9 ХОЛОД И ПРОКЛЯТИЯ

День клонился к вечеру. Потрепанное окружение принца Джошуа сгрудилось под покровом спутанных ивовых и кипарисовых ветвей в устланной мхом ложбине, которая когда-то была руслом реки. Тоненький мутный поток бежал в самой середине - все, что осталось от стремнины. Над ними поднимался холмистый склон, вершина скрывалась за тесно растущими деревьями.

Они надеялись добраться до более высокого места до захода сеянца, чтобы занять оборонительную позицию и быть готовыми к любым неожиданностям, подстерегавшим их в этой тенистой долине, но уже сгущались сумерки, а отряд еле передвигал ноги.

Или их догадка в отношении того, что норны загоняют их в угол, верна, подумал Деорнот, или им страшно везет. Стрелы жалящими роями летали вокруг них весь день. Некоторые попали в цель, но ни одна из ран не была смертельна. Стрела попала Айнскалдиру в шлем, разорвав кожу над глазом, и весь день из нее красной слезой сочилась кровь. Другая стрела задела шею Изорна сзади, а у леди Воршевы на руке выше запястья была длинная кровавая полоса.

Как ни странно, Воршева, казалось, не замечала раны, которую она обмотала полоской, оторванной от своей потрепанной юбки, и шагала вперед без единой жалобы. На Деорнота подобное свидетельство отваги произвело сильное впечатление, но он был несколько обеспокоен мыслью, не является ли это опасным признаком безразличия ко всему. Воршева и принц Джошуа демонстративно не разговаривали друг с другом. Лицо Воршевы мрачнело всякий раз при его приближении.

Ни Джошуа, ни отец Стренгьярд, ни герцогиня Гутрун пока не получили ни малейшего ранения. С того самого момента, как их отряд достиг ложбины и воспользовался не слишком надежным укрытием, чтобы обессиленно рухнуть наземь, они только и занимались перевязыванием ран. В данный момент священник занимался Таузером, который заболел на переходе, другие двое ухаживали за Сангфуголом.

Если даже норны не намерены нас убивать, они совершенно очевидно собираются остановить, думал Деорнот, потирая ноющую ногу. Может быть, им уже все равно, владеем ли мы одним из Великих мечей, или их шпионы уже разузнали, что у нас его нет. Но почему тогда они нас не убивают? Возможно, они хотят взять в плен Джошуа? Попытки разгадать намерения норнов вызывали у него физическую тошноту. Что же нам делать? Что лучше: быть израненными насмерть или повернуться и сразиться?

Но был ли у них выбор? Норны всего лишь лесные тени. Пока у них хватает стрел, белолицые преследователи могут делать что хотят. Что может предпринять отряд Джошуа, чтобы вызвать их на бои?

Туман быстро окутывал сырую землю, делая неразличимыми деревья и камни, как будто спутники Джошуа оказались в каком-то промежутке между мирами - промежутке между жизнью и смертью. Сова серым привидением пролетела у них над головами.

Деорнот с трудом поднялся, чтобы помочь Стренгьярду. Принц подошел к ним и смотрел, как Стренгьярд промокает платком полыхающий лоб Таузера.

- Жаль… - сказал Стренгьярд, не поднимая головы. - Жаль, я имею в виду, что туман повсюду, а у нас так мало чистой воды. Даже земля сырая, но нам это не поможет.

- Если сегодняшняя ночь будет такой же сырой и холодной, как прошлая, - сказал Деорнот, схватив за руку Таузера, который пытался сбросить платок, - мы выжмем одежду и наполним Кинслаг.

- Мы не можем здесь оставаться на ночь, - сказал Джошуа. - Мы должны подняться выше.

Деорнот внимательно посмотрел на него. В принце не было заметно недавней вялости: напротив, глаза его ярко горели. Казалось, он возвращается к жизни, в то время как все вокруг умирает.

- Но как, мой принц? - спросил Деорнот. - Как можем мы надеяться втащить свои кровоточащие тела в эту гору? Мы даже не знаем ее высоты.

Джошуа кивнул, но сказал:

- Тем не менее, нам надо взобраться на нее до темноты. Малейшие попытки сопротивления будут бесполезны, если они смогут напасть на нас сверху.

Айнскалдир подошел к ним и присел на корточки рядом. На лице его была запекшаяся кровь.

- Только бы до них добраться! - Он поиграл своим топориком и криво улыбнулся. - Если мы им покажемся, они разорвут нас на куски. Они видят в темноте лучше нас.

- Мы должны идти наверх тесной группой, - сказал принц, - прижавшись друг к другу, как испуганное стадо. Те, кто будет находиться по краям, должны укутать руки и ноги во все плотное тряпье, которое у нас осталось, чтобы им было труднее разобраться, в кого они стреляют. Тут целишься в первый ряд, а попадаешь в последний.

Айнскалдир прорычал:

- Создадим мишень, в которую не промахнешься: не ранишь одного, не зацепив другого. Это безумие!

Джошуа резко обрушился на него:

- Ты не несешь ответственности за жизнь людей в этом отряде, Айнскалдир. Я несу ее! Если хочешь пробиваться один - пожалуйста! Если остаешься с нами - молчи и делай, что говорю я!

Те, кто разговаривал перед этим, замолкли и ждали. Риммерсман пристально посмотрел на Джошуа, глаза его ничего не выражали, борода подрагивала. Затем он улыбнулся в мрачном восхищении.

- Айя - да, принц Джошуа, - было все, что он сказал.

Принц положил руку на плечо Деорнота.

- Все, что мы можем сделать, - это продолжать борьбу, даже когда погибла надежда…

- Надежда еще не погибла, если вы готовы выслушать.

Деорнот обернулся, ожидая увидеть рядом герцогиню Гутрун, так как голос был голосом пожилой женщины. Но Гутрун обрабатывала раны лютниста Сангфугола и находилась на изрдном расстоянии.

- Кто это говорит? - спросил Джошуа, обратившись лицом к лесу и вытягивая меч из ножен. Все вокруг молчали, чувствуя его тревогу. - Я спрашиваю, кто говорит?

- Я, - ответил голос спокойно. В нем слышался акцент, отличный от вестерлингского. - Я не хотела испугать вас. Я пришла как ваш друг.

- Опять эти норнские штучки! - взревел Айнскалдир, размахивая топориком и пытаясь определить, откуда доносится голос.

Джошуа поднял руку, удерживая его, и закричал:

- Если ты друг, то почему не показываешься?

- Потому что я еще не готова и не хочу вас пугать. Ваши друзья - мои друзья: Моргенс из Хейхолта, Бинабик из Йиканука.

Деорнот почувствовал, как волосы зашевелились на голове, когда он услышал слова невидимого обладателя голоса. Услышать эти имена здесь, в глубине незнакомого Альдхортского леса!

- Кто ты? - воскликнул он.

В чаще послышался шелест. Странная фигура выступила вперед и направилась к ним сквозь сгущающийся туман. Нет, сообразил Деорнот, фигур было две: большая и маленькая.

- В этой части света, - сказала высокая фигура с оттенком насмешки в резковатом голосе, - я известна под именем Джулой.

- Валада Джулой! - воскликнул Джошуа. - Мудрая. Бинабик говорил о тебе.

- Кто-то говорит "мудрая", кто-то - "ведьма". Бинабик мал, но вежлив. Но об этом мы можем поговорить и позже. Сейчас темнеет.

Она не была ни слишком высокой, ни слишком крупной женщиной, но в ней ощущалась большая сила. Ее короткие волосы почти совсем поседели, острый и крючковатый нос выдавался вперед. Самой примечательной чертой были ее глаза: широкие, с тяжелыми веками, они улавливали последние искорки уходящего солнца и светились каким-то желтым огнем, напоминая Деорноту ястребиные или совиные. Эти глаза так потрясли его, что он не сразу заметил, что она держит за руку девочку.

Девочка была мала - лет восьми или девяти. Глаза ее, хотя и обычного карего оттенка, восприняли что-то от силы взгляда старшей женщины. Но если взгляд Джулой задерживал на себе внимание, подобно стреле, дрожащей в натянутой тетиве, то глаза девочки смотрели в никуда, ее пристальный взгляд был беспредметен, как у слепца.

- Лилит и я пришли, чтобы быть с вами, - сказала Джулой, - и проводить вас, если нам удастся, хотя бы недолго. Если вы попытаетесь влезть на эту гору, некоторые из вас умрут, а достигнуть вершины не удастся никому.

- Откуда вам это известно? - потребовал объяснения Изорн. Он выглядел растерянным, и не он один.

- Вот что. Норнам не хочется вас убивать, иначе группа пеших не прошла бы и десятой доли пути, покрытого вами. Если же вы перейдете эту гору, вы окажетесь на территории, над которой у них нет власти. Если среди вас есть те, кто им не нужен живьем, а им явно нужны не все, они попытаются убить тех, без кого могут обойтись, чтобы отпугнуть остальных от горы.

- И что же ты нам тогда предлагаешь? - спросил Джошуа, выступая вперед. Взгляды их встретились. - За этой горой мы в безопасности, но мы не смеем туда пройти. Что же нам - лечь и умереть?

- Нет, - спокойно ответила Джулой. - Я просто сказала вам, что не следует лезть на гору. Есть иные пути.

- Перелететь? - язвительно усмехнулся Айнскалдир.

- Некоторые это могут, - она улыбнулась его словам, как шутке. - Все, что вам нужно, - это идти за нами. - Снова взяв девочку за руку, она пошла по краю ложбины.

- Куда вы идете? - крикнул Деорнот, почувствовав приступ страха при мысли, что их оставили и что эти двое исчезают в сумеречных тенях.

- Идите за нами, - крикнула Джулой через плечо. - Тьма сгущается.

