"В порыве страсти" - читать интересную книгу автора (Майлз Розалин)

13

Филипп Иоганн Кёниг, старший ученик, Рокхамптон колледж, 1948-49. Бен оторвал взгляд от мерцающего экрана монитора, поднял глаза и с ненавистью уставился на школьную фотографию Филиппа. И как только он мог подумать, что с появлением Алекса все образуется? Можно было бы сразу догадаться, что Чарльз не собирается сдаваться без боя. Он слишком долго был во власти Филиппа, чтобы добровольно надеть на шею новое ярмо. Наверно, он свыкся с мыслью, что ему придется уступить руководство Джону, но уж никак не этому Человеку Ниоткуда, да еще в тот момент, когда дело всей его жизни висит на волоске.

И это после всего того, что им пришлось пережить…

А что касается Алекса, то он готов, если понадобится, дать отпор, в этом можно не сомневаться. Сколько бы он ни улыбался, слабохарактерным его не назовешь. Да, пока что он очень мил, и, когда Чарльз бросил ему вызов, он уступил и даже подставил другую щеку. Но вечно так продолжаться не может.

Бен со стоном обхватил голову руками. Проклятый Филипп!

Он водил их всех за нос, кормил обещаниями, что Джон унаследует Кёнигсхаус, а теперь пожалуйста!

Ладно, допустим, он хотел успокоить свою чертову совесть, в этом нет ничего удивительного, ведь женитьба на Элен – только полдела. Двадцать пять лет – долгий срок, но Бен хорошо помнил, что еще до появления Элен Филипп обращался с Алексом не как с родным сыном, а как с распоследним подсобным рабочим, вором и пьяницей, которого хозяин вознамерился наконец проучить. Да, Алекс сбежал не только из-за неприлично поспешной женитьбы отца!

Но даже если завещание было изменено под влиянием угрызений совести, неужели Филипп не понимал, что Алекс может объявиться? В конце концов, тело так и не нашли. Если этот старый мерзавец мог без малейших колебаний перечеркнуть все, что было написано в завещании, если он не дал себе труда подумать, каково придется Джону, которого он не удосужился отправить в приличную школу и который по его милости может быть только скотоводом, то, Господи прости, он заслуживал смерти.

Джон. От мысли о нем Бену стало еще хуже.

Какой дьявол надоумил его хоть на секунду вообразить, что будущее Джины может быть связано с Джоном? Безошибочный инстинкт одинокого отца подсказывал ему, что Джина влюблена в Джона. И хотя Бену было страшно подумать, что какой-то другой мужчина займет в ее сердце то место, которое прежде принадлежало ему одному – это чувство знакомо многим отцам, – он прекрасно понимал, что только Джон достоин быть рядом с его дочерью, этой прекрасной и отважной девочкой-женщиной.

И он позволил себе размечтаться, что так и будет? Больше того, что так и должно быть? Как бы не так!

Чертовы Кёниги!

Все они одинаковы, и Джон, наверно, не лучше других! Все они думают лишь о себе и о Кёнигсхаусе, и ничего хорошего от них ждать не приходится! Нужно было бежать с фермы, едва он научился ходить, избавиться от всей этой проклятой своры! А вместо этого он потратил всю жизнь на то, чтобы водить их за ручку и вытирать им попки и, похоже, обречен делать это до самой смерти. А теперь еще они посягают на самое ценное, что у него есть!

Выхода нет, даже теперь, когда старый черт умер. Бежать некуда. Чарльз, Алекс и Джон постепенно разнесут все в клочья, а он окажется мальчиком для битья.

Звук шагов заставил его обернуться. Он увидел, как Джина взбегает по ступенькам. Какая у нее удивительная, скользящая походка. Бен включил экран монитора и сделал вид, что погружен в работу. Она появилась в дверях.

– Папа!

Ее ручки обвились вокруг его шеи, влажная щечка прижалась к его щеке.

– Что, моя любимая? – хрипло спросил он. – Нашла Джона?

Дочь резко отстранилась.

– Да, – ровным голосом ответила она и уселась на краешек стола. – Он поехал к пастухам. Зализывать раны.

Бен никак не ожидал, что станет защищать того самого человека, которого только что проклинал.

