"Молоты Ульрика" - читать интересную книгу автора (Винсент Ник, Абнетт Дэн, Уоллис Джеймс)

Миттерфруль Волк в овчарне

Первой их увидела девушка-молочница.

Поздним весенним вечером через месяц после Миттерфруля на темное синее небо высыпали звезды. Тысячи звезд, блестящих и мерцающих в вышине небес.

Род Ганмарк правил приграничным Линцем, центром торговли скотом на краю Драквальда, шестнадцать поколений. Двести лет назад тогдашний маркграф основал поместье в трех милях от города, на берегу большого озера. Замечательная, просторная усадьба, обширные плодородные поля, редкой красоты парк, удобные дороги, ведущие из поместья под стену Драквальдского леса к востоку от озера.

Что-то, а работать там доярке Лении нравилось. Дел, конечно, было невпроворот, не меньше чем на маленькой ферме ее отца, но жить и работать в этом доме — все равно что жить в графском дворце в далеком Мидденхейме. Ей казалось, что она превзошла себя. Отец всегда говорил, что если кто-то из его детей и добьется в этой жизни успеха, то это будет один из ее многочисленных старших братьев. Но вот она, младшее дитя в семье, единственная девчонка среди выводка парней — и уже работает в маркграфском поместье, за что премного благодарна.

Ления ночевала на соломенном тюфяке в крыле для прислуги, еды всегда было вдоволь, и никто ни в чем не обижал семнадцатилетнюю молочницу. И повариха, и дворецкий, и прочие господские слуги относились к ней по-доброму. Даже сам маркграф однажды улыбнулся ей. Ее обязанности были просты: утром она собирала яйца в курятнике, вечером доила коров. Между этими занятиями она чистила, скоблила, мыла, натирала или шинковала — короче, делала, что прикажут.

Она любила вечерние дойки, особенно в это время года. Весеннее небо было таким ясным, и звезды были просто великолепными! Ее мать всегда наказывала Лении считать звезды, если есть возможность. Ну, чтобы убедиться, что все на месте. Если старая звезда исчезает с небосклона, жди неприятностей.

Когда она шла через скотный двор к молочной, она заметила, что сегодня, кажется, на небе появилось больше звезд, чем обычно. Как крапинки на яйце или пузырьки, собирающиеся у края ведра с молоком — так много новых звезд усеяло небо. А вон та прекрасная голубая звезда над горизонтом…

Новые звезды. Добрый знак, не иначе.

Потом она увидела другие звезды, зажегшиеся среди деревьев. Горящие и горячие звезды, похожие на глаза или на…

Ления выронила ведро.

Она вдруг разглядела, что это факелы, пылающие факелы, зажатые в черных, закованных в броню кулаках зловещих конников, что числом не менее трех дюжин приближались к поместью.

Как раз тогда, когда Ления увидела их, всадники ринулись в атаку на усадьбу. Они двигались так, словно были частью тьмы, как будто сама ночь наступала на владения маркграфа, как будто всадники были сотканы из дыма. В ночном воздухе стоял сильный запах, сладкий и пыльно-сухой.

Она вскрикнула от удивления и растерянности…

… и увидела другие звезды, красные огоньки поменьше, горящие за матово-черными забралами всадников и в глазницах их адских коней.

Ления Дунет закричала снова, теперь уже громко, отчаянно, в надежде спасти свою жизнь этим криком.

— Я буду не я, Ульриком клянусь, если мы нынче не позабавимся как следует! — прогремел Моргенштерн, смеясь. Его соратники по Белому Отряду, собравшиеся на своей конюшне за Храмом, тоже находились в приподнятом настроении духа, перебрасывались шутками и насмешками, и все шло своим чередом. Тринадцать боевых коней, сущие олицетворения мощи, уже стояли оседланными и полностью готовыми. В этой безыскусной каменной лошадиной казарме с полами, устланными сеном, чувствовалась сила — подлинная мощь Храма, мощь взнузданных коней и превосходных бойцов.

— Спорим на десять шиллингов, — посмеиваясь, сказал Аншпах, — что я разукрашу свои доспехи кровью врага в первую же ночь! Да, так и будет! — проревел он, пытаясь перекричать поднявшийся вокруг шум, содержание которого сводилось к тому, что Аншпаху не удастся этого сделать.

— Принимаю, — спокойно сказал Грубер.

В конюшне воцарилось изумленное молчание. Грубер был самым старшим и лучшим Волком их отряда, и все знали, как неодобрительно он относится к привычке непутевого Аншпаха спорить обо всем и держать пари на что угодно. Но теперь в глазах Грубера горел новый огонь, его шаг стал другим, и все эти перемены произошли после их великой победы в Драквальде перед самым Миттерфрулем. Тогда Белые Волки отомстили за Юргена, их любимого вожака, погибшего прошлым летом, и стяжали великую славу. Из всех Белых Волков именно в Грубере наиболее очевидным было это возрождение боевого духа.

— Ну? — спросил Грубер ошеломленного Аншпаха с кривой усмешкой на старом, морщинистом лице.

Аншпах взревел и стукнул кулаком в латной перчатке по столу:

— Заметано!

— Заметано! — согласился Грубер с более спокойной, радостной улыбкой.

— Вот это дух товарищества, любо-дорого смотреть! — хлопнул в ладоши огромный Моргенштерн.

Слева от него стоял молодой знаменосец отряда Арик. Он с улыбкой проверил в последний раз седло своего коня, выпрямился и над всем гамом сборов поймал взгляд молодого Драккена. Тому едва исполнилось двадцать лет, волчонок, по большому-то счету, но в битве в Драквальде Белые Волки понесли потери, и тогда к ним перевели Драккена. Это был невысокий, но крепкий, коренастый молодой парень; Арик видел, как умело он управляется с конем и молотом, но у Драккена совершенно не было боевого опыта, и сейчас его явно подавляла эта шумная, переругивающаяся компания.

Арик подошел к нему.

— Все готово? — добродушно спросил он Драккена, который тут же схватился за седло, стараясь не выглядеть бездельником.

— Расслабься, — сказал Арик. — Еще вчера я был на твоем месте: новичок, крови не нюхавший, впервые столкнувшийся с такими парнями, как Волки. Просто иди с Отрядом, и ты найдешь свое место.

Драккен ответил нервной, натянутой улыбкой.

— Спасибо. Просто я чувствую себя чужаком в этой… в этой семье.

Арик ухмыльнулся и кивнул.

