"2007 № 09" - читать интересную книгу автора (Журнал «Если»)

Святослав Логинов СОННИК

На день рождения Михаилу Дормееву подарили книгу. Дурацкий анекдот, что, мол, книга у него уже есть, не имел к имениннику никакого отношения; библиотека у Дормеева была вполне приличной, и читал он много. Но эта книжка была особенная. «Новейший толкователь сновидений, содержащий более 10 000 статей на все случаи жизни», издание А. А. Каспари. Год на издании отсутствовал, но и без того ясно, что у книги почтенный возраст и долгая история. Разумеется, это был не репринт, а подлинник второй половины девятнадцатого века. Такую книгу приятно держать в руках и приятно читать, и даже благоглупости, которые всегда в изобилии рассыпаны по страницам такого рода сочинений, вызывают не смех, а добрую улыбку, словно бабушкины суеверные приметы, в которые нелепо верить, но которые еще более нелепо опровергать.

Развлекая гостей, Михаил несколько раз раскрыл наугад сафьянный томик и зачел вслух первые попавшиеся толкования:

— Если вам снится, что вы носите усы, то наяву ваша самонадеянность помешает вам вступить во владение крупным наследством — кому-нибудь снилось такое?

— Я всю жизнь усы ношу, — ответил Кирюха Андреев, приятель из числа сослуживцев. — Значит, и во сне тоже. Что же, у меня каждый день крупное наследство под носом пролетает?

— Усы по умолчанию не считаются. Нужен специальный сон про усы.

— Мне такое снилось, — подал голос двоюродный брат Эдик. — Только очень давно, я еще мальчишкой был. Приснилось, будто у меня вот такенные усы выросли, кавалерийские. Я вообще-то мечтал, что буду большим и отпущу усы, а тут неловко стало, на улицу не выйти.

— От кого наследство-то? — спросил усатый Кирюха.

— А хрен его знает! Никто из родни не помирал. И вообще тогда советская власть была — какое, к бесу, крупное наследство?

— Значит, все сбылось. Усы были, а наследства не было.

— А вот еще, слушайте: Если девушке снится, что она вышивает на пяльцах и случайно сломала иголку, то наяву ее репутации грозит опасность из-за интриг близкой подруги. Ну-ка, девушки, кто из вас во сне на пяльцах вышивал?

— Сейчас и наяву никто на пяльцах вышивать не умеет.

— Ну, не говори, я вышивала. Болгарским крестиком.

— А иглу ломать приходилось?

— Скажешь тоже — на пяльцах иголку сломать! Это не знаю, как исхитриться надо. Такое разве во сне бывает, а я наяву вышивала.

— Ас репутацией как?

— Что как? Муж и трое детей, вот и вся репутация.

— Если во сне вы едете куда-то на перекладных, то это означает крушение ваших надежд на быструю и удачную карьеру. Для девушки этот сон означает расстройство уже сговоренного замужества.

— Что значит: «на перекладных»? На колхозной развозке, что ли? Шумным разговорам не было конца. Подарок пришелся удивительно кстати.

Гости разошлись поздно, так что спать Дормеевы улеглись заполночь.

Как и следовало ожидать, приснился Дормееву сон. Будто сидит он на какой-то пресс-конференции или презентации и слушает выступление. Две дамы с указками напористо излагают, какие выгоды получит химическая индустрия, когда введет их новый катализатор. Дормеев не был химиком, он был журналистом. Как всякий журналист корчил из себя политолога и мечтал когда-нибудь слепить нетленку, а тут вдруг сидит и старается вникнуть в тонкости химического производства. А потом встал и задал недоброжелательный вопрос:

— Я не понимаю, за счет чего протекает ваша реакция. Аммиак и сероуглерод достаточно простые, устойчивые вещества. А конечный продукт… даже не знаю, как его назвать… охотно верю, что это вещество теоретически возможно, но не в такой реакции.

— Мы используем катализатор нового типа! — решительно возразила докладчица.

— Катализаторы, если меня правильно учили в школе, могут только ускорять реакцию. А вы предлагаете химическую разновидность вечного двигателя!

«И чего я кипячусь? — мелькнула мысль. — Пусть с этим специалисты разбираются».

