"Полицейский из библиотеки" - читать интересную книгу автора (Кинг Стивен)

Глава четырнадцатая. БИБЛИОТЕКА (III)

Последние метры полета в направлении так называемой взлетной полосы, что Сэм и считал аэропортом «Провербия», были похожи на опасную езду по ухабам. «Наваджо» шел на посадку, и продираясь сквозь неприветливые потоки воздуха, в конце концов приземлился с дребезжащим глухим стуком. И вот тут Сэм вскрикнул и мгновенно открыл глаза.

Нейоми терпеливо ждала приблизительно того, что и произошло. Она тотчас нагнулась, не обращая внимания на то, что ремень безопасности врезался ей в живот, и обняла его. Она не придала значения тому, что он поднял руки и инстинктивно отпрянул от нее. Она не обратила внимания и на то, каким неприятным, горячим и порывистым было его дыхание после сна. Ей не раз доводилось ухаживать за пьяницами во время их белой горячки, и этот случай не сильно от них отличался. Вплотную наклонившись к нему, она чувствовала биение его сердца. Оно было частым и неровным.

«Ничего, Сэм. Все в порядке. Это я, и ты уже проснулся. Ты был в забытьи, а теперь ты проснулся».

Сначала он попытался сесть обратно в свое кресло. Но потом вдруг рухнул, как подкошенный. Руки взметнулись вверх и в каком-то паническом страхе крепко обхватили ее. ~

— Нейоми, — сказал он глухим, задыхающимся голосом. — Нейоми, о, Нейоми, о Спаситель! Какой кошмар я видел во сне, какой страшный сон.

Стэн заранее дал радиограмму, и кто-то вышел на взлетную полосу, чтобы дать освещение для посадки. И теперь они ехали вдоль зажженных огней в самый конец взлетной полосы. Но так и не удалось вернуться до того, как начался дождь. Он глухо забарабанил по корпусу самолета. А там, у носа самолета, Стэн Соме напевал какую-то песню, наверное, это была «Гонки в Кемптауне».

— Это на самом деле был кошмарный сон? — спросила Нейоми и немного отодвинулась от Сэма, чтобы заглянуть в его сильно покрасневшие глаза.

— Да. Но он был правдивый, совершенно правдивый.

— Тот самый Полицейский из библиотеки, Сэм? Это был твой Полицейский из библиотеки?

— Да, — прошептал он, уткнувшись лицом в ее волосы.

— А ты знаешь, кто он такой? Теперь ты знаешь, Сэм, кто он такой?

Прошел долгий момент тягостного молчания, и Сэм прошептал: «Знаю».

Стэн Сомс бросил взгляд на лицо Сэма, когда вместе с Нейоми он спускался с самолета и тут же принялся раскаиваться. «Очень сожалею, что была такая тряска. Я на самом деле рассчитывал, что мы успеем до дождя. При таком направлении ветра».

— Сейчас все будет в полном порядке, — сказал Сэм. Он и на самом деле выглядел уже лучше.

— Да, — сказала Нейоми. — У него все будет хорошо. Спасибо, Стэн. Большое спасибо. И от Дейва вам тоже большое спасибо.

— Что ж, коли вы достали то, что вам было нужно.

— Да, достали, — заверил его Сэм. — На самом деле.

— Давайте обойдем вокруг этого конца взлетной полосы, — предложил Стэн. — А то в этом болотистом месте может по пояс засосать, если в такой дождливый вечер попытаться пойти напрямик. Заходите ко мне в дом. Выпьем кофе, кажется, у меня там есть яблочный пирог.

Сэм взглянул на часы. Было четверть восьмого.

— Придется перенести наш визит, Стэн, — сказал он. — Нам с Нейоми придется прямо сейчас отвезти эти книги в город.

— Вы, по крайней мере, должны зайти и высушиться. А то вы до нитки промокните, пока будете добираться до своей машины.

Нейоми покачала головой: — Нет. Это очень важно.

— Да-а, — сказал Сэм. — По всему видно, что так оно и есть. Только не забудьте, что обещали мне рассказать ту историю.

— Конечно, не забудем, — сказал Сэм. Он посмотрел на Нейоми и в выражении ее глаз прочел свою собственную мысль: «Расскажем, если останемся в живых».

Сэм вел машину, с трудом подавляя в себе желание дать полный газ.

Он волновался за Дейва. Однако, если при этом их выбросит с дороги и машина Нейоми окажется в кювете, кому от его заботы и волнений станет лучше? Да и к дождю, который превратился в ливень с тех пор, как они приземлились, добавился холодный ветер. Стеклоочистители уже не справлялись с ним, даже работая в максимальном режиме, а свет фар пробивался не больше, чем на двадцать футов. Поэтому Сэм вел машину на скорости двадцать пять миль, не больше. Он посмотрел на часы, потом перевел взгляд туда, где сидела Нейоми и держала на коленях сумку с книгами.

— Надеюсь, к восьми доберемся, — сказал Сэм, — хотя я и не знаю.

— Ты уж постарайся, Сэм.

Свет передних фар, волнообразный, как огни водолазных колоколов глубоко под водой, тускло освещал дорогу. Сэм сбавил скорость до десяти миль в час и едва удерживал машину на шоссе, когда дал дорогу с грохотом промчавшейся махине на колесах, неуклюжей громадине, почти не заметной в темноте ненастья.

— Может быть поговорим об этом сейчас? О том сне, который ты видел?

— Может быть, но, пожалуй, не буду, — сказал он. — Не сейчас. Сейчас не подходящее время.

Нейоми подумала и в знак согласия кивнула головой.

— Хорошо.

— Сейчас я могу сказать только одно — Дейв был прав, когда сказал, что для них лучший материал — дети, и он правильно говорил, что для нее лучшая пища — это страх.

И вот они добрались до пригорода. Они проехали один квартал и вскоре миновали первый регулируемый перекресток.

Сквозь ветровое стекло «датсуна» неясно просматривалось танцующее ярко-зеленое пятнышко светофора. Его отражение, такое же расплывчатое зеленое пятнышко вытанцовывало на ровной и залитой дождем полоске асфальта.

— Мне нужно сделать одну остановочку, прежде чем мы подъедем к библиотеке, — сказал Сэм. — Мы, кажется, будем проезжать магазин «Пигли Уигли»?

— Да, но если мы хотим встретиться с Дейвом во дворе библиотеки в восемь, у нас совсем нет на это времени. Нравится нам это, или нет, но с такой погодой не разбежишься.

— Я знаю, но это не займет много времени.

— А что тебе там надо?

— Я еще не совсем точно знаю, — сказал он, — но я пойму, когда увижу это.

Она взглянула на него, и во второй раз он оказался под удивительным воздействием ее красоты, такой хрупкой и непостоянной, чем-то сродни лисьей красоте. Вот только он никак не мог понять, почему же за весь день он ни разу не заметил этого.

«Ведь ты же назначал ей свидание? Значит, ты всетаки заметил в ней что-то».

Ничего такого он не нашел. Он назначил ей свидание просто потому, что она симпатична, респектабельна, свободна и приблизительно такого же возраста, как он. Он захотел встретиться с ней потому, что холостяки в городах, которые выросли из прежде небольших, провинциальных городов, просто должны были назначать свидания…, если эти холостяки стремились занять достойное место среди деловых людей города. Вот так. А если бы вы не назначали свиданий, то все… некоторые люди… могли бы подумать, что вы

(полице-е-ефкий)

немного чудной.

«Я был немного чудной», — подумал он.

