"Кодекс поведения" - читать интересную книгу автора (Смит Кристин)

Глава 16

В ответ на многочисленные запросы вашего персонала я вынуждена сообщить вам, Ни-Ро.

Письмо составлено на личном бланке Улановой, заметил для себя Тсеша. Бумага плотная, мраморной фактуры. По качеству почти не уступает той, которую делают идомени. По краю — черный кант. У верхнего поля — эмблема в виде странной птицы о двух головах — родовой символ министра. Две головы. Два лица. Тсеша обнажил зубы. Он делает успехи: двойной смысл от него не ускользнул. Даст Бог, настанет день, когда его старенький сканер ему не пригодится.

…что мои предположения, высказанные сегодня утром, к сожалению, не подтвердились. В ходе дальнейшего расследования была установлена ошибочность моих первоначальных выводов.

— Она обвела тебя вокруг пальца, Анаис. — Тсеша прошел к своему любимому стулу и осторожно присел, стараясь не ушибиться об угловатый каркас. — Но она не только тебя обставила. До того самого вечера в Кневсет Шере ты и твоя свора думали, что прекрасно знаете капитана Килиан.

Продолжать работу в данном направлении не представляется целесообразным. Спешу заверить вас; Ни-Ро, что незамедлительно поставлю вас в известность в том случае, если данная ситуация получит дальнейшее развитие. A lete оnа veste, Nemarau. Анаис Уланова.

Да благословит вас Господь, дорогой Нема.

Тсеша перечел письмо еще и еще раз. Особое внимание привлекла последняя строка. Знакомые завитки и росчерки его родного языка. Фраза составлена грамотно: правильно расставлены ударения, учтен его статус и как дипломата, и как религиозного деятеля. Придраться не к чему. Кто-то из служащих министерства усердно поработал над этой на первый взгляд простой фразой. И все же…

Мы не были знакомы с тобой, Анаис, в то, прежнее время. Ты не имеешь права обращаться ко мне по имени, полученному мной от рождения. Лишь немногие из идомени могут называть его Немой. Что касается людей, то даже оставшиеся в живых из шести избранных, Тсай и Сенна, Аритон и Наварра не посмели бы к нему так обратиться.

Мое первое имя — для очень и очень немногих. С одной стороны, для достойных врагов, с другой стороны, для самых близких друзей. Хэнсен Уайл, например, знал его только как Нему. А еще мой токсин. Его блистательный капитан, его милая Джени, которую Улановой, похоже, так и не удалось взять.

Тсеша положил письмо министра внешних отношений на стоящий рядом стол и откинулся на подушки, которые он, скрепя сердце, все же подложил по-стариковски на свой аскетичный стул. Письмо Улановой носило неофициальный характер, тем не менее каждое слово подбиралось тщательно и с осторожностью. И все же она споткнулась так сильно, что упала — упала в его глазах. Теперь она уже не будет казаться выше, чем она есть на самом деле.

Надо же, утром она была так уверена в своей правоте.

А люди, подобные нашей Анаис, не станут что-либо утверждать без достаточных на то оснований. Следовательно, в течение нескольких часов, прошедших со времени их встречи, кто-то ей помешал. Но как? Кому бы я мог задать этот вопрос?

Тсеша посмотрел в противоположный угол комнаты, где на письменном столе стоял его новенький компорт. Работники связи наскоро приспособили его для работы в сети Содружества, сохранив при этом все его прежние функции. Поэтому новое устройство казалось старомодно громоздким.

Было у него и еще одно достоинство — отсутствие системы мониторинга.

Сколько же сил он потратил, чтобы убедить свою службу безопасности в том, что это необходимо. Но в конце концов он своего добился. Однажды ему пришлось иметь дело с разномастной толпой взбешенных сектантов, которые хотели бросить его в священный костер, пылавший вокруг. Рота Шеры. Но ему удалось убедить их, что его смерть вовсе не является обязательным условием достижения их конечной цели. Он Сумел обойти саму смерть, а службу безопасности й подавно обойдет.

Тсеша с опаской подошел к своему компорту так, словно это был сломанный механизм, который мог в любое мгновение взорваться. Он еще ни разу им не пользовался, а инструкция, подготовленная для него связистами, могла бы быть и поподробнее. Он благоговейно прикоснулся к клавише активизации. Экран засветился. Свершилось!

