отскочил на несколько шагов и уставился на меня укоризненным взглядом. — А ещё говорил, что не знаешь! — Но я действительно не знаю, — растерянно произнёс я. Леопольд недоуменно промурлыкал: — И правда, никакого заклинания ты не говорил. Странно! Тем временем Инна торопливо спешилась и подбежала ко мне. — Ты не очень ушибся? — Кажется, не очень… То бишь, совсем не ушибся. — Я сделал несколько простейших гимнастических упражнений, ничего у меня не болело. — О’кей, Инна. Со мной всё в порядке. — А Лаура? — отозвался Леопольд. — Лаура? — переспросил я, не сразу сообразив, что от меня требуется. — Ага… попробую. — И мысленно приказал ей: — «Стань кошкой!» Я бы, наверное, удивился, если бы после этого Лаура осталась лошадью. Но чуда не произошло — она покорно превратилась в кошку. «Вот это да!» — удивился я. — «Ты заметила, Инна? Сёдла исчезли!» «Да что ты говоришь?!» — На меня нахлынула тёплая волна её веселья; смеялась она добродушным, «розовым» смехом. — «Сёдла исчезли! Какое чудо! То, что коты превращаются в лошадей и наоборот, это тебя не удивляет, а вот исчезновение сёдел…» — Она не выдержала и рассмеялась вслух. Я тоже захохотал: — Право же!.. На этих чёртовых Гранях теряешь ощущение реальности. — Вернее, — сквозь смех уточнила Инна, — сглаживается граница между естественным и сверхъестественным. К действительности нас вернуло радостное мяуканье Леопольда и не мнение радостный крик Шако, стремглав мчавшегося нам навстречу… Нет, ошибочка — навстречу Леопольду. — Ты жив, Шако? — восклицал на бегу кот. — Ты не умер? — Конечно, жив! — Парень подхватил его на руки. — А с тобой что было, где ты пропадал? — Но Мэтр сказал мне, что ты умер. Получается, он соврал? А я так горевал за тобой. — Да жив я, жив. Вот, убедись! — Шако подбросил кота над головой и ловко поймал его. — А ну, рассказывай, где ты был, бродяга этакий! — Всё, — тихо сказала Инна. — Это завершающий штрих к картине. — К какой картине? — спросил я. — О чём ты толкуешь? — О том, что случилось с Леопольдом. Прежде чем выпустить Леопольда на улицы Киева (только не спрашивай зачем — сама не знаю, что и думать), Мэтр заменил его память на фальшивую. Всё, что Леопольд рассказал нам о себе — от его жизни на мифической киевской квартире Мэтра до перестрелки в ресторане, — всё это выдумки, ничего этого не было. По каким-то причинам (не спрашивай по каким, я понятия не имею) Мэтр считал целесообразным, чтобы будущие владельцы Кэр-Магни, которых должен был выбрать кот, до определённого времени не знали о существовании своего наследства — а именно до тех пор, пока не попадут сюда. Очевидно, в подсознание Леопольда была заложена соответствующая программа для осуществления телепортации. Теперь необходимость в фальшивых воспоминаниях отпала, и коту была возвращена настоящая память. Поэтому, кстати, я перебила тебя, когда ты собирался напомнить Леопольду его рассказ о смерти Мэтра. Скорее всего, он и дальше стоял бы на своём; но лучше не рисковать, взывая к его ложным воспоминаниям. — Угу… — И ещё одно. Порой меня озадачивало «радиотелевизионное» произношение Леопольда. Теперь и этому есть объяснение. Чтобы излишне не утруждать себя, Мэтр просто «записал» в память кота серию (и, наверное, довольно большую) теле- и радиопрограмм. Кроме знания языка, это давало ему минимум необходимой информации о мире, где он оказался. — А о каком завершающем штрихе ты говорила? — Необыкновенная привязанность, даже любовь, которую Леопольд якобы испытывал к Мэтру. На самом же деле он любил… и любит мальчика. — Инна бросила беглый взгляд на Шако, который увлечённо расспрашивал кота о его житье-бытье на чужбине. — Любовь, это чувство не только сознательное, но и подсознательное, и Мэтр, изменяя память Леопольда, должен был это