"Фантастика-1964" - читать интересную книгу автора (Стругацкий Аркадий, Стругацкий Борис,...)

От составителя

1964 год для советской научной фантастики знаменателен тем, что советские фантасты все чаще, все глубже и все серьезнее пытаются исследовать нашу земную, современную жизнь методами научной фантастики. Этот плодотворный поворот к действительности необычайно обогатил содержание научной фантастики, придал ей актуальное, современное звучание и, самое главное, открыл перед писателями совершенно новые возможности.

На первый взгляд кажется, что специфика научно-фантастического жанра дает простор фантазии писателя: садись и пиши все, что взбредет тебе в голову, нимало не заботясь о том, бывает это в реальной жизни или нет.

Вот почему чувствуешь себя несколько обескураженным, когда вместо фейерверка необычных идей, острых сюжетных ходов и тонкой игры ума в научно-фантастических произведениях обнаруживаешь во множестве одни и те же сюжетные линии, одинаковые развязки, сходные логические структуры. А ведь, в сущности, ничего удивительного в этом нет: недостатки научно-фантастического жанра суть продолжения его достоинств. Позволяя более свободно выбирать писателю то, что ему нужно, научно-фантастический жанр накладывает на писателя существенное ограничение. Номинально свободный в своем выборе, он оказывается зажатым в тесные рамки “правдоподобия” его построений. А в действительной жизни, нисколько не интересующейся, правдоподобно ли выглядят ее калейдоскопически меняющиеся картины, нередко встречаются такие фантастические ситуации, на которые никогда не осмелится ни один самый изощренный выдумщик.

Именно это богатство действительной жизни все чаще привлекает к себе внимание советских писателей-фантастов. Все меньше интересуют их лишь внешне необычные космические приключения, кибернетические роботы, машины времени. Все чаще и чаще они убеждаются в том, что удивительное и необычное можно найти не только в космических далях, в математических дебрях кибернетики, в таинственных просторах пространства — времени, но и в песчинке под нашими ногами, в капле воды, а главное, в нас самих.

В этом отношении, бесспорно, самым сложным и интересным произведением сборника следует считать удивительно изящную, остроумную повесть братьев Стругацких “Суета вокруг дивана”. Основную идею этой вещи в двух словах можно было бы выразить так: “Удивительное рядом”. Несмотря на всю необычность, сказочную фантастичность этой повести, она самым тесным образом связана с проблемами нашей сегодняшней жизни.

В самом деле, быстрые успехи современной науки, головокружительный прогресс техники с каждым днем опережают все больше и больше нашу способность осмысливать научные и технические достижения. Мы привычно крутим настройку радиоприемника, не подозревая о тех удивительных и таинственных процессах и силах, которыми управляем. Мы входим в салон воздушного лайнера, занятые мыслью лишь о том, кто будет нас встречать на аэродроме. Мы привыкаем к необычному, не вдумываясь в его суть и не осмысливая его. Конечно, один человек не может понимать и знать всего. Какими-то вещами мы все равно вынуждены пользоваться, принимая их такими, как они есть. Но главное в другом: мы привыкли быстро привыкать, не интересоваться, не удивляться тем чудесам, которые нас окружают.

Эту тенденцию больше ста лет назад заметил еще А.И.Герцен, — когда техника только начала широко входить в жизнь.

“Святой отец прислал по электрическому телеграфу свое благословение новорожденному императорскому принцу, — через два часа после разрешения императрицы французов”.

В этой фразе из газет есть что-то безумное”, — писал Герцен в 1858 году. А в 1961 году один из пассажиров, летевший на “ИЛ-18”, с недоумением сказал своей собеседнице: “Черт знает что! Вылетел из Риги и через полтора часа был уже в Москве у родственников, которых не видел лет пять. Вошел, даже не поздоровавшись, как будто был у них сегодня утром”.