Разблокировав сенсорный замок выдвижного ящика стола, он вынул сложенный листок. Это была настоящая бумага, изготовленная идомени, гладкая и нежно-розовая, как внутренняя поверхность ракушки кавы. Тсеша развернул лист и положил перед собой на стол. Сгибы на глазах разглаживались, пока не исчезли совсем, осталась лишь строка написанных от руки человеческих цифр и букв.

Этот код был добыт им с большой осторожностью. Он сделал на него запрос вкупе с несколькими другими, так, чтобы его агенты не догадались, насколько он ценен. Тсеша набрал код на клавиатуре компорта и, услышав длинные гудки соединения, поспешно подвинул к столу свой любимый стул.

Несколькими мгновениями позже на экране мелькнула радужная полоска, превратившись в лицо, постаревшее, но до боли знакомое.

— Мое почтение, доктор де Вриз, — торжественно произнес Тсеша.

Темные влажные глаза сощурились и сразу округлились.

— Нема! — Старчески обвисшие щеки задрожали. Слишком много кожи на слишком маленьком черепе. — Откуда ты, черт возьми, узнал этот номер?!

— Я купил его, де Вриз.

— У кого?!

— На аналогичный вопрос ты когда-то ответил: «Не поверите, сэр».

— Ах ты… — Имант де Вриз заскрежетал зубами, и оскорбление повисло в воздухе. Наверное, собирался поделиться своими соображениями о моем происхождении, подумал Тсеша. Этот был самым неприятным из трех докторов, основавших Неоклону. Тем не менее, к вящему удобству идомени, его реакция всегда была предсказуемой.

Тсеша слегка обнажил зубы.

— К сожалению, доктор, мне удалось раздобыть только код вашей спутниковой связи. А вот доктора Парини…

— Его нет в городе.

— …и доктора Шрауда — нет. Тем более печально, что именно с ним я должен поговорить.

Де Вриз откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки.

— Я скорее сяду яйцами в огонь, чем скажу Джону, что вы хотите с ним говорить, — медленно проговорил он:

— Найди его, Имант, и скажи ему.

— Его нельзя беспокоить. — Дряблые щеки снова задвигались. — Он в лаборатории.

— В лаборатории! — Тсеша сложил руки, подражая де Вризу. — Все еще? Как и все эти годы? Неужели правду говорят, что он и спит там, и ест, и вообще никогда оттуда не выходит?

— Он работает, Нема. И ты знаешь, как он работает.

— Я знаю также, над чем он работает. Кого он прячет у себя в подвале на этот раз? — Щеки де Вриза прекратили свое хаотичное движение, а Тсеша обнажил зубы, на этот раз намного шире. — Доктор де Вриз, если у вас осталась хоть капля здравого смысла, вы скажете доктору Шрауду, что я хочу с ним поговорить.

Де Вриз пробормотал что-то вроде «жизнь пропала» и «дорого обойдется», и его лицо исчезло.

Тсеша молча смотрел на погасший экран. Быть может, я слишком на него нажал? И теперь Имант де Вриз сменит номер. Тсеша вздохнул при мысли о том, что придется придумывать новую отговорку. В конце концов, если его ребята сумели найти этот номер, найдут и новый. Купят у какой-нибудь женщины, которая продает. Это Хэнсен первым заметил, что рядом с де Вризом всегда найдется женщина, которая продает.

Экран засветился снова. Тсеша замер. Наконец изображение сформировалось, и перед ним снова появилось лицо. Это было таким же знакомым, но все же лица некоторых людей привлекают к себе особое внимание. Он кивнул своему собеседнику.

— Здравствуй, Джон.

Бледно-голубые, как лед, глаза засветились.

— Боже, это и в самом деле вы. Я думал, Имант снова наглотался таблеток.

Бледной рукой с тонкими длинными пальцами он провел по волосам, здоровым и блестящим, хоть и совершенно белым. Ледяные глаза — единственное, что не лишено цвета на этом смертельно бледном лице.

Джон Шрауд… альбинос. Да, именно это слово. Тсеша заставил себя посмотреть в глаза своему собеседнику. Заостренные черты, как у виншаро, кожа тонкая и эластичная, как краска, нанесенная поверх мышц и костей.

— Да, Джон, это я.

Джон обнажил зубы, такие же блестящие и здоровые, как и его волосы.

