"Госпожа министерша" - читать интересную книгу автора (Нушич Бранислав)

Действие третье

Та же комната, что и в предшествующем действии.

Пера, Анка.

Пера стоит в дверях, со шляпой в руке, в ожидании Анки, ушедшей с докладом о нем.

Анка (после небольшой паузы входит). Госпожа министерша очень занята и не может вас принять.

Пера. Очень хорошо, целую руки госпожи министерши. Собственно говоря, ей незачем тратить на меня свое драгоценное время. Будьте добры, скажите госпоже министерше, что я хотел только просить, чтобы она обо мне не забыла.

Анка. Я передам, сударь.

Пера. А мое имя вы знаете?

Анка. Да: господин Пера, писарь.

Пера. Не просто Пера-писарь, а скажите: Пера – писарь из административного отделения.

Анка. Так и скажу.

Пера. Прошу вас, так и скажите. До свидания. (Уходит.)

Анка, Васа.

Анка сразу подходит к зеркалу.

Васа. Добрый день. Барыня дома?

Анка. Дома.

Васа. Собственно говоря, мне важнее, дома ли зять Чеда. У меня к нему одно дело, по приказу барыни.

Анка. Интересно, у меня к нему тоже одно дело по приказу барыни.

Васа. Может быть, она нам обоим поручила одно и то же?

Анка. Должен он снять сюртук?

В ас а. Кто?

Анка. Господин зять.

Васа. Какой сюртук, братец ты мой?

Анка. Значит, у вас другое дело.

Васа. А он дома?

Анка. Дома.

Васа. Позови его, пожалуйста.

Анка. Сейчас! (Уходит.)

Васа, Чеда.

Васа видит на столе шкатулку с папиросами, вынимает их и насыпает себе в портсигар.

Чеда. Добрый день, дядя. Вы меня звали?

Васа. Да, у меня к тебе важный разговор.

Чеда. Это вы как представитель госпожи министерши?

Васа. Не как представитель, а как дядя. Разве я ей не дядя?

Чеда. Конечно!

Васа. Ну и что?

Чеда. О чем таком – наверное очень важном – вы хотите поговорить со мной от имени вашей племянницы?

Васа. Ведь тебе уже известно, что Живка намерена сделать с Дарой. Сам понимаешь, она мать, у нее всего одна девочка: нужно подумать, как о ней позаботиться.

Чеда. Как это позаботиться?

Baca. Да так, позаботиться. Сам понимаешь – ведь ты умный человек, – Дара не ребенок, ей уже двадцать лет, пора подумать о ее замужестве.

Чеда. Господи, дядя, о каком замужестве?! Ведь она уже два года замужем за мной!

Васа. Конечно, не скажу, что это не так. У меня, видишь, такой характер, что я никогда не могу сказать нет, если это да. Только…

Чеда. Только что?

Васа. Мы это замужество не принимаем в расчет.

Чеда. То есть как, не принимаете?

Васа. Да так, братец. Играем мы с тобой, скажем, в таблички, что ли. Сыграем одну партию, и я тебе скажу: знаешь, Чеда, давай-ка не будем считать эту партию и начнем сначала.

Чеда (притворяется, что его убедили). Ах, так?! Васа. Ну конечно.

Чеда. И эта партия в таблички, которую я уже два года играю, ничего не стоит?

Васа. Возьми губку, намочи ее и сотри с доски, вот и все! Теперь ты меня понимаешь?

Чеда. Понимаю, как не понять!

Васа. Вот, видишь, об этом-то я и хотел с тобой поговорить. Ведь ты, братец, умный и, кроме того, сообразительный человек. Мы с тобой легко столкуемся.

Чеда. Надеюсь.

Васа. Прежде всего скажи мне, братец, зачем тебе жена? Если ты здраво подумаешь, то сам увидишь, что это вовсе не такая уж нужная вещь. Понимаю, когда ты говоришь: мне нужен дом – верно; или, скажем: мне нужен экипаж: – и это верно; или, предположим – мне нужно зимнее пальто. Все это я понимаю, но сказать – мне нужна жена… Этого, по правде говоря, я понять не могу.

Чеда. То, что вы говорите, верно… В ваши годы…

Васа. Э, когда я был моложе, мне она еще меньше была нужна.

Чеда. Тоже правильно.

Васа. Конечно, правильно. И потому, видишь ли, я тебя и спрашиваю, как умного человека: зачем тебе жена?

Чеда. Она мне совершенно не нужна.

Васа. Конечно, нет.

Чеда. Вы правы. Только я прошу вас, дядя Васа, объясните мне, зачем жена Никарагуа?

Васа. Какому Никарагуа?

Чеда. Ну, тому, который должен жениться на моей жене. Видите, я тоже спрашиваю, зачем ему жена?

Васа (немного смущен). Ему? Да как тебе сказать. Знаешь, есть люди, которые берут и то, что им не нужно. Есть такие люди.

Чеда. Есть такие!

Васа. Но ведь ты, разумеется, не из таких. Ты умный человек, и, если захочешь меня послушать, лучше всего, братец, оставь-ка свою жену. Жена тебе не нужна – ты и сам так говоришь, а раз она тебе не нужна, оставь ее. Вот я и должен был у тебя спросить от имени Живки: хочешь ты ее оставить или нет?

Чеда. Значит, это все, что вы должны были у меня спросить от имени госпожи Живки?

Васа. Да, больше ничего!

Чеда. Ну, скажите госпоже Живке, что я не хочу, ее оставить.

Васа (в изумлении). Не хочешь? Ну, знаешь, этого я от тебя не ожидал. Я, брат, считал тебя умным человеком. Постой, я тебе не все сказал. Мне Живка еще вот что говорила: если ты по-хорошему оставишь жену, ты, дружок, получишь в награду повышение на класс. Подумай! Получишь повышение! Теперь выбирай, что ты предпочитаешь: жену или класс?

Чеда. Я предпочел бы и жену и класс.

Васа. Тертой редьки тебе! Ты хочешь и арбуз и дыню?

Чеда. Подождите, я не все сказал. Еще больше я хотел бы жену и два класса.

Baca. Ух! Если ты начнешь как на аукционе набавлять, то, пожалуй, скажешь еще, что тебе нужны две жены и четыре класса. Так, приятель, не бывает! Чего не бывает, того не бывает! Нет, ты послушай меня хорошенько и здраво рассуди. Видишь ли: жену ты всегда сможешь найти, а класс, ей-богу, – нет. А всякий разумный человек смотрит, как бы прежде всего схватить то, что трудно достается. Разве не так? Вот, братец. Если ты человек практичный, ты не будешь увлекаться теориями. Ведь поразмысли здраво: жена – это теория, а класс, братец ты мой, – практика. Так ведь?

Чеда. Слушайте, дядя Васа, я выслушал вас от начала до конца и знаю все, что вы мне скажете… Я вас, дядя, весьма ценю и уважаю, поэтому и хочу быть откровенным и скажу вам, разумеется, по секрету, на что я решился. Так вот я решил: зубному врачу-свату глотку засыпать зубами, Никарагуа – уши отрезать, а вам, дорогой дядя, – разбить нос!

