"Семь смертей Лешего" - читать интересную книгу автора

Глава 2. Дикарь

Вождь был закаленным в охоте и драках бойцом, которому было не в первой сражаться за власть с молодыми и дерзкими претендентами. Его противники всегда были молоды, горячи, полны отваги, но недостаточно опытны для того, чтобы победить, или на равных противостоять ему. Одно дело бросаться с дубиной на зверя и совсем другое на вождя, опытного бойца, покалечившего и отправившего в мир иной дюжину соплеменников, дерзнувших бросить ему вызов.

Последнего конкурента он отправил в изгнание пару лет назад. Молодой охотник, недовольный дележом добычи, схватился за дубину. Бой был не долог. Не более минуты потребовалось вождю для того, чтобы уложить противника на землю. Он мог бы убить наглеца, пользуясь его беспомощным состоянием, чтобы и другим неповадно было роптать. Но он справедливый правитель и поэтому не стал этого делать, давая проигравшему шанс выжить. Вождь чувствовал в себе достаточно сил, чтобы сразиться с любым соплеменником. Может быть позже, когда он не будет так уверен в собственных силах, то начнет убивать, чтобы упрочить свое положение, обезопаситься от конкурентов на ближайшие несколько лет. Но в расцвете лет, когда не было ему равных, не было необходимости убивать, за исключением тех случаев, когда противнику просто не повезло. И он умудрялся подставить под удар дубиной висок, или затылок, вообще голову, если она не обладала достаточной крепостью для того, чтобы выдержать удар дубиной.

Убивать необходимости не было, сохранив противнику жизнь, он обрекал проигравшего на недолгую жизнь и ужасную смерть. Что мог сделать человек в лесу, в одиночку, в окружении хищных зверей, будучи серьезно ранен? В лучшем случае продержаться несколько дней, но результат всегда один и тот же, и явно не в пользу изгнанника. Молодой охотник, дерзнувший бросить вызов вождю из-за неправильного, по его мнению, раздела добычи, поплатился за свою наглость сломанной ключицей. С обвисшей как плеть рукой, он не мог продолжать драку, и вынужден был смириться с поражением. Проигравший должен уйти, нет в племени места неудачнику, дерзнувшему посягнуть на власть вождя. Охотник, следуя традиции, ушел с перебитой рукой в лес, чтобы принять долю изгнанника. Но не долго он влачил в лесу жалкое существование. Спустя пару дней, охотники обнаружили растерзанный и наполовину обглоданный зверями труп.

Леший был в том возрасте, когда неудержимо тянет на подвиги, а в человеке силен дух противоречий, заставляющий его совершать порой необдуманные поступки, и остро реагировать на несправедливость. Леший был слишком молод для того, чтобы видеть удачно завершившийся для претендента поединок за власть. Хотя дряхлые, беззубые старики, поддерживающие огонь, не раз рассказывали историю о том, как нынешний предводитель, стал вождем.

Массивный, с кривыми ногами, узловатыми руками, проседью в волосах, он не всегда был таким. Когда-то, много лет назад, он был молод, как и Леший, строен и хорош собой. Взгляд его не был тяжелым и неподвижным, буравящим человека насквозь. В его глазах читались задор и веселье, и все в жизни было прекрасно и удивительно. Все устраивало молодого охотника, за исключением вождя, грубого, неотесанного, со здоровыми ручищами, бородой, твердой рукой наводящего порядок в племени, жестоко карающего за малейшую провинность. До поры, до времени, они мирно сосуществовали, но вечно так продолжаться не могло. Однажды вождь все равно должен был продемонстрировать превосходство над молодым охотником, заставить подчиниться его воле.

Однажды их пути пересеклись, и молодой охотник не захотел уступить вождю. В ход пошли дубины, где с одной стороны были опыт и мастерство, а с другой молодость и напор. Либо прежний вождь был уже слишком стар, чтобы продолжать править, либо его противник, не смотря на возраст был достаточно опытен, но произошло то, что случалось крайне редко, раз в несколько десятков лет. Молодой претендент победил в схватке старого вождя, сломав ему руку и ногу, став новым вождем.

По обычаю племени, проигравший должен уйти. Низверженный вождь отправил много противников в изгнание, пока не вынужден был уйти сам. Хотя самостоятельно передвигаться он не мог. Охотники племени по приказу нового вождя, отнесли обездвиженное тело бывшего правителя в лес, где и оставили. По принятому обычаю, изгнанник мог чувствовать себя в относительной безопасности, два дня. Это время отводилось изгою на то, чтобы прийти в чувство после поражения, оправиться от ран и убраться как можно дальше. Начиная с третьего дня после памятного поединка, жизнь отверженного уже ничего не стоила. И теперь человеку нужно было опасаться не только хищных зверей и ядовитых гадов, которых в лесу предостаточно, но в первую очередь бывших соплеменников. Гада легко раздавить, свирепого хищника заманить в ловушку и убить, а если не хватит сил, то просто обмануть и избежать нежелательной встречи. С соплеменниками, ни тот, ни другой вариант, не срабатывал. Что мог противопоставить один, не отошедший от ран человек, дюжине охотников, вознамерившихся его убить. По обычаю, человек доставивший вождю голову изгнанника, получал награду, покровительство и благосклонность. Поэтому пощады от соплеменников ждать не приходилось, нужно бежать умело, заметая следы, в чтении которых, охотники отменные специалисты.

Изгнание длится год. По окончании этого срока, изгнанник мог рассчитывать на прощение и возвращение в племя, где будет все оставшееся время находиться под пристальным наблюдением вождя и преданных ему людей. Хотя, при жизни Лешего не было случая, чтобы кто-то возвращался. Не было такого и в воспоминаниях стариков. Слишком долог срок длиною в год, слишком много опасностей поджидало одинокого изгнанника.

Некоторых из них находили. То, что осталось от тел, разорванных в клочья хищниками, которыми кишел смертоносный лес. Некоторых не находили никогда, люди просто исчезали. Скорее всего, они зашли слишком далеко в лес и участь, постигшая несчастных, была в точности той же, что и прочих изгнанников. Они были разорваны хищниками где-то далеко в лесу, куда не забредали в поисках добычи охотники племени. И лежат где-нибудь кости изгоев, обглоданные начисто зверями и птицами, омытые дождями и просушенные солнцем.

Труп бывшего вождя обнаружили охотники, отправившиеся в лес за добычей. Заодно они решили проверить логово изгнанника и, по возможности, добыть его голову. Его не пришлось искать. Он и не думал уходить ввиду того, что у него была сломана нога, и передвигаться он мог исключительно ползком, и только на короткие дистанции, из-за болевого шока. Надеяться спастись ползком, бессмысленно. Он легко будет найден соплеменниками и станет их добычей. Но с еще большей легкостью, станет добычей хищного зверья, которым кишел лес. Зачем тратить последние минуты жизни в безумном напряжении, когда спасение заведомо невозможно. Кому, как ни бывшему вождю, отправлявшему в изгнание соплеменников, было не знать о тщетности подобных потуг. Если бы полученные в драке раны не были столь тяжелы и несовместимы с жизнью в изгнании, тогда, быть может, имело смысл побороться за жизнь. Хотя год в одиночестве, был неизмеримо длиннее вечности, проведенной в племени.

С ранами, на лечение которых потребны месяцы и заботливый уход, пытаться бороться за жизнь, бессмысленно. Изгой и не пытался что-либо предпринять. Он просто закрыл глаза, и стал ждать смерти. Он мог запретить себе думать о спасении, но не думать вообще, не мог. Глядя на удаляющиеся спины соплеменников, что вернутся спустя пару дней за его головой, он размышлял. Они наверняка рады, что на этом самом месте, окровавленный и беспомощный, оказался именно он, а не бросивший ему вызов, молодой воин. Еще вчера пресмыкавшиеся, чтобы не вызвать неудовольствия, сегодня они готовы разорвать его голыми руками, пользуясь беспомощностью. Еще вчера в его распоряжении было все. Лучшие женщины племени, отборные куски мяса и полное, безоговорочное подчинение соплеменников.