— Так, значит, вам удалось раздобыть код Иманта. Этот зазнайка разбрасывается им направо и налево. — Этот голос… словно доносящийся со дна колодца. Хэнсен называл его загробным. Если бы он принадлежал идомени, о таком голосе сказали бы, что он исходит из глубины души, но приемлема ли эта метафора в случае Джона, Тсеша не знал. Как говорил Хэнсен, можно лишь с натяжкой предположить, что у этого человека есть душа.

— Что ж, Нема, вы его обставили. — Джон склонил голову набок, рассматривая Тсешу. Неприятно фамильярный жест, но это было в его стиле. — Кто бы мог подумать, что увижу вас снова после стольких лет. Я так рад, что просто нет слов. Да я и не могу долго говорить, меня ждет работа. Надеюсь, еще увижу вас в новостях. — Он встал, рука потянулась к выключателю.

— Джон! — Тсеша схватил дисплей, словно пытаясь удержать человека, которого видел на экране. — Если бы я задался целью ее найти, от чего я мог бы оттолкнуться?

Рука Джона повисла в воздухе. Бледные глаза, не мигая, смотрели на Тсешу. Ну и цвет — такой холодный, и к тому же искусственный, ведь это пленка. От рождения у Джона были розовые радужки. В юности его дразнили лабораторной крысой. Хэнсена это так веселило.

Белая, как кость, рука опустилась.

— О ком вы, Нема?

— О ней, Джон. О ней. Я верю, что она жива. Джон как будто побледнел еще сильнее.

— Вы верите? Или знаете?

— Я спрашиваю у тебя. У тебя ее бумаги, ее история. Как бы ты сам стал искать ее? Как убедиться, что она жива?

Джон откинулся назад, сложил руки ладонями внутрь, поднес их к губам. Тсеша заметил, что он одет в белую футболку с короткими рукавами и без воротника. Брюки наверняка тоже белые. Любимый наряд Джона. В Рота Шера он ничего другого и не носил.

— Допустим, мне хотелось бы этим заняться, — сказал Джон. — С какой стати я должен с вами делиться?

Хотелось бы, это уж точно, Джон.

— Уланова хочет ее… арестовать, по-моему, так у вас говорят. — Тсеша отпустил дисплей, откинулся на спинку стула И замолчал. Паузы играют в речи людей такую же важную роль, как и у некоторых идомени. Иногда услышанное не сразу «доходит». Нам необходимо какое-то время, чтобы его «переварить», говорил Хэнсен. — Она уверена, что идомени тоже заинтересованы в этом. Но я против этого ареста.

— А вы уверены, что ваш народ разделяет вашу точку зрения? Помнится, когда-то вас и самого хотели арестовать. Требовали возврата к старым добрым временам. — Джон силился улыбнуться, но так и не смог. — А почему ее хочет арестовать Анаис?

— Мне кажется, министру внешних отношений она нужна лишь как инструмент: чтобы уничтожить Эвана ван Рютера.

Бесцветные брови Джона взметнулись вверх.

— Эвана? Опять накалились страсти вокруг вопроса об отделении колоний? Если не ошибаюсь, Анаис надеялась, что проблема ван Рютеров умрет со смертью Эктона. Похоже, она ошибалась. — Подперев голову ладонью, Джон постучал костлявыми пальцами по скуле — как ни странно, беззвучно. — Если только сплетни о причастности Эвана к смерти Лиссы не безосновательны. Но если и так, то что Анаис за дело? Они с племянницей ненавидели друг друга из-за того скандала, связанного с отцом Лиссы. — . Джон нахмурился. — Жаль, Валентина нет. Он ведь мой лучший специалист по разгребанию грязи.

Тсеша с энтузиазмом обнажил зубы.

— Когда он вернется из отпуска, передайте блистательному доктору Парини мои наилучшие пожелания.

Джон еще сильнее нахмурился.

— Кажется, вы его выделяли из нас троих?

— Да, я считал его наиболее достойным из вас.

— Но ведь его вы тоже ненавидите?

— И здесь ответ будет утвердительным, Джон. Он для меня достойный враг. Разве может быть иначе?

— М-м-м. — Джон сжал ладони, словцо лепил что-то. — Она… Пыталась объяснить мне это. Тогда я мало что понимал. Да и сейчас смысл этого выражения мне не ясен.

Тсеша расслабился, облокотившись на свои комковатые подушки.

— Ты никогда не стремился учиться у идомени. У тебя было лишь желание настаивать, ни в чем не уступая взамен. Это откровенное нарушение священного порядка. Во всем должно быть равновесие.

