Александр Викторович Костюнин Баян

Свои отзывы и предложения направляйте по адресу: A-Kostjunin@yandex.ru

Авторский сайт: http://www.kostjunin.ru

Учителем русского языка Тюлин стал исключительно по слабости характера.

Всё произошло внезапно.

В понедельник, как на грех, проходил он мимо своей кафедры. В недобрый час… Вдруг из деканата вылетает бледный Паша, затаскивает его к себе в кабинет, сбивчиво вводит в курс последних международных событий в университете и умоляет разобраться с «этим негодяем».

– Я-аа?!

– Володя, ты хоть не нервируй!.. Всё! Баян твой! Можешь не усыновлять его, а на поруки взять придётся. Нужно поддержать палестинцев в борьбе за независимость.

Лето в тот год можно было вычислить лишь по календарю.

Сначала июнь, затем весь июль стоял холод, шли затяжные, словно осенние, дожди. Кто-то подсчитал, что за два летних месяца всего и было-то пять солнечных деньков. Потому купаться не хотелось, а вот в баньке похлестаться веничком, потерпеть жар – тянуло. Поехал к Вовке Тюлину. Мы когда-то учились с ним в одной группе. Теперь он уже не просто Вовка – Владимир Иванович, ассистент кафедры «Агрономия» сельхозфакультета.

Отправился, как и приглашали, в субботу – самый что ни на есть банный день. Рубленая банька на берегу озера. Подхожу ближе: дверь нараспашку, выбегают два смуглых юноши – и с ходу к воронёной глади озерца. Следом на пороге вырос, блаженно улыбаясь, Володя. Тело богатырское, красное, пар от него валит.

– Здорово, Саш! Скорей раздевайся и – в парилку. Потом искупаемся вместе.

Я оставил одежду в предбаннике, шагнул в жар следом за ним. Забрались на верхний полок. На термометре больше ста градусов, однако, тканый деревенский половичок не даёт осиновым доскам обжигать тело. Приглушённый свет лампочки обволакивает чёрные глыбы каменки, тусклый медный ковшик, кадушку с тёплой водой, где томятся свежие берёзовые веники, и нас. Здесь царит иной, таинственный, нереальный мир. Не только тело, но и душа неосознанно стремятся время от времени оказаться во власти его.

– Когда твои гости успели так загореть?

– А-аа! Это студенты-арабы, в карельской бане первый раз. У нас на отделении учатся. Постигают специальность «учёный агроном». Рафат – из Палестины, на третьем курсе, а Баян – на первом, хоть и старше на три года. Иорданец, правильный такой. У них столица Иордании – Амман. Наберёт полные лёгкие воздуха, выгнет грудь колесом и торжественно произнесёт: «Амм-мма-на!». Как с минарета пропоёт. И поглядывает на всех свысока, беркутом. Будто он – последняя инстанция, а все остальные хоть и говорят «Амман», но это далеко не так.

Мы дали телу дойти пóтом, затем Володя плеснул горячей воды на раскалённую каменку. Кипяток радостно зачавкал, зашипел, превращаясь в пар. Здоровый дух заполнил парилку.

– На одном только нашем факультете четырнадцать заморских студентов учатся, но их не видно и не слышно. Порой создаётся впечатление, что университет посещает один Баян. Его соплеменники сами руками разводят, изумляются. Не случайно у него имя такое. Ведь на Руси «баяном» называют «разновидность большой гармоники со сложной системой ладов».

В предбаннике раздалось шлёпанье босых ног.

Дверь отворилась, и в парилку бочком проскользнул высокий юноша с утончёнными чертами лица. Мы подвинулись, высвобождая место.

– Рафат, забирайся к нам. Знакомься.

Молодой человек легко поднялся наверх и протянул мне узкую двухцветную кисть:

– Да!

Я легонько её пожал и тоже представился:

– Александр.

Володя окликнул:

– Баян!

В ответ – гробовая тишина.