«А если призадуматься, то я был очень даже чудной. Но каким бы я ни был раньше, теперь, как мне кажется, я несколько изменился. И я встречаюсь с ней. Ведь это так. Я действительно Встречаюсь с ней». Что же касается Нейоми, то она была поражена неестественной белизной его лица и напряженностью, сковавшей его глаза и рот. Он выглядел странно….но зато в нем не было того страха. У Нейоми возникла мысль: «Он похож на человека, которому только что предоставили возможность вернуться в свой самый страшный сон…, имея в руках мощное оружие».

Ей показалось, что в человека с таким лицом она, пожалуй, могла бы влюбиться, и от этого ей стало очень неловко.

— Эта остановка… она необходима, да?

— Я считаю, что да.

Через пять минут езды он остановил машину на автомобильной стоянке магазина «Пигли-Уигли». Сэм тут же вылез из машины и под проливным дождем помчался к дверям магазина.

Пробежав полпути, он остановился.

Сбоку от автомобильной стоянки была телефонная будка — несомненно, та же телефонная будка, из которой Дейв звонил в офис Шерифа Джанкшн Сити много-много лет назад. Звонок, сделанный из этой будки, не уничтожил Аделию…, но он на долгое время прервал ее существование.

Сэм вошел в нее. Загорелся свет. В ней не было ничего примечательного; это была обычная телефонная будка с нацарапанными на ее стальных боках номерами и другими надписями. Телефонный справочник исчез, и Сэм вспомнил, как Дейв сказал: «Это было в те далекие времена, когда в телефонной будке еще можно было найти — если повезет — телефонный справочник».

Затем он посмотрел на пол и увидел то, что искал. Это была оберточная бумага. Он поднял ее, расправил и прочел в тусклом свете лампочки то, что там было написано: «Бычий Глаз» Красная Лакрица.

А там, за его спиной в «датсуне» Нейоми нетерпеливо подавала короткие отрывистые сигналы. Сэм вышел из будки, держа в руке листок оберточной бумаги, помахал ей и, пробежав под проливным дождем, влетел в магазин.

Увидев продавца магазина «Пигли-Уигли», можно было предположить, что это был молодой человек, которого подвергли заморозке в 1969 году и который оттаял лишь неделю назад. Судя по его красным, со стеклянным отблеском глазами, он был ветераном среди курильщиков марихуаны. У него были длинные волосы, которые скреп-, лял кожаный зажим для волос. На одном мизинце у него был перстень в виде эмблемы мира. Из-под форменной туники продавца магазина «Пигли-Уигли» виднелась торчавшая пузырями рубашка из набивной ткани с экстравагантным цветочным рисунком. К воротнику был приколот кружок в виде пуговицы, на которой можно было прочесть: «Мое лицо отправляется через пять минут. Спешите увидеть его!»

Сэм усомнился в том, что подобный призыв был бы одобрен управляющим магазина…, но был поздний дождливый вечер и управляющего магазином нигде не было. Сэм здесь оказался единственным покупателем, и продавец следил за ним без какого-либо участия или интереса, когда тот подошел к полке, где были выставлены конфеты, и стал отбирать пачки конфет Красная Лакрица «Бычий глаз». Сэм взял целую упаковку — что-то около двадцати пачек.

— Может быть тебе этого мало, парень, — спросил продавец магазина и выложил на него свое ценное приобретение. — На складе, наверное, есть еще пара коробок этой прелести. Я знаю, как в таких серьезных случаях, после приема порции травки, хочется заморить червячка.

— Этого должно хватить. Пожалуйста, пробейте чек. Я спешу.

— Да уж. Все в этом проклятом мире спешат, сломя голову, — сказал продавец. Он неуверенно стучал пальцем по клавишам кассового аппарата, задумчиво и не спеша, как это бывает у одуревших от пьянки или наркотиков.

На прилавке, рядом с электронным дисплеем, где высвечивались итоги бейсбольных матчей, лежала резиновая лента. Сэм взял ее в руки. «Вы не могли бы мне это дать?»

— О чем разговор? — считай, парень, что это мой подарок, от принца Пигли-Уигли — вам. Повелителю Лакрицы, одним дождливым вечером, однажды в понедельник.

И в тот момент, когда эта резиновая лента оказалась на запястье руки Сэма (она висела на его руке свободно, как браслет, который был ему великоват), на здание налетел такой сильный порыв ветра, что в окнах задрожали стекла. Над головой замигали лампочки освещения. «Вот-те на, парень! — сказал принц „Пигли-Уигли“, подняв глаза. — В прогнозе погоды этого не было. Просто дожди — так они говорили. — И он снова посмотрел на кассовый аппарат. — Пятнадцать сорок два».

Сэм дал ему двадцатидолларовую купюру, стараясь скрыть досаду. — Когда я был мальчишкой, это стоило куда дешевле.

— Инфляция больше всего бьет по взрослым. Ничего не поделаешь, согласился с ним продавец. Он медленно возвращался в то состояние кайфа, в котором он прибывал до прихода Сэма. — Ты на самом деле, парень, будешь рад этой покупке. Ну а я обычно беру добрые испытанные батончики «Марс».

— Любите их? — спросил Сэм и засмеялся, складывая в карман сдачу. А я их терпеть не могу. Это для кого нибудь другого, но не для меня. — И он снова засмеялся. — Можете считать это подарком от меня.

Продавец тут же заметил что-то в глазах Сэма и неожиданно резко отскочил от него в сторону, едва не сбив набор игрушечных головорезов, выставленный на продажу.

Сэм с любопытством заглянул в лицо продавцу и решил не просить у него пакет для покупок. Он собрал пачки конфет, как придется разложил их по карманам спортивной куртки, которую не снимал с себя уже целую тысячу лет и вышел из магазина. Он шел, и каждое его движение сопровождалось ритмичным шуршанием целлофана в карманах.

Нейоми уже села на сидении за рулем и вела машину до самой библиотеки. Когда она отъехала от стоянки автомобилей у магазина «Пигли-Уигли», Сэм вынул из сумки книги и остановил на них свой взгляд, полный сожаления и печали. «Все эти неприятности, — подумал он. — Все эти неприятности из-за просроченного сборника стихов и самоучителя по ораторскому искусству».-Хотя, конечно, причина вовсе была не в этом. Книги никогда не имели к этому никакого отношения.

Он снял с запястья резиновую ленту и обмотал ею книги. Потом вынул свой бумажник, вытащил из уменьшающейся пачки наличных денег пятидолларовую бумажку и засунул ее под эту ленту.

— А это для чего?

— Это штраф, который я должен уплатить за две эти книги и еще за одну. Его я должен был уплатить давнымдавно за «Черную Стрелу» Роберта Льюиса Стивенсона. И на этом поставлю точку.

Он положил книги на консоль между двумя (ковшеобразными) сидениями и вытащил из кармана пачку Красной Лакрицы. Он вскрыл ее, и мгновенно ему в нос ударил тот знакомый сладковатый запах, сильный, как удар наотмашь. Поразив обоняние, он сразу направился в мозг, а оттуда тяжелым грузом провалился в желудок, который тут же собрался в симпатичный крупный кулак. Очевидно, есть вещи, которые не меняются.

Тем не менее, он продолжал открывать пачки с Красной Лакрицей и складывать в кучку гибкие, будто бы из воска, длинные конфетки. Нейоми сбавила скорость, увидев красный свет светофора у следующего перекрестка, а потом остановила машину, хотя Сэм уже не мог различить ни одной машины из тех, что проезжали рядом. Дождь, подгоняемый ветром, хлестал по ее маленькому автомобилю. До библиотеки им оставалось всего четыре квартала. «Сэм, что это ты все время делаешь?»