— Да, это семья. Семья живет вместе и умирает вместе. Доверяй нам, и мы станем доверять тебе.

Он огляделся и выбрал из буйной толпы людей в серо-золотых доспехах и белых волчьих шкурах тех, с кем Драккену стоило бы познакомиться поближе.

— Вон Моргенштерн. Он здоров, что твой призовой бык, и если он зовет тебя выпить, постели соломы под стол — спать ты будешь там. А еще у него доброе сердце и тяжелый молот. Грубер… вот к кому держись поближе; ни у кого больше нет такого опыта и столько отваги. Вон там Аншпах… никогда не верь его суждениям и не принимай его пари, верь только его правой руке. На поле боя он — сама ярость. Вон тот рыжий парень — Каспен, он еще и наш лекарь. Все твои царапины будет осматривать он. Эйнхольт и Шелл, наши лучшие следопыты. Шиффер, Брукнер, Дорф — замечательные всадники.

Он замолчал.

— И помни, что ты не единственный новичок. Левенхерца тоже перевели к нам в одно время с тобой.

Их взгляды устремились на последнего рыцаря, стоящего в одиночестве в углу конюшни и проверявшего подковы своего коня.

Левенхерц был высоким, царственно выглядящим человеком, красивым, с орлиным профилем. Иные говорили, что это признак королевских кровей, а Моргенштерн божился, что парень — бастард. Он держался спокойно и отчужденно, почти так же, как спокоен и замкнут был Эйнхольт, если это возможно. Десять лет он служил Белому Волку, сначала в Красном Отряде, потом в Сером. Казалось, что он не мог найти себе место по душе, а возможно, он не приходился по душе в тех местах, где служил. Никто не знал, почему Левенхерц пришел к ним, но Аншпах был готов спорить, что парень ждет назначения на должность Комтура того или иного отряда. Грубер думал так же, и этого было достаточно для всех остальных.

— Левенхерц? — пробормотал Драккен. — Он же не новичок, как я. Он уже послужил в Отрядах и… и он такой надменный. Он пугает меня.

Арик подумал над этим и кивнул.

— Да, пожалуй, меня тоже.

Их беседу прервал стук распахнувшейся двери. Ганс, молодой Комтур отряда, внушительно выглядящий в доспехах и волчьей шкуре, зашел внутрь.

— Вот оно… — пробурчал Каспен.

— Момент истины, — согласился Шелл. Его худое лицо напряглось в ожидании.

Дорф оборвал неровный фальшивый свист.

— Итак, Комтур? — высказал Аншпах вопрос, мучивший всех Волков.

Ганс обернулся к нему.

— Мы выступаем в Линц… — тут ему пришлось погасить всплеск их радости. — Хватит, парни! Хватит! Ребята, это не та слава, которой мы жаждем. Я только что получил наш приказ от самого Верховного Жреца.

— И? Что имеет сказать нам этот старый хрыч? — хрипло спросил Моргенштерн.

— Повежливей, пожалуйста, Моргенштерн, — прикрикнул Грубер.

— Извините меня, старики! Я хотел спросить, что нам говорит Верховнейший старый хрыч?

Ганс выглядел печальным и уставшим. Он вздохнул.

— Три отряда Пантер посланы в Линц на ловлю этих ублюдков и охрану города от новых набегов. Нам придется послужить эскортом.

— Эскортом? — Грубер не скрывал удивления, а все остальные молчали, не зная, чего еще ожидать.

— Маркграф с семьей и несколько его слуг спаслись при набеге на усадьбу. Как вы знаете, Линц связан клятвой верности с Мидденхеймом, и граф весьма озабочен тем, чтобы его кузен-маркграф не пострадал. Короче говоря, мы должны сопровождать маркграфа и его свиту в город, обеспечивая безопасность его персоне и его собственности.

Стон разочарования не сдержал ни один рыцарь.

— Значит, вся слава достанется Пантерам? — вслух размышлял Аншпах. — Они будут охотиться на этих рыщущих шакалов, найдут их в конце концов, разомнут свои старые кости, а нам, получается, досталась роль няньки при благородных детках?

Ганс пожал плечами — что ему еще оставалось делать?

— Строго говоря, это задание — тоже почетное… — начал он.

Тут Моргенштерн в подробностях рассказал всем, что он думает о таком «почете» и куда его могут засунуть люди, считающие Волков обозной командой. Ганс не был удивлен такой реакцией.

— Ладно, други. Давайте-ка просто сделаем работу, о которой нас попросили. По коням. Белый Отряд, за мной.

До Линца они добрались за два дня. Свежий весенний дождь умыл луга и прибил дорожную пыль, а вскоре путь Волчьего Отряда осветило бледное солнце, вышедшее из-за облаков.

За несколько миль до разрушенной усадьбы Ганмарков рыцари уже могли разглядеть обгорелый остов некогда великолепного дома, а запах пожарища Волки учуяли еще раньше. Темный, маслянистый дым висел в воздухе как скопище кучевых облаков, несущих грозу погожему весеннему деньку. К дыму примешивался непонятный запах, напоминающий аромат засахаренных фруктов и специй вперемешку с запахом пепла из погребальной урны.

Грубер ехал рядом с Гансом и морщил нос. Молодой Ком-тур поглядел на него.

— Грубер, что это?

Старый Волк прочистил глотку и сплюнул в сторону, словно хотел избавиться от привкуса дыма во рту.

— Понятия не имею. Я такого запаха никогда не встречал.

— В этих краях его повстречать и нельзя, — раздался голос сзади. Ганс и Грубер обернулись, чтобы увидеть точеный профиль Левенхерца. Высокий рыцарь ехал сзади, умело и бесстрастно выдерживая дистанцию.

— Что ты имеешь в виду, брат? — спросил Грубер.

Левенхерц улыбнулся не совсем по-дружески.

— Мой прадед был Рыцарем-Пантерой. В два священных похода ходил. Все в те далекие адские края, где только и есть, что жара да пыль. Когда я был ребенком, он часто, мне рассказывал истории о древних гробницах и мавзолеях, о чудовищной нежити, обитающей во тьме ночи. Он рассказывал. Я запоминал. Я стоял в его старой светлице, где он хранил книги и воспоминания, старые доспехи, знамена и стяги. В этой старой комнате всегда стоял такой запах — запах праха, иссушенных временем костей, сладковатый и острый аромат погребальных благовоний. Он всегда говорил мне, что это запах смерти из далеких гробниц Арабии. — Он поежился. — А теперь я снова чувствую этот запах. И он куда сильнее, чем в светелке моего прадеда.