– Баян! Ты опять в предбаннике хочешь отсидеться? Бегом сюда!

Я с нетерпением поглядывал на дверной проём, ожидая появления подданного Иорданского королевства. Дверь в парилку натужно заскрипела, нехотя приоткрылась, и внизу, над самым порогом, нарисовалось закопчённое лицо с широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Ты чего, Баян?

– Жарко… я так нэ могу!

– Интересно, всю жизнь в пустыне прожил, а тут не можешь. Забирайся к нам.

– Нэ-э-эт, жарко.

Он на четвереньках перебрался через порог, уселся на пол и прижал ладонями уши.

Мы ещё несколько раз плеснули на раскалённую каменку, с азартом отходили тела душистыми вениками и затрусили к озеру. Баян с радостью присоединился. А вода, считай, осенняя… Быстро окунулись: «У-у-ух!» Свежо. Ещё бухнулись напоследок и бегом на полóк. Сидим, оттаиваем. Палестинец встревожено:

– Баяна нет!

– Да, наверное, тихонечко идёт.

Снова хорошо прогрелись. Жарко! Спешим купаться. Смотрим: Баян сидит на корточках по грудь в хмурой воде. Плавать не умеет, сидит и дрожит. Рябь гонит. Весь в каких-то жутких пупырышках. Губы у них и так чёрные, а тут – иссиня-чёрные. Смотреть страшно. А кожа, наоборот, побледнела. И даже зрачки белые. Портрет-шарж от Пабло Пикассо!

– Ты чего здесь?

В ответ угрюмо, не глядя на нас:

– Здэсь лучшэ, чэм там…

Когда арабы оделись и пошли, по приглашению хозяйки, в дом отведать индийского чайку, я поинтересовался:

– Они что, сами к тебе напросились в баню-то?

– Да, нет. Сейчас расскажу… Баян ведь сначала поступил не к нам, а на строительный факультет. Его единственного из студентов заинтересовало деревянное зодчество, хотя в Иордании, как ты знаешь, дерева нет. Отучился один год. Заявляет: «Нэт! Буду выучить русский, как Лэнин. Знать языка, который говорить хорошо, надо очэнь!».

Ну, «надо», так надо. Перевели его на филологический.

Однако от скучных учебников его воротило. Орфография с пунктуацией нагоняли зевоту. Хотелось живого дела…

Получила какую-то очередную долю независимости Организация освобождения Палестины. Вроде как им сказали, что эти кусочки земли сектора Газа и правый берег реки Иордан – «ваши». По этому поводу все арабы, независимо от гражданства и политических симпатий, ликуют. Выпустили стенгазету, нарисовали свой край, красным отметили отвоёванную территорию: «Поздравляем всех палестинских студентов. Ура! Ура! Ура! Вперёд и дальше!».

Плакат закрепили кнопками на стенде у деканата.

Мимо, ступая по-хозяйски, шёл профессор Рабин, который, ты знаешь, не за Россию, не за ФАТХ и не за ХАМАС, а за свою обетованную родину. И видит он, что весь его Израиль оказался по этой карте Палестиной. В сердцах срывает газету и суёт вахтёрше. Та к декану филфака: «Куда девать?».

В ответ простое решение:

– Выбросьте куда-нибудь.

Хорошо, не выбросила, а рачительно прибрала в каптёрку.

Эти приходят на следующий день: «Оппа!»

– Где наша родная Палестина?

И делегацией к декану. Хотят новую газету выпускать, где для Израиля вообще ни клочка земли не будет оставлено.

Баян громче всех негодует:

– Кто посмэл сорвать?

Но Рабина не выдали. Вместо этого объяснили, что вахтёр газету сняла сама, так как некуда вешать расписание занятий. Боевой листок им отдали, и они успокоились.

…И вот «юный лэнинэц» на филфаке.