А так как он действительно не знал, что это он делает, он сказал: «Знаешь, Нейоми, если Аделию питает страх, нам надо найти что-то другое то, что было бы полной противоположности страху. Потому что тогда это другое, — что бы это ни было, — станет для нее смертельным ядом. Так что это, по-твоему, могло бы быть?»

— Видишь ли, я почти уверена, что это не Красная Лакрица.

Он оживленно зажестикулировал: — А почему ты так уверена? Считают, что кресты убивают вампиров — тех, что высасывают кровь, но крест — это всего-навсего два металлических или деревянных бруска, перекрещивающихся под прямым углом: по отношению друг к другу. Кто знает, может быть таким же действием будет обладать головка салата, если ей придать соответствующий вид.

Загорелся зеленый огонь светофора. (Свет светофора сменился на зеленый).

— Если бы это была головка салата, заряженная энергией, — задумчиво проговорила Нейоми, продолжая вести машину.

— Верно, — сказал Сэм, поднимая вверх полдюжины длинных красных конфеток. — Мне известно только то, что я имею вот это. Может быть, это смешно и нелепо. Даже вероятно. Но мне все равно. Это — символ всего того, чего лишил меня мой Полицейский из библиотеки — любви, дружбы, чувства духовного единения. И всю свою жизнь я везде чувствовал себя чужим, ненужным, и никогда не мог понять почему. А теперь понимаю. Это еще одна ценность, которой он меня лишил. Раньше я любил эти конфеты. А теперь я едва выношу их запах. Да это ладно. С этим я разберусь. Но я должен знать, как мне все это подключить, использовать.

Сэм начал катать между ладоней эти конфеты, постепенно превращая их в липкий шарик. Сначала он думал, что самым страшным испытанием для него будет запах красной лакрицы, но он ошибался. Еще страшнее этого была ее текстура: краска от нее оставалась на пальцах и ладонях, окрашивая их в зловещий бордовый цвет. И тем не менее он продолжал начатое, останавливаясь только примерно через каждые тридцать секунд для того, чтобы к этой липкой размягченной массе добавить очередную конфету.

— Может быть я слишком резко сужу об этом, — сказал он. — Возможно, противоположность страха — всего лишь простая, незамысловатая смелость. Мужество — вот более красивое слово, если хочешь. Может быть так? Может быть, все заключается в этом? Может быть именно смелость отличает Нейоми от Сары?

Она удивилась: — Иначе говоря, ты хочешь спросить меня, считаю ли я проявлением смелости то, что я бросила пить?

— Я не знаю, что я хочу спросить, — сказал он, — но мне кажется, что, по крайней мере, ход мыслей у тебя правильный. Мне не надо задавать вопросов о смелости; я знаю, что это такое. Страх — это чувство, которое ограничивает и исключает всякую возможность перемен. Было ли. то, что ты бросила пить, проявлением смелости?

— Нельзя сказать, что я бросила, — ответила она. — Алкоголики делают не так. Они просто не в состоянии делать это именно так. Вместо этого приходится использовать разные принципы подхода к этому как бы со стороны. Ограничиваться рамЪами одного дня, не спешить — тише едешь, дальше будешь, жить и давать жить другим и прочее. Но в основе всего следующее: нужно отказаться от убеждения, что можно пить в меру. Этот миф мы сами внушаем себе, и вот от этого и надо отказаться. От этого самого мифа, вымысла. Вот скажи мне, что это — смелость?

— Конечно. Но, разумеется, не смелость человека в одиночном окопе.

— Смелость человека в одиночном окопе, — сказала она и засмеялась. Это мне нравится. Но ты прав. То, что я делаю — то, что делаем мы — чтобы удержаться от первой…, это не такая смелость. Несмотря на фильмы типа «Потерянный уикенд» мне представляется, что в том, что делаем мы, нет особого драматизма.

Сэм постоянно помнил ту жуткую апатию, которая овладела им там, в зарослях кустарника около филиала библиотеки города Мент-Луиса, что на Бригз Авеню, когда над ним так страшно надругались. Надругался человек, назвавшийся полицейским. В этом тоже не было особого драматизма. Просто-напросто гнусный обман, вот и все — гнусная, дикая шутка, которую разыграл с мальчуганом человек, имевший серьезные проблемы с психикой. И всетаки Сэм считал, что если все серьезно взвесить, ему относительно повезло: этот Полицейский из библиотеки мог вообще убить его.

Где-то впереди, сквозь потоки дождя начали просматриваться круглые белые шары, что означало близость Публичной библиотеки Джанкшн Сити. Нейоми с некоторым сомнением в голосе произнесла: «Я думаю, что настоящей противоположностью страха может быть честность. Честность и вера. А что ты думаешь об этом?»

«Честность и вера», — спокойно сказал он, как бы взвешивая каждое слово. И правой рукой он сжал липкий шарик из Красной Лакрицы. «Пожалуй, это неплохо звучит. Другого и не скажешь. Вот мы и приехали».

Светящиеся цифры часов на щитке управления автомобиля были 7:57.

И все-таки они успели приехать к восьми.

— Может быть, нам лучше подождать, чтобы точно знать, что все ушли и только после этого мы зайдем туда со двора, — сказала она.

— Очень хорошая мысль.

Они подъехали к пустой стоянке, которая была на противоположной стороне улицы, как раз напротив входа в библиотеку. Сквозь завесу дождя белели едва уловимые очертания шаров. Более уловимым для восприятия был шорох деревьев: ветер все еще усиливался. Дубы стонали так, будто видели сны, ужасные, страшные сны.

В две минуты девятого напротив них остановился фургон. На его задней части была изображена чванливая кошка Гарфильд и написаны слова «Мамино такси». Водитель дал сигнал и дверь в библиотеку, которая даже в этом мрачном освещении выглядела менее угрюмой, чем во время первого визита Сэма в библиотеку, и которая теперь меньше напоминала пасть огромного гранитного робота, — тут же открылась. Из библиотеки вышли трое ребят — на вид младших классов школы — и стали торопливо спускаться по ступенькам. И когда они бежали по тротуару по направлению к «Маминому такси», двое из них на ходу сняли свои куртки, чтобы с головой спрятаться от дождя. Боковая дверь фургона раздвинулась и дети один за другим залезли в него. Сэм слышал их приглушенный смех и позавидовал их веселью. Он думал о том, как это должно быть здорово возвращаться из библиотеки с радостным смехом и с улыбкой. Ему испытать этого не довелось, благодаря тому человеку в темных круглых очках.

«Честность, — подумал он. — Честность и вера». А потом снова пришла та же мысль: «Штраф уплачен. Штраф уплачен, черт побери.» Он вскрыл две последние пачки лакрицы и начал смешивать их содержимое и скатывать в липкий, вонючий красный шарик. Он делал это, не отрывая взгляда от задней части «Маминого такси». Ему было видно, как белизну ветром поднимало вверх, некоторое время несло в воздухе, разметало в клочья, 'а потом разгоняло, не оставляя следов. И вот тут он неожиданно начал осознавать, почему он здесь и для чего.

— Один раз, когда я учился в школе, — сказал он, — я наблюдал, как кучка ребят разыгрывала парнишку, который им не нравился. В те времена моим самым сильным местом было умение наблюдать. Так вот они взяли из кабинета, где шли уроки по искусству, комок глины для лепки и залепили им выхлопную трубу «Понтиака», на котором ездил этот парнишка. И знаешь, что произошло?