Деорнот обернулся к принцу и увидел, что тот помогает подняться герцогине Гутрун. Пока остальные поспешно собирали свои жалкие пожитки, Джошуа быстрым шагом направился к месту, где сидела Воршева и протянул ей руку. Она сделала вид, что не видит этого, встала и пошла вперед с гордо поднятой головой, как королева в официальной процессии. Остальные, прихрамывая, последовали за ней, устало перешептываясь.

Джулой остановилась, чтобы подождать отстающих, рядом с ней Лилит тревожным взглядом смотрела в лес, как будто ждала кого-то.

- Куда мы идем? - спросил Деорнот, остановившись передохнуть рядом с Изорном. Они попытались счистить грязь с сапог. Лютнист Сангфугол, который не мог передвигаться без поддержки, опустился на землю, тяжело дыша.

- Мы не выйдем из леса, - сказала колдунья, изучая кусочек лилового неба, видный между ивовыми ветвями. - Но мы пройдем под горой в часть старого леса, известную как Шисейрон. Как я сказала, норны вряд ли последуют за нами туда.

- Пройдем под горой? Как это? - изумленно спросил Изорн.

- Мы идем по руслу Ре Суриени, древней реки, - сказала Джулой. - Когда я впервые попала сюда, этот лес был прекрасным местом, а не такой мрачной чащобой, как сейчас. И река была одной из многих, соединявших эти леса, по ним плавали из Да'ай Чикиза до высокого Асу'а.

- Асу'а? - удивился Деорнот. - Разве не так называли ситхи Хейхолт?

- Асу'а был грандиознее, чем Хейхолт будет когда-нибудь, - сказала Джулой решительно, ища глазами следы исчезающей линии неба. - Порой вы, люди, как ящерицы, греетесь на солнышке, расположившись на камнях разрушающегося дома, и думаете: какое миленькое местечко для солнечных ванн кто-то для нас построил. Вы стоите на печальных остатках того, что когда-то было широкой прекрасной рекой, по которой скользили ладьи древних и по берегам которой росли цветы.

- Это была заколдованная речка? - Изорн не был очень внимательным слушателем. Сейчас же, с удивленным выражением на лице, он вглядывался в окружающее, как будто самое ложе реки могло носить следы вероломства.

- Безмозглый! осудила его Джулой. - Да, это была "волшебная речка". Вся земля была, как ты ее назвал бы, "волшебной страной". Кто, ты думаешь, преследует вас?

- Я… Я так и знал, - пробормотал растерянно Изорн. - Но я об этом не думал. У них ведь стрелы и мечи настоящие - вот о чем я думал.

- Такими же были стрелы и мечи твоих предков, риммеров, откуда и происходит эта кровная вражда между ними и вами. Разница, однако, в том, что разбойники короля Фингила убили многих ситхи своими клинками черного железа. Фингил и ваши предки, наконец, умерли, а дети востока не умирают, по крайней мере за то время, что вам дано познать, и они, кроме того, не забывают зла. А если они и стары, то тем терпеливее ждут отмщенья. - Она встала и поискала глазами Лилит, которая куда-то отошла. - Пойдемте, - сказала она строго. - Будем залечивать раны, когда перейдем на ту сторону.

- На ту сторону чего? - спросил Деорнот. - Как? Ты нам так и не сказала.

- И сейчас не буду тратить на это время, - ответила она. - Мы скоро будем там.

Свет быстро угасал, и ступать приходилось с опаской, но Джулой была уверенным проводником. Она замедляла шаг, а дождавшись только самых передних отставших, тут же снова пускалась в путь.

Небо приобрело первые ночные оттенки, когда русло снова повернуло. Нечто темное вдруг надвинулось на них, это темное было выше деревьев и чернее окружающей темноты. Путники запнулись и остановились, а те из них, у кого хватило дыхания, застонали.

Джулой достала незажженный факел из своего, заплечного мешка и вручила его Айнскалдиру. Он хотел съязвить, но под взглядом ее желтых глаз не посмел.

- Возьми это и зажги, - сказала она. - Нам нужно будет хоть немного света там, куда мы идем.

Недалеко от того места, где они стояли, русло пропало в потемках, уходя в большое отверстие в горе - под арку, чьи обтесанные камни почти полностью исчезли под покровом стелющегося мха.

Айнскалдир ударил топором, проскочила искра, факел загорелся. Его разгорающееся желтое пламя высветило другие камни, более светлые, за заросшим входом. Гигантские старые деревья выбивались к свету из склона горы прямо над аркой, разрушая облицовку отверстия.

- Тоннель на всю ширину горы? - ахнул потрясенный Деорнот.

- В старину были настоящие мастера-строители, - сказала Джулой. - Но лучше всего они строили там, где уже существовали творения природы, и поэтому города мирно уживались с лесами и горами.

Сангфугоп закашлялся.

- Похоже… на обиталище привидений, - прошептал он.

Джулой фыркнула:

- Даже если и так, это не те мертвые, которых вам следует бояться. - Она, казалось, была готова что-то добавить, но раздалось шипенье и удар: вдруг в стволе кипариса у головы Айнскалдира задрожала стрела.

- Вы что, пытаетесь сбежать? - произнес холодный голос, отдавшийся эхом, так что невозможно было понять, откуда он исходит. - Вы сдадитесь немедленно. Вас до сих пор щадили, но мы не позволим вам уйти на ту сторону. Мы вас всех уничтожим.

- Эйдон, спаси нас! - зарыдала герцогиня Гутрун, которую, наконец, оставило мужество. - Спаси нас, Господи! - Она опустилась на мокрую траву.

- Это из-за факела! - вскричал Джошуа, быстро подойдя к ним. - Погаси факел, Айнскалдир.

- Нет, - сказала Джулой. - Вы никогда не найдете дороги в темноте… - Она повысила голос. - Хикедайя, - закричала она, - тебе известно, кто я?

- Да, мы знаем тебя, старуха, - отозвался голос. - Но все уважение, которого ты заслуживала, пропало, когда ты связалась с этими смертными. Мир мог бы вращаться и дальше, оставляя тебя нетронутой в твоем одиноком доме, но ты не хочешь покоя. Теперь ты тоже бездомна и будешь ползать, как краб без ракушки. И тебе предстоит умереть, старуха.

- Загаси факел, Айнскалдир, - рявкнул Джошуа, - мы сможем зажечь новый, когда будем в безопасном укрытии.

Риммерсман пристально взглянул на принца. Вокруг была полная тьма, и если бы не пляшущее пламя факела, Джошуа ни за что не рассмотрел бы его ухмылки.

- Не медлите! За мной! - крикнул Айнскалдир и ринулся по руслу к огромной арке. Над его головой полыхал факел. Мимо его товарищей просвистела стрела, а он превратился просто в скачущее из стороны в сторону пламя.

- Вперед! Все бегом! - приказал Джошуа. - Помогайте бегущим рядом и бегите!

Кто-то кричал на незнакомом языке - вообще казалось, что весь лес полон шума. Деорнот подхватил Сангфугола и потащил его через свисающие над головой ветки за мелькающей впереди огненной точкой факела Айнскалдира. Ветки хлестали их по лицам и хватали злыми когтями. Еще один крик боли раздался перед ними, и пронзительные вопли усилились. Деорнот взглянул через плечо: рой бледный теней несся вперед над туманной землей, там были лица, чьи черные как смоль глаза наполняли его отчаянием даже издали.

Что-то сильное ударило его сбоку по голове, так что он пошатнулся. Он услышал, как Сангфугол стонет от боли, пытаясь подтянуть его за локоть. На какой-то миг рыцарю показалось, что лучше просто лечь на землю и не вставать.

- Милостивый Эйдон, дай мне покой, - услышал он слова собственной молитвы. - В руках Твоих я буду почивать, на груди Твоей я обрету мир.

Но Сангфугол все тянул его. Оглушенный, раздраженный, он снова, спотыкаясь, встал на ноги и увидел над собой россыпь звезд, мерцающих сквозь кроны деревьев.

Не хватает света, чтобы видеть под горой, подумал он и заметил, что снова бежит. Но как ни бежал он, а продвигались они с Сангфуголом крайне медленно: темное пятно на горе, казалось, совсем не приближалось. Он опустил голову и стал следить за своими ногами - неясными тенеподобными предметами, скользящими на липкой грязи старого русла.

Голова. Опять пострадала голова…

В следующее мгновение он нырнул в темноту так неожиданно, как будто кто-то накинул ему на голову мешок. Он почувствовал, как еще какие-то руки подхватили его под локоть и толкают вперед. Голова его стала странно легкой и пустой.

- Вон факел, впереди, - сказал кто-то рядом.

Голос похож на голос Джошуа, подумал Деорнот. Он тоже в мешке, что ли?

Он проковылял еще несколько шагов и увидел впереди свет. Он глянул вниз, пытаясь все это осознать. Айнскалдир сидел на земле, прислонясь к каменной стене, которая изгибалась вверх. Риммерсман держал в руке факел. На бороде его бьша кровь.

- Возьмите, - сказал он, ни к кому в частности не обращаясь. - У меня… стрела в… спине, не могу… дышать. - Он медленно повалился на землю к ногам Джошуа. Это выглядело так нелепо, что Деорнот попытался засмеяться, но не смог. Чувство пустоты охватывало его все сильнее. Он наклонился, чтобы помочь Аинскалдиру, но вместо этого очутился в глубокой черной дыре.

- Да поможет нам Узирис! Посмотрите на голову Деорнота!.. - закричал кто-то. Он не узнал голоса и не понял, о ком речь… Потом темнота вернулась, и стало трудно думать. Дыра, в которую он провалился, оказалась действительно очень темной.

Рейчел Дракон, главная горничная в Хейхолте, поправила кипу мокрого белья на плечах, пытаясь найти равновесие, чтобы не чересчур нагружать свою больную спину. Все было, конечно, бесполезно: боль не пройдет, пока Господь не заберет ее к себе на небеса.

