"Неуловимый Сапожок" - читать интересную книгу автора (Орчи Эммуска)

ГЛАВА XII ВРЕМЯ – МЕСТО – УСЛОВИЯ

Воистину, не так-то просто объяснить, почему вдруг после столь легко произнесенной Блейкни фразы всех придавило тягостное молчание. Даже сами участники драматической сцены в будуаре, так безошибочно сыгравшие свои роли, и те замолкли на какое-то время, будто невидимый занавес, неожиданно упав, обозначил конец действия и дал возможность актерам остановиться и собраться с новыми силами. Сам принц Уэльский, являвшийся главным зрителем, не мог ничего сказать, а у собравшейся за дверью толпы просто перехватило дыхание. Все с напряженным трепетом ожидали дальнейших событий.

Мертвую тишину в эти мгновения нарушало лишь осторожное шуршание шелковых платьев да ритмичное хлопанье вееров.

И тем не менее все было очень просто. Ссора дам, вмешательство джентльменов, несколько сердитых выпадов, наличие Бельгии или любой другой страны, где решение подобного рода дел при помощи пары шпаг поддерживается всевозможными обычаями и не особенно возбраняется законом. Подобные сцены с небольшими вариациями происходили десятки раз в лондонских гостиных, и английские джентльмены также десятки раз пересекали Канал, дабы разрешать ссоры в соответствии с континентальной модой.

Но почему же столь необычной показалась всем только что произошедшая ссора? Сэр Перси Блейкни, совершеннейший джентльмен, в прошлом славился своим прекрасным мастерством фехтовальщика, да и теперь выглядел гораздо сильнее и опытнее маленького тщедушного противника, столь решительно вызвавшего его во Францию с предложением дуэли.

И все-таки каждый почувствовал, что на этот раз предложенная дуэль не похожа на прочие схватки, случавшиеся в те времена. Возможно, об этом говорило белое, совершенно каменное лицо Маргариты, выдававшее скрытую трагедию происходящего, или откровенный ужас в глазах Джульетты, или триумфальный вид Шовелена, или же просто некая нерешительность в лице его королевского высочества, самого беспечного человека на свете, столь неожиданно принявшего слишком живое участие в произошедшей стычке.

Как бы там ни было, волна электрического тока пронзила всех собравшихся, в то время как самый главный участник драмы, неподражаемый денди сэр Перси Блейкни казался полностью поглощенным сдуванием пылинок с широкой ленты черного атласа, держащей его оправленный в золото монокль.

– Джентльмены, – неожиданно спохватился его королевское высочество, – мы совсем забыли о дамах. Милорд Гастингс, – обратился он к одному из стоящих рядом молодых людей. – Прошу вас исправить эту ужасную оплошность. Мужская ссора не для нежных женских ушей.

Сэр Перси оторвался от своего увлекательнейшего занятия. Глаза его встретились с глазами жены; неподвижная, как мраморная статуя, она едва понимала происходящее. Но он, отлично знавший все эмоции, живущие в этой пылкой груди, прекрасно понимал, какое сумасшедшее, почти не поддающееся контролю волнение бушевало у нее внутри под маской каменного спокойствия. Для него было ясно, что она видит за этой игрой марионеток страшную неопровержимую правду, что вызов происходит на самом деле, вызов в ловушку, в которую ненавидящий человек хочет заманить бесстрашного героя и тем самым утолить свою бесконечную жажду ненависти.

Но еще лучше сэр Перси Блейкни в какой-то миг понял, что с губ жены вот-вот может сорваться самая важная тайна; еще секунда, еще движение и она закричит: «Не позволяйте случиться этой ужаснейшей вещи! Сапожок Принцессы, которого все вы так любите за его храбрость и за отчаяние, – перед вами, лицом к лицу со своим смертельным врагом, пришедшим сюда лишь для того, чтобы его погубить!»

И в это мгновение сэр Перси послал жене взгляд, полный тайной магнетической силы, полный любви, что жила в нем, полный мольбы, веры и власти, – и это пришло к ней, приковав глаза к любимому лицу.

