"ОСТРОВ. Вас защищает Таймыр" - читать интересную книгу автора (Денисов Вадим)

Глава 8
«Сафари на островах Гейберга»

«Агентство LDА Арктика»

«Ненайденные базы «Krigsmarine» на Таймыре»


«…Наиболее драматическим событием кампании 1943-го года стало нападение «стаи» «Викинг-2», включавшей U-601, U-703 и U-960, на арктический караван ВА-18. 28 сентября этот конвой в составе транспортов «Андреев», «Моссовет», «Архангельск», «Сергей Киров», заградителя «Мурман» и двух тральщиков, вышел со стоянки у островов Комсомольской Правды. На судах находилось американское оборудование для норильского никелевого комбината НКВД. Спустя двое суток отряд был обнаружен U-960. В результате первой же атаки погиб «Архангельск». В течение ночи впереди по курсу каравана сосредоточилась вся «стая». Днем U-703 из-под воды потопила пароход «Сергей Киров», а еще несколько торпед прошли вблизи «Моссовета».

Только после этого руководство конвоя, доложило обстановку командованию, но было уже поздно. U-960 торпедировала тральщик Т-896; его экипаж погиб. После этого пароход «Андреев» самовольно вышел из ордера конвоя и решил искать спасения в шхерах Минина. Караван достиг Диксона 2 октября, но потеря ценного груза, стала поводом для специального заседания ГКО. Вызванный на заседание командующий Северным флотом адмирал А.Головко сумел выйти сухим из воды, списав трагедию на ошибки руководства СМП и отсутствие противолодочных кораблей. Преследование подводных лодок в Карском море он охарактеризовал как «гонять зайца собакой в пустыне Гоби…»

«…Одним из последних «подвигов» немецких подлодок, базировавшихся на тайных арктических базах, находящиеся на островах и побережье Карского моря, стал захват радиостанции на мысе Стерлигова в ночь на 25 сентября. Немцам удалось захватить ряд секретных документов и пленить шестерых зимовщиков, но один из них сумел сбежать перед самой погрузкой на субмарину…»

«…Дважды одна из лодок группы «Грейф» была обнаружена рыбаками в бухте Полынья, к востоку от Диксона. Возможно, немцы заходили и в бухту Иннокентьевская, у устье Енисея, где в то время жили немецкие колонисты…

На мысе Пинегина 22 августа 1943 года была оборудована автоматическая метеостанция WFL-25 «Герхард», доставленная подлодкой U-70В… Подобные объекты работали на островах Белый и Вилькицкого. Следовательно, и в других местах арктического побережья до настоящего времени могут быть остатки сооружений баз немецких подводных лодок…»

«…Но есть совершенно загадочные базы немцев.

Именно к таким базам относится секретный объект недалеко от Неелова залива, который через Быковскую протоку соединяется с дельтой реки Лена, имевший большой запас топлива. Он был обнаружен только после 1985г., хотя первые признаки – бочка с соляркой, которая была вынесена на берег залива – были выявлены еще в 1963г. С данным пунктом связана тайна последнего похода немецкой подводной лодки U-534 капитан-лейтенанта Ноллау. Пятого мая 1945г. U-534 вышла в море для выполнения специального задания по доставке груза особой важности – 11 металлических ящиков – в секретную базу, находящуюся в районе устья Лены. Подлодка должна была прибыть в море Лаптевых, зайти в пункт на реке Лена, затем в промежуточные базы Норвегии. Потом ее путь лежал на Северную Землю (точное место не установлено, оно может включать участок от мыса Розы Люксембург – через мыс Кржижановского – до мыса Евгенова), где груз (или его часть) надлежало выгрузить и, заправившись топливом, вернуться прежним маршрутом в Киль. Затем субмарина должна была принять участие в операции под кодовым названием «Огненная земля» по доставке неких важных грузов или официальных лиц в секретные базы Южной Америки…»


____________________
В ходе поиска

Иногда бывает жизнь бывает такой тесной… И тогда человек решает кочевать всю жизнь.

Недалеко от бухты Тессема, почти напротив крошечного острова Гелланд-Гансена, рядом с глубоким уютным заливом, надежно закрытым от волн Карского моря длинной узкой косой, на скалистом берегу сидел мужчина. Звали его Константин Зырянин, и в этих диких местах он оказался планово.

Снежного человека искал. Вот и все тут. Всю жизнь он его искал, а нашел или нет… Сам Костя был уверен, знал, что «давно и часто». Но шокирующих результатов его уникальных экспедиций, фотографий и отчетов никто еще не смотрел и не читал. Не спешил Костя обнародовать материал, не торопился… Слева от него был спуск к пологому берегу, и шест-палка, воткнутая в небольшую груду камней. Чье-то последнее пристанище, пожалуй. Как всегда на Севере, величественность одиночества забытой могилы среди арктического лаконизма… Справа – невысокие, изрезанные волнами, ветрами и морозами скальные массивы.

Сейчас Костя, достав из ледовой трещины заранее упрятанную рыбину, готовился делать строганину. Удобный ледник, прямо возле небольшой древней избы, спрятанной от ветров и постороннего взгляда. Такие избы не увидишь с воды и не найдешь случайно. Они еще остались на побережье Таймыра – верные избы-хранители для неспокойных людей.

Этот человек-странник, самозабвенно работающий на берегу моря, полностью соответствовал собирательному образу исследователя Севера. Все такие же, как и в молодости, крепкие руки работящего человека. Тонкая, но уже не раз перебитая в боях переносица. Поджатые губы. Короткая стрижка ежиком, а в зеленых глазах космическое спокойствие и уверенность в себе. Не очень длинный охотничий нож, повидавший уже не одну тысячу километров, работы кузнеца из народа кето, с резной ручкой из оленьего рога в составных деревянных ножнах, плотно прилип к широкому кожаному ремню. Наш человек.

Итак, Костя творил.

Здесь мы просто вынуждены сделать кулинарно-литературное отступление, достойным образом описав внутреннюю и внешнюю суть этого колдовского продукта.

Суши, суши… Сашими… Понятно, что «солнце встает на Востоке», однако, пора уже и честь знать, господа читатели-едоки. Свою, пищевую. Ведь сейчас «кулинарное светило», образно говоря, уже летит над Сибирью и Заполярьем. Пора и нам в кулинарной моде на сыроеденье осваивать «очередное вкусное». Да еще и отечественное, что важно…

Очень жаль, что мало кто может увидеть, а потом и вспоминать с теплой памятью совершенно изумительные кадры! Ежегодно проходят таймырские фестивали «Строганина». Представьте себе, на сцене большого концертного комплекса – ряды людей в национальных костюмах с потрясающей скоростью орудуют ножами, не уследишь, – хорошо лишь видно, как серебро бело-розовой стружки летит в тазы! И вот, уже все, время подводить итоги… Для кого-то они радостные, для кого-то – печаль на обветренных лицах.

Возбужденный абориген в легкой серой парке, демонстрируя прекрасный словарный запас русского языка, не глядя на микрофон, с горечью поясняет свое поражение, размахивая ножам с длиной клинка миллиметров под двести:

– Эти (захлебывается гневом)… Эти, чтоб их… Мне рыбу дали бракованную! Она же без головы! Как можно делать строганину из безголовой рыбы? Это только остолопы-«чатлане» (я применю это слово, что бы избежать «разжигания национальной розни» – В.Д.) делают строганину из безголовой рыбы! – Здесь он нервно машет в сторону группы победителей в парках белого цвета и неожиданно добавляет, без всякой видимой логики, – да ее же есть невозможно будет! А все потому, что губернатор редко к нам прилетает! Иначе бы он знал, что такое настоящая строганина. Эх… Ладно, что там говорить… «Мась» («хватит» на ненецком языке).

Вот какие страсти кипят в бассейнах рек Пясина, Лены, Яны, Индигирки, Колымы, Оленек и Анабар. В Дудинке и Салехарде, Мирном, Нерюнгри и Якутске… Каждую зиму.

Вот что такое «строганина». Серьезное это дело.

Если разобраться, то северная рыбная кухня, при всей ее многообразии, укладывается в четыре основных вида – «щерба», «сугудай», «строганина» и «юкола». Щерба – уха. Юкола – вяленый без солнца, но под ветром, рыбный бескостный балык, часто-часто подрезанный поперек насечкой. Это уже к чаю… Сугудай (блюдо «чушь» в старой Руси) – свежая сырая рыба с пряностями. Строганина – наструганная ножом мороженая рыба.

Щербу может готовить кто угодно. Юколу делают исключительно женщины. А сугудай и строганину – только мужчины.

Итак, о рецепте приготовления строганины. Приготовить её и просто, и сложно. Есть, однако, в этом древнем деле свои секреты, особые инструменты и фактор навыка. Замороженную рыбину ошпариваем кипятком, надрезаем по кругу, – и возле головы, и возле хвоста. Упираем в деревянную доску. Кто-то головой вниз (см. выше), а кто и наоборот; кто-то же голову отсекает вообще. Срезаем плавники, что бы они не мешали, и снимаем кожу чулком. И начинаем строгать, оправдывая этимологию слова-блюда. И летит вниз нежная и прозрачная стружка, закручиваясь уже в воздухе рулетиками! Для удобства доску иногда ставят в блюдо или таз. Для упора иногда наваливаются грудью. Для сбережения руки порой надевают перчатку, но это несолидно… Некая брутальность тут просто необходима, вы же Север моделируете? Вроде бы, все просто. Однако и неписаных правил тут довольно много. Озвучу лишь наиболее важные из них.

Во-первых, сама Рыба. Это северные породы, лососевидные. Сиговые («белые породы») – нельма, чир, подчирок, сиг, муксун, валек, омуль. И лососевые («красные» породы) – нерка, голец, таймень, лосось, кумжа, форель и прочие. «Белые» гораздо вкусней. Но и тут есть предпочтения. Вкусен муксун, однако он достаточно костист. Самая же вкусная – нельма, причем молодая, и «девочка». Самая красивая строганина – из чира, в виду классики «рыбных форм» породы. Вот и все, собственно… Известное дело, из северной Рыбы можно сделать любое блюдо, и все будет вам вкусно! Из другой же рыбы ничего у вас не выйдет, лишь одна халтура и профанация.

Во-вторых. Чем быстрее вы «освоите нож» и научитесь им виртуозно строгать Рыбу, тем вкуснее и качественнее получится строганина. Поскольку тает эта аппетитная стружка моментально, и, если процесс идет вяло, то ёмкость с ней нужно постоянно морозить перед подачей на стол, личный состав которого уже «давно и алчно ждет». А многократность дефростирования не способствует успеху, знаете ли… Остов и голову выбрасывать не следует. Это ингредиент для будущей ухи! Утром очень поможет, если сообразите приготовить заранее…

Сначала всегда строгают брюшко и складывают его на самое дно гигантской тарелки – это на десерт. Если кто удумает съесть брюшки раньше, чем все остальное…, – моветон, есть риск получить по рукам.

