"Смеющийся Христос" - читать интересную книгу автора (де Куатьэ Анхель)Часть третья– Нет, Иуда! – услышал Данила знакомый голос. – Мы должны решить это сегодня. Сегодня! После того, что Иосия устроил днем в Храме, ждать больше нельзя! Нельзя! Это говорил ученик Иосии – Петр! Данила узнал его. Снова они. Не может быть… – Не знаю, Петр. Не знаю, – пробурчал Иуда. – Не понять мне, что он сам говорит о своей смерти… Иуда Кариот поравнялся с Данилой и, не заметив его в темноте, сильно толкнул плечом, оглянулся. – Римлянин?.. – прошептал Иуда Кариот, изумленно глядя на Данилу. – Ты ли это?! Неужели ты остался в живых?! Остальные тут же остановились и стали приглядываться. – Да, это он! – шепотом закричал Петр, хватаясь за свою косматую бороду и нервно проводя по ней руками. – Это он! Силы небесные! Не может быть! – Нет, точно! – испуганно прошептал кто-то третий. – Что за римлянин? – спросил четвертый. – Друг или враг? – Друг или враг?.. – задумчиво повторил Иуда, погрузившись в глубокое раздумье. – Друг или враг… – Ну? – буркнул четвертый. – Кто? – Помолчи, Лазарь! – огрызнулся на него Петр. – Видишь, Иуда думает! Воцарилась тишина. Данила, не понимая, что происходит, с ужасом смотрел на толпящихся вокруг него людей. Секунды тягостной, напряженной тишины показались ему вечностью. И вот Иуда подступил к нему близко-близко, выгнулся так, чтобы смотреть на Данилу снизу вверх, и елейно пропел: – Пойдем с нами, римлянин… – злыми, прыгающими глазами Иуда буквально разрезал Данилу на части и еще через пару секунд добавил: – Нам ведь есть о чем поговорить, правда? Данила отрицательно помотал головой. Это получилось как-то само собой, спонтанно. Тут же двое, не сговариваясь, взяли Данилу под руки и поволокли вниз по улице. – Ты мне скажи честно, – грубо, словно вместо глотки у него была старая водосточная труба, шепнул ему на ухо Иуда, – ты ведь не умер тогда, да? Не умер? Данила повернул к нему голову. Растрепанные волосы, косматые брови, синяки под глазами. борода и усы прятали в зловонном рту Иуды несколько уцелевших зубов. Но больше всего Данилу потрясли глаза. Масляные глаза Иуды горели как у сумасшедшего – не то от ужаса, не то от возбуждения. – Почему ты сказал тогда Иоанну, что Иосия – Бог? – продолжал шептать он на ухо Даниле, обдавая его едким запахом прогорклого масла. – Я у него выведал. Он мне сам признался, что ты такое говорил… – Говорил, – кивнул головой Данила. – А откуда ты знаешь? Не потому же, что он тебя воскресил, ведь так? – Иуда пытливо прищурил один глаз. – Тебя ведь потом… того. Да? Ты не умирал, так? – Что ты спрашиваешь у него? – встрял в разговор Лазарь. – Если бы Иосия мог оживлять мертвых, зачем бы тогда мы устраивали все это представление с моей смертью и воскрешением?! – Просто я должен все выспросить у него, Лазарь! – огрызнулся Иуда. – Не мешай! Римлянин, – снова обратился он к Даниле, – почему ты назвал Иосию – Иудейского Царя – Богом? Ты смеялся? Лукавил? Издевался над нами? Скажи – так? – Нет, – прошептал Данила, чувствуя животом какой-то звериный ужас от этих вопросов. – Может, тогда ты больной? – не отставал Иуда. – Какой еще римлянин может назвать Иудейского Царя Богом?.. И почему Иосия сказал про тебя, что ты знаешь тайну его смерти и смеха? Отчего он умрет, римлянин? Скажи мне. Когда это будет? И отчего мы будем смеяться? От радости ли, что он умер? – Иуда, ты считаешь его пророком? – недовольно покосился на него один из тех, кто вел Данилу, держа под руку. – Я просто расспрашиваю его, Варфоломей, – притворно заискивающим тоном пропел ему в ответ Иуда. – Могу я поговорить с римлянином? – Можешь, можешь! – недовольно пробормотал Варфоломей. – Ну так ответь же, добрый римлянин… – продолжал Иуда. – Скажи нам. Мы все добрые люди и любим Иосию. Скажи: будем ли мы смеяться от радости, когда он умрет? – Куда вы меня ведете? – Данила, до сих пор пребывавший в растерянности, почувствовал вдруг какую-то поднимающуюся в нем силу. – А ты ответь, и я скажу… – прохихикал Иуда. – Мы будем смеяться от радости, когда Иосия умрет, или как? – Когда он умрет, ты наложишь на себя руки, – ответил Данила, не отводя глаз. Он буквально проткнул взглядом бегающие, словно шарики-раскидайки, глаза Иуды. – А! – воскликнул тот словно от внезапной боли, оступился и чуть не упал. Все же, как будто бы не заметив этого, продолжали идти дальше. – Любишь ты мистику, Иуда! – рассмеялся Варфоломей. – Допытываешься там, где не надо! Вот и получил по заслугам. Этот римлянин, видно, большой шутник! Поболтаю с ним, пока вы будете лясы точить! Не все же нам быть в рабстве у римлян, пусть и они узнают, каково это! Сейчас все переменится… Пусть привыкает. Поплутав по узким извилистым улочкам, группа, в которой невольно оказался Данила, дошла наконец до большого дома. Даже снаружи, несмотря на отсутствие каких-либо вывесок, он производил впечатление некоего учреждения или места общественных собраний. Иуда постучал в дверь. Им отперли и без особых расспросов – Иуде достаточно было назвать свое имя – пропустили вовнутрь. Помещение освещалось тусклыми лампадами. Здесь было много людей, по всей видимости разных сословий. Одни что-то оживленно обсуждали друг с другом, горячились, о чем-то спорили. Другие, напротив, стояли в глубокой задумчивости, словно в забытьи. Третьи, чего-то ожидая, нервно ходили взад-вперед. Все очень суетно, истерично. Создавалось впечатление, что это какой-то революционный штаб, ведущий подготовку к финальному сражению – насильственному захвату власти. То и дело кто-то из толпившихся здесь людей поднимался на второй этаж, а кто-то бегом спускался оттуда и стремглав покидал дом, захватив с собой еще нескольких человек. Иуда и Петр, а также еще трое из тех, что пришли вместе с Данилой, поднялись наверх. Самого Данилу усадили на небольшую скамью. Варфоломей уселся рядом. Двое других сопровождающих, чьи имен Данила не знал, остались стоять. – Иосия здесь? – тихо спросил Данила. Варфоломей посмотрел на него как на умалишенного. – Иосия?.. – протянул он. – Здесь?! Нет. – А что здесь происходит? – Данила кивнул головой в сторону снующих туда-сюда людей. – Это какой-то заговор? – Ты лазутчик, что ли? – нахмурился Варфоломей. – Или дурак? – Просто хочу понять, – спокойно ответил Данила. – Любопытный, значит, – решил собеседник и слегка успокоился. – Оно и видно… Не заговор. Просто у избранного народа есть Царь. И им должен править он – Царь Иудейский, а не римляне. Зачем вы здесь? – Мы? – не понял Данила, но через секунду сообразил, что его принимают за римлянина. – Ах да… Римляне. Прокуратор Иудеи Понтий Пилат… – Знаешь его? – снова нахмурился Варфоломей. – Знаю… – задумчиво произнес Данила. – Ба! – воскликнул Варфоломей. – Так это то, что нам нужно! И тут только Данила понял, что Варфоломей спрашивал его о реальном человеке, а Данила ответил – «знаю», думая о Понтии Пилате как об историческом лице. – Не в том смысле! – спохватился Данила. Но уже было поздно. Варфоломей вскочил с места и побежал наверх. Через секунду там поднялся какой-то шум, послышался топот. – Сюда его! – крикнул Варфоломей, выглянув на лестницу со второго этажа. Два человека, что стояли рядом с Данилой, схватили его под руки и потащили наверх. На втором этаже проходило странное совещание. На подушках вокруг большого, но невысокого стола сидели насупленные старики. Судя по их одеждам, это были священники или служители какого-то культа. Просторные дорогие кафтаны, украшенные затейливым орнаментом. На головах, несмотря на жару, что-то наподобие чадры – увесистые шапки из аккуратно сплетенных друг с другом слоев тонкой ткани. «Фарисеи и книжники? – мелькнуло в сознании Данилы. – Заседание синедриона?!» Перед священнослужителями расположились Иуда, Петр, Лазарь и остальные. Данилу ввели и оставили стоять перед собранием. – Он знает! Знает Пилата! – кричал