Рейчел совсем не чувствовала себя Драконом. Девушки-горничные, которые так ее прозвали в те далекие времена, когда сила ее воли была единственным, что удерживало Хейхолт от упадка и запустения, теперь не узнали бы ее в этой согбенной, вечно стонущей старухе. Она сама себе удивлялась. Случайно увиденное однажды утром в серебряном подносе отражение показало ей изможденную старую каргу с темными кругами под глазами. Давно уже она бросила следить за своей внешностью, но тем не менее перемена ее потрясла.

Неужели Саймон умер всего четыре месяца назад? А кажется, прошли годы. Это было как раз в тот день, когда она почувствовала, что теряет власть надо всем. Когда-то она царила над хозяйством Хейхолта как всевластный капитан, и, несмотря на жалобы ее юных подчиненных, которые произносились шепотом, все бывало сделано как надо. Всякого рода бунтарские речи никогда не беспокоили Рейчел, во всяком случае она знала, что жизнь представляет собой бесконечную борьбу с беспорядком и что беспорядок непременно побеждает. Вместо того, чтобы убедить ее в тщетности усилий, осознание этого, однако, только подстегивало стремление Рейчел не поддаваться. Страстная эйдонитская вера ее родителей-северян научила ее, что чем бесполезнее борьба, тем важнее вести ее с полной отдачей. Но часть жизненных сил покинула ее, когда Саймон погиб в полыхающем аду, который бушевал в похоях доктора Моргенса.

Не то чтобы он был послушным и примерным парнем, нет, далеко не так. Саймон был своеволен и своенравен, он был мечтателем, витающим в облаках. Он, однако, оживлял существование Рейчел. Она была бы даже рада снова испытать приступы ярости, до которых он доводил ее, лишь бы он снова был здесь.

Вообще-то просто не верится, что он умер. Но ничто не могло уцелеть в пожаре, охватившем покои доктора Моргенса, когда вспыхнул какой-то из его колдовских составов, - так, по крайней мере, ей сказали эркингарды. Расплавленные обломки и обгоревшие балки убедительно свидетельствовали, что ничто и никто не могли выжить в этой комнате даже несколько мгновений. Но у нее не было ощущения, что он действительно умер. Она ведь была ему почти как мать. Вырастила его, - конечно, не без помощи другой прислуги, - растила с того первого часа, когда мать его скончалась при родах, несмотря на все попытки доктора Моргенса спасти ее. Так ей ли не знать, действительно ли его нет на свете? Она ли неспособна почувствовать последний разрыв пуповины, связывающей ее с этим глупым неотесанным балбесом?

Милостивая Риаппа, думала она, неужели ты, старуха, снова плачешь? У тебя мозги совсем размякли.

Рейчел знала, что у некоторых из близких-ей людей дети действительно умерли, а они по-прежнему говорят о них, как о живых, поэтому и она вправе так же думать о Саймоне, испытывать такие же чувства. От этого ничего не меняется. Парень безусловно погиб, погиб из-за своей дурацкой привычки вечно ошиваться около этого сумасшедшего алхимика Моргенса - вот и все.

Но с того момента все пошло наперекосяк. Какая-то туча нависла над ее любимым Хейхолтом, какой-то неуютный туман заполнил каждый его уголок. Борьба с грязью и беспорядком постоянно оборачивалась для нее полным поражением. И все это несмотря на то, что замок казался более пустынным, чем когда-либо на ее памяти, по крайней мере, ночью. Днем, когда неяркое солнце заглядывало в высокие окна и освещало сады и поляны, жизнь Хейхолта казалась чрезвычайно оживленной. В сущности, теперь, когда на смену солдатам, потерянным Элиасом при Наглимунде, пришли наемники - тритинги и пришельцы с Южных островов, - в замке стало шумнее, чем прежде. Некоторые из ее девушек, напуганные тритингами, покрытыми шрамами и татуировкой, и их грубыми манерами, покинули Хейхолт и вернулись к своим деревенским родственникам. К крайнему своему огорчению и растущему отчаянию Рейчел обнаружила, что несмотря на орды нищих, которые бродят по Эрчестеру и располагаются табором у самых стен замка, почти невозможно найти замену сбежавшей прислуге.

Но Рейчел знала, что причина не только в неотесанных новых обитателях замка. Если в дневное время замок был заполнен задирами-солдатами и надменными вельможами, то по ночам он казался таким же необитаемым, как кладбище за стенами Эрчестера. По коридорам разносились эхо и странные голоса. Шаги раздавались там, где никто не ходил. Рейчел уверяла, что запираются они от пьяных солдат, но и она, и остальная прислуга знали, что тщательно проверяемые болты на дверях и общая молитва перед сном были вызваны чем-то большим, нежели страх перед подвыпившим тритингом.

Больше того, хоть она ни за что не признается в этом своим - Боже сохрани их и помилуй! - подопечным, Рейчел несколько раз за последние несколько недель заблудилась, потому что пришлось бродить по незнакомым коридорам. Это Рейчел-то! Она, которая исшагала весь замок вдоль и поперек за эти долгие десятилетия, теперь могла заблудиться в собственном доме! Это признаки либо безумия, либо преклонного возраста… либо дьявольское проклятье.

Рейчел сбросила с плеч мешок с мокрыми простынями и прислонилась к стене. Трое пожилых священников обошли ее, разговаривая между собой по-наббанайски. Они уделили ей не больше внимания, чем уделили бы дохлой собаке на дороге. Она посмотрела им вслед, пытаясь отдышаться. Подумать только, что на старости лет ей приходится таскать тюки с мокрым бельем, как какой-нибудь прачке из подвала! Но дело-то нужно делать. Кто-то должен продолжать борьбу.

Да, все перевернулось с того дня, как умер Саймон. И лучше не становится. Она нахмурилась и снова взвалила груз на плечи.

Рейчел закончила развешивать мокрое белье. Глядя, как оно развевается на вечернем ветру, она подивилась прохладной погоде. Месяц тьягар, середина лета, - а дни холодные, как в начале весны. Это, конечно, лучше, чем смертоносная засуха прошлого года, но даже несмотря на такое утешение, она жаждала жарких дней и теплых ночей, которые положены каждому лету. У нее и так болят суставы, а в холодные утра особенно. Сырость, казалось, проникает потихоньку в самые ее кости.

Она перешла поляну, не понимая, куда подевались все ее помощницы. Где-нибудь у них посиделки и болтовня, не иначе, в то время как она, главная над всей женской прислугой, работает, как ломовая лошадь. Хоть Рейчел и не так здорова, в правой руке у нее хватит силы, чтобы призвать к порядку нескольких девиц!

Очень жаль, размышляла она, медленно шагая вдоль наружной стены, что не находится человека, способного взять замок в крепкие руки. Элиас казался подходящим для такого дела, когда умер старый король Джон, да благословит Господь его память, но Рейчел была горько разочарована. Но не удивлена. Таковы мужчины, и ничего не поделаешь: самонадеянные и хвастливые, как мальчишки; если разобраться, даже взрослые, они мало чем отличаются от этого простака Саймона. Они совершенно неспособны справиться с серьезным делом, и король Элиас - не исключение.

Взять, например, это безумие с его братом. Ну, Рейчел-то принц Джошуа особенно никогда не нравился: на ее вкус он был слишком серьезен и учен, он-то уж себя непременно воображал шибко умным. Но посчитать его предателем - это уж чистейшая глупость, каждому ясно! Джошуа был чересчур большим книгочеем и парил слишком высоко в заоблачных высях для такой ерунды. Но что же делает его брат Элиас? Несется на север с армией и с помощью какой-то нечистой силы сносит замок Джошуа в Наглимунде, и всех убивает, и все сжигает. И с чего вдруг? Из-за какой-то дурацкой гордыни короля Элиаса. А теперь в Эркинланде полно вдов, неурожай, а все жители Хейхолта - да простит ей Господь Узирис подобные мысли, но все это истинная правда, - все жители Хейхолта попадут в ад.

Наружная сторона Нирулагских ворот возникла перед ней, окрашивая длинными тенями стены по обе стороны. Коршуны и вороны ссорились над ними из-за остатков голов, насаженных на острия решетки.

Рейчел невольно передернулась и осенила себя знаком древа. Вот еще одно изменение. Никогда за долгие годы правления короля Джона, которому она служила верой и правдой, не было такой жестокости по отношению ко всяким там предателям, как теперь, при Элиасе. Их всех избили и четвертовали на Батальной площади в Эрчестере в присутствии неспокойной и смущенной толпы. Не то чтобы кто-то из казненных вельмож был очень популярен, например, уж как ненавидели барона Годвига за его жестокое управление Келлодширом, но все прекрасно чувствовали шаткость королевских обвинений. Годвиг и другие шли на казнь в каком-то удивлении. Они качали головами и продолжали настаивать на своей невиновности, пока дубинки эркингардов не выбили из них остатки жизни. Теперь, вот уже две недели, их головы высятся над Нирулагскими воротами, а птицы-падальщики, как маленькие скульпторы, склевывают все лишнее с поверхности их черепов. Немногие из проходящих в ворота подолгу смотрят на них. Большинство из поднявших голову быстро ее опускают, как будто видят вместо наглядного урока, как того желал король, что-то постыдное.

Предателями назвал их король, и как предатели они должны были умереть. Рейчел понимала, что горевать по ним особенно не будут, но их смерть делала туман отчаяния еще гуще.

Когда Рейчел спешила пройти, отвернувшись, через ворота, она чуть не столкнулась с молодым господином, ведущим лошадь по дорожной грязи. Прижавшись для безопасности к наружной стене, она повернулась, чтобы посмотреть на подъезжавших всадников.

Все они были солдатами, кроме одного. В то время как на всех была зеленая форма эркингардов, на нем полыхало яркое алое одеяние, поверх которого был накинут черный дорожный плащ, а на ногах высокие черные сапоги.

