"Русская фэнтези-2009. Разбить зеркала" - читать интересную книгу автора (Олди Генри Лайон, Валентинов Андрей,...)

5

Хороший сыщик не должен все время мчаться по следу как ищейка или легавая. Время от времени следует остановиться, присесть, подумать, поскрести лапой за ухом.

Я сидел у себя за письменным столом, но не как прежде — расслабившись и положив ноги на стол, — а крутясь в офисном кресле и заглядывая себе за спину. Легкость возврата в родной мир меня поразила, и теперь все время казалось, что вот-вот стена разверзнется — и там, в ночной тьме чужого мира, будут стоять рослые гномы в форме, а вдали за их головами запляшут, затанцуют огни садов иного измерения. Мой офис — самый пыльный и скучный уголок в мире — превратился в ненадежную створку чужой вселенной.

Чужая или не чужая, а нравы похожи всюду — и я для себя описывал расследование понятными земными примерами. Пропавший гномовский браслет, из-за которого меня наняли, оказался не просто украшением, а необыкновенно дорогой вещью из королевской казны — да еще и с магическими свойствами. Волшебное яйцо Фаберже. Или нет, лучше так — шапка Мономаха, которая одновременно еще и шапка-невидимка. Да, это, пожалуй, подходящее сравнение. И взять такое на время из королевской казны мог только очень высокопоставленный гном, ну, я их чинов не знаю, скажем, канцлер или казначей. Вроде как Касьянов или Черномырдин взял на время предмет из Грановитой палаты. Ведь мог бы? Мог. Но мог и не для себя, а за переданный ему богатым человеком, гномом то есть, денежный залог-подарок. Или не за подарок, а под угрозой шантажа. Вот поэтому патрульные гномы и побоялись принять участие в официально незаявленном расследовании. Если премьер взял на время из Грановитой палаты шапку-невидимку — и не вернул, а какой-нибудь дотошный сержант милиции разболтает об этом журналистам… Интересно, как у гномов расправляются с такими? Нет, лучше не знать! Я сейчас подозревал, что и сам узнал больше, чем следует для спокойного выживания.

Заказчиком, конечно, были не Буторин и Магурин, это так, посредники. Гном, берущий предметы из королевской казны, должен быть намного круче. Но и ему, видимо, надо поторопиться вернуть пропавший браслет. А зачем этому вельможе нужно было передавать его девчонке? Элементарно, Ватсон: чтобы переправить ее в свое измерение. Вы радуете меня, Гастингс! Еще бы, Шарапов! Тому, кто может на время брать шапку Мономаха из Грановитой палаты или браслет-переходник работы Вацурина из королевской казны, добыть земную девчонку — пустяки. Значит, он хотел провести ее скрытно, мимо патрульных гномов — и именно вот эту. Была ли она его страстной любовью, собственной дочерью или объектом шантажа другого высокопоставленного гнома — бог весть.

Браслет найти у меня не получалось. Узнать, кто там был на квартире в ночь, тоже. Но понять, зачем его подарили именно Наташе Ладыгиной, я мог попытаться. Может быть, тот, кто его принес и надел, знал, как снять и унести? Вряд ли меня убьют, если я отыщу еще кусочек головоломки.

Перед отъездом в Турово я вкратце рассказал о своем хождении в мир гномов Бочареву. Обычно насмешливый и ерничающий Эдик выслушал меня неожиданно серьезно. И вздохнул:

— Везунчик ты, Серега, одно слово.

— Почему? — удивился я. — Ну, было страшновато, да. Но ведь кончилось все нормально. Да и что могло приключиться? Выслали бы, наверное…

— А вот как ты думаешь, какие у тебя шансы выжить, например, в самурайской Японии тринадцатого века? А тут ведь вовсе другой мир, информацию о котором спецслужбы десятилетиями по крохам собирают. Угадай, сколько людей у нас побывали в измерении гномов и сколько из них вернулись, чтобы хоть что-то рассказать? Говорили мне, что гномы проводили масштабное исследование на людях «О передаче человеческого счастья воздушно-сопельным путем». Только почему-то в острых экспериментах, по счастью, никто не выжил. Понял? Доходит? Напиши мне подробный рассказик, я его потом передам кое-кому.

Я скривился. Сроду ничего для особистов не писал. И заканючил:

— Да чего я видел-то? Там и писать-то не о чем…

— Да? А хотя бы о том, что там оказались двое патрульных. И разговаривали они с тобой, между прочим, на русском языке. То есть не случайно они там стояли. Ну как, начинает доходить?

Писать я ему ничего не стал: хватит и устного рассказа, пусть, если захочет, сам по инстанциям докладывает. Но постепенно, уже в дороге, до меня начало доходить. Дошло до меня, как говаривала незабвенная сказочная Шехерезада. Так дошло, что, когда я гнал машину в сторону Алексина, мне стало просто страшно.