В-третьих, нужно «макало» – соус. Самое простое и «мужское», это перемешанная с черным перцем соль в мисочке. Многим более всего нравится равночастная смесь горчицы, подсолнечного масла и уксуса. Еще добавить черный перец с солью. Некоторые применяют томаты, и даже кавказские ингредиенты. Канон же – именно северные составляющие «макала». В Заполярья есть свои чудесные приправы. Это ложечная трава со вкусом хрена, речной кресс, «колба» (черемша) и сарана. К строганине выставляют мороженую квашеную или моченую полярную ягоду – морошку, бруснику, клюкву и голубику.

В городе строганину едят руками, из общей тарелки перекладывая ломтики в свою, где у каждого лежит своя же смесь «макал». Подразумевается, что на столе их будет много… Традиционно, дело это «гостевое». Приходит гость, приносит «хвост» размером в полметра. Следующий переступает порог, и тоже не пустой. Жены – в зал, пусть отдыхают, общаются. А мужики уходят на кухню с первой стеклянной емкостью под полой и быстро делают свое дело с веселыми солдатскими шутками на устах.

Строганину надо запивать водкой, так принято. Поговорок на этот счет есть много. «Замороженная водка в начале, – крепкий чай в конце». «Строганину без водки едят только собаки». «Морозный градус – это еще не все». «Рыба посуху не ходит»… Есть и свои коктейли «под строганину». Водка с шампанским – знаменитый «Белый медведь». Или «Северное сияние» – спирт с шампанским, сия смесь не для новичков!

Бывает и так, что она кончается в середине застольного процесса. Строганина, конечно, ведь «беленькой»-то вы запаслись, я надеюсь? Тогда очередник идет на кухню. И творит новую порцию. Такую проблему всегда надо предусматривать, и запас Рыбы в морозилке иметь всегда. Сытно ли это? Очень. Нежные свежие аминокислоты, выравнивающий обмен веществ, дают много здоровой энергии. И опьянеть не страшно, здоровая еда… А витаминов!

«Поедатель одной лишь морковки» может сказать, что блюдо это примитивное, дикарское… Что же, и шашлык примитивен. Однако, такие утверждения дистанционны, так сказать. Факт таков – не было того, кто, один раз отведав строганины, не взалкал бы вскоре сызнова…

Визуальные показатели качества у этого блюда тоже есть. Правильные «стружки» закручиваются из очень длинных ломтиков и никогда не ломаются. Именно для этого Рыбу замораживают сразу после ловли и больше не оттаивают. Макало (несколько видов) готовит уже другой, специально обученный человек, и это уже отдельное творчество. Этот же человек – распорядитель стола. По сигналу макальщика строганину бодро вносят с мороза и подают на стол. Большинство северян строганину едят без хлеба.

Всегда наступает тот странный, но неизбежный момент северного застолья, когда выпивка еще есть, а вот желающих делать очередную порцию строганины уже нет, устали бойцы… Тогда делается «рубанина». Топором или вечным комплексом «нож-полешек» рубим Рыбу в куски-порции. Макало остается таким же, и застолье продолжается. Когда же вами смело смешаны «Белый медведь» и «Северное сияние» (арктик-смесь «Поцелуй Аэлиты»), наступает прозрение! – ребята, под это не годятся уже ни строганина, ни рубанина! Внимание! На сцену выходит «долбанина». Самый трезвый из вас берет мороженую Рыбу и обухом топора долбит ее в крошево. Хорошая дикарская сцена…

На фестивалях же все очень серьезно… И призы там серьезные – снегоходы, лодки и моторы. Каждый участник должен иметь при себе санитарную книжку и форму команды. Часто команда должна иметь свою конкурсную Рыбу, свои ножи и приспособления, необходимые для приготовления строганины. Приветствуется презентация собственных, специальных приправ для строганины.

Вот вроде и все.

Велика и роль ножа. Ведь он – главный и единственный на этом кулинарном празднике инструмент. Не припомнить более блюда, где именно нож играет такую важную роль, так много и трудно работает, и так красиво «выпячен», хоть фото делай! Какой-то строгой формы клинка тут не существует. Однако, наиболее часто это клинок, более всего похожий на «Рыбацкий» от фирмы «Южный Крест» или «Ежик» знаменитого российского мастера Геннадия Прокопенкова. Вот только ручка должна быть «плотной», что ли, емкой… Никаких тонких форм и узостей сечения, ибо долго держать холодный нож голой рукой, строгать на компанию из десяти человек вымерзшее до льдины мясо очень не просто. Рука достаточно быстро устает, контроль быстро снижается, и тогда плотность вашего хвата подкрепляется давлением ладони сверху. Часто применяется односторонняя заточка клинка, которую на Северах потому и называют порой – «рыбная заточка».

Ничего сложного в работе ножом нет. Однако практика и навык нужен, а потому всем ценителям короткого клинка я искренне рекомендую совместить полезное с приятным, – попробуйте! Попробуйте узнать, как «углеродка», даже самая чистая, легко и просто отдает свой металлический запах нежным прозрачным пластикам, особенно, если вы вошли в избу с мороза, а запахи чувствуете очень остро после свежести зимнего леса. Попробуйте почувствовать усталость руки и качество «рабочей», как вам казалось, рукояти. Попробуйте поверить настоящим делом свои эксперименты с заточкой.

И… Попробуйте строганину!

«Лучшее рыбное». Самое честное… Блюдо Мужчины с Ножом.


Рядом с Костей, внимательно наблюдая за его манипуляциями, сидела… его головная боль в человеческом обличье.

Геннадий Федорович Попков.

Как вы помните, Донцову в самолете он представился очень коротко, решительно протянув худую ручку, классически поправив перед этим очки:

– Попков. Криптозоолог.

Вот и тут вышло так же, те же слова он и произнес.

Пару суток назад, едва спрыгнув пару дней назад на землю с борта вертолета Ми-2, криптозоолог предстал перед Костей некой горсткой костей, удерживаемых вкупе лишь достаточно тонкими слоями псевдоарктических одеяний. Так невзрачен был этот ученый видом своим, что даже верный спутник Кости, представитель благородного племени сибирских лаек – пес Ункас, остерегся, вопреки своему обыкновению, пару раз рыкнуть на незнакомца. Собака, как казалось, была настолько шокирована… имиджем гостя, что почти сразу же притащила обглоданную оленью кость (совершив немыслимую жертву) и положила ее к ногам исследователя. Подкрепись мол, друг, Север любит сильных…

И поехало… Хоть за нож берись. Сразу, ох, сразу Кости заподозрил неладное… Еще когда увидел, что вместе с человеком из вертолета вываливаются тюки и вещмешки с кофрами. Так оно и вышло – что называется, «пришли помогать»! Вот оно, то самое «лихо», вот как оно выглядит! В очках, с портфелем. Только сачка нет. Диво дивное, «паганелище» проклятое…

Три часа хозяин выслушивал историю о том, как непросто было отыскать Константина на арктическом побережье, но помогли изначальные установки Попкова – «это было очень важно для науки» и «моя экспедиция потеряла бы всякий смысл». Что тут делать? И на хрен его не пошлешь… Куда этот Паганель отсюда пойдет? И Костя стоически терпел этот поток сознания про «классификацию гоминоидов по Баркову» и «перспективность приполярных ареалов». Но после пугающей фразы о возможном продуктивном сотрудничестве на ближайшие три года он решил опустить занавес.

– Когда вертолетик прилетает, говорите?

– Через три дня… Но…

– Это хо-ро-шо. А водку-то пьете, мна?

– Ну, когда я вне работы… в редкую свободную, так сказать, минутку. Допущу.

– Отлично… Дыхалка нормальная, кости не хрустят, как чипсы?

– Но зачем это вам?

– А за гоминоидом кто бегать будет?

– …!?

– Ладно, не переживайте, все сладится. Что-то я вам расскажу, что-то покажу. А многое – нет, и точка. Согласны?

– Я просто вынужден подчиниться обстоятельствам…

– Тогда идите, уважаемый, на берег, да собирайте, мна, плавник для печи.

На том они и порешили. И поплелся Геннадий Федорович на берег стылого моря Карского по дрова в сопровождении ошарашенной собаки.

Но потом Костя оттаял… Тяжело ведь жить одному, что там ни говори. Поведал он пришельцу и о былых своих поисках, милостиво выдав цифровому диктофону несколько весьма перспективных мест в Эвенкии, где снежный человек «водится». Встречный поток информации его просто пугал, ибо криптозоолог был готов вещать долгими часами, нещадно мешая крохи правды с сокрушающий всякий здравый смысл лавиной слухов и пошлых домыслов. Но и это было интересно. Костя молча сравнивал свои знания с массивами (лучшего слова тут и не подберешь) свободно сформированных представлений господина Попкова, что-то перепроверял, а что-то запоминал – на будущее.

Попков часто путался и плохо отличал реальные факты от ярких сибирских и уральских былин. Спорить с ним единичному философу Косте было не с руки. Косность изложения собеседника мешала спору. Это влияло на его способность вести дискуссию in principio. Да и вряд ли о чём-либо можно договориться с человеком, который, толком не может выразить свои мысли… А, раз не может выразить, то, вряд ли способен и строить логические цепочки, что криптозоолог демонстрировал наглядно и часто. Но спорили. А как же… Предмет изучения все-таки один.

И сегодня Костя решился показать Попкову для начала ближнюю пещеру…


Робинзон и Пятницы

Если кто-то предположит, что путешественники на полярных островах отогреваются исключительно горячительными напитками, якобы чрезвычайно популярными у заполярного люда, эволюционировавшего в существо, способное выживать в условиях бесконечных зим, то я поспешу развеять у читателя это, надо полагать, распространенное заблуждение. Для того чтобы отпраздновать завершение работ по установке антенного поля участникам «Экспедиции на островах Гейберга» вполне хватило горячего кофе и мисочки подогретого порошкового молока. Правды ради, надо признать, что немного спиртного на праздничном столе все же было. Для изготовления глинтвейна Игорь Лапин использовал чистый медицинский спирт и пакетик земляничной «Zuko». Выкрутился, ибо ритуал.

Островная психология – не быль.

Желание «раздуть размер реальности», материальной и не только, возникает у островитянина очень быстро. От нехватки впечатлений и новых ощущений в поведении и образе жизни человека сразу возникает ритуальность. Лапин как-то ради интереса и проверки себя забрасывался на крошечный островок в разливах озера Лама. Пожить там чуток, что-то понять… Так вот, то, что в обычной ситуации и происходит обыденно, а отрыве от цивилизации сразу набирает ритуальный окрас. Появляется стойкое, но неосознанное желание затягивать процессы. Может быть так, что мистер Робинсон Крейцнер еще и по этой причине свои заборы по десять лет ставил… Пользоваться и понимать этот феномен вполне возможно, Но тогда и жить надо на таком острове – иначе смысла нет.