– Если вспомнить, что сделал с ним этот старый мерзавец Филипп…

– Да, я знаю. – Джина подняла голову. Так и есть, эти доверчивые глаза блестели от слез. – Отец, что нам делать?

Бен безрадостно усмехнулся.

– Делать нечего, разве что убить Алекса. А потом окажется, что у него в Сиднее жена и пятнадцать штук детей. Так что самое разумное – как можно скорее уехать отсюда, вернуться домой. Мы ведь с самого начала собирались пробыть здесь всего несколько дней. У меня осталось не так много дел, я почти все привел в порядок. Только еще кое-что проверить. И Алекс просил научить его обращаться с компьютером, показать, как это делается. Много времени это не займет. Как только я все закончу, мы улетим на вертолете. Если хочешь, я попрошу Алекса, и он отправит тебя пораньше.

– Нет, папа.

– Значит, договорились. – Его взгляд был устремлен вдаль. – Что у нас сегодня, среда? Мне понадобится день. Если все будет хорошо, в пятницу вечером мы уже будем у себя. Тебя это устраивает?

– Нет, папа. – Джина легко спрыгнула со стола, подошла к окну. – Я впервые говорю тебе «нет», и я хорошо подумала. – Она обернулась, он отметил ее твердый взгляд, волевую линию подбородка. – Я не уеду до тех пор, пока не выясню отношений с Джоном, пока не увижу его, не поговорю с ним по-человечески.

«Какие отношения с Джоном?» – чуть не закричал Бен. Он прекрасно понимал, что теперь, когда Джон обесчещен, лишен всего, когда на собственной земле он оказался на положении наемного рабочего, и даже хуже, он ни за что не сделает Джине предложения. Бен отчаянно боялся, что Джон не сможет устоять и воспользуется утешением, которое предлагает такая юная очаровательная девушка…

Он хорошо помнил, какие советы давали ему самому, когда он влюбился в ее мать. Приятель, что ты церемонишься с этими черномазыми? Хочешь спать с ними – спи, но жениться-то зачем? Ты ведь не алкаш какой-нибудь! Наверно, Джону это уже тоже сказали. А если он такой же, как большинство мужчин, то ему и говорить не надо…

Он притворно закашлялся, пытаясь скрыть свой гнев, но Джина уже снова смотрела в окно.

– Дело не только в Джоне, – медленно проговорила она. – Ты знаешь, я хожу в селение, знакомлюсь с маминым народом. Это удивительное место.

– Да, удивительное. – Бен вспомнил, как издевался над дочерью Филипп. – Ты там танцевала?

Она кивнула.

– С первого же дня. Они спросили меня, чем я занимаюсь, я стала показывать. Потом они стали показывать свои танцы, отдельные движения. Так и пошло. Я многому у них научилась.

– Наверно, они у тебя тоже.

– Да. – Джина нахмурилась. – Я впервые исполняю роль учителя. Пожалуй, мне это нравится. И потом, мне нужно чем-нибудь заняться, пока Джон не вернется.

– Джина, любовь моя…

Девушка покачала головой, отметая немую мольбу отца.

– Я все равно это сделаю, неважно, сколько мне придется ждать. Я знаю, сегодня они ночуют в буше, скот ведь все еще у водопоя, так и остался там со дня смерти Филиппа. Не знаю, сколько времени займет перегон скота, вполне возможно, несколько дней. Но я не вернусь в Сидней, пока не поговорю с ним – и может быть, не один раз.

Бен ощутил свою беспомощность, он был не в силах повлиять на ход событий. От страха ему хотелось заплакать.

– Я просто не хочу, чтобы тебе было больно. – Нет, так нельзя, нужно взять себя в руки. – Я понимаю, ты делаешь это ради него.

– Нет, отец, – Джина неожиданно улыбнулась. – Я делаю это ради самой себя.

Пока все идет прекрасно!

Алекс с трудом сдерживал возбуждение. Господи, сколько он уже успел сделать! После беседы в конторе он первым делом проводил этого напыщенного придурка, управляющего банка, Карри, или как его там, к мятой колымаге и выразил полнейший восторг по поводу идиотского предложения встретиться на днях в городе и пообедать вместе.