Васа. Чеда, сынок, ты меня удивляешь, я не вижу, чтобы мой нос был в какой-нибудь связи с этим делом.

Чеда. А тогда не суйте его в дела, которые вас не касаются.

Васа. Хорошо, хорошо, больше я не стану вмешиваться. Но только смотри, не пожалей, если с тобой случится что-нибудь такое, чего ты не хочешь.

Чеда. А вы и об этом подумали?

Васа. Мы не думали, но, знаешь, раз я самый близкий человек, у кого же Живке спросить совета, как не у меня. А я, как человек, опытный в таких делах, говорю: «Знаешь что, Живка, переведи ты этого лодыря в Иваницу, увидишь, как он запоет».

Чеда. Значит, это вы ей посоветовали?

Васа. Э, если б кто другой, она бы и не вспомнила.

Чеда. Хорошо, дядюшка, купите себе сейчас же пластырь для носа, а я буду готовить чемоданы, чтобы отправится с женой в Иваницу.

Васа. Да что Дара с ума, что ли, сошла, туда ехать: у нее отец – министр, а она поедет в Иваницу.

Чеда. Послушайте-ка, сударь. Идите позовите сюда вашу племянницу, госпожу министершу, и мы сразу рассчитаемся.

Васа. Ну, так нельзя! Прежде всего Живка приказала сообщить тебе, что с этого момента она больше не считает тебя своим зятем, не хочет с тобой разговаривать, как с зятем, а если у тебя будет к ней какое-нибудь дело, можешь прийти, как посторонний, передать через прислугу свою визитную карточку, просить принять и разговаривать с ней только официально.

Чеда. Так и приказала? А не говорила ли она вам, что мне надо надеть цилиндр?

Васа. Ну, и цилиндр.

Чеда. Может быть, и перчатки?

Васа. Разумеется, и перчатки.

Чеда. Очень хорошо, тогда передайте, что я пойду оденусь и явлюсь к ней. (Уходит.)

Васа, Живка.

Васа качает головой, недовольный опасностью, которая грозит лично ему, и бормочет что-то, ощупывая свой нос. Затем берет со стола папиросу, вставляет в мундштук и закуривает.

Живка (в дверях). Васа!

Васа. Поди, поди сюда!

Живка. Он ушел?

Васа. Ушел!

Живка (входит). Ну, ради бога, что он говорит?

Васа. Что говорит? Ничего. Если б ты слышала, Живка, как я с ним умно разговаривал, то поверила б, что всякий другой человек сдался бы. Но он, братец мой, невероятно упрям.

Живка. Значит, он не хочет добром?

Baca. И слышать не желает! Он даже грозит отрезать уши, засыпать глотку зубами и разбить нос. Мне он посоветовал сегодня же купить пластырь – ведь последняя его угроза ко мне относится.

Живка. Э, раз он добром не хочет, мы ему покруче завернем.

Васа. И это я ему говорил.

Живка. Сегодня же постараюсь перевести его в Иваницу.

Васа. И это я ему говорил.

Живка. А он что?

Васа. Говорит, что поедет и в Иваницу, но увезет с собой и жену.

Живка. Тертой редьки ему!

Васа. И это я ему говорил.

Живка. Что?

Васа. Да вот, тертой редьки ему…

Живка. Он думает, что я тут с ним не справлюсь. Я ему уже замесила пирог, жду только, когда Анка затопит печку, чтобы его испечь. Дара от него отвернется и никогда даже не взглянет. Коли бог даст, ты еще сегодня это увидишь и услышишь. А ты сказал ему, что он для меня больше не зять?

Васа. Как же, я говорил, что если ему будет нужно, он может к тебе прийти только официально.

Живка. Хорошо ты ему сказал.

Васа. Слушай, Живка, теперь надо привести родню.

Живка. Опять ты с этой родней.

Васа. Я им вчера сказал, чтобы они в этот час собрались у тетки Савки, и я всех вместе приведу. Не дело их обманывать.

Живка. Ну ладно, приведи уж их всех разом, и я сниму с себя эту заботу. Только, пожалуйста, чтобы они долго не задерживались! Сам знаешь, к нам сегодня на свидание новый зять придет.

Васа. Не беспокойся, я им скажу, чтобы они покороче. (Уходит.)

Живка, Анка.

Живка, оставшись одна, звонит.

Анка (входит.) Что угодно?

Живка. Господи, Анка, как ваши дела? Вы что-то очень неповоротливы, как будто бог весть какое трудное дело заманить мужчину к себе в комнату.

Анка. Дело не трудное, нельзя сказать, что трудное, но, знаете: нужен подходящий случай, а то полон дом народу, и я никак не могу застать барина наедине.

Живка. Слушайте, Анка, мне нужно, если можно, сделать это сегодня же.

Анка. Хорошо, барыня, тогда я начну действовать более открыто. Я ведь, знаете, начала издалека.

Живка. Чего там издалека. Начните вблизи, такие вещи вблизи лучше получаются.

Анка. Хорошо, барыня!

Жандарм, Рака, те же.

Жандарм (входит, ведя Раку за руку. Тот вырывается). Прошу покорно, госпожа министерша, господин начальник приказал привести этого…

Живка. Негодный, ты опять что-то натворил!

Жандарм. Прошу покорно, госпожа министерша, он ударил кулаком по носу сына английского консула и обругал его отца, а господин начальник…

Живка. Что ты говоришь?! Ию-ю, меня хватит удар! Анка, Анка, скорей воды…

Анка убегает.

Разбил ему нос, обругал отца… сына английского консула! Убей тебя бог, упаси боже! Разбойник, ты хочешь меня уморить, ты хочешь меня живой свести в могилу!

Анка приносит стакан воды.

(Выпив воды.) Дожили, полиция приводит разбойника домой. Ию, ию, ию… Анка, уведи его с глаз моих.

Анка подходит и забирает Раку у жандарма.

Жандарм. Я могу идти?

Живка. Можешь, служивый, скажи господину начальнику: я уж… скажи ему, я ему все кости переломаю.

Жандарм. Понятно! (Отдает честь и уходит.)

Те же, без жандарма.

Живка (Раке). Что ты сделал, чертов сын, говори, что ты сделал?

Рака Ничего!

Живка. Как так ничего, когда ты разбил нос сыну английского консула! Ну ладно, разбил нос, бывает, что кулак иногда сорвется, но зачем ты обругал его отца?

Рака. А он меня!

Живка. Врешь, он так не умеет, он воспитанный ребенок.

Рака. Он меня обругал. Я ему по-хорошему говорю: «Сойди с дороги или я тебе дам». А он мне: «Ол раит»! – а «ол раит» по-английски значит, что он ругает моего отца.

Живка. Врешь!

Рака. Верно, меня так на уроке учили.

Живка. Раз он тебе сказал «ол раит», почему ты ему не сказал «ол раит»?

Рака. Он бы меня не понял. А потом, я не я был бы, если бы не сказал ему совсем вежливо: «Куш, свинья»! А он мне опять – «ол раит». Э, тогда я больше не выдержал – и как дал ему по носу! И обругал его отца.