Вчера был плохой день, «чахоточный» – сырость, дождь и туман. Сегодня Игорь проснулся поздно, часов в одиннадцать, но вставать не поспешил, стараясь еще на расстоянии прошупать погоду. Лежал и ждал, словно надеясь, что кот сообразит и разогреет ему кофе… В который раз разглядывал наклеенную на стену старую табличку по гражданской обороне с условными сигналами ракетами, которые нужно подавать в случае каких-либо «осложнений обстановки». Один сигнал поражал особо – его надлежало подавать в случае «выдвижения гражданских масс со стороны тыла». Лапин старательно представил себе, как со стороны таинственного тыла выдвигаются «гражданские массы».

Кофе он не дождался и выбрался наружу уже в полседьмого, перешагнув через сонную полосатую тушу Барсика, устроившегося на теплом спальнике из оленьей шкуры. Жарко ему стало, вот и ушел ночью с постели, на пол. Значит, ветра на улице нет. Так и есть. Над берегом было ясное небо, прозрачный звонкий воздух, хоть и довольно холодный.

Уже устоявшаяся привычка первым делом выходить на пляж и оценивать обстановку была вызвана не только гигиеническими надобностями. Давеча течением и остатками дальних штормовых волн на берег острова выкатило здоровенную стамуху – синюю льдину, чуть не зацепившую своей острой кромкой борт лодки.

Завтракали они почти молча. Кот брезгливо отодвинул в сторону кусок сырой рыбы, уже объелся, и потребовал говяжьей тушенки. Игорь тушенки, наоборот, не хотел, но для сотрудника станции открыл. Так и отпраздновали – тихо и спокойно. Еще раз вышли на улицу, теперь уже вместе. Над островами Гейберга висело светло-серое небо, украшенное уходящей россыпью низких сумрачных туч на востоке и розовым солнечным сектором антициклона, идущего с запада. Было так красиво, что Лапин не удержался и сказал, обращаясь к сидевшему на собственном хвосте, что бы не морозить жирок на холодной гальке, коту:

– Жаль, что среди нас нет художника.

– Ф-р-р… – согласился усатый.

Какое-то время после «обеденного завтрака» Игорь провел в уже ставшей традиционной медитации на берегу. Он думал об Острове. Думал не об одном из островов Гейберга конкретно, то есть, о том, на котором ему суждено было очутиться ныне, а об Острове, как о символе присущей некоторым людям романтической готовности, не понятной остальным.

Известное дело, Остров всегда начинается с Книги…

С наркотической ауры приключенческой литературы, с красивого нарратива, с чужих романтических представлений, фантазий и впечатлений. Смолоду человек, почувствовавший в себе эту готовность к романтике, зачитывается Верном и Стивенсоном, переходя потом на Мерля, Бенчли и далее, вплоть до Умберто Эко и его «Острова накануне». И каждый, в меру своих мечтаний и глубины их, может себя представить Робинзоном или Наполеоном, выбирая себе свой «остров сокровищ» или «остров невезения», что бы воспитывать себя в каком-либо, выбранном заранее, ключе. Что бы потом когда-нибудь оказаться на острове наяву и проверить все свои детские и взрослые мечты сразу.

У некоторых «островитян» после возвращения получается добавить и свои, новые краски в давно уже написанную картину Острова, и тогда Остров опять возвращается в книгу, честную, свежую, которая разбудит новых романтиков. Смену.

Есть у Острова и еще одно важное свойство. Это свойство «сплошных границ».

Чувство периметра, чувство окружения. Она близко любому северянину, а норильчанину – особо. Жить в условиях, когда ты не просто понимаешь, но и чувствуешь каждый день и душой и телом, что находишься именно на фронтире! На границе обжитого цивилизацией мира и еще не разведанных территорий, где законы этого привычного мира не действуют, куда и блага, и пороки цивилизации еще не дотянулись. Это цивилизационный фронтир. Нечто подобное этому упоительному чувству мы испытываем, стоя на берегу моря или большого озера, на покоренной вершине, – вопрос лишь в понимании и ориентации представляемых нами границ.

Бывал в этих местах и фронтир политический, когда противостояние целей и идей чувствовалось и в ледяном воздухе Арктики. И тогда, глядя с берега на океан, легко можно было представить, как раздвигают черную воду крадущиеся атомоходы, замороженные люки ракетных шахт которых готовы распахнуться в любую минуту. Элементы этого кошмара остались и сейчас.

Так что, у любого острова, вдобавок ко всему, фронтир – круговой.

Нигде более не возможно испытать тот сложный коктейль чувств, когда обреченность одиночки обволакивается щемящим чувством гордости хозяина территории, его постоянной готовности, решимости защитить свой фронтир. Без намерений расширить, это невозможно физически. Но… любой фронтир должен двигаться вперед, и тогда человек собирает поклажу и отправляется на новые острова, еще дальше… Туда, где пока еще не стоит на безымянной возвышенности, самой высокой точке архипелага, его л и ч н ы й флаг.

Лапину казалось, что каждый норильчанин с детства болен островами, и он был прав во многом. Воспитанные на территории-феномене «Остров Норильск», многие из них хотели проверить себя в способности применения сложившейся практики обустройства «хоть в пекле», проверить дух и готовность жить на Краю Света…

Он ошибался, скорее всего, когда говорил про всех. Число романтиков, увы, всегда процентно, и уже в этом их сила и ценность для общества. Но, безусловно, то обстоятельство, что здесь, на Севере, романтиков-островитян всегда много больше, чем где бы то ни было, было решающим. Это уж точно.

Так он думал, глядя на надвигающиеся на е г о Остров льдины…

Потом пошла долгая и утомительная работа.

Но сначала полярник И.Лапин в контрольное время связался со своей женой, сообщив Ленке, что «…все у них по-прежнему нормально, пострадавших на острове пока нет», а здоровья группе исследователей хватит на весь оставшийся срок уже заканчивающейся экспедиции. Жена его в молодости была красавицей. И после свадьбы все еще была красавицей, заставляя порой Игоря бояться. После рождения ребенка она уже не была такой красавицей, чтобы бросить его, и она это понимала. Наоборот. Умей он больше узнавать женщин, теперь, вероятно, ее беспокоила бы мысль, что он может найти себе новую красавицу… Но она его слишком хорошо знала и не беспокоилась.

В это день магнитная буря, особенно чувствительная в Заполярье, закончилась. «Робинзону» удалось «пробить эфир», и вскоре весь радиомир, уже узнавая его, откликнулся на позывной острова сотнями голосов – Германия, США, Кения, Япония. Лапин порой просто не успевал записывать логи состоявшихся радиоконтактов, хотя и пользовался для скорости простым грифельным карандашом.

После длительного контакта с манипулятором рука просто немела. Интересные сегодня были контакты. Ведь радиолюбительство – вид спорта для богатых. Ныне лишь, скажем так, далеко не бедные слои населения могут себе его позволить. Дороговизна аппаратуры, антенно-мачтовых устройств – не просто всем этим обрасти…

Радиолюбительство не просто увлечение, это образ мыслей, метод жизни. Иметь свой позывной считается престижным во всем мире. Многие радиолюбители во всех странах оказываются в реале преуспевающими бизнесменами, имеющими свои фирмы, они входят в советы директоров многих предприятий, являются членами международных организаций. Радиолюбительские позывные имел Раджив Ганди, король Непала и Барри Голдуотер – сенатор США, король Иордании Хусейн. Большинство министров двора короля Хусейна тоже имеют свои позывные. Более того, радиолюбительские позывные есть даже и у некоторых жен короля Хусейна… Если учесть, что в мире насчитывается около полутора миллионов радиолюбителей, можно представить себе возможности такого вида саморекламы.

Если вы до сих пор не держали в руках QSL-карточку, если на крыше вашего дома не установлена пугающая коммунальников гигантская радиомачта и ночами вы не слышите соседа, выкрикивающего за стенкой что-нибудь вроде «Ульяна-Анна-Ноль…, вам пять-девять, сообщите мой рапорт…», то вы очень далеки от этой темы. А ведь рядом живут они. Обычные, с виду, люди. Только они покупают не новый телевизор, как делаете вы, а новый трансивер – приемник-передатчик, если по-русски…

Они давно потеряли ФИО, по крайней мере, используют их реже, чем личные коды, похожие на шпионские. Они метят свои жилища огромными мачтами с множеством рогов и по ночам хвастаются друг перед другом высотой и количеством этих самых рогов. И всё это только ради того, чтобы прокричать в микрофон свой код, услышать в ответ из какой-нибудь Гвианы или Эквадора речи о силе и внятности сигнала…

Итак, вокруг гудел радиоэфир, а рядом звенело стылой силой одно из самых суровых северных морей – Карское. Немного остовов сверху, а далее – до самого полюса – только льды и торосы Северного Ледовитого океана, разводья и полыньи, лед, вода, ледяная небо… И радиосигналы.

Усталый котяра лежал на полу и смотрел на работающего Лапина. Кот был сыт и доволен прошедшей охотой. Даже не охотой, а так, тренировкой, столь необходимой не потерявшему инстинктов кошачьему племени. Игорь кота не обижал и кормил обильно, но это не имело значения. В окрестностях обитания любого хищника периодически кто-то должен умереть. И это неизбежно случается.

На этот раз жертвой Барсика стала огромная островная чайка, не разобравшаяся в ситуации «кто же тут теперь хозяин?»… Кот с утра охотился за ней, возжелав отведать местного летающего мяска – на пробу. Чайка-дура, в свою очередь, никогда ранее не видавшая столь диковинных зверей – сибирских котов-убийц – сочла крадущегося среди камней пушистика чем-то сродным огромному леммингу, и тоже была не прочь поживиться. В тот самый момент, когда сильная птица нырнула на развороте вниз, стараясь прощупать мощным клювом голову кота «на прочность», пятикилограммовый охотник взлетел вверх метра на полтора. Уже в воздухе вцепившись всеми четырьмя лапами в тело птицы, он начал драть сильными ударами задних лап мягкий пух, стремительно добираясь до тонкой кожи брюшины… Чайка не падала, – планировала, все еще стараясь попасть клювом в кошачью башку. И это ей удалось бы, не увернись бывалый кот вовремя. Но шишку он все-таки заработал. Здоровую, как в мультфильмах рисуют.

Птица отчаянно пыталась сопротивляться, рассчитывая на свой боевой опыт и силу крыльев, но еще более многоопытный Барс знал, что это – уже просто еда… И никакого тебе арктического пафоса «парящей красоты».

Мясо чайки показалось ему удивительно невкусным, столь сильно оно воняло морской солью и рыбой, однако кот все-таки съел приличную порцию – чисто из охотничьего принципа, что бы никогда более не обращать внимания на этих малопригодных к поеданию птиц. Крачки ему нравились больше.