— Все дело в катализаторе, — не унималась дама. — Это не просто пористые камни, это окаменевшие черепа вымерших разумных существ. Они знали химию много лучше, чем мы, и несомненно умели проводить и эту реакцию, и великое множество других!

Дормееву стало смешно, и он проснулся.

Некоторое время лежал, вспоминая, как круто дискутировал на химические темы. Ведь со школьных времен — никакого отношения к химии, а оказывается, кое-что запало в память. Потом вспомнилось, как славно срезала его ученая дама, и он снова заухмылялся. Надо же такое придумать: материал в самый раз для газеты «Аномалия», только подать нужно как следует, для дураков, которые слово «эндотермический» считают матерным.

В комнате уже просветлело, и взгляд Михаила остановился на соннике, оставленном на столе. Любопытно, как растолковал бы автор подобный сон? А ведь наврал бы чего-нибудь, не затруднившись ни на мгновение, хотя сотню лет назад подобная ересь никому и во сне бы не привиделась. Это тебе не иголки на пяльцах ломать.

Дормеев встал, наугад раскрыл книгу.

Если во сне вам предлагают внедрять процесс, катализируемый мощами великих химиков, — гласила статья, — то наяву вы можете пострадать от рук мошенников.

Дормеев икнул так громко, что разбудил жену.

Он долго листал старинную книгу, пытаясь выискать еще одно столь же безумное толкование, но ничего подобного не находилось. Сны и их объяснения были скучны и стандартны. Ягнята, резвящиеся на зеленом лугу, сулили целомудренные радости и крепкую дружбу, а поедание во сне миндаля означало состоятельность и изобилие. Дормеев был равнодушен к миндалю и не мог понять, с чего бы ему поедать невкусные орехи во сне.

Раздосадованный Дормеев плюнул на нелепый сон и дурацкое толкование, а поскольку было еще рановато, то улегся в постель и даже умудрился задремать. Ему привиделась огромная куча чищеного миндаля, который он с отвращением жрал. И чего только не сделаешь ради денег! Недаром у второй древнейшей профессии так много общего с первой.

Хорошенько выспавшись, Михаил уже не воспринимал дикое совпадение всерьез, хотя и сделал пометочку в ежедневнике, чтобы за текучкой не забыть наваять статеечку для какой-нибудь из желтых газеток о каталитическом действии мощей. Платят подобные издания прилично, а стыд глаза не выест, тем паче, что для «жареных» материалов имелся у Михаила Дормеева красивый псевдоним: Дора Михайлова.

На два часа у него была назначена деловая встреча, потом нужно было забежать в редакцию и в Дом журналиста, а вечер Дормеев твердо решил посвятить написанию денежной статьи о катализе. Иначе зачем миндаль лопал? Пусть сон будет в руку.

Уже под вечер, направляясь от Дома журналиста к метро, Дормеев был остановлен каким-то молодым человеком.

Рекламные листочки, что обычно раздают возле метро студенты и дамочки раннепенсионного возраста, совершенно не интересовали Михаила, но его собственный сын когда-то подрабатывал этим не слишком прибыльным бизнесом, получая за количество бумажек, отданных в руки прохожим, так что Дормеев-старший из человеколюбия всегда брал листки и, не читая, совал в карман. Вечером, бывало, с удивлением обнаруживал в плаще кипу заманчивых предложений: посетить среди лета магазин «Снежная королева», сделать оптовые закупки в «Русском золоте» или отовариться в аптеке «Доктор», чей аспирин впятеро панацеистей всякого другого. Рекламки выбрасывались, а на следующий день карман наполнялся новыми.

Вот и сейчас Михаил, не замедляя шага, взял протянутый прямоугольник и хотел было идти дальше, но его крепко ухватили за локоть, против воли направив в сторону магазина «Цветы».

— Мы проводим рекламную акцию… — проникновенно журчал молодой человек, не выпуская дормеевского рукава, — обширная сеть магазинов, предъявителю скидки до пятидесяти процентов! Все совершенно бесплатно, величину скидки наш агент определит для вас прямо сейчас.

Лохотрон! Давненько эти мошенники не встречались на пути журналиста Дормеева.

Тревожным звоночком дзенькнуло в подсознании предупреждение сонника, но Дормеев усилием воли отогнал его. В самом деле, ну как он может пострадать? Адрес свой он сообщать не собирается, а денег при себе после посещения домжуровского кафе осталось рублей двадцать — только на маршрутку от метро до дома. В крайнем случае, это расстояние можно и пешочком пройти.