Живка. Негодяй! Знаешь ли ты, что это английский отец. Это ведь не наш отец, которого можно обругать, как вздумается, а английский! Ию, ию, ию, господи боже, что мне с ним делать! Уведи его, Анка, от меня или я разорву его, как цыпленка. Уведи его с глаз моих!

Анка уводит Раку.

Живка одна.

Живка (по телефону). Алло… станция. Прошу Министерство иностранных дел… Это Министерство иностранных дел? Да! Пожалуйста, позовите к телефону господина Нинковича, секретаря… Да! Скажите, что его просит госпожа Живка, министерша. (Пауза.) Это вы, господин Нинкович? (Пауза.) Так! Значит, подписано… Ах, поздравляю вас с повышением. Видите, я сдержала свое слово. Но должна вам сказать, это прошло не так гладко. Ваш министр возмущался, говорит, что вам дали повышение на класс три месяца назад. Но я настаивала и не оставляла его в покое, даже погнала своего мужа, чтоб он напомнил. Да-да, и он не отставал от него с просьбами. (Пауза.) Кроме того, знаете, я хотела вас кое о чем просить. Этот мой негодник, маленький гимназист Рака, играл сегодня с ребенком английского консула. Я сама его нарочно послала, ведь, знаете, он теперь принадлежит к этому обществу… Подумайте! Он разбил нос сыну английского консула и обругал его отца. (Пауза.) Ну да, сама понимаю, очень неудобно, но что я могу с ним сделать. Как его наказывать, не знаю, разве только избить; но для меня главное – как-нибудь загладить все перед английским консулом, чтобы он не сердился. Я хотела вас просить сходить к нему и от моего имени сказать: пусть он не принимает этого всерьез. Дети есть дети. (Пауза.) Э, а что другое я могу ему сказать. Думаю, он человек умный и не допустит, чтобы два государства рассорились из-за одного носа. А насчет того, что он обругал его отца, скажите, что на нашем языке это не означает ничего плохого, это так же, как если бы по-английски сказать «добрый день». И вообще скажите ему, что это наш народный обычай, когда мы друг перед другом ругаем отца. Ну, право! Пойдите, прошу вас, сходите сейчас, а потом придете и расскажете, что вы сделали. Как?… А… а па-па? Хорошо, будет вам и па-па, только прошу вас сделайте для меня это. До свидания! (Кладет трубку.)

Анка, Живка.

Анка (поспешно входит). Барыня, он опять хочет идти.

Живка. Да кто?

Анка. Рака.

Живка. Пусть попробует, я ему ноги переломаю. Погоди, я его научу уму-разуму. Он думает, что я его только отругаю. Подожди же!.. (Поспешно уходит.)

Чеда, Анка.

Чеда (в дверях своей комнаты). Анка, вы одна?

Анка (кокетливо). Одна!

Чеда входит, одетый в черный праздничный костюм, на руках у него перчатки, на голове цилиндр.

Анка. Ию, что вы так нарядно оделись?

Чеда. Для вас, Анка; это мой свадебный костюм.

Анка. Э, мне нравится. И в таком виде вы придете и туда, ко мне в комнату?

Чеда. Ну да, для этого я так и оделся.

Анка. Правда?

Чеда. Приду, как сказал.

Анка. Сегодня?

Чеда. Да, сегодня.

Анка. А может быть, сейчас?

Чеда. Хорошо, можно и сейчас, только я попрошу вас предварительно доложить обо мне госпоже министерше.

Анка (в изумлении). Доложить о вас барыне?

Чеда. Да, и передайте ей мою визитную карточку. (Вынимает карточку и отдает ей.) Я буду ждать в передней.

Анка (крайне удивлена). Но… как… вам ждать… о вас докладывать… ничего не понимаю.

Чеда. Всячески настаивайте, чтобы барыня меня приняла. Скажите, что у меня официальный разговор

Анка. Хорошо! А потом?

Чеда. А потом сговоримся.

Анка. Иду! (Уходит в другую комнату.)

Чеда смотрит ей вслед и уходит в средине двери.

Живка, Анка.

Живка (выходит из комнаты, держа в руке визитную карточку, за ней Анка). Это он вам дал?

Анка. Да, господин зять. Он ждет в передней.

Живка. Скажите господину зятю, пусть убирается с глаз моих, я его не приму.

Анка. Но господин зять говорит, что у него официальный разговор.

Живка. А я сегодня настроена не официально Вот и все.

Анка. Но, барыня, если вы его не примете, то все испортите.

Живка. Что я испорчу?

Анка. Господин сказал, что после разговора с вами он придет ко мне в комнату.

Живка. Так и сказал?

Анка. Да.

Живка. Ладно. Скажи, пусть идет, я его приму!

Анка выходит, впускает Чеду.

Чеда, Живка.

Чеда (входит очень серьезный, еще в дверях кланяется). Я имею честь видеть госпожу министершу?

Живка (с презрением, не поворачивая головы). Да, садитесь!

Чеда. Благодарю вас. Прошу извинить, что я взял смелость вас обеспокоить.

Живка. Что вам нужно?

Чеда. Я пришел, сударыня, по одному весьма деликатному делу, и я просил бы вас внимательно меня выслушать.

Живка. Можете говорить.

Чеда. Видите ли, сударыня, жизнь – необычайно сложное явление. Природа создала различные существа, но не установила законов об их отношениях друг к другу и дала им возможность создаваться и развиваться самим по себе, в тех или иных условиях или обстоятельствах; поэтому происходит много случайных, ненормальных явлений, столкновений отношений, которые выявляются часто в том или ином виде.

Живка. Вы, сударь, намерены читать мне лекцию или хотите что-то сказать?

Чеда. Извините, сударыня, но это введение было необходимо, прежде чем я перейду к самой сути.

Живка. Ну, переходите скорей к самой сути.

Чеда. Дело вот в чем, сударыня: у меня есть один приятель, молодой человек с будущим. Он хочет жениться и доверил это дело мне, прося быть сватом. Он уверен, что я добросовестно буду защищать его интересы, потому и доверился.

Живка. А какое мне дело до вашего приятеля и вашего сватовства.

Чеда. Сейчас я вам объясню. Он очень долго размышлял о женитьбе и никак не мог решиться. Мне он всегда говорил так: «Если я решусь жениться, то только на зрелой женщине».

Живка. Ну и ладно, пусть женится, если хочет, на зрелой женщине, а зачем вы все это мне рассказываете.

Чеда. Сударыня, он безумно влюблен в вас.

Живка. Что такое?…

Чеда. Он уверен, что вы созрели.

Живка (вскакивает). Чеда!

Чеда. Сегодня он заклинал меня со слезами на глазах: «Господин Чеда, вас знают в том доме, подите попросите для меня руку госпожи Живки!»

Живка (едва сдерживая волнение). Чеда, замолчи, Чеда!

Чеда. Я ему ясно сказал: «Но ведь госпожа замужем!» А он говорит: «Это не имеет никакого значения, теперь и замужних женщин можно выдавать замуж!» Тогда я ему: «Но ведь она порядочная женщина!»

Живка (кричит). Конечно!