Вот такой был сержантов Барс. Оправдывал он свое имя… Да и как иначе можно было назвать этого саблезубика с огромной головой и пронзительными желтыми глазами, который с хозяйским видом расхаживал повсюду и по-хозяйски распахивал все двери, какие только мог. Так же он решал, что он будет есть. Или кого.

– Ну, выпьем за добычу, – сказал тогда ему Лапин, поднимая стакан с глинтвейном. Он видел финал сцены и сейчас улыбался коту. Тот не улыбался, с достоинством глядя на кусок тушки, которое притащил, как водится у кошачьих, для отчета.

В общем, лежал обожравшийся Барсик и смотрел на друга. Да, да! Именно так он воспринимал Игоря, зная его по совместным экспедициям и приключениям былых дней. Хозяином же своим он считал исключительно Сержанта, по коему скучал бесконечно. Лапин порой говорил с поддакивающим котом о Сергее Майере. Поддерживал напарника морально…

Коту были решительно непонятны все эти манипуляции человека возле черных ящиков, из которых доносился эфирный треск, дальние голоса на разных языках и еле слышные щелчки статического электричества. Электричества кошачьи не любят.

Он дремал уже около много часов, когда в самый сладкий миг упоительного дневного засыпания был буквально подброшен в воздух дикими воплями Лапина, вскочившего с табурета. Кот отпрыгнул в сторону, от греха подальше (если точнее – на метр назад), сел, подложив под себя хвост, и стал внимательно наблюдать за возбужденным радистом, уже понимая, что только что случилось нечто экстраординарное. Послушав вопли друга, кот даже на улицу сбегал – посмотреть на берег, не причалил ли кто… Но на дворе все было тихо, и он вернулся в избу.

Отдельные фразы кричавшего в микрофон Игоря несли еле уловимый смысл, и кот чуть наклонял голову, маневрировал пушистыми ушами, стараясь услышать самую суть.

И услышал! Когда Лапин произнес:

– Сержант, ты там не волнуйся! Я сейчас сам со всеми свяжусь! Ты подробней мне скажи, что и как, пока прохождение еще есть…

Распознав имя своего хозяина, кот нервно заорал и решительно вспрыгнул на рабочий стол, даже столкнул старый сухозаряженный аккумулятор, пробираясь поближе к наушникам.

– Значит завтра, в то же время… Долгота у тебя почти что моя, это надо же… Записал, конечно, потом по карте место пробью. Метеопрогноз тот же, понадеемся, что протянет. Значит так, антенну свою позорную расположи таким образом. Слушай сюда…

Кот теранулся о поролоновый чехол наушника:

– Мэк-кяу-у!

– Да отстань же ты, рожа усатая… Что? – Игорь торопливо черкал в журнале, фиксируя скупую информацию. – Какая такая война? Опять приключения с наганом? Ну, ты, Серый, даешь… Оно тебе надо?

На какое-то время Игорь замолчал, выслушивая короткий доклад Сержанта. Протянул руку к кружке с остывшим чаем, хлебнул.

– Конечно, все передам! Первым делом я Донцова и найду… Слушай, так он же где-то чуть ли не в твоих краях… Что? Как не искали? Искали, искали!

Карандаш упал на пол. Лапин быстро наклонился, шаря под столом. Волновался.

– Слушаю-слушаю, – торопливо сказал Игорь, поднимаясь, – да ладно тебе, ты как только что родился… Тут твой Барс у меня с ума сходит! Да тут он, прямо на столе сидит. Щас дам… Котя, скажи своему папе речь! – он подтянул микрофон прямо к огромным растопыренным усам.

– Мк-кяу-у! Фф-фур-р-р-р… – зарокотал кот, вытирая микрофон щеками.

– Вот как! Ты слышал глас звериный? Да бесится кот, скучает… Что? Знал бы, с собой взял? Да, пальмы – это сильно… Еще что хренового у тебя? Какой такой ящик? Да иди ты! А даты есть? И маркировка… Ну, дела…

В наушниках шипело, связь стремительно ухудшалась.

– Я не знаю, что тебе посоветовать! – сокрушенно сказал Лапин после очередного доклада. – Главное, не влипни там в беду, дело, гляжу я, темней некуда! И помни, кстати, дело это – не твое… Дождись спокойно Донцова, или через меня свяжемся. Или же он сам в разговор войдет, я ему время обозначу…

Сейчас кот уже сильно мешал Игорю, и он бесцеремонно стряхнул его на пол. Поговорив, а точнее, покричав на всю избу еще минуту, Лапин выключил трансивер и устало опустился на колени перед котом. Взял его за передние лапы и прижался вспотевшим лбом к теплой мохнатой башке с шишками.

– Понял, зверюга? Хозяин твой нашелся! Да еще и в пиратчину какую-то влез… С триадами, поди, борется. С мадам Вонг.

Барс выл и старался вырваться, очень уж не любил, когда его за лапы хватали.

– Нет, ты понял? Сержант нашелся!

Кот вырвался, но тут же последовал вслед за Лапиным на улицу.

Тот стоял и смотрел на ближнюю антенну. Внезапно он вспомнил об одном чудаке, живущем на чуть более южной широте, и, по его примеру, решил… соорудить из подручных материалов канонический скворечник! И прибить его к крепкой мачте. Дикое дело, согласитесь. Ясно же, что никакой такой материковский скворушка сюда никогда не прилетит. Тот чудак сделал скворечник для себя, для своей души. От тоски. И в память о материке…

Лапин решил сделать не «просто что бы был», а именно для птиц. Помочь им. Вдруг какая-нибудь все-таки решится, и ей станет чуть полегче. Вот в этом и был его подход к обустройству места своего бытия. Странный подход, особенно для тех, кто не знал его давно. Прибить к палке скворечник, а после посмотреть на него, и подумать о дурах-птицах, среди которых вполне может найтись «не дура». Об изменении климата на планете. О вечной силе живого против нежити. О самом символизме такого объекта т у т. Обладая собственной культурой повседневной радости, Игорь Лапин всегда хотел иметь перед глазами визуальную и всегда концептуальную знаковость пространства рядом с собой.

Если друзей «великолепной четверки» можно было бы разделить на некие архетипы по отношению и к природе, и к своему образу-способу проживания в ней, то «тельца» Андрея Донцова нужно было отнести к «симбиотам» – он воспринимал природу именно такой, какой она есть и умело пользовался всем, что она могла дать ему. Жил, практически не вмешиваясь в самоустройство среды.

Моторный и пассионарный «скорпион» Сержант к вопросу подходил совершенно иначе, – выраженный «прогрессор» по натуре, он всегда старался приспособить место пребывания под себя. Настолько, насколько это было возможно без особого ущерба флоре и фауне. Да хоть бы и с ущербом…

Как и всех «козерогов», Димку Квеста вообще было трудно соотнести с дикой природой… Они жили отдельно друг от друга. «Урбан» в чистом виде, Квест старался от ее реалий всячески уворачиваться, скажем так…

Яркий «водолей» по характеру, Игорь Лапин всегда был «созерцателем». Его мало интересовала явная суть места. Он везде умудрялся видеть невидимое для других. И ему всегда нужен был символ для необычных своих медитаций, после которых он мог программировать сны и представлять себе жару в лютый холод настолько, что мог на какое-то время сохранять тепло тела даже в легкой штормовке.

– Сваяем, – решил Игорь вопрос по скворечнику и пошел бить тревогу в эфире…

Он еще не знал, что это только начало «тревожного режима».

Еще через два часа для завершения этого бешеного дня ему оставалось сделать только одно дело – совершить ежевечерний ритуал, проверку короткой крупноячеистой сети. В этот раз он поехал без кота, рассчитывая управиться быстро, уж очень устал после дневного переполоха. Из накопленного опыта Игорь Лапин уже знал, что, скорее всего, поздним вечером в сетях ничего не будет… Но на рыбалке важна честность и системность: оставишь рыбу в сети, она уснет и пропадет, придется выкидывать. Да и спутанная большим экземпляром сеть напрочь теряет все ловчие свойства.

Было уже поздно. Непривычно поздно для Лапина, – на его устоявшемся расписании сказался разбор с Сержантом сложившейся ситуации. Надвигалась ночь. Правда, совсем не такая, какое ее привыкли видеть на материке. Все-таки, лето… Заполярная ночь в этих краях была более похожа на очень темные сумерки. А настоящая темнота придет позже, недели через две. Потом придет полярная ночь. Для всех людей, попадающих в Заполярье и Арктику, тем более, для полярных путешественников прошлого, полярная ночь была страшным испытанием. Много есть записей-впечатлений, наполненных страхом, ненавистью, эмоциями и рефлексиями, но лишь великий Нансен смог написать такое: «…Полярная ночь, ты похожа на женщину с благородными чертами античной статуи, но и с ее мраморной холодностью. Твои развевающиеся в пространстве, черные как вороново крыло локоны усыпаны сверкающими кристаллами инея… Чистая, мраморно-прекрасная и гордая, ты носишься над замерзшим морем; серебристый плащ на твоих плечах, сотканный из лучей северного сияния, развевается на темном своде неба… Ничто не может быть прекраснее полярной ночи. Фантастическое зрелище, разрисованное тончайшими тонами, какие может придумать воображение. Это точно расцвеченный эфир: все переходит одно в другое; не видишь, где один тон начинается и где другой кончается, и, однако, все они существуют. Формы нет: то лишь тихая дремлющая музыка цветов, далекая, бесконечная мелодия на немых струнах».

Волна на море почти стихла. Красота, ожидание близкого штиля… Бережно отпустив в воду конец уже проверенного полотна, Игорь оглянулся за спину. И вздрогнул.

К северу от него, на острове Северный косо полыхнул яркий голубой луч. Еще раз. Кто-то манипулировал мощным фонарем, или даже фарой, проверял берег.

– Приехали… – проницательно заметил Лапин. Шепотом.

И непонятно было, к себе ли он обращается, или констатирует факт. Секунду подумав, Игорь не стал заводить двигатель, а налег на весла, стараясь как можно быстрей соединить борта «зодиака» с черной галькой.

– Надо сообщить спецам, – заявил он коту.

Но как это сделать сейчас? Время плановой связи уже прошло, а в открытый эфир кому попало все подробности и суть происходящего не сообщишь. Думать надо.

Собирался молча, приговаривая себе под нос:

– Так… Это возьмем. И это. Что смотришь на меня, котяра? Дело-то не наше, но хоть посмотреть мы должны? Убить меня Донцов не убьет, но работы ему прибавится. Если мы не посмотрим.

Барсик молчал, словно понимая, что спокойная жизнь у них закончилась.

– Ты тут останешься. Карауль хату, а я постараюсь быстро. Нам не воевать, нам просто посмотреть на них, да и запомнить…

Через пять минут он уже был в лодке. Карабин, бинокль, пара фонарей. Хотя ночи были еще не настолько темные, что бы было невозможно обойтись без них. Пришедшие на Северный просто проверяли окрестности.