учесть, чтобы избежать возникновению у кота внутреннего конфликта сознательных, фальшивых, воспоминаний и подсознательной, настоящей, памяти. Он убедил Леопольда, что Шако умер, а потом направил на себя его любовь и грусть о потере дорогого существа. — То есть, заставил кота полюбить себя? — Да нет же! — поморщилась Инна. — Неужели я так плохо объясняю? Леопольд — Значит, Мэтр, о котором рассказывал нам Леопольд, был фактически не Мэтр, а будто бы загримированный под Мэтра Шако? — Грубо говоря, да, — ответила Инна. — В частности поэтому нам обоим сразу понравился Шако. Мы знали его и раньше — через Леопольда. — Ну что ж, — сказал я. — С котом мы разобрались. Но остаётся ещё масса невыясненных вопросов. — И один из них, — добавила Инна, — звучит так: кому и зачем мы понадобились? В ответ я беспомощно пожал плечами и тяжело вздохнул. Прошло совсем немного времени с той минуты, когда к нам заявились гости из спецслужб, но последствия их визита не заставили себя долго ждать. Наша жизнь круто и бесповоротно изменилась… Весь следующий день, с утра до вечера, мы провели в библиотеке Кэр-Магни. Это было просторное помещение, предназначенное как для хранения книг, так и для работы с ними. Вдоль трёх глухих стен библиотеки стояли высокие, почти до самого потолка, стеллажи, уставленные томами в тиснёных золотом кожаных переплётах. Подавляющее большинство книг составляли монографии, учебники и справочники по магическим наукам; на каждой из них стоял гриф «Одобрено Инквизицией». Нас уже нисколько не удивляло, что мы прекрасно понимаем латынь; после всех происшедших с нами чудес мы восприняли это, как должное. Правда, поначалу нас несколько смущало непривычное сочетание современного полиграфического оформления книг с их средневековой латынью и такими многообещающими названиями, как, например, «Полный перечень свойств Соломоновой печати» (двухтомник), «Магофизиология василисков обыкновенных», «Демоны Максвелла, или 73 способа уменьшения энтропии замкнутых и квазизамкнутых систем» (справочник) и т. д. Некоторые книги, судя по названиям — явно философского содержания, были помечены грифом «Только для инквизиторов», и какие-то особые чары не позволяли нам их открыть. Мы были заинтригованы. После нескольких часов блужданий по библиотеке мы, наконец, выбрали себе книги: Инна, как человек практичный, взяла учебник «Основы элементарной магии», а я, тяготеющий к глобальным проблемам, облюбовал монографию Мишеля дю Барри «Общая структура Мирового Кристалла». Посему мы устроились в мягких креслах возле широких окон и вступили на тернистый путь познания волшебного (в прямом понимании этого слова) мира магии. Книга Мишеля дю Барри на редкость удачно соединяла в себе основательность серьёзной научной работы с оживлённой манерой изложения и читалась с неослабевающим интересом, как захватывающий приключенческий роман. Время от времени я делился с Инной полученной информацией; она же большей частью отмалчивалась, целиком поглощённая изучением «Основ магии». Ну, что вам сказать о Мировом Кристалле — или, в дословном переводе с латыни, Мировом Многограннике?… В общих чертах, та примитивная аналогия с кристаллом, которую вы услышали из уст Шако, соответствует «приземлённому» уровню моего повествования, поэтому, не углубляясь в детали, я ограничусь лишь несколькими существенными уточнениями, рассчитанными на более придирчивого читателя. 1) Мировой Кристалл — это счётное (но бесконечное) множество замкнутых многообразий в Мировом Континууме (Бесконечной Вселенной), свойства которого, как указано в монографии, «ещё малоизучены и вряд ли будет изучены в обозримом будущем». 2) Некоторые пространственные характеристики Мирового Кристалла вызывают определённые ассоциации (и только ассоциации) со стереометрическим многогранником. Отсюда и термины — Грани, Рёбра, Основа. 