Она недоверчиво взглянула на него: — Нет, а что?

— Разорвало на две части глушитель, — сказал он. — С одной стороны машины, и с другой. Они разлетелись, как шрапнель. Видишь, здесь слабым местом оказался глушитель. Но, если бы выхлопные газы повернули обратно, и лопали в двигатель, они могли бы вырвать цилиндры.

— Сэм, о чем это ты говоришь?

— О надежде, — сказал он. — Я говорю о надежде. Пожалуй, честность и вера в чем-то ей уступает.

«Мамино такси» тем временем съехало с обочины, а его фары пронзили сверкающие серебром струйки дождя.

Светящиеся зеленые цифры часов, на щитке управления, показывали 8:06, когда дверь главного входа в библиотеку снова открылась. Из библиотеки вышли мужчина и женщина. В мужчине, который шел, неловко на ходу застегивая пуговицы пальто, и нес под мышкой зонт, можно было безошибочно признать Ричарда Прайса. Его Сэм узнал сразу, хотя всего один раз видел его фотографию в какой-то старой газете. Девушку, которая была с ним, звали Синтия Берриган — та работница библиотеки, с которой Сэм говорил в субботу вечером.

Прайс сказал что-то девушке. Сэму показалось, что она засмеялась. Неожиданно он ощутил, что сидит в глубоком кресле старенького «датсуна», совершенно прямо, будто кол проглотил, и каждая мышца его тела буквально стонет от напряжения. Он попытался расслабиться, но обнаружил, что сделать это ему не удастся.

«Почему же это не вызывает моего удивления?» — подумал он.

Прайс раскрыл зонт. Оба они под его зонтом быстро повали по дорожке. Берриган на ходу завязывала на голове непромокаемый платок, чтобы не замочить волосы. Дойдя до начала дорожки, они разошлись в разные стороны Прайс пошел к старой «Импале», машине размером с небольшой катер, а Берриган направилась к «Юго», стоявший на стоянке у следующего квартала. Прайс развернул машину и поехал в противоположную сторону. (Нейоми слегка пригнулась от неожиданности, когда свет его передних фар скользнул по ее машине). Он дал короткий сигнал, когда проезжал мимо «Яго». Синтия Берриган ответила ему коротким сигналом и укатила в противоположном направлении.

Теперь здесь остались только они, библиотека и, возможно, Аделия, которая ждала их где-то внутри.

Вместе со старым приятелем Сэма Полицейским из Библиотеки.

Нейоми медленно объехала вокруг здания, чтобы выехать на Вегман стрит. Чуть впереди, слева, возле небольшого прохода живой изгороди был виден предусмотрительно установленный знак. На нем можно было прочесть:

«Только возврат выданных книг».

Совершенно неожиданно налетел такой сильный порыв ветра, что «датсун» закачало на его рессорах, а дождик так забарабанил по стеклам, что казалось будто это и не дождь, а потоки песка. Где-то рядом раздался сильный треск. Вероятно, обломило большую ветку или свалило маленькое дерево. Затем раздался глухой удар, как будто что-то тяжелое свалилось прямо на дорогу.

— Боже мой! — едва слышно произнесла перепуганная Нейоми. — Это мне не нравится!

— Я и сам не в восторге, — согласился с ней Сэм, хотя он ее слов почти не расслышал. Он думал о том, как могла выглядеть та глина для лепки. Как она сидела, чуть выпячиваясь в выхлопной трубе машины того парнишки. Она, наверное, напоминала волдырь.

Нейоми свернула возле этого знака.

Они проехали по небольшой узкой дорожке к маленькому асфальтированному участку, где производили погрузку и разгрузку. Этот небольшой квадратный участок асфальта освещался желтоватым светом единственной дугообразной лампы. От нее исходил яркий, интенсивный свет, так что тени от раскачивающихся ветвей дубов, которые кольцом окружали площадку для погрузки, бешено отплясывали свой танец на той стене дома, которая была обращена во двор. Одно мгновение казалось, что две такие тени соединились у самого основания, да так, что они стали похожи на тень человека. Создалось впечатление что кто-то все время стоял там, внизу, поджидал, а теперь стал ползком выбираться оттуда, чтобы поздороваться с ними.

«Через пару секунд, — подумал Сэм, — оранжевый свет лампы упадет на его очки с маленькими, круглыми, темными стеклами — и сквозь ветровое стекло он посмотрит на меня. Не на Нейоми, а на меня. Он посмотрит и скажет: „Здравствуй, фынок. Я вфе время жду тебя. Жду вфе эти годы. А теперь пойдем-ка фо мной. Иди фо мной, потому что я полице-йфкий“».

Снова раздался громкий треск и прямо на тротуар, не дальше, чем в трех футах от корпуса «датсуна» упала огромная ветка, разметав во все стороны куски коры и прогнившие обломки. Если бы она свалилась на крышу машины, она бы смяла ее в лепешку.

Нейоми закричала.

В ответ раздался новый порыв ветра. Сэм протянул к ней руку, желая ободрить ее своим дружеским объятием, когда дверь у дальнего конца погрузочной платформы приоткрылась и показался Дейв Дункан. Одной рукой он ухватился за дверь, чтобы ее не вырвало ветром. Лицо старика показалось Сэму чересчур бледным и искаженным от страха. Другой рукой он энергично размахивал, подзывая их к себе.

— Нейоми, вон там Дейв.

— Где? О да, теперь вижу, — но от удивления у нее широко открылись глаза.

«Бог ты мой! Он выглядит просто страшно!» — Она начала открывать дверь. Но порыв ветра вырвал дверцу у нее из рук, вихрем ворвался вовнутрь «датсуна» и, просвистев, как ловкий маленький торнадо, поднял и унес с собой обрывки от лакрицы, а потом закружил их в головокружительном танце.

Нейоми успела опустить одну руку, иначе бы ее ударило, а возможно, и поранило — дверью своей собственной машины. Когда она вышла из машины, над ее головой в вихре закружились волосы, в одно мгновение юбка насквозь промокла и прилипла к бедрам.

Сэм резким движением раскрыл дверь со своей стороны. Ветер задувал как раз в его сторону и ему пришлось буквально толкать плечом дверь, чтобы открыть ее. Но и он, наконец, выбрался. Он задумался, откуда же нелегкая принесла этот жуткий ветер. Принц «Пигли-Уигли» говорил, что не предвиделось столь яркого выступления дуэта ветра и дождя. Он говорил, что обещали лишь небольшой дождь.

Аделия. Может быть, это дело ее рук. И как бы в подтверждение этого в коротком затишье раздался громкий голос Дейва: «Скорее! Везде пахнет ее проклятыми духами!» Сэма привела в ужас сама мысль о том, что запах духов Аделии может каким-то образом опередить материализацию ее образа. Он прошел половину пути к ступенькам погрузочной платформы и только тут понял, что, хотя и продолжал держать в руке тугой шарик из красной лакрицы, книги он позабыл в машине. Он вернулся, с усилием открыл дверцу и взял их. Стоило ему сделать это — как сразу же изменилось освещение — вместо прежнего оранжевого, интенсивного и желтовато-оранжевого он превратился в белый. Сэм заметил эту перемену, взглянув на свои руки, и на короткое мгновение его глаза как бы застыли в глазницах, он поспешно стал вылезать из машины, держа в руках свои книги, и в смятении все вокруг окинул взглядом.