Повесть Стругацких — этот удивительный синтез сказочных химер с самой что ни на есть современной обстановкой — в наиболее острой форме показывает это противоречие между вещью, как мы ее привыкли видеть, и вещью, как она есть, со всеми ее сложностями и чудесами, которые скрыты от нас привычкой.

В небе привычно жужжит вертолет, а герой повести ошалело смотрит на говорящую щуку, высунувшуюся из бадейки. А ведь, в сущности, привычный вертолет не менее удивительное, сложное и необычное зрелище, чем говорящая щука и другие сказочные обитатели повести Стругацких.

Ту же проблему, но совершенно иначе решает Дмитрий Биленкин в коротеньком рассказе “Обыкновенная минеральная вода”. Где-то в глубокой каверне создались условия, необходимые для зарождения жизни, уже возникли аминокислоты и начали появляться белки, как вдруг скрежещущий бур ворвался в каверну, хлынула в нее промывочная вода, и тонкий, только что зарождающийся процесс прекратился. Вынесенные на поверхность остатки этой жизни для буровиков не более как “органические загрязнения”. Они так никогда и не узнали, что мимоходом, из-за неведения, разрушили то, над чем бьются выдающиеся ученые мира, не разглядели вселенной в капле воды. Мы тщательно стерилизуем оборудование спутников и космических кораблей, чтобы наше вмешательство не исказило первозданную картину космоса. Но ведь и наша планета, на которой все мы живем, достойна такой же внимательности и чуткости — таков вывод этого рассказа-миниатюры.

Дмитрий Жуков берется за решение той же проблемы, если так можно выразиться, методом “от противного”. Часто, очень часто головоломки в жизни возникают потому, что мы в необычном, в удивительном не решаемся увидеть что-то давно знакомое, хорошо изученное. Мы придумываем поистине фантастические гипотезы, мудрим над новыми механизмами, вместо того чтобы воспользоваться старым опытом, И нередко случайный толчок, непроизвольное действие вдруг разом проясняют проблему, над которой бились крупнейшие умы. Несмотря на кибернетико-космическую фабулу, рассказ Жукова, по сути дела, утверждает, что порою видеть “обычное в необычайном” не менее важно, чем видеть “необычное в привычном”.

Большинство рассказов Анатолия Днепрова вписываются в его излюбленную формулу: открытие или изобретение, обращенное против своего создателя. С неистощимой фантазией и изобретательностью писатель находит все новые сюжеты и научные идеи. Два рассказа Анатолия Днепрова, предлагаемые читателю в этом сборнике, несколько отступают от традиционной формы.

В рассказе “Случайный выстрел” речь идет о трагедии высококвалифицированного, но чудовищно узкого специалиста, неспособного подняться выше канонов своего ремесла.

Нет, профессор Глориан не совершает никаких античеловеческих, антигуманистических поступков. Он специалист и интересуется только своей наукой, ни в коем случае не политикой, стоящей, по его мнению, слишком далеко от него.

И тем не менее за этой фигурой добропорядочного специалиста мы видим тени фашистских врачей, участвующих в нацистских псевдонаучных исследованиях, ставящих опыты над живыми людьми. Именно о них прогрессивный американский психиатр Беттельхейм писал: “Опасными их сделала особого рода гордость своей профессиональной квалификацией и своими знаниями в сочетании с полным забвением нравственной стороны дела.

Теперь концентрационные лагеря и крематории больше не существуют, но этот вид гордости остался. Это характерная особенность общества, где главное в специалисте — техническое умение. Освенцима больше нет, но пока это отношение к работе существует, существует опасное безразличие к жизни”.

“Опасное безразличие к жизни”… Ни личная драма, ни доводы друзей, ни страдания окружающих практически не влияют на деятельность профессора Глориана. Человеческое чуждо ему.

И только то, что, как оказывается, уравнения профессора не имеют решения, приводит к трагической развязке и выносит объективный приговор деятельности Глориана.

Глориан кончает самоубийством. Кусочек свинца венчает его попытки увязать в стройную систему экономику страны, раздираемой капиталистическими противоречиями.