Поразмыслив немного, он решил сначала завести лодку за мыс, и уже только там завести двигатель, что бы пробираться поближе к Северному на самых малых оборотах. Мощный и надежный «Evinrude» завелся сразу же, глухо зарокотал на малых. Добравшись до северной оконечности Восточного, он выключил двигатель, отдав свою «Futura Commando» довольно быстрому морскому течению, тащившему лодку прямо к цели. Пять минут – интенсивная помощь веслами. Минута – пристальное разглядывание приближающегося берега в бинокль.

Ничего там пока не происходило, и никого не было видно. Тишина стояла над островами Гейберга. Никакого движения. И это вполне понятно и объяснимо. Станция слежения находилась на другой стороне острова, а высокий холм надежно закрывал приближающегося к цели Лапина. Он медленно проплыл мимо песчаной косы, очень аппетитной, совсем курортной, – лишь кокосовых пальм не хватает… Лапину тут же вспомнился Сержант, как же его в этой ситуации не хватало!

Возле этой косы он и причалил, сразу начав закреплять лодку репшнуром к большому пятнистому камню. Пробирался он крадучись, отлично понимая, что любой неожиданный звук предательски выдаст его с головой. Вот и вершина холма. Лапин прополз остающиеся метров пять до гребня, чуть высунулся, поднял бинокль и включил подсветку. «Байгыш» пятого поколения позволял рассмотреть в темноте даже звенья застежек-«молний» на куртках.

Они уже почти все сделали.

Станция слежения была упакована в капроновый чехол, стянута ремнями и погружена на надувную лодку отечественного производства. Два рядовых подвесных мотора со снятыми кожухами, тоже российских. Емкая, не боящаяся морской волны, грузоподъемная посудина, но скорости на ней не разовьешь. Утюг, по большому счету. Но до материкового берега доплыть – раз плюнуть.

Пришельцев было двое. Средних лет матерые мужики типичного «северного» вида. Старый войсковой камуфляж, образца еще прошлого века. Свитера с воротником под горло. Светлая вязаная шапочка на одном. Другой – в старом вертолетном шлеме. Короткий автомат АКСУ за плечом у одного – очень неприятный сюрприз! В лодке лежал стволом вверх еще и гладкоствольный бокфлинт. Тот, что в вязаной шапочке, повыше и помоложе, спокойно выкручивал короткой монтировкой из грунта фиксирующие штыри. Другой неспешно обвязывал «генеральный» груз, накрепко закрепляя его к бортовым петлям баллонов. Мужчины передвигались и работали довольно громко, и не думая прятаться, – они явно не ожидали увидеть тут человека. Да еще и целенаправленно ждущего их появления… Но боевое оружие (и весьма серьезное) было рядом, и они готовы ко всему, это было ясно.

Игорь все смотрел на них и ломал голову мыслью «и что теперь делать?». Отпустить их? Проследить? «Просто посмотреть» и доложить далеким отсюда «компетентным лицам» из донцовского штаба? А может быть, надо просто арестовать диверсантов прямо сейчас? Арестовать… Пока он думал, рука сама включила режим фотосъемки, и он сделал несколько фотографий прямо через бинокль, встроенной в прибор цифровой камерой. Снимков он сделал в достатке, понимая, что такой момент уличения в будущем будет очень важен.

Сам… «Это не твое дело, чувак!» – вот что подсказывал рассудок растерявшемуся Игорю Лапину! И действительно, ведь он работник Госбезопасности, как Донцов. И он не работник Комбината, не связан никакой корпоративной солидарностью и этикой. Раненый в голову Игорь Лапин не получит ни премии, ни благодарности «за проявленную дурь», да и вообще – вся эта пиратско-диверсионная история как бы «катит мимо»…

Никак его эта чертова платина не касалась!

И все же… Термин «Комбинат» – особое слово для Норильска и норильчан. Это всегда было нечто большее для жителей города, чем просто одна из российских, а потом таймырских компаний… Часть истории Таймыра, причина появления и города, и людей в нем. В разные годы и эпохи – и гордость, и боль. Так или иначе, но чувство чуть ли не этнической общности со знаменитым гигантом цветной металлургии не давало Игорю просто плюнуть и смыться! Типа «наших бьют»…

И он решился, в тот самый момент, когда, как ему показалось, струсившее тело уже готово было спрятаться за гребень.

– Стоять, граждане шпионы! И не шевелится! – заорал он как можно громче, даже не думая, тем не менее, картинно прорисовываться на фоне морского пейзажа во весь рост, на радость своим контрдуэлянтам.

– Вы арестованы! Стволы на землю, сами в сторону от лодки, марш! Быстро! – Игорь успел подумать, что голос звучит слишком уж визгливо. Жаль, что так орать приходится, не солидно…

Тот, что еще копался в лодке, среагировал первым. Опытный, гад.

Рванув из лодки бокфлинт, он моментально вскинул прикладистое ружье к плечу, и повел колиматорным прицелом по холму, высматривая цель. Человек с монтировкой в руке был куда как более ошеломлен… В первый миг он даже шарахнулся в сторону, размахивая в сторону Лапина своим куском железа, хлопая глазами с нескрываемым изумлением. Словно ждал рукопашной.

Игорь, к тому времени рассматривающий картину уже через минимальное увеличение панкратической оптики «Архара», вдавил спуск, но выстрела не последовало, хотя он уже так нажимал на «железку», что чуть не сломал себе палец. Стресс, мать твою… Вспомнил, что в волнении не опустил предохранитель у скобы, выстрелил и, услышав характерное каменное «уонк», понял, что не промахнулся, положив первую полуоболоченную пулю там, где и хотел – в метре справа от «монтажника». В то же время оглушительно грохнул звонкий сдвоенный выстрел из гладкого ствола. На предельной для такого оружия дистанции более, чем сто метров, картечь разлетелась столь хаотично, что рикошета почти не было слышно.

– Пристрелю, сволочи! – вновь закричал Игорь, стреляя во второй раз, уже вовсе не прицельно, торопился сразу укрыть голову за гранит.

Через секунду над островом рассыпалась оглушительная автоматная очередь.

– Попробуй только поднять голову, падла! – раздалось с берега.

Но Игорь уже почти перестал бояться. Им овладело то, знакомое многим, состояние души и тела, которое он называл пороговым. Когда ты еще не знаешь, что и как надо делать, но самое важное, а, может, и роковое решение, будто бы само собой, независимо от происходящего, зреет внутри, и ты уже как-то предчувствуешь, предощущаешь его, и остается лишь ждать. Ждать, когда адреналин боя, напитав тело злой энергией, толкнет тебя к действию, и ты начинаешь стрелять на поражение.

И в тот момент, когда он выглянул из-за камня, запустился один из двигателей лодки пришельцев. «Монтажник» поменял магазин и дал еще две, на этот раз короткие, очереди в сторону холма. Близко легли в этот раз пули, ох, близко…

Стоявший на берегу теперь стрелял по холму с колена, и Лапин не услышав своего очередного выстрела, заглушенного грохотом автоматического оружия, только увидел, что от упакованной станции посыпались осколки, а голова старшего зло дернулась в сторону ценного груза.

Автоматчик пристрелялся, уже поняв, что стрелок на холме почему-то не собирается их убивать. Тугой воздух взорвался рядом с Игорем, пуля срикошетила куда-то в сторону. Высоким звоном ударив по ушам, будто кто хрусталь разбил, маленькая смерть, насвистывая, пролетела мимо.

– Сдавайтесь!

Старший, сидя в лодке на румпеле, зло крикнул стреляющему:

– Да прыгай же в лодку, баран! Отсюда палить будешь! Не дай ему высунуться, уходим!

Напарник прекратил давить Игоря огнем и проворно сиганул прямо в воду, а потом и в лодку, резко отталкивая ее с берегового пляжа. Та грузно дернулась, тут же выправилась и медленно поплыла по воде. Автоматчик лег на борт, унимая дрожь ствола, и вновь пошел щелкать по камням одиночными выстрелами.

Вот тут-то Игорь и растерялся по-настоящему… Боя не получилось, они просто уходили! Завязать длительную перестрелку прямо на острове, угробив чужое плавсредство? Это ничего не даст, враги постепенно зажмут его с двух сторон и еще неизвестно, чем вся эта затянувшаяся дуэль закончится.

Что тут сделать? Он легко бы смог достать врагов из своего «Архара» на том расстоянии, где их автоматическое оружие было бы абсолютно бессильно. Не сейчас, а чуть попозже, уже на глубине, проткнуть последовательно борта «надувнухи» и задумчиво смотреть, как их тела с криками медленно погружаются в ледяную воду Карского моря. Лапин мельком посмотрел на поверхность небольшой бухты, и увидел уже не спокойную ночную гладь, а черную, тугую, холодную бездну, в которой они окажутся, если выстрел Игоря будет удачным. А ведь он не промахнется… Лапин всегда стрелял хорошо, обладая твердой рукой и природным даром очень точно определять расстояние на местности. А охотником так и не стал.

Так стрелять, или нет? Ну, утопит он их… И что это даст? Понятно же, что просто так они не сдадутся! Все-таки, надо топить? На миг его захлестнула горячая адреналиновая волна.

И тут решение пришло.

Еще звучало вдалеке эхо частых одиночных выстрелов, не успев отразиться от обращенной к морю стены из матерых валунов, а Лапин уже сбежал по склону холма к лодке, через секунду сбросил петлю с камня-сторожа. Мерзко взвизгнул кевлар защитного слоя, сползая с камней, и Игорь опустил «сапог» в воду и сразу же «воткнул» всех своих лошадей, выжав дроссель еще не совсем остывшего мотора до отказа.

Рев разъяренного движка заглушил все остальные звуки ночи. Пять, десять, пятнадцать секунд двигался катер к югу. Прошло уже двадцать секунд, и больше не прозвучало ни одного выстрела. Он достал из бокового кармана левого борта старую армейскую фляжку, отвинтил пробку и ясно ощутил, какая она тяжелая и какой шершавый ее брезентовый чехол. Он поднес фляжку к пересохшим губам и обернувшись, посмотрел на удаляющийся берег. Легкий восточный ветерок дул в лицо. Лапин пил жадно, с горечью осознавая, как постукивают его зубы по алюминию, понимая, что его все еще мучит страх. И это злило больше всего… Прошла целая минута, «зодиак» несся по открытому морю, задрав нос высоко над темной водой – вышел на глиссирование. За кормой взлетала ввысь фосфоресцирующая пенная струя. Работая на полных оборотах, мощно грохотал нагревающийся двигатель. Положив руль право на борт, Игорь, на всякий случай, повел катер вдоль прибрежных уступов, обеспечивающих защиту. Скорее к своему острову!