Сэр Перси увидел, что напряжение оставило ее; она прикрыла глаза, пытаясь отогнать весь мир от своей болящей души. Казалось, Маргарита призывает все силы, чтобы окончательно и полностью взять себя в руки; она уже повернулась к Джульетте, чтобы увести девушку из комнаты. Джентльмены поклонились, когда ее богатое шелковое платье легко прошуршало мимо. Некоторым она кивнула, перед принцем присела в реверансе, а в самый последний миг, собравшись с силами, вновь обернулась к мужу, чтобы еще раз уверить его в том, что секрет навсегда останется с ней – и сейчас, и при любой другой опасности так же, как и во времена триумфа.

Маргарита улыбнулась и вышла; за ней отправилась и Дезире Кондей, сопровождаемая одним из джентльменов, ставшая неожиданно тихой и подавленной.

В маленькой комнате остались лишь несколько мужчин; сэр Эндрью Фоулкс после ухода леди из предосторожности закрыл двери.

Тогда его королевское высочество вновь обернулся к Шовелену и с явно равнодушным видом изрек:

– Клянусь, месье, мне кажется, мы разыграли здесь фарс, который не может иметь финала. Я не могу позволить моему другу Блейкни выехать во Францию по вашему приглашению. В настоящее время ваше правительство не позволяет подданным моего отца ступать на французский берег без специального паспорта, да и то лишь для целей весьма специфических.

– Ну, ваше высочество, – вмешался сэр Перси. – Прошу вас не беспокоиться по поводу моего пребывания на том берегу… Мой нежный друг, если не ошибаюсь, уже имеет в кармане своего траурного сюртука паспорт на мое имя. И если уж нам надо потыкать друг друга шпагами на том берегу, то, черт побери, на это у нас специфических целей вполне достаточно! Или я не прав, сэр, – обратился он к Шовелену, – в том, что в кармане вашего прекрасно скроенного сюртука уже лежит специально подписанный для меня паспорт? Быть может, осталось лишь вписать в него имя?

Это было сказано так беспечно и мило, что, за исключением Шовелена, никто не понял настоящего смысла слов Блейкни. Шовелен же прекрасно догадался: сэр Перси хотел сказать, что ему ясна вся преднамеренность разыгранной сцены и что он совершенно сознательно и с открытыми глазами идет в ту ловушку, которую тщательно подготовил для него этот патриот революции.

– Паспорт будет сделан в соответствии с существующим порядком сразу же, как только наши секунданты оговорят все формальности, сэр, – уклончиво сообщил Шовелен.

– Будь прокляты все секунданты, сэр! – спокойно отрубил сэр Перси. – Надеюсь, вы не собираетесь тащиться во Францию целым караваном?

– Время, место и условия определить необходимо, сэр Перси, – сказал Шовелен. – Впрочем, вы слишком утонченный рыцарь, уверен, что вы и сами способны решить все формальности.

– Нет, ни вы, ни я, месье… э-э-э… Шовелен, – легко отозвался сэр Перси, – не сможем, я думаю, определить эти вещи с добродушием. А добродушие в подобных вещах гораздо важнее всех формальностей. Разве нет?

– Конечно, сэр Перси.

– Тогда дайте своему рассудку отдых на некоторое время, только на несколько мгновений, прошу вас, одна леди, самая очаровательная, самая гнусная, самая правдивая и самая ветреная из всего прекрасного пола… Согласны, сэр?

– Вы не сказали мне имя, сэр Перси?

– Фортуна, месье, Фортуна… С позволения его королевского высочества предоставьте решение этой шлюхе с неограниченной властью.

– Не понимаю.

– Бросим кости, месье… Время… место… условия, вы сказали. Три броска, и победитель их назовет. Согласны?

Шовелен заколебался. Игривое поведение сэра Перси не вписывалось в его стройную партию; более того, бывший посол боялся какой-нибудь западни и не очень хотел доверяться суду бессмысленных костяшек.

Он даже несколько против воли завертелся, будто ища поддержки у принца Уэльского или какого-нибудь другого джентльмена. Но в те времена англичане были прирожденными азартными игроками. Они просто жили со стаканчиком для костей в одном кармане и колодой карт – в другом. Сам принц Уэльский не являлся исключением – первый джентльмен Англии был самым преданным обожателем азартных игр в стране.

– Фортуна, конечно же, лучше и не придумать! – обрадовался его королевское высочество.