3) Основа (малая вселенная, одна из планет которой — Земля) вполне оправдывает своё название. Она сплачивает Кристалл, и только благодаря ей он остаётся единым целым. Особый статус Основы обуславливает её инертность, стабильность и слабую изменчивость по сравнению с остальными Гранями. 4) Кристалл разделяет Бесконечную Вселенную на два замкнутых Континуума — Внутренний и Внешний, иначе — Нижний Мир и Вышний Мир… И хотя я был готов ко всему, следующее открытие потрясло меня до глубины души. — Инна! — позвал я. — Да? — Оказывается, птолемеевский геоцентризм имел под собой довольно твёрдую почву. — Ну? — Вот посмотри: любой вектор, направленный из Внутреннего Континуума во Внешний пересекает Основу или какую-то Грань… — Разумеется! — Но это ещё не всё. Он непременно пересечёт её там, где в данный момент находится центр массы Земли или её аналога на Гранях. — Так, так, так, — заинтересовалась Инна. — Этот вектор будто выходит из-под земли. — То-то и оно. В словах Шако о том, что внутри Мирового Кристалла находится ад — подземное царство, похоже, есть зерно истины. — Гм… Очень похоже… На этом мы прервали обсуждение, и я продолжил знакомство с монографией. В завершение приведу ещё один факт, который, безусловно, заинтересует читателя. 5) Каждая Грань — изначально замкнутый мир. Существует, однако, способ пространственного сообщения прилегающих Граней (за исключением Основы) через области их соприкосновения (Рёбра) без нарушения целостности структуры Кристалла — трактовые пути. По уже проложенному тракту с Грани на Грань может пройти любой человек, вне зависимости от его способностей к магии. А те из людей, кому посчастливилось родиться с сильным колдовским даром, после соответствующего обучения могут обходиться и без трактовых путей — всего в книге было перечислено семнадцать способов перемещения материальных объектов между Гранями, самым простейшим из которых был так называемый «колодец»… Тут я временно отложил в сторону «Общую структуру» и принялся листать многотомное «Методическое руководство по организации учебного процесса в школах командорств Инквизиции». В предлагаемой программе «колодец» вовсе не упоминался, а первые практические занятия по самостоятельному пересечению Граней значились там лишь на пятом году обучения. Даже принимая во внимание то обстоятельство, что мы с Инной не дети, а взрослые люди, всё равно получалось, что нам потребуется как минимум год, прежде чем мы в достаточной мере разовьём свои способности и сумеем путешествовать по Граням. А может, и не год, может, гораздо больше. Ведь не исключено, что магия — так же, как музыка, рисование или иностранные языки, — легче даётся детям, чем взрослым… — Если на Ланс-Оэли действительно нет трактовых путей, — сказала ближе к вечеру Инна, — то плохи наши дела. Книги книгами, но я по-прежнему считаю, что нам рискованно обучаться без контроля со стороны опытного специалиста. Но как нам его найти? — А межпространственная связь? — спросил я. — Ну-ну! — фыркнула Инна. — И как ты это представляешь? — Она бросила мне на колени «Пособие по магическим телекоммуникациям», которое перед этим просматривала. — Сначала почитай, что пишут знающие люди, а потом уже решай, стоит ли говорить заведомые глупости. Установление связи между людьми на разных Гранях весьма сложная процедура даже для опытных колдунов. Вдобавок нужно лично знать человека, которого ты вызываешь, а также знать, на какой Грани он в данный момент находится. — А разве ты не знакома с регентом? — Знакома, — ответила она. — Но я не знаю его ментальных характеристик. А именно это я подразумевала под выражением «лично знать человека». — Гм… Тогда можно попробовать посылать вызовы