Чеда. И я ему то же самое сказал, а он говорит: «Если бы она была порядочной, то не принимала бы от меня любовных писем!»

Живка (ее гнев переходит е ярость). Цыц! Убей тебя бог, – хоть бы он тебя убил! – злоязычный пес! Скажи еще слово – и я тебя стулом по голове…

Чеда. А я ему говорю: «Знаю, господин Нинкович, что, – вы ей писали любовное письмо, сам его читал!»

Живка. Кто читал?

Чеда. Да я!..

Живка (вспыхивает). Вон!..

Чеда (встает). Что же мне сказать жениху?

Живка. Идите вы оба к черту!

Чеда. Он хотел бы прийти на свидание.

Живка. Ей-богу, слышишь, Чеда! Я не я буду, если ты не поедешь на свидание в Иваницу.

Чеда. Почему бы нет, очень охотно! Только прежде я пойду к господину министру, к Симе Поповичу, и попрошу его оставить жену, так как ей представилась выгодная партия для замужества.

Живка. Проваливай с глаз моих, если не хочешь, чтобы я тебе показала выгодную партию!

Чеда. Прошу вас успокойтесь, сударыня! Жизнь, как видите, весьма сложное явление. Природа создала различные существа, но не установила законов для взаимоотношений этих существ…

Живка(в крайней ярости хватает со стола книги, шкатулку, букет, звонок, подушку со стула, и see, что ей попадает под руку, с криком бросает в Чеду). Вон, негодяй, вон!

Чеда в дверях официально кланяется и уходит.

(Утомленная и возбужденная падает в кресло, потом, немного придя в себя, вскакивает и идет к левой двери.) Дара, Дара, Дара!

Дара, Живка.

Дара (вбегает). Что случилось?

Живка. Дара, дитя мое, клянусь тебе, я его убью!

Дара. Боже мой, кого?

Живка. Этого, твоего!

Дара. За что?

Живка. Подумай, он осмелился надо мной издеваться. Я его убью, пусть я пойду на каторгу и пускай пишут и говорят: она пошла на каторгу за убийство зятя.

Дара. Ради бога, что он сделал?

Живка. Он пришел меня сватать.

Дара. Как это вас сватать?

Живка. Как сват.

Дара. Боже, мама, что вы говорите?

Живка. То, что говорю. Пришел, как сват, просить меня…

Дара. При живом муже?

Живка. Ты подумай!

Дара. Как можно сватать женщину при живом муже?

Живка. Теперь ты опять на свое клонишь. В отношении тебя – дело другое.

Дара. А почему же другое?

Живка. Потому… Потому, что другое! Так, да не так. Другое дело!.. Больше он мне не зять, пусть хоть корона у него на голове будет. Пожили, посмотрели…

Дара. Ты опять!..

Живка. Опять, только, может быть, я еще немного потерплю его в своем доме. А впрочем, ты еще сегодня сама ко мне придешь и будешь умолять спасти тебя от этого лодыря. Вот посмотришь! Я не я буду, если еще сегодня ты сама меня об этом не попросишь!

Васа, Живка, родственники.

Васа (входит с улицы). Живка, вон они идут!

Живка. Кто?

Васа. Родня!

Дара. Я пойду! (Уходит.)

Васа (открывает среднюю дверь). Входите!

Входит целая галерея различных комических типов, старомодно одетых. Пожилые женщины – Савка и Даца – в фесках и кофтах, Соя – в шляпе, украшенной множеством птичьих перьев, Иова Поп Арсин, дядя Панта с сыном Миле, дядя Яков, Сава Мишин и Пера Каленич. Все подходят к Живке, здороваются с ней за руку, женщины целуются.

Савка (целуясь с Живкой). А ты меня, Живка, забыла.

Даца (целуясь). Ию, сладкая моя Живка, давно я тебя не видала. Ты хорошо выглядишь, тьфу, тьфу, тьфу… (Плюет.) Чтоб не сглазить!..

Панта. Э, Живка, знаешь, никто так не рад твоему счастью, как я.

Яков. Я, Живка, приходил, но ты была чем-то занята.

Соя (целуя ее). Дорогая моя Живкица, ей-богу, я тебя из всей родни всегда больше всех любила.

Живка (после того, как все поздоровались). Спасибо вам, что пришли. Садитесь, пожалуйста!

Старшие садятся, младшие остаются стоять.

Простите, ради бога, что я вас всех принимаю так, скопом. Сама понимаю, это не порядок, но вы не представляете, как я занята. Мне и во сне не снилось, что так трудно быть министершей. Ну, бог даст, еще придете в другой раз.

Васа (стоит возле Живки). Конечно, еще увидимся. Это только так… мы еще увидимся.

Живка. Как ты живешь, тетя Савка?

Савка (обиженно). Хорошо…

Живка. Де, де, де… знаю, на что ты сердишься, не думай, что я о тебе забыла. А ты, тетя Даца?

Даца. Ию, сладкая моя, ты уж меня прости. Я с каких пор говорю моей Христине: пойдем к Живке, надо ее поздравить, кто же это сделает, как не мы, ее родня. А она мне: «Нет, мама, мы целый год не переступали ее порога, а теперь она будет говорить – вот, прибежали, потому что я министерша!» А что мы твоего порога не переступали, верно! Ты ведь знаешь, это потому, что ты обругала Христину, ну а я ей говорю: «Пусть, пусть люди говорят, что мы теперь прибежали, потому что она министерша, а кому же еще бежать, как не нам, ее кровным родственникам!»

Живка. А как ты, дядюшка Панта? Давно тебя не видала.

Панта. Да как тебе сказать, Живка, так себе: все шиворот-навыворот. Ну, говорю, теперь уж у меня немного прояснится, пока ты у власти. Рассчитываю, знаешь, на тебя, что ты о нас позаботишься и поддержишь своих.

Васа. Ну. конечно, кто же еще, если не она.

Живка. И тебя не видала, Соя.

Соя. Странно, а обо мне как раз говорят, что меня часто видят. Не может человек всему свету угодить. Забьюсь к себе в дом – ругают, выйду на люди – опять облают. Но, пусть бы хоть посторонние ругали, тогда можно не беспокоиться, а то родня, кровная родня.

Васа. А кто же еще станет, как не родня!

Даца (злобно и как бы про себя). Никто никого не ругает, если не за что.

Соя (возбужденно). Ну, что ты говоришь, тетя Даца, ведь разве твой дом облаяли бы, если не было б за что.

Даца. Облаяли такие, как ты!

Соя. Уж какая есть, только я на аттестат не сдавала.

Даца (вспыхивает и вскакивает). Ты свои экзамены со всем светом держала, тварь!

Соя (также вскакивает и, приблизившись к Даме, прямо в лицо). Может быть, a на аттестат не сдавала.

Даца. Ию, ию, ию, пустите меня!.. (Подлетает и хватает ее за волосы.)

Васа (становится между ними и разнимает). Ну как вам не стыдно! Неужели вы не можете и пяти минут поговорить по-семейному.

Подбегают и остальные мужчины, разнимают их.

Даца. Конечно, когда в родне есть такие!

Соя. Заботься лучше о своем доме, а потом уж на других лай.