Ганс хранил молчание, кони резвым шагом шли через луг. Маленькие зеленые бабочки, вестницы весны, кружились над дорогой в веселом хороводе. Ганс посмотрел вперед, на расстилающуюся перед ним равнину и на чернеющий деревянный скелет — обгорелые останки усадьбы Ганмарков. Дым до сих пор курился над пепелищем, словно черные пальцы, когтями вспарывающие воздух.

— Я буду тебе обязан лично, Левенхерц, если ты не будешь делиться этими наблюдениями с остальными парнями.

— Конечно, Комтур, — отрывисто кивнул Левенхерц, пришпорил коня и выехал вперед по извилистой тропе.

У ворот Линца их встретил почетный эскадрон Рыцарей-Пантер, высокомерных и блистательных в начищенных доспехах и шлемах с высокими гребнями. Их капитан церемонно отсалютовал Гансу, Белый Волк ответил тем же. Между Храмовниками Ульрика и воинами личной охраны графа Мидденхейма давно не осталось никакой любви.

— Хвала Сигмару, вы здесь! Капитан фон Фольк, Рыцари-Пантеры, Первая Графская Вотчина.

— Да хранит вас Ульрик! Ганс, Комтур Белого Отряда.

— Добро пожаловать в Линц, Комтур, ваше прибытие развязывает мне руки.

Капитан Пантер тронулся следом за Гансом, а его люди с поразительной четкостью вставали в строй, пока не заняли место эскорта на флангах отряда Волков. Пантеры шли великолепной, выверенной линией, казалось, даже их легконогие кони печатают шаг под неслышную усталым и запыленным Волкам команду. Гансу все это представлялось показухой.

— Я рад, что вы наконец-то здесь, Комтур Ганс, — сказал фон Фольк. — Моим ребятам не терпится броситься в охоту за этими тварями, но мы не могли оставить маркграфа и его людей без защиты.

— Понятно, — кивнул Ганс. — А разведчиков выслали?

— Безусловно. Четыре полевых отряда. Все вернулись ни с чем. Но я уверен, что когда я выведу на поиск все свои силы, эти подонки никуда от меня не денутся.

Сзади фыркнул Грубер, насмешливо и тихо, но фон Фольк обернулся в седле. Капитан был высоким, худым, болезненным человеком со светлыми подвижными глазами. Сейчас они блестели из-под золотой решетки его парадного забрала.

— В чем дело, солдат? О, извини, старик… ты, видимо, просто говорил во сне? Грубер не принял вызова.

— Все в порядке, господин. Дорожная пыль, знаете ли… Фон Фольк оставил Грубера в покое. Шелковый намет его шлема вился под легким ветерком.

— Комтур Ганс, маркграф ждет вас в Гильдейской Палате. Я бы хотел, чтобы вы забрали его до заката.

— И двигаться ночью? — Ганс был само благоразумие и воплощенный такт. — Мы отправимся в путь на рассвете, капитан. Даже зеленые новобранцы знают, что это самое удобное время для отправки конвоя или эскорта.

Фон Фольк нахмурился.

— Собирайте людей и делайте свое дело, — добавил Ганс. — Здесь уж мы разберемся сами. Хорошей охоты.

— Мой дорогой, дорогой друг! — воскликнул маркграф Линцский, пожимая руку Ганса. — Мой наидражайший друг! Как же мы вас ждали!

— Да, мой господин, — успел вставить ответное слово Ганс. Просторная зала Гильдейской Палаты, обшитая панелями, была уставлена сундуками с добром и свернутыми коврами. Между ними сновали два десятка слуг, чад и домочадцев маркграфа, избежавших превратностей вражьего набега.

«И, вероятно, вынесших все это добро на горбу, — размышлял Ганс. — Как, во имя Ульрика, можно успеть скатать ковры во время нападения?»

Маркграф, осанистый бледный вельможа около сорока лет, оделся в свое лучшее одеяние, чтобы приветствовать Волков, но растрепанные волосы и резкий запах гвоздичного масла говорили, что с момента нападения на усадьбу ему так и не удалось толком заняться своим туалетом.

— Я просил о Волках, просил особо, — сказал маркграф. — В письме к моему дражайшему кузену, графу, я просил, чтобы мне выделили именно Волчий Отряд. Пусть эти напыщенные Пантеры отправляются на охоту, но дайте мне Волков, чтобы я мог увериться в безопасности моей семьи.

— Пантеры — великолепные воины. Они отыщут налетчиков, — мягко сказал Ганс, не веря своим словам ни на грош. — Но, несомненно, мы доставим вас домой в целости и сохранности. Теперь мне нужно знать, сколько у вас людей?

Маркграф обвел рукой залу.

— Мы расположимся в трех каретах, и четыре повозки заняты вещами. Шестнадцать слуг, багаж, плюс я сам и мои Дети, еще их няня…

Он указал на парочку угрюмых пятилетних пацанов в коротких штанишках, увлеченно мутузящих друг друга на груде тряпья. Старая и изнуренная няня в черной одежде смотрела за ними.

— Ханц и Харц! — вздохнул маркграф, всплескивая руками. — Разве они не прелестны?

— Невыносимо, — сказал Ганс.

— И наконец, моя супруга… — добавил маркграф.

Ганс оглянулся в ту сторону, куда указал маркграф. Ее светлость собственноручно разливала напитки из принесенных слугами кувшинов, угощая Волков.

Она была высока, стройна и завораживающе прекрасна. Темные, вьющиеся, роскошные волосы ниспадали до умопомрачительных бедер под просторным шелковым нарядом. Белая кожа, темные и глубокие, как бездонные колодцы, глаза, полные красные губы и…

Ганс быстро отвернулся и принялся разглядывать уродливых детей.

— О, это не ее дети, конечно, — продолжал маркграф.

— Их дорогая матушка умерла в родах. А мы с Гудрун поженились в прошлом году.

«Гудрун, — подумал Ганс. — Ульрик! Оказывается, небеса имеют имя!»

— Вина, доблестный рыцарь? — мягко спросила она.

Грубер взял кубок и воззрился на видение, явившееся ему.

— Благодарю вас, госпожа. — Она была восхитительна. Пожалуй, самая прекрасная женщина, которую он когда-либо видел: темноволосая, необычайная, загадочная… а вот гляди ж ты, угощает всех этих грязных потных воинов вином. Своими руками подает кубки.