наугад. Глядишь, на кого-нибудь попадём. Инна покачала головой: — Вероятность успеха таких, с позволения сказать, поисков ещё меньше вероятности того, что генератор случайных чисел выдаст зашифрованный текст Библии. Ты же сам это понимаешь. Я это прекрасно понимал, а спрашивал лишь в слабой надежде, что Инне придёт в голову какой-нибудь оригинальный выход… Уже к вечеру я знал достаточно, чтобы воспользоваться обобщённым атласом звёздного неба и специально расчётными таблицами для определения координат нашей Грани. В «Реестре населённых миров» Грань Ланс-Оэли отсутствовала, но было не исключено, что она фигурирует там под другим названием или же просто обозначена комбинацией латинских букв и арабских цифр, что было характерно для многих малонаселённых Граней. Наступила ночь. Мы с Инной поднялись на верхнюю террасу дома. В чистом безоблачном небе ясно сияли звёзды, сплетаясь в знакомые с детства родные земные созвездия… зимние созвездия! Где-то с минуту я молча рассматривал небо, потом сказал: — Боюсь, Инна, вычисления излишни. — Что ты имеешь ввиду? — удивилась она. — Объясни. — Который сейчас час? — спросил я. Инна посмотрела на часы, показывающие астрономическое время на нашей долготе. — Около одиннадцати. Точнее, 22:48. А что? — А то! — ответил я и перешёл на мысленную речь: — «Вот вариант обобщённого атласа неба для Земли», — (образ шара с осью и сияющими на ней точками, обозначающими звёзды), — «вот видимый нам участок», — (я обвёл её красным контуром). Инна окинула быстрым взглядом небо над нами. «Гм… Похоже». «Не похоже, а полностью совпадает. Присмотрись внимательнее». «Точно, чёрт возьми! Но мы же не на Земле…» «Конечно, нет. В этот момент звёздное небо Земли на нашей широте и на той долготе, которая соответствует нашему астрономическому времени, имеет такой вид…» — (оставив на месте красный контур, я повернул шар с изображением звёзд на 180 градусов вокруг оси.) — «А это значит…» «Что мы на Контр-Основе», — сообразила Инна. — Верно! — подтвердил я вслух. — На Грани, которая вместе с Землёй находится на Главной оси симметрии Кристалла… Почти бегом мы вернулись в библиотеку, взяли соответствующий том «Реестра» и нашли там короткую статью о Контр-Основе, подтвердившую мои наихудшие опасения. Декретом Инквизиции от 678 года было запрещено прокладывать трактовые пути на Контр-Основу, все уже существующие на ней тракты были уничтожены, а её жители переселены на другие Грани. Столь решительные меры мотивировались тем, что нарушение первичной непроницаемости Рёбер Контр-Основы отрицательно сказывается на устойчивости Мирового Кристалла. Правда, отмечалось в той же статье, современная наука доказала всю безосновательность подобных утверждений, однако формально вышеупомянутый декрет до сих пор не отменён. — Наверное, Мэтр любил анаграммы, — после тягостной паузы заметил я. — А именно? — Именно то, что я сказал. Мы тугодумы, Инночка. «Мир» в коруальском языке обозначается словами «monde» и «lans», последнее — в значении «край», «страна», «земля»; а также суффиксами «-onel», «-anel». Ланс-Оэли, страна Оэли, кажется какой-то абракадаброй, но… — мысленно я переставил буквы в слове «Lans-Oeli» так, чтобы образовалось «isolanel». — Получается «изоланел», то есть изолированный, замкнутый мир. — Стало быть, — мрачно подытожила Инна, — мы пленники этого мира. А я всё надеялась, что где-то на Ланс-Оэли есть хоть один трактовый путь. Теперь, вижу, нам и вправду придётся заниматься самостоятельно. Похоже, мы застряли здесь надолго. Единственная надежда, что в скором времени в нашу глушь забредёт какой-нибудь инквизитор. Я сокрушённо вздохнул: — Бедные родители — они с ума сойдут, разыскивая нас. Инна тоже вздохнула: — А что мы можем сделать? Мы же совершенно беспомощны… |
||
|