Варфоломей. Иуда искоса, внимательным, испуганным, испытывающим взором смотрел на Данилу и молчал. – Если этот римлянин знает Пилата, он сможет его уговорить! – восклицал Петр. – Пилат никогда на это не пойдет, – возражал один из фарисеев. – Он же понимает, чем обернется для него казнь изгнанного Царя Израиля! Он не захочет волнений. Мы собираемся поднять израильский народ на восстание, говоря: «Римляне убили вашего Царя! Отомстите за его кровь!» Но неужели Понтий Пилат не понимает этого?! Неужели вы думаете, что он своими руками подпишет свой смертный приговор?.. – Но этот римлянин может объяснить Пилату, что против правления прокуратора готовится страшный заговор! – настаивал Петр. – И тогда Пилату придется казнить Иосию! Нужно его напугать! Пусть он боится восстания за Царя, арестует и казнит его, и тогда, после кровожадной казни Иосии, мы сможем поднять народ на восстание против римлян. И тогда все получится! У Данилы все внутри похолодело. Как будто его внутренности резким движением выдернули из тела и бросили в сосуд с жидким азотом. Они обсуждают, как предать Христа смерти, ради какого-то мифического трона?! Все вместе?! Ученики и фарисеи?! – Хорошо. Но допустим, что Пилат арестовывает Иосию, что тот ему скажет? – задумчиво произнес другой фарисей. – Иосия получил наши предложения? Вы их передали? – Получил, – сказал Лазарь, и уже по тому, как он это сказал, стало понятно, что эти предложения были отвергнуты. – И что говорит Иосия? – все же уточнил фарисей. – Да ничего он не говорит толком! – досадливо хмыкнул Петр. – Говорит, что «будет, как сказано». А что сказано? Когда сказано? Не добьешься! – Но что он говорил-то про это «сказано»? – вклинился в разговор еще один из стариков. – Да всю свою обычную ерунду эту – про смех, про радость… Сил нет больше слушать! – посетовал Петр. – Давайте уже примем решение! Вот этот римлянин, – он указал на Данилу пальцем. – Его же нам Бог послал! Это же понятно! Пусть он пойдет к Пилату и скажет ему, что Иосия готовит заговор! На что нам еще надеяться?! Если не сделать этого уже завтра, то все пропало! Разве мало того, что сегодня он расхохотался в Храме?! Это же позор! Позор! Дискредитация! Если все поймут, что он сумасшедший, то нам никогда не видать свободного Израиля с царем-иудеем во главе! – И все-таки я не понимаю, – в полной растерянности замотал головой первый из фарисеев. – Такое хорошее предложение! Как можно было от него отказаться?! Вы все ему сказали? – Все, – ответил Лазарь. – Это бы ведь всех устроило! – не унимался старик. – Ему бы и жизнь сохранили, и отрекаться от царствования не пришлось. Просто три часа на кресте, и все! Может быть, даже меньше! Потерпеть каких-то пару часов да подыграть нам! А потом все – свободен! Он понимает, что он будет полностью свободен? – Да, – ответил Лазарь. – Мы вывезем его из Иудеи, он сможет делать все, что ему заблагорассудится – хоть смеяться, хоть плакать! Абсолютная свобода! Вы говорили это ему? – Говорили, – кивнул головой Петр. – Он только смеется… Данила смотрел на всех этих людей и не мог поверить своим глазам. Ученики Иосии и фарисеи обсуждают, как им совместными усилиями избавиться от Христа. Поразительно! Он для них – только наследник трона, который смеется вместо того, чтобы кровью возвращать себе утраченную власть предков. В памяти всплыли слова Марка: «Данила, а вы вообще верите, что на земле жил воплощенный Бог – из плоти и крови, с кишками и бронхами? Верите?.. Что Он вот так ходил по городским мостовым, беседовал с простыми смертными? Верите? Превращал воду в вино, излечивал болезни одним прикосновением рук, оживлял настоящих покойников? Понимаете – настоящих, не умирающих, не находящихся при смерти, а фактических. Трупы…» Тогда после этих слов Марка Данила подумал, что это действительно невозможно. Как такое может быть?! Сама эта идея очеловечения оскверняет Бога. Не может быть, чтобы Бог вот так ходил по улицам, беседовал с простыми смертными и воскрешал покойников. Нет, у него не может быть «кишок и бронхов»! Нет! Это человек придумал Бога по своему образу и подобию, а не Бог человека! Тогда Данила представил себе Бога-человека и усомнился… Но сейчас, слушая этот жуткий, этот ужасный, этот чудовищный разговор, эти такие бессмысленные и такие жалкие планы о свержении римской власти в Иудее, все в его голове перевернулось. Не может быть, чтобы у Бога были «кишки и бронхи»?! А почему, собственно, нет?! Почему Богу нельзя иметь кишки и бронхи?! Что в этом такого? Разве божественное, подлинно божественное можно чем-то осквернить или испачкать?! Нет, Бог может ходить по земле! Он может заглядывать в глаза людей, может улыбаться, глядясь в наши души! Он может творить чудеса стократ более великие, чем превращение воды в вино или воскрешение мертвых! Он может преображать души, дарить свет! Он может любить! Да! Он может любить! Он даже может иметь детей, потому что дети – это плод любви! А Бог – это любовь! И пусть все эти мыс ли – ужасное богохульство, мракобесие и ересь, но это так! Бог – это сила любви! – Так позорить трон! – сокрушался старик. – И ведь он сыну его достанется. Не просто же так мы лишаем его трона… Я просто не понимаю, почему Иосия отказывается. Чего он хочет? Он ведь не собирается править? – Он говорит: «В истинном царстве все цари», – тихо, словно бы про себя пробормотал Данила. – Но кто заслужил это царство? Фарисеи и ученики Иосии разом повернулись и молча уставились на Данилу. – Это не просто римлянин, – зловеще прошептал молчавший до сих пор Иуда. – Он знает, почему Иосия смеется. Он знает, что случится со мной, когда Иосия умрет. Он знает о смерти Иосии… – Ты думаешь, он пророк и провидец? – вздрогнул один из фарисеев. – Иуда, ты в этом уверен?! – Но коли так… – продолжал Иуда, даже не заметив адресованного ему вопроса, – он знает и другое – он знает, как умрет Иосия. Мы ли убьем его или Пилат… Пусть он нам и расскажет, а мы сделаем так, как выходит, согласно его словам! – Это параллельные сновидения, – раздалось в голове Данилы. – Анхель, ты?! Сердце заколотилось сильно-сильно. Родной, знакомый голос… Голос друга! Данила огляделся по сторонам. Рядом с ним никого не было. Он стоял один – в длинном пустом коридоре, освещенном странным, похожим на молоко светом. – Да. – Где я, Анхель? – голос Данилы дрогнул. – Тебя заперли в параллельных сновидениях. – В параллельных сновидениях?! – Данила вспомнил, как когда-то Анхель рассказывал ему об этой страшной и губительной закольцованной реальности. – Это когда люди умирают?.. Застревают в параллельных сновидениях и не могут выйти?! – Да. – Черт! – воскликнул Данила. Когда Анхель объяснял ему, что такое параллельные сновидения, он сказал: «Представь себе, что ты мучаешься бессонницей – час, два, три. А потом незаметно для себя засыпаешь, но тебе снится, что у тебя бессонница, что ты все так же лежишь в своей постели и не можешь заснуть – вертишься, крутишься и не засыпаешь. То есть ты вроде бы и заснул, но бессонница никуда не ушла. Реальность бодрствования и сновидения закольцевались. И вот примерно то же самое может случиться и прямо в самом сновидении – ты засыпаешь, оказываешься в реальности какого-то сна, но параллельно с этим существуешь в реальности другого сна. И не можешь проснуться, потому что, вместо того чтобы выйти из реальности сна, ты ходишь из одного сна в другой – туда-сюда. И все. Как лабиринт с ложными выходами. Дальше – смерть». – Анхель, а выход? – Данила пытался вспомнить, говорил ли ему Анхель что-то о выходе из параллельных сновидений. Но безуспешно, ничего на ум не приходило, словно какой-то провал в памяти. – Выход?! – Должен быть один общий элемент. Найди его. – Общий элемент… – Данила задумался, Стал напряженно перебирать фрагменты своих снов – замок, Иудея… Но на ум ничего не приходило. – Вы рядом? Вы следите?.. Вы знаете, что