— Вы наше спасение, сударь, — сказала она Груберу, возможно, заметив его задумчивый взгляд. — После стольких ночей ужаса и боли это самое меньшее, что я могу сделать.

— Она восхитительна… — выдохнул Аншпах, сжимая кубок с вином, которого даже не пригубил, когда маркграфиня отошла от них.

— Эх, вот был бы я лет на тридцать моложе, да на сотню фунтов полегче… — начал Моргенштерн.

— Ты бы все еще оставался старым, толстым и никчемным индюком без единого шанса, — закончил Эйнхольт.

— Владыка Ульрик, помоги нам, — пробормотал Драккен Арику. — Она так мила…

Арик не мог оторвать взгляда от жены маркграфа и кивнул прежде, чем понял, что Драккен на нее вообще не смотрит.

— Драккен?

— Она, Арик. — Драккен улыбнулся и указал на юную девушку, толкавшуюся среди других слуг. Ей было не больше восемнадцати лет, насколько мог судить Арик; невысокая и ладненькая, одетая как доярка, девчушка была в грязи и копоти от выпавших на ее долю приключений.

— Драккен, — шепнул ему Арик, — первое правило Стаи гласит… если богиня угощает тебя вином, не заглядывайся на ее херувимов.

— Какая богиня? — спросил Драккен, уставившись на доярку.

Арик улыбнулся и покачал головой.

На рассвете они выступили из Линца. Колонна карет и повозок растянулась по дороге, а тринадцать Волков охраняли ее с флангов от неприятностей, которые могли подстерегать путников в густом утреннем тумане.

Ганс вызвал Грубера, Аншпаха и Левенхерца в голову колонны.

— Поезжайте вперед, осмотрите лес, — приказал Комтур. Троица разведчиков тут же ушла в туман.

Арик с высоко поднятым штандартом отряда двигался чуть позади Ганса.

— Драккену надо бы дать какое-то задание, а то он совсем себе нервы истреплет, — сказал Арик Комтуру. Ганс немного поразмыслил.

— Ты прав, — сказал он и криком подозвал молодого рыцаря. Драккен мигом оказался подле Комтура.

— Догоняй разведчиков. Лишние руки им не помешают.

Улыбка чуть не расколола лицо молодого рыцаря пополам, и он, взяв с места в карьер, умчался в дымку лесной дороги.

Аншпах резко осадил коня. На мгновение он потерял ориентацию в этом чертовом тумане. Солнце уже давно встало, но через плотную пелену испарений и густые кроны деревьев мог пробиться далеко не каждый луч.

— Что это было? — спросил он у Грубера, ехавшего в нескольких ярдах позади.

— Может, Левенхерц, — предположил Грубер. — Он ушел влево.

— Нет! — решительно сказал Аншпах, дав коню шпоры и развернувшись. — За мной, Грубер, скорее!

Два воина понеслись напролом через темный лес, разбрызгивая грязь и рассекая туман. По воздуху до них донесся сладковатый и сухой запах пепла. Аншпах выхватил молот.

На поляне они увидели Драккена. Его конь был мертв, та же неприятность произошла и с одним из черных рыцарей, напавших на Волчонка. Серый панцирь Драккена был вспорот ударом, сам он ранен в плечо. Но он продолжал махать молотом, яростно выкрикивая боевой клич, в попытках раздробить еще один череп, чтобы тому парню, который сбил его с коня, не было так одиноко.

Он был окружен.

Вокруг него стояли четверо темных воинов в странных угловатых доспехах и в шлемах, напоминающих луковицы Они орудовали темно-синими зазубренными клинками, изогнутыми, как клыки, а между частями доспехов виднелось мелкое плетение кольчуг. Их кони были огромными и черными, как ночь, и глаза их горели тем же внутренним огнем, что исходил из-под забрал их всадников. Что-то странное присутствовало вокруг каждого рыцаря, нечто почти незаметное, невещественное окаймляло их развевающиеся плащи и черные доспехи, как будто туман и тьма, повинуясь чьей-то воле, сгущались и превращались в воинов. Запах сладких пряностей и пепла был невыносимо сильным.

Драккен еле успел нырнуть под удар, погубивший молодое деревце сзади него. Аншпах и Грубер ринулись в битву, пригнувшись к холкам коней, чтобы не вылететь из седла от столкновения с ветвями деревьев.

Грубер очертил молотом круг и подлетел к сражающимся. Ближайший из этих почти призрачных всадников обернулся. В нос Груберу ударил сильный сухой, мертвый запах, а в голову — изогнутый зазубренный меч.

Аншпах и его конь ворвались в пространство между Грубером и его противником, и Аншпах ударом молота вогнал голову темного воина в плечи. Матово-черный шлем с острым навершием треснул, и темное зловонное облако дыма вырвалось из-под него. Свечение в глазах рыцаря угасло.

В это время еще двое воинов насели на Грубера и принялись ожесточенно рубить его своими жуткими мечами-клыками.

— Ульрик вас разрази! — ругался Грубер, пытаясь получить хоть пару секунд передышки. Из тумана, словно из-под земли, на всем скаку вырвался Левенхерц.

Его молот со свистом выбил из седла первого воина, а потом, умело и быстро развернувшись, Левенхерц проломил грудную клетку второго противника Грубера.

Последний темный воин рванулся вперед, изрыгая непонятные проклятия, сверкая красными глазами из прорези шлема.

Аншпах крутанул молот над головой и нанес мощный удар со всего маху в несущегося навстречу противника.

Все.

Отзвук последнего удара еще мгновение висел в воздухе над замершей поляной.

Аншпах спрыгнул с коня и помог подняться дрожащему Драккену.

— Славно управился, парень! Ты теперь Волк, и пусть кто-то попробует это оспорить! Грубер повернулся к Левенхерцу.

— Благодарю. Ты спас мне жизнь, — сказал он.

— Забудь, — ответил Левенхерц. Он смотрел вниз, на тела врагов. Через дыры и прорехи доспехов не было видно ничего, кроме костей, на глазах рассыпающихся в прах, как прогорающие угли в костре обращаются в золу.

Долгая, холодящая тишина стояла над поляной.

— Именем Ульрика! — прошептал Грубер, ошарашенный увиденным. — Едем назад, к конвою.

