"Роковой шаг" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)

УВИДЕННОЕ В ЗЕРКАЛЕ

Дамарис поправлялась, однако, не слишком быстро. Она была еще очень слаба, но мы все радовались, когда у нее появлялись признаки улучшения. Джереми по-прежнему был холоден с Сабриной, и я знала, что ребенок что-то затаил в себе.

Я сумела поговорить с Дамарис и заручиться ее поддержкой.

— Бедная Сабрина, — сказала я. — Она сильно переживает. Я знаю, что ты поймешь, насколько это повлияло на нее. Она знает, что вся эта беда, твоя болезнь, всеобщее беспокойство вызваны ею. Дорогая тетя Дамарис, я знаю, что ты это поймешь.

Она, конечно, поняла и со слезами на глазах поблагодарила меня за все, что я сделала для Сабрины. Я ответила, что не сделала ничего. Именно она, Дамарис, дала Сабрине жизнь и затем спасла ее.

— Ну, разумеется, ведь она мой ребенок, так же как и ты прежде, Кларисса.

— Я знаю. Но теперь я могу позаботиться о себе, а Сабрина не может. Ты сумеешь снова сделать ее счастливой.

Я стала брать Сабрину с собой, когда посещала ее мать. Сначала она не хотела приходить и смотрела на Дамарис с некоторым отвращением; это объяснялось тем, что она чувствовала себя ответственной за болезнь матери. Но мало-помалу доброта Дамарис и ее любовь восторжествовали. Барьер был разрушен. Обычно Сабрина садилась на кровать, а я рассказывала истории и устраивала игры, такие, например, как «Я высматриваю одним глазком», когда остальные должны были угадать, на какой предмет я смотрю. Тот, кто отгадывал, в свою очередь высматривал свой предмет, и очень скоро Сабрина каталась по постели в приступах хохота. Такое настроение возникало не всегда, но было приятно видеть прежнюю Сабрину, шаг за шагом выходящую из состояния подавленности; и я знала, что Дамарис отлично это понимает.

Тогда я решила, что могу наконец вернуться домой. Я объяснилась с Дамарис, которая сразу согласилась со мной и стала прикладывать большие усилия, чтобы казаться более здоровой, чем на самом деле.

— Ты не должна так надолго покидать Ланса, — сказала она и взяла меня за руку. — О, Кларисса, ты всегда вносила столько счастья в мою жизнь.

— Так же, как и ты в мою, — ответила я. — Я часто спрашиваю себя, что случилось бы со мной, если бы я осталась во Франции.

— Не думай об этом. Кларисса, мне кажется, что ты понимаешь Сабрину лучше других, и она нежно тебя любит.

— Сабрина — прекрасный ребенок… она весьма привлекательна.

— Да, и именно поэтому я за нее боюсь. Твоя мать была такой же. Она тоже обладала огромной привлекательностью, которая время от времени появляется у нас в роду. Я вовсе не уверена, что это благо. Иногда мне кажется, что это помеха. Я беспокоюсь о Сабрине, Кларисса.

— Она сумеет позаботиться о себе.

— Но она так странно вела себя в последнее время.

— Это оттого, что она упрекает себя за случившееся, и Джереми тоже обвиняет ее.

— Я разговаривала с Джереми о ней. Он так тревожится обо мне.

— Дорогая тетя Дамарис, ты должна держаться.

Ведь ты — источник жизни для Джереми, да и Сабрина нуждается в твоей помощи. Ты так нужна им.

Она разволновалась и сказала:

— Кларисса, обещаешь выполнить мою просьбу? Ты всегда их выполняла, но я хочу быть уверена.

— Конечно, выполню. Речь идет о Сабрине?

Дамарис кивнула.

— Допустим, что я не поправлюсь.

— Пожалуйста, не смей даже думать об этом.

— Я стараюсь, Кларисса, но я хочу быть уверенной. Давай предположим, что со мной что-нибудь случится. Допустим, я умру. Пообещай мне, что именно ты позаботишься о Сабрине.

— Ее место будет здесь. Это ее дом.

— Джереми пришлось много страдать. Мне даже страшно представить, что он может сделать в случае моей смерти.

— Понимаю, — сказала я.

— Тогда обещай мне, что присмотришь за Сабриной. Она очень тебя любит… пожалуй, больше, чем кого-либо еще. Позаботься о ней… ради меня, Кларисса.

Я взяла ее руку и поцеловала, боясь взглянуть на нее и разрыдаться.

— Обещаю, — сказала я.

Несколько дней спустя, выслушав громкие протесты и упреки Сабрины, я уехала в Лондон.