А потом случилось то, что случалось уже не раз. Молодой воин дерзнул бросить ему вызов. В прошлые времена он играючи справлялся с конкурентами, но годы были уже не те. Он постарел, погрубел, не стало в нем неудержимой мощи, перед которой никто не мог устоять. Он чувствовал, что его время заканчивается, и вскоре придется уступить власть другому. От осознания этого он еще больше зверел, соплеменники лишний раз взглянуть на него боялись, чтобы не навлечь на себя гнев, могущий повлечь за собой смерть провинившегося.

Слишком свежи были в памяти события двухгодичной давности. Когда вождь расправился с молодым воином, прогневившим его какой-то мелочью, о которой на следующий день никто и не вспомнил. Ему стало мало просто проучить наглеца, одолеть в драке, и отправить в изгнание. Он шел на поединок с непреодолимым желанием убивать. Сила и опыт взяли верх над молодостью и ловкостью. Он сбил противника с ног и занес дубину над головой, на мгновение, замерев в неподвижности. В глазах поверженного врага он прочел ужас, мольбу о пощаде.

В прошлые времена на этом бы все и кончилась. Победитель вернулся бы к управлению племенем, проигравший отправился в изгнание. Но нынче времена были уже не те. Нужно было преподать соплеменникам урок, чтобы на ближайшие несколько лет они даже взглянуть на него боялись. И он преподал урок. Замершая на мгновение дубина со свистом опустилась вниз, превратив голову поверженного противника в сплошное, кровавое месиво. Наблюдавшие за поединком в ужасе замерли, пораженные страшной развязкой. По их глазам вождь прочел, что ближайшие несколько лет за свою власть он может не опасаться, слишком наглядный урок преподал этому быдлу. Теперь все знают, что ждет того, кто дерзнет бросить ему вызов. Проигравшего отволокли в лес и бросили на растерзание хищникам. Таков обычай. И хотя изгнания как такового не получилось, пусть хотя бы кости сгниют вдали от племени.

Думая, что получил очередные несколько лет для правления, вождь ошибся. Преподанный соплеменникам урок не на всех подействовал должным образом. По прошествии пары лет ему вновь бросили вызов, оказавшийся роковым. Он проиграл и теперь валялся беспомощной тушей в глубине леса, у небольшого скалистого выступа. Логово изгнанников, где до него побывало множество народа, отправленного сюда вождями, в общую массу которых и он внес ощутимую лепту. Не каждому удавалось выбраться отсюда. Кто-то попадал сюда в бессознательном состоянии, с серьезными травмами, мешающими покинуть страшное место.

Рядом с бывшим вождем валялись скелеты неудачников, которым не суждено было уйти, принявших смерть от зубов хищного зверя, и дубин соплеменников, вернувшихся по истечении двухдневного срока. Очередным неудачником должен стать он сам. Сил покинуть это место не было, как и возможности спастись. Он знал, что как только на окружающий мир опустятся сумерки, в лесу начнется совсем иная жизнь. Незримая, неслышная, смертельно опасная для человека. Привлеченные запахом крови хищники, не заставят себя долго ждать. Он помнит вечно голодные и злые глаза, когда был вождем и грелся у костра, наблюдая ночь. Холодные, колючие, злые, в которых не было ничего, кроме животной злобы и безумного желания рвать человеческую плоть.

Согласно обычаю, соплеменники оставляли проигравшему кремниевый нож и каменный топор, что должны оберегать его жизнь и спасти от голодной смерти. Только вот руки совсем не слушаются, и ноги не ходят, и нет у тела возможности спастись, а значит недостойно оно и обеда. Тем более что скоро обедом предстоит стать ему.

Вождь вспомнил увиденные во мраке у костра глаза хищного зверя, переполнявшую их злобу, не сулившую человеку ничего хорошего, и ужаснулся. Здоровая рука еще сильнее сжала рукоятку кремниевого ножа, глаза до боли вперились в пустоту. День начал клониться к закату, подготавливая мир к иной, ночной жизни. Потихоньку лес оживал. Все больше появлялось шорохов, звуков и еле слышных движений, которых не было днем. И чем сильнее опускались на мир предвестники ночи, тем крепче сжимала рукоятку ножа, рука обреченного на смерть человека.

В одиночку человеку справиться с обитающими во мраке хищниками почти невозможно, шансов на удачу ничтожно мало. У раненного, или больного человека, шансов не было вообще. Вождь прекрасно понимал это, но в глубине души надеялся на чудо.

Но чудес не бывает, тем более ночью. Метнувшийся из темноты на скорчившегося у скалистого выступа человека хищник, мгновенно перегрыз ему горло, отделив голову от тела. Окровавленная голова откатилась в сторону, и застыла в паре метров от трупа, невидяще вперившись в лишенный души кусок мяса, ставший добычей лесного зверя. Он и шкуры зверя не оцарапал, не то, чтобы побороться за жизнь. Он даже понять ничего не успел. В лучшем случае заметил мелькнувшую в темноте стремительную тень, за которой пришла смерть.

Вернувшиеся спустя пару дней соплеменники, обнаружили начисто обглоданный труп низвергнутого вождя, да голову, скалящуюся на мир пустыми глазницами. То, что не доделали хищные звери, довершили птицы, что тоже не чурались человеческого мяса, а глаза для них, были самым изысканным лакомством.

Вождь умер. Да здравствует вождь! Неделю в племени был праздник. Соплеменники, уставшие от правления деспота, праздновали его низвержение, обретение нового правителя, который будет лучше, добрее и справедливее своего предшественника. Радуясь, они и не предполагали того, что новый вождь окажется ничуть не лучше прежнего, а в чем-то даже хуже. Не прошло и недели, как ликование по поводу смены правителя, переросло в разочарование, а вскоре и в полное уныние. С приобретением нового вождя, племя ничего не выиграло. Многим пришелся не по душе очередной правитель, но рискнувших открыто высказать неудовольствие было немного. Большинство соплеменников предпочитало молчать и жить, чем восстать и умереть, либо отправиться в изгнание, что, по сути, было одним и тем же, только с отсрочкой во времени.

Но нашлись и такие, кто не желал молчать. Первый, дерзнувший бросить вызов вождю, отправился в изгнание спустя пару месяцев с начала его правления. За ним, с интервалом в несколько лет, отправились и прочие недовольные, рискнувшие противиться его воле. Расправившись со смутьянами, вождь мог спокойно править племенем, не опасаясь за свою власть. Открытых противников он изничтожил, а тех, что шушукались за его спиной, опасаться не приходилось. Они только и способны, что на разговоры, и ни на что более.

Но подрастало новое поколение, молодые и горячие бойцы, которые могут бросить вызов вождю в гордыне своей, мечтая занять его место. Их не стоило недооценивать. Слишком хорошо нынешний вождь помнил, в каком возрасте он возглавил племя, и что проигравший схватку вождь, и проиграл во многом благодаря излишней самоуверенности, не приняв молодого соперника всерьез.

Вождь присматривался к подрастающим воинам на охоте, в быту, подмечая сильные и слабые стороны, знание которых в будущем окажется на руку. Он силился разглядеть за молодой веселостью опасность, выявить потенциального претендента на власть.

Вождь был опытен и сметлив. К тому времени, когда молодой охотник племени по имени Леший набрал силу, он уже все о нем знал, все его сильные и слабые стороны. Вождь был готов к схватке и был уверен на 99%, что будет победителем именно он, а не его противник. Хотя и на его долю оставлял 1%, если что-то недоглядел, в чем-то ошибся. Невозможно все рассчитать и предусмотреть.

Когда они схватились за дубины, вождь готов был к схватке и уверен в победе. Почти уверен. Он оставлял молодому противнику один шанс из ста, на благоприятное завершение драки. Но Леший не сумел воспользоваться дарованным ему шансом. Гнев и ярость затопили рассудок волной всепоглощающей ненависти, мешающей думать. Ослепленный ненавистью, он ринулся в драку, руководствуясь одними эмоциями, не прислушиваясь к голосу рассудка. И напрасно разум взывал к нему быть осмотрительнее, не идти напролом, сражаться с противником, как с сильным, и хитрым диким зверем. Эмоции оказались сильнее рассудка, и он пошел напролом. Слишком велик был его гнев, когда разомлевший после сытного обеда правитель, наевшийся до отвала дичины, принесенной Лешим и другими охотниками, покусился на то, что Леший считал своим.