“Ферма Станлю”, казалось бы, тоже не является исключением из обычной замкнутой сюжетной линии. Здесь налицо и парадоксальное открытие, и головокружительный эксперимент, и ужас открывателя перед непредвиденными результатами опыта. Но основное, ради чего написан рассказ и против чего протестует автор, — это стандартизация человека: его внешности, его поведения, а самое главное — его чувств и мыслей. Логически вопреки фабуле сюжетная линия рассказа разомкнута. Этого писатель достигает абзацем, завершающим рассказ: “И вдруг я стал замечать, что на моем пути стали часто попадаться очень похожие друг на друга люди, что они одинаково одеты и говорят об одном и том же. Очень похожие молодые мамаши нянчат совершенно одинаковых младенцев. С экранов кино на меня смотрят одинаковые актеры и актрисы. Почти тождественные лица и фигуры мелькают на обложках журналов и книг.

Вот поэтому и еще по многим другим причинам я иногда думаю, что ферма “Станлю” действительно существует”.

Киевский писатель-фантаст Владимир Савченко иначе подходит к проблеме стандартизации мышления и пытается решить как бы обратную задачу. В своей повести “Алгоритм успеха” он показывает, что в наших условиях человек, поставивший своей целью только личное благополучие, неизбежно скатывается к нескольким элементарным принципам поведения: “око за око”, “зуб за зуб”, “я тебе — ты мне”. А это рано или поздно приводит его к своеобразному “стандарту карьериста”. Творческая, созидательная работа не терпит такой стандартизации, и человек, начавший следовать подобным принципам, неизбежно выпадает из коллектива — такова идея повести Владимира Савченко.

В очень интересной, присущей лишь ему манере работает молодой фантаст Владимир Григорьев. Но ни научная подоплека, ни фабульная интрига как будто не занимают его внимания.

Рассказы Григорьева незатейливы по сюжету, просты с точки зрения научной идеи. Главное в его рассказах — удивительная человечность, любовь к своим героям, которую автор как будто стремится скрыть за легкой иронией и юмором.

Эта ирония и этот юмор позволяют Григорьеву избежать “громких слов” и ненужного пафоса, делают его рассказы ненавязчивыми и удивительно проникновенными. Особенно ярко проявляется эта черта в рассказе “Рог изобилия”. В нем автор затрагивает примерно такую же проблему, что и Владимир Савченко в своем “Алгоритме успеха”. Но совершенно иначе, по-новому раскрывает он свою мысль: изобретательство, как и всякая творческая работа, несовместимо с бездушием и казенщиной. Даже один формалист, один чиновник от техники вроде Паровозова может нанести непоправимый вред делу технического прогресса, погубить, свести на нет вдохновенный труд изобретателя.

В рассказе сама техника наказывает бюрократа, но с ним вместе гибнет сам изобретатель и его изобретение. Автор тем самым подчеркивает мысль о том, что будущее не придет само собой, что за него надо бороться не только в сфере повышения производительности труда, но и в неизмеримо более тонкой и сложной сфере: в сфере человеческих отношений и мышления.

Эта борьба не всегда бывает бескровной, и именно это обязывает нас быть непримиримыми ко всему, что мешает нашему движению к прекрасному будущему, — такова идея рассказа Владимира Григорьева.

“Дважды два старика робота” — небольшая философская новелла. В ней хотелось бы отметить тот любопытный парадоксальный прием, который найден автором для выражения своей главной мысли: веры в потрясающую мощь познающего человеческого разума.

В рассказе нет ни одного человека. В нем действуют одни лишь роботы. Но вопреки обычной коллизии “робот против человека”, которую так любят обыгрывать западные фантасты, роботы в рассказе Григорьева страдают без людей. Деятельность роботов потеряла всякий смысл, они мечтают и верят в то, что покинувшие их люди вернутся. Так через мышление роботов, их глазами, если так можно выразиться, и раскрывается величие и мощь удивительнейшего творения природы — человека. Именно это восхищение человеком, его неистребимой потребностью творчества, лежит в основе этой поэтической новеллы.