Прейратс! Рейчел замерла. Куда направляется этот дьявол со своей почетной стражей?

Этот священнослужитель как бы плыл над своим окружением. Солдаты разговаривали и смеялись, а он не смотрел ни вправо, ни влево, его безволосая голова казалась острием копья, а черные глаза были устремлены на ворота.

Да, все пошло кувырком, когда появился этот поп в красном, как будто Прейратс сам накинул на Хейхолт злые чары. Рейчел даже подумала как-то, не Прейратс ли, который так не любил доктора Моргенса, спалил его покои. Мог ли человек, принадлежащий к Матери Церкви, совершить это? Неужели он способен убить невинных, таких как ее Саймон, просто из ненависти? Но действительно ходили слухи, что его отец - дьявол, а мать - ведьма. Рейчел снова осенила себя знаком древа, глядя вслед удаляющейся кавалькаде.

Может ли один человек навлечь зло на всех? раздумывала она. И почему? Просто чтобы выполнить дьявольский замысел? Она осторожно огляделась и плюнула, чтобы отогнать зло. Какая разница? Разве может что-то сделать такая старуха, как она?

Она проследила, как Прейратс и остальные проехали ворота, повернулась и зашлепала к замку, думая о проклятиях и холодной погоде.

Предвечернее солнце клонилось за лес, окрашивая листву. Лесная дымка, наконец, рассеялась. Какие-то птички рассыпали грели в верхушках деревьев. Деорнот, чувствуя, как утихает боль в голове, встал.

Мудрая Джулой все утро провозилась со страшными ранами Айнскалдира и наконец оставила его заботам герцогини Гутрун и Изорна. Риммера охватила лихорадка и мучил бред. Джулой приложила к его ранам примочки, и теперь он лежал тихо. Она не была, однако, уверена, что он выживет.

Оставшуюся часть дня Джулой занималась другими членами отряда. Она обработала воспаленную ногу Сангфугола, осмотрела раны всех других. Она прекрасно знала целебные травы, и карманы ее были набиты разными полезными вещами. Она была уверена, что все, кроме риммерсмана, быстро поправятся.

Лес по эту сторону тоннеля не слишком отличался от того, который они только что покинули, во всяком случае, внешне, думал Деорнот. Дубы и бузина росли здесь почти так же тесно, а земля была покрыта стертыми в пыль остатками упавших деревьев, но что-то было здесь по-другому, какое-то изящество или внутреннее оживление, как будто воздух был легче, а солнце - теплее. Конечно, и Деорнот понимал это, все можно было отнести на счет того, что Джошуа и его спутники прожили на день дольше, чем ожидали.

Джулой сидела на поваленном дереве рядом с Джошуа. Деорнот направился было в их сторону, но замешкался, не зная, уместно ли будет присоединиться к ним. Джошуа устало улыбнулся и позвал его.

- Иди сюда, Деорнот, садись. Как твоя голова?

- Побаливает, ваше высочество.

- Удар был сильный, - сказал Джошуа, кивнув.

Джулой подняла голову и бегло взглянула на Деорнота. Она уже обследовала кровавую рану на голове в том месте, где его ударило суком, и провозгласила ее несерьезной.

- Деорнот - моя правая рука, - сообщил ей Джошуа. - Ему нужно все это выслушать на случай, если что-то произойдет со мной.

Джулой пожала плечами:

- Ничто из того, что я собираюсь сказать, не является секретом. Нам нечего скрывать друг от друга. - Она на минутку отвлеклась, чтобы взглянуть на Лилит. Ребенок тихо сидел на коленях Воршевы, но глаза девочки были сосредоточены на чем-то невидимом, и никакие слова или ласки Воршевы не могли привлечь ее внимания.

- Куда ты собираешься идти, принц Джошуа? - спросила Джулой наконец. - Ты избежал мщенья норнов, по крайней мере на время. Куда ты пойдешь?

Принц нахмурился.

- Я не задумывался ни о чем, кроме спасения. Я думаю, если это, - он указал на лесную поляну, - место, где мы можем спастись от демонов, как ты говоришь, нам следует здесь и остаться.

Колдунья покачала головой.

- Конечно, мы должны здесь остаться, пока все не поправятся настолько, чтобы продолжить путь. А потом?

- Я пока не знаю. - Джошуа посмотрел на Деорнота, как будто ожидая от него предложений. - Мой брат сейчас победитель, царящий над всеми землями Великого королевского анклава. Я не знаю, кто осмелится укрыть меня от гнева Элиаса. - Он хлопнул искалеченной рукой по сжатой в кулак другой. - У нас не осталось никаких шансов. Мы проиграли.

- Я ведь задала не праздный вопрос, - сказала Джулой, садясь поудобнее. На ней были мужские сапоги, заметил Деорнот, и здорово поношенные к тому же. - Позволь мне поговорить о важном, и ты лучше оценишь свои возможности. Во-первых, до падения Наглимунда ты зачем-то послал поисковую партию, не так ли?

Джошуа прищурился:

- Откуда ты это знаешь?х

Джулой нетерпеливо потрясла головой:

- Я сказала при встрече, что знаю Моргенса и Бинабика из Йиканука. Я также знала Ярнаугу из Танголдира. Мы беседовали с ним, пока он жил в твоем замке, и он мне многое рассказал.

- Бедняга Ярнауга, - сказал Джошуа. - Он смело встретил смерть.

- Многие мудрые умерли: немного их осталось, - ответила она ему. - Отвага - удел не только солдат и рыцарей. Но раз круг мудрецов сужается с каждой утратой, для нас стало необходимым обмениваться знаниями не только между собой, но и с другими. Поэтому Ярнауга сообщил мне обо всем, что он делал с того момента, как добрался до Наглимунда из своего северного дома. А! - Она выпрямилась. - Это мне о чем-то напомнило. Отец Стренгьярд! - позвала она громко.

Священник поднял голову, не уверенный, что зовут именно его. Она позвала его жестом. Он отошел от Сангфугола и приблизился к ним.

- Ярнауга очень высоко ценил вас, - сказала Джулой. Улыбка пробежала по ее лицу. - Он вам что-нибудь дал, прежде чем уйти?

Стренгьярд кивнул и вытащил из-под рясы блестящий медальон.

- Вот, - Произнес он тихо.

- Я так и думала. Ну, мы с вами поговорим об этом позже, но как член Ордена Манускрипта вы непременно должны участвовать в нашем совещании.

- Член… - Стренгьярд изумился. - Я? Ордена?

Джулой снова улыбнулась.

- Конечно. Зная Ярнаугу, я уверена, что он сделал тщательный выбор. Но, как я сказала, мы об этом поговорим позже, ны и я. - Она снова повернулась к принцу и Деорноту. - Как нидите, я знаю о.поисках Великих мечей. Я не знаю, преуспели ли Бинабик и другое в поисках клинка Камариса, но я могу вам точно сказать, что день или два назад и тролль, и юный Саймон были живы.

- Хвала Эйдону, - вырвалось у Джошуа, - это хорошее известие! Хорошие новости как раз в то время, когда нам их так не хватает. У меня на сердце с самого их ухода было неспокойно. Где они?

- Я полагаю, что они в Йикануке среди троллей. Трудно объяснить вкратце, поэтому я вам скажу только вот что: мой контакт с Саймоном был недолгим, и мы не смогли ничего обсудить. Мне также нужно было им передать важное поручение.

- В чем оно состояло? - спросил Деорнот. Хоть он и был рад появлению колдуньи, его раздражало, что она отняла инициативу у Джошуа. Это было глупо и отдавало высокомерием, но он так хотел, чтобы принц показал себя тем руководителем, которым несомненно мог быть.

- Сообщение, которое я передала Саймону, я передам и вам, - сказала Джулой, - но сначала мы должны поговорить о другом. - Она повернулась к Стренгьярду. - Что вы выяснили про другие два меча?

Священник прокашлялся.

- Ну, - начал он, - мы… нам хорошо известно, где находится Скорбь. Его носит король Элиас как дар Короля Бурь, если верно то, что рассказывают, и он с ним не расстается. Торн, мы полагаем, находится где-то на севере, и если тролль и другие живы, есть надежда, что они его найдут. Последний, Миннеяр, который когда-то принадлежал королю Фингилу… Боже мой! Конечно, все это вам известно… Так Миннеяр, кажется, так и не покинул пределов Хейхолта. Итак, два… два…

- Два меча в руках моего брата, - закончил Джошуа, - а третий разыскивают в непроходимых местах тролль и юноша. - Он беспокойно улыбнулся, покачав головой. - Как я уже сказал, игра проиграна.

Джулой хлестнула его яростным взглядом своих желтых глаз:

- Но это игра, где сдаться - не значит найти выход; игра, в которой мы должны пользоваться теми картами, которые вытянули. Ставки действительно очень высоки.

Принц выпрямился и жестом не дал Деорноту сделать резкого замечания:

- Твои слова сказаны к месту, валада Джулой. Это наша единственная игра, и мы не смеем проиграть. Итак, что еще ты хочешь нам сказать?

- Вы многое уже знаете или можете догадаться. Эрнистир на севере пал, король Лут мертв, а люди его ушли в горы. Предательство отдало Наббан во власть союзнику Элиаса Бенигарису. Скали из Кальдскрика правит Риммергардом вместо Изримнура. Наглимунд разрушен, и в нем, как привидения, бродят иорны. - Рассказывая, она чертила карту в пыли своим посохом. - Альдхортский лес свободен, но это не то место, где можно собраться, чтобы оказать совместное сопротивление. Может быть, он мог бы стать последним прибежищем, если все остальные возможности будут исчерпаны.

- А что это сейчас, если не последнее прибежище? - спросил Джошуа. - Вот все мое королевство, все здесь, как ты видишь, Джулой. Мы можем скрываться, но не можем бросить вызов Элиасу. Нас так мало, а у него в союзниках сам Король Бурь.