Юная соплеменница, предмет вожделенных взглядов молодого охотника, с которой он намеревался делить медвежью шкуру на полу пещеры, в одном из укромных уголков. Вот только докажет, что сможет прокормить и ее, и многочисленное потомство, что она подарит ему после бурных ночей проведенных на медвежьей шкуре, в потаенном уголке пещеры. Он знал, что и она поглядывает в его сторону с интересом, оценивает, сравнивает с другими претендентами на свою нежную, еще не огрубевшую от времени и суровых жизненных условий, плоть. И он старался изо всех сил, чтобы привлечь ее внимание, дабы она сделала выбор, предпочтя его прочим соискателям.

…В тот день охота была удачной. Он с группой охотников завалил огромного медведя, тушу которого они едва дотащили до племенных костров. Слишком могуч был лесной великан, который не боялся даже встречи с саблезубым тигром, обитающим в здешних краях. И тем более не боялся ничтожных людишек, худых и безволосых созданий, встретившихся на его пути. В них он не видел достойных противников. Откуда было знать мохнатому властителю леса, что людишки, которых он презирал, пришли в лес, чтобы его убить.

Медведь был старый, матерый. Ему было не впервой лакомиться человеческим мясом, вкус которого ему пришелся по душе. Он знал, где обитают эти шумные, неуемные существа. Проходил несколько раз ночью вблизи того места, где людишки нашли пристанище отгородившись от мира стеной костров. Огня медведь боялся. Этот, лишенный рук и ног противник, постоянно меняющий форму и пышущий жаром, был сильнее его. Однажды, в молодости, много лет назад, когда он был еще глупым молодым медведем, после молнии, ударившей в сухое трухлявое дерево, в лесу родился огонь. С ним то и встретился молодой медведь, еще недостаточно опытный охотник, а поэтому вечно голодный и злой.

Светящееся в ночи существо, то разрастающееся до невероятных размеров, то стремительно уменьшающееся, двигающееся из стороны в сторону, не могло не привлечь его внимания. Медведь подкрался к нему и, не смотря на проснувшееся, доселе дремавшее чувство тревоги, прыгнул. Накрыл светящееся существо всей тушей, придавил сотней килограммов живого веса. Он бы с радостью врезал ему когтистой лапой, страшным оружием, ломающем хребет любому встреченному существу, которому надлежит стать медвежьей добычей. Вот только бить было некуда, настолько непостоянно и расплывчато было это аморфное существо.

Но, существо, придавленное стокилограммовой тушей, и не думало сдаваться, молить о пощаде, которой все равно не будет. Оно просто дразнило его, заманивая кажущейся слабостью и расплывчатостью форм. Едва медвежья туша накрыла светящееся в ночи существо, как оно с невероятной злобой, набросилось на зверя. Тысячи клыков впились в сильное тело, прожигая насквозь. И некому нанести ответный удар, чтобы сполна отплатить за мучительную боль, разрывающую тело.

Он проиграл. Слишком сильна была боль от укусов вцепившейся в него твари, слишком силен пережитой ужас. Он бежал прочь, вереща от ужаса и боли, захлебываясь вонью паленой шерсти, остужая обожженную плоть. Заслышав его безумный вопль, останавливались, тревожно прислушиваясь, хищники, рангом поменьше, пытаясь понять, что за чудовище объявилось в лесу, вселив ужас в сердце владыки здешних мест.

Медведь бежал прочь, не разбирая дороги, вереща от ужаса и боли. И мнилось ему, что злобное аморфное существо гонится за ним по пятам, не отставая ни на шаг. И продолжает кусать, норовя вцепиться в горло. Медведь продолжал наращивать темп, и казалось, что сердце вот-вот вырвется из груди, и он рухнет замертво, став легкой добычей преследователя. И лишь окунувшись с головой в реку, немного сбив терзающую тело боль, он освободил свой разум от навязчивой мысли о преследователе.

Никто и не думал покушаться на жизнь лесного владыки. Злобное аморфное существо, вероломно напавшее на него, осталось в глубине леса, откуда зверь так позорно бежал. И хотя медведю хотелось еще раз взглянуть на существо, не имеющее четких очертаний, и с виду такое неопасное, оказавшееся всесильным монстром, ему понадобилось несколько дней, чтобы перебороть поселившийся в сердце страх. Когда боль обожженного пламенем тела спала, он, вернулся туда, откуда позорно бежал несколько дней назад. Существа, обратившего его в паническое бегство, нигде не было. Об его существовании напоминала лишь груда углей, да обгоревший ствол разбитого молнией лесного исполина. Аморфное существо не было хищником в привычном понимании этого слова. Оно не охотилось, как медведь на живых существ, предпочитая деревья, и умирало, не получая древесной пищи в должном количестве. Но, хотя существо и не было хищником, оно заставляло зверье, держаться от него на почтительном расстоянии. И чем дальше от него, тем лучше. Эту непреложную истину усвоил на всю оставшуюся жизнь и молодой медведь.

Людишки, ничтожные, безволосые двуногие существа, которых он презирал за слабость и любил за отменный вкус, не упуская возможности при случае напасть, каким-то образом приручили аморфное создание, прикормили его. Оно польстилось на предложенную пищу, и пошло в услужение, охраняя от нападок дикого зверя, согревая жилища в стылые и промозглые ночи. Нередко, проходя вблизи их стойбища, возмужавший медведь поглядывал на огонь и укрывшихся за ним людишек. С каким бы удовольствием он оказался там, в самой гуще двуногих, раздавая лапой удары направо и налево, с каждым ударом заготавливая пищу впрок. Он бы без тени сомнения напал на людишек, если бы не огонь. Теперь он знал имя странного существа, которое охраняло людей от матерого медведя и иных, обитающих в ночи хищников, что также не прочь полакомиться человечиной.

Медведь стар и матер. Ничего не осталось в нем от безрассудного медвежонка, решившего сразиться с огнем. Зверюга возмужал, заматерел, и всегда прислушивался к внутреннему голосу, предостерегающему его об опасности. Внутренний голос твердил, что хилые двуногие собравшись вместе, и вооружившись острыми палками, могут быть опасны, и встречи с ними лучше избегать. Он прислушивался к голосу разума, и поэтому ему удавалось избегать встреч с охотниками, рыщущими по лесу в поисках добычи.

Медведь наблюдал за ними, следил за каждым их шагом, и горе охотнику, отделившемуся от группы. В племя он не возвращался и только медведь знал, где нашли последний приют его обглоданные кости. Но двуногие, которых он так ненавидел и презирал, оказались хитрее. Они обманули лесного гиганта. Пока он наблюдал за отправившимися за добычей в лес охотниками, другая группа, о существовании которой он даже не подозревал, выследила его и напала.

Невозможно описать боль, пронзившую тело после удара остро отточенной палкой, глубоко воткнутой в бок одним из охотников. Издав крик ярости и боли, зверь поднялся на задние лапы и пошел на обидчиков, чтобы переломать им кости, размозжить лапой головы. Звериный крик распорол тишину летнего дня, приводя все живое в ужас.

Крик раненного зверя привлек внимание группы, за которой следил медведь. Группа развернулась и поспешила на звук, чтобы вскоре принять участие в трагических для медведя, событиях. Он все еще был уверен в победе. И наступал на обидчиков, что трусливо пятились под его напором. Выставив вперед остро отточенные палки, не давая медвежьим лапам добраться до них, всякий раз больно жаля. От боли и бессильной ярости, зверюга совсем потерял голову. Его крохотный разум был переполнен яростью и злобой, и не было в нем иных мыслей, кроме желания убивать.

Он не видел ничего вокруг. Он не заметил, как сзади появились люди, бесшумно выскользнувшие из-за деревьев. Он даже не подозревал о том, что его смерть за спиной, ждет подходящего момента, чтобы предъявить свои права. А затем жгучая, всепоглощающая боль затмила медвежий разум, затопив его волной смертной муки, заставив поблекнуть и угаснуть. И он упал, под ноги убогих и слабых, но хитрых и коварных двуногих, сумевших одолеть владыку леса, от которого шарахались даже гигантские кошки, гроза всего живущего. Он не видел, и не слышал, как вокруг поверженного тела, людишки отплясывали ритуальный танец, благодаря небеса за удачную охоту.