Потом вернулся к свирепому Чарльзу и в один миг осчастливил его, согласившись, чтобы Миссис Денежный Мешок немедленно – а лучше еще быстрее – доставили в поместье на вертолете. И в завершение порадовал старого пердуна Бена парочкой изящных банальностей о преданности и безупречной службе, пусть и дальше ишачит. А теперь он может налить себе виски, оглядеться и расслабиться. Все, что видит глаз, принадлежит только ему!

Налить себе виски? Алекс громко рассмеялся.

Дружище, пора избавляться от старых привычек, одернул он себя. Теперь ты не просто Кёниг, а тот самый Кёниг, хозяин и повелитель, зачем лаять самому, когда есть собаки!

– Роза, – начал было он, открывая дверь кухни, – как насчет…

Но женщина, равнодушно водившая тряпкой по столу, была совсем не похожа на Розу. Алекс хищно прищурился, разглядывая узкие бедра и стройные ноги – со спины ее можно было принять за ребенка, даже за мальчика. Но когда она обернулась – Господи, одного взгляда на нее спереди хватило, чтобы сразу понять, что это то, что нужно. Им овладело знакомое возбуждение, он улыбнулся.

– Ты Элли, я не ошибся? – Алекс непринужденно двинулся женщине навстречу. Она выдала всю гамму – от визгливого хихиканья до низкого горлового смешка, окинула его опытным, дразнящим взглядом.

– Шутки шутите, мистер Алекс? Скажите еще, что не узнали меня!

Элли притворно надула губки, повела плечом, так что колыхнулись ее пышные груди. Жест был нарочито вызывающий, это понял бы на его месте любой мужчина, и очень возбуждающий. Эти черные обладают воистину колдовской силой, он снова почувствовал ее на себе.

– Не узнать тебя? – ухмыльнулся он. – Невозможно! Но ты не та Элли, которую я помню, ты слишком молода.

Удивительно, но подобная лесть всегда достигает цели. Только посмотрите, как она расцвела от удовольствия. Еще немного, и сама пойдет ко мне в руки, подумал Алекс.

– Когда вы исчезли, я была маленькой-маленькой девочкой, – хихикнула служанка. – И я все еще здесь и не забыла вас!

Он сделал вид, что вспоминает прошлое, а сам обшаривал глазами ее тело. Элли обдала его жарким взглядом.

– И вы не забыли меня!

– Да-да, кажется, я припоминаю тощенькую такую дурочку, страшную, как смертный грех, она все время ошивалась в кухне. Неужели это ты? – Он усмехнулся. – А ты здорово изменилась. Тогда ты выглядела совсем по-другому.

Элли уже не смеялась.

– Конечно, – прошептала она и сделала шаг ему навстречу, искоса бросив вызывающий взгляд. – Времена меняются, мистер Алекс. Теперь я женщина.

В кухне было очень тихо. Ее тело изнемогало от ожидания, а он казался совершенно спокойным. Напряжение достигло предела, казалось, между ними натянута струна, которая вот-вот разорвется.

Алекс стоял с равнодушным видом. Настоящему Казанове незачем суетиться. Уже в шестнадцать лет он понял, что нравится женщинам, и с тех пор упивался чувством превосходства – оно возникало у него всякий раз, как он замечал их неприкрытое желание. Другие мужчины плакались за кружкой пива, обсуждали, как «заманить птичку». Такие разговоры вызвали у него откровенный смех. Если знаешь, как себя вести, не придется не то что заманивать, а пальцем пошевелить.

Нет, пожалуй, пальцами пошевелить придется. Алекс с удовольствием наблюдал, как тонкая ткань дешевенькой блузки натянулась под набрякшими сосками. Увидев, куда он смотрит, Элли опустила глаза, но не отошла.

– Итак, – насмешливо произнес он и сделал шаг вперед. Элли отступила, налетела на стол, который только что протирала, откинулась назад, будто бы пытаясь избежать объятий, а на деле чуть не ткнулась грудью ему в лицо, когда он подошел к ней вплотную.

Она откинула голову, тихо, протяжно застонала не то от наслаждения, не то от страха, чем возбудила его еще больше.

– Моему мужу это не понравится!

Алекс улыбнулся:

– Я не собираюсь трогать твоего мужа. По-моему, ты достаточно взрослая, чтобы делать, что хочешь. А мне кажется, я знаю, чего именно ты хочешь.

Можно подумать, что есть хоть одна женщина, которая бы этого не хотела, с насмешкой подумал он.