Васа. Тихо, я вам говорю! Стыд один, а еще считаете себя, как говорится, министерской родней

Живка (Васе). Я же говорила тебе!

Васа. Да! То сами окружили меня: «Пойдем, дядя Васа, сведи нас к Живке!» А зачем? Чтобы осрамить и меня и себя. Ну-ка, идите каждая на свое место, выйдете на улицу, тогда и ругайтесь, пока у вас волос на голове не останется.

Они отходят и садятся.

А ты, Живка, прости. Это, знаешь, такое, несколько фамильярное объяснение.

Живка. Мне не совсем приятно, но… (Хочет замять дело.) А как ты, дядюшка Яков?

Яков. Знаешь как, когда человек на гроши живет… Черт знает, что за судьба у меня: на гроши учился, на гроши торговал, за гроши служил. Все как-то не так – ничто не идет мне в руки. Но, знаешь, я всегда себя утешаю, говорю^-«Подожди, Яков, может, и твой день когда придет?» Вот так и жду, ведь ничего другого не остается.

Живка. Ну а ты, Сава?

Сава (толстый, с большим животом). Не спрашивай. Иссушила меня забота.

Живка. Почему?

Сава. Из-за несправедливости. Всю жизнь она меня преследует.

Живка (Каленичу). А… (В недоумении.) Вы? (Васе.) Этот господин тоже наш родственник?…

Васа. Говорит, что родственник.

Каленич. Конечно, я родственник.

Живка. Я его не помню.

Васа. И я! Может быть ты, Савка?…

Все разглядывают Каленича.

Савка. Мне не известно, чтоб этот господин был нашим родственником.

Даца. И мне!

Несколько других (пожимая плечами). И мне!

Каленич. Я ведь, знаете, родственник по женской линии.

Соя. Ну, я сама по женской части, но вас не знаю.

Даца (сквозь зубы). Странно!

Васа. Ладно, раз ты по женской линии, чей ты будешь?

Каленич. Моя мать умерла двенадцать лет назад и сказала мне умирая: «Сынок, ты остаешься на свете не один, если тебе что в жизни понадобится, сходи к тете Живке, министерше, она тебе родня».

Васа. А как звали твою покойную мать?

Каленич. Мара-

Васа. А отца?

Каленич. Крста.

Васа. Убей, не помню никаких Мары и Крсты в нашей родне.

Живка. И я не помню.

Каленич. Все недоразумение происходит оттого, что мы прежде были не Каленичи, а Мирковичи.

Васа. Мирковичи? Теперь я еще меньше понимаю.

Каленич. Все это, в общем, дела не меняет. Я знаю, что вы мне родня, и от этого не отрекусь. Скорей я погибну здесь, чем отрекусь от родни.

Васа. Разве дело за это гибнуть…

Живка. Ну, раз человек говорит…

Васа. Да, раз человек говорит, что поделаешь…

Живка. Ну, как вы поживаете?

Каленич. Спасибо, тетя, благодарю за внимание. Мне очень приятно, что я вижу вас такой свежей… Вы, тетя, в самом деле блестяще выглядите!

Васа. Знаешь что, Живка, ты ведь очень занята, мы все это знаем, и, если хочешь, переходи прямо к делу. Ну-ка, братец мой, спрашивай всех по порядку, кому что надо, и посмотришь, что ты кому сможешь сделать.

Панта. А если ты и теперь для нас ничего не сделаешь, то я уж не знаю, когда же еще.

Васа. Пусть каждый толком скажет, что у него на сердце, я запишу; а потом Живка посмотрит, что можно – то можно, а чего нельзя – то нельзя.

Даца. Коль захочет, все сможет. Вопрос только, всякому ли надо делать, потому что есть и такие…

Соя (перебивает ее). Я буду просить тебя, Живка, только об одном, помоги мне получить аттестат зрелости.

Даца (вспыхивает). Вот, опять она свой язык распускает

Baca. Ну, тихо, я вам говорю!

Сава. Прекратите, если вы меня разозлите, я вам обеим рты заткну!

Каленич. Послушайте, тетя Даца, и вы, родственница Соя. Вы видите, тетя Живка нас приняла хорошо, как и подобает принимать родню. Каждый из нас теперь должен сказать ей свое желание и просить заняться нами. Я уверен, тетя Живка займется. Вы сами знаете, какое у нее доброе сердце. Нас для того и позвали, чтобы мы выразили уважение ей и ее дому, в данном случае министерскому дому. А если мы будем так себя вести и оскорблять друг друга, то тем самым выразим свое неуважение к этому дому. Поэтому я вас очень прошу, тетя Даца и родственница Соя: воздержитесь!

Даца (Савке, которая сидит возле нее). И с какой это стороны я ему тетя?

Савка. Не знаю я его, не знаю, кто он такой.

Даца. А разве я его знаю!

Панта (Якову, сидящему возле него). Господи, а ты знаешь, кто этот?

Яков. Никогда в жизни его не видал и не слыхал.

Васа. Итак, оставим все остальное и перейдем к делу, ведь у Живки мало времени.

Живка. Правда, мало. Как раз сегодня у меня должен быть один важный дипломатический визит.

Васа. Право. Ну-ка! (Вынимает бумагу, чтобы делать пометки.) Ну, тетка Савка, о чем ты просишь Живку?

Савка (все еще обиженно). Пусть Живка сама спросит, я ей скажу.

Живка. Ты у меня, тетя Савка, с твоими двумястами динаров, вот где сидишь! Пропусти ее, Баса, раз она не хочет по-человечески да по-родственному, по-хорошему разговаривать, а все наперекор.

Савка. Ничего не наперекор. Я хочу только свое получить.

Живка. Э, получишь. Запиши, Васа, чтобы ей отдать. Ну, вот!

Васа (записав). А ты, Даца, о чем будешь просить Живку?

Даца. Я-то о Христине. Я хотела просить, Живка, чтобы ты приказала признать ее экзамен и чтобы девочку приняли назад в школу, ведь она осталась на полдороге. Да, она провинилась, признаю – прошу известную особу не кашлять, – я это признаю, но теперь ошибаются профессора, не только что ученицы. Она-то провинилась не из-за распущенности или испорченности, как некоторые, а опять-таки из-за науки. Прошу известную особу не кашлять!

Васа. Соя, не кашляй!

Даца. Право, из-за науки. Она с одним своим приятелем готовилась на аттестат зрелости, ну дети забирались в комнату и целыми днями учились, подготовлялись. А потом… ему признали зрелость, а она осталась так, на полдороге. Вот я и думаю, Живка, прикажи об этом забыть.

Каленич (теперь чувствует себя совершенно свободно, вмешивается в родственные дела, как будто он здесь с незапамятных времен). А давно это случилось?

Даца. В прошлом году.

Каленич. Год назад. Ух, за год и более крупные грехи забывают, а тут такие пустяки. Пиши, дядя Васа: пусть забудется!

Живка. А ты, Иова. Ты ведь был на каторге, а?

Иова. Был, тетушка, и тем самым по-честному расплатился с государством. Теперь, думаю, будет справедливо, если и государство отдаст мне долг.