Затем тело куда-то тащили согбенные под его тяжестью, существа. Они шли часа два, пока не оказались за полосой защитных костров, вблизи которых медведь нередко прогуливался голодными осенними ночами. Сейчас, днем, костры еле теплились в ожидании ночи, готовые в любой момент ожить, и вновь стать огромными и злыми, способными одолеть любого хищника. Спустя полчаса, после появления в становище людей знатного трофея, племенные костры горели в полную силу, накормленные охапками брошенных в огонь, дров. В пламени костра жарилось аппетитно шкворчащее, медвежье мясо, которого хватит племени на несколько дней. В эти дни можно будет отдохнуть от ежедневных трудов, предаваясь ничегонеделанью и обжорству, пока от груды мяса не останутся одни лишь кости, и урчащие животы вновь не погонят охотников в лес.

По традиции, отборные куски мяса доставались удачливым охотникам и вождю, в знак признания его власти. Но не только лучшее мясо доставалось вождю, вообще все самое лучшее в племени, даже если кто-то считал это своим. Вождь был вправе взять на свою медвежью шкуру любую женщину племени, и насладиться любовными утехами, не опасаясь гнева самца, делящего с нею ложе, считающего ее своей собственностью.

Иногда вождь так делал специально, желая вызвать гнев соплеменника. Все женщины в племени были примерно одинаковы, и ни к чему ему было брать чужих, когда своих полдюжины, причем лучших во всех отношениях. Желание спровоцировать возможного соперника, толкало его на подобные поступки. Иногда провокация удавалась. Взбешенный подобной выходкой соплеменник хватался за дубину, бросая вызов. Вождь только этого и ждал. Нет ничего более легкого, как справиться с ослепленным гневом противником. Пара минут и очередной оглушенный, и поверженный конкурент отправлялся в изгнание, а вождь в очередной раз доказывал племени свое могущество.

Нескладную, еще не сформировавшуюся женщину с угловатыми бедрами, маленькой острой грудью и тонкой талией, скорее не женщину, а подростка женского пола, вождь выбрал не случайно. Для него она не представляла ни малейшего интереса как сексуальный партнер. Она, такая угловатая и нескладная, не шла ни в какое сравнение с лучшими женщинами племени, готовыми при малейшем его желании, согреть ложе вождя. Он грубо схватил ее за руку и потащил вглубь пещеры вовсе не для того, чтобы удовлетворить внезапно возникшую похоть. Он даже не был уверен в том, что станет доводить задуманное до конца.

Он преследовал совсем иную цель, нежели плотские утехи. Уж больно не понравились ему глаза молодого охотника по прозвищу Леший, за которым он присматривал последнее время, интуитивно чувствуя с его стороны все возрастающую опасность. С каждым днем взор молодого охотник становился пронзительнее. Нередко он посматривал на вождя без должного почтения. Леший по своей натуре лидер, которого безоговорочно слушались на охоте соплеменники. И не только ровесники, но и люди постарше. Это послужило сигналом вождю, что пора действовать. Он понимал, промедли он еще немного и будет поздно. С каждым днем потенциальный противник матерел, набирался опыта и сил. Время работало не на вождя, а на молодого соперника. И хотя он открыто не выражал неповиновения, но вождь не сомневался, что это лишь дело времени. Рано, или поздно, Леший обязательно бросит ему вызов.

Вождь, много повидавший, ничуть в том не сомневался. Как не сомневался и в том, что если почувствовавший собственную силу соперник, бросит ему вызов, совладать с ним будет не просто. Он понимал, что если хочет сохранить власть в племени, взамен незавидной доли изгнанника, то нужно действовать немедленно, и решительно, чтобы спровоцировать молодого охотника на ответные действия. Когда Леший вернулся с охотниками из леса, вождь понял, его время настало, медлить более нельзя, если он не желает потерять все, что дает человеку положение вождя, да и саму жизнь. Глаза молодого охотника горели триумфом, на него с восторгом и обожанием глядели женщины, дети и старики племени. В их глазах Леший был героем. Ведь именно под его началом охотники добыли в лесу исполинского медведя, хозяина здешних мест. Именно его удар под лопатку и в сердце великана, отправили душу чудовища к праотцам, даруя людям несколько дней сытой жизни.

И это далеко не первый успех молодого охотника. Ему и прежде доводилось возвращаться из лесу со знатной добычей. Но сегодня был триумф, звезда охотничьей удачи, ярко сверкала над его головой. Ее блеск резал глаза вождю, подталкивал к мысли действовать. Он растолкал соплеменников, столпившихся у знатного трофея, по праву вождя вырезал из туши лучший кусок и впился в него зубами, сопя и чавкая, пуская по подбородку кровавые пузыри. При этом, не отрываясь, смотрел на Лешего. Он заметил, как потемнели глаза охотника, как тот стиснул зубы и сжал кулаки, с трудом сдерживаясь от стычки, которая неминуемо закончится дракой. И вождь продолжал чавкать и кривляться, брызгая кровавой слюной и провоцируя его на конфликт.

Но молодой охотник сдержался, унял свой гнев, понимая, что, не смотря на успехи в охотничьих делах, еще не может на равных противостоять вождю в драке. Он предпочел стерпеть, проглотив обиду, делая вид, что это его не касается, и вождь вправе делать все, что ему заблагорассудится. Все, или почти все.

Поняв, что таким образом Лешего не пронять, вождь изменил тактику. Недоеденный кусок мяса полетел в пыль. Но не успел он коснуться земли, как его подхватили жадные руки. В эти руки вцепились другие, затем третьи. Вскоре на месте падения мясного огрызка стоял невообразимый гвалт и добрый десяток человек, состоящий из стариков, детей и женщин, дрался в пыли за право обладания лакомым куском. Мужчины стояли в стороне, не вмешиваясь в схватку. Не пристало мужчине драться за жалкую подачку, даже если она из рук вождя. Добытый сегодня медведь огромный, его туши хватит всем на несколько дней. Зачем драться в грязи, если можно получить свою долю чуть позже, когда придет черед делить добычу. Охотники сильны и выносливы. Они привыкли обходиться без пищи, не теряя при этом сил и подвижности, по несколько суток. И им ничего не стоит обождать несколько минут, пока вождь насытится и приступит к дележке.

Вождь и не голоден был вовсе, хватая лучший кусок мяса. Этим он в очередной раз демонстрировал могущество и власть. Ужимками, кривляньем вождь провоцировал Лешего, в котором подспудно чувствовал соперника, что может покуситься на власть. Вождь понимал, если промедлит еще немного, то его шансы на победу уменьшатся, а у соперника, возрастут. И он решил, что настал час поквитаться со слишком удачливым и популярным в племени охотником, унизить его в день триумфа.

Попытка спровоцировать молодого охотника при дележе добычи не увенчалась успехом, хотя искомый финал был близок. Не хватило всего чуть-чуть, чтобы вывести охотника из себя, заставить схватиться за дубину и броситься на обидчика. Но вождь твердо решил, именно сегодня поквитаться с соперником, и поэтому не думал останавливаться, тем более он знал, как можно вызвать гнев триумфатора.

От его проницательного взора не укрылось, какие жадные взгляды бросал молодой охотник на женскую половину племени, увлеченную пожиранием добычи. Обратил внимание и на то, как большую часть отборного куска Леший спрятал за пазуху, чтобы сделать подарок. И он знал, кому этот подарок предназначался.

Леший терпеливо ожидал окончания трапезы, чтобы приблизиться к той, кого выбрал подругой. Он достаточно зарекомендовал себя, как удачливый охотник, чья подруга не останется голодной. И он замечал, что и избранница, с интересом поглядывает в его сторону, выделив красивого и сильного молодого охотника, из числа прочих претендентов на ее юные прелести. Он чувствовал, что она не откажется и от подарка, и от предложения перебраться на его медвежью шкуру в глубине пещеры. Сегодня он получит роскошную шкуру хозяина леса. Его копье оборвало жизнь лесного владыки и по законам племени он имеет право распоряжаться шкурой по собственному усмотрению. И лишь от него зависит, как он с ней поступит. Порежет на куски, сделает одежду себе и подруге, или превратит в мягкое и теплое, уютное ложе. Он выбрал второй вариант, представив, как будет нежиться на шкуре со своей избранницей, предаваясь сладостным любовным утехам. Найдется первое семейное дело и для подруги. Начисто выскрести и высушить кожу, чтобы она не испортилась, и не пришла в негодность.