это?! – Только ты можешь понять, что это за элемент. Мы видим происходящее снаружи, а он внутри. – Понятно, – растерянно пробормотал Данила, все еще пытаясь найти этот заветный спасительный ключик, понять, что им может быть. – Не знаю, насколько это тебе поможет, но Андрей говорит, что тебя дурачат. – Дурачат? – не понял Данила. – Да. – Андрей рассказывал тебе о психологическом эффекте зеркала. Говорит, что это может помочь… – голос Анхеля становился все тише, все менее разборчивым. – Психологический эффект зеркала? – засуетился Данила. Соображать почему-то было очень трудно. Этот коридор. Этот белый свет. Странная слабость. – Вспоминаешь? Торопись! Осталось мало времени… – голос уже почти не был слышен. Андрей действительно что-то рассказывал Даниле об этом эффекте. «Зеркало отражает реальность. Но является ли оно само – реальностью? Да, безусловно. Но что мы знаем о ней – о реальности зеркала? Ничего. Мы видим лишь отражения. В этом и заключается эффект зеркала – присутствие отсутствующего. И психика человека – это, как пример, точно такое же зеркало. Мы ведь не видим психики человека, мы видим лишь мир, отраженный его психикой. Именно поэтому психология – самая сложная наука. Наука о реальности, которая не может быть воспринята органами чувств. Как ядерная физика. Сплошные домыслы, догадки, предположения. Но физике хотя бы помогает математика. А психологии… Существует реальность, которая проявляет себя только через другую реальность, оставаясь при этом нейтральной, неразличимой, отсутствующей». – Эффект зеркала… – напряженно думал Данила. – Мы видим в зеркале только то, что в нем отражается. Мы видим только то, что отражается. Мы не видим зеркала! Так?! – Мы не видим зеркала, – слабым эхом ответил голос и пропал. – Но как это связано с параллельными сновидениями?! – закричал Данила. Ответа не последовало. Данила оглянулся. За спиной у него стоял Марк. – Вы нарушаете все наши договоренности, – жестко сказал Марк. – Вы напугали Марию! Какого черта, я вас спрашиваю?! Вам не совестно?! Она – несчастный человек! Самый несчастный из всех, что живут на этой грешной земле! Откуда в вас столько жестокости, чтобы так поступать с ней?! – Во мне?.. – раздраженно протянул Данила, впервые думая о Марке как о части своего сновидения, а не как о реальном человеке. – Во мне столько жестокости? Марк, но я ли сделал ее несчастной?! Или, может быть, все-таки вы?! – А может быть, ее сделал несчастным Господь Бог? – Марк жег Данилу черными угольками глаз. – Тот Господь, которого вы увидели в своем зеркале? – вырвалось у Данилы. Мысли закрутились у него в голове бешеным водоворотом. Действительно, зеркало – психика человека и, главное, Бог – это существующие, но одновременно отсутствующие реальности! «Нейтральные, неразличимые, отсутствующие»! Они проявляют себя только через другую реальность. Что мы знаем о них? Ничего. Да! Мы ничего не знаем о Боге! «Меня дурачат! Дурачат! – мысленно закричал Данила. – Марк пытается уверить меня в том, что Бог наказывает избранного человека за грехи всего человечества, что одна улыбка Марии способна вызвать войну и кровопролитие. А ученики Иосии и фарисеи из параллельного сна убеждают меня в том, что Бог и вовсе не Бог, а просто иудейский царь! Каждый видит в Нем то, что хочет или может видеть! Бог – это зеркало! Зеркало!» Данила, потрясенный собственной догадкой, почувствовал вдруг прилив необыкновенной радости. Ему захотелось улыбнуться во весь рот от переполнявшего его счастья – это только сон! Он улыбался… но у него не получалось! Данила приложил усилие, напряг мышцы лица, стал выдавливать из себя улыбку, но его лицо оставалось каменно-недвижимым! Он схватился руками за щеки и потянул их в разные стороны… На глазах выступили слезы. Все. – Вы это о чем?.. – Марк дрогнул, глядя на усилия Данилы и, видимо, все еще прокручивал в голове его вопрос. – О каком зеркале вы говорите, Данила?! Об этом?! Тут Марк резко подошел к стене, повернул но часовой стрелке какую-то малозаметную деталь декора, украшающего залу. Стеновая панель ушла вглубь, а на ее месте появилось зеркало. – Про это?! – Марк ткнул в него пальцем. Данила автоматически повернул голову и столкнулся лицом к лицу со своим отражением. Из зеркала на него смотрел настоящий старик! Мертвые печальные глаза, страдальческое выражение лица, множество кожных складок на лбу и мешки под глазами, втянувшиеся как у мертвеца щеки, заострившийся нос, утончившиеся и провалившиеся внутрь губы… – Это?! – зловеще прошептал Марк. – Нет… Это не мое лицо… – Нет, ваше! Ваше, Данила! Ваше! – выпалил Марк, и по его лицу побежала слабая судорога. – Вы так ничего и не поняли! Вы уже не принадлежите себе. Нет! Вы узнали истину о Боге! Вам открылась тайна завета между Богом и избранным родом! Вы – будущий отец ребенка Марии. Вы – хранитель! – Я… я… – Данила не мог прийти в себя, глядя на то чудовище, которое смотрело на него из зеркала. – Я не буду отцом ее ребенка. Я не допущу! Это все ложь. Вы лжете или сами обманываетесь! Я не буду в этом участвовать! Я не буду множить страдание! То, что вы рассказываете Марии о Боге, – это неправда. Он был не такой… – «Он был не такой»?.. – расхохотался Марк. Но поскольку губы его оставались неподвижными, смех Марка звучал как пугающий, вводящий в оцепенение рык. – Что значит «был»? – продолжал рычать Марк, хватаясь руками за живот и откидываясь назад всем корпусом. – Что значит «был»?! Его что, убили?! Может быть, Его распяли?! Да, Данила, распяли?! – Марк «веселился» все сильнее и сильнее. – А потом Он воскрес, да?! Фокусник такой! Надо было напугать всех своей кончиной, чтобы потом вернуться живым и здоровым, как ни в чем не бывало! Прекрасный план! Цирковое выступление! – Прекратите, – тихо, сквозь зубы прошептал Данила. – Прекратите это! Да, Он приходил. Он был среди людей. И Он не плакал, Он смеялся, Марк. Он смеялся! – Да что вы говорите! – с наигранным изумлением воскликнул Марк. – Он смеялся?.. Как интересно! Это вы увидели в своем зеркале, да?! И Марк снова ткнул пальцем в зеркало. И Данила снова увидел себя – изуродованного гримасой страдания и муки, с образом смерти на своем лице. – А я разве не предупреждал вас? – шептал Марк, подойдя близко-близко к замершему у зеркала Даниле. – Разве не говорил вам, что всякого, кто принимает на себя обет горести и страдания, искушает Дьявол? Разве не говорил я вам, что Дьявол будет искушать вас видениями смеющегося Христа?! Говорил! И что же?! Что?! – Я запутался… Я совершенно запутался… – шептал Данила, теряя всякую способность думать и сопротивляться этому страшному напору Марка. – Я не знаю… Отстаньте от меня, Марк. Я не могу… Отстаньте… Блаженны щедрые душой, – забормотал себе под нос Данила, – ибо в них есть сила великой радости. Блаженны смеющиеся, ибо они освещают землю и питают сердца. Блаженны кроткие, ибо их улыбки смягчают ожесточение… – Вы должны выполнить свою миссию! – продолжал Марк, тяжело дыша Даниле в ухо. – Прекратите юродствовать! Вы вступили на дорогу, с которой уже не сможете сойти. Вы будете оберегать мир. Мария ждет от вас ребенка… – Что?! – Даниле показалось, что он ослышался. – Как?! В ужасе он поднял глаза. В зеркале, прямо рядом с собой, на том месте, где только что стоял приблизившийся к нему вплотную Марк, Данила увидел черта. Точь-в-точь такого, какими украшены в этом замке все стены, колонны и потолки. Данила повернул голову вбок и увидел Марка. Его наружность ничуть не изменилась. Показалось? Привиделось? Галлюцинация? – Зеркала не существует, – сказал Марк, глядя Даниле в глаза. – Ты видишь там только то, что сам проецируешь на свое зеркало… – А то, что я услышал?.. – одними губами прошептал Данила. – Все правильно услышал. Мария беременна. Она носит твоего ребенка… Данила непонимающе смотрел на Марка. Он смотрел в его странные, особенные глаза. Такие, как у