Элли надула губы:

– Вы не понимаете! Он бешеный и такой ревнивый!

Алекс медленно провел пальцем по ее подбородку, потом вниз по шее, спустился в ложбинку между грудями.

– Так пусть у него будет повод для ревности! Он стал завораживающе медленно расстегивать верхнюю пуговку ее блузки. Ее страсть разгорелась мгновенно, как пожар в буше, стоило лишь дотронуться до нее. Некоторых женщин нужно часами разогревать, чтобы они дошли до этой стадии. Он видел, как в ожидании ласки твердеют ее соски. Одна пуговка… вторая…

Элли тяжело дышала. Смуглая, судорожно сжатая в кулак ручка потянулась к его поясу. Он отстранился – лучше держаться от греха подальше – и трезво подумал: не здесь же. Он никогда не терял холодной ясности мысли, даже в самый яростный пик наслаждения. Так где же?

Вот прекрасный финал не менее прекрасного дня, думал он с холодным торжеством. Блудный сын возвращается домой, хоронит отца, получает в наследство все королевство, собирает добычу и droit de seigneur[1] празднует свой успех в объятиях одной из рабынь. Лучше не придумаешь! И все это вполне заслуженно – стоит лишь вспомнить, что ему пришлось пережить…

Так где же?

– Ох-х… скорее… о-о-ох-х-х…

Нужно срочно куда-то перебираться, а то красотка уже раскалилась добела.

– Послушай, детка, – начал он. – Элли… Открылась дверь, в кухню вошла Роза. В руке как вещественное доказательство она несла столовое серебро.

– Это называется почистить ножи?.. – То, что она увидела, заставило ее мгновенно замолчать. Она замерла на месте – так замирает собака, ожидая приказа хозяина.

Алекс отвернулся. Ни на Розу, ни на Элли – та неловко пыталась застегнуть пуговицы – он даже не посмотрел.

– Я собираюсь в свою комнату в Башне, – как ни в чем не бывало произнес он. – Думаю перебраться туда. Когда решу, что нужно сделать, вы обе мне понадобитесь.

Он остановился в дверях, небрежно прислонился к косяку.

– Да, а когда будет наведен порядок, пусть кто-нибудь из вас принесет мне виски. – Он помолчал. – Пожалуй, ты, Элли. – Он одарил служанку нахальной улыбкой. – Сделай двойной, ладно?

Неужели эта позабытая Богом земля казалась ему прекрасной? И вообще, о чем он раньше думал?

Темнело. Белесое небо было таким же бесцветным, как его разбитые мечты. Джон остановился у источника, огляделся вокруг и ему захотелось очутиться где угодно, только не здесь. Все так же тускло поблескивало неподвижное зеркало воды, шелестела листва эвкалиптов, все так же возвышалась неприступная стена первозданного песчаника, на протяжении многих миллионов лет считавшаяся у аборигенов священной, над его головой пронеслась белым комочком запоздалая крачка – она летела навстречу ночи, навстречу первым грустным звездам, оглашая окрестности своими жалобными криками. Все было, как всегда. Это он изменился до неузнаваемости.

Как мог отец лишить его наследства?

И не только его, и маму тоже, где ей теперь жить, что, черт возьми, делать? Господи Боже мой, она не сможет жить одна, она даже чек ни разу не подписывала!

Как он мог?

А с другой стороны – что ему оставалось делать? Алекс не погиб. Рано или поздно он вернулся бы к родному очагу. И уж если этому суждено случиться, так лучше сейчас, пока Джон не успел почувствовать себя хозяином Кёнигсхауса.

Лучше, однако, об этом пока не думать.

Нужно перегнать скот, отсортировать, погрузить на машины, а уж потом сколько угодно размышлять о том, как жить дальше.

Но не обо всем.

Одной заботой у него стало меньше, за него уже все решили.

Джон слез с лошади, погладил ее по морде, потрепал за уши.

О Джине можно больше не думать. Джина.

Сама мысль о девушке, одно ее имя вызывало резкую боль. Когда Джон мечтал о том, как они поженятся, он видел себя будущим хозяином Кёнигсхауса, счастливым, полным надежд.

А теперь?

А теперь он хуже наемного рабочего – потому что не представляет себе, что значит наниматься, работать на кого-то. Он умеет быть только хозяином. А если я здесь не хозяин, так кто же я? – мысленно вскричал он.