И тогда шкура прослужит долгие годы. На ней они будут спать, любить друг друга, растить детишек, которых будет не меньше дюжины, в соответствии с традициями племени. А может их будет и больше, неважно. Во взрослую жизнь из многочисленного выводка любой семьи выходят не более 2-3. Остальные погибают либо в младенчестве от голода и болезней, либо в подростковом возрасте от зубов хищных зверей, или укусов ядовитых змей.

…Ползучих гадов в округе водилось превеликое множество. Иногда они заползали в жилище людей, принося смерть. Если гад заползал к людям днем, то у него не было шансов сделать свое черное дело. Он был тут же изобличен и убит. Убивший змею человек имел приличный кусок мяса для поддержания жизни, которую ползучая гадина, пыталась отнять.

Охотой на змей, наряду с прочими вмененными им в обязанность делами, занимались подростки мужского пола. Они же, стоя по колено в воде протекающей в низовье стойбища реки, держа в руках остро отточенные палки, охотились на рыбу. То и дело над рекой разносился чей-то победный крик, и на берег летела пронзенная удачливым охотником, здоровенная рыбина. Ее тотчас же оттаскивали от берега ребята помладше, которым еще по статусу не положено было охотиться, но они уже вышли из того возраста, чтобы наряду с женщинами и девчонками, выкапывать съедобные коренья. У реки, они нередко встречали змей, греющихся на солнце, на прибрежных камнях, свернувшихся в тугие, упругие кольца. Встреча с людьми, даже очень маленького роста, заканчивались змеиной смертью. Но иногда, прежде чем умереть, змее удавалось сделать смертоносный укус.

Мальчишки, выказывая удаль и бесстрашие, совершали порой такие безрассудные поступки, что змее не оставалось ничего другого, как жалить протянутые к ней конечности. В конце концов ее убивали, но не все из юных охотников надолго переживали умерщвленного гада. Кое-кто вскоре начинал корячиться в страшных судорогах и умирал в жутких муках. Смерть товарища по играм от змеиного укуса, ничего не говорила остальным, в результате следовали очередные смерти.

Но смертность от ядовитых змей была не главным злом. Болезни, часто вспыхивающие в племени, собирали обильный урожай человеческих жизней. В первую очередь среди детей и стариков, внося опустошение в их ряды. Взрослые члены общины были менее подвержены зловредным болезням, а если и заболевали, то не в такой тяжелой форме, и, как правило, выживали. Видимо со временем в организме вырабатывался иммунитет, которого еще не было у детей, и который растерялся у стариков. До выхода во взрослую жизнь доживали единицы из многочисленного семейного сообщества. И поэтому главы семейств не прекращали воспроизводство, с завидным постоянством выдавая все новых членов племени.

Собирался и Леший заняться улучшением демографической ситуации в племени, изрядно поредевшем после эпидемии неведомой болезни, что унесла несколько десятков жизней. По глазам избранницы он видел, что и она не прочь поучаствовать в благом деле, если работать придется в паре с ним. Оставалось одно, протянуть ей руку и позвать с собой. И он уже начал подниматься с места, чтобы подойти к ней с предложением руки и сердца, но его опередили.

Вождь знал о сердечных пристрастиях охотника и понимал, что сегодня у него наиболее подходящий момент для признания, судя по тому, какими глазами смотрели влюбленные друг на друга. Вождю нужна была драка. Сегодня. И именно с охотником по прозвищу Леший. Если во время дележки добычи не удалось спровоцировать соперника на схватку, это не значит, что он отказался от намерения драться. Он знал наверняка, как вызвать гнев охотника, заставить схватиться за дубину.

Он грубо схватил за руку, рывком поднял с места и потащил за собой отчаянно упирающуюся и визжащую, молодую девицу, которой еще только предстояло стать женщиной, в чем он собирался поучаствовать. Он сделает из нее женщину, хочет она того, или нет, не смотря на ее отчаянное сопротивление. Трахнет ее так, как умеет делать только он один. Никто в племени не сравнится с ним в умении доставить женщине удовольствие. Это хорошо известно его многочисленным подругам, предпочитавшим делить его с остальными, нежели предпочесть какого-нибудь охотника.

По части удовлетворения женщин, он был непревзойденным мастером. К тому же рядом с ним теплее, и сытнее. Лучшее место у костра и в пещере занимал вождь, лучшие куски доставались ему, и только он решал, кому и сколько дать пищи. Побывавшие с ним на медвежьей шкуре женщины, обзаведшиеся собственными семьями и мужьями, продолжали тайком бегать к нему, чтобы вкусить настоящей мужской ласки. Не мало детишек племени имело сходство с вождем, хотя их матери проживали с другими кавалерами. Не могли женщины, вкусившие плотской любви с вождем, даже если она случилась насильно, забыть о полученном сексуальном опыте. Обретя возможность сравнения, они отдавали предпочтение вождю, отличавшемуся особенными размерами и мастерством.

Так будет и со строптивой девчонкой, что отчаянно упиралась и визжала, когда он тащил ее к своему ложу, покрытому шкурой тигра, чтобы сделать из нее женщину. Он сделает это. Здесь и сейчас. Не дожидаясь ночи, на глазах у всего племени. И никто не сможет ему помешать. Один лишь человек может вступиться за угловатое и визгливое создание, кувыркаться с которым у вождя особого желания не было. Для любовных утех вождь предпочитал женщин, с большой грудью и роскошной задницей. Худышки и соплячки если и попадали к нему на ложе, то лишь в воспитательных целях, чтобы проучить их лично, а чаще, чтобы вызвать на драку их кавалеров.

Пару раз удавалось ему таким образом вызвать гнев затронутых его выходкой, соплеменников. С разбитыми черепами они отправились в изгнание, а он лишился двух потенциальных соперников, что могли в будущем представлять для него угрозу. Он лишился соперников и приобрел их женщин, что по ночам бегали к нему, и которых он, будучи в хорошем расположении духа, одаривал мужской лаской, неустанно заботясь об увеличении численности подвластного ему племени. Эта, верещащая во все горло девчонка, еще будет благодарна за урок настоящей мужской любви. Еще побегает за ним, умоляя о повторном свидании.

Лишь один человек на свете, мог помешать девчонке, познать настоящее женское блаженство. Молодой охотник Леший. Его глаза, подернутые любовной поволокой, потемнели, налились кровью. Тело напряглось и одеревенело, руки сжали дубину с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Грудь молодого охотника ходила ходуном. Он из последних сил сдерживался, чтоб не сорваться с места и не наброситься на вождя.

Вождь, тащивший из женского круга отчаянно упирающуюся девчонку, краем глаз наблюдал за соперником. От его наметанного взгляда не ускользнули изменения в облике молодого охотника. Он чувствовал, что противник сдерживается из последних сил, что нужно еще чуть-чуть, чтобы заставить его ввязаться в драку.

Вытащив отчаянно сопротивляющуюся девку из круга женщин, вождь победно заорал, заглушая криком вой бродящего неподалеку от границ племени, голодного зверья, не рискующего вступить в полосу огня и света, чтобы напасть на людей.

Но и его торжествующий крик не возымел должного эффекта. Леший был напряжен до предела, но держался. И тогда вождь рывком поставил жертву на колени, а затем, размахнувшись, отвесил по ее тощей заднице такого пинка, что она пролетела несколько метров до стены пещеры. Ударившись лицом, разбила его в кровь и осела вдоль стены. Струйки крови из разбитого носа стекали по подбородку на шею и грудь, окрашивая грязно-серые звериные шкуры, служившие одеждой, в багровые тона. А к ней уже шел вождь, на ходу срывая с себя звериные одежды. Намерения его были предельно понятны даже самому твердолобому из племени. Вождь решил удовлетворить свою похоть даже если выбранный им объект, вовсе не желает этого. Этого желает он, вождь, и ничто не помешает ему.

Шкуры, покрывающие мощное, мускулистое тело, слетели прочь, обнажая его, готовое к бою с безжизненно распростертой девушкой, сексуальное оружие. Он потянулся к ней, чтобы разложить на шкуре поудобнее, пошире раздвинуть ноги для успешного внедрения, и начала процесса превращения соплячки в женщину.