Желто-оранжевая дугообразная аварийная лампа уже исчезла. Вместо нее появился старомодный фонарь, работавший на ртутных парах (испарениях). Теперь гуще стали деревья, возле погрузочной платформы, танцевавшие и глухо скрипевшие во время шторма; теперь здесь стояли, в основном, мощные старые вязы, которые намного превзошли по высоте прежние дубы. Изменилась форма погрузочной платформы. И теперь спутавшиеся побеги плюща лезли вверх по той стене библиотеки, которая выходила во двор — стене, только что абсолютно голой.

«Добро пожаловать в год 1960», — подумал Сэм.

«Добро пожаловать в Публичную библиотеку Джанкшн Сити эпохи Аделии Лортц!».

Нейоми, наконец, взобралась на платформу. Она говорила что-то Дейву. Дейв ответил, а потом обернулся. Все его тело передернуло. В это же мгновение громко закричала Нейоми. Сэм помчался к ступенькам по лестнице, он увидел, как из темноты появилась белая рука и легла на плечо Дейва.

Сильным рывком она затащила его обратно в библиотеку.

— Не выпускай дверь! — заорал Сэм. — Нейоми, тащи на себя дверь! Не давай ей захлопнуться!

Как ни странно, в этом ветер помог им. Он распахнул дверь, ударив Нейоми по плечу и отбросив ее назад. Но Сэм подскочил к ней как раз в тот момент, когда, стукнувшись о стену, дверь должна была рикошетом вернуться назад и захлопнуться.

Нейоми посмотрела на него глазами, полными ужаса.

— Это был тот человек, Сэм, который приходил к тебе в дом. Тот высокий, с серебристыми глазами. Я видела его. Это он затащил туда Дейва!

Времени на размышление не было. «Пошли!» — И его рука, обняв Нейоми, решительно повлекла ее за собой, вперед, в библиотеку. А там, позади, ветер неожиданно утих и с глухим стуком дверь за ними захлопнулась.

Они оказались в помещении, где размещался каталог. Здесь было тускло, но кое-что можно было рассмотреть. На столе библиотекаря стояла небольшая настольная лампа. На ней был абажур с красной бахромой. За этим помещением, а оно было захламлено коробками и упаковочным материалом (преимущественно скомканными газетами; тут Сэм заметил дату, шел 1960 год и полиэтиленовый упаковочный материал изобретен еще не был), начинались стеллажи. В одном из проходов, с обеих сторон загороженный стеллажами книг, стоял Полицейский из библиотеки. Он применил к Дейву Дункану прием захвата шеи из-под плеча, и держал его, оторвав от пола дюйма на два-три.

Он посмотрел на Сэма и Нейоми. Сверкнули его серебристые глаза, и белое лицо изобразило широкую ухмылку в форме полумесяца, она была цвета желтой луны.

— Вы не фделаете ни одного шага, — сказал он, — иначе я откручу ему шею, как цыпленку.

Он слышал запах лавандового саше, сильный и насыщенный запах. А там, на улице, гудел и завывал ветер. Тень Полицейского из библиотеки, тощая и длинная, как портальный кран, прыгала по стене. «Раньше от него не ложилась тень, — понял Сэм. — Что бы это могло означать?»

Может быть, это означало, что теперь Полицейский из библиотеки стал более реальным, более ощутимым…, потому что и Аделия, и Полицейский из библиотеки, и тот смуглый человек в старом автомобиле в действительности были одним и тем же человеком. Был только один человек; он просто носил разные лица, надевая их или снимая с такой же легкостью, с какой ребенок примеряет маски на праздник Всех Святых.

— Хочешь, чтоб я поверил, будто ты сохранишь ему жизнь, если мы не будем приближаться к тебе? — спросил он.. — Дерьмо поганое. — И он пошел по направлению к Полицейскому из библиотеки.

На лице верзилы появилось выражение, ему не свойственное. То было удивление. Он сделал шаг назад. Полы его шинели, развеваясь, билась о его голени и затрудняли его движения в узком проходе между стеллажами с книгами большого формата.

— Я предупреждаю ваф!

— Будь проклят ты и твое предупреждение! — сказал Сэм. — У тебя спор не с ним. Ты должен свести счеты со мной, ведь так? 0'кей — давай займемся этим.

— Библиотекарь должен фвефти кое-какие фчеты фо фтариком! — сказал, полицейский и отступил еще на один шаг. С его лицом происходило нечто странное, но через мгновение Сэму все стало ясно. Серебряный свет в глазах Полицейского из библиотеки постепенно угасал.

— Тогда пусть она сводит счеты, — сказал Сэм. — А мой счет я предъявляю тебе, тяжелая артиллерия. И он — тридцатилетней давности.

Он зашел за то место, которое хорошо освещалось настольной лампой.

— Ну, ладно! — прорычал Полицейский. Он развернул вполоборота и швырнул Дейва Дункана на пол. Дейв отлетел, как мешок тряпок, издав лишь один жалобный стон. В нем был и страх, и удивление. Он попытался поднять руку, когда увидел рядом с собой стену, но это был лишь естественный рефлекс человека, находившегося в полубессознательном состоянии. Он налетел на огнетушитель, висевший у лестницы, и Сэм услышал глухой хруст ломающейся кости. Дейв упал, и прямо на него, сорвавшись со стены, упал тяжелый красный огнетушитель.

— Дейв! — пронзительно закричала Нейоми, и бросилась к нему.

— Нейоми, нет, не надо!

Но она ни на кого не обращала внимания. Улыбка на лице Полицейского из библиотеки не замедлила снова появится. Он схватил Нейоми за руку, когда она пыталась проскочить мимо него и, согнув ее, прижал к себе. Он наклонился к ней, и на некоторое время его лицо скрылось в копне ее каштановых волос. Прижавшись к ней, он пробормотал какие-то странные звуки, скорее напоминавшие кашель, и стал целовать ее или это так казалось. Его длинная белая рука впилась ей в плечо. Нейоми снова закричала и тут же как-то внезапно обмякла в его сильных руках.

Сэм тем временем уже добрался ко входу в книгохранилище. Он схватил с полки первую попавшуюся книгу, поднял руку и, размахнувшись, швырнул ее. Она полетела, переворачиваясь в воздухе — обложки раскрылись, страницы зашуршали и зашелестели — и угодила прямо в голову Полицейскому из библиотеки. У него вырвался крик, в котором были злость и удивление. Он поднял взгляд, Нейоми вырвалась из его рук, но ее так качнуло в сторону, что, стараясь сохранить равновесие, рукой она задела один из стеллажей. Сама она удержалась, но стеллаж с оглушительным грохотом рухнул. Книги, а они, по-видимому, простояли на полках нетронутыми много лет, как дождь, посыпались на пол, и эти хлопающие удары книг об пол как-то странно напоминали аплодисменты.

Но Нейоми не обращала на это внимания. Она пробралась к Дейву, встала возле него на колени, и сквозь слезы стала повторять его имя. Полицейский из библиотеки направился к ней.

— С ней тебе тоже нечего выяснять, — сказал Сэм. Теперь Полицейский из библиотеки повернулся к нему. Вместо серебристых глаз на Сэма смотрели маленькие черные стекла, что делало его похожим на крота.

— Мне нужно было еще тогда прикончить тебя, — сказал он и пошел по направлению к Сэму. Он шел, издавая странный шуршащий звук. Сэм посмотрел вниз и заметил, что подол шинели Полицейского волочится по полу. Он становился меньше ростом.

— Штраф уплачен, — спокойно проговорил Сэм. Полицейский из библиотеки остановился. Сэм поднял над головой книги с вложенной в них пятидолларовой бумажкой. — Штраф уплачен, и книги сданы. На этом ставим точку, ты, сука… или помесь человеческая… или, да это не имеет значения.