Третий рассказ Григорьева — “Коллега, я назвал его так” — быть может, наиболее фантастический по сюжету, но и он, в сущности, повествует о добрых человеческих отношениях, о благородстве людей, о все более растущем творческом горении человека. Время для работы, время для творчества! — вот основная мечта героев рассказа. В фантастической форме, позволяющей многократно усилить, акцентировать события реальной жизни, автор развивает в общем-то простую мысль. Ведь, пожалуй, каждому из нас в тяжелые минуты жизни приходилось встречаться с людьми, которые оказали на нас огромное влияние, помогли не сломиться и стать такими, какие мы есть.

Ленинградский писатель-фантаст Илья Варшавский хорошо знаком читателям. Его короткие, парадоксальные, фантастические новеллы с концовкой резкой и неожиданной, как щелчок бича, неизменно вызывают восхищение неистощимой фантазией автора. Большинство рассказов Варшавского, помещенных в этом сборнике, написаны в обычней для этого писателя юмористической манере.

Нередко научную фантастику связывают с попытками сквозь туманную даль веков заглянуть в будущее, о котором всегда мечтает и которым всегда интересуется всякий человек. И это не лишено оснований: многие научно-фантастические идеи оказались реализованными в действительности. И, оглядываясь назад, мы не устаем поражаться прозорливости Жюля Верна, Герберта Уэллса, Алексея Толстого, Александра Беляева.

Но нередко писатели-фантасты обращались и к прошлому, к человеческой истории и там черпали богатый материал для своих произведений.

Глядя на глиняный черепок, на позеленевший от времени бронзовый наконечник, на источенные ветрами и непогодой камни развалин, неопытный человек вряд ли увидит больше, чем ему может рассказать специалист-археолог. Исторические памятники чаще задают вопросы, чем отвечают на них. Отвечать на эти вопросы приходится нам самим. Стоит ли удивляться, что в наши суждения о прошлом мы привносим много своего, современного. И это правильно, иначе и быть не может: “…последовательно оглядываясь, мы смотрим на прошедшее всякий раз иначе; всякий раз разглядываем в нем новую сторону, всякий раз прибавляем к уразумению его весь опыт вновь пройденного пути. Полнее сознавая прошедшее, мы уясняем современное; глубже опускаясь в смысл былого, раскрываем смысл будущего; глядя назад, шагаем вперед…” (А.Герцен).

Вот почему прошлое, история дают богатейшие возможности фантасту. Три миниатюры Романа Подольного и рассказ Ромэна Ярова “Пусть они скажут” дают представление об этих возможностях. Особенно интересна форма “неисторических рассказов” Подольного. В них порой как будто совсем нет фантастики. Чаще всего описываемые случаи “могли бы быть” в действительности. Больше того, такие случаи “должны были быть”, ибо должен же был кто-то первым отважиться на далекое плавание, на применение огня, на приручение лошади. Недостаток точных сведений, предоставляя простор фантазии художника, позволяет ему нарисовать правдоподобную картину того, что должно было быть, без чего не была бы возможной наша сегодняшняя жизнь. Миниатюры Романа Подольного лишний раз убеждают в том, что история — на редкость современная наука.

Количество “космических” рассказов за последнее время сократилось, а их качество существенно изменилось. Об этом свидетельствует, в частности, и тот факт, что в настоящем сборнике всего два рассказа посвящены космической тематике. Но, несмотря на явно космическую фабулу, оба рассказа молодого фантаста Владимира Щербакова, по сути дела, нельзя назвать космическими, хотя на первый взгляд “Кратер” может показаться избитой идеей о некоем таинственном “нечто”, а “Возвращение Сухарева” — рассказом о таинственных обитателях космоса.