Марии… Такие, какими они будут у его дочери… Глаза Иосии… – Иосия… – прошептал, Данила. Иосия в ответ только улыбнулся – тихой завораживающей улыбкой, полной внутреннего света и какой-то особенной, одаряющей силы. – Я сам с ним поговорю! – раздалось со стороны террасы. – Это просто безумие какое-то! Я сам во всем разберусь! Оставьте нас одних! И тут же на пороге залы, где на скамьях сидели Иосия и Данила, появился высокий статный мужчина средних лет. Красная туника подпоясана золотой цепью, золотая брошь сверкает на его правом плече. «Понтий Пилат!» – пронеслось в голове Данилы. – Царь Иудейский! – досадливо крикнул мужчина, завидев Иосию. – Собрался меня свергать?! А где твоя армия?! Иосия рассмеялся – весело, заразительно, особенным, присущим лишь ему одному, располагающим – смехом. – Видимо, вот моя армия! – сказал Иосия и показал на Данилу. – Хороший воин! – усмехнулся Пилат, бросив безразличный взгляд на Данилу и тут же внимательно уставившись на Иосию. – Это все?.. – Все! – уверенно и весело ответил Иосия. – А мне докладывали, что за тобой толпами люди ходят… – Пилат слегка склонил голову набок и снова смерил Иосию недоверчивым привычно-хозяйским взглядом. – Я учу людей радости, – улыбнулся Иосия. – Может быть, поэтому они и ходят за мной толпами. – А мне докладывали, что они видят в тебе Царя Иудейского, сокрушителя моей власти… – Пилат прошелся по зале и сел на мраморную скамью с большими цветастыми подушками. – Если смех способен сокрушить твою власть, прокуратор, я думаю, они правы, – рассмеялся Иосия и пожал плечами. – Но если смех – оружие для этих целей неподходящее, то тебе, прокуратор, бояться нечего. – Да, про то, что ты учишь, мне тоже докладывали. – Пилат небрежно откинулся на подушку и, улыбаясь, внимательно смотрел на Иосию. – Расскажи и мне, Смеющийся Царь… Иосия снова пожал плечами: – Что я могу сказать тебе, прокуратор? Что нет неба и нет земли, а потому нет ни тех, кто царствует на земле, ни тех, кто царствует на небе?.. Я думаю, ты знаешь это. Это известно всякому, кто смотрит на мир непредвзято… – Первый раз вижу Иудейского Царя, который отрицает Царей и Богов, – сощурился Пилат и закачал головой, демонстрируя тем самым свое полное расположение собеседнику. – Ты прямо как наши последователи философа Пиррона! Всякое утверждение бессмысленно, потому что на всякий тезис найдется и антитезис. А коли нет истины, то нет и цели, а если нет цели, то и идти бессмысленно. Да, трудно судить тебя по обвинению в заговоре, коли так… Повисла долгая пауза. Пилат смотрел куда-то в сторону, мял подушку, которую теперь положил себе на колени, и хмурил брови. – А ты что скажешь? – сказал вдруг Пилат, обратившись к Даниле. – Что знаешь? – Сердце Данилы забилось быстро-быстро. Подскочило вверх к самому горлу и колотилось, словно у пойманной в силки малой птахи. Что, если это не сон, а какая-то коллизия времени? Что, если все это правда? Что, если именно сейчас, здесь решается – какой быть истории на несколько тысячелетий вперед? Что, если от одного ответа Данилы действительно зависит будущность мира? Жертвы христиан на аренах Рима… Падение Римской империи… Крестовые походы… Крещение языческой Руси… Костры священной инквизиции… Варфоломеевская ночь… Самосожжение старообрядцев… Войны с исламскими государствами… Миссионеры, отправляющиеся к диким племенам… Что, если все это решается сейчас, в этой залитой солнцем зале? – Ну, неулыбчивый человек?.. – Пилат повернулся к Даниле и поднял одну бровь. – Будешь говорить? – Я… – начал Данила. – Я знаю, что Иосия не хочет власти. Власть – это грех. Ведь стремление к ней – проявление слабости, а обретение власти – это обретение горя. – Но почему ты думаешь, что Иосия не хочет власти? – усомнился Пилат. – Вдруг он обманывает меня? – Он учит радости, – ответил Данила. – А вот у тебя, прокуратор, власть. И сам скажи мне, много ли в ней радости? – Нет, ты прав, – согласился Пилат. – Немного. Но, может быть, у него просто личный интерес к власти? – Кто печется о себе и о своих интересах, тот боится, – продолжал Данила, чувствуя, что его до того срывавшийся сдавленный голос постепенно становится спокойным и уверенным. – Ведь, если ты эгоистичен, ты боишься потерять то, что имеешь. А кто боится, тот не может смеяться так, как умеет Иосия… – Ну, допустим… – задумчиво согласился Пилат. – Но, может быть, он, как всякий наследник трона, чувствует в себе призвание получить это «наследство»? – Но смог бы Иосия смеяться, как он смеется, если бы хотел быть тем, кем он не является? Можно ли быть счастливым, если ты не тот, кто ты есть? – Нет, нельзя. Это правда. – Пилат откинул он себя подушку. – Но ведь на него давят, так? – Да, на Иосию давят, – тихо прошептал Данила. – Народ жаждет освобождения. И люди ждут, что их Царь даст им эту свободу. – А если давят на него, так, может быть, нет в нем силы отказать? – предположил Пилат. – Может быть, он без интереса и без желания, но из чувства обязательства перед другими идет на свержение власти римского цезаря и его прокуратора? Не по доброй воле, но по принуждению? – Видел ли ты, Пилат, – спросил Данила, – как смеется человек, который действует по принуждению? – Нет, не видел, – Пилат отрицательно покачал головой. – Так, значит, Иосия не участвует в заговоре? Странно все это. Лидер заговорщиков не участвует в заговоре… Данила молча смотрел на Пилата. Было видно, что тот колеблется. Разумеется, одного взгляда на Иосию достаточно, чтобы понять – перед тобой не политическая фигура, перед тобой даже не человек, а существо высшего ранга – блаженный, счастливый Человек, исполненный радости и внутренней благодати. Это так… Но то, что творилось в последние дни за пределами резиденции Пилата, – а Иерусалим буквально кипел предстоящим бунтом – вызывало в прокураторе совсем другие чувства. – Трудно представить себе народ, – тихо, но уверенно заговорил Данила, – который, находясь под игом, не желал бы от него освободиться. И конечно, такой народ нуждается в знамени, ему нужен символ его освобождения, лидер, олицетворяющий собой новую, свободную жизнь. Именно такого человека, насколько я понимаю, иудеи видят в Иосии. Но он не такой… – Не такой? – улыбнулся Пилат. – А разве это кого-то остановит? Да, Иосия не такой, как я вижу. Он куда ближе к богам, чем к смертным. Зачем ему царство?.. Это правда. Но если народу действительно нужен символ освобождения, то какое все это имеет значение? Не важно, как Иосия относится к той миссии, которую ему предлагают. Живой или мертвый, согласный или не соглашающийся, он на нее подходит. И даже если он не Царь, а самозванец – и это не имеет никакого значения. Если людям хочется во что-то верить, они будут верить в это, потому что, видимо, им так удобно, им так хорошо, им это выгодно. А все остальное… Пустое. Ты понимаешь меня, единственный воин Иосии?.. Даниле физически стало дурно. Пилат прав! И он говорит об эффекте зеркала! Иосия – зеркало. Каждый видит в нем то, что ему самому нужно. Но кто знает самого Иосию?! Знает ли его Данила?! Что вообще он знает о нем – об этом улыбающемся человеке, сидящем напротив?.. Только что Марк издевался над Данилой, цитируя его слова о Христе: «Да что вы говорите! Он смеялся?.. Как интересно! Это вы увидели в своем зеркале, да?!» И правильно издевался – Марк просто вернул Даниле его собственное высказывание. А что на самом деле Данила может знать об Иисусе Христе?! Данила видит смех Иосии, и в эту секунду ему кажется, что так бесстрашно и счастливо может смеяться только Бог. А Марк в отличие от Данилы верит в великого Бога без «кишок и бронхов». Потому Христос для него – только пророк, избранник, но не Бог. «Бог обрек Иисуса на страдания, которыми тот искупает грехи всего человечества», – вот что думает Марк. Он верит в слезы Христа, и верит истово. А современники Иосии – здесь, в Иудее – видят