А там, на улице снова завыл ветер и его голос, пробегая под карнизами крыш, дребезжал, словно стекло. Полицейский из библиотеки медленно высунул язык и облизал губы. он был ярко красный и очень острый. Его щеки и лоб стал покрываться пятнами. На коже появился тонкий сальный слой пота.

И стал еще сильнее запах лавандового саше.

— Ошибаешьфя! — закричал Полицейский из библиотеки. — Ошибаешьфя! Ты брал не эти книги! Я фнаю! Вон тот фтарый пьяный ублюдок вфял те книги, которые ты брал в библиотеке! Они были…

— …уничтожены, — закончил за него Сэм. И он снова пошел, все ближе подходя к Полицейскому из библиотеки. С каждым шагом запах лаванды усиливался. Сердце бешено колотилось. — Я знаю, чья это была идея. Но эти книги — прекрасная замена. Возьми их. — Его громкий голос прозвучал настойчиво и сурово: — Возьми же их, будь ты проклят!

Он протянул ему книги, и Полицейский из библиотеки, полный замешательства и испуга, протянул руку, чтобы взять их.

— Нет, не так, — сказал Сэм, поднимая книги над протянутой белой рукой, готовой вцепиться в них. — Вот так. И он ударил книгами Полицейского прямо по лицу, ударил изо всех сил. Никогда прежде за всю жизнь ему не удавалось испытать такого высокого и чистого чувства удовлетворения, которое он испытал теперь, когда «Сборник любимых американских стихов» и «Самоучитель ораторского искусства» угодили Полицейскому из библиотеки прямо в лицо и разбили нос. Упали и разбились его круглые черные очки. Оказалось, что за ними скрывались черные глазницы, с прослойкой беловатой жидкости. Из этой жидкости выделялись крошечные паутинки, и Сэм вспомнил рассказ Дейва. Он говорил, что, казалось, будто так у них начинал формироваться кожный покров.

Полицейский из библиотеки громко закричал.

— Не фмей! — кричало это существо. — Не фмей трогать меня! Ты боишьфя меня! А между тем Тебе понравилофь! Ты, подонок, тебе понравилофь это!

— Ошибаешься, — сказал Сэм. — Это было мерзко, будь ты проклят! А теперь возьми эти книги. Забери их и убирайся отсюда. Потому что штраф уплачен. — И он с размаху ударил этими книгами Полицейского прямо в грудь. А когда Полицейский ухватил книги руками, Сэм неожиданно ударил его коленом прямо между ног.

— Это за всех других ребят, — сказал он. — За тех, над которыми надругался ты, и за тех, которых уничтожила она.

Чудовище завывало от боли. Ослабевшие руки разжались, книги упали, он наклонился, зажав рукой промежность. Сальные черные волосы упали на лоб и как бы, щадя его, закрыли его пустые, затянутые тонкими паутинками глазницы.

«Конечно же, они пустые, — смог подумать Сэм. — Ведь я ни разу в тот день за его очками не видел глаз… значит, она тоже не видела их».

— А вот твой штраф еще не уплачен, — сказал Сэм, — но уже сделан шаг в правильном направлении, не так ли?

Шинель Полицейского из библиотеки начала съеживаться и скручиваться, как будто под ней, внутри, начались какие-то немыслимые преобразования… И когда он — оно — взглянуло вверх, Сэм увидел нечто страшное и отвратительное, от чего он невольно отпрянул.

Человек, который наполовину вышел из-под кисти Дейва на одном из его плакатов, и наполовину явился плодом мыслей Сэма, превратился в уродливого карлика. Но карлик уже начал превращаться во что-то еще, в какое-то ужасное двуполое существо.

Во всем его облике и в том, что происходило под вздымающейся, дергающейся шинелью, отражалась борьба двух полов. Часть волос на голове оставалась черной, а другая — стала светлой с пепельным оттенком. Одна глазница по-прежнему была пустой, а из другой на Сэма с гневом и ненавистью смотрел голубой глаз.

— Я хочу тебя, — со свистом вырвалось из карлика. — Я хочу тебя и ты будешь моим.

— А может быть меня, Аделия, — сказал Сэм.

— Давай-ка трахнемся ста…

Он протянул руку к тому, что находилось перед ним, но вскрикнул и отдернул ее, стоило ей прикоснуться к шинели. Теперь это уже было не пальто; это была какаято омерзительная, свисающая складками кожа. Ощущение было такое же, как от прикосновения к только что использованному разовому пакетику с чаем.

Оно торопливо взбежало на перевернутую сторону упавшего стеллажа и с глухим шумом и топотом скрылось где-то в дальнем углу. Запах лавандового саше резко усилился.

И откуда-то сверху, из полумрака раздался грубый, отвратительный смех.

Женский смех.

— Слишком поздно, Сэм, — сказала она. — Теперь уже слишком поздно. Дело сделано.

— Это вернулась Аделия, — подумал Сэм, и откуда-то снаружи послышался мощный, оглушительный треск. Здание содрогнулось, оттого, что на него обрушилось дерево, а вслед за этим погас свет.

Они пробыли в темноте лишь мгновение, но оно показалось им гораздо длиннее. Аделия снова засмеялась, но на этот раз к ее смеху примешивался какой-то свистящий звук, как будто ее смех передавался через магнитофон.

Затем довольно высоко, на одной стене загорелась единственная аварийная лампочка, которая бросала мертвенно бледный пучок света именно на одну часть стеллажа. Она будто разметала вокруг пучки спутанной черной пряжи. Сэм слышал громкое жужжание батарейки, от которой питалась эта лампа. Он направился в ту сторону, где возле Дейва на коленях стояла Нейоми, и два раза чуть не упал, когда споткнулся о рассыпавшиеся книги.

Нейоми взглянула на него. У нее было совершенно белое лицо. На него смотрели ее перепуганные и заплаканные глаза. «Сэм, по-моему, он умирает».

Он опустился на колени. Глаза Дейва были закрыты и его дыхание было тяжелым и прерывистым. Из обоих ноздрей и из одного уха текли тонкие струйки крови. Во лбу была глубокая вмятина, прямо над правой бровью. При виде всего этого у Сэма все внутри сжалось. Одна скула у Дейва, очевидно, была сломана. Ручка огнетушителя оставила сбоку на лице сильные яркие кровоподтеки. Они были похожи на татуировку.

— Мы обязательно должны отвезти его в больницу, Сэм!

— Думаешь, она выпустит нас отсюда? — спросил он, и, как будто отвечая на их вопрос, огромная книга — том слов на букву «Т» «Оксфордского словаря английского языка» — полетел в их сторону откуда-то из дальнего темного угла, не освещенного светом аварийной лампы. Сэм едва успел оттащить Нейоми назад, и оба они ничком залегли на грязном полу прохода. Семь фунтов слов типа tabasco, tendril, tomcat и trepan прогрохотали мимо того места, где секунду назад находилась голова Нейоми, ударились о стену и рухнули на пол, образовав неприглядную и бесформенную кучу бумаги.

Из полумрака донесся пронзительный смех. Сэм поднялся на колени, и в это же мгновение увидел, как какоето горбатое существо, как птица, впорхнуло в проход и устроилось позади упавшего стеллажа. «Оно все еще меняется, подумал Сэм. — Только во что, одному Богу известно». Потом оно передвинулось влево и исчезло.

— Догони ее, Сэм, — послышался хриплый голос Нейоми.

— Догони ее, пожалуйста, догони ее.