В Лондоне жизнь заскользила по старой колее. Мы теперь много развлекались. Ланс был в восторге. Ему везло за карточным столом и с лошадьми. Он был заботливым мужем и страстным любовником и разнообразными средствами давал мне почувствовать, как он счастлив моему возвращению. И я разделяла его счастье.

Дамарис поправлялась; Сабрина окружила ее заботой, и без меня они теснее сблизятся. А я была там, где и следовало, — с моим мужем.

Эмма втянулась в хозяйство так, словно это был ее дом. Я была довольна, хотя и знала, что Жанна испытывает к ней предубеждение. Эмма рассказывала мне о радушии, с каким она и Ланс принимали гостей в мое отсутствие, и о том, что время от времени она вела себя как хозяйка. Это было восхитительное время.

— Наигрались всласть? — спросила я.

Ланс прыснул со смеху.

— Ну, не ворчи, Кларисса, — ответил он. — У меня было несколько славных ночей. Но ведь и вы не ударили в грязь лицом, Эмма, не так ли?

Они рассмеялись. Тень подозрения закралась в мое сердце, ни я отогнала ее. Подобные мысли никогда не беспокоили меня, не считая хитрых намеков Жанны.

Жан-Луи бегал теперь по всей детской и отчаянно пытался заговорить. Нэнни Госуэлл сказала, что он живой, смышленый ребенок и к тому же красавчик.

— Маленький озорник, — ласково протянула Нэнни Госуэлл. — Ему хочется всем доказать, что он пуп земли. Я вздохнула. Никто не мог бы больше желать появления ребенка в детской, чем я.

Мы провели лето между поместьем в деревне и Лондоном. Важной чертой нашей жизни были, конечно, вечера азартной игры, благодаря которой, по уверениям Ланса, он быстро восстанавливал свои потери в «Компании южных морей». Я не была уверена в этом, потому что догадывалась, что мне сообщают только о выигрышах. Проигрыши были, вероятно, так же велики.

В те дни я часто чувствовала, как счастлива была бы, если бы не одержимость Ланса азартными играми. Когда у него начиналась эта лихорадка, он будто забывал обо мне. Казалось, им овладевал демон. Он не мог противиться своей страсти.

Я видела, как он делал ставки в пять или даже двадцать фунтов на две дождевые капли, скатывающиеся по окну. Я не понимала его. Мне хотелось верить, что урок с фиаско «Компании южных морей» повлиял на него. Увы, этого не было.

Я была более чем обеспокоена финансовым положением Ланса, ибо предполагала, что у него есть долги.

Однажды я нашла жалобу от его портного за давно просроченный счет, и когда я упрекнула его, он ответил:

— Но, дорогая, ни один мужчина не оплачивает счет своего портного по меньшей мере пять лет.

— А следовало бы платить. Что если бедняге нужны деньги?

— Этот портной далеко не беден. Он шьет при дворе и, должно быть, сколотил целое состояние… в долгах.

— Но от него мало радости, если никто не платит.

— В свое время… в свое время.

— Ну, поскольку ты выигрываешь, это время пришло.

— Логично, дорогая, очень логично. Предоставь все мне.

Непостоянный, очаровательный, невозмутимый, галантный и безнадежный игрок. Он был человеком, смеющимся на краю бездны. Я была совсем иной. Возможно, ему не следовало жениться на мне.

А вот Эмма была похожа на него. Я видела, как азарт начинает завладевать ею. Она едва могла дождаться начала игры. Я спрашивала себя, по-прежнему ли Ланс оплачивает ее попытки. Я часто видела, как Жанна наблюдала за ней, сокрушенно качая головой.

— Эмме шлет удачу небо, — сказал Ланс. — Я мало видел таких удачливых, как она.

Поэтому я предполагала, что, по крайней мере, у Эммы дела идут хорошо. И лишь совершенно случайно мне открылось, что я заблуждаюсь.

Обычно после обеда гости усаживались за карточные столы, а я шла отдыхать в спальню. Ланс безуспешно пытался убедить меня остаться; впрочем, он не очень настаивал, возможно, считая, что одного азартного игрока в семье достаточно.

Как я помню, была теплая осень. Обед казался особенно удачным, и разговоры текли свободно. Я сидела у одного края стола, а Ланс — у другого. Он был обворожителен, умен, гостеприимен. Но все эти люди, сидящие за столом, были игроками, страстно нацеленными на дело, ради которого пришли, и это дело заключалось в выигрывании денег друг у друга. Я знала большинство из них очень хорошо, так как они часто приходили к нам и Ланс тоже часто посещал их дома. Иногда мне приходилось сопровождать его, но я боялась этих вечеров, которые обычно протекали в довольно скучных беседах с теми членами вечеринки, которые, подобно мне, не играли; мы ждали окончания игры, обычно затягивавшейся до раннего утра. Я старалась найти причины не посещать эти приемы. Ланс был достаточно понятлив и никогда не заставлял меня. В то же время ничто не могло помешать ему идти туда.