в нем своего царя, потомка Авраама и Давида, наследника иерусалимского трона. Их расстраивает только то, что их царь «сумасшедший». Но… бывает. И если сказать им, что Иосия – Бог, они только рассмеются в ответ. Только рассмеются. И наконец, вот Пилат… Он говорит: «Какая разница, кто этот человек – Иосия? И человек ли он вообще – какая разница? Он нужен как предмет. Его воля, его желания, его чувства не имеют никакого значения. Он – ничто». Королевство кривых зеркал! – Иосия! – взмолился Данила, понимая, что еще чуть-чуть, и ни его сердце, ни его разум не выдержат. – Скажи мне, кто ты? Их глаза встретились. – Ты знаешь… – улыбнулся Иосия. – Данила, очнись! – раздался исполненный яростью голос Марка. – Очнись! – Что? – Данила непонимающе оглядывался по сторонам. – Что?! Он снова здесь – в замке Марка. Нет ни Иосии, ни Пилата. – Мария отказывается плакать! – орал Марк. – Насильно сдерживает себя! Понимаешь ты?! Она не плачет! – И что с того?.. – Данила все еще не мог понять, что происходит и что так разозлило Марка. – Она не плачет!!! – орал Марк. – Это хорошо, – ответил Данила и закрыл глаза, проваливаясь в прежнее сновидение. – Данила, ты должен все объяснить ей! И объяснить правильно! Не закрывай глаза! – Марк был в бешенстве. – Что я должен ей объяснить? Данила все еще не мог прийти в себя. Одной своей частью он продолжал быть там – с Иосией, в древней Иудее, во дворце ее прокуратора – Понтия Пилата. И ему хотелось быть там, а не здесь, не в этом замке, где царствует безумие. Он хотел сидеть на той залитой светом террасе и видеть перед собой тех двух странных и особенных людей – Иосию, чьи глаза всегда улыбаются, и Понтия Пилата, чье страдание вдруг стало ему таким понятным… – Она из-за тебя не плачет! Из-за твоих слов! – Марк схватил Данилу за плечи и начал трясти словно грушу. – Она требует объяснений! Она перестала мне подчиняться! Она ослушалась меня! Впервые! Такого никогда не было раньше! – Очень хорошо, – ответил Данила и снова закрыл глаза. – Сволочь! Проклятая сволочь! – Марк заорал с такой силой, что у Данилы заложило уши. – Вставай! Ты должен объяснить ей, что ты не то имел в виду, что ты был не в себе, что ты – дурак! Ты должен ей это сказать! Ты не понимаешь?! Она перестала плакать!!! – Марк, – Данила открыл глаза и безразлично уставился на него. – Ты знаешь, что ты мне только снишься? Ты сам это знаешь? По лицу Марка побежала судорога. Гнев, ярость, остервенение – вот что было во всем его образе в эту минуту. – Нет! – заорал он. – Это Он показывает тебе смеющегося Христа! Я говорил тебе! Говорил, что так будет! – Если бы только видел его улыбку… – прошептал Данила, в который раз закрывая глаза. – Если бы ты только слышал его смех… – Не спать! Не спать! – орал Марк. – Это Дьявол! Дьявол! Это искушение! – Пусть… Но я хочу, чтобы он улыбался… Данила снова был в Иудее. И как-то очень обрадовался этому. Сейчас он увидит Иосию… Но что-то изменилось. Это была не та зала, где они встречались с Понтием Пилатом. С улицы доносились гневные крики толпы. Казалось, там собрались тысячи разъяренных людей! Происходило что-то страшное. Данила сделал несколько нерешительных шагов по направлению к балкону. И тут заметил, что за тяжелой шторой, прячась, стоит прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Он выглядел растерянным, даже испуганным. Недоуменно оглядывался по сторонам, прислушивался к крикам огромной толпы, беснующейся на улице, делал бесцельные шаги – то в одну, то в другую сторону. – Прокуратор… – тихо позвал Данила. Понтий Пилат нервно вскинул глаза: – Кто здесь?! – Это я… – начал было Данила. – А… Ты… – с некоторым облегчением выдохнул Пилат и замолчал. Он так и продолжал стоять рядом с балконом, по всей видимости не решаясь выйти к толпе. – Боги Олимпа, неужели нет никакого решения?! – шептал прокуратор, порывисто хватаясь то за виски, то за подбородок, то дергая себя за волосы. – Должно же быть какое-то решение? Это же безумие! Безумие! Я не понимаю, что происходит! Я не понимаю… Кто потом сможет это объяснить? Как это возможно будет объяснить?.. Как объяснить, что случилось?.. Это невозможно! – А что случилось? – шепотом спросил Данила. – Что происходит на улице? – Пока мы разговаривали, синедрион объявил, что я – прокуратор Иудеи Понтий Пилат – приговорил Иосию к смертной казни – как Иудейского Царя. В городе начались волнения. Ко дворцу стекаются тысячи людей… Как по команде. Как по команде, – рассеянно повторял прокуратор. – Черт! – воскликнул Данила. – Все правильно! Это часть их плана! Как же я не догадался сказать тебе об этом?! И что ты? – Что я? – прокуратор как-то неуверенно пожал плечами. – Я объявил собравшемуся народу, что синедрион просил меня, чтобы я казнил Иосию как лжепророка. Это правда. Но они не признались… Данила оцепенел от ужаса. – И?.. – И я сказал, – продолжал бормотать Пилат, – что не нашел в Иосии никакой вины… – И?.. – Данила чувствовал, как от дикого напряжения у него слабеют ноги. – И… – прошептал прокуратор. – И тогда Иосия вышел к народу и сказал: «Говорите вы, что желаете мне жизни, а в сердцах ваших желаете вы мне смерти. Так и быть тому, ибо что творите вы, того не знаете, но чего хотите вы, то исполнится». Пилат замолчал и как-то глупо, бессмысленно, остекленевшими глазами смотрел прямо перед собой. – Что он сказал?.. – Данила через силу сглотнул, чувствуя, как невыносимо пересохло у него в горле. – «Что творите вы, того не знаете, но чего хотите вы, то исполнится»… – Да… – Пилат поднял на Данилу глаза, полные боли. – Ты знаешь, что это значит? – Зеркало… – прошептал Данила. – Зеркало? – не понял Пилат, но, испугавшись самого звука этого слова, отшатнулся назад. – Где он? – теперь Данила смотрел на Пилата остекленевшими глазами. – Где он?! – Он… – Пилат, испуганно отступая в сторону, махнул рукой в сторону балкона. Данила выдохнул и в три шага достиг выхода на балкон. Шум с улицы доносился невероятный. Казалось, там происходит что-то чудовищное… Данила вышел на залитую солнцем площадку. К своему удивлению, он обнаружил, что люди не смотрели в сторону резиденции Понтия Пилата. Напротив, они смотрели в противоположную сторону! И шли туда – прочь от дворца! – Что происходит?.. – прошептал Данила. – Что происходит?! Где Иосия?! И тут он направил свой взгляд в ту сторону, куда двигалась толпа. По улице, уходящей от дворца, в окружении сотен людей – орущих, кричащих, плачущих, мечущихся – шел Иосия. Под крестом… – Он сам? – Данила повернулся назад и смотрел в глубь темной залы, где прятался от толпы прокуратор Иудеи Понтий Пилат. – Он сам взял крест и пошел на Голгофу?! Пилат показался в просвете между колоннами балкона. Данила не верил своим глазам – Пилат растерянно кивал головой в знак согласия. Расталкивая людей, продираясь сквозь толпу, Данила рвался вперед, вверх по улице. – Иосия! Иосия! – повторял он, пытаясь разглядеть вдали его силуэт. Но на дороге, ведущей к возвышению, прозванному Голгофой, творилось что-то невообразимое, не поддающееся никакому описанию. Сотни, тысячи людей, настоящее людское море, запертое справа и слева приземистыми зданиями улицы, – кипело, как огненная лава, извергающаяся из жерла вулкана. Выйти на соседние улицы было невозможно по той же самой причине: там происходило то же самое – настоящее дикое столпотворение с истошными криками, истерикой, слезами. Все хотели приблизиться и посмотреть на Иосию. Казалось, весь Иерусалим жаждал в эту минуту оказаться на Голгофе. Да что Иерусалим… Вся Иудея! Давка, паника, ужас. Преодолеть толпу было почти невозможно. Многие падали, а упав, уже не могли подняться. Люди напирали, кто-то был раздавлен толпой насмерть. Погибли чьи-то дети. И надрывные женские голоса, из отчаянного крика переходящие в скорбные бесчувственные причитания, извещали об этом небеса. Каждый житель Иерусалим и каждый из тех, кто