— Попробую, — сказал он. Он переступил через вытянутые на полу ноги Дейва и шагнул в то место, за опрокинутыми полками, где царила тьма.

Этот запах как-то причудливо отрезал его от прошлого — запах лавандового саше вперемешку с ароматом книжной пыли, от всех предыдущих лет. Тот запах, к которому примешивался доносимый ветром запах товарных вагонов, вызывал у него такие же ощущения, как у «путешественника во времени», из книги Г.Уэлса. Сама же библиотека, а он был сейчас ее маленькой частицей, воспринималась им как его машина времени.

Он медленно шел по проходу между стеллажами, нервно теребя в левой руке шарик из Красной Лакрицы. Он был среди книг, которые, как ему казалось, бросали на него хмурые взгляды. Еще бы. Они были на высоте, которая для него была недостижимой. Он слышал стук и скрип своих ботинок, ступавших по старому линолеуму.

— Где ты? — громко крикнул он. — Если я тебе, Аделия, нужен, почему же ты не идешь сюда, чтобы разобраться со мной? Вот я, здесь!

Но ответа не было. Рано или поздно ей все равно придется появиться, ведь так? Если Дейв был прав, перемена в ней уже началась, и ей недолго осталось быть где-то там.

«Полночь, — подумалось ему. — Полицейский из библиотеки дал мне срок до полуночи. Но до этого еще больше трех с половиной часов… А Дейв, вероятно, не сможет ждать так долго».

Потом у него появилась другая мысль, еще менее приятная. «Что, если, пока он слоняются тут в этих темных проходах, Аделия в обход пробирается к Нейоми и Дейву?»

Он дошел до конца прохода, прислушался, но ничего не услышав, скользнул к другому. В нем никого не было. Но сверху донесся приглушенный шепот и он вовремя взглянул вверх. Потому что в этот же момент с полок высоко над его головой соскользнуло полдюжины тяжелых книг. Он с криком отскочил назад. Мимо него пролетели книги, задев бедро, а с противоположной стороны стеллажа до него донесся безумный хохот Аделии.

Он вообразил, как она там, наверху, цепляется за полки так же, как раздувшийся от ряда паук липнет к паутине, и его движения, стремление действовать опередили разом. Пытаясь перехитрить ее, он повернулся на каблуках как пьяный солдат, пытающийся сделать поворот кругом, и спиной врезался в полку стеллажа. Теперь, когда стеллаж качнулся и накренился под действием веса Сэма, вместо смеха он услышал крик, в котором был страх, в котором был страх и удивление. Ему стало слышно, как что-то увесистое упало с глухим стуком, слетев с облюбованного наверху места. Через мгновение стеллаж рухнул. Дальше произошло то, чего Сэм не предвидел. Стеллаж, который он столкнул с места, свалился в проход, вытряхнув с полок все книги. Подобно водопаду, они обрушились на соседний стеллаж. Второй упал на третий, третий — на четвертый и так далее, по принципу домино. Все в огромном и мрачном помещении книгохранилища превратилось в нечто падающее, грохочущее, летящее, все: от произведений Марэ до полного собрания сказок Грим. Он еще раз услышал крик Аделии и тут же быстро вскарабкался на тот наклонившийся книжный шкаф, который он столкнул. Он влез на него как по лестнице, сталкивая ногами книги, чтобы ногами было за что уцепиться, активно помогая себе рукой, чтобы быстрее преодолеть расстояние.

Пробравшись в дальний угол, он спрыгнул. Там, под огромной кучей атласов и книг о дальних странах он увидел белое невообразимо уродливое создание, которое пыталось выбраться из-под этой горы книг. Оно было со светя-ыми волосами, голубыми глазами, но с человеком не имело абсолютно никакого сходства. Не осталось даже намеков на какое-либо сходство. Это нечто было толстым и голым существом. Его конечности, руки и ноги заканчивались когтями. Под шеей, будто зоб, из которого все выкачали, свисал сморщенный мешок плоти. Его тело было сплошь обмотано тонкими белыми нитями. В нем было какое-то страшное сходство с жуком. Неожиданно голос внутри Сэма закричал. Это были безмолвные крики, крики о помощи, крики, которые, казалось, исходили из самых глубин его существа. «Вот оно. Помоги мне. Господи. Вот оно». Он испытал отвращение к этому существу; страх мгновенно исчез. Теперь, когда оно было перед его глазами, все было не так страшно. Но оно снова стало меняться. И Сэм уже не испытывал чувства облегчения. Теперь у него уже было не лицо, а что-то другое. Под выпячивающимися голубыми глазами стало расти нечто, напоминающее рог. Он вылезал на этом наиуродливейшем лице, напоминая собой хобот слона. Глаза щелками вытянулись в стороны. Сначала они стали как у китайцев, а потом превратились в глаза, подобные насекомым. Сэм слышал, как оно сопит, выпячивая свое тело поближе к Сэму. Оно было окутано тонкими серыми трепещущими нитями.

Его первый голос говорил, что надо уйти — даже настаивал на том, что надо уйти. Но его другой голос говорил, что отступать нельзя. Когда хоботок этого чудища коснулся Сэма, он почувствовал, что будет лучше, если произойдет то, чему суждено произойти. Теперь были едва слышны глухие завывания ветра. Он по-своему успокаивал, так же как успокаивал звук работающего пылесоса, во времена, когда Сэм был еще совсем маленький.

— Сэм? — позвала его Нейоми, но ее голос звучал теперь как бы издалека и не имел особой важности. — Сэм, у тебя все нормально?

Неужели ему казалось, что он любит ее? Это было глупо. Совершенно нелепо, если подумать… если как следует задуматься, то всегда становится лучше. Это существо знает… много всяких историй. Очень интересных историй.

Теперь пластичное тело белого существа свертывалось в хобот; оно все стало превращаться в хобот, и он начал удлиняться. Это нечто приобрело цилиндрическую форму, если не считать оставшуюся часть тела, которая свисала у шеи, как сморщенный мешок, забытый и никому не нужный. Вся его жизненная сила была заключена в самой чувствительной части его рожка, в том потайном канале, через который она будет высасывать жизненные силы Сэма, чтобы питать им себя. А это было приятно.

Хоботок скользнул вверх по ногам Сэма, на короткое время задержался в паху, потом поднялся чуть выше, лаская живот.

Сэм упал на колени, чтобы поскорее подставить ласкам свое лицо. Он ощутил на своих глазах легкий, приятный укол, когда какая-то жидкость — но не слезы, она была более тягучая, чем слезы — начала медленно просачиваться из них.

обот вплотную приблизился к его глазам. Теперь ему было видно нежную розовую плоть, которая то показывалась, то поспешно уходила вовнутрь. Каждый раз, когда она открывалась, его взгляд улавливал все более глубокую бездну тьмы. Потом он сжимался, образуя в этом розовом лепестке плоти отверстие, трубочку внутри трубочки, И он скользил чувственно и неспеша по его губам и щекам, устремляясь к тягучей жидкости. Уродливые, деформированные синие глаза с жадностью и с нежностью всматривались в его лицо.

Но долг был уплачен.

Собрав все свои силы, Сэм неожиданно правой рукой ударил это мерзкое существо по хоботу. В нем было все сладострастие и яд. Крошечные нити живой плоти, которые обволакивали его, больно кольнули ладонь Сэма.

Оно резко дернулось, пытаясь отступить. На мгновение Сэму показалось, что он упустил его. И тогда, вонзив ногти в самую его чувствительную часть, Сэм крепко сжал ее в своем кулаке.