Живка. Как это, отдаст долг?

Иова. Да так, даст мне казенную службу.

Живка. Но ведь служба-то и привела тебя на каторгу.

Иова. Всяк живой человек грешит, тетя Живка, а я по честному расплатился за свои грехи. Верьте, тетушка, я не раскаиваюсь, что был на каторге: научился там многим вещам, которым так легко в жизни не научишься. Дай бог, чтобы правительство всякого кандидата прежде посылало бы на каторгу, а потом давало ему казенную службу.

Яков. Ну, уж ты скажешь!

Иова. Да, да, дядя Яков, ведь теперь я знаю уголовный закон лучше любого кассационного судьи. Никогда профессора университета не смогут так истолковать уголовный закон, как те, кто по нему осужден. Каждый из них знает статьи наизусть, знает, что следует по какому параграфу, и как можно его представить. Скажем, я был осужден по 235-й, параграф 117-А, а у меня признали смягчающие обстоятельства по 206-му. И так все по порядку, все параграфы знаю. Почему бы правительству не использовать мои знания?

Каленич. Правильно! Запиши, дядя Васа: Иову Поп Арсину предоставить службу и дать правительству возможность использовать его знания.

Живка. Ну, а ты, дядюшка Панта?

Панта. По правде говоря, Живка, для себя мне ничего не нужно. Я перебьюсь, как до сей поры перебивался, но мне бы вот для этого ребенка.

За ним стоит Миле – великовозрастный малый.

Бог не дал ему никаких способностей к ученью, из всех школ его выгоняют, и так всегда. К ремеслу он не способен и ни к одной работе тоже. Я хотел тебя просить, если как-нибудь можно, пусть он будет государственным стипендиатом.

Живка. А чему его учить-то?

Панта. Пусть только государство возьмет его на иждивение, а что он будет учить – все равно. Хочет – на ветеринара, а то и на капельмейстера, или профессора богословия, или на аптекаря можно. Там что ты хочешь, лишь бы он был стипендиатом.

Каленич. Ну, раз дитя такое способное, будет обидно, если государство его упустит. Запиши, дядя Васа: государственный стипендиат.

Живка. А ты, Соя?

Соя. Я предпочла бы, Живка, поговорить с тобой наедине.

Все (возмущаются). Нет как и мы! При всех, открыто!

Даца (ее голос выделяется среди остальных). Раз мы все могли так открыто, авось она может…

Васа останавливает ее взглядом.

Соя. В конце концов что скрывать, я не прошу ничего такого, что бы мне не подобало. Ты, Живка, и сама знаешь, что я разошлась с этим моим негодяем и он уже женился, а я осталась одна и должна сама себя кормить, и все лишь потому, что суд вынес неправильное решение: ему дал право вступать в другой брак, а мне этого права не дал. Конечно, я поневоле проиграла тяжбу, когда меня такую молодую…

Даца кашляет.

…отдали попам в руки и целая консистория косо на меня смотрела. Да и адвокат, что меня защищал, дома говорил одно, а на суде другое – ну, конечно, я вынуждена была проиграть дело. Вот я и хотела, Живка, просить тебя исправить решение: чтобы мне получить право на замужество. Сама видишь, я прошу не бог знает что, а если некоторые кашляют, то мне это совершенно безразлично, знаешь, как говорят: собака лает, ветер носит.

Каленич. В самом деле, это можно бы сделать. Женщина чувствует потребность выйти замуж, а ей мешают какие-то формальности. Запиши, дядя Васа: родственница Соя пусть выходит замуж без формальностей.

Соя. А больше я ничего и не прошу.

Живка. А ты, дядюшка Яков?

Яков. Я говорил тебе, Живка, ничего у меня не получается, за что я ни берусь. Надо бы, пока я был молод, учиться, нет, не вышло; был чиновником – опять не получилось; пробовал торговать – и тут все наоборот. Я всегда себе говорил: «Подожди, Яков, настанет и твой день». Вот он и пришел. Думаю, ты достанешь мне какую-нибудь концессию, ну, например, на вырубку каких-нибудь казенных лесов. Знаешь, раз ничего другого не подвернулось под руку, то и концессия может пригодиться.

Каленич. В самом деле, вам это подойдет, а государству совершенно ничего не стоит. Ведь не государство сажало леса, и нечего ему жалеть, если их рубят. Это вполне возможно. Запиши, дядя Васа: пусть рубит казенный лес, в конце концов какой же он министерский родственник, если у него нет права вырубить хотя бы небольшой участок.

Живка. А ты, Сава?

Сава. Я, Живка, скажу кратко. Очень прошу как кровный родственник отхлопотать мне государственную пенсию.

Живка. Но ведь ты никогда не был чиновником?

Сава. Не был!

Живка. И никогда не был ни на какой службе?

Сава. Не был!

Живка. Но как же тогда я выхлопочу тебе пенсию?

Сава (уверенно). Ну так, как гражданину. Столько народу получает от государства пенсию, а почему же у меня ее нет?

Васа. Но, Сава, те, кто получает пенсию, служили государству.

Сава. Если бы я служил государству, я пришел бы просить пенсию не к Живке, а просил бы ее у государства. Какая же она министерша, если ничего не может выхлопотать для своих?

Каленич. Это дело несколько сложнее. Ты, дядя Васа, запиши: дяде Саве – пенсию, а тетя Живка и я подумаем, можно ли это дело как-нибудь сладить. (Живке.) Позвольте теперь мне, тетя, рассказать вам свой случай. Меня год назад выгнали со службы. Пропала из моего ящика одна бумага, и в результате этого изменилось решение. Не вижу, в чем тут я виноват, ведь в конце концов бумага есть бумага, а погубили-то живого человека, а не бумагу. И потом, пропадали ведь и раньше из моего ящика бумаги – и ни с кем ничего, а тут напустился на меня один инспектор, чуть даже под суд не отдал. Это дело было и прошло. И я, как видите, целый год терпеливо жду, чтобы его забыли. Не знаю, может быть, о нем и не забыли, но так как тетя Живка теперь министерша, можно приказать забыть. Я не хочу ничего другого, только исправить несправедливость, то есть вернуться на службу. Но должен напомнить, что я не могу согласиться на простое возвращение на службу, без сатисфакции за учиненную мне несправедливость. Я должен вернуться с повышением, чтобы, со своей стороны, забыть нанесенную обиду. Вот и все, что я хочу. Дядя Васа, запишите, пожалуйста: «Перу Каленича вернуть на службу с сатисфакцией». (Заглядывает в листок Васы.) Записали «с сатисфакцией?

Васа. Записал!

Каленич. А теперь позвольте, тетя Живка, поблагодарить вас от лица всей нашей родни за то, что вы выслушали наши пожелания, и просить вас по-родственному заняться ими и выполнить. Как видите, желания наши скромны, а у вас есть возможность их исполнить, почему бы вам не доставить радость своей родне, а мы все с благодарностью будем о вас вспоминать.

Живка. Хорошо, хорошо. Все, что могу, сделаю. Почему же не сделать?

Каленич. А теперь разрешите сказать до свидания, ведь мы вас и так слишком долго задержали. (Целует ей руку, и все встают.)