- Ну вот мы и подошли к тому, что я приберегала на конец, - сказала Джулой, - к тому, что еще более странно, чем людские войны. - Ее смуглые руки быстро двигались, снова чертя на земле. - Почему мы в безопасности в этой части леса? Потому что он во владении ситхи, а норны не смеют нападать на них. Этот хрупкий мир веками существовал, разделенный между двумя народами. Даже бездушный Король Бурь, думаю, не спешит бросить вызов оставшимся ситхи.

- Это два рода? - спросил Деорнот удивленно. Джулой направила на него свой грозный взгляд.

- Ты не слушал, что говорил тебе в Наглимунде Ярнауга?! - возмутилась она. - Какой смысл мудрецам отдавать свои жизни, если те, ради кого они это делают, даже не слышат их?

- Ярнауга говорил нам, что Инелуки, Король Бурь, был когда-то принцем ситхи, - поспешно сказал Стренгьярд, взмахивая руками, как бы стараясь разогнать нависшую враждебность. - Мы это знаем.

- Норны и ситхи были одной семьей на протяжении веков, - сказала Джулой. - Когда их пути разошлись, они поделили между собой Светлый Ард и обещали без разрешения не переступать границ.

- Нам-то, простым смертным, что за дело до этого? - спросил Деорнот.

Джулой взмахнула рукой.

- Мы здесь в безопасности, потому что норны не осмеливаются преступать эту границу. Кроме того, существует сила, даже в эти жалкие времена, которая заставляет их считаться с собой. -Она пристально посмотрела на Деорнота. - Ты это почувствовал, не так ли? Но проблема в том, что нас десять или одиннадцать и нам не справиться. Мы должны найти безопасное от норнов место, такое место, где все, кто недоволен правлением твоего брата Элиаса, могли бы соединиться с нами. Если король Элиас ужесточит свое правление в Светлом Арде, если Хейхолт станет неприступной крепостью, тогда нам ни за что не освободить Великий меч из его рук и не найти тот, который, как мы полагаем, тоже находится там. Мы не только боремся с колдовством, но ведем борьбу позиционную, борьбу за место.

- О чем ты говоришь? - спросил Джошуа, пристально глядя в лицо колдуньи.

Джулой указала на карту.

- Вот там, к востоку от леса, лежат луга тритингов. Там, где когда-то располагался город Энки э-Шаосай, на границе леса и лугов есть место, где норны и ситхи расстались навсегда. Это место называется Сесуадра - Скала прощания.

- И… там мы будем в безопасности? - спросил обрадованный Стренгьярд.

- На какое-то время, - ответила Джулой. - Это место обладает собственной силой и на время спасет нас от Короля Бурь и его подручных. Нам важно выиграть время - нам нужно время, чтобы собрать всех, кто готов сражаться против короля Элиаса, время, чтобы собрать рассеянных повсюду наших сторонников. Но самое главное - нам нужно время, чтобы разрешить загадку трех Великих мечей и найти способы отвести угрозу Короля Бурь.

Джошуа разглядывал рисунки в пыли.

- Это начало, - заявил он, наконец. - На фоне всего этого отчаяния это огонек надежды.

- Вот почему я и пришла к вам, - сказала колдунья. - И вот почему я велела юному Саймону прийти туда, когда он сможет, и привести всех, кто с ним пойдет.

Отец Стренгьярд виновато прокашлялся:

- Боюсь, что я не совсем понял, валада Джулой. Как вы говорили с Саймоном? Если он далеко на севере, вы не могли бы прибыть сюда вовремя. Вы воспользовались птичьей почтой, как это часто делал Ярнауга?

Она покачала головой:

- Нет. Я говорила с ним через девочку, через Лилит. Это трудно объяснить, но она помогла мне стать сильнее, так что я смогла дотянуться до Йиканука и велела Саймону идти к Скале прощания. - Она начала стирать карту носком сапога. - Не стоит оставлять свидетельство того, куда мы направляемся.

- И ты можешь так дотянуться до любого места? - спросил Джошуа с интересом.

Джулой покачала головой:

- Я встречалась с Саймоном и прикасалась к нему. Он был в моем доме. Не думаю, чтобы я могла говорить с кем-нибудь, кого до этого не знала.

- Но моя племянница Мириамель бывала у тебя дома, так, во всяком случае, мне говорили, - сказал принц возбужденно. - Я страшно о ней беспокоюсь. Ты не смогла бы найти ее и поговорить с ней?

- Я уже пробовала. - Колдунья поднялась и снова посмотрела на Лилит. Девочка бесцельно бродила по краю поляны, ее бледные губы двигались в безмолвной песне. - Что-то или кто-то был рядом с Мириамелью, и это препятствовало общению - какая-то стена… у меня было мало сил и времени, поэтому я больше не пыталась.

- Ты попробуешь еще? - попросил Джошуа.

- Может быть, - сказала она, снова повернувшись к нему. - Но мне нужно осторожно расходовать свою силу. Нам предстоит огромная борьба. - Она повернулась к отцу Стренгьярду. - Теперь, отец мой, пойдемте со мной. Нам нужно кое о чем поговорить. Вам было поручено дело, которое может обернуться очень тяжким бременем.

- Я знаю, - сказал Стренгьярд тихо. Они вдвоем отошли, оставив Джошуа в глубоком раздумье. Деорнот понаблюдал за принцем некоторое время, потом пошел к своему плащу.

Таузер, который лежал рядом, метался и бормотал - его мучили кошмары.

- Белые лица… руки… ко мне тянутся руки… руки… - Скрюченные пальцы старика хватали воздух. На миг пение птиц смолкло.

- …Итак, - закончил Джошуа, - есть луч надежды. Если валада Джулой считает, что там мы найдем убежище…

- …И нанесем удар королю, - рявкнул Изорн, грозно нахмурившись.

- …Да, и попытаемся возобновить борьбу, - продолжал Джошуа, - тогда мы так и должны поступить. Нам все равно некуда идти. Когда мы сможем идти, мы покинем лес и перейдем Верхние Тритинги, направляясь на восток к Скале прощания.

Воршева, бледная от злости, открыла рот, как будто желая что-то сказать, но заговорила герцогиня Гутрун.

- Зачем нам вообще покидать лес, принц Джошуа? Зачем проделывать такой долгий путь, чтобы обнаружить себя на равнине?

Джулой, сидевшая рядом с принцем, кивнула.

- Вы задаете хороший вопрос. Одна из причин - та, что м1ы сможем идти по равнине вдвое быстрее, а время дорого. Мы должны покинуть лес, потому что запрет, который не допускает сюда норнов, нам не на пользу. Это земли ситхи. Мы пришли сюда, потому что спасали свои жизни, но оставаясь здесь долго, мы привлечем к себе внимание. Ситхи не любят смертных.

- А норны разве не станут нас преследовать?

- Я знаю места в лесу, которые укроют нас, пока мы не дойдем до лугов за лесом, - отвечала колдунья. - Что касается Верхних Тритингов, не думаю, чтобы норны настолько обнаглели, чтобы средь бела дня перейти на равнины. Хоть они и бессмертны, но их гораздо меньше, чем людей. Король Бурь живет в ожидании веками, думаю, у него есть терпение попридержать свою-полную силу в тайне от смертных еще немного. Нет, похоже, что нам следует бояться сейчас армии Элиаса и тритингов. - Она повернулась к Джошуа. - Ты, возможно, знаешь это лучше меня: тритинги сейчас служат Элиасу?

Принц покачал головой:

- Они непредсказуемы. На тех землях много кланов, и трудно разобраться в их преданности даже собственным танам. Кроме того, если мы не будем сильно отдаляться от леса, мы можем вообще не встретить ни души. Территория их обширна. Когда он закончил, Воршева встала и удалилась, исчезнув за купой берез. Джошуа проследил за ней взглядом, затем постоял, слушая, как Джулой отвечает на вопросы о Сесуадре.

Воршева прислонилась к стволу березы, со злостью сдирая похожую на бумагу бересту. Джошуа довольно долго стоял, наблюдая за ней. Ее платье превратилось в лохмотья, оборванные до самых колен. Ее нижняя юбка была тоже разорвана на повязки. Как и все они, она была грязна, в густых черных волосах полно сучков и травинок, руки и ноги покрыты царапинами, рана на руке перетянута грязной окровавленной тряпкой.

- Почему ты сердишься? - спросил он. Голос его был мягок.

Воршева резко обернулась, глаза ее были широко раскрыты.

- Я сержусь? Отчего? Ты дурак!

- Ты меня избегаешь с того самого мгновения, как мы покинули Наглимунд, - сказал Джошуа, подойдя поближе. - Когда я ложусь рядом, ты ведешь себя как священник, почуявший грех. Разве так ведут себя влюбленные?

Воршева занесла руку, готовая дать ему пощечину, но он оказался слишком далеко.

- Влюбленные? - она задохнулась, произнеся это слово так, как будто ей было от него тяжело и больно. - Кто ты такой, чтобы говорить со мной о любви? Я ради тебя отказалась от всего, а ты так говоришь со мной. - Она провела рукой по лицу, оставив на нем грязную полосу.

- Все эти жизни в моих руках, - промолвил принц медленно. - И на моей совести. Мужчины, женщины, дети - сотни погибших в развалинах Наглимунда. Возможно, я держался на расстоянии с момента падения замка, но это оттого, что мысли мои были мрачны, меня преследовали души умерших.

- С момента падения замка, говоришь? - прошипела она. - С этого момента ты обращался со мной как с уличной девкой. Ты со мной не разговариваешь. Ты обращаешься к кому угодно, только не ко мне. А по ночам ты приходишь ласкать меня! Ты что, купил меня на базаре, как покупают лошадь? Я пошла за тобой, чтобы быть свободной и любить тебя. Ты никогда не обращался со мной по-хорошему. Теперь ты тащишь меня обратно, чтобы выставить мои стыд напоказ! - Она залилась злыми слезами и быстро ушла за дерево, так чтобы принц не видел ее лица.