– Фортуна, Фортуна, – твердо вторили остальные. И, стоя среди враждебной толпы, Шовелен понял, что противиться будет глупо. Более того, короткое размышление успокоило его: кости не смогут серьезно повредить его планам. Если встреча произойдет, а сэр Перси зашел слишком далеко, чтобы отступить, то она все равно должна будет состояться во Франции, согласно все той же судьбе.

А вопрос времени и условий поединка, являющегося лишь фарсом, не может иметь вообще никакого значения.

Шовелен, пожав плечами, с прекрасно разыгранным равнодушием сказал:

– Как вам будет угодно.

В центре комнаты стоял маленький столик с несколькими стульями и канапе. Вокруг него и сконцентрировалась теперь возбужденная группа людей и, прежде всего, принц Уэльский, вряд ли понимавший, какие мысли порхали в авантюрной голове его друга, но тем не менее весьма заинтригованный результатом этой странной игры, которая если и грозила опасностью, то очень туманной и отдаленной. Рядом с принцем стоял сэр Эндрью Фоулкс, лорд Энтони Дьюхерст и, возможно, еще с десяток джентльменов, в основном молодых горожан, веселых беспечных мотыльков моды, и не помышлявших о том, что в этой странной игре судьбы есть что-либо большее, чем очередная безрассудная выходка Блейкни.

В центре этого плотного кольца стояли сэр Перси Блейкни в роскошном костюме из переливающегося белого атласа, поставив колено на стул, опираясь с легкой грацией – в одной руке стаканчик с костями – на столик с позолоченными ножками, и бывший посол Шовелен с руками, заложенными за спину, наблюдая за своим визави, как черный мрачный ястреб за райской птицей.

– Итак, место, месье, – предложил Блейкни.

– Как вам будет угодно.

Кто-то из джентльменов уже подал стаканчик с костями, и оба противника бросили.

– Этот раз мой, месье, – беспечно улыбнулся сэр Перси. – Мне предстоит назвать то место, где произойдет исторический поединок между самым занятым человеком Франции и самым суетным фатом из всех, какие когда-либо позорили три наши королевства. Чтобы была полная ясность, сэр, какое бы место предпочли вы?

– О, конкретное место не имеет значения, сэр Перси, – холодно ответил Шовелен. – К вашим услугам вся Франция.

– Я много думал об этом, но тем не менее не уверен в таком безграничном гостеприимстве, – невозмутимо возразил Блейкни.

– Тогда что вы думаете насчет парижских лесов, сэр?

– Слишком далеко от берега, сэр. Не исключено, что, переехав Канал, я буду угнетен морской болезнью, а потому предпочту взяться за дело как можно быстрее… Нет, Париж – нет, сэр. Давайте лучше… ну, скажем, Булонь… Хорошенькое местечко эта Булонь… А вы так не думаете?

– О, конечно, сэр Перси.

– Тогда Булонь. Крепостной вал с южной стороны города.

– Как вам угодно, – в очередной раз сухо согласился Шовелен. – Бросим еще?

Веселый гомон сопровождал это короткое совещание, а шутка Блейкни вызвала просто взрыв смеха.

Вновь загремели кости в стаканчике, и вновь были брошены на маленький столик.

– Этот раз ваш, месье Шовелен, – заметил Блейкни, быстро окинув взглядом выпавшие кости. – Видите, как одинаково судьба благосклонна к нам обоим. Мне – выбор места… Теперь буду рад услышать ваши предложения… Итак, вам выбирать время. С нетерпением жду возможности порадоваться с вами… Итак, крепостной вал Булони с юга?

– Через три дня, не считая сегодняшнего, в час, когда кафедральный колокол прозвонит к вечерне, – уверенно заявил Шовелен.

– О, но мне казалось, что ваше чертово правительство отменило все эти соборы, звон колокола… Французский народ отправляется теперь в ад своим ходом, поскольку все пути в рай перекрыли баррикадами Национального конвента… Или я ошибаюсь? По-моему, там будет запрещено звонить к вечерне.

– Только не в Булони, сэр Перси, – ехидно ответил Шовелен. – Ручаюсь вам, что в этот вечер будут звонить к вечерне.

– А в котором часу это будет, сэр?