Но едва его пальцы коснулись обнаженных, загорелых ног, как позади, раздался яростный рык, и серая тень метнулась от костра. Но вождь был готов к нападению, давно его ждал, искусно провоцируя драку. Дубина просвистела над его головой. Но вместо того, чтобы размозжить насильнику череп, мощнейший удар пришелся в пустоту. Дубина со стуком ударилась о пол пещеры, вздымая к потолку тучи слежавшейся пыли. А когда Леший изготовился для очередного удара, обнаружил противника готовым к драке, зловеще скалящегося с дубиной в руках.

Чавканье и сопение, сопровождающее пирушку, прекратилось. Первый голод был утолен, а взгляду открылось зрелище, ради которого можно на время позабыть о пиршестве.

Взгляды вождя, бросаемые на Лешего, не сулили ничего хорошего. Он и сам отлично понимал, что обратной дороги нет. И теперь только от него зависело, будет ли он жить, и в каком качестве. Всесильного вождя, или оказавшегося вне закона, изгнанника. И Леший не отвел взгляда, позабыв обо всем. О любимой, ради которой ввязался в драку, о соплеменниках, молчаливо взирающих на происходящее. Он видел лишь перекошенное злобой, оскалившееся в зловещей ухмылке, лицо вождя. Не отводил от него взгляда, крепко сжимая в руках дубину, ожидая подходящего момента, чтобы проломить ненавистный, скалящийся череп.

Так и ходили они, сжимая в руках дубины, не спуская глаз с противника, ожидая подходящего момента для атаки, присматриваясь к сопернику. А затем этот самый момент настал. Замелькали в воздухе дубины, с оглушительным треском сталкиваясь, а воздух огласился яростными криками.

Бой был скоротечен, как и все предыдущие, случавшиеся между вождем и претендентом на власть. Сражение длилось минуты, до первой ошибки одного из сражающихся, которая становилась роковой. Кому-то повезет, а кто-то окажется, менее удачлив. Как правило, чаще везло вождю, и только в редких, исключительных случаях, везение оказывалось на стороне претендента, становящегося новым вождем.

В этой схватке чуда не случилось. Опыт и грубая сила, оказались сильнее молодого напора. Леший даже понять не успел, как и когда перед ним оказалась пустота, в которую ухнула его дубина. Увлеченный инерцией мощного удара, в который он вложил всю свою силу, надеясь одним ударом пришибить обидчика на месте, Леший рухнул на каменистый пол пещеры. Спустя мгновение он уже был на ногах, и развернулся лицом к противнику, чтобы отразить атаку. Но потерянных секунд, с лихвой хватило, чтобы решить исход схватки.

Последнее, что он увидел, это дубина, с бешеной скоростью летящая прямо в лоб. Удар был такой силы, что попади вождь в висок, или по темени, то отправлять его в изгнание не имело бы смысла. Проще бросить труп на растерзание диким зверям, что каждую ночь, бродили вдоль границ племенных костров, голодными и злобными глазами вглядываясь в мелькающие за полосой огня, силуэты. В голове у Лешего случился взрыв. Из глаз сыпанул сноп искр, которыми легко можно было зажечь угасший костер. Вслед за вспышкой наступила полная темнота, в которой не было ни звуков, ни мыслей.

Но он не умер, он просто был в бессознательном состоянии, и прибывал в нем все то время, пока охотники тащили бездыханное тело соплеменника к месту изгнания. Он еще несколько часов не видел и не слышал ничего даже после того, как они ушли, оставив Лешего одного в диком, враждебном человеку, лесу.

Вождь ликовал. На ближайшие несколько лет, он избавился от притязаний на свое место. Надолго в тупые головы соплеменников вбил мысль о том, чем чревато непокорство и неповиновение. Он обезопасил свое будущее и укрепил власть. Теперь он готов был развлечься, доказать преимущество не только в драке, но и в любовных делах. И он увлек за собой сразу двух женщин, пышных, с крупными грудями и большими задницами, роскошными лонами, которые так любил буравить на тигриной шкуре, доводя их до полного изнеможения. Вскоре их сладострастные вопли и его довольный рык, слились в единое целое, оглашая похотливой симфонией самые отдаленные уголки пещеры.

Следуя примеру вождя, мужчины племени потащили на шкуры женщин, которых кормили и считали своими, которые рожали им детей. И никому не было дела до застывшей в неподвижности у стены нескладной девчонки, так и не ставшей женщиной, которой не суждено было познать мужчину. И дело не в том, что отвергнутая вождем она никому была не нужна. В племени нашлось бы немало желающих подобрать девчонку, если бы та осталась жива. Но ей не повезло. Она не успела среагировать и прикрыться руками, чтобы смягчить удар головой о стену. Удар был такой силы, что свет померк в ее глазах. Так и провалялась она, застывшая и окоченевшая, в паре метров от распаренных тел вождя и женщин, всю ночь предававшимся сексуальным утехам. А потом вождь и его женщины, утомленные бурной ночью, спали до обеда, и не нашлось в племени смельчака, дерзнувшего нарушить их покой.

Мужчины отправились на охоту, женщины занялись сбором кореньев, старухи выделкой кожи и прочими домашними делами, старики и подростки добычей дров и поддержанием огня в кострищах. И никому не было никакого дела до застывшего, мертвенно-бледного тела девушки, скорчившегося в паре метров от любовного ложа вождя.

И только вечером, по его приказу, тело несчастной было выброшено за пределы защитного барьера костров, на растерзание диким зверям, что каждую ночь бродили поблизости от людей, надеясь на поживу. Иногда их прогулки не оказывались напрасными. В племени не хоронили умерших. Их выносили за пределы обитаемой территории и оставляли на съедение зверям. Ночью, если прислушаться, можно было услышать в темноте, чавканье и сопенье, рычанье и визг зверья, справляющего тризну о покойном. В долину скелетов оттащили и тело девчонки, посмевшей сопротивляться воле вождя, и поплатившейся за это жизнью.

Уже на следующий день о ее существовании никто не помнил, словно ее никогда и не было. Более длинная память соплеменников была уготована Лешему. О нем помнил вождь. Спустя два дня, он отправит охотников в лес, чтобы убедиться в том, что соперник мертв и его бренные останки растерзали хищные звери. Если он не умер и сбежал, вождь его постарается найти и убить. По заведенным в племени правилам, изгнанник находится вне закона в течение года, и каждый вправе убить его при встрече.

…Очнулся Леший поздно вечером. Голова гудела и разламывалась от нестерпимой боли, и была настолько тяжела и неподъемна, что стоило немалых усилий оторвать ее от земли. Все кружилось и плыло перед глазами, в голове стоял невообразимый шум, через который просачивалась единственная здравая мысль, - нужно как можно быстрее убираться отсюда прочь. Но еще несколько бесконечно долгих минут он просидел, прислонившись спиной к скале, ожидая, когда немного утихнет шум в голове, а предметы перед глазами, перестанут плыть, обретя присущую им неподвижность. Когда взор обрел былую ясность, он с ужасом отметил, что находится в окружении множества костей, оставшихся от его предшественников, оказавшихся в изгнании.

Изгнание. Воспоминание о недавней драке с вождем, в которой потерпел сокрушительное поражение, камнем обрушилось на него. Однажды это обязательно должно было случиться, но он не думал, что так рано. Дело сделано, и исправить что-либо, уже невозможно. Он умер для племени, или почти умер, и будет пребывать в этом состоянии, как минимум год, если ему повезет. Впереди два возможных варианта развития событий, но начаться они должны одинаково.

Первым делом ему необходимо срочно покинуть место, предназначенное для изгнанников, куда их доставляли после драки с вождем с повреждениями различной степени тяжести. Лешему в этом отношении повезло. Руки и ноги целые и невредимые, ну а что до шума в ушах, то это временное явление. Со временем шум утихнет и все придет в норму. Главное уйти с проклятого места, как можно дальше. Слишком хорошо известно оно охотникам племени, которые обязательно вернутся сюда спустя пару дней, чтобы воочию убедиться в его смерти. Известно это место и диким зверям, что время от времени наведываются сюда, помятуя о прекрасной добыче, что время от времени встречается там.