Джошуа был озадачен:

- Что ты говоришь? Кому показать твой стыд?

- Моим соплеменникам, дурень! - воскликнула Воршева. Ее голос отдался эхом по лесу. - Моим соплеменникам!

- Тритингам… - протянул Джошуа. - Ну конечно.

Она вышла из-за дерева, как злой дух, глаза ее сверкали.

- Я туда не пойду! Бери свое крошечное королевство и иди, куда хочешь, но я так позорно в свою родную землю не вернусь, такой… я не вернусь! - Она гневно указала на свое рубище.

Джошуа кисло усмехнулся:

- Это глупо. Посмотри на меня, сына великого короля Престера Джона! Я похож на чучело! Ну и что? Я вообще сомневаюсь, что мы кого-то из твоих увидим. Да если бы и увидели, так что? Твоя гордыня заставит тебя лучше умереть в лесу, чем показаться в лохмотьях каким-то возницам на дорогах?

- Да! - воскликнула она. - Да! Ты считаешь меня полной дурой! Ты прав! Я ради тебя бросила свой дом и земли своих отцов! А теперь ты предлагаешь мне вернуться туда побитой собакой? Я лучше тысячу раз умру, чем переживу такой позор! У меня уже и так ничего не осталось, так ты еще хочешь видеть, как я ползаю на коленях? - Она рухнула на колени. - Так вот, я тебя умоляю, не ходи в Верхние Тритинги. Или, если все же пойдешь, оставь мне пищи на некоторое время, и я пройду к этому месту лесом.

- Это полное безумие, - возмутился Джошуа. - Ты разве не слышала, что сказала Джулой? Если ситхи не поймают тебя как незаконно перешедшую границу, тебя схватят норны и сделают что-нибудь похуже.

- Тогда убей меня. - Она потянулась за Найдлом, висящим на поясе Джошуа. - Я умру, но не пойду к тритингам.

Джошуа поймал ее за запястье и заставил выпрямиться. Она извивалась в его руках, пиная его ноги своими, обутыми в сильно поношенные и замызганные туфельки.

- Ты ведешь себя, как ребенок, - сказал он сердито и отклонился от ее удара. - Ребенок с коготками.

Он развернул ее спиной к себе и, толкая вперед, повел к поваленному дереву. Он сел и притянул ее к себе на колени, крепко обхватив.

- Если будешь вести себя как капризное дитя, я так и буду с тобой обращаться, - объявил он сквозь стиснутые зубы, уклоняясь от ее попыток стукнуть его головой.

- Я тебя ненавижу! - задыхалась она.

- В это мгновение я тебя тоже ненавижу, - сказал он, крепче сжимая объятия. - Но это пройдет.

Наконец она перестала извиваться и обмякла, измученная борьбой.

- Ты сильнее меня, - простонала она, - но и тебе иногда нужен сон. Тогда я убью тебя и себя.

Джошуа тоже тяжело дышал: Воршева была не из слабых.

- Нас слишком мало осталось, чтобы убивать друг друга. А если понадобится, я здесь так с тобой и просижу, пока не настанет пора отправляться. Мы все пойдем к Сесуадре, и все ее достигнем, насколько это в моей власти.

Воршева снова попыталась вырваться, но быстро сдалась, почувствовав, что Джошуа не ослабил хватки. Она немного посидела неподвижно, дыханье ее замедлилось, дрожь в руках и ногах прекратилась.

Тени становились длиннее. Одинокая цикада, чувствуя приближение вечера, застрекотала.

- Если бы ты только любил меня, - сказала она наконец, глядя на темнеющий лес, - не было бы нужды убивать кого-либо.

- Я устал от разговоров, леди, - ответил принц.

Принцесса Мириамель и двое священнослужителей, ее сопровождавших, оставили Прибрежную дорогу и свернули поздним утром в долину Комеис, которая служила воротами в Наббан. Пока они продвигались по зигзагообразной дороге, бегущей по склону горы, Мириамель обнаружила, что ей трудно смотреть под ноги лошади. Прошло много времени с тех пор, как она впервые увидела Наббан и родной город своей матери, и желание поглазеть вокруг было чрезвычайно велико. Здесь фермерские земли начинали уступать место расширяющимся предместьям некогда величественного города. Долина в этих местах была усеяна поселками и городками, даже на крутых холмах Коммерии были разбросаны беленые каменные домики, подобно зубам выступавшие над поверхностью холмов.

Дымки бесчисленных очагов вились ввысь со дна долины, и над ней, как покрывало, парило сероватое облако. Обычно, насколько знала Мириамель, морской ветер уносил все облачка с синего неба, но сегодня не было ни ветерка.

- Так много народу, - поражалась она. - А в самом городе еще больше.

- В сущности, это не показатель важности города, - заметил отец Диниван. - Эрчестер почти в пять раз меньше, но Хейхолт - столица, известная во всем мире. А слава Наббана осталась в прошлом, конечно, это не относится к Матери Церкви. Наббан сейчас ее город.

- Замечательно, не правда ли, что те, кто казнил Господа нашего Узириса, теперь прижимают Его к груди своей? - промолвил Кадрах, ехавший несколько впереди. - У человека всегда оказывается больше друзей после смерти.

- Не понимаю тебя. Кадрах, - сказал Диниван, причем его симпатичное лицо посерьезнело. - В твоем замечании больше горечи, чем прозрения.

- Да? - спросил Кадрах. - Я просто говорил о том, как полезны герои, которые уже не могут постоять за себя. - Он нахмурился. - Да простит меня Господь, как бы я хотел выпить. - Он отвернулся от вопросительного взгляда Динивана и не продолжил разговора.

Струйки дыма что-то напомнили Мириамели.

- Сколько этих огненных танцоров, которых мы видели в Гранисе? Они есть в каждом городе?

Диниван отрицательно покачал головой.

- Думаю, по несколько человек приходят из разных городов, объединяются и вместе переезжают с места на место, проповедуя свое страшное учение. Пугает не их число, а то, что они сеют отчаяние, как чуму. Кроме тех, кто присоединяется к ним в разных местах, есть десятки таких, что уносят в сердце своем сомнение в Господе.

- Люди верят в то, что видят, - заметил Кадрах, устремив пристальный взор на Динивана. - Они слышат послание Короля Бурь и видят, на что он способен вдохновить. Они ждут, что Господь покарает еретиков. Но Бог ничего не делает.

- Это ложь, Падреик, - возмутился Диниван. - Или Кадрах, если хочешь. Все зависит от выбора. Бог дает каждому возможность выбрать. Он не заставляет себя любить.

Монах фыркнул, но продолжал смотреть на священнослужителя:

- Этого-то он как раз не делает.

У Мириамели было какое-то странное чувство, что Кадрах молит Динивана о чем-то, как будто пытаясь показать секретарю Ликтора что-то, чего тот не замечает.

- Господь хочет… - начал священник.

- Но если Господь не упрашивает, не заставляет и не отвечает на вызов Короля Бурь или кого-то еще, - перебил Кадрах голосом, хриплым от подавляемых эмоций, - почему, почему вы удивляетесь, когда люди считают, что Бога нет или что Он беспомощен?

Отец Диниван пристально посмотрел на него какое-то мгновение, затем сердито тряхнул головой.

- Для этого и существует Мать Церковь. Распространять слово Божие, а люди уж сами решат.

- Люди верят в то, что видят, - грустно повторил Кадрах, затем снова погрузился в молчание, пока они медленно двигались вниз в долину.

К середине следующего дня они добрались до запруженной народом Анитульянской дороги. Потоки людей шли по ней в обоих направлениях, лавируя меж телег, которые катили с рынка или на рынок. Мириамель и ее спутники привлекали мало внимания. К закату они проделали долгий путь по долине.

Вечером они остановились в Беллидане, одном из десятков городков, которые так разрослись вдоль дороги, что почти невозможно было сказать, где заканчивается один и начинается другой. Они переночевали в небольшом монастыре, где ликторский перстень и высокий сан Динивана сделали их центром внимания. Мириамель рано ускользнула в отведенную ей келью, не желая выдать своего истинного лица. Диниван объяснил монахам, что его спутник нездоров, а затем принес ей вполне приличную еду, состоявшую из перлового супа и хлеба. Когда она задула свечу и приготовилась заснуть, перед ее глазами снова возник образ огнетанцовщицы, этой женщины в белом, которая вспыхнула, как факел, но здесь, за стенами монастыря, видение не было таким уж страшным. Это было просто еще одно неприятное событие в мире, исполненном неприятностей.

К вечеру следующего дня они достигли места, где Анитульянская дорога пошла вверх, через горные перевалы к самому Наббану. Они обогнали десятки паломников и купцов, устало сидевшиих вдоль дороги и обмахивавшихся широкополыми шляпами. Некоторые просто остановились отдохнуть, а иные оказались отчаявшимися торговцами, упрямые ослики которых отказывались тащить в гору перегруженные товаром тележки.

- Если мы остановимся до наступления темноты, мы можем переночевать в одном из горных городишек. Тогда нам останется совсем немного до столицы. Но есть причины, по которым мне бы не хотелось растягивать наш путь более, чем необходимо. Если мы продолжим путь после заката, мы доедем до Санкеллана Эйдонитиса к полуночи.

Мириамель оглянулась назад, потом посмотрела вперед на бесконечно вьющуюся горную дорогу.

- Я бы не прочь остановиться, - сказала она. - Я очень устала.

Диниван выглядел обеспокоенным.

- Понимаю. Я меньше вас, принцесса, привык ездить верхом, и зад мой болит нестерпимо. - Он покраснел и рассмеялся. - Прошу прощения, леди. Но я чувствую, что чем быстрее мы приедем к Ликтору, тем лучше.