пришел в город в ожидании иудейского восстания против римлян, хотел стать свидетелем казни Иосии. Ведь еще никогда Иерусалим не видел ничего подобного! Преступников казнили часто. Но еще никогда человек не шел на лобное место по собственному желанию. И какой человек! Царь! Данила приближался к Иосии – все ближе и ближе, – но силы были уже на исходе. Казалось, что он переплывает океан. Еще чуть-чуть, и упадет замертво, утонет в этом людском море. Слабость, невыносимая слабость… Продираться сквозь безумную, алчущую и испуганную толпу было сложнее, чем взбираться по отвесной скале. – Что же это, Господи?! – шептал Данила, отталкивая и распихивая людей. – Что это?! Как такое может быть?! Почему?! Это надо остановить… Нужно что-то сделать… Зачем он пошел на Голгофу?! Зачем?! И в эту секунду какой-то неведомой силой, словно рукой великана, Данилу и тех, кто стоял с ним рядом, откинуло к стене дома на левой стороне улицы. Это прорвались несколько десятков людей откуда-то справа. Молодая женщина, оказавшаяся рядом с Данилой, ударилась головой о каменную стену и потеряла сознание. Данила попытался подхватить ее, но безуспешно, человеческое море поглотило несчастную, словно ее и не было никогда. Смерть. – Люди, что же вы делаете?! – шептал Данила. – Разве об этом говорил вам Иосия?! Он идет на смерть, чтобы открыть вам глаза! Но почему вы не откроете их сами?! Почему для этого вам нужно, чтобы кто-то умер?! Тот, кто учит вас радости?! Но никто не слышал этих его слов. И никто в целом мире не смог бы найти ответа на его вопросы. Никто. Даже небеса. Они молчали. Полная тишина на фоне неистовых криков и безумствующего ора из тысяч человеческих голосов. Данила нагнал Иосию, лишь когда тот уже поднялся на вершину смерти. У подножия Голгофы толпа в священном трепете остановилась. И лишь один Данила, прорвавшись сквозь ряды людей, спотыкаясь и падая, поднялся к Иосии, одиноко стоящему на горе, видом своим напоминающей череп. – Ты пришел… – улыбнулся Иосия, увидев приближающегося к нему Данилу. – Мой воин. – Я пришел, да… – едва переводя дыхание, ответил он. – Мы должны… Ты должен… Надо спасти… Прекратить это… Это неправильно… – Поможешь мне, – улыбнулся Иосия, опираясь на крест. – Да, да! – громким шепотом прокричал Данила. – Да, я помогу! Да! – Вот… – Иосия показал на гвозди и молотки, лежавшие на склоне. Сегодня на лобном месте должны были казнить другого человека – вора и убийцу Варраву. Но в возникшем хаосе о нем забыли. Однако же к его казни на лобном месте уже все было приготовлено – гвозди, молотки, веревки, чтобы поднять крест, вырытая под основание креста яма. Данила удивленно уставился на Иосию: – Что? – Помоги мне… – улыбнулся Иосия, показывая на инструменты казни. – Мне будет тяжело без тебя. Помоги. – Нет, нет… – прошептал Данила, инстинктивно отступая назад и качая головой из стороны в сторону. – Нет, нет… Это невозможно. Нельзя… Нет. – В жизни каждого человека есть вещи, которые он должен сделать, – рассмеялся Иосия. – Это то, что мне надо сделать. Вот и все. – Но ты же знаешь, не можешь не знать… – Данила сделал еще один шаг назад. – Люди будут слагать о твоей смерти легенды, но никто не скажет им правды. А даже если и сказал бы… они ее не поймут. Зачем тогда, Иосия? Почему тебе не прекратить все это? – Люди уже сейчас говорят обо мне разные вещи, – улыбнулся Иосия и как-то смущенно пожал плечами, оглядывая людское море, застывшее у подножия холма. – Но пока они еще не понимают этого. Каждый уверен, что он знает правду. Но ведь это только его правда – каждого отдельного человека, его зеркало, его отражение. Это не Истина. Но придет время, и обо мне будет сказано столько, что всякое произнесенное слово потеряет какой-либо смысл. И только тогда люди узнают то, что должно. А пока же все делают то, что должны. Возьми, – Иосия протянул Даниле молоток и гвозди. – Помоги мне. – Я не могу… – прошептал Данила, задыхаясь слезами, пятясь назад. – Но мне больше некого просить, – сказал улыбающийся Иосия. – Видишь, со мной нет никого. Ни одного ученика. Ни одного. Я один. Одни спят сном забвения, другие – бодрствуют в страхе. А эта толпа под ногами хочет видеть, но не хочет делать. Никто не придет, чтобы помочь мне. Неужели и ты откажешь Иосии, мой воин? – Я… Я… – шептал Данила, не в силах произнести ни слова. – Ты смотришь в мои глаза, – тихо, но уверенно продолжал Иосия. – Видишь ли ты в них грусть, печаль или страдание? – Нет, Иосия, – прошептал Данила и заговорил вдруг быстро и уверенно: – Я никогда в жизни не видел более чистых и счастливых глаз, Иосия. Никогда! В них нет ничего, кроме силы великой радости! Ничего, кроме радости! – Значит, я не обманываю тебя и не лукавлю? – рассмеялся Иосия. – И если прошу, значит, так нужно… Правда? – Правда… – прошептал Данила, слезы градом катились из его глаз. – Тогда просто помоги мне, – Иосия улыбнулся, взял Данилу двумя руками за голову и коснулся своим лбом его лба. – Просто помоги Иосии… Вот сюда нужно будет погрузить крест… – рассказывал Иосия, показывая Даниле на яму. Он придвинул основание креста к отверстию в земле и убедился, что тот встанет туда без проблем. – Это веревки. За них нужно будет потащить, чтобы поднять крест, – говорил Иосия, привязывая концы толстых грубых веревок к поперечной перекладине креста. – Ты обопрешься ногами вон о тот камень, – Иосия показал на большой валун метрах в четырех от креста. – И потащишь. Данила смотрел за приготовлениями Иосии, не понимая, что происходит. Как такое возможно? Неужели он согласился?! – Поможешь?.. – Иосия нагнулся, поднял молоток, гвоздь и подал их Даниле. – И нет другого пути?.. – сказал Данила, протягивая вперед дрожащие руки. – Ты искал Скрижали, чтобы узнать истину, способную освободить людей от страха смерти, – улыбаясь все ярче, все светлее, сказал Иосия. – Сейчас ты открываешь тайну Печатей, чтобы обретенная тобой истина о победе жизни над смертью наполнилась силой. Все так? Я не ошибаюсь?.. – Нет, не ошибаешься… – замотал головой Данила, потрясенный услышанным. – Все так. – Ты хочешь победить страх смерти, чтобы освободить людей для счастливой жизни… – говорил Иосия, а на его устах светилась одаряющая улыбка. – Так? – Так, – с замиранием сердца ответил Данила. – И теперь я спрашиваю тебя… – Иосия чуть склонил голову набок. – Задумайся, Данила, моей ли смерти ты сейчас боишься? Неужели ты боишься смерти того, о ком всю свою жизнь ты думал как о мертвом?.. Или, может быть, ты боишься толпы, что будет осуждать тебя? Или… Ответь себе на вопрос – не твой ли это страх смерти связывает тебе руки, не собственной ли смерти ты сейчас боишься? Слушая эти слова Иосии, Данила пережил шок. Настоящий шок! Чего он боится? Смерти Иосии?.. Страх чужой смерти – это иллюзия, заблуждение, самообман. Достаточно сравнить его со страхом перед собственной смертью, и сомнений не останется никаких. Это разные, разные чувства! Мы переживаем за себя, когда умирает тот, кто нам дорог. В этом правда. О нем мы скорбим, да. Но мы уже не можем ему сочувствовать – он умер. Мы сочувствуем себе… Или, может быть, Данила боится осуждения? Что он-де убил Христа?.. Как вечно гонимый по земле Каин, проклятый Богом за убийство Авеля. Но разве Даниле есть до этого дело? Разве его интересует, что скажут другие? Что они знают о том, что он переживает сейчас, чтобы говорить и высказывать свое мнение? Они видели глаза Иосии, когда он просил Данилу о помощи? Нет. Они видели его глаза, когда он говорил: «Вокруг меня ни одного ученика. Одни спят сном забвения, другие – бодрствуют в страхе»? Нет, они не видели. И поэтому пусть говорят что угодно! Плевать! Так чего же он боится?! Чего боится Данила?! Данила посмотрел на тяжелый молоток и большой грубый гвоздь, вложенные Иосией в его руки. Да! Он – Данила – боится собственной смерти! Да!!! В этом правда. – Ответил?.. – рассмеялся