Встреча ни с людьми, ни с животными, ничего хорошего Лешему не сулила. Зверь он и есть зверь, ему плевать на сроки и правила. Человек его враг, которого нужно убивать при любой возможности. К тому же мясо его, такое нежное и вкусное. Соплеменники теперь его враги на ближайший год, срок, отмеренный изгнаннику на перевоспитание. По законам племени каждый, встретивший изгнанника, вправе его убить и получить из рук вождя награду. Встречи с одиноким охотником племени Леший не опасался, будучи лучшим из них, но его соплеменники не имели привычки шастать по лесу в одиночку. Совладать с группой охотников, у него не было никаких шансов, как не было желания возвращаться в племя, в качестве трофея, нанизанного на пику.

Целый год он должен скрываться, и от дикого зверя, и от людей, еще вчера бывших его сородичами. Ему предстоит отыскать в лесу убежище, чтобы прожить в нем все это время, до окончания срока изгнания. А еще нужно найти огонь, построить очаг, на котором сможет готовить пищу, возле которого будет греться долгими зимними ночами. И хотя снег в этих краях был редким явлением даже зимой, ночи в эту пору были стылыми, от пронизывающего холода могла спасти только дюжина звериных шкур, а еще лучше, согревающий жилище, огонь. Без огня не выжить, особенно зимой. Но огонь, в его случае, не только благо, но и зло. Острый нюх соплеменников способен издалека уловить запах дыма в лесу, найти кострище, и человека, заботящегося о нем, а затем его убить. Потому, как в лесу не могло быть иного человека, кроме изгнанника, осужденного на смерть.

Нужно уходить вглубь леса, за границу, которую никто из соплеменников, пересечь не решится. Границей была река. Никогда при жизни Лешего никто из соплеменников не пересекал запретную черту. На реке лежало табу, хотя уже давно никто не помнил наложившего запрет вождя. Если запретную речную границу люди племени не пересекали, по крайней мере, по доброй воле, то на речке они бывали не раз. Возле стойбища, в сотне метров от жилища людей, протекала река. Но она была иной, нежели предстающая взору в лесной глуши. Она была прозрачна, мелка и чрезвычайно бурлива. Ширина ее не превышала десятка метров и в самом глубоком месте, едва доходила до пояса подростку. Река была кормилицей.

За самой ее кромкой, поросшей редким кустарником, земля была богата на сочные съедобные коренья, что с утра и до вечера искали и выкапывали не занятые делами в стойбище, женщины и дети. Вооружившись грубыми корзинами, изготовленными из прутьев прибрежного кустарника, они весь день ползали на четвереньках. С острыми палками в руках, позволявшими быстрее добраться до корня. Заметившие растение, имеющее мясистый и вкусный клубень, или корневище, обкапывали его со всех сторон и извлекали на поверхность, стараясь не повредить. Женщины ловко и сноровисто отыскивали, откапывали и очищали от грязи, съедобные коренья. Маленькие дети просиживали по пол дня у найденного, а чаще указанного матерью, корешка. Высунув язык от усердия, слабыми ручонками колупали податливую землю, обкапывая корешок со всех сторон, чтобы с радостным визгом, присоединить его к охапке собранных матерью. Дети за результатом не гнались, для них это была просто игра. Кому-то она пригодится в дальнейшей жизни, кому-то нет. Мальчишки занимались копанием кореньев в самом юном возрасте, чтобы, чуточку повзрослев, никогда больше не возвращаться к этому, далеко не мужскому занятию.

Едва мальчонка взрослел, он переходил на качественно новый уровень. Его ценность в племени повышалась. Покончив с кореньями, он приступал к следующей необходимой в племени деятельности, - ловле рыбы. Ловля рыбы была делом, которым соплеменникам Лешего занимались в детстве, а затем, в старости. Подростки, под присмотром стариков, рыбачили на реке. Точнее сказать охотились. Для того на противоположном берегу ломались прутья кустарника, толще и прочнее, не в пример тем, что шли на изготовление корзин. Камнем, прут затачивался до нужной остроты и орудие рыбного промысла, было готово.

Вооружившимся острогой оставалось только не зевать, стоя против течения. Ожидая, когда течение принесет рыбу, чтобы метким ударом, проткнуть ее, и выбросить на берег к корзинам, изготовленным из прибрежного кустарника. Главное не прозевать летящую прямо на ловца рыбину, некоторые экземпляры которой достигали настолько приличных размеров, что дотащить добычу до берега в одиночку, было тяжело. Но только свистни и малявки, только-только миновавшие возраст ничтожных собирателей кореньев, со всех ног кинутся помогать удачливому ловцу, доставлять пойманную рыбину на берег. Останется лишь командовать ими, направлять неловкие и неумелые движения сопливых неумех.

Корешки у малявок уже позади, но до рыбной ловли, они еще не доросли. Их удел наблюдать, как рыбачат старшие, и по мере необходимости доставлять рыбу с реки, в поставленные в воду у берега, плетеные корзины. Присматривать за их пленниками, дабы кто-нибудь из недобитой речной братии, не предпринял попытку покинуть отведенные им пределы, и вновь оказаться в открытой воде. Малявкам разрешено смотреть и учиться, а также выполнять черновую работу, на которую настоящие рыбаки, смотрели с пренебрежением. Малышам вменялось в обязанность доставлять улов к жилищам племени. Там, под присмотром древних старух, девочки-подростки, осваивали иные, нежели ребята навыки. Кулинарные, занимаясь разделкой полуфабрикатов и приготовлением пищи. За день, если случалась хорошая погода, благоприятствующая охоте на обитателей реки, малявкам приходилось по несколько раз карабкаться наверх, с корзинами рыбы и бежать обратно, ожидая нового улова.

Но заполнение корзин требовало времени. Сидеть и пялиться на старших быстро прискучивало, и малышня находила иное развлечение. Им еще рано было владеть копьем, но им не возбранялось орудовать палками и камнями. Ими они глушили рыбешку помельче, что подбиралась к самому берегу. И тогда радости не было предела, особенно если их удачу замечал кто-нибудь из старших, перегородивших реку с острогами в руках.

Помимо мелкой рыбешки, возле берега водилось немало живности, на которую не возбранялось поохотиться. Зеленые и лупоглазые, порой весьма увесистые пупырчатые создания, нахально таращащиеся на людей парой наглых глаз торчащих на поверхности, в то время, как остальная часть лягушки, удобно расположилась под водой. Сбить зеленую камнем, для мальца было огромным достижением. Для этого необходимо подкрасться к лягушке незаметно, почти не касаясь воды, ничем не выдать своего присутствия и не спугнуть трусливого наблюдателя. Со всей дури шарахнуть дубиной по глупой башке, одним ударом выбивая из нее мозги, и излишнее любопытство. А затем, торжественный поход к берегу с крепко зажатым в руке, болтающимся вниз размозженной башкой, зеленым, пупырчатым трофеем.

А трофей действительно важный. Вкус у зеленого соглядатая, был отменным, а мясо мягким и нежным, необычайно ароматным. Даже вождь не брезговал полакомиться на десерт лягухой, добытой зелеными юнцами. Лягушка, существо настолько же пугливое, насколько и любопытное. При малейшей опасности, она уходила под воду, и, взмахнув лапами, оказывалась в нескольких метрах от искомого места. А если ее как следует напугать, попасть дубиной не по голове, а в сантиметре от оной, то зеленая может задать такого стрекоча, что не остановится и через десяток метров. Сбить лягуху дубиной, было проявлением высочайшего мастерства.

Был и иной способ добыть столь ценный для мальца, охотничий трофей, при этом особо не осторожничая. Речной берег был сплошь усыпан гладкими, обточенными водой и временем каменьями, разнообразных размеров и форм. Встречались среди них гладкие и плоские, которые так хорошо швырять и глядеть, как те подпрыгивают на гладкой речной поверхностью. Споря при этом, у кого камень подпрыгнет над водой большее число раз, прежде чем скроется из глаз.

Попадались и увесистые каменья, подстать руке мальца и его силе. Вооружившись пригоршней камней, они носились вдоль реки, высматривая лупоглазых наблюдателей. И горе тому пупырчатому, что, заприметив приближающуюся по берегу мальчишескую ватагу, продолжал самоуверенно таращиться, вместо того, чтобы удирать сломя голову. Или затаиться на дне, под камнями, не привлекая внимания. Если лягушка этого не делала, то отделаться от малявок, ей было сложновато.