Агент, мирно беседующий с подсадными утками, при виде лоха, которого удалось захомутать, спешно вытащил толстенную пачку денег и принялся что-то выдавать подсадным. Затем он быстренько определил, что на Михаила выпал главный выигрыш, принялся размахивать какими-то деньгами и карточками, набежала еще пара подсадных, тоже с главным выигрышем, принялись претендовать на те же деньги, что уже были обещаны простаку… Все это, по мнению мошенников, должно было пробудить в жертве законную жадность и направить его прямиком в пасть хищников. Все мы знаем, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, но, увидав кусочек сыра, немедля начинаем точить слюни.

Дормееву стало смешно и немножко стыдно, и он громко сказал:

— Все-все, ребята, можете не стараться, этот вид лохотрона мне известен. Я-то думал, за последние годы что-то новое придумали!

Девица, только что доброжелательно объяснявшая, что карточку можно либо продать за двести баксов, либо использовать для получения скидки, осеклась на полуслове и прошипела:

— Тише ты!

— Почему это — тише? — удивился Дормеев. — Это вы должны тише, а я вижу мошенников и заявляю об этом во весь голос. Я-то, в отличие от вас, честный человек!

Затравщик, так неудачно приведший шустрого лоха, ухватив Дормеева за рукав, внятно проговорил:

— А ну, козел, вали отсюда!

— Что ты сказал? — возмутился Дормеев, но в этот момент еще двое скучающих парней отлепились от колонн цветочного магазина, плотно зажали Дормеева в угол, затем последовал короткий удар, после чего борца с мошенничеством выбросили на Невский, под ноги пешеходам, что нескончаемым потоком поднимались из подземного перехода под Садовой улицей.

Кто-то испуганно шарахнулся, но большинство просто ничего не заметили или решили, что человек поскользнулся на покатом тротуаре. И никто не замедлил шага, Невский продолжил свое течение, разве что затравщики на полминуты прекратили предлагать билеты лохотрона, ожидая, пока неспокойный чувак уберется подальше.

Работа журналиста приучила Дормеева ко всякому, но чтобы лохотронщики распускали руки… с этим он столкнулся впервые. Обычно они опасались привлекать к себе внимание, и разогнать их не составляло ни малейшего труда. Правда, через двадцать минут они образовывались вновь, на этом же или другом месте, но все же Дормеев привык ощущать, что если право на его стороне, то он сильнее.

Разбитая губа распухла, но почти не болела, и тем сильнее жгла душу обида.

Нет уж, этого он им не спустит! Он им покажет, что с четвертой властью шутки плохи!

Скорым шагом Дормеев направился к Пассажу. Там должен быть постоянный пикет милиции…

Ни у входа, ни внутри крупнейшего дамского универмага не оказалось ни единого стража порядка. Зато прямо в центральном зале к Дормееву подлетел молодой человек крайне приличного вида: в черном пальто до пят и дорогом шарфе.

— Бесплатная благотворительная лотерея! — пропел он, споро отщипывая от изрядной пачки два билетика: один сверху, там, где лежат пустышки, второй — снизу, где собраны исключительно главные призы: туристические поездки к вулкану Тенерифе. Этот вид лохотрона был вполне безобиден и хорошо известен Дормееву. Во всяком случае, дурню, взявшему билетики, позволяли уйти и обнаружить выигрыш дома, после чего он сам должен был звонить по подставному телефону, обозначенному на билете. Обычно Дормеев билеты брал, но никуда не звонил, так что у него скопилась целая коллекция загрантуров. Но сейчас, оскорбленный полученной плюхой, Дормеев взял билетики и молча прошел в ювелирный салон, возле которого промышляли лохотронщики.

— Послушайте, — спросил он у скучающего охранника, — почему вы допускаете, чтобы мошенники орудовали у ваших дверей? Им это, конечно, выгодно, сюда люди без денег не приходят, но вы-то зачем их терпите?

— Сюда они не заходят, — дипломатично ответил охранник.

— А как же реноме вашего заведения? Таким соседством ему наносится страшный ущерб.

— Это вопрос не ко мне. Прикажут — будем гонять.