Он уже знал, что теперь будет делать…

Когда Лапин быстро вытащил и положил рядом с собой небольшой «тревожный» рюкзак-стул, который жена, в присущей ей манере лингвистического коктейля, образно называла «спидрюком», растревоженный кот все понял.

– Да не бойтесь вы, лапы толстые… Опять остаешься тут, за домом смотреть будешь. Генератор я не выключаю, там полный бак, так что часов двенадцать он молотить потихоньку сможет… Потом аккумуляторы включатся. Что еще? Печка горячая, долго не остынет, еда у тебя вроде есть.

Барсик недовольно заворчал, не соглашаясь с такой ролью.

– И не спорь, зверюга… Ну, куда я тебя возьму, сам подумай своей башкой мохнатой? Мало ли что… И на стол не лезь, у меня там аппаратура включенной останется. А то свернешь аккумуляторы…

Сунул в основное отделение еще одну куртку, теплую, потом добавил несколько пачек патронов, GPS-навигатор и карту, загерметизировал клапан и с полминуты подумал. Подумать стоило, на подобном маршруте и так будет достаточно случайностей, создающих нежданные проблемы, а когда еще и сам их создаешь, то конец маршрута можешь и не увидеть…

Затем занялся собственной экипировкой.

– Все, котярка, поехал я воевать… И не волнуйся, постараюсь обернуться быстро.

Через минуту он уже выходил из залива, и «зодиак» привычно набирал крейсерскую скорость, держа курс на юго-восток, к берегу полуострова Таймыр. До него было не так уж и далеко, по карте – двадцать пять километров по прямой, за час дойти можно, если никуда не торопиться.

Лапин торопился.

Со столь легким грузом на борту могучая «Futura Commando» летела ровно и устойчиво, ведь для таких переходов она и создана – изначально, военная техника… Спустя некоторое время Игорь заглушил двигатель и с минуту внимательно слушал тишину. Тишина не выдала никого. Что же, поехали дальше! Так он делал несколько раз. На ходу глядел в бинокль в режиме ночного видения, выискивая несоответствия в тепловой картине, и скоро разглядел след неестественно теплой морской воды, идущей почти в том же направлении, в котором двигался он. Чуть правее надо бы подвернуть.

– Ну, вот и все. Не волнуйтесь, ребята-шпионы, вы почти в кадре, – удовлетворился этим промежуточным итогом Игорь, и пошел по курсу уже уверенней.

Еще через десять минут хода он, последовательно переключая бинокль с обычного режима на ночной, увидел через двенадцатикратную оптику темную точку относительно медленно ползущей лодки. И резко сбавил обороты.

– Теперь мы посмотрим, куда это вы направляетесь, локаторщики…


Авантюристы здесь есть?

Константин Зырянин, личность, как мы уже знаем, достаточно знаменитая среди российских искателей гоминоидов, на этом месте оказался благодаря собственной поисковой работе и рассказам кочевников-ненцев, утверждавших, что одна из т р о п ведет именно в этот сектор побережья полуострова Таймыр. Долгане и нганасане помочь Зырянину не смогли – они сюда никогда не заходили, в темные края, расположенные выше страшных для них гор Бырранга, что упоминал еще Урванцев… А вот ненцы, самый неутомимый и любопытный северный народ, забирались порой черти куда, что часто никак не подкреплялось острой жизненной необходимостью. Уже имея немалый опыт исследования и отслеживания передвижений снежного человека в высоких широтах, Костя вполне допускал, что гоминоид (он его с давних лет называл Мужиком) может выходить и на такую параллель, ведь другие звери Арктики заходят даже на удаленные острова!

Другое дело, что трудно было понять какие-то причины, побуждающие его к такой миграции. Однако, учитывая устные свидетельства обнаружения следов снежного человека даже на мерзлых и безлесных островах Новой Земли, где ему тоже вроде бы делать нечего, он был готов признать, что причину так просто не понять и не найти.

Уже прибыв на место, вычисленное за многие годы опросов, переписки и других неформальных способов сбора информации, он обнаружил, что именно в этой бухте есть место, где любое живое существо сможет чувствовать себя относительно комфортно.

Это были береговые пещеры в бухте.

Пока что он нашел и относительно внимательно обследовал только одну из них, находящуюся достаточно близко к месту стоянки. Груды птичьих костей и следы шерсти на стенах, натасканный мох и высохший лишайник – все указывало на то, что некое существо довольно долго пользовалось «уютом» каменного жилища довольно продолжительное время.

К нынешней встрече с Мужиком Костя, как и всегда, впрочем, был полностью готов, заменив старенький фотоаппарат «Зенит-ТТЛ» на камеру «Nikon», удобную в руке и надежную в практической работе, а уже немолодую вертикалку «ИЖ-27Е» двенадцатого калибра на «комби» – удачный симбиоз двенадцатого гладкого калибра и девятимиллиметрового нарезного ствола.

Убитую бандитами в ущелье путоранской речки Калтамы лайку Миску сменил строгий пес Ункас, еще ни разу не обманувший ожиданий напарника. Ункас не боялся даже белых медведей, отважно цепляя их за мохнатые «штаны» ровно на то время, которое было надобно Косте для прицеливания и принятия окончательного решения – валить или пугать?

Костя медведей пугал, выстрелив на поражения всего один раз за все годы.

Но в пещере и смелый взрослый пес почувствовал себя явно неуютно, страшась пугающего древнего запаха. Костя отлично знал, что все собаки боятся Мужика. Все, исключений не было. Пожалуй, точно так же боятся его и все звери тайги и тундры, включая Топтыгина. И то, что Ункас трусливо поджимал лапы уже перед темным входом в пещеру, было явным (и радостным для Кости) признаком того, что эта тропа привела его к нужному месту. Ждать или не ждать? Как тут угадаешь…

В любом случае, м е с т о ляжет на особую карту и Костя не раз еще к нему вернется. Тут было много чего интересного. И находок хватало! На арктическом побережье всегда были, есть и будут находиться многие следы многих людей. Не заходя в опасные тундры, они обследовали именно побережье, потому что лишь передвижение вдоль берегов было единственным надежным способом путешествия. Находки были не веселые. Да и где взять на Севере таковые?

Неделю назад он наткнулся на гурий, сложенный из больших камней, внутри которого находился гроб. Внутри был еще сохранившийся скелет человека небольшого роста. Гроб был сделан из досок, выпиленных из плавника. Когда он поискал вокруг, то обнаружил в остатках летней хибары неподалеку ящик с интересными реликвиями. Разбитая глиняная посуда, куски рогожи, плотничий отвес, и, почему-то, кругляшки от счетов. Наверное, купец. Уже никто и никогда точно не узнает, что это был за человек…

Другая находка была еще удивительней!

В десяти километрах отсюда Костя на склоне холма, не видимого с моря, нашел останки погибшего моряка. А рядом… Рядом валялась металлическая бляха солдата или унтер-офицера «Krigsmarine» – ВМФ фашисткой Германии! Кто был этот моряк и как он оказался так далеко на необитаемом побережье северного Таймыра, оставалось только гадать. Можно было допустить, что это был немецкий моряк из секретного метеоподразделения немцев, которые были на островах. Так как подводная лодка своевременно не пришла, то персонал переправился на материк, где выжить было легче, а тот моряк был направлен, допустим, для разведки избы на мысе Могильном, но по каким-то причинам не смог до нее дойти и погиб.

Безмерно удивленный Зырянин ту же вспомнил, как среди прочих рассказов (из которых его интересовали лишь касающиеся Мужика) старые оленеводы припомнили, что, по разговорам предков, что году в сороковом или сорок пятом заходящие в чуть южнее ненцы не раз видели на сопках неизвестных людей в странной чёрной форме и чёрных пилотках. Едва они к ним приближались, как незнакомцы быстро скрывались за склонами. И как раз в ту пору у кочевников стали пропадать олени! Места те сразу посчитали «дурными», и там долго никто не гонял стада и не охотился. Властям ничего не докладывали, ведь после подавления восстаний аборигенов в 30-х годах, опыта у последних значительно прибавилось. Как и понимания того, что чем меньше ты с властями общаешься, тем целей будешь…

Криптозоолог Попков помаленьку таскал с берега плавник, мелкий, хорошо и быстро горящий. Большое бревно, которое обеспечит им тепло дня на два, у них уже было. Они нашли его довольно далеко от лагеря и тащили вместе. Попытки нести бревно одному были безуспешны. Костя сразу решил на одном конце привязать поперечину и нести ее вдвоем, волоком. Через каждые 100-120 шагов они, по команде Зырянина сбрасывали бревно с плеч, и, передохнув, вновь взваливали его на себя. И до самого конца пути им было непонятно, что же легче – отдыхать с бревном на плечах или поднимать его с земли.

С последней ходкой криптозоолог что-то задержался, и Кости решил, что минут через десять оправится на поиски. Как бы чего не приключилось с этим «ученым»…

Несмотря на все свое старание, плавник, большей частью состоявший из выбеленных морозами стволов и сучьев, в большом количестве устилавших морской берег добывался плохо. Не те мысли царили у него в голове. Вроде бы, делает свою работу, собирает плавник, сносит в кучу… А сам думает только об одном! Он постоянно отвлекался, чтобы осмотреть пляж и береговые обрывы. На сглаженном песке ему мерещились странные многообещающие следы, а позади постоянно слышались шорохи, очень похожие на перемещение крупного млекопитающего. Ну, посудите сами, много ли наработаешь с таким подходом к делу…

Вот и сейчас, стянув, наконец-то, приличную охапку двумя веревками, как научил его Константин, криптозоолог присел, примериваясь к созданной им связке поухватистей, и замер в тот же миг.

– Вот опять… Опять что-то жужжит, – убежденно сказал он сам себе. Тихо так сказал, осторожненько.

В который раз «собиратель мертвых палок» достал из нагрудного кармана маленький складной китайский бинокль, и уставился на разломы береговых трещин. И опять никакого движения! Ну, да ладно. Его не обманешь… То, что снежный человек постоянно пасется где-то поблизости, он, наслушавшись рассказов Кости и, наспорившись с ним же до одури, не сомневался ни на минуту! Здесь он, голубчик. Косит лиловым глазом поблизости. Искатель таинственного снова проверил болтающуюся на поясе кобуру с ракетницей, которую ему вручил «начальник экспедиции».

Звук проявился, но уже чуть глуше. Геннадий Федорович чуть пристал и повернул бинокль уже в сторону залива, одновременно подкручивая резкость. Недолго посмотрев в направлении слабого гула, он разочарованно хмыкнул, но затем, покачивая седоватыми волосами, присел ниже, а потом и вовсе пригнулся к связке плавника.