Внезапно возникший из темноты Дасти оторвал его от созерцания молодой луны.

– Эй, босс!

Казалось, друг читал его мысли.

Наверно, так оно и есть, рассеянно подумал Джон. От Дасти ничего не скроешь – да я и не собираюсь скрывать.

Появился Фрэнк, взял у него из рук поводья, отвел усталую лошадь в ближайший загон. Они ухаживали за мной, как за больным, как будто я не в себе, мелькнула очередная мысль. Может быть, они и правы.

– Босс, сейчас будем есть.

Дасти легонько подтолкнул Джона к костру. Слим подбросил еще дров.

– Пива хочешь?

Джон с благодарностью взял протянутую ему банку, сорвал кольцо и в несколько глотков влил в себя содержимое. Дасти молча протянул ему следующую, уселся на корточки рядом.

У подножия Чертовой Скалы клубился легкий туман, скрывая пещеру, в которой Джон прятался в детстве. Генри устраивал на ночевку скот, остальные были заняты обычными для этого предвечернего часа делами. Легкий ветерок доносил со стороны привычный запах стада. Израненная душа Джона стала понемногу оживать. Он обхватил колени руками, как в детстве.

– Знаешь, отец очень любил это место. Если бы у него был выбор, он бы предпочел умереть здесь.

Дасти кивнул.

– Когда я был маленьким, мы часто приходили сюда, разбивали лагерь, спали в пещере – только он и я. – Джон помолчал. – Здесь, наедине с природой, он был совсем другим. Лучше.

Дасти снова кивнул.

– Здесь все становятся лучше.

Джон с трудом сдерживал подступившие вдруг слезы.

– Не могу поверить, что его больше нет. Где он сейчас? Почему он должен был умереть?

Дасти ответил не сразу. Он и сам задавал своим духам подобные вопросы. От второго вопроса ему стало не по себе, поэтому он решил сосредоточиться на первом.

– Босс вернулся домой, – просто ответил он. – К Отцу Всех Вещей. Он не умер, просто перешел в другую комнату. Там мы с ним и встретимся, когда придет время. И он будет таким же, как всегда.

Таким же, как раньше…

Джон вспомнил Филиппа, каким тот виделся ему в самом раннем детстве. Отец отличался суровостью, его отношение к сыну больше смахивало на отношение льва к своему детенышу. Но это был сильный, веселый, живой человек, пусть с тяжелым характером, но честный и надежный.

Джон вздрогнул.

Когда же отец начал вести себя странно, с каких пор его стали одолевать неожиданные приступы ярости, сменяющиеся безудержной веселостью, переходящей подчас в жестокость – так он вел себя с Чарльзом, с мамой, с Беном, с Джиной…

Джина.

Опять его пронзила боль, засела в груди, под ребрами. Наверно, подобное бывает при сердечном приступе. Джон откинул голову, постарался дышать ровно и глубоко. Генри уже подходил к костру, за ним по одному и по двое тянулись остальные.

Джон почувствовал, что сегодня ему не вынести их общества, обычных разговоров за пивом и сигаретами – о том, как прошел день, о женщинах. Он вскочил на ноги и поспешно произнес:

– Послушай, дружище, я не голоден. Пусть ребята не обижаются, но сегодня я хочу последовать примеру отца. Буду спать вон там, один. – Он неловко пожал плечами. – Толку от меня все равно никакого.

Дасти кивнул.

– Хорошо, босс. – И улыбнулся, давая понять, что объяснения не нужны. Он знал, сегодня Джон не может поступить иначе.

И еще он знал, что незачем предупреждать: побереги себя, подумай об опасности, помни об этих чертовых королевских коричневых… Дасти уже попросил своих духов позаботиться о Джоне и был абсолютно уверен, что того, кто приходил за Филиппом, юный Кёниг не интересует. Каждому отпущено свое время, и черед Джона еще не пришел, в этом он был так же уверен, как в существовании на небе Большой Радужной Змеи.

Дасти вопросительно посмотрел на Джона.

– Помощь нужна?

– Нет, спасибо.

Джон помахал ему рукой и отошел от костра. Спальные мешки лежали на земле, там, где их сгрузили с вьючной лошади. Он взял себе один и направился вверх, к выходу из ложбины, туда, где открывался проход к источнику. Примерно на полпути он нашел место между двумя валунами, там как раз мог разместиться один человек.