— Мертвецы не желают спокойно лежать в своих могилах. — промолвил Гансу Грубер, когда они присоединились к остановившейся колонне. Аншпах закинул раненого Драккена в повозку, а Каспен спешился, чтобы осмотреть рану новичка. Левенхерц ехал молча, на шаг позади Грубера. Когда четверо разведчиков вернулись к своим, над повозками и каретами повисла гробовая тишина. Они действительно производили жуткое впечатление: окровавленный Драккен делил коня с Аншпахом, доспехи всех четверых были запятнаны темными кровавыми брызгами. Ганс с ужасом представлял, как это выглядит для людей маркграфа, взирающих на его воинов в тревожном молчании и с еле сдерживаемым страхом.

— Давай без загадок, докладывай! — приказал Ганс. Грубер покачал головой, оправляясь от пережитого страха, скинул латные перчатки.

— Мы столкнулись с бандой темных… существ — Ульрик, спаси наши души! Кем кем, а уж простыми смертными их не назовешь. Несомненно, это были те же создания, что сожгли усадьбу Ганмарк. Обложили Драккена, да он им показал, что такое Волк, клянусь зубами Ульрика Мы забили остальных, вон, Левенхерц львиную долю забрал себе. Но их там уже нет. Помоги нам, Ульрик, Комтур! Эти твари бесплотны…

— Значит, призраки? — спросил Ганс сдавленным шепотом.

— Да не знаю я! Я с такими раньше не встречался! Ганс выругался.

— Значит, сотни миль лесов и полей, Пантеры охотятся за ними по всей марке, а они натыкаются прямо на нас. Сколько шансов из тысячи?

— Сколько шансов? — Левенхерц ворвался в разговор, произнося слова спокойно и веско. Ему, похоже, пришлось по нраву то, что Комтур хранил эти разговоры в тайне от маркграфа и его людей. — Они напали на усадьбу, потом нашли нас.. — Он чуть отъехал.

— Что ты имел в виду? — спросил его Арик, ослабляя захват на древке знамени.

— Я имел в виду то, что они, возможно, следуют за чем-то. За чем-то, что было в имении, за чем-то, что сейчас едет с нами!

Рыцари надолго затихли. Изредка ржали кони, отмахиваясь от мух.

Ганс утер тыльной стороной кисти рот.

— Похоже, ты знаешь многое из того, что неизвестно другим, господин Левенхерц, — наконец произнес он.

— Что ты хочешь сказать? — Левенхерц прикрыл веки.

— Ты, кажется, неплохо осведомлен о всяких исчадиях тьмы, — честно сказал Ганс.

Левенхерц в голос рассмеялся. Смешного было мало, но хохот сотряс тишину поляны и заставил всех обратить внимание.

— Это чистая логика, Комтур… у этих тварей есть разум. Это не свирепые зверолюды, не дикие зеленокожие с горных склонов. Они идут с ясной целью; у них есть предназначение, у них есть задача, которую все они должны выполнить. Это не случайность.

— Тогда нам надо быть настороже, — просто сказал Ганс.

— Нам бы узнать, в чем состоит их цель, господин Ком-тур. Может..

— Мы будем настороже, — прервал его Ганс. — Арик, стрелой в обоз! Посмотри, как там Драккен, готов ли ехать. Мы выступаем.

Он смотрел в сторону приближающегося маркграфа, спешащего к Комтуру Волков пешком. Он шел от кареты в сопровождении двух слуг, и его лицо не выражало особого счастья.

— Мы в опасности, господин рыцарь? — спросил он прерывающимся от волнения голосом.

— Вы в компании Волков, Ваша Светлость, — почтительно ответил Ганс. — Вы просили нас сопровождать вас, как мне помнится, и знали, что мы будем оберегать вас…

— Да-да, конечно… У меня и в мыслях не было усомниться… Но все же… Они все еще там…

— Честью своей клянусь, маркграф, честью моих людей и именем Ульрика, что ведет нас, клянусь вам, что мы будем в безопасности.

Чуть в стороне от них Грубер снова уселся в седло. Его до сих пор колотило после схватки, кровь гулко стучала в виски. «Слишком много, слишком тяжко для такого старика», — думал он. Он осматривал вереницу карет и повозок, проверяя, насколько они готовы выдвинуться в ближайшее время.

В дверном оконце кареты маркграфа он увидел жену вельможи. Она выглядывала из тени, и плутовская улыбка не сходила с ее губ.

Грубер отвел взгляд. Больше всего на свете он желал никогда не видеть ее лица.

Арик направился к повозке, в которой Драккена был окружен особой заботой. Несколько служанок и старая нянька маркграфских отпрысков старались внести свою лепту в исцеление отважного рыцаря. Драккен, казалось, не замечал их потуг. Молочница Ления усердно помогала Каспену накладывать повязку на раны молодого Волка.

— Следи, чтобы повязки были сухими и чистыми, и береги парня от заражения, — сказал Каспен новоиспеченной целительнице.

— Я знаю, что надо делать, Рыжий, — отрезала она, но кивнула, соглашаясь со всеми наставлениями.

Ления сурово взглянула в глаза Драккену, как только Каспен выпрыгнул из повозки. Она подхватила чистую тряпицу из таза с водой и отжала се.

— Я присмотрю за тобой, Волк, не волнуйся. Я довольно часто залатывала на моих братьях дыры посерьезней, чем эта царапина.

— Я… я… спасибо тебе. — Лицо Драккена уже битый час украшала глупая улыбка, которой не замечал только он сам. Арик посмотрел на него, усмехнулся и отправился к Гансу.

— Драккен счастлив, как волчонок, — доложил знаменосец Комтуру.

— Тогда в путь. Поехали! — крикнул Ганс. — Трогаемся!

К ночи они встали лагерем на скалистом склоне у излучины безымянного потока. Волки разложили сторожевые костры вокруг лагеря и разделились на смены для охраны спящих.

Около полуночи Ганс обходил посты. Он на пару секунд задержался возле Эйнхольта, прошел мимо великана Брукнера, пытавшегося затаиться на своем посту, двинулся к Арику. Остальные Волки должны были сейчас спать.

Спали не все. За границей цепочки сторожевых огней Ганс заметил темную фигуру. Он напрягся и стал подкрадываться к ней, осторожно вытянув охотничий нож из-за голенища.

— Левенхерц! — тихо прошипел Ганс.

Рыцарь удивленно обернулся, опустив изящную астролябию из желтой меди, через которую он рассматривал небеса.

— Комтур?