В поисках милиции Дормеев прошел вплоть до закрытого Дома книги. Но, как сказал поэт: «Проспект — и не единого мента!» В метро товарищ в форме и с демократизатором на боку объяснил, что он представитель транспортной милиции и на улицу выходить не будет. Противоположная сторона Невского патрулировалась усиленно, но доблестные стражи объявили, что их сторона — эта, и переходить Невский они не имеют права, даже если на их глазах будут убивать человека. А на той стороне, где орудовали мошенники, ни единого милиционера не было — от самой зингеровской башни и до Литейного проспекта.

Семьдесят девятое отделение милиции, которому принадлежал этот, по-видимому, не требующий охраны, кусочек города, располагалось аж на углу Гагаринской и Чайковского, возле самой Невы, так что туда Дормеев не пошел. Позвонил, правда, в районное управление милиции района и содержательно побеседовал с заместителем оперативного дежурного, который прямым текстом посоветовал неугомонному журналисту не соваться не в свои дела, тогда и морда будет целой.[5]

Злопыхатели начнут говорить о сращении органов правопорядка с уголовным элементом — и будут правы. Да и как может быть иначе, если сами милиционеры называют себя позорным словом «менты». В нашем насквозь криминализованном обществе словечко это знает каждый, хотя очень немногим известно его происхождение. В середине позапрошлого века слово «мент» означало уголовника, каторжника, который отбыл срок, но вместо того, чтобы идти на поселение, заключил договор с администрацией каторжной тюрьмы и остался на каторге, но уже не заключенным, а надзирателем. «Менты позорные» — так звали их полтора столетия назад, так же зовут и теперь.

Битый Дормеев вернулся домой и только там вновь вспомнил о предсказании. А ведь сонник предсказал все совершенно точно! Ведь было же написано: …вы можете пострадать от рук мошенников. Именно от рук, вернее, от кулаков, он и пострадал. А что деньги при себе, это уже частный случай.

Дормеев принялся листать книгу, желая еще раз посмотреть удивительное предсказание, но статейка не находилась. Ключевое слово он не запомнил и теперь дважды безрезультатно пролистал толстый том. Все стандартно и обыденно: увиденные во сне часы означали, что сновидец будет удачно играть на бирже, а носовой платок сулил любовное приключение. Носовые платки Михаилу не снились никогда, хотя любовные приключения, особенно в молодости, случались. Это сейчас он если и изменяет своей Лене, то больше по привычке, безо всяких приключений.

Вечер Дормеев провел за письменным столом, сочинив огромнейшую статью на восемь столбцов. Разумеется, сон был переработан полностью, аммиаком и сероуглеродом в нем теперь и не пахло, зато окаменелые черепа вымерших разумных существ были отыграны сполна. Они не только направляли в нужное русло химические реакции, но умудрялись управлять множеством необычайных процессов, так что нанотехнологии, о которых писалось в серьезных изданиях, могли отдыхать. В статью Дормеев подпустил должную дозу антиглобализма и целую главу посвятил опасности использования чужого опыта. Ведь недаром же разумные существа, чьи окаменелые черепа творили чудеса в секретных лабораториях, вымерли миллионы лет назад. Конечно, они умели многое, но не приведет ли слепое копирование чужого опыта к столь же печальному результату? А потом, миллионы лет спустя, уже наши черепушки будут использоваться для проведения удивительных каталитических процессов.

Статья получилась — пальчики оближешь! Редакторы ставят такие материалы на центральный разворот, а подписчики старшего поколения, те, что еще не разучились верить печатному слову, читая подобное, писают кипятком от ужаса и восторга.

Спать Дормеев улегся под утро, и привиделся ему нехороший сон.

Михаил очутился в военкомате, где доброжелательный подполковник объявил, что домой его не отпустят, а направят прямиком в часть для прохождения срочной службы.

— Я офицер запаса! — пытался отбояриться призывник.

— Вот именно. И как офицер вы обязаны отслужить двадцать пять лет.

— Какие двадцать пять лет? Мне уже пятьдесят! — кипятился Дормеев, на всякий случай добавляя себе лишку, но, почти не кривя душой, ибо два дня назад разменял пятидесятый год.

— Ничего страшного. Вы не курите и не пьете, так что до семидесяти пяти лет вполне сможете дотянуть. А там и на пенсию.

— Я журналист, творческий работник, что мне делать в армии?