Мириамель взглянула на Кадраха, чтобы узнать его мнение, но монах был глубоко погружен в собственные мысли, покачиваясь на спине своей лошади.

- Ну, если вы считаете, что в этом есть какая-то необходимость, - промолвила она, - тогда можно ехать хоть всю ночь. Честно говоря, однако, я даже не знаю, что мне сказать Ликтору или что он мне может сказать такого, что не могло бы денек подождать.

- Многое меняется, Мириамель, - заметил Диниван, понизив голос, хотя дорога в этом месте была пустынна, лишь деревенская телега тащилась впереди. - В такие времена, как наше, когда все так непрочно и далеко не все опасности известны, упущенная возможность поспешить часто вызывает запоздалые сожаления. На это у меня хватает разуменья. С вашего разрешения, я последую этому принципу.

Они продолжили путь в сгущающихся сумерках и не остановились, когда звезды начали появляться над горами. Дорога вилась через перевалы вверх и вниз, пролегала между многочисленными поселками, и наконец они достигли предместий огромного города, огни которого затмевали свет звезд.

На улицах Наббана было полно народу, несмотря на полночный час. Жонглеры и танцоры выступали на улицах в свете мигающих фонарей, надеясь на подачки подвыпивших прохожих. Таверны с незашторенными в этот прохладный летний вечер окнами проливали свет и шум на мощеные улицы.

Мириамель устало покачивала головой. Они свернули с Анитульянской дороги на Фонтанную аллею, ведущую вверх на Санкелланский холм и увидели перед собой Санкеллан Эйдонитис. Его знаменитый шпиль казался тонкой золотой нитью в свете фонарей, но сотни его окон излучали теплый желтый свет.

- Всегда кто-нибудь бодрствует в Божьем доме, - тихо промолвил Диниван.

Когда они поднимались по узким улочкам, направляясь к главной площади, Мириамель видела маячившие на западе бледные изломанные силуэты башен Санкеллана Магистревиса прямо над Санкелланом Эйдонитисом. Герцогский замок высился на скалистом уступе на самой крайней точке Наббана, как когда-то сам Наббан возвышался над землями людей.

Два Санкеллана: один, чтобы править телом, другой - духом. Да, Санкеллан Магистревис уже пал под напором отцеубийцы Бенигариса, но Ликтор - благочестивый человек, к тому же хороший, говорит Диниван, а он не дурак. Так хоть здесь есть еще надежда.

Где-то во мраке ночного неба раздался крик чайки. Мириамель ощутила приступ сожаления. Если бы ее мать не вышла замуж за Элиаса, Мириамель могла бы вырасти здесь и жить в этом месте, над океаном. Здесь был бы ее дом. И сейчас она возвращалась бы в родные места.

Само прибытие ко дворцу Ликтора Мириамель из-за крайней усталости Восприняла в смутном состоянии. Кто-то тепло приветствовал Динивана, казалось, у него много друзей; следующее, что ей запомнилось, - это теплая комната с мягкой постелью, куда ее провели. Она не потрудилась даже снять с себя ничего, кроме сапог, и забралась под одеяло прямо в своем плаще с капюшоном. Какие-то приглушенные голоса раздавались в коридоре за дверью, затем чуть позже она услышала звук Клавеанского колокола прямо над головой, он пробил так много раз, что она сбилась со счета.

Заснула она под звуки отдаленного пения.

Отец Диниван разбудил ее утром, принеся завтрак, состоявший из ягод, молока и хлеба. Она ела, сидя в постели, а священник зажег свечи и ходил взад-вперед по комнате, не имеющей окон.

- Его святейшество проснулся сегодня рано. Он покинул покои раньше, чем я пришел к нему, куда-то отправился. Он делает это часто, когда ему необходимо что-то обдумать. Просто уходит, прямо в ночном одеянии. Он никого с собой не берет, кроме меня, если я где-нибудь в пределах досягаемости. - Диниван улыбнулся. - Это почти такой же большой дворец, как Хейхолт. Ликтор может быть где угодно.

Мириамель промокнула рукавом молоко, капнувшее на подбородок.

- Он нас примет?

- Конечно, как только придет, я уверен. Хотел бы я знать, над чем он сейчас думает. Ранессин - человек глубокий, он глубок, как море, и часто трудно угадать, что скрывается под его спокойной поверхностью.

Мириамель передернулась, вспомнив о килпах в Эметтинском заливе. Она поставила чашку.

- Мне нужно быть в мужском платье?

- Что? - он опешил от ее вопроса. - Ах, для встречи с Ликтором, вы имеете в виду? Думаю, пока никому не следует знать, что вы здесь. Я очень хотел бы сказать вам, что полностью доверяю своим собратьям-священникам, наверное, так оно и есть, но я слишком долго прожил здесь, чтобы не знать, что языки могут подвести. Я принес вам одежду почище. - Он жестом указал на кипу одежды, лежащую на табурете возле таза с горячей водой. - Поэтому, если вы готовы и вкусили утренней пищи, мы можем отправляться.

Мириамель взглянула на одежду, затем снова на отца Динивана, лицо которого было рассеянно нахмурено.

- Не могли бы вы отвернуться, пока я переодеваюсь?

Отец Диниван недоумевающе посмотрел на нее, затем отчаянно покраснел, чем втайне развеселил Мириамель.

- Принцесса, простите! Как мог я быть так непочтителен? Пожалуйста, простите, я тотчас же выйду. Я за вами скоро приду. Тысяча извинений - это оттого, что мне приходится думать сразу обо всем сегодня утром. - Он попятился к двери и тщательно закрыл ее засобой.

Когда он вышел, Мириамель рассмеялась и встала с постели. Она стащила старую одежду через голову, вымылась, дрожа от холода. Скорее с интересом, чем с неудовольствием принцесса отметила, как загорели ее руки. Они стали похожи на руки матроса с баржи, подумала она удовлетворенно. Как бы ахнули ее камеристки, если бы увидели ее сейчас!

Вода была теплой, но в комнате было холодно, поэтому, закончив умывание, она поспешно натянула чистую одежду. Проведя рукой по коротким волосам, она подумала, не вымыть ли их тоже, но мысль о сквозняках в огромных коридорах остановила ее. Холод напомнил ей о юном Саймоне, который бродит где-то по снежному северу. Как-то, поддавшись мгновенному порыву, она отдала ему свой любимый синий шарф - жест, показавшийся ей таким жалким сейчас. Но ведь она сделала это от души: шарф, конечно, не спасет его от холода, но просто напомнит ему о том опасном приключении, которое они пережили вместе, и, может быть, придаст ему мужества.

Она нашла Динивана в вестибюле. Он изо всех сил старался скрыть свое нетерпение. Вернувшись домой, священник напоминал боевого коня, рвущегося в сражение. Он был полон нетерпеливого стремления что-то делать, куда-то идти. Он взял ее за локоть и мягко повел по коридорам.

- А где Кадрах? - спросила она. - Он пойдет с нами к Ликтору?

Диниван покачал головой.

- Я в нем больше не уверен. Я уже говорил, что не думаю, чтобы в нем было что-то злое, но он поддался слишком многим соблазнам. Это печально, если учесть, каким он был. Он мог бы быть чрезвычайно полезен. Тем не менее, я считаю, что не стоит подвергать его искушению. Он сейчас с удовольствием завтракает с некоторыми моими собратьями. За ним будут тихонько и незаметно наблюдать.

- Кем же все-таки был Кадрах? - спросила она, запрокинув голову, чтобы рассмотреть доходящие до потолка гобелены, украшавшие коридор. На них были изображены сцены Вознесения Эидона, Отречения св. Вилдеривиса, наказания императора Крексиса. Она подумала об этих застывших фигурах с их широко раскрытыми глазами и обо всех тех столетиях, что они провисели здесь, пока мир Непрерывно вращался. Неужели когда-нибудь ее отец и дядя тоже станут изображениями на гобеленах и фресках, после того, как она и все, кого она знает, обратятся в прах?

- Кадрах? Когда-то он был святым человеком и не только из-за своего сана. - Диниван помедлил, прежде чем продолжить. - Мы как-нибудь в другой раз поговорим о вашем спутнике, принцесса, если вы простите мне мою неучтивость. Может быть, вы сейчас лучше обдумаете, что вам сказать Ликтору?

- А что его интересует?

- Все, - Диниван улыбнулся, голос его смягчился. - Ликтор хочет знать все обо всем. Он говорит, что это результат той ответственности, что возложена на его плечи Матерью Церковью, и его решения должны быть хорошо обоснованы, но я полагаю также, что он человек любопытный. - Он рассмеялся. - Он знает о бухгалтерском деле больше, чем писари в Санкелланской канцелярии, и я слышал, как он часами разговаривал о дойке коров с фермером из Озерного края. - Диниван посерьезнел. - Но сейчас времена действительно мрачные. Как я уже сказал, некоторые из моих источников не открыты даже Ликтору, поэтому все, что вы сообщите, будучи живым свидетелем, окажется чрезвычайно ценным. Он должен все это знать - не бойтесь рассказать ему абсолютно все, ничего не скрывая. Ранессин - мудрый человек. Ему лучше других известно, что движет миром.

Мириамели путь по этим бесконечным коридорам показался очень долгим. Только гобелены, да группки куда-то спешащих священнослужителей позволяли отличить один коридор от другого, поэтому она вскоре перестала ориентироваться. Огромные каменные залы были сыры и слабо освещены. Когда они, наконец, подошли к большой деревянной двери, на которой было искусно вырезано древо, она была рада, что долгий путь окончен.

Диниван на миг задержался перед дверью.

- Нам следует и дальше соблюдать осторожность, - сказал он, подводя ее к небольшой дверце в том же коридоре. Он толкнул ее, и они оказались в маленьком помещении, завешенном бархатными портьерами. В жаровне у стены горел огонь. Широкий стол, занимавший большую часть комнаты, был завален пергаментами и толстыми книгами. Священник оставил Мириамель греть руки у огня.