Эмму тоже часто приглашали. Она была популярна в этой компании. Я слышала, как о ней говорили: «Славный малый. Не боится рисковать». Конечно, она не боялась, ведь Ланс снабжал ее деньгами для участия в игре, и она возвращала их ему только когда выигрывала.

Но, возможно, он больше не делал этого, так как ей стало заметно везти. Я не спрашивала об этом ни у него, ни у нее.

В тот вечер она надела очаровательное платье, которое сшила сама. Оно не потребовало больших затрат. Мы вместе покупали материю на Лиденхолл-стрит. Оно было в светлых красных тонах, по крайней мере, юбка; нижняя юбка была кремового цвета, и Эмма сама вышила ее красным шелком. Платье, подчеркивавшее стройную талию, выглядело прелестно; вырез спереди открывал расшитую нижнюю юбку.

Я оглядела сидящих за столами. Там было три стола, по четыре человека за каждым. Эмма сидела рядом с пожилым бароном, который был ее соседом и во время обеда и явно увлекся ею. За их столом сидели еще двое среднего возраста. У Ланса были друзья всех возрастов. Единственным, что их объединяло, была страсть к игре.

Ланс обнял меня и легонько поцеловал в затылок. — Если хочешь, пойди и приляг, дорогая, — сказал он.

Я кивнула, собираясь так и поступить. Немного понаблюдав за началом игры, я была заворожена напряженными выражениями лиц игроков, причем у Эммы оно было не менее напряженным, чем у остальных. Я слегка беспокоилась, так как Ланс делал из нее игрока, а я чувствовала себя до некоторой степени ответственной за Эмму.

В этой комнате был мраморный камин с большим зеркалом над ним. На каминной полке стояла ваза с хризантемами, которую я сама поставила утром. Должно быть, кто-то, проходя мимо, задел цветы, так как одна из хризантем почти вылезла из воды. Я стала поправлять букет, прислушиваясь к игрокам, объявлявшим свои ставки. Я содрогнулась. Мне было жаль тех из них, кто выйдет из этой комнаты намного беднее, чем входил.

В зеркальном отражении прямо передо мной была Эмма. Я взглянула на нее и не поверила своим глазам. Она опустила руку в разрез юбки и вытащила оттуда карту. Я увидела, как Эмма сует эту карту в набор карт, который она держала в другой руке.

Я почувствовала легкую тошноту. В комнате было жарко. Не показалось ли мне все это? Я захотела выйти, но осталась на месте, пристально глядя в отражение Эммы в зеркале.

Она улыбалась, и все ее поздравляли. Она опять выиграла.

Мне необходимо было уйти. Я пожелала всем спокойной ночи и пошла в спальню. Там я уселась, уставившись на свое отражение в зеркале.

Должно быть, это ошибка. Но нет, я видела все очень ясно. Я мысленно вспоминала случившееся… тот роковой момент, когда она вынула карту из под юбки. Вот она улыбается, наклоняется вперед и кладет локоть на стол, веером держа карты перед собой…

Ей очень повезло. Еще бы! Она обеспечила эту удачу шулерской уловкой. Это было невозможно, но было! Жульничество считалось у игроков величайшим грехом. Обманщиков изгоняли из клубов. Никто с ними не играл. Обвинители и обвиненные в мошенничестве дрались на дуэлях.

Что же мне делать? Одно было очевидно: я не могла позволить Эмме продолжать жульничать в моем доме. Сообщить о случившемся Лансу? Он пришел бы в ужас. Это была одна из немногих вещей, которые действительно волновали его. И куда бы она пошла, если бы ей предложили покинуть дом? Что сталось бы с Жан-Луи?

Я была очень взволнована и растеряна.

Раздевшись, я легла в кровать, но не могла заснуть, прислушиваясь к шуму отъезжающих карет, к шагам Ланса на лестнице. Мне так и не удалось решить, что делать.

Я ждала весь следующий день и после обеда, как только в доме все стихло, направилась в комнату Эммы, так как знала, что она должна быть там.

Когда я вошла, она мило мне улыбнулась.

Я спокойно сказала:

— Я пришла поговорить с тобой.

— Чудесно, — ответила она. Я покачала головой:

— Ты делаешь большие успехи в игре.

— Да, неплохо для новичка.

— Должно быть, ты выиграла значительную сумму.

— О, пустяки. Достаточно для оплаты моих долгов Лай су и для компенсации моих потерь.