– Через час после захода солнца.

– Но почему же через три дня, а не через один или два?

– Но я тоже могу поинтересоваться, почему южный вал, сэр Перси? Почему не западный? Я выбрал четвертый день – это вас не устраивает? – иронично спросил Шовелен.

– Не устраивает меня? О, сэр, да для меня ничего лучше и быть не может! – рассмеялся Перси. – Черт возьми, я бы назвал это просто восхитительным, чертовски восхитительным… Мне только интересно, – добавил он мягко, – почему вы вдруг вспомнили о вечерне?

При этом все засмеялись, быть может, даже несколько оскорбительно.

– А, – весело продолжил Блейкни, – я уже вспомнил… Клянусь, я отлично помню, что при нашей последней встрече вы как раз собирались принять духовный сан! Да-да, напоминание о вечерне очень подходит к вашему монашескому одеянию. Припоминаю, сэр, как благоприятно для вас развивались тогда события…

– Собираемся ли мы с вами оговорить до конца условия, сэр Перси? – сказал Шовелен, останавливая неудержимый поток насмешек противника и пытаясь скрыть раздражение под маской бесстрастия.

– Вы имели в виду выбор оружия? – вмешался его королевское высочество. – Но, по-моему, само собой разумеется – шпаги?

– Совершенно верно, ваше высочество, – поддакнул Блейкни, – но есть всевозможные маленькие детали, имеющие огромную важность для нашего поединка… Или не так, месье?.. Господа, я обращаюсь к вам… Клянусь, никому не известно… А вдруг месье Шовелен пожелает, чтобы я явился на поединок в зеленых чулках, а мне вдруг захочется увидеть в его петлице алый цветочек?

– Уж не Сапожок ли Принцессы, сэр Перси?

– А почему бы и нет, месье? Он бы очень патетично смотрелся в вашей бутоньерке на фоне черного клерикального одеяния, которое, как мне показалось, вы любите порой надевать во Франции… А когда он завянет и совершенно умрет, то вы обнаружите, как он сильно пахнет, пахнет гораздо сильнее, чем ладан…

После этих слов раздался всеобщий хохот. Та ненависть, которую любой член революционного правительства Франции, включая, конечно, и бывшего посла Шовелена, испытывал к английскому национальному герою, была хорошо известна всем.

– Итак, условия, сэр Перси, – сказал Шовелен, будто не замечая хохота, разразившегося после слов Перси. – Будем бросать еще?

– Только после вас, сэр, – уступил сэр Перси.

В третий и в последний раз противники встряхнули кости и бросили. На этот раз Шовелен был уже абсолютно равнодушен, детали больше не интересовали его.

Какой смысл имели все эти условия в поединке, который нужен лишь для того, чтобы выманить врага. Час и место назначены, не появиться сэр Перси не может. Шовелен достаточно хорошо изучил пылкий дух соперника, чтобы на этот счет не оставалось никаких сомнений. Даже теперь, глядя с завистью на прекрасно сложенную массивную фигуру наиглавнейшего своего врага, на его нервные руки, волевые челюсти, широкий лоб и полуприкрытые, глубоко посаженные глаза, он чувствовал, что и в этой игре со смертью сэра Перси беспокоит лишь одна страсть – страсть к приключениям.

Привычка сильнее смерти! Да, сэр Перси будет на южном валу Булони через час после захода солнца в указанный день – конечно, полный веры в свое фантастическое везение, в присутствие духа, в свою чисто физическую силу и в силу своего ума, которые должны помочь ему избежать той самой ловушки, в которую он, вне всяких сомнений, сейчас решает отправиться. Таким образом, в деталях не было никакого смысла.

Но в этот самый момент Шовелен подумал об одной очень важной вещи, – воистину, в грядущий знаменательный день необходимо ни одной мелочи не оставить на произвол судьбы. Надо встретить ловкого врага не только хитростью, но и всей властью, и если для этой цели понадобится согнать в Булонь все силы республиканской армии севера Франции, то они будут согнаны и окружат крепость, дабы не осталось ни одной надежды отчаянному Сапожку Принцессы на возможный побег. Тут поток его размышлений рассыпался брызгами, столкнувшись с приятным голосом Блейкни:

– Черт! Месье Шовелен, боюсь, на этот раз фортуна вас оставила. Она, как вы можете убедиться, вновь повернулась ко мне.