- Я сейчас вернусь, - сказал он, отодвигая портьеру на стене у стола. Портьера опустилась, и он исчез.

Когда по ее пальцам разлилось приятное тепло, она отошла от огня и обратила внимание на пергаменты, развернутые на столе. Они показались совсем неинтересными, полными цифр и описаний границ различных владений. Книги все были религиозного содержания, кроме одной, содержавшей гравюры странных существ и невообразимых церемоний. Эта книга лежала поверх других. Листая книгу, она обнаружила страницу, заложенную ленточкой. На ней было неуклюже сделанное изображение рогатого человека с выпученными глазами и черными руками. Испуганные люди собрались у ног рогатого; над его головой висела единственная на всем небе звезда. Глаза его, казалось, были устремлены со страницы прямо на нее.

Са Астридан Сондикциллес, прочла она подпись внизу. Звезда завоевателя.

Ее затрясло. От картинки повеяло на нее таким холодом, которым не веяло от сырых коридоров Санкеллана. Ей показалось, что это привиделось ей в дурном сне или что она услышала об этом в одной из страшных детских сказок. Мириамель быстро положила книгу на место и отошла, вытирая руки о плащ, как будто прикоснулась к чему-то нечистому.

Неясные голоса послышались за тайной дверью, через которую вышел Диниван. Она подошла поближе, силясь различить слова, но они были слишком тихими. Она осторожно отодвинула занавеску и увидела полоску света, проникающую из соседнего помещения.

Это была, по-видимому, приемная Ликтора, потому что она была украшена пышнее, чем любое помещение, которое она видела со вчерашнего вечера, когда проходила через пустые залы в полусонном состоянии. Потолки были разрисованы сценами из Книги Эйдона. Высокие окна казались кусками серою утреннего неба. За стулом, стоявшим посреди комнаты, висело лазоревое знамя, на котором были вышиты Золотая колонна и Древо Матери Церкви.

Ликтор Ранессин, стройный человек в высокой шляпе, сидел на стуле, слушая толстяка, одетого в похожее на палатку одеяние эскритора. Диниван стоял рядом, нетерпеливо шаркая ногой по толстому ковру.

- …Но в том и суть, ваше святейшество, - говорил толстяк. Лицо его лоснилось, а голос был хорошо поставлен. - В такое время нужно избегать нанесения оскорбления Верховному королю… Ну, сейчас он не в очень доброжелательном настроении. Нам следует тщательно обдумать свое высокое положение, а также нужно считаться с расположением всех тех, кто смотрит на Мать нашу Церковь как на источник умеренности и доброго влияния. - Он достал из рукава коробочку, что-то бросил в рот, и его толстые щеки на мгновение втянулись.

- Я понимаю, Веллигис, - сказал Ликтор, подняв руку и мягко улыбнувшись. -Вы всегда даете хорошие советы. Я бесконечно благодарен Господу за то, что он свел нас.

Веллигис слегка склонил голову в знак признательности.

- А теперь, с вашего позволения, - продолжал Ранессин, - я должен уделить внимание бедному Динивану, который пробыл в пути несколько дней. Я жажду услышать его новости.

Эскритор преклонил колена - нелегкое дело для человека его размеров - и приложился к краю голубого одеяния Ликтора.

- Если я только зачем-нибудь вам понадоблюсь, ваше святейшество, я буду в канцелярии до полудня. - Он поднялся и, плавно покачиваясь, покинул зал, по пути бросив в рот еще один леденец.

- Вы и вправду благодарны судьбе, что Господь свел вас? - спросил Диниван с улыбкой.

Ликтор, согласно кивнул:

- Это действительно так. Веллигис служит мне постоянным напоминанием, что Люди не должны принимать себя всерьез. Он желает добра, но так безмерно напыщен.

Диниван покачал головой.

- Я бы очень хотел верить, что он желает добра, но советы его преступны. Если и впрямь Матери Церкви суждено доказать, что она является живой силой, творящей добро, то это время настало.

- Я знаю, как ты переживаешь, Диниван, - мягко сказал Ликтор. - Но сейчас не время для поспешных решений, о которых потом будешь долго сожалеть. Ты привез принцессу?

Секретарь Ранессина поклонился:

- Сейчас приведу ее. Она в моем кабинете.

Он повернулся и направился через приемный зал. Мириамель поспешно опустила занавеску, и, когда Диниван вошел, она снова стояла у жаровни.

- Пойдемте, - сказал он. - Ликтор уже освободился.

Подойдя к стулу Ранессина, Мириамель присела в реверансе и поцеловала край его одежды. Старик протянул удивительно сильную руку и помог ей подняться.

- Пожалуйста, садитесь рядом, - промолвил он, жестом попросив Динивана подать стул. - И принеси, пожалуй, еще стул для себя.

Пока Диниван ходил за стульями, у Мириамели была возможность впервые разглядеть Ликтора. Она не видела его почти год, но он, казалось, не слишком изменился. Редкие седые волосы по-прежнему обрамляли его красивое бледное лицо. Глаза были живыми, как у любознательного ребенка, в них даже была искорка лукавства. Мириамель не могла не сравнить его с графом Страве, правителем Пирруина. Морщинистое лицо Страве так и лучилось хитростью. Ранессин выглядел гораздо более простодушным, но Мириамели не нужны были заверения Динивана, что за его мягкой внешностью кроется очень многое.

- Ну, моя дорогая принцесса, - сказал Ранессин, когда они уселись, - я не видел вас со дня похорон вашего дедушки. Вы очень выросли, но. Бог мой, что за одежда на вас, моя леди. - Он улыбнулся. - Приветствую вас в Божьем доме. Вы в чем-нибудь нуждаетесь?

- Только не в пище и питье, ваше святейшество.

Ранессин нахмурился:

- Я не любитель титулов, а мой, к тому же, труднопроизносим. Когда я был юношей в Стеншире, я никогда не мог и помыслить, что закончу жизнь в далеком Наббане, где буду называться "Священным" и "Вознесенным" и никогда уж не услышу своего настоящего имени.

- А Ренессин разве не ваше настоящее имя? - спросила Мириамель.

Ликтор рассмеялся:

- О нет. Я по рождению эркинландец по имени Освельн. Но так как эркинландцев редко возводят на такие высокие посты, показалось более разумным дать мне наббанайское имя. - Он ласково потрепал ее по руке. - Кстати о псевдонимах: Диниван рассказал мне, что вы проделали далекий путь и много видели с тех пор, как покинули родительский кров. Не расскажете ли мне о своих путешествиях?

Диниван поощрительно кивнул, и Мириамель, набрав в грудь побольше воздуха, начала рассказ.

Ликтор внимательно слушал ее повествование о нарастающем безумии отца и о том, как оно вынудило ее покинуть Хейхолт, об исполненных злобы советах Прейратса и о пленении Джошуа. Солнце все ярче светило сквозь высоченные окна, и Диниван отправился за едой, так как приближался полдень.

- Это захватывающе интересно, - сказал Ликтор, пока они ждали возвращения Динивана. - Ваш рассказ подтверждает многое из слышанного мною ранее. - Он потер сбоку свой тонкий нос. - Да осенит наш разум мудростью Господь наш Узирис! Почему люди никогда не удовлетворяются тем, что имеют?

Диниван вскоре вернулся в сопровождении служителя, который нес полный поднос фруктов и сыра, а также глинтвейн. Мириамель снова принялась рассказывать. Пока она ела и говорила, а Ранессин задавал ей деликатные, тонкие вопросы, у нее родилось такое чувство, как будто она рассказывает все это старому доброму дедушке: гончие норнов, которые преследовали ее и маленькую Лилит, то, как их спасли Саймон и Бинабик. Когда она рассказывала об откровениях колдуньи Джулой и о зловещих предостережениях Ярнауга в Наглимунде, Диниван и Ликтор обменивались многозначительными взглядами.

Когда она закончила. Ликтор снова надвинул свою высокую шляпу, которая неоднократно съезжала назад в ходе повествования, и со вздохом откинулся на спинку кресла. В глазах его была грусть.

- Столько всего нужно обдумать, на столько вопросов у нас нет ответов. Господи, Ты решил устроить жестокую проверку детям Своим. У меня предчувствие ужасной напасти, которая на нас надвигается. - Он повернулся к Мириамели:

- Спасибо за известия, принцесса. Хоть ни одно из них не радостно - только дурак предпочитает счастливое неведение, а я стараюсь не быть дураком. Это самая тяжелая ноша. - Он поджал губы, задумавшись. - Ну, Диниван, - промолвил он наконец, - это придает еще более зловещую окраску моим вчерашним новостям.

- Что за новости, ваше святейшество? - поинтересовался Диниван. - У нас так и не было времени поговорить с момента моего возвращения.

Ликтор отхлебнул горячего напитка.

- Элиас направляет ко мне Прейратса. Завтра его корабль прибывает из Хейхолта. Его миссия - передать важное послание Верховного короля.

- Приезжает Прейратс? - встревожилась Мириамель. - Мой отец знает, что я здесь?

- Нет, нет, не бойтесь, - успокоил ее Ликтор. Он снова потрепал ее по руке. - Он будет вести переговоры с Матерью Церковью. Никто, кроме нас с Диниваном, не знает, что вы здесь.

- Не верьте ему. Он дьявол, - сказала она жестко.

Ранессин серьезно кивнул.

- Ваше предупреждение будет принято во внимание, принцесса Мириамель, но иногда разговор с дьяволом входит в мои обязанности. - Он опустил взгляд на свои руки, как будто надеясь найти в них решение всех проблем. Когда Диниван уводил Мириамель, Ликтор вежливо попрощался с ней, но казался погруженным в грустные размышления.