— Во имя Волка, Левенхерц, какого лешего ты тут забыл?

— Видите ли, около костра наблюдения не дают точных результатов, — начал объяснять рыцарь.

— Наблюдения?

— За звездами, Комтур. Порой звезды могут выстроиться в странном узоре, они могут послужить знамением важных событий. А прадед говорил мне, что небесные явления и знамения сопровождают деяния неупокоенных…

Ганс оборвал его сердитым глухим рычанием.

— Теперь я вижу, почему ты до сих пор не стал Комту-ром! Тебе не доверяют, ведь так? Старейшины Храма не вверяют жизни людей тому, кто слишком тесно связан с тьмой!

Левенхерц нахмурился.

— А, я понял, Комтур. Вы думаете, это я, не так ли? В смысле, я — часть этой новой опасности?

— Я… — начал Ганс, слегка сбитый с толку. Левенхерц рассмеялся так, словно ему рассказали самый смешной анекдот.

— Простите меня, господин Комтур. Я всего лишь тот, кем и кажусь: преданный слуга Ульрика, ум которого задает слишком много вопросов! Мой отец был Рыцарем-Пантерой. Он погиб на Антлер-Хилле, изорванный гончими Хаоса. И я всегда пытаюсь быть на шаг впереди врага, стараюсь знать о нем больше, чем он знает обо мне, чтобы служить Храму наилучшим способом, на который способны мое тело и мой разум. Мне бы не хотелось, чтобы вы не доверяли мне Если я могу вам чем-то помочь, вы должны мне доверять…

Последовала долгая пауза. Ганс протянул руку к астролябии.

— И как, выяснил что-нибудь? — спросил он тихо.

Драккен, свернувшись, лежал в повозке среди ковров и отдыхал. Какая-то тень закрыла от него свет костра, моргнув, он вырвался из объятий сладкой дремы. Ления стояла рядом с повозкой и улыбалась.

— Пить не хочешь, рыцарь?

— Меня зовут Драккен. Криг Драккен. Я хотел бы, чтобы ты звала меня так.

— Ладно, Криг, будь по-твоему. Но только при двух условиях Первое: ты скажешь, что хочешь пить; второе: ты будешь звать меня Ленией.

— Я хочу пить, Ления.

Она фыркнула и отправилась за водой.

Драккен повалился на спину и закрыл глаза. Плечо болело, но, так или иначе, это сражение оказалось прекрасным началом службы в рядах Волков Храма.

И снова на его лицо легла тень.

— Надеюсь, вода холодная… — начал он, но смолк, увидев, с кем говорит. Вместо Лении с водой над ним склонялась старая нянька.

— Успокойся, сынок, — сказала она мягко, тепло. — Я, конечно, знаю, что не так красива, как вон та доярка, но я тоже могу сделать кое-что полезное для благополучия моих защитников. А у тебя сегодня выдался длинный день.

Драккен расслабился и улыбнулся. Ее голос был таким успокаивающим, что юноша почувствовал себя в полной безопасности. Не было никаких сомнений в том, что эта женщина всю жизнь заботилась о детях.

— Я пришла только, чтобы благословить тебя, малыш, — сказала нянька и полезла за пазуху. — Есть у меня один чудесный амулет, мне его матушка дала много лет назад. Давай-ка, возьми его в руку, и он поможет тебе скорее выздороветь.

Нянька вытащила тускло поблескивающий амулет, на длинном шнурке свисавший с ее шеи. Его оправа была из олова, а сам амулет, похоже, стеклянный, выглядел как коготь. Возможно, он был частью чего-то большего и очень древнего.

— Он всегда приносит мне удачу и бережет здоровье. Драккен улыбнулся и взял амулет в руку. Коготь был теплым.

— Теперь благословение пребудет на тебе, мой бедный раненый рыцарь, благословение всех богов.

— Благодарю вас, госпожа, — промолвил Драккен. Ему было гораздо теплее, спокойнее, и боль отступила.

— А вон и Ления возвращается. Кружку воды тебе сейчас выпить не помешает. — Старая женщина забрала амулет и спрятала его. — Старая дура больше не будет досаждать тебе. Береги себя, рыцарь.

— Еще раз благодарю, — сказал Драккен. А тут уже и Ления подошла, протягивая ему кружку с водой.

— Старая Мариса снова хлопотала вокруг тебя? — спросила она с усмешкой. — Она так добра. Дети любят ее до безумия. Маркграфу повезло, что он нашел ее в прошлом году, когда понадобилась няня.

— Она замечательная старушка, и очень заботливая, — сказал Драккен между глотками. — Но я знаю, кому бы я доверил заботу обо мне…

— У тебя в обычае подглядывать за дамами? — спросила Гудрун с язвительной, но очаровательной улыбкой на устах.

Грубер остановился и принялся искать нужные слова.

— Я обхожу лагерь, госпожа.

— И это приводит тебя к моей карете как раз тогда, когда я переодеваюсь ко сну?

Грубер стремительно отвернулся, внезапно осознав тот факт, что находится в обществе женщины в одной шелковой ночной рубашке.

— Прошу прощения, госпожа. Я…

— О, помолчи, рыцарь! — сказала она, негромко рассмеявшись. — Мне лестно, что такой достойный и выдающийся человек, как ты, может смутиться моим присутствием. Я ценю ваше старание. Мы вверяем себя вашим заботам.

Грубер неловко повернулся и пошел было прочь, но…

— Как твое имя, рыцарь?

— Вильгельм Грубер. — Он снова повернулся лицом к ней и почувствовал себя отчаянно смелым. — Кто вы, госпожа?

— Жена маркграфа Линцского, если это ускользнуло от твоего внимания, — ответила она.

— И это все? — резко спросил он.

Она ничего не сказала на это. Воцарилась тишина.

— Тебе лучше вернуться к обходу лагеря, Грубер, — наконец произнесла она. — Я не знаю, кем ты меня считаешь, но мне не по душе подобные подозрения.

— Мне тоже, госпожа, — уходя, сказал Грубер. — Поживем — увидим.

Ганс смотрел на звезды через полированные линзы астролябии Левенхерца. Он хотел спросить название очередного обнаруженного им созвездия, когда Левенхерц крепко схватил его за руку.

— Что такое?

— Тихо! — прошептал Левенхерц. — Запах чуете?

Ганс принюхался, Сладкий, пепельный аромат смерти, и ошибки быть не может.