— Вот и замечательно, что творческий работник. Будете вести агитацию, чтобы молодежь не уклонялась от призыва, шла в армию с радостью и чувством выполненного долга.

— Агитацию, ага… что-нибудь такое, — и Дормеев продекламировал вылившиеся экспромтом строчки:

— Гениально! — восхитился военком. — Завтра же плакат с вашими стихами будет висеть на каждом призывном участке. А вы еще говорите, что бесполезны для армии. Нет уж, служить будете двадцать пять лет, и ни часом меньше!

Дормеев проснулся в холодном поту.

Зимнее утро сквозило через балконную дверь. Жена тихо спала. Подаренный сонник лежал на журнальном столике и ждал, когда его откроют на нужной странице. Интересно, на какое слово следует искать толкование его сна?

Дормеев открыл книгу наугад и прочел:

Если вам снится, что вас забирают в армию, а вы пытаетесь уклониться от призыва, декламируя дурацкие стишки, такой сон означает, что наяву вам непременно забреют лоб, и кровь проливать придется.

Этого еще не хватало! Михаил дважды перечитал мрачное пророчество, заложил нужное место закладкой, надписав на ней кодовые слова: «Призывной пункт». Положил книгу на столик, и в это мгновение требовательно грянул дверной звонок.

Как был, в шлепанцах и трусах, Михаил побрел открывать дверь. На лестничной площадке стоял милиционер и двое насупленных военных в камуфле без знаков различия.

— Вам повестка!

Сомнамбулическим движением Дормеев взял листок. Гр. …Дормеев Михаил Афанасьевич… в соответствии с Федеральным законом о воинской службе вы подлежите призыву в ряды Вооруженных сил. Вам необходимо явиться в …немедленно… в военкомат Выборгского района по адресу Большой Сампсоньевский пр. д. 86а для прохождения мероприятий, связанных с призывом. Военный комиссар Выборгского района полковник Будинов.

Все-таки хорошо, что они пришли рано утром! Лена, конечно, проснулась от звонка, но в одной сорочке в прихожую не вылезет и, значит, не сможет случайно выдать военнообязанного мужа.

— Какого черта, — с чувством начал Дормеев. — Он давным-давно в армии, сами же забрали еще осенью, а повестки все идут и идут!

Кто именно давным-давно в армии, Михаил уточнять не стал, поскольку в армии у него никто не служил. Дормеева-младшего звали Игнатом, и службу он успешно мотал, проживая у родственников в заграничном Донецке. В качестве ксивы сынок использовал удостоверение собкора одной из питерских газет, где Дормеева-старшего хорошо знали. Так что блеф, на который пустился изолгавшийся журналюга, был многоходовым, и оставалось надеяться, что незваные гости не слишком хорошо представляют, кого им надлежит забрать в армию.

Так и вышло. Милиционер извинился, сделал на повестке пометку: «служит», после чего грозная троица удалилась.

И только после этого Дормееву-старшему стало по-настоящему страшно.

Пугала не эфемерная возможность на старости лет загрохотать под ружье и отправиться проливать кровь, пугало безжалостно точное толкование сна.

Отделавшись от супруги незначащими филиппиками в адрес отечественной военщины, Михаил наскоро позавтракал и вышел из дома. Пока в военкомате не сообразили, что их нагло провели, следовало принять превентивные меры. Способ для этого был, простой и изящный до идиотизма. Забреют лоб — значит, забреют лоб, а вовсе не обязательно возьмут в армию. В конце концов, он пострадал от рук мошенников, но деньги сберег. Так и тут, предупреждение следует понимать буквально. Вот только кровь проливать не хотелось, ни свою, ни чужую.

В четырех подряд парикмахерских, услыхав, что требуется клиенту, работницы сферы обслуживания испуганно сообщали, что бритвы у них только безопасные и брить голову они не возьмутся. Наконец в одном из салонов в центре города отыскался замшелый старец — владелец опасной золингеновской бритвы, — обладающий нужными навыками. Он мгновенно оболванил голову Дормеева на машинке и, густо намылив, принялся брить. Попутно ругал проклятых баб, которые позанимали все парикмахерские должности, а сами даже голову человеку побрить не умеют.

— Не бабское дело — парикмахером быть! — на этих словах старик азартно взмахнул бритвой и чиркнул-таки лезвием по дормеевской макушке.