– В таком случае, сэр Перси, – ответил француз, – вам предстоит определить условия нашего поединка.

– Ах и действительно! Неужели мне так повезло? – весело откликнулся Перси. – Клянусь честью, я не стану терзать вас формальностями. Если будет холодно, мы будем драться в сюртуках, если жарко – в жилетах… Не стану я требовать ни алых лент, ни зеленых чулок. Я постараюсь даже пару мгновений побыть серьезным и весь свой скудный умишко направить на обдумывание кое-каких деталей, которые будут для вас приемлемы. И первое, что приходит мне в голову, это мысль об оружии. По-моему, вы согласились на шпаги? В таком случае, сэр, я воспользуюсь своим правом и выберу то оружие, которым мы будем драться… Прошу вас, Фоулкс, – сказал он, поворачиваясь к сэру Эндрью, – принесите нам пару шпаг со столика в моей комнате… А почему бы нам не попросить слуг еще и наточить их получше, а? – весело продолжал он, после того как сэр Эндрью быстро вышел. – Зачем нам распространять вести об этой милой ссоре? А оружие вам понравится, сэр, вы сами сможете выбрать себе одну из пары… вы наверняка хороший фехтовальщик, я уверен… Я думаю, вы сможете решить, достаточно ли будет одной царапины или понадобится несколько проколов для удовлетворения раненого самолюбия мадемуазель Кондей.

Пока сэр Перси беззаботно болтал, остальные напряженно молчали. Принц из-под полуопущенных век разглядывал своего друга, намереваясь понять, какую новую авантюру замышляет сэр Перси на этот раз. Все были подавлены, непонятное возбуждение висело в воздухе; наконец появился сэр Эндрью Фоулкс с двумя шпагами, одетыми в ножны.

Забрав их у приятеля, Блейкни положил шпаги на столик перед Шовеленом. Все вытянули шеи, стараясь разглядеть принесенное. Обе шпаги были совершенно одинаковы, обе в гладких ножнах из черной кожи с отполированными до серебряного блеска металлическими наконечниками, гарды напоминали изогнутые корзинки из того же гладко отполированного и хорошо прокаленного металла.

– Как вы находите это оружие, месье? – спросил владелец шпаг, беспечно откидываясь на спинку кресла.

Шовелен взял одну, осторожно вынул ее из ножен и стал тщательно разглядывать узкое стальное лезвие.

– Выполнены в несколько старомодном стиле, сэр Перси, – заключил он, стараясь в манере поведения ничем не уступать оппоненту. – Да и тяжеловаты немного по сравнению с теми, к каким привыкли мы во Франции. Но сталь, несомненно, превосходной закалки.

– По правде говоря, главное здесь не в закалке. Эти шпаги сделаны по последней моде вот уже двести лет тому назад.

– А, да, я вижу здесь надпись, – согласился Шовелен, поднося шпагу поближе к глазам, чтобы лучше рассмотреть гравировку.

– Это имя ее первого владельца. Я сам, путешествуя по Италии, купил их у одного из его потомков.

– Лоренцо Джованни Ченчи, – медленно прочел Шовелен итальянское имя.

– Величайший негодяй из всех, какие когда-либо топтали землю. Ах, месье, вам, конечно, лучше нашего известна его история. Насилия, грабежи, убийства – ничем синьор Лоренцо не брезговал… Ни чашами со смертельным ядом, ни отравленным лезвием.

Перси говорил легко и беззаботно, тем простым и шутливым тоном, который не покидал его на протяжении всего вечера, в своей обычной, тягучей и ленивой манере. Однако после этих слов Шовелена передернуло, и, резко вложив шпагу в ножны, он вновь положил ее на стол.

Затем француз бросил быстрый и подозрительный взгляд на Блейкни, поставившего колено на вышитое сиденье и навалившегося на спинку кресла, – он беспечно поигрывал другим клинком, как две капли воды похожим на только что положенный Шовеленом.

– Хорошо, месье, – после короткой паузы сказал сэр Перси, столкнувшись с напряженным взглядом противника. – Вы довольны оружием? Которая из двух будет вашей, а которая – моей?