Они припали к земле и увидели полоски красноватого света, исходящие из прорезей в шлемах воинов тьмы, подступавших к лагерю вдоль берега.

— У меня нет другого оружия, кроме ножа! — шепнул Ганс Левенхерцу.

Тот подвинул ему свой молот и вытянул боевую секиру из крепления на седле.

— Приказывайте, Комтур. Они снова пришли за нами.

В ночи они выглядели пятнами мрака и огня. Ганс насчитал пятнадцать врагов, прежде чем они напали на лагерь. В этот раз темные воины атаковали в пешем строю. Они бесшумно, как тени мертвых, вошли в лагерь с востока.

Ганс не стал хранить эту предательскую тишину. Оглушительным криком изо всех сил он переполошил лагерь и Прыгнул вместе с Левенхерцом через прибрежные камни навстречу безмолвному штурму.

Лагерь ожил. Раздались отклики караульных, проснувшиеся Волки яростно ругались и гремели доспехами, перепуганные штатские орали и вопили.

Эйнхольт встретил первых нападавших, отбивая их удары и призывая своих братьев-волков. Через пять секунд в битву вломились Брукнер и Арик, тоже стоявшие на часах.


— Они отступают! — вскричал Аншпах.

— Слава Волку! — еле выговорил Ганс. Битва была напряженной, да и бились Волки в непривычно тесном пешем строю, что тоже сказалось на том, как они устали. Несколько человек были ранены, а на земле лежало семь исковерканных скелетов мертвых темных воинов. Остальные, как призраки из волшебных сказок, растаяли средь деревьев.

— Не расслабляться! — распоряжался Ганс. — Возвращаемся в лагерь! Первым делом восстановите костры — до рассвета еще долго.

— Комтур! — окликнул его Грубер.

Ганс подошел. Воин, спину которого разворотил молот Грубера, был еще жив. Он корчился и шипел, как раненая змея. Люди стояли большим кругом и смотрели на него изумленными испуганными взорами.

— Уведите людей отсюда! — приказал Ганс Дорфу и Шифферу. — Я начинаю думать, что Левенхерц прав. У нас есть что-то или кто-то очень нужное темным тварям. Оно словно притягивает их, поэтому они разорили поместье и идут за нами.

— Не буду спорить. Это не набеги, у маркграфа явно что-то хотят отнять. Они слишком прямолинейны, рискуют вламываться в лагерь вместо того, чтобы изматывать нас по пути.

— Грубер перевел дух. — Я думаю, что кто-то из свиты маркграфа, и я считаю, что знаю…

— Ты думаешь, это я, — раздался голос из-за его спины. Это была жена маркграфа, держащая за руку одного из пасынков. — Я не знаю, чем я заслужила ваше недоверие, господин Грубер. Я могу только предположить, что чем-то пугаю вас. Всю мою жизнь мои облик и жизнелюбие заставляли многих мужчин представлять меня каким-то дьявольским, бесстыжим отродьем, которого нужно остерегаться. Как я могу изменить свою внешность или избавить себя от вкуса к жизни? Как я могу изменить свою натуру? Я не демон. Жизнью своей — жизнью моих детей, господа, заклинаю вас, поверьте, я не имею никакого отношения к этим событиям.

Ганс посмотрел на своего заместителя. Старый вояка понурил голову и рассматривал землю у себя под ногами.

— Похоже, мы оба сегодня сделали поспешные выводы, старик. И оба ошиблись.

— Ты тоже? Ганс кивнул.

— Госпожа, уведите детей к повозкам. Мы разберемся с трудностями. Левенхерц!

Благородный рыцарь не замедлил явиться на зов. Его нагрудник был серьезно поврежден в битве, да и в наплечнике красовалась приличная вмятина, когда Ганс видел его в последний раз. Поэтому сейчас он был в суконном подлатнике.

— Комтур?

— Ты, Левенхерц, человек ученый… по твоим словам. Как бы нам получить сведения от нашего гостя?

Левенхерц посмотрел вниз, на бьющуюся в корчах фигуру и присел на корточки. Он прислушался к шипению темного воина и пожал плечами.

— Я мало что понимаю в этом скрежете… язык… может быть, это наречие дальних земель Арабии. Есть одно слово, которое он повторяет…

Левенхерц глухо повторил слово с явным отвращением. Существо задергалось с шипением и лаем. Белый Волк еще раз воспроизвел низкие гортанные звуки.

Ганс отвернулся.

— Так мы ничего не добьемся…

Левенхерц попытался еще и еще раз, пока существо не ответило ему таким же гортанным языком.

— Я не понимаю его. Слова слишком странные… — Левенхерц предпринял очередную попытку. Безрезультатно.

Потом существо протянуло костлявую руку и начертало в пыли изогнутый символ.

— Это что такое? — спросил Ганс.

— Хотел бы я знать, — ответил Левенхерц. Я не понимаю его языка, а в рисунке нет смысла. Что это? Полумесяц?

— Коготь, — внезапно произнес Драккен из-за спины Ганса. — И я знаю, где он.

Старая няня Мариса отступила к повозке, в ужасе схватившись руками за ворот платья.

— Нет! — кричала она. — Нет, вы его не получите! Ганс взглянул на Драккена и Левенхерца.

— Она же всего-навсего нянька…

— У нее есть амулет в виде когтя. Она меня им благословляла, — сказал Драккен.

— Если это тот предмет, за которым охотятся эти существа, госпожа, вы должны отдать его ради нашего спасения, — неумолимо произнес Левенхерц.

— Эта безделушка, которую мне дала матушка? — запинаясь, спросила старушка. — Но она всегда приносила мне удачу.

Грубер присоединился к Волкам.

— Да, в этом есть смысл. Те воины, которых я убил… я-то думал, что они преследуют госпожу Гудрун с детьми, а на самом деле их целью была эта нянька.

Подошел маркграф с супругой.

— Пожалуйста, господин! — взмолилась старушка, — пусть они перестанут городить всякую чепуху.

— Дорогая Мариса, — обратилась к ней Гудрун, — ты всегда была добра к нашим детям, и я буду защищать тебя от любого вреда, но сейчас мы в большой опасности. Позволь нам доказать это. Дай мне амулет.

Ссохшиеся морщинистые руки тряслись, но старушка смогла снять с себя талисман и отдала его жене маркграфа. Та немедленно направилась к издыхающему существу. Ганс хотел остановить ее, но Грубер задержал его.

— Она знает, что делает, можешь мне поверить, — сказал старый воин Комтуру.