Живка (вспоминает). Постойте, я дам вам свои визитные карточки на память. (Берет со стола шкатулку и дает всем подряд.) Вот, вот… даром, на память.

Соя. Я вставлю ее в рамку зеркала.

Яков. Спасибо! Большое спасибо.

Каленич. Прошу вас, дайте мне две!

Савка (после того, как все получили визитные карточки). Счастливо оставаться, Живка.

Живка. Ну, ну, не сердись!

Даца (целуя ее). Ради бога, постарайся, Живка!

Панта. Господь с тобой, устрой мне!

Соя (целуя ее). Окажи мне, Живка, милость!

Сава. Прошу тебя, Живка, не забудь!

Яков. Ради бога!

Все эти фразы, как и при входе, произносятся почти одновременно, одна за другой.

Каленич (целуя ей руку). Только теперь я понял мою покойную мать, которая двадцать лет назад сказала на смертном одре: «Сынок, ты остаешься на свете не один; если тебе что в жизни понадобится, поди к тете Живке, министерше, она тебе родня».

Соя (вся толпа уже пошла к дверям, она за ними). Если из моей просьбы ничего не получится, буду держать на аттестат зрелости.

Даца. Ты его выдержала, как только ходить начала!

Соя. Собака лает, ветер носит!

Уходят, бранясь. Как только вся толпа оказалась наружи и дверь закрылась, послышался пронзительный вопль. шум и крики тех, кто разнимает женщин.

Живка (оставшемуся Васе). Беги, Васа, подрались!

Васа. Вот твари! (Убегает.)

Живка, Анка.

Живка (усталая падает в кресло). Ух!

Анка (прибегает с улицы). Барыня, ваши две родственницы вцепились друг другу в волосы.

Живка. Пусть дерутся, меня это не касается. Устала так, будто целый день копала. Пойду прилягу немного, смотрите, чтобы меня никто не беспокоил. (Уходит.)

Анка идет к средней двери и, приотворив ее, смотрит, что делается на улице. Брань понемногу затихает, крики удаляются.

Чеда, Анка.

Чеда (после небольшой паузы отворяет дверь и сталкивается лицом к лицу с Анкой. Он одет все еще по-праздничному, так, как ушел из дому). Ах, какая приятная встреча! Вы меня ждали, Анка?

Анка. Конечно!

Чеда. Идите к себе в комнату, а я за вами.

Анка. Правда?

Чеда. Идите и ждите!

Анка (подставляет ему лицо). Поцелуйте меня задаток!

Чеда (целует ее). С удовольствием. Чудесный задаток!

Анка. Ухожу и жду! (Уходит.)

Чеда, Риста.

Чеда закуривает папиросу.

Риста (после небольшой паузы появляется в дверях, также одетый в парадный костюм. Несет будет). Кланяюсь, добрый день. Можно войти?

Чеда. Пожалуйста, прошу!

Риста. Честь имею представиться. Риста Тодорович, торговец кожами.

Чеда (удивлен). Как, с вашего разрешения?

Риста. Риста Тодорович, торговец кожами.

Чеда. И почетный консул Никарагуа?

Риста. Так точно!

Чеда. Не может быть! Э, приятно, особенно мне приятно с вами познакомиться.

Риста. С кем имею честь?

Чеда. Подожди, прошу, позволь говорить тебе «ты». Постой, пожалуйста, дай мне на тебя посмотреть! (Отодвигается и рассматривает его.) Э, как ты сказал? Значит, ты и есть Риста! Это мне и в самом деле Приятно!

Риста. А с кем я имею честь?

Чеда. Я-то? Ты меня спрашиваешь, кто я? Я… как тебе сказать, я, братец, дядя Васа, Живкин дядя.

Риста. Значит, вы дядя Васа? Очень приятно. А я, ей-богу, думал, что вы гораздо старше.

Чеда. Нет.

Риста. Я о вас слышал, и мне очень приятно с вами познакомиться.

Чеда (глядит на него, осматривает со всех сторон). Значит, это ты, плут?! Смотри, пожалуйста, какой животик у этого никарагуанского негодника. (Хлопает его по животу.) Кто бы мог сказать! А я представлял тебя совсем иным.

Риста, довольный, смеется.

А ты, плут, я ведь знаю, зачем пришел.

Риста (смущаясь). Ну да…

Чеда. Тебе нравится наша Дара? А?

Риста. Вы ведь знаете.

Чеда. Знаю!

Риста. Мне и она нравится, и потом – для моего положения необходимо приобрести связи в высших кругах.

Чеда. Конечно! Знаешь, чем больше я на тебя гляжу, тем более убеждаюсь, что ты ей понравишься. Я больше всего боялся, вдруг ты ей не понравишься, а теперь, когда я на тебя поглядел… такой верзила! Ты вообще должен нравиться женщинам.

Риста (польщен). Говорят!

Чеда. Ну, что там говорят, я сам вижу! Нашей Даре ты понравишься. А она, говоришь, тебе нравится?

Риста. Нравится.

Чеда. А тебя не смущает, что она чужая жена?

Риста. А чего тут смущаться? Например, когда я покупаю дом, меня ведь не смущает, что он раньше был чужим, раз я знаю, что теперь он мой.

Чеда. Правильно, старый хозяин выселился, а ты вселился.

Риста. Ну да!

Чеда. Подумай, кто бы сказал, что ты умеешь так философски смотреть на жизнь! Э, если это так, мы легко все сделаем. У нас ничего больше не стоит на пути?

Риста. Ничего.

Чеда. А все-таки я думаю, как бы нам освободиться от этого прохвоста?

Риста. От кого?

Чеда. От ее мужа, он нам очень мешает.

Риста. Как, разве вам госпожа Живка не говорила? Для него уже замесили пирог, только остается его испечь.

Чеда. Э?…

Риста. Ну да. Госпожа Живка договорилась с прислугой, чтобы та заманила его к себе в комнату, а когда он будет там, она с госпожой Дарой и свидетелями туда и нагрянет.

Чеда. Смотри пожалуйста! Как хорошо придумано. Ха, ха, ха… Ведь она хочет его поймать, как мышь в мышеловку. Только он лизнет сало, она: хоп. Ха, ха, ха!

Риста (присоединяется к нему и весело смеется). Ха, ха, ха!..

Чеда. И тогда?

Риста. И тогда… тогда это… Госпожа Дара сказала, что если уверится, что тот ее обманывает, она его сразу же оставит.

Чеда. Э… это в самом деле замечательно! Позаботимся, чтобы нам ничто не испортило так хорошо задуманный план.

Риста. А что такое?

Чеда. Не надо было бы тебе приходить, пока мы не закончим с ним это дело.

Риста. Но госпожа Живка велела мне прийти.

Чеда. Знаешь, я не хотел бы, чтоб он тебя здесь застал.

Риста (немного обеспокоен). А что?

Чеда. Как, а что? Он поклялся убить тебя, как собаку, и купил револьвер такого калибра, что вола можно убить.

Риста (испуган). А что, братец, он меня убьет?

