"Тополиная Роща (рассказы)" - читать интересную книгу автора (Ряховский Борис Петрович)13В школьной юрте Сурай угощала гостей чаем. — Ты привезешь новые книги, Нурмолды, — сказал дед богатыря Абу, — их уж не сожгут. Гости замолчали, глядя, как Нурмолды разглаживает на колене зеленый, с треугольником елочки опаленный кусок карты. — Ты сделаешь такую же карту, — сказал Абу. — Такой другой карты нет, их делали до революции… — У тебя есть цветные карандаши. — Я не помню всех частей карты. — Я запомнил то место, где водятся лошади без хвостов, с носами до земли и пятнистые ослы с длинными шеями и рожками, — сказал старичок и плотнее укутался в свою необъятную шубу. — А я запомнил горы, их узор уподобился узору моего войлочного ковра, — сказал другой старик. Чары спросил, что означает слово «карта», что мешает сделать ее, и уверил Нурмолды: — Не медли, изображай с моих слов. Я обошел половину Вселенной, я бывал в Ходжейли и Красноводске, а сын моего брата живет в Ашхабаде. Нурмолды достал остатки богатства — две коробки цветных карандашей, две овальные картонки с пуговицами акварели на них и рулон обоев, выданный Демьянцевым вместе с тетрадями. Разрезал рулон и разложил куски на кошме, развел краску, отточил карандаши. — Начинай, — сказал Чары, — изображай колодец Клыч, моих овец, кибитку, меня. Моего коня Кызыла, моих сыновей, жену и нашу доченьку Сурай. — Я думаю, уважаемый Чары, в середине следует поместить колодец Ушкудук, где мы находимся сейчас, — возразил один из аксакалов. — Несомненно, — согласились казахи. — Но колодец Клыч находится как раз в середине пустыни и, следовательно, Вселенной, — сказал Чары. Каждый, подобно древнему географу, серединой мира считал место своего рождения. Нурмолды примирил их: — Я нарисую колодцы так, что тот и другой окажутся в середине. Он изобразил колодцы, овец — мохнатые страшилища, изобразил юрты и возле них лошадей. Туркмены еще не остыли, переживали погоню, ночные метания по степи, борьбу, выстрелы и потому упомянули о неоспоримых достоинствах иомудской лошади, что задело адаевцев, и они, естественно, заговорили о качествах адаевской породы. Спорщиков примирил старичок, дед Абу — он сказал о выносливости и неприхотливости адаевской лошади, о резвости иомудской. Нарисовали дорогу, соединявшую Хиву с Красноводском, и дорогу, соединявшую Хиву с Форт-Александровским. Кружками отметили Мары, Ашхабад, Мешхед, Аральское море и Каспийское — последнее сделали размером меньше первого: площадь листа заполнялась на глазах. Нарисовали Баку и нефтяные вышки. Нурмолды плавал однажды в Баку, город его поразил, потому Баку удостоился рисунка и рассказа. Чары обмакнул кисточку в краску — остальные внимали рассказу Нурмолды о Баку — и, вдавливая ее в бумагу, продолжил ряд мохнатых чудовищ и притом шептал счет (Чары имел двадцать три барана). Правдивая картина жизни колодца Клыч была завершена. Двадцать третий баран занял нижний угол карты. Его пристыдили, и работа продолжалась. Европе была отпущена площадь с ладошку, и ту заполнила картина города, где по улицам плавали на лодках. О таком городе Нурмолды слышал на уроках Демьянцева. Америка также не получила достойного места — бумага кончалась, начиналась кошма. Нурмолды рассказал о городе в Америке высотой в сто юрт, поставленных одна на другую. Карта была завершена. Она напоминала собой плохо выкрашенный забор. Из нее, как два глаза, глядели зеленые клочья — остатки ученической карты. Между клочьями белел листок с острыми музыкальными значками. То Нурмолды прикрепил распрямленный кулек из-под риса, подаренный черным мужиком, жителем селеньица Кувандык. Нурмолды пересчитал части света. Одной недоставало. Возле пятна, намалеванного Чары в правом углу, Нурмолды написал: «Австралия». Вошел милиционер, позвал Нурмолды с собой. Навстречу им из белой юрты вывалился Даир. Топтался встрепанный, с растерянным лицом. Стоявший у двери боец с винтовкой оттолкнул его. — С-совсем? — тянул Даир. — С-совсем отпустили? — Уходи, не мешайся! — начальственно прикрикнул на Даира вертевшийся тут же Суслик. Даир увидел Нурмолды, отбежал. Остановился в отдалении, глядел. Белая юрта была набита связанными бандитами. У порога, где было небольшое свободное пространство, стоял Шовкатов с тетрадью. Он сказал Нурмолды: — Ночью в суматохе отпустили какого-то Копирбая… он предъявил бумагу за твоей подписью. Сейчас выясняется, старикашка был вредный… Ладно, с этим разберемся без свидетелей. Тут другое: говорят, ты белуджа убил? — Нурмолды знал, что делал! — с восторгом высказался Суслик, просунув голову в дверь юрты. — Куда без белуджа Жусуп, в какую Персию! А он ханскую шапку себе сшил! Все говорил: падать, так падать с верблюжьего горба. — Кежек, видно, белуджа убил, — неуверенно сказал Нурмолды. Кежек пробурчал: — Я борец, с такими замухрыгами не связываюсь… только руку портить. — А Мавжида, терьякеша, кто убил? — сказал Нурмолды. — Небось не боялся испортить руку. Нурмолды повернулся, уходя. Кежек вновь пробурчал: — Твоего терьякеша застрелил мулла Рахим. — У него не было револьвера! — Нурмолды взглянул на Кежека и понял, что он не лжет. — Э, у меня был, за поясом. — Рахим не умел стрелять! — Да, тогда еще плохо стрелял. — Зачем он его убил? — Терьякеш был бесполезный человек. — Говори громче! — Бесполезный человек, говорю!.. Но мулле пригодился: мы словам не верим. — Кежек повернулся лицом к обрешетке, вытянув вдоль тела связанные руки. Нурмолды оседлал саврасого. Аул остался позади горсткой юрт, когда Нурмолды догнала Сурай на отцовском коне. — Вернись в аул! — крикнул он. Пытался поймать за узду ее вороного, она увернулась, скакала в отдалении. Он пригнулся к гриве, пустил коня. Знал ишан толк в конях — саврасый легко нес всадника. Новый знак поводьями — рванул конь. Долго мчал Нурмолды. Раз, другой оглянулся: неслась Сурай следом, ровно, без сбоя бежал вороной. Налетела, поравнялась. Смеется. Запрокинув руки, затягивала на затылке платок, кричала: — Отец верит, что слава его коня дошла до Хивы! — Побьет тебя отец! — сердито прокричал Нурмолды. — Так женись скорее!.. |
||||
|