Только теперь я по-взаправдашнему ощутил, что через одно и то же место проходит множество измерений и моя сцепленность с земным миром — состояние, легко меняемое одним пинком. Каждый раз, переключая сцепление коробки передач, я вспоминал, как я вернулся в наше родное измерение — просто зажмурив глаза и переключившись на него. А это означало, что стоит мне зажмурить глаза и ярко представить виденные через головы патрульных гномов веселые танцующие огни их Заречья, как я могу снова вернуться туда. А здесь пустая машина на скорости уйдет в кювет или врежется — во что придется. Сколько их там в сводках, пропавших без вести? Ушел и не вернулся. А алкоголики, которые в пьяном угаре то видят, то не видят какие-то странные рыла! Господи, гномы — это, видимо, еще не худшее измерение. А сколько их, еще неизвестных, откуда не вернулся вообще никто? Я как можно крепче вцепился в руль и вытаращил глаза, чтобы увеличить свое сцепление с родным земным измерением.

В этом отношении Турово меня порадовало: оно было очень земным, самым что ни есть настоящим. И в чем-то — неуловимо прошлым, советским. Незачем изобретать машины времени или ехать в Белоруссию, чтобы увидеть прежний СССР, — вот, пожалуйста, 220 км от Москвы — и вы в Турове. Я не сразу поехал к дому Ладыгиной, а сначала заехал за информацией.

Самые информированные люди — это нянечки в детском саду. Малыши притаскивают, зажав в молочных зубках, в группу все домашние секреты, засвечивают подсмотренные захоронки и заначки и закладывают своих близких даже в таком эдаком, чего по малолетней своей благопристойности и вовсе не понимают. До такой информации мне было все равно не добраться, да и не было, наверное, малолеток у Ладыгиных: раз мать Натальи приезжала вместе с ее взрослой сестрой. Следующими за воспитательницами по информированности идут почтовые работницы, но туда мне путь был заказан: повод отсутствовал, зато я сам, как человек в селе новый да приезжий, превращался в подопытный исследуемый объект. Далее примерно на равных по информированности должны были идти продавщицы находящегося на главной улице супермаркета «Фобос» и работницы расположенной рядом столовки с претензионным названием «Гнездо глухаря». Я решил одним ударом разжиться информацией и подкрепиться. И не ошибся.

То есть столовая как объект питания страждущего населения была вполне обычна. В поселках, где кормят забегающих своих, продукты не больно раскрадывают, а еда — добротная, хотя и скучноватая. Пусть это плов с рисовой кашей, зато гарантированно не отравишься. А вот к информации я подбирался, как кошка к воробью. Она как бы незаинтересованно смотрит в сторону от птички, но тщательно и сторожко передвигает лапы в нужном направлении. Прежде всего я попросил что-нибудь посоветовать из меню, потому как холостяк (что было правдой) и в кулинарных изысках не разбираюсь (это уже было враньем, но для пользы дела). Холостяк, даже если он не является прямым объектом интересов, всегда вызывает у женщин какое-нибудь желание, хотя бы просто поруководить им. Исключение составит разве что уж совсем какой-нибудь дряхлый лысый пенсионер размером полтора на полтора метра. Вторым шагом был комплимент селу: его природе и свежему воздуху. С таким отзывом надо быть очень осторожным, потому что многие сельские жители справедливо видят в нем скрытое чванство обитателя большого города и намек на первобытное отсутствие цивилизации. Но я сразу же предупредил обиды, сравнив с Арбатовом, где даже молодые якобы долго не живут.

Последнее было сильным ходом, так как показывало, что я не из столицы, ненавидимой за высокие заработки, доплаты от мэра, разгульность и шик жизни, не лицемерно хвалю Турово, а завидую как Человек Московской Области из задрипанного областного городка, и — главное — наводило на ассоциативную цепочку «Арбатов — смерть — Ладыгина». Это сработало.

— Нюрок, — сказала кассирша, — а вот че-то помню я: это не в Арбатове ладыгинская-то девчонка померла?

— Ну, — ответила раздатчица. — Вроде как точно. Вот только не помню которая.

— В вашем городе и померла, — радостно объявила мне кассирша. — Точно. Стало быть Наташка, потому что Нинка в Москве училась.

Нюрок засомневалась:

— А я вот рядом с похоронами была, как раз вроде Наташку и видала. Я как раз вот и подумала, что Нинка померла.

Мне очень захотелось достать фотографию покойницы для опознания, но я понимал, что этого делать нельзя.

— А что, сестры так сильно похожи, — спросил я, — двойняшки?

— Не, — дружно, хотя и вразнобой отвечали мне словоохотливые хранительницы информации, — двойняшки — это точно, а вот только непохожие, нипочем не спутаешь.

Я понял, что моя новая версия умерла, еще не родившись, но на всякий случай спросил:

— И чем они так сильно различались?

— Ну так ведь Наташка-то дура («Вся в мамашу, — подсказала ей подруга»), а Нинка — это да, умница.

— В отца, стало быть? — спросил я, распаляя информационный костер. На такое не выдержала и присоединилась уже и третья участница — повариха, ранее кружившая где-то в глубине своего пекла.