Порез затерли квасцами и залепили кусочком пластыря. Таким образом, предсказание сбылось полностью, причем обошелся Дормеев малой кровью, в самом прямом значении слова.

Дома Михаил первым делом направился к соннику. Книга лежала на прежнем месте, но закладки в ней не было. Елена на вопрос мужа ответила, что книгу листала, но закладки не заметила.

— Сон растолковать хотела, а ничего не вышло.

— Какой сон? — испуганно спросил Михаил.

— Целую ночь мебель двигала. Одна, между прочим. От тебя даже во сне помощи не дождешься.

— И что сонник обещал?

— Ничего. Мебели в нем нет, перестановки нет, даже шкафа и то нет. Шифоньер есть, но и там ничего путного не говорится.

То, что закладка пропала, не слишком огорчило Дормеева. Он отлично помнил ключевое слово, которое записал перед уходом: «Призывной пункт». В полминуты Дормеев нашел нужное место. «Призрак»… «прилив» — и никакого «призывного пункта» между ними. Если призрак во сне преследует вас, это предвестие странных и неприятных событий, а что касается прилива …он сулит благоприятные обстоятельства для развития денежных дел. А призывной пункт, по мнению составителя, порядочному человеку сниться не может.

Сонник Михаил упрятал во второй ряд самой верхней полки, втиснув между «Диалектикой природы» и четырехтомником избранных произведений Мао Цзедуна.

А ночью ему приснился сон.

Привиделась лесная поляна, окруженная старыми елями. На одной из этих елей Михаил заметил притаившуюся рысь. Никогда прежде ему не доводилось видеть рысь вот так, в живой природе. Михаил ничуть не испугался; главное — не вставать под дерево, чтобы зверь не мог броситься сверху, а больше лесная кошка ничего сделать человеку не может.

Рысь, увидав, что ее обнаружили, зашевелилась и принялась спускаться вниз. С каждым движением она становилась все больше, и через полминуты на землю спрыгнул хищник размером с тигра. Только теперь Дормеев понял, что шутки кончились. Он стремглав бросился в первую попавшуюся парадную (и откуда она взялась в лесу?) и навалился на рассохшиеся двери. В следующую секунду мощный удар обрушился на затрещавшие створки.

«Не удержу», — понял Дормеев и проснулся.

На электронных часах зеленело начало третьего. Кругом разливалась тишина, транспорт за окном угомонился, и лишь Лена беспокойно постанывала во сне, видимо, опять в одиночку двигала мебель.

Михаил встал, сходил на кухню, попил воды. Ужасно хотелось залезть на верхнюю полку и вытащить сонник. Вместо этого он взял трубку, чтобы никого не разбудить, вышел на лестницу и набрал номер Кирюхи Андреева, о котором знал совершенно точно, что в эту пору он еще не спит.

— Отвечай быстро и не задумываясь, — проговорил он, услыхав бодренькое «алло!», — если снится, что на тебя бросается тигр, а ты спасаешься от него в старой парадной — это к чему?

— К дождю! — немедленно отстрелил коллега.

— Какой дождь в начале февраля? На улице — минус двадцать!

— А я откуда знаю, какой дождь? — Кирюха был старым газетным волком, и даже самый каверзный вопрос не мог поставить его в тупик. — К дождю — и все.

— Спасибо, — сказал Дормеев и отключился.

Успокоенный, он вернулся в квартиру, сходил в туалет, чтобы никакая физиологическая потребность не мешала сладкому сну, и улегся в постель. Лена, видимо, перетаскавшая всю мебель, спала спокойно. Так же спокойно уснул и Дормеев.

Под утро в городе пошел дождь. Крупные капли падали, застывая на лету, намерзали на проводах и ветвях деревьев. Провода, не выдержав веса ледяной шубы, лопались, в один час половина города оказалась без света. Машины, оставленные под окнами, оделись в ледяную броню, мостовые и тротуары превратились в сплошной каток. В городе объявили чрезвычайное положение, на проспекты выехали машины «Спецтранса» с песком и солью, курсанты военных училищ, поднятые по тревоге, среди ночи отправились скалывать лед. Немногие катаклизмы могут сравниться с дождиком, выпавшим в морозную февральскую ночь.

Ничего этого не знал мирно посапывающий журналист Дормеев.

Дормееву снился сон.