Чеда. Да, он поклялся, передо мной клялся. Но ты не бойся, понимаешь, не надо быть трусом. Вообще-то, я сам лично видел этот револьвер, он мне его показывал, и я уверяю тебя, что в нем не больше шести пуль. Не могут же все шесть в тебя попасть, будь уверен, по крайней мере четыре он промажет. Риста. А две?…

Чеда. Ну, боже мой, авось две пули ты можешь проглотить за ее любовь и за спасение чести Никарагуа.

Риста. Но зачем же я буду глотать пули за честь Никарагуа? Послушайте, дядя Васа, а что если я приду в другой раз?

Чеда. Думаю, это было бы хорошо… (Слютриг в окно.) Но уже поздно, поздно!

Риста (испуганно). Почему, братец?

Чеда. Вот он, как раз уже в дом входит.

Риста (испуганно). Кто?

Чеда. Этот, с револьвером.

Риста (обеспокоен). И теперь?… Дядя Васа, скажи, что теперь?

Чеда. Я должен спрятать тебя, пока от него не отделаюсь.

Риста (мечется). Куда мне спрятаться?

Чеда. Не знаю… Подожди, сейчас придумаю. (Звонит.)

Риста. Куда?

Чеда. Молчи и не расспрашивай. Разговаривать некогда.

Анка, т е же.

Анка. Что угодно?

Чеда. Милая Анка, скажите мне большую услугу, а я с вами рассчитаюсь. Вы ведь знаете, чем я вам отплачу.

Анка. Пожалуйста!

Чеда. Быстро проведите этого господина к себе в комнату и заприте дверь. Не спрашивайте зачем, но торопитесь, опасность велика.

Риста. Очень велика, уведите меня, я вас щедро награжу!

Анка (Чеде). А потом?

Чеда. Ну. потом… Вы ведь знаете, что.

Анка (Ристе). Скорее, идем! (Уводит Ристу.)

Чеда, Рака.

Чеда (заливается веселым смехом, затем идет к окну, машет рукой и зовет). Рака!.. Рака!..

Рака (входит с улицы). В чем дело? А, зять, чего это ты так вырядился?

Чеда. Тебе я скажу, но ты никому не говори. Смотри, я дам тебе динар, чтобы ты молчал. Я иду к Анке в комнату. (Дает ему динар.) Никому, слышишь ты? Я знаю, что мама дала бы тебе даже два динара, если бы ты ей об этом сказал, но ты выдержишь характер и не скажешь. Не скажешь?

Рака. Конечно, нет!

Чеда. Ну, хорошо! (Уходит.)

Рака, Живка.

Рака. Мама, мама!..

Живка (входит). Чего тебе?…

Рака. Зять Чеда дал мне динар, чтобы я проявил твердый характер и не говорил тебе, где он сейчас. Если ты мне дашь два динара, я буду еще тверже характером и скажу.

Живка. Говори, где он?

Рака. Два динара, и услышишь.

Живка (дает ему). Вот тебе, скотина. Говори!

Рака (взяв деньги). Он в комнате у Анки.

Живка. Правда?

Рака. Он сейчас туда пошел.

Живка (в восторге). Ию, дорогое мое дитя! (Целует его.) Вот тебе еще два динара.

Рака. Ол раит!

Живка. Иди и позови скорей Дару.

Рака уходит направо.

Живка одна.

Живка (по телефону). Алло… прошу 7224!.. Это участок? Соедините меня с участковым надзирателем… А, вы у телефона? Говорит госпожа Живка, министерша. Прошу вас спешно, только очень спешно, пришлите ко мне в дом одного писаря и двух жандармов. Да, спешно… Правда, это не совсем грабеж, но все-таки грабеж… Пусть писарь принесет бумаги для допроса и приведет двух граждан как свидетелей. Прошу вас сделать это непременно, пусть приведет двух граждан. Сейчас же, конечно, очень срочно! Да! (Кладет трубку.)

Дара, Живка, Рака.

Дара входит в правую дверь, за ней Рака.

Живка. Дара, дочь моя, я позвала тебя, чтобы подготовить. Будь мужественной, дитя мое, и перенеси удар, ожидающий тебя.

Дара. Что еще опять? Что значит такое предисловие?

Живка. Я говорила, что ты сама сможешь удостовериться, как этот негодяй тебя обманывает. И вот смотри, дочь моя, пришел час, когда ты лично, своими глазами убедишься. Твой собственный муж в данное время находится в комнате у нашей Анки и с плохими намерениями.

Дара. Неправда!

Живка. Скажи, Рака, где наш зять Чеда?

Рака. Пусть даст динар, тогда скажу.

Живка. Вот прорва ненасытная! Неужели тебе все еще мало?

Рака. Больше ничего бесплатно! (Уходит.)

Дара. Пойдем! (Хочет идти в комнату Анки.)

Живка. Подожди, я еще одно дело подготовила.

Дара. Что ты подготовила?

Живка. Увидишь.

Полицейский писарь, граждане, жандармы, те же.

Писарь (поспешно входит с двумя жандармами и двумя гражданами). По вашему требованию, госпожа министерша, господин надзиратель срочно направил меня. Я привел также двух граждан.

Живка. Очень хорошо! Ну, теперь все за мной! (Идет вперед, за ней Дара, за ними все остальные.)

Пауза.

Средняя дверь тихо и незаметно открывается, и Чеда просовывает в нее голову. Он наблюдает и прислушивается, заслышав крик, быстро закрывает дверь. С левой стороны, куда все ушли, слышатся крики женщин. Немного погодя писарь вводит Ристу без сюртука, за ним идет вся толпа, кроме Анки.

Живка (в волнении падает в кресло). Никарагуа, чертов Никарагуа, чего тебе там надо было?

Риста (в волнении). Не знаю… так… видно, судьба.

Живка. Влез в комнату прислуги, снял сюртук, запер дверь – и это судьба? А зачем ты снял сюртук, убей тебя бог, упаси боже?

Риста. Было жарко натоплено.

Дара (Живке). Значит, это тот почетный господин, которого ты мне предназначала? Ну, спасибо тебе, мать!

Писарь (Живке). Прикажете, сударыня, взять этого господина для допроса?

Живка. Какой там допрос. Его, бог даст, допросят на том, а не на этом свете! А если надо его допросить, это я сделаю. Говори, что ты там делал?

Риста. Меня послал дядя Васа.

Живка. Дядя Васа? Значит, это он все заварил? Э, Васа, так ты позаботился о родне!

Чеда, те же.

Чеда (входит, неся сюртук Ристы, держит сюртук, помогая ему надеть). Наденьте сюртук, а то получите насморк.

Рис та (замечает Чеду; его будто осенило). Дядя Baca, помогите. Вы меня заставили спрятаться у прислуги.

Живка (в недоумении). Да разве это дядя Васа?

Риста. Конечно, он!..

Живка. Провалился бы он, бог дал! Чеда!.. (Писарю.) Пожалуйста, запишите, что я вам скажу, и поставьте номер. (Поднимает вверх три пальца.) Чеда, клянусь всем на свете, что еще к вечеру ты будешь переведен в Иваницу.

Чеда. Лучше переведите меня в Никарагуа…