По огромному блюдцу залива плавно передвигалась черная точка, достаточно быстро приближаясь к берегу. Моторная лодка! Страшная догадка сверкнула в его мозгу! И тогда он легко перешел в отступление. Бросив к чертям драгоценный плавник, Попков перебежками, стараясь не двигаться резко, двинулся к гребню скалы, за которым и находился их лагерь. Костя не мог увидеть пришельцев, этот же гребень закрывал ему обзор на всю бухту. Перед тем, как уйти в мертвую зону, Попков еще раз оглянулся, – лодка уже причалила к берегу в примерно полутора километрах. И звук сразу прекратился.

– Что случилось, товарищ Попков? Я уже подумал, что вы бьетесь с медведем.

– Там лодка в заливе, Константин! – в полном смятении воскликнул ошарашенный Геннадий Федорович.

– Лодка? Какая еще лодка, откуда она тут возьмется… Вам не померещилось? – предположил Зырянин.

– Не хотелось бы так думать, уважаемый коллега, но мне кажется, что это конкуренты! – выпалил криптозоолог, оглядываясь.

Костя чуть не подавился пряником, который грыз на ходу.

– Да откуда тут конкуренты… Кому оно вообще, кроме нас, дураков, надо… Ладно. Лодка, говорите? Откуда пришла?

Разведчик молча показал в сторону моря.

– С моря? Это, мна, интересно.

Расспросив подробно напарника о том немногом, что ему удалось визуально засвидетельствовать, Костя решительно приказал:

– Идем в лагерь.

По приходу он проверил, на всякий случай, оружие, заставил Попкова расчехлить и свой ствол. Немного подумал. Потом навесил на грудь бинокль и встал.

– Что вы теперь собираетесь делать? У вас есть план? – вежливо, но несколько нервно поинтересовался криптозоолог.

– Поднимусь на верх, осмотрюсь. – Коротко сказал Зырянин, явно не желая развивать тему «плана» дальше. – Ункас, за мной!

– А если они подойдут к нам морем? – жалобно крикнул ему вслед ученый.

– А если ж они подойдут к нам морем, то мы услышим, мна, звук, чай не глухие, – отрезал Кости и пошел наверх.

Он быстро поднялся по относительно пологой осыпи, сразу отметив, что в северо-восточном направлении, там, где остановился загадочный пассажир (или пассажиры) моторки, никого нет. Ни движения, ни звука… Более приспособленный самой природой к поисковым работой Ункас негромко тявкнул, привлекая внимание хозяина, Костя глянул туда же, куда смотрел его пес, и понял, что приключения только начинаются… Ибо к берегу, на этот раз уже не со стороны залива, а курсом прямо на их избу тихо шло еще одно плавсредство – большая надувная лодка. Она катилась по воде, настолько негромко урча дорогом подвесным мотором, что ей удалось подкрасться под легким шумом пологих волн и тихо свистящего ветра, дующего с берега, уже на расстояние прицельного выстрела.

Плюнув под ноги от досады на самого себя, Костя торопливо побежал вниз, с трудом удерживая короткими резкими командами взволнованного Ункаса, пресекая намерения пса тут же рвануть к береговой кромке. На берегу Костя застал изумительное в своей сюрреалистичности зрелище! Криптозоолог лежал на гальке, за небольшим камнем, способным спрятать лишь его голову. И тощий зад, и ноги в пятнистых штанах пузырями были, мало того, что на виду, но еще и задраны кверху уклоном местности! Прямо из-за камня целясь из своего ружья в уже причалившую лодку, он панически кричал руководителю:

– Константин, что дальше-то?!

Не на шутку встревоженный Зырянин как можно быстрей постарался смягчить дурацкую ситуацию, и, пробегая мимо лежащего на гальке «засадного полка», зло бросил вниз, отбросив всякую былую вежливость:

– Ну ты и идиёт, братан… Кто же себя так в тундре ведет? Встань с пола, простудишься.

Хозяином причалившей надувной лодки оказался невысокий крепкий мужчина с невыразительным, но, в то же время, по странному сочетанию, самоуверенным лицом. Чем-то он был похож на бывшего президента России… Через шею – ремень карабина, висящего на груди. Как бы и не замечая «спрятавшегося» на берегу Попкова, он приветственно поднял правую руку вверх и громко сказал спокойным голосом:

– Бог помощь! Я ваш сосед с островов Гейберга. Со станции.

– И вам всех благ, – ответствовал Костя, пристально всматриваясь в его лицо.

– Я ищу… – начал Игорь, приветственно потрепав почти успокоившегося Ункаса за шею.

– Я знаю. Вы ищете лодку, которая недавно причалила в бухте, – спокойно прервал его Константин и, помедлив, добавил, – и мне кажется, что мы уже знакомы…


После короткого, но емкого рассказа Лапина о сути событий, а затем и последующих пояснений старожилов этого нового места действия, планы Игоря изменились.

Все было не так просто. Вот что рассказал ему Костя.

– Я еще не обследовал все пещеры и все распадки берега… Из же тут много, мна, оказывается, все сложные, да так, что просто и не подойдешь с вершины… Но за крайней пещерой, которая меня интересовала больше всего, я почти сразу нашел еще одну. Там находится склад. Вон на том склоне, с полосой красного лишайника, метрах в двадцати над уровнем воды, окружённый с трех сторон зарослями кустов открывается вход-спуск. А там этот склад… Да что там склад, мна, – это целое хранилище ГСМ! Аккуратно сложенные двухсотлитровые бочки для соляры или керосина. Все в пригодном состоянии. Не меньше трехсот штук, солидный запас.

– А дальше? – поторопил его Игорь.

– Да куда еще дальше-то! Уже через минуту хождения там я совсем обалдел. На каждой бочке готическими буквами ясным немецким языком выбито слово «Krigsmarine», а на самом видном месте – свастика в кружочке с крылышками и дата – 1940. Думаю, здесь была когда-то база немцев.

– Что же вы, милейший, раньше мне ничего не сообщили? – растерянно пробормотал Геннадий Федорович, только сейчас осознав, что происходит.

– А вы еще и военный историк? И чего это я, мна, все выкладывать буду? Как говорят аборигены: «торопиза надо нету», – парировал Зырянин.

Смотреть находку они пошли почти сразу же. Перед этим Лапин, помня о «калашникове», имеющемуся у противника, тактично поинтересовался, кто и чем вооружен. Молчаливо одобрил мощную «комби» Зырянина. Осмотрев дорогой гладкоствольный автомат «Бенелли-Рафаэлло» криптозоолога, он невольно сморщился. Попков тут же возмутился:

– Это отличное ружье! На гуся лучше не бывает!

– Очень хорошо, – лишь самую малость просветлев лицом, усмехнулся Игорь, – но его рабочая дистанция, как я думаю, будет не более семидесяти метров. Гусей там мы не встретим, так что держитесь лучше в тылах.

Над морем уже светало. Они пошли цепочкой, часто останавливаясь и слушая шумы. Костя периодически подходил к краю скалы и осторожно осматривал бухту.

– Вот оно, это ущелье…

– Лодка-то где, Константин? – шепотом поинтересовался Игорь.

– В полутора километров от нас. Они где-то дальше сидят…

Вход в расщелину был изогнутым, моря не было видно, и самого распадка-щели – тоже.

– Друзья, а вдруг там кто-то есть? – заикнулся было Попков, вопреки указанию вылезший в первые ряды.

– А вот мы сейчас и проверим, – интригующе заявил Костя и достал из поясной сумки прибор, которого Лапин не видел никогда в жизни. Попков же был просто шокирован! Как он не додумался до этого раньше!

Заметив их изумленные взгляды, Зырянин с достоинством пояснил:

– Че это вы на меня так смотрите, мна, будто я обязательно в лаптях должен быть и кушаком подпоясанный? Чай не колхозники, ищем о б ъ е к т, пользуясь современными достижениями.

Это был GF-PRO-2000 – один из самых, пожалуй, совершенных изделий фирмы «Game Finder». Профессиональный тепловизор, способный обнаруживать все живое в округе. Он имел чувствительность в 0,1°С, а обработку принятого инфракрасного сигнала осуществлял встроенный микрокомпьютер, снижая вероятность реагирования на источники тепла, не представляющие интереса. В автоматическом режиме поиска он постоянно калибрует прибор по отношению к окружающему инфракрасному фону, и, если обнаружено несколько источников тепла, устройство покажет только самый интенсивный. В фиксированном режиме устройство находит вообще все источники тепла, равные, или превышающие по интенсивности установленный уровень, задаваемый предварительным сканированием фрагмента местности, где идет поиск и заведомо нет источников тепла, сопоставимых по интенсивности с объектом поиска. Можно регулировать усиление и чувствительность, заставить прибор игнорировать источники тепла, интенсивность излучения которых ниже заданного уровня.

Все манипуляции с прибором Костя производил одной рукой, нажимая всего одну кнопку. Поводил им из стороны в сторону, глядя на индикатор в виде 10-сегментной светодиодной шкалы. Хорошая штука… Максимальная дальность действия GF-PRO-2000 при поиске животного размером с медведя составляет шестьсот метров на открытой местности, триста в старом не слишком густом лесу и семьдесят в густых зарослях.

Итак, он пошел впереди, а сразу за ним – Лапин, глядящий то под ноги, то в прицел изготовленного к бою карабина. Группа начала осторожно спускаться вниз. Прибор молчал. Вскоре, уже за вторым поворотом ущелья, под их ногами оказалось протоптанная тропинка, местами даже отсыпанная и выровненная. Дальше – больше. Тропинка вывела их к широкой площадке. Здесь те самые бочки, про которые рассказывал Костя, и стояли… Они немного покрутились вокруг их, и Игорь еле успел удержать Попкова, собирающегося крепко вдарить ногой по одной из них – тот решил проверить степень наполнения… Ученый сконфузился, поняв, что чуть не совершил непростительную глупость, но тут же строго предупредил возможный выпад Зырянина:

– Только, убедительно прошу вас, коллега, не обзывайтесь.

Костя лишь в сердцах пожал плечами, показывая всем видом, как он устал бороться с напарником… В конце площадки с бочками, к огромному изумлению Игоря, обнаружился пологий, прекрасно сохранившийся бетонированный спуск. По нему шла очень узкая рельсовая колея, совершенно проржавевшая, а рядом с ней – ступеньки. Они опустились еще ниже и увидели, что далее рельсы заворачивают влево, в гораздо большую расселину. Здесь стояла полная тишина, – ни ветер, ни слабый шум набегающих волн сюда уже не проникали…

И вот здесь их ожидало полное потрясение!

Вдоль левого берега шла высокая, метров пять над водой, гладкая бетонированная… Причальная полоса! Самая настоящая! Закрытая узким боковым отрогом скалы так, что с моря казалось лишь, что на берегу темнеет очередная щель распадка, коих тут было не мало. Через каждые десять метров в старый причал были намертво замурованы рыжие от коррозии кнехты. Параллельная береговой линии, эта расселина была очень длинной. Слабый свет на другом её конце брезжил метрах в двухстах. В двух местах причала высились кучи щебня, наваленного для какого-то ремонта, по-видимому.