Иосия. – И теперь скажи мне, что не позволяет тебе сделать то, о чем просит Иосия? – Мой собственный страх смерти… – прошептал Данила. – Это мой враг останавливает меня?.. – Не враг. Твои путы… – поправил его Иосия и улыбнулся. – Страх смерти. – Мой страх… Мои путы, – повторил Данила, и тут в его голове мелькнула шальная мысль. – Иосия, а можно, я?.. Я… за тебя. Данила показал глазами на крест. Иосия рассмеялся: – Данила, а если бы я любил, ты бы сказал мне: «А можно, я буду любить вместо тебя?» – Нет, – ответил Данила. – Я бы не стал просить тебя об этом. – Но почему же ты думаешь, что можешь просить сейчас? – улыбнулся Иосия. – Ты боишься, Данила, и хочешь ринуться навстречу своему страху. Но разве отчаяние этого поступка говорит о том, что ты победил свой страх? Нет. Броситься навстречу страху – легче простого. Раз, и все. Конец. Но конец тебе, а не твоему страху. А твои путы не ты сам, но твой страх. Данила закрыл лицо руками. Иосия прав… – Но ты же Бог, ты не можешь умереть… – с едва различимой надеждой в голосе спросил Данила, понимая, что это его последний шаг к отступлению, последний шаг в угоду своему страху. – Так?.. Иосия ничего на это не ответил. Он подошел к кресту, лег на него, вытянул вдоль поперечной перекладины левую руку, занес над ней огромный гвоздь и… Данила в ужасе зажмурился. Удар! Ни крика, ни звука больше. Абсолютная тишина. Данила открыл глаза. – Видишь, мне будет тяжело без тебя… – Иосия смотрел на Данилу и по-прежнему улыбался, только чуть грустно, совсем чуть-чуть, едва заметно. Немного выше левого запястья из его руки торчал глубоко воткнутый гвоздь. Данила сделал шаг и встал на колени рядом с крестом. Он смотрел в улыбающееся глаза Иосии, утирая набегающие слезы со своих глаз… – Ты мой воин… – прошептал Иосия. – Будь мужественным. Улыбайся! И Данила улыбнулся. Он улыбнулся Иосии, потому что тот просил его. Он улыбнулся ему… Удар! Кровь брызнула во все стороны. Гвоздь вошел глубоко в дерево. – Не плачь, – попросил Иосия. – Улыбайся! Дрожащими, непослушными руками Данила взял другой гвоздь. – Не плачь. Улыбайся! – повторил Иосия, и он сам улыбался. В его глазах была благодарность. Данила подтолкнул крест. Тот скользнул по песку и уперся в отверстие, проделанное для него в земле. – Молодец, – сказал Иосия, глядя Даниле в глаза. – А теперь возьми веревки, обопрись о камень и тяни. Данила взял веревки, оперся ногами о валун перед крестом и что есть силы потянул крест на себя. Он старался не плакать. Очень старался… – А-а! – единым возгласом в тысячи голосов воскликнула стоящая внизу толпа, и тут же смолкла. Крест медленно и плавно поднялся над Голгофой. – И только не уходи теперь, – попросил Иосия, глядя на Данилу с креста. – Не уходи, ладно? Просто побудь со мной. Просто побудь… – Я никуда не уйду, Иосия, – ответил Данила. – Не волнуйся. Я никуда не уйду. Я буду здесь, с тобой. Что бы ни случилось… Я буду здесь. – Спасибо… Иосия закрыл глаза и, все еще улыбаясь, что-то забормотал себе под нос. Как будто молился… Прошло несколько минут, Иосия открыл глаза и посмотрел на Данилу. – Ты спрашивал меня – Бог ли Иосия? – сказал он. Данила вздрогнул. – Бог, Данила, это тот, кто исполняет наши желания. Вот кто такой Бог. Что человек хочет, то и исполнится. От дикого пронзающего его ужаса Данила перестал чувствовать под ногами землю. – Но нет в человеке правды о себе и о своих желаниях, – продолжал Иосия. – Не ведает он, что творит, но действует. И получит все, о чем спрашивает, ибо таков Бог – он исполняет наши желания. – Я не понимаю… – прошептал Данила. – Я же не хотел вбивать гвозди в твое тело, но вбивал. Или ты хочешь сказать, что я желал твоей муки? – слезы лились из глаз, но нет, Данила уже не плакал, плакали его глаза. – Я не понимаю! Не понимаю! – Но ты ищешь истину, – улыбнулся Иосия, и алые капли его крови капали на желтый песок. – Да, но… – Ты ищешь истину, Данила. И это правда о тебе. Ты таков. А Бог дает всякому то, что тот хочет. Кто хочет найти истину, тот узрит ее. Кто боится ее сияния, тот останется слепым вовеки веков. Таков Бог, Данила. – Но почему я… – Данила, все еще не веря в то, что это может быть правдой, открыл свои окровавленные ладони. – Я прибил тебя к кресту… Я поднял крест… Я этого хотел?! – Ты ищешь истину, Данила, – повторил Иосия. – И ты найдешь ее. А это… – Иосия покосился на свои руки. – Это – ничто. Это только отражение, которое ты должен был разбить в себе. Оно – неправда. Правда в том, что ты хочешь. Однако же о том, чего человек хочет на самом деле, он узнает лишь в конце пути, когда придет к своей цели. – Неправда… – машинально повторил за Иосией Данила, и какие-то другие, прежние слова Иосии всплыли у него в памяти. – Это только отражение. Множество отражений… Придет время, и о тебе будет сказано столько, что всякое произнесенное слово потеряет какой-либо смысл. И только тогда люди узнают то, что должно. – И только тогда… – Иосия улыбнулся Даниле с креста. – Они поймут, что зеркало – только зеркало? – начал понимать Данила. – Только отражающая поверхность и ничего более? – Да, мой воин, – рассмеялся Иосия. – Ты понимаешь. – Но они испытают отчаяние, узнав, что то, что они искали, – есть Пустота! Что же случится дальше? – Дальше?.. – удивленно улыбнулся Иосия. – Дальше они захотят заглянуть за зеркало… – Заглянуть за зеркало? – не понял Данила. – Но там ведь ничего нет… – Там нет ничего, что можно увидеть глазами, – Иосия едва заметно кивнул головой. – Но что-то же отражает свет… Ведь так? – Да. – Отполированная до блеска поверхность… – Иосия как-то совсем по-особенному улыбнулся Даниле глазами. – Чистая душа! – воскликнул Данила. Это было как озарение! Как вспышка света! Что такое – само зеркало? Это душа человека, лишенная всяких примесей и наслоений! Это чистая душа, никак не связанная с видимым миром, лишь отражающая его и знающая, что все в ней, кроме нее самой, есть отражение. – Именно! – рассмеялся Иосия. – Чистая душа Мира, которая есть в каждом! – И поэтому нет ни неба, ни земли, ни царей, ни слуг… – прошептал Данила, понимая всем своим существом то, о чем говорил ему Иосия. Понимая эту истину каждой своей клеточкой, каждой частичкой себя. – И смерти нет?.. – Данила недоуменно развел руками. – Как может умереть – Умирают лишь отражения? – догадался Данила. – И не может умереть то, что лишь отражает, – улыбнулся Иосия. – И что же там?.. – Данила поднял вверх одну бровь, словно бы показывая ее изгибом на небо. – Гармония Света! – счастливо рассмеялся Иосия. – Миллиарды, несчетные миллиарды зеркал, отражающихся друг в друге! – Отполированные до блеска?.. – у Данилы поднялась вторая бровь, и он почувствовал, как его губы оттаяли, потеплели и начали улыбаться – сами, сами собой. – Не зря же ты искал Скрижали… – улыбнулся Иосия и сошел с креста – спокойно, ровно, словно и не был к нему прикован, словно просто раскинул руки, готовясь к полету, и теперь – полетел. Пространство под ногами Иосии сгустилось. Он шел по тонкой полоске света – так, словно бы летел по воздуху. Он шел и смеялся… – Ты смеешься, Иосия? – прокричал Данила, глядя ему вслед. – Не уходи! Постой! Скажи мне все-таки – почему ты смеешься?! – Ты знаешь, – не оборачиваясь, ответил Иосия. – Нет, я не знаю! – закричал Данила. Иосия обернулся и посмотрел на Данилу. – Иди ко мне, – крикнул он. – Я?.. – не понял Данила. – Иди, – Иосия поманил его рукой. – Вставай на свет… Данила неловко, испуганно пошарил ногой в воздухе и нащупал твердую поверхность. Ступил на нее и увидел перед собой линию света. – У меня получилось! – засмеялся Данила. – Что ты чувствуешь? – улыбнулся Иосия. – Что я чувствую? – задумался Данила. – Я чувствую благодарность… Иосия чуть склонил голову набок и с лукавством прищурился: – Бог дал тебе то, что ты хотел? – Да! Теперь я понял это! Да! – прокричал Данила, ускоряя