— Ления рассказала мне, что служанка у них недавно. Ее предшественница слегла, и тогда Мариса приехала из каких-то дальних краев, — поделился сведениями Драккен.

Левенхерц кивнул.

— Если этот зловещий талисман долго был в ее семье, они могли и не знать о его силе. Но он ведет этих существ по своему следу. Они чуют ее запах — или запах предмета, которым она владеет.

— Но что это? — спросил Арик.

— Коготь демона, которому они поклоняются? Выпавший ноготь бога? — Левенхерц пожал плечами. — Кто знает? Кому охота знать?

— Человеку, который любит знания, как ты? — предположил Ганс.

— Поверь, Комтур, есть вещи, о которых лучше не знать никому.

Жена маркграфа показала амулет смертельно раненой твари и еле успела отпрыгнуть назад — воин дернулся вверх и попытался схватить коготь с рычанием и визгом.

Грубер подошел и опустил молот на его голову быстрым уверенным движением.

— Вот наше доказательство, — постановил он. Все застыли, заслышав плачущие звуки, доносящиеся из леса. Новой волной нахлынул могильный запах.

— Они снова почуяли амулет, и теперь еще сильнее, чем прежде, — сказал Левенхерц, — так что скоро мы встретимся.

— К оружию! — закричал Ганс, подгоняя людей. Он указал на круг костров. — Нет, нам их никогда не одолеть. Их больше, да и ночь им на руку. Вряд ли мы отобьем их атаку до рассвета. Есть только один способ.

Белый Отряд и его подопечные влетели в сутолоку, царящую в кольце огней. Теперь они могли видеть, как приближаются черные всадники, и слышать стук копыт их коней. Дюжины красных глаз загорались во тьме подобно адским звездам.

Ганс попытался сосчитать темные фигуры. Их снова оказалось двадцать, словно не было убитых в первой стычке. Волк тихо выругался.

— Этак они будут каждый раз возвращаться в полном составе, — прошептал он Груберу. — Тогда мы их точно не осилим. Мы не можем так сражаться — они задавят нас числом. Мы не можем и бежать — они проворнее нас. Эти порождения тьмы будут преследовать нас, пока не получат то, за чем пришли.

Неприятель стоял за кольцом огней, полностью окружив лагерь. Сладкий запах был непереносим.

— И что тогда делать? Погибнуть в сражении во славу Ульрика? — спросил Грубер.

— Да, так… или иначе, — сказал Ганс. — Их можно провести. Это наш единственный шанс выжить…

Он взял талисман и выступил вперед, так что темные всадники могли его видеть. Затем молниеносно, не дав никому и секунды, чтобы осмыслить происходящее, Ганс положил талисман на камень и взмахнул молотом Левенхерца, что было сил.

Всадники в ужасе закричали, но ни один не успевал помешать Гансу. Тяжелый молот превратил талисман в мелкое крошево. Во взрыве света и вспышке зеленого, зловещего пламени на миг исчезло все. Взрыв отбросил Ганса назад, а от молота осталась только рукоять.

Талисман исчез.

Красная молния, словно кровь, обращенная в энергию, заметалась над поляной поверх голов людей в центре круга. Неизвестно откуда налетел горячий вихрь. Призраки завизжали в один голос, свирепый смерч увлек их в свою бешеную круговерть, словно безвольные обрывки черной ткани, и унес во тьму ночи.

Четыре изнурительных дня пути потребовалось им, чтобы добраться до Мидденхейма. Белый Отряд сопровождал маркграфа до самого графского дворца, где предстояло поселиться высокородным погорельцам. Настала пора прощаний. Выслушивая неумеренные благодарности маркграфа, Ганс обводил взглядом двор. Драккен неловко и застенчиво целовал служанку. «До свидания, Ления». Ганс почему-то подозревал, что это свидание не заставит себя долго ждать. Моргенштерн и Аншпах катали на закорках детишек, взяв на себя ответственную роль коней в «конном бою», а знаменосец Арик успокаивал до сих пор перепуганную Марису. Грубер стоял рядом с Гудрун.

— Простите меня, госпожа, — мягко говорил Грубер. — Я ошибочно подозревал вас в том, к чему вы не имели никакого отношения. Стыд и позор на мою седую голову.

— Вы спасли мне жизнь, господин Грубер. Я бы сказала, мы в расчете. — Она улыбнулась, и его сердце в который раз дрогнуло.

— Если бы вы только были моложе и я была свободна, — проговорила она то, о чем думал он. Их глаза встретились на короткое страстное мгновение, потом оба рассмеялись и простились.

В величественной темноте Храма Волчий Хор глубоко, сильно пел прочувствованный благодарственный гимн. Голоса замирали в неподвижном, прохладном воздухе.

Левенхерц стоял на коленях перед главным алтарем. Он поднял голову, заслышав приближающиеся сзади шаги.

Ганс смотрел на него. В руках у Комтура был какой-то предмет, завернутый в старую волчью шкуру.

— Пантеры будут очень огорчены, когда узнают, что мы украли их славу, — сказал Левенхерц, поднимаясь с колен. Ганс кивнул.

— Они будут жить. И думать, будто мы намеревались уйти подальше от боевых действий.

В разговоре возникла долгая пауза. Ганс неотрывно смотрел на Левенхерца.

— Полагаю, ты снова будешь настаивать на переводе.

— Нет, если вы позволите мне остаться, Комтур. Я долго искал свое место. Возможно, оно здесь, в этом Отряде Волков.

— Тогда добро пожаловать в Белый Отряд, воин. Я буду гордиться таким смелым подчиненным.

— Надо бы мне зайти к жрецам-оружейникам, новый молот освятить.

Ганс протянул ему меховой сверток.

— Нет нужды. Сам Ар-Ульрик позволил мне взять это из храмового реликвария.

Старый боевой молот, оказавшийся в шкуре, был великолепен. Его покрывал слой патины — след возраста и частого применения.

— Он принадлежал Волку по имени фон Глик. Один из храбрейших и самых верных друзей, он погиб недавно. Ему бы понравилось, что его молот снова оказался в руках Волка, а не пылится в старом сундуке.

Левенхерц взял славное оружие, взвесил его на руке, проверил баланс.

— Это честь для меня, — сказал он.

Вокруг них поднимались к потолку звуки пения Волчьего Хора, вырываясь из храма и устремляясь к небесам над Мидденхеймом подобно дыму.