Костя, легко перепрыгивая через все препятствия, уже почти достиг края причала и оттуда махал рукой Игорю, осуществляющему тактическое прикрытие. Указав Попкову на удобное место, достаточно надежно укрытое от обстрела с той стороны, откуда они пришли, тот направился к Зырянину.

– А я? – возмутился Геннадий Федорович.

– Сходите еще, – поморщился Игорь. – Всем сразу нельзя, мало ли что и кто возникнет… Так что, внимательно наблюдайте за входом.

Даже с конца причала моря не было видно. Вот это укрытие!

Они вернулись назад, отпустив доблестно отстоявшего свой срок часового Попкова в короткое познавательное путешествие, а сами подошли к наполовину развалившемуся сараю, имевшему, тем не менее, крышу из кровельного железа. Чего там только не было… Бухты истлевших канатов, доски, ящики с инструментом, какие-то цепи и тали. Была и еда. Мешки с мукой растрепали и растащили дикие обитатели здешних мест, но до ящиков с консервами они добраться не смогли.

И консервы. Тема «реликтовых консервов всегда интересовала Игоря Лапина. Гордые рассказы о том, что тому или иному участнику очередной туристической группы удалось найти и попробовать старые консервы – тайный запас «пропавшей экспедиции» – не редкость в туристических кругах. В подобных рассказах замечены, в основном, не охотники и рыбаки, а фанаты категорийного туризма. Консервы непременно «отлично сохранялись» и были «вполне приличного качества». Чаще всего место нахождения скрывалось, но несколько раз в роли консервного клада выступала пещера Мидендорфа. Между тем, при частом скептицизме слушателей, возможность найти целые поля старых консервов была абсолютно реальна! Жаждущему попробовать этот пищевой артефакт и сейчас может помочь порочная практика былых времен, когда старые запасы не сохранялись и не вывозились, а уничтожались на месте, и, чаще всего, небрежно. Так, при ликвидации рудника «Рыбак» на реке Широкой, совсем рядом с местом происходящих событий, по тундре были рассыпаны тысячи банок консервов, по которым для вида проехались трактором… Вмерзшие в снежники банки практически не испортятся. Однако и осторожность не помешает, и поэтому нашедшему лучше бы все-таки проверить находку в лаборатории.

А тут какие были консервы! Раритет, на аукционах можно продавать… Тут был и укупоренный в банки хлеб и уже очищенный картофель, голландская ветчина и итальянский чернослив, испанские сардины и австрийские сосиски тушеной капустой.

Сразу было видно – вся Европа кормила фашистов…

– Ну, и что тебе не ясно? – поинтересовался Костя, пряча свою следящую аппаратуру в поясную сумку.

– А чего тут может быть не ясного? Шикарная база. Хочешь, экскурсии вози из Норильска за немалые деньги, хочешь – отреставрируй, а потом используй по прямому назначению… Пиратскому, – грустно отозвался Лапин. И тут же спросил сам:

– Интересно, а если самолеты?

– Вид сверху имеешь ввиду?

– Ну да. Раньше-то полярной авиации в этих местах хватало… Пролетит борт чуть пониже, да и увидит – и причал, и строения.

– Что тут долго думать, они просто маскировочную сетку поверху щели устанавливали. Ширина невелика, ничего трудного нет. А зимой здесь вообще ничего не надо маскировать, занесет моментально и надежно.

– Все равно, тут есть загадка истории… С большой буквы.

– Да ладно… Насмотрелся я, мна, всяких разных загадок за свои странствия, – отмахнулся Костя и совершенно неожиданно заявил:

– Знаешь, я ведь кино люблю до одури. До бессонницы… Мне этого в поле смерть как недостает… Я даже «солнечный модуль» выписал, компактную солнечную батарею, самое то средство в полярный день. Буду теперь DVD смотреть по мини-плейеру, прямо в тундре, у костра… – мечтательно молвил искатель-одиночка.

– Ты это к чему? – немного обалдел Игорь.

– К загадкам! Для меня первейшая загадка – оставленная нам Гайдаем в «Кавказской пленнице». Когда в «тостовой» сцене фильма старичок-аксакал заканчивает свой тост так: «И тогда принцесса от злости повесилась на собственной косе»…

– И что? – чуть не истерически возопил Лапин.

– А начало-то текста где? Начало этого чертового тоста какое? Никто не знает! Я в свое время бошку чуть не сломал! Вот где загадка реальная! – расхохотался Костя.

А Лапин дрожал от злости еще минуту. «Этот Константин – явно ненормальный, -подумал он. – Однако же, а кто тут вообще нормальный? Криптозоолог Попков, что ли? А сам-то? Одни вид чего стоит… Впрочем, как сказал герой из бессмертного фильма «Джентльмены удачи»: – «Ну, морды-то у нас у всех хороши». И другие здесь, пожалуй, и не ходят…»

Шутки шутками, но они сделали настоящую Находку.

Действительно, эта, одна из немногих найденных баз подводных лодок «Krigsmarine» объяснила многие загадки времен войны в Арктике. Ведь до 1943 года немецкие подлодки просто терроризировали наш Север! Они совершенно безнаказанно подплывали к нашим зимовкам (благо, познакомились с их дислокацией заранее), сжигали их, а зимовщиков увозили в плен. Так и были уничтожены практически все зимовки в бассейне Баренцева и Карского морей. Все, кроме зимовки в бухте «Тихая» на острове Гукера. Папанинская зимовка на острове Рудольфа была законсервирована из-за невозможности регулярной связи. «Тихую» же немцы не стали трогать только из конспирации, и желаемый эффект был ими достигнут – наши стратеги посчитали, что немецкие подлодки боятся переделанных из «рыбаков» противолодочных судов и не заходят в этот район высоких широт. А они в 180-ти километрах от «Тихой» сделали собственную базу и успешно использовали ее всю войну!

Пилоты, воевавшие на Севере, рассказывали, как всех удивляла точность наведения немецких самолетов на наши цели. А эту точность, по-видимому, обеспечивал пеленг с базы на Земле Франца Иосифа, где у них стоял мощный пеленгатор. И, возможно, немецкий карманный линкор «Шеер», пришедший, чтобы расстрелять Диксон, и позорно бежавший после залпа трех гаубиц, застрявших в войну вместе с баржей в диксонской бухте, укрылся на этой базе от наших торпедоносцев, которые тщетно искали его на протяжении многих дней…

На острове Вардроппера, предположительно, была установлена радиостанция для передачи целеуказаний для наведения подлодок на конвои. Для отстоя и отдыха экипажи «Krigsmarine» всегда использовали совершенно безлюдные места. Район мыса Спорый Наволок, бухту Слободская в Енисейском заливе, устье реки Лены, остров Вардроппера в необитаемом районе шхер Минина, острова Мона, а с лета 1942 года – залив Волчий на архипелаге Норденшельда, это совсем недалеко, по арктическим меркам, от островов Гейберга.

А теперь и здесь обнаружили…

– Значит, все таки десантировались, – задумчиво констатировал Лапин.

– Ты о чем?

– О возможности вторжения…

С раннего детства Игорь был знаком со слухом о возможном «американском десанте». Понятное дело, утверждали норильские микроглобалисты, что в случае глобальной войны про Норильск враги не забудут… После недолгих обсуждений спорщики приходили к выводу, что ядерную бомбу бросать на Норильский комбинат они не станут, слишком уж это лакомый кусочек! Все «пикейные жилеты» сходились на том, что американцы непременно высадят на город десант. Находились и те, кто, якобы, слышал что-то о таких планах супостата из «верных источников» или «читал в закрытом журнале»…

Позже, в годы политических метаний и многочисленных, но всегда окончательных самоопределений Таймыра в путях своего развития, «незалежности» или, наоборот, подчиненности, патриоты охотно рассуждали о том, смогут ли российские или красноярские власти высадить на полуостров десант для усмирения непокорных? А успокаивали аналитики себя лишь спасительным: «на таком климате без надежной инфраструктуры и связи врагу просто не выжить!». К счастью, все обошлось… Но тогда все доводы опасливых оппонентов ломались именно «аргументом климата». Не смогут! Не умеют! Не выживут они тут.

Как же они ошибались! Уже само существование этой базы наглядно доказывало то, что умелый и подготовленный враг не просто выживал «от весны до весны», а успешно выполнял поставленные командованием боевые задачи, все итоги которых до сей поры так и не оценены в полном объеме.

Его размышления прервал Костя, буднично вопросив:

– Ну что, теперь идем к логову?

– В смысле? – сначала даже и не понял Игорь.

– Будем брать, мна, – бесстрастно пояснил Константин словами незабвенного Глеба Жеглова. – Все остальное: связь, жилье, баня, у них тут рядом, как я думаю… Там эти твои субчики-диверсанты и сидят, пельменя, небось, жрут. Зуб даю, что там не больше трех человек – двое ездили к тебе на остров, один тут охранял. Может вообще лишь «сладкая парочка». От большой команды шуму много, да и что им тут делать, кроме как станцию переставлять?

Игорь остановился. «Вот, радист, и все, пришло время принятия решения, – подумал он. – Ты уж определись окончательно…»

– Знаешь, это ведь как бы и не наше дело… Я, в общем-то, хотел только проследить… – несколько неуверенно размышлял Лапин вслух, – Понимаешь, Костя, а мотивация? Я уже башку себе изломал, еще в самом начале, там, на острове. Платина эта вроде не наша, и даже не государственная. Частное дело, в общем-то. А с другой стороны…

– Так ты об этом! Тебя напрягает, что работаем «на дядю»? – удивился Зырянин. – Ну, тут все проще простого. Это наше дело.

– Ты вот только мне про патриотизм и любовь к Отчизне не втирай… Не люблю я этого пафоса. Коротко скажи, какое тут «наше дело»?

– Да такое! Наша территория, наши реки и горы. Они, как поется в песне, помогут нам… Даже буржуи тут наши. Сами с ними и разберемся: кто прохлопал, кто виноват, кто кому должен и прочее. Сами, без посторонней сволочи, – ее мы повяжем или грохнем, пока они на станции нападать не начали… Или эти черти нас грохнут. Так и что? – тут Костя подумал, что еще важного можно добавить в мысль, и вспомнил:

– Ну и чувство близкой драки – нормально. Мы ж мужики. Вот, как-то так…

Игорь немного помолчал, невольно оглянувшись на юг. Там лишь серела каменная стена ущелья, но он знал, что за ней протирается желто-красная, с рисками оставшейся осенней зелени громада родного Таймыра. Там, позади стылого камня… А они тут, одни, как те полярники перед стаей немецких подлодок.

– Мужики… Это да. И никак по-другому. Ну что же, тогда пойдем, будем брать, – чуть ли не буднично сказал Игорь, подтягивая ремень «Архара».

И они пошли.