шаг. – Да, Бог дал мне то, что я хотел. Я понял. Я все понял! – Вот почему я учу о радости, – ответил Иосия. – Ведь Бог поступает так со всеми. Каждый получает то, что хочет. – Ты смеешься из благодарности… – Данила остановился как вкопанный. – Я же говорил, что ты знаешь! – рассмеялся Иосия. – Спасибо, мой воин! Cтоп! Глаза Иосии и Марии! Но если так, то почему же Данила до сих пор во сне? Он же давно заметил, что их глаза одинаковы… Нет-нет… Стоп. Не одинаковы. Глаза Иосии всегда улыбаются, глаза Марии никогда не знали радости. Ни на секунду глаза Иосии не становились грустными – даже тогда, у креста, на кресте. И ни разу Мария не улыбнулась Даниле глазами. Да, радость и грусть человеческих глаз Данила может увидеть только изнутри сна… Так что же, Данила должен заставить Марию улыбнуться? Но как?! Разве это возможно? Разве можно заставить человека улыбнуться?! Разве можно вменить человеку радость?! Бог дает человеку только то, что тот хочет. Только то, что он хочет… Если Мария не знает радости, как она может хотеть улыбаться?.. Данила огляделся. Это была его комната в замке. – Марк! – Данила забарабанил в дверь. – Марк, я согласен! Слышишь меня, я согласен!!! Через минут дверь отворилась, на пороге появился Марк. – Согласен? – переспросил он. – Да, я согласен. – С чем? – Марк недоверчиво повел головой. – Я хочу заботиться о матери своего ребенка, – строго и спокойно сказал Данила. – О нем и о его матери. И я понял, что у меня нет другого выбора, кроме как играть по вашим правилам. Вы все правильно рассчитали, Марк. Вы знали, что я не смогу иначе. Вы знали… Марк недовольно скривился, слушая признания Данилы. Он не верил ни одному его слову. Но ведь и у самого Марка не было выбора. Мария с беременностью полностью переменилась. Она более не следовала его указаниям и требовала к себе Данилу. Она ждала человека, который поселил в ней сомнения. И раз виновником появления этих сомнений был Данила, он же и должен был развеять их. По-другому невозможно… А поэтому Марк был вынужден согласиться. – Хорошо, – прошептал Марк. – Но поверьте, если вы мне солгали, Данила… Если вы еще хоть раз нарушите свои обязательства… Если вы хоть что-то сделаете не так… Поверьте, я заставлю вас пожалеть об этом!!! Поверьте!!! Марк ввел Данилу в огромный зал. В тот самый, где Данила впервые встретился с Марией. Мария сидела за небольшим столиком, стоявшим в самом углу, рядом с иконостасом и множеством свечей. Благородная Анна, как всегда, была рядом. Они читали книгу. – Блаженная Святая Мария! – пропел Марк. – Что вы читаете? Но Мария молчала. Искоса она смотрела на Данилу, который стоял чуть поодаль. – О страданиях Иисуса Христа, принимающего на себя тяжкие крестные муки, – ответила за нее Анна. – Понятно. Это очень поучительно, – отозвался Марк. – И очень кстати. Я ведь, Блаженная Святая Мария, привел Данилу. Он почти поправился. И будет говорить с тобой ровно столько, сколько ты захочешь… Пожалуйста. Развей свои подозрения! Мы все желаем тебе только добра! Тебе и твоему ребенку! Да, это правда… Мария встала и подошла к Даниле. – Прошлый раз ты поняла его неправильно, – продолжал щебетать Марк. – Он говорил вовсе не то, что тебе почудилось. Ведь правда, Данила? Данила ничего не ответил. Как ему быть?.. Марк и Анна ни за что не оставят его наедине с Марией. А при них он не сможет ничего ей объяснить! Он не сможет сказать ни слова правды! Одно слово – и их растащат, и тогда все, конец. «Так, стоп! – подумал Данила. – Бог дает мне все, что я хочу. А хочу ли я говорить с Марией? Хочу ли я?» Взгляд Данилы, пребывающего в глубокой задумчивости, медленно пошел в сторону… И тут краем глаза Данила заметил живот! Большой-пребольшой живот Марии. Как минимум месяцев восемь! Его дочь… Глаза Данилы наполнились слезами. «Господи, Мария! – подумал он. – Девочка моя… Как же ты?» «Я тоскую, Данила, – ответила Мария. – Ты поселил в моем сердце сомнения. Я верю своему брату, потому что люблю его. Но ты поселил во мне сомнения…» Данила удивленно осмотрелся. Ни Марк, ни Анна не выглядели настороженными. Они не слышат этот разговор! Данила и Мария общаются через глаза! Конечно! Ведь это сон! Это сон! И Даниле не нужен был ни арамейский, ни латынь, чтобы понимать Иосию и Пилата. Конечно! «Я очень много думал о тебе, Мария, – сказал Данила. – Очень переживал за тебя. Ты перестала плакать?» «Да, я перестала, – ответила Мария. – Но я очень боюсь. Я очень боюсь…» «Чего ты боишься, Мария?» «Я боюсь, что случится что-то страшное. Ведь, когда я плачу, каждая моя слеза тушит горящую серу, что готова пасть на головы людей, – шептала Мария. – Когда я испытываю боль, моя боль держит небесные реки, чтобы не обрушились они на землю страшным потопом». «Ты так защищаешь людей?» – мысленно спросил ее Данила. «Да», – беззвучно ответила она. «Мария, а ты благодарна Богу за то, что Он дал тебе эту роль?» – Данила внимательно смотрел ей в глаза. Они дрогнули. «Благодарна Богу?.. – задумалась Мария. – Да. Наверное. Я благодарна». «А как ты Его благодаришь?» – беззвучно шепнул Данила. «Как я Его благодарю?» – не поняла Мария. «Да – как?» «Не знаю, – она едва заметно пожала плечами. – А как надо?» «Я не знаю, как надо, Мария, – Данила на мгновение отвел глаза, а потом вновь схватил ее взгляд. – Но я знаю, как благодарят друг друга люди…». «А как они это делают?» «Они улыбаются и смеются, – сказал Данила, и его глаза едва заметно блеснули. – Они благодарят радостью». Мария смотрела на Данилу непонимающими глазами. Она действительно никогда не слышала и не знала этого слова! «Я хочу умереть», – бесчувственно прошептала в ответ Мария. Данила почувствовал накатывающий на него ужас. Что они с ней сделали?! «Я хочу умереть» – в ответ на слова «радость», «улыбки», «смех». С трудом Данила взял себя в руки и сохранил спокойствие. Он оглянулся – Марк и Анна пристально следили за ними. Стояли неподалеку, всего в двух-трех шагах, и буквально пронизывали их взглядами. «Но ты ждешь ребенка», – Данила чуть склонил голову набок. «Да», – безразлично ответила Мария. «Ты создаешь жизнь…» «Да, – согласилась она. – Получается так». «И, несмотря на это, ты уверена, что ты хочешь умереть?» – усомнился Данила. «Да. Мне кажется…» «Человек, который создает жизнь, хочет жизни, а не смерти, – Данила отрицательно покачал головой. – В этом правда». Мария удивленно посмотрела на Данилу своими большими, глубокими и всегда такими печальными глазами. Потом вдруг положила на живот руку. «Толкается…» – прошептала она. «Жизнь…» – сказал Данила и впервые в присутствии Марии улыбнулся глазами. «Жизнь…» – повторила за ним Мария, удивленно следя за его взглядом. «Можно?» – слегка смущаясь, спросил Данила и показал, что хочет приложить руку к ее животу. «Да», – Мария едва заметно качнула головой в знак согласия. Данила протянул руку и положил на ее круглый живот. Мария как-то странно вздрогнула, а потом сама неуверенным неловким движением, стесняясь, взяла руку Данилы и передвинула ее чуть-чуть правее. И в эту же секунду кто-то маленький, крошечный, живущий внутри этого большого, необыкновенно прекрасного живота, ткнул Данилу в руку. И Данила заплакал. Слезы полились сами собой. Просто побежали, и все. «Ты плачешь? – удивленно спросила Мария. – А мне говорил, чтобы я не плакала…» «Это я от счастья…» – ответил Данила и вытер глаза, но те тут же намокли вновь. «От счастья? – не поняла Мария. – А что с твоим лицом?» Она прикоснулась к его губам – удивленная, зачарованная. «Это?.. – не понял Данила. – Это я улыбаюсь…» «Улы-ба-юсь…» – по слогам повторила Мария. «Да, это значит, что мое сердце полно радости…» «Ра-до-сти…» – повторила за ним Мария. «Улыбнешься?» – спросил ее Данила. Мария повела губами. У нее не получалось. Она пробовала еще и еще. И… улыбнулась. «Да… – прошептала она, и ее глаза осветились, как у Иосии. – Потому что люблю…» |
||
|