Конечно, он не мог бы с уверенностью сказать, что это то самое место, было слишком темно, однако, пока он устраивался на ночлег, его не покидало чувство, что именно здесь отец провел последнюю ночь своей жизни, и эта мысль согревала его.

Он долго не мог уснуть. Временами на него накатывала такая мучительная тоска, что ему оставалось лишь ждать, когда она отпустит его; временами он впадал в оцепенение, неотрывно смотрел на Южный Крест, Млечный Путь, вбирал в себя их холодное белое сияние. Что говорил Слим о детях-духах, обитающих в источнике? Может быть, и здесь, в этой обители смерти, чей-то дух ждет своего часа, чтобы появиться на свет…

Наконец он забылся тревожным сном. Он то проваливался в забытье, то просыпался. Похолодало, и его сон стал еще более беспокойным. Он понимал, что переходит из одного сновидения в другое, но не мог ни уснуть по-настоящему, ни проснуться.

Он чувствовал, что его окутывает серый предвечерний туман. Луна скрылась в облаках, а туман все густел и густел, заволакивал каменистое плато. И в этой сгущающейся тьме плясали еле заметные огоньки.

Внезапно туман исчез, раздвинулся как занавес перед началом представления. Джон увидел себя со стороны: вот он лежит на земле в спальном мешке, лицо спрятано от холода. Призрачный свет – наверно, от луны? – заливает массивную фигуру мирно спящего человека.

Чуть поодаль, в долине, виднелась лошадь – огромный белый жеребец. Но ведь это Кайзер, удивленно подумал во сне Джон, а не старый мерин, на котором я приехал. Теперь он разглядел и людей у костра, тоже завернутых в одеяла: Генри, Джеймс, перечислял он во сне спящих, Дасти, Слим, Фрэнк и Джон…

Но если Джон там, то кто же лежит здесь?

Ужасающе медленно, как бывает только в кошмарных снах, он повернул голову, чтобы еще раз посмотреть на одинокого человека, примостившегося в ложбине меж двух валунов.

Одинокого – нет, уже не одинокого, теперь сзади появилась чья-то тень, и эта тень приближалась, подкрадывалась, как подкрадывается хищник к своей добыче. За ней виднелись еще две тени, они почти сливались с темнотой, двигались молча, как стая волков. И вдруг от них отделились три тени поменьше, странные, длинные, извивающиеся, три отвратительные шипящие тени, и они набросились на спящего.

Ужас охватил Джона – такой же ужас испытал до него Филипп. Джон пытался закричать, стряхнуть с себя оцепенение, но это ему не удалось. Он не смог разбудить лежащего на земле человека.

Тогда, все еще во сне, Джон бросился вперед, схватил спящего за плечо, изо всех сил потряс его. Тот перевернулся на спину – ужасающе медленно, с безжизненностью тряпичной куклы. Две или три змеи выскочили из-под тела, нанесли молниеносный удар и скрылись в буше.

Теперь лунный свет заливал неестественно вывернутую голову спящего. Беззвучный крик исказил черты его лица, его глаза смотрели в лицо смерти, но взгляд уже был устремлен в вечность. Но вот из-под его шеи показалась голова еще одной змеи. Зашипев, как скорпион, она погрузила свои острые зубы в шею жертвы, потом еще и еще, и теперь страшные кровавые ранки испещрили лицо, шею и грудь несчастного.

Джон видел, как исчезают во мраке двуногие убийцы. Они все оборачивались, будто еще не до конца насладились делом рук своих. Джон не мог отвести глаз от их предводителя, он уходил последним, последним растворялся во тьме. Это лицо мне знакомо, вскричал Джон, я знаю, кто это!

И, как часто бывает во сне, он был абсолютно убежден, что стоит ему постараться, приложить еще одно, последнее усилие, и ему удастся разглядеть в ночной мгле лицо убийцы своего отца. Но в ту же секунду он проснулся. Теперь он твердо знал, что Филипп погиб не случайно, что он пал от руки убийц, уготовивших ему столь жестокую смерть. А еще он твердо знал, что не успокоится, пока не отыщет преступников, не предаст их в руки правосудия, чтобы они ответили за свое ужасное злодеяние.