Но если разобраться внимательнее, мы увидим, что и “нечто” и “таинственные обитатели” нужны автору лишь как средство для выражения привычных человеческих поступков и взаимоотношений. В самом деле, величие открытия, как и величие подвига, редко осознается в момент совершения. В первом рассказе Сухарев, занятый мыслью добежать до кратера, не упасть, выполнить какие-то очень обычные действия, по сути дела, совершает подвиг, человеческий и научный. На его долю выпадает честь, быть может, самая высокая для искателя: поставить перед наукой проблему, которая стимулирует новые поиски, приводит иногда к новым направлениям в науке.

Второй рассказ, “Возвращение Сухарева”, при всей фантастичности научной идеи — полное восстановление человеческого организма, — по сути дела, посвящен другому. Здесь нет описания операций, наукообразных терминов и т. п. Научная идея нужна автору лишь для того, чтобы в необычной, сверхнапряженной ситуации показать величие человеческих чувств.

“Путешествие к эпицентру дискуссии” Г.Альтова и В.Журавлевой можно назвать научно-фантастической гипотезой. Творчество научного фантаста зачастую имеет немало сходного с творчеством ученого. И там и здесь не должно быть противоречия с известными науке данными, и там и здесь действуют строгие законы логики. Флогистон или мировой эфир ученых в принципе не менее фантастичны, чем машина времени или человек-невидимка. И нередко фантастика заглядывает гораздо дальше, чем наука и техника.

Радиолокация, атомная энергия, автоматы появились на страницах научно-фантастических произведений гораздо раньше, чем в планах научных лабораторий и институтов. Вот почему в беседах с писателями-фантастами мы не раз обсуждали вопрос о том, что в принципе возможно научно-фантастическое произведение без литературных героев, без фабулы и других атрибутов беллетристического произведения. Главным “героем” в них будет сама научно-фантастическая гипотеза. Именно таким произведением является “Путешествие к эпицентру дискуссии” Г.Альтова и В.Журавлевой.

Казалось бы, что нового можно внести в проблему пресловутого тунгусского метеорита, вокруг которого с легкой руки A.Казанцева разгорелись такие страсти и споры? Но взгляните, как убедительно “гальванизируют этот труп” Г.Альтов и B.Журавлева. Пожалуй, только одно слабое звено есть в этой цепи стройных рассуждений: число неизвестных во много раз больше числа уравнений, поэтому авторам приходится слишком много “дописывать” от себя. Ну, хорошо, все старые попытки объяснить тайну тунгусского метеорита неудовлетворительны, потому что никто не знал тогда о лазерах. Но можно ли быть уверенными, что завтра наука не откроет еще какого-нибудь явления, еще более удачно объясняющего “тунгусское диво”?

При той нехватке исходных посылок, о которой мы говорили, одно и то же явление может быть объяснено сотнями одинаковых по убедительности методов.

Однако в этом и состоит особенность научно-фантастических гипотез. Давая богатую картину возможных объяснений, они будят мысль, возбуждают интерес к проблеме, привлекают в науку новые кадры молодых людей и тем самым, быть может, немало способствуют разрешению научных вопросов.

Следуя хорошей традиции, установившейся в сборниках “Молодой гвардии”, мы помещаем и в этом сборнике статью, которая посвящена размышлениям о специфике и будущем развитии научно-фантастического жанра.

Это статья Р.Нудельмана “Разговор в купе”.

Таковы наиболее интересные произведения сборника “Фантастика, 1964 год”. При отборе рассказов для этого сборника мы руководствовались одним правилом: в сборнике должны быть представлены фантастические произведения, в которых наиболее ярко проявляются основные направления современной советской научно-фантастической литературы. Внимательный читатель убедится в том, что главная особенность, присущая всем без исключения рассказам сборника, это горячая заинтересованность писателей-фантастов проблемами современной жизни, их нетерпимость к тому, что мешает советским людям строить самое разумное, самое счастливое общество на земле.

Г.СМИРНОВ