— Вот! — закричал он. — Вот. И для тебя, сука, у меня кое-что есть! Я привез это из самого Сент-Луиса!

Левой рукой с размаху он всадил липкий шарик, слепленный из Красной Лакрицы, в отверстие хобота. Он сделал это так же, как в те давние годы ребята на автомобильной стоянке, когда они забили выхлопную трубу «понтиака», принадлежавшего Томми Риду. Оно начало было изрыгать оскорбления и угрозы, но смогло лишь издать какой-то жужжащий звук. Потом оно еще раз попыталось выскользнуть из рук Сэма. Шарик из Красной Лакрицы виднелся в отверстии этого мерзкого хоботка, который теперь бился в конвульсиях, и напоминал выпячивающийся кровавый волдырь.

Сэму с трудом удалось встать на колени, не выпуская из рук выкручивающееся зловонное тело, и бросился на то, что когда-то было Аделией. Оно дергалось под ним и извивалось, пытаясь сбросить его. Вцепившись друг в друга, они покатились по книгам, завалившим весь пол. В этом чудище было поразительная сила.

В какой-то момент, когда Сэм невольно вплотную увидел глаза этого чудища, он чуть не остолбенел. Столько в них было жгучей ненависти и панического страха. И тут он почувствовал, как оно стало набухать и раздуваться.

Он разжал руки и мигом отскочил назад, с трудом переводя дыхание. Это нечто лежало в заваленном книгами проходе и теперь напоминало невообразимый по форме мяч с хоботом, большой пляжный мяч, покрытый красивыми волосами. Они трепетали и колебались, как усики морских водорослей во время прилива. И это чудище ворочалось, лежа в проходе, а его хоботок раздулся, как пожарный шланг, который завязали узлом. Сэм. остолбенел от ужаса, как завороженный, наблюдал, как то, что прежде имело имя Аделия Лортц, гибнет, задыхаясь от зловония своих собственных внутренностей.

На его коже, яе выдерживавшей подобного напряжения, появились красные извилистые струйки крови. Глаза вылезли из глазниц и были обращены к Сэму. В них застыло выражение полного оцепенения. Оно сделало еще одну попытку избавиться от размягчившегося шарика лакрицы, но поскольку он оказался там в тот момент, когда его хобот был широко открыт в предвкушении пищи, лакрица плотно в нем засела.

Сэм понял, что произойдет, и быстрым движением руки закрыл лицо. В следующее мгновение чудовище лопнуло.

Куски его уродливого тела разметало во все стороны. Руки, грудь и ноги Сэма обдало струями густой и тягучей крови, он невольно закричал, это был крик отвращения и облегчения.

Тут же мигнул и погас аварийный свет. Они снова оказались в полной темноте.

Темнота, как и прежде, царствовала очень недолго, но Сэм успел ощутить перемену. Она была в его сознании — ясное ощущение того, что встало на свое место все то, что прежде было сдвинуто, нарушено. Когда снова загорелись аварийные лампочки, он увидел, что их четыре. Их батарейки питания производили звук обычного негромкого ненавязчивого гула, а не раздражающего назойливого жужжания. Это были очень яркие лампы, которые загнали мрак в самые дальние углы помещения. Теперь он даже не знал, был ли реальностью или иллюзией тот мир I960 года, в который они перенеслись, когда современный дугообразный свет превратился в лампу ртутного испарения.

Перевернутые книжные шкафы снова стояли так, как им положено. В проходе валялось несколько книг — штук десять-двенадцать, но, возможно, он сам уронил их с полок, стараясь подняться на ноги. А на улице ветер уже не гудел, а так, слегка перешептывался. Сэм услышал какието звуки, по-видимому, равномерный и успокаивающий стук дождя по крыше.

Того, что когда-то называлось Аделией, уже не было. Нигде не было никаких следов крови, никаких останков ее мерзкой разметавшейся плоти.

Остался лишь один предмет, напоминавший о ней, одна золотая сережка, бросавшая свой яркий отблеск.

Покачиваясь, Сэм встал и ударом ноги отшвырнул ее. И тут вдруг в его глазах все потемнело. Он едва устоял на ногах, глаза закрылись, он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание.

— Сэм! — Это была Нейоми, и она чуть не плакала. — Сэм, где же ты?

— Здесь! — Он протянул к ней руку, ухватил себя за волосы и сильно дернул. Возможно, глупо, но это помогло. Волнистая серая пелена не совсем исчезла. Но она отступила. Он стал пробираться туда, где находился зал каталога, осторожно ступая широкими шагами.

Там, в зале каталога, стоял тот же самый стол, невзрачное сооружение из дерева, на неуклюжих ножках, но лампа со старомодным абажуром, обрамленным кисточками, уступила место широкой и продолговатой лампе дневного света. Вместо механической печатной машинки и «Ролодекса» стоял компьютер фирмы «Эпл». И если бы он был полностью уверен, в какое время живет, то он мог бы окончательно убедиться, взглянув на картонные коробки, стоявшие на полу: в них было полно современного упаковочного материала.

Нейоми по-прежнему была на коленях возле Дейва в самом конце прохода, и когда Сэм поравнялся с ней, он увидел, что огнетушитель (тот же самый по прошествии тридцати лет) был накрепко закреплен на своем обычном месте, а на лбу и щеке Дейва все еще оставалась вмятина от ручки огнетушителя.

Его глаза были широко раскрыты, и когда к нему вернулось зрение и он увидел Сэма, он улыбнулся.

— Неплохо, — прошептал он. — Клянусь, вы… не знали, что у вас это есть… в вас.

Сэм ощутил огромное облегчение.

— Конечно, нет, — сказал он. Он склонился над Дейвом и поднес к его лицу три пальца. — Сколько ты видишь пальцев?

— Около семидесяти четырех, — прошептал Дейв.

— Я вызову «скорую», — сказала Нейоми и начала подниматься. Но Дейв левой рукой задержал ее.

— Не надо. Не сейчас. — Он отыскал глазами Сзма. — Наклонись. Я хочу шепнуть тебе что-то.

Сэм склонился над Дейвом, настоящим старцем. Дрожащей рукой Дейв обнял его за шею. Губами он коснулся уха Сэма, и Сэму стоило труда оставаться в таком положении — было щекотно.

— Сэм, — прошептал он, — она ждет.

— Что? — спросил Сэм. Это почти полностью сразило его. — Дейв, что ты хочешь сказать?

Но рука Дейва уже не обнимала его за шею. Его невидящие глаза были устремлены на Сэма, он поверхностно и быстро дышал.

— Я пошла, — сказала Нейоми в сильном волнении. — Там на столике есть телефон.

— Нет, — сказал Сэм.

Она повернулась к нему, в глазах — гнев, яростно искривился белозубый рот.

— Почему это нет? Ты в своем уме? У него, по меньшей мере, разбит череп! Он же…

— Он умирает, Сара, — нежно сказал Сэм. — Прямо сейчас. Останься с ним. Так поступают друзья.

Посмотрев на Дейва, она увидела то, что увидел Сэм. Зрачок левого глаза Дейва сузился в точечку, а большущий зрачок его правого глаза был неподвижен.

— Дейв? — испуганно прошептала она. — Дейв? Но Дейв продолжал смотреть на Сэма.

— Помни, — прошептал он. — Она жд…

Его взгляд стал спокоен и неподвижен. Его грудь поднялась еще раз… опустилась… и больше не поднималась.

Нейоми зарыдала. Она подняла его руку, прижала ее к своей щеке и закрыла ему глаза. Сэм горестно встал на колени рядом с ней и положил руку ей на талию.