– Честно говоря, сэр Перси… – пробормотал все еще колебавшийся Шовелен.

– Нет, месье, – с милым простодушием прервал Блейкни. – Я знаю, что вы хотите сказать… Между этими близнецами нет, конечно, никакой разницы… Обе одинаково изящны… И все-таки вы должны выбрать одну из них, а я – другую. Ту или эту, какую хотите… Вы возьмете ее с собой сегодня же и поупражняетесь со стогом сена или с веретеном… Она будет принадлежать вам до тех пор, пока вы не воспользуетесь ею для нападения на мою недостойную особу. До тех пор, пока вы не притащите ее на южный вал Булони под колокольный звон вечерни… До тех пор, пока не скрестите ее с обесчещенным близнецом… Итак, месье, они совершенно равнозначны… по силе… по весу… по закалке… абсолютная пара… И все-таки я прошу вас выбрать.

Он взял обе шпаги, поставил остриями ножен вниз и, беспечно балансируя, протянул французу. Шовелен вонзился глазами в огромного человека перед собой, в то время как тот разглядывал его тщедушную фигурку.

Теперь сам провокатор столкновения выглядел совершенно растерянным. Хотя он и был из тех людей, которые силой своего интеллекта, энтузиазмом, жестокой властью создали новую анархическую Францию, разрушили трон и казнили короля, все же, оказавшись лицом к лицу с этим манерным фатом, этим ленивым авантюристом, он колебался, тщетно пытаясь разгадать, что происходило под широким и чистым лбом, в глубине синих и сонных глаз.

Он готов был отдать несколько лет жизни за одну только возможность заглянуть на мгновение внутрь этого отчаянного ума, уловить мимолетное движение, выдавшее бы врага хоть на секунду, заметить дрожание век или рук. Какой грандиозный умысел мог скрываться в голове сэра Перси Блейкни, когда он предлагал противнику одну из двух шпаг, некогда принадлежавших Лоренцо Ченчи?

Быть может, за этим таилась мысль о грязной игре, о смертельном яде – что еще могло зародиться в изобретательном мозгу утонченного английского джентльмена?

Конечно, нет! Шовелен попробовал пожурить себя за ненужные страхи, ибо это было похоже на сумасшествие – думать об итальянских ядах, о Ченчи или о Борджиа здесь, в сверкающей огнями английской гостиной. Однако, поскольку Шовелен был дипломатом, мастером фехтования словами и взглядами, он был обязан, хотя бы как посланник Франции, знать, читать и выведывать. Он вновь заставил себя вернуться к равнодушному смеху и меланхоличным манерам, заставил свои губы мягко и приятно улыбаться, глядя на беспечную физиономию врага.

Он коснулся одной из шпаг длинным ногтем холеного пальца.

– Стало быть, вы выбираете эту, сэр?

– Нет, ту, которую посоветуете мне вы, сэр Перси. На которой из этих двух, по вашему мнению, еще не выветрился за двести минувших лет яд Ченчи?

На лице Блейкни не дрогнул ни один мускул. Он разразился игривым смехом, несколько даже глуповатым и застенчивым, после чего тоном живейшего удивления сказал:

– Черт возьми! Сэр! Да вы сплошной сюрприз… Клянусь! Мне бы такое никогда даже в голову не пришло! Я назвал бы это блистательным… Что скажете, джентльмены? А вы, ваше высочество? Какой оригинальнейший строй ума у моего нежного друга, не правда ли? Так какую же шпагу вы берете, месье? Черт побери, я вынужден потребовать этого, не то мы совсем утомим наших друзей..

– Эта будет вашей, сэр, раз вы ее взяли, – не выдержал наконец он, когда Шовелен взял одну из шпаг. – Теперь по бокалу пунша… Нет, месье, ваша последняя шутка чертовски очаровательна… Нет-нет, сэр, вы не можете, вы не имеете никакого права отказать нам в бокале пунша. Да, месье, остроты, подобные вашей, порой возбуждают неслыханный аппетит… Буду вам очень признателен, если вы повторите шутку…

Затем сэр Перси, повернувшись к принцу Уэльскому и друзьям, сказал:

– Но после этого бокала, надеюсь, мы с вами вернемся к дамам?