— Надо думать, твои методы приносят успех. Эмма сделала вид, что удивлена.

— Я видела твое жульничество в последний вечер, — сказала я.

Ее лицо страшно побледнело. Она вскочила и уставилась на меня горящими глазами:

— О чем ты говоришь! Тебя вообще там не было.

— Я была поблизости и видела тебя в зеркале.

— Тебе это приснилось.

— Нет. Я не спала и видела все очень отчетливо. У тебя была выигрышная карта в кармане нижней юбки. Я видела, как ты вытащила ее после того, как карты были розданы.

— Это не правда.

— Говорю тебе, что я видела твой трюк.

— В зеркале! Но это невозможно. И что ты пытаешься доказать?

— Только то, что я видела твое мошенничество.

— Чепуха.

— Нет, не чепуха, и ты это знаешь. Ланс никогда не допустил бы этого.

— Ты уже сообщила ему свои ужасные обвинения?

— Еще нет.

— Еще нет! Но собираешься это сделать? Я колебалась, но увидев, как в ее глазах вспыхнула надежда, я убедилась, что она действительно виновна.

— Я не знаю, как мне поступить, — сказала я. — О, Эмма, как ты могла сделать подобное!

— У тебя нет доказательств, только твое слово против моего.

— Не думаешь ли ты, что Ланс скорее поверит тебе, чем своей жене?

— Нет… он поверит тебе, и тогда… Она тупо уставилась в пространство.

— Зачем ты это сделала?

— Но я не делала этого, не делала!

— Пожалуйста, не лги мне. Я видела все и ужасно огорчена.

Ее лицо внезапно дрогнуло, и она начала плакать. Это растрогало меня. Я всегда считала, что она женщина с характером, способная постоять за себя. Ее несчастный вид заставил меня пожалеть ее.

— Эмма, — продолжала я, — но почему? Зачем?

— Кажется, мне придется теперь уйти, — сказала она. — Ты расскажешь Лансу, и он прогонит меня. Он никогда бы не потерпел здесь обмана. Я не собиралась долго заниматься этим… только пока не поправлю дела. Ты не представляешь, что значит жить на милостыню. Я хотела работать… делать что-то для тебя и Жан-Луи. Я мечтала о нашей независимости. Я хотела.

— Но не таким образом, как вчера.

— Знаю. Но я увидела, что это возможно, и сделала это. Я откладывала деньги, Клариеса, копила для себя и Жан-Луи.

— Деньги, которые тебе не принадлежат.

— Они все — богачи. Для них это ничего не значит.

— Но это не причина поступать таким образом.

— Я знаю, что не права. Но я слаба и потому пошла на это. Я заслуживаю всего, что ждет меня. Лучше бы ты сразу рассказала обо всем Лансу, и я бы стала строить планы… хотя и не знаю, куда мне идти.

Я наблюдала за Эммой. На ее лице было написано очевидное отчаяние. Я представила, как она пожирает глазами свои выигрыши, называя их средством достижения независимости Она устремила на меня умоляющие глаза.

— Как чудесно было здесь. Ты была так добра… ты и Ланс. Но я понимаю, что должна уйти. Ты собираешься рассказать все Лансу, да?

— Он больше не позволит тебе играть, — сказала я.

— Я знаю. И найдет какой-нибудь предлог, чтобы отослать меня.

— Эмма, — медленно сказала я, — если я пообещаю не говорить ему, обещаешь ли ты никогда не жульничать?

Она схватила мои руки и крепко их сжала.

— О, конечно, обещаю! — воскликнула она. Я вышла из комнаты, чувствуя себя совершенно опустошенной. Мне казалось, что я нашла единственно возможный выход из этой ситуации.

Удача за карточным столом внезапно покинула Эмму.

— Так бывает, — сказал Ланс. — Вам фантастически везло, и вдруг… Везение кончилось, но оно вернется.

— Не думаю, что оно когда-нибудь вернется, — грустно сказала Эмма.

Я была удовлетворена. Она больше не жульничала.

Я много думала о ее судьбе и искала ей оправдание. Она переехала к нам из Франции в поисках отцовской родни и новой жизни; ее существование было полно неопределенности, и она мечтала об обеспеченности. Мне казалось, что она и замуж вышла ради этого (как можно было понять из некоторых ее слов), а потом последовали крах «Компании» и смерть мужа, и все было потеряно.

Эмма продолжала участвовать в игре, хотя и с меньшим рвением, чем раньше. Радость успеха сменялась у нее унынием при проигрыше. Я говорила ей, что нельзя так втягиваться в игру, но, к сожалению, в ней признаки той же лихорадки азарта, которая овладевала Лансом.

Она уже не могла остановиться.