— Так говорят священники. — Лицо Джона вдруг стало каменным, руки замерли. — И у вас неплохо получается, Нема. Если бы вам позволили довести начатое до конца, если бы эта чертова война и ваш храм не остановили вас, многое вы смогли бы перенять у них? У вашего Уайла? И особенно у… — Его губы продолжали двигаться, не издавая ни звука.

Тсеша заглянул в недобрые глаза Шрауда.

— Я не беру, Джон. Я не имею желания иметь. Я лишь позволяю произойти тому, что должно произойти. Как миротворец, я не вправе поступать иначе.

— Так, значит, таким вы видите будущее? Раса идомени-человеческих гибридов с вами в роли духовного предводителя? — Джон беззвучно засмеялся. — Сотни лет назад человека, отважившегося на такие речи, сожгли бы заживо на костре. Ваш народ тоже верит в очистительную силу огня. Может, мы и не такие уж разные.

Тсеша сидел, чуть сгорбившись.

— Ты рассуждаешь, как зеленый юнец. Сколько можно объяснять: мы постепенно сольемся в единое целое и уже ничем не будем отличаться друг от друга. Так должно быть, Джон, чтобы мы могли завершить наш путь к Звезде.

— Ваш путь! К вашей Звезде! Мы в вашу Звезду не верим!

— И все же, хочешь ты этого или нет, ты сам положил начало этому пути, Джон. Первые камни столбовой дороги были тобой забиты. На тебе, как и на мне, лежит ответственность за то, кем она станет. Какими станем все мы. Тсеша слышал, как тяжело и гулко бьется в груди сердце. Последний раз он так волновался на Совете, когда его назначали послом. — Я всегда чувствовал, что в своих экспериментах ты следуешь здравому смыслу, как врач, конечно. Ты хотел исцелить ее, сделать ее лучше. Хэнсен же был другого мнения. «Он просто сделает себе из нашей Джени очередного шута-уродца», — говорил он.

Шрауд медленно разъединил сплетенные на груди руки и подался вперед.

Хэнсен Уайл, — процедил он сквозь зубы, — был таким же сумасшедшим, как и вы.

— Мой Хэнсен был чрезвычайно разумен, как и я. Как же мы ее искали! Но ты хорошо ее спрятал. А тот, кто сумел ее спрятать, должен и знать, как ее найти. Ради ее же блага, ради себя, ради нас всех! Разве ты не понимаешь, что я должен найти ее первым? — Тсеша принялся чертить рукой символы, чтобы отогнать злых духов. Сейчас он не мог уподобляться людям. — Мой капитан, моя ученица. Она должна прийти — мне на смену. Как мне узнать мою Джени?

Джон смотрел на него немигающим взглядом. Даже огонь ненависти не мог растопить лед в его глазах.

— Она мертва. — В воздухе мелькнула бледная рука, и лицо исчезло.

Прежде чем экран полностью погас, Тсеша снова набрал код, еще и еще раз. Но после каждой попытки он неизменно слышал в ответ частые короткие сигналы. Как же ты ловко отделался от меня, Джон. Тсеша проклинал себя за то, что открылся человеку. Но что толку, теперь это в прошлом. К тому же они не сказали друг другу ничего нового. Почему люди так боятся произносить вслух правду?

Если о чем-то не говорят вслух, то оно и не существует. Если о чем-то не думать, это что-то уходит. Интересный подход. Во всяком случае, во многом объясняет поведение людей. Но где же логика? Тсеша полностью расслабился, всем своим старым телом ощущая жесткие выступы стула. Это помогало ему сосредоточиться. Они так не похожи на идомени. Возможно, в будущем все будет иначе. И идомени станут, как они. Это тем более вероятно, если учесть позицию, которую занял Совет в отношении заболевших. Эта мысль вселила в него неуверенность. Джон и я как одно целое?

Издалека донеслись звуки, возвещавшие приближение его вечернего причастия. Тсеша быстро поднялся, насколько это позволял его неудобный стул, но прежде он переключил устройство на внутреннюю связь и поставил службу безопасности в известность о том, что собирается провести конференцию.

Джон и я как одно целое.

Тсеша в молитвенном жесте прижал к животу раскрытую ладонь. Что-то в нем упрямо противилось этой мысли как отрицанию себя. Но что-то иное чувствовало, что в этой фразе — толчок к откровению.

Джон и я как одно целое…Яркий образ, воплотивший в себе сокровенный смысл его верования.