Сам по-русски почти не говорит, а там программа – ого-го! Не каждый наш осилит. Его земляки – те молодцы. Есть у них напор, настойчивость. Стержень! А этот – размондяй. С «хвостами» и зимнюю, и летнюю сессию закончил. При этом убеждён, что язык знает достойно, только учителя придираются. Рафат, из чувства глубокой солидарности, потакает ему. Готов пособничать.

И отправляются они на пару в деканат искать свою правду. А для чистоты эксперимента прихватывают в карман диктофончик.

У нас декан филологического факультета – занятный мужик. Горячий, заводной. Ма-тер-шин-ник… страшный. Свой листочек с фамилиями абитуриентов, которые сильнее других хотели попасть в университет, называл – «список Шиндлера». Жил он с твёрдой верой, что «пролетарское происхождение и низкий культурный уровень» – наши главные козыри.

В деканате гости России у секретаря спрашивают:

– На мэстэ?

В ответ молоденькая сотрудница тряхнула кудряшками. Они вваливаются в кабинет, оставив дверь нараспашку. Декан по телефону разговаривает, и им – недовольно:

– Подождите!

Баян против:

– А чэго ждать? Вы тут всё равно ничэм важным нэ занимаэтэсь…

– Выйдите!

– Нэт. Мы к вам!

Вены на шее декана угрожающе набухли, лицо побагровело.

Он бросил телефонную трубку мимо аппарата и уставился на Баяна… Пальцы его судорожно шарили по столу, нервно комкая служебные бумаги. В состоянии аффекта у него родился дипломатический спич:

– Мать… вашу… ети!!!

– Ах, вы так?! А вот здэсь всё записано…

Товарищи с братского Востока демонстративно достают диктофон и, кривляясь, поддразнивая, крутят им на недосягаемом расстоянии.

Декан вскакивает, стул с грохотом падает. Интервьюируемый галантно подлетает к иностранным корреспондентам, силится политкорректно дотянуться до записывающего устройства. Рафат с Баяном сопротивляются, брыкаются. С этого момента формат встречи можно охарактеризовать как «встреча без галстуков». Или говоря по-простому, завязывается маленькая свалочка, потасовочка. Представитель принимающей стороны оказывается «в партере». Диктофон падает на пол. Студенты его хватают и выскакивают за дверь. По гулким коридорам за ними ещё долго гонится гортанное эхо истошного крика на великом русском языке…

По большому секрету всё это мне поведала секретарша.

Свой «визит вежливости» иностранные студенты нанесли неделю назад. В качестве ответного реверанса зарубежным гостям объявили выговор. На том дело и кончилось. Баян, разумеется, возмущался по этому поводу, что их как бы все, как бы всегда, как бы везде… «гнобят». Обзывался нехорошими словами.

У него осторожно осведомляются:

– Будешь дальше учиться здесь?

– Нэт! Типун вам на ваш вэличий могучий русский язык. Баян хочэт учиться на агроном, гдэ Рафат. Он всё сдаёт на «прэкрасно», мнэ остаются одни двойки, а учимся одинакава.

Володя вытер пот со лба:

– В итоге откосить мне не удалось. Теперь вот нянькаюсь… Но без русского языка ему, один хрен, ничего не вобьёшь. Вот так и сделался я русистом. Пока Баян без акцента только «мать вашу…» произносит. Но ничего. Думаю, у нас дело пойдё-оот. Так-то он смышлёный. Мы сейчас с ним перешли на интенсивный метод «глубокого погружения в языковую среду». Заодно знакомлю иорданца с карельскими традициями, выдумываю культурно-развивающую программу. Сам видишь: веселю, как умею. Может, ты чего подскажешь?..

Я вдосталь напарился в баньке. Всласть попил крепкого с мятой чаю внакладку. И, прощаясь, поинтересовался у Баяна:

– Как выучишься на агронома, здесь у нас будешь бананы разводить или там, у себя – картошку?

Баян не удостоил ответом.

Позже я слышал, он уехал на родину.

После учёбы на трёх факультетах ему открыты все дороги.