Общение было долгим, эмоциональным, путаным, но выведанная из него информация сводилась к следующему. Жила-была Верка-Верунчик Ладыгина, не особо умная и красивая (по крайней мере по мнению работниц питания), но симпатичная. Мужик у нее какой-то завелся, с этим все были согласны, и подтверждалось появлением детей, а также регулярной и не слабой денежной поддержкой — при том, что через почту алименты не поступали. О мужике ходили разные слухи, но описания различались, и достоверно его в селе никто не видел. Хотя и пытались — интересно же! Дочки-близняшки по фамилии были записаны на мать, отчествами Николаевны. Нина и Наташа внешне были схожи, но сильно различались характерами и способностями. Мать больше любила понятную ей Наташу и жаловалась, что безвестный соседям отец считает умной только Нину и хочет забрать обеих дочек к себе. Кто «он» и куда «к себе», она никому не рассказывала. Но при этом вертела из пальцев кукиши и приговаривала: «А хрен ему, ни одной не отдам! Раз не нам — так фиг вам!»

После школы обе дочки поступили учиться, только Наташка в медучилище в Арбатов, а Нинка в институт в Москву. Недавно одна из дочек померла. Вроде бы Наталья, потому как в Арбатове. Мать со второй дочкой привезли покойницу со свидетельством о смерти и похоронили как полагается. Вроде как нечаянное отравление, но тут тоже понятно, потому как если бы самоубийство оформили, так при церкви похоронить бы не позволили. А сейчас за денежки что хочешь причиной смерти оформят, хоть что тигры задрали — особенно если милиция не вмешивается. А если вмешивается — тоже ничего, только цена выше будет.

Но есть тут одно сомнение. Померла вроде Наталья и хоронили Наталью, а вот Нинка на похоронах какая-то не такая как всегда была. Прямо сама как покойница, хотя, если по правде, сестры очень дружны были, а что до схожести — так они иногда нарочно всех путали, молчали: пока не заговорит — толком и не поймешь которая.

Для начала я поехал на кладбище. На свежей могиле пока еще ничего не установили — земля должна осесть, но стояли венки, временный деревянный крест с табличкой и фотография. Фотография могла принадлежать любой из сестер, я их пока не настолько знал, чтобы различить. На табличке значилось «Н.Н. Ладыгина», что одинаково подходило к любой. То ли мать это сделала намеренно, то ли для временного креста больше и не требуется. Во всяком случае сомнение по поводу того, кто умер, у меня осталось.

Ну вот, кажется, я мог поздравить себя с удачей. Как минимум — с новой версией. На горизонте показался если не сам браслет работы великого гнома Вацурина, то по крайней мере след к нему — человек, который должен был знать, которая девушка умерла и зачем или за что ей давали браслет.

С кладбища я поехал к Вере Архиповне Ладыгиной. Она была дома. И очень похожа на фото дочки, просто одно лицо. Вот только по молодости она, может, и выглядела девушкой-цветочком, а со временем превратилась в целую необъятную клумбу. Это сравнение — для любителей природы, для других — ее можно было бы сравнить с фортификационной башней, оснащенной ронделями. Такая могла бы заткнуть любую вражескую амбразуру одной левой. Вид на хозяйку и — сквозь оставшуюся для обозрения щелочку дверного проема — на вешалку показывал, что денег от ее бывшего хватило не только на обучение дочек и их съемные квартиры.

— Здрасссьте, — с напускной профессиональной легкостью сказал я, двигаясь в атаку на рондели застывшей в дверях хозяйки, — страховая компания «Медполис-Арбатов». Могу я видеть Нину Николаевну Ладыгину, прописанную по этому адресу? Простите, это вы?

— Ну, — неопределенно сказала она, расплываясь в напомаженной улыбке. Ей польстило то, что ее приняли за дочь. — И чего?

— Оформление получения страховки, — казенным голосом сказал я. — Два миллиона. Документики все попрошу.

— Чего? — Она вскинула брови и сложила губы в бантик. — Что-то я вас не понимаю. Ну, заходите, раз пришли. — Хозяйка повернулась к мне тылом и отплыла в сторону, чтобы закрыть за мной дверь. Уж не знаю, какой хозяйка была в молодости, но мои смутные представления о предпочтениях гномов заколебались. Если спереди хозяйка была оснащена ронделями, то архитектурные формы сзади были целыми бастионами.

Комната была обставлена дорого и вне единого стиля. Мебель, музыкальный центр, телевизор — все было от дорогих иностранных фирм, разных материалов и стилей. Гномы здесь явно не работали. Хотя — я еще раз обозрел достопримечательности хозяйки, — возможно, я до сих пор судил о гномах только по детским книжкам, где все они — специалисты, занимающиеся горной металлургией и кузнечным и ювелирным ремеслами. А ведь должны быть еще всякие там гномовские чиновники, учителя, врачеватели, охранники и прочие. И возможно, что художественный вкус у гномовского королевского советника такой же, как у нашего обобщенного Черномырдина-Касьянова вне их команды дизайнеров. И он даже в кепке ходит как Ульянов-Лужков.