Заметив земноводное, пацаны начинали обстрел камнями. И стоило только зеленой вынырнуть в другом месте, как на нее вновь обрушивался град камней. И так продолжалось до тех пор, пока лягушке не удавалось-таки уйти от столь плотной опеки, как правило, с отбитыми боками, сплавившись от мучителей вниз по течению. Но чаще для лягушки все заканчивалось гораздо плачевнее. Метко пущенный кем-нибудь из ребят камень, раскраивал череп земноводного. Под радостный визг малышни, лягуха торжественно перекочевывала в маленькую корзинку, отличающуюся по размерам от рыбной. Эта корзина была специально сплетена для самых юных охотников, недавно покинувших ряды ничтожных копателей кореньев.

Помимо глупых пупырчатых созданий, в корзинку собирались и прочие вкусности, которые можно найти вблизи речных берегов. Бродя по колено в воде, внимательно разглядывая дно, где отчетливо был виден каждый камень, ребятня собирала моллюсков, в изобилии разбросанных по дну, принесенных течением с других мест. Это отменное лакомство не нуждалось в приготовлении. Раковина открывалась, ее содержимое оказывалось во рту. А затем, зажмурившись от удовольствия, они с аппетитом жевали, сопя и причмокивая. А еще на дне можно было найти улиток и слизней. Их даже не нужно открывать. Стоило чуть надавить пальцами, и с легким хрустом лопалась их такая непрочная защита, а в руках оставалась нежная и сочная мякоть.

Ракушками и слизнями хорошо задабривать стариков и ребят постарше, что занимались серьезным делом, - рыбной ловлей, кого раздражала беготня и визг малышни у берега, поднятый ими шум, а особенно кидаемые в воду, камни. И хотя на рыбной ловле эта суета и беготня никоим образом не отражалась, нередко случалось, что брошенный камень, неудачно отскочивший от воды, больно ударял кого-нибудь из рыбаков. И тогда незадачливому метателю камней, как и всем членам ватаги, неудачно поохотившимся вблизи одного из рыбаков, не оставалось ничего другого, как пускаться наутек, спасаясь от гнева пострадавшего. И не время выяснять, кто именно запустил злополучный камень, вызвавший такой переполох. Старшие ребята, как и старики, разбираться в подобных тонкостях не станут, поймают кого-нибудь и отходят от души несчастного, тем самым копьем, которым охотились на рыбу, превратив орудие труда на время воспитательного процесса в дубину. Пойдет дубина гулять без пощады по спине, заднице и бокам малявки, оставляя на теле багровые рубцы, выбивая дурь из организма.

И долго еще потом, подвергшийся экзекуции малец, спал исключительно на животе, ходил прямой, как дерево, такой же несгибаемый. Расцвеченный синюшными, и желтушными полосами, пришедшими на смену багровых отметин. И еще долго потом сопляк не принимал участия в шумных забавах, пока заживала подпорченная старшими, шкура. А когда организм приходил в норму, малец вновь радовался жизни в компании сверстников. Позабыв о порке, с увлечением метал камни в пупырчатых соглядатаев, приготовив увесистый камень для старикана, устроившему ему в прошлый раз, жестокую трепку. Он не промахнется и не станет ждать отскока, специально приложится камнем по сгорбленной спине старика, застывшего истуканом на течении реки, опустившего глаза едва ли не вровень с водой, высматривая рыбу. Стоило ей показаться на глаза старику, следовал молниеносный выпад копьем, а спустя мгновение на остро отточенной палке трепыхалась, тщетно силясь освободиться, здоровенная серебристая рыбина. В старых, морщинистых и узловатых руках оставалось достаточно сил для того, чтобы справиться с рыбой, и задать трепку сопляку, посмевшему помешать важному делу.

Малявки, не смотря на юный возраст, были хитры и расчетливы. Чтобы избежать неминуемого наказания, они нередко прибегали к проверенной уловке. Вручить посланному в погоню подростку десяток ракушек для старика, плюс пригоршню слизней ему лично, и конфликт можно было считать исчерпанным. Посыльный возвращался к старикам с ракушками, которыми они и перекусывали, позабыв об инциденте. Ребятне не составляло особого труда набрать и себе ракушек, и слизней, чтобы слегка перекусить, унять голод в ожидании обеда, к приготовлению которого уже давно приступили в стойбище. Приготовления к обеду начались с первой корзиной рыбы, доставленной к кострам.

Частенько, бегая туда-сюда, ребятня обнаруживала еще один деликатес, очень вкусный и при этом большой. Вот только охотиться на него в одиночку, было строго-настрого запрещено. За ослушание можно было получить изрядную трепку, от наказания ракушками и слизнями не откупишься.

Нередко на их пути встречались гады ползучие, от крохотных, длиной в пару десятков сантиметров и толщиной в палец, до многометровых гигантов с ногу взрослого охотника. Но гиганты встречались крайне редко и для мальцов они были слишком крупной добычей, чтобы связываться с нею. При встрече с гигантской рептилией, пацаны оставляли наблюдателя, следить за перемещениями змеи, а сами наперегонки мчались к рыбакам, оповестить о находке.

Рыбаки с острогами, которыми они только что били рыбу, со всех ног мчались к змее. Огромная рептилия была слишком большой и вальяжной, чтобы обращать внимание на ничтожных двуногих, суетящихся рядом. Змея даже не предпринимала попыток, избавиться от человеческого внимания. Слишком мелки и ничтожны суетящиеся вокруг двуногие, чтобы огромная рептилия могла предположить с их стороны враждебное поползновение в свой адрес. Максимум, чего людишки могли добиться шумом и возней, лишь несколько ускорить скорость ее движения, из желания убраться подальше от этих шумных существ.

И тем более неожиданно в мягкое и податливое тело врезался десяток остро отточенных палок, намертво пригвождая гадину к земле. Ей было впору бесноваться и кидаться на обидчиков, да только сделать этого змея не могла. Слишком крепко пригвоздили ее к земле коварные двуногие, не давая возможности пошевелиться. Медленно умирала большая змея, истекая кровью из многочисленных ран, чтобы вскоре превратиться в знатный трофей. Несколько десятков килограммов нежного и ароматного мяса без единой косточки, не требующего особых премудростей в приготовлении.

Гораздо опаснее была встреча с гадами, меньшими в размерах и весе в десятки раз. Слишком велик был соблазн расправиться со змеей, особенно если длина ее не более метра, а зачастую и менее того. Не смотря на крошечные размеры, маленькие змеи были гораздо опаснее своих огромных собратьев. Они не презирали людей, видя в них серьезных противников, от которых можно ожидать всего, чего угодно. Змееныши не дожидались, когда на них набросятся с палками и камнями, чтобы забить насмерть. При встрече с человеком даже самого маленького роста, они спешили убраться прочь. Если спастись бегством не удавалось, а драки невозможно было избежать, занимали оборонительную позицию, из которой совершали молниеносные выпады в сторону противника, стараясь ужалить. Ненависть к человеческим существам была заложена в них на генном уровне. Доведись змее встретить спящего, заработавшегося, или просто прозевавшего ее появление человека, она обязательно ужалит его, обрекая на смерть. Между людьми и змеями испокон веков шла война, и встреча их, не могла закончиться миром.

По законам племени, обнаружившие змею мальцы, должны сообщить об этом старшим, которые без проблем справятся с рептилией, привнеся в общую продовольственную копилку, 1-2 килограмма сочного и нежного, змеиного мяса. Соблазн совладать с небольшой змеей, зачастую играл с мальцами скверную шутку. Маленькая не значит безобидная. Чем меньше гад, тем более опасен, только осознание этого приходит много позже. Размеры подкупали, и мальцы пытались справиться со змеей собственными силами, пуская в ход камни и палки.

Взбешенная болезненными ударами змея вертелась во все стороны, кидаясь на обидчиков. Мальцы, радостно вопя, ловко увертывались от выпадов змеи, обрушивая на гада шквал камней и палочных ударов. Постепенно количество попаданий перерастало в качество, и змея затихала, захлебнувшись переполнявшей ее злобой. Иногда хватало одного двух метких попаданий камнем по голове, или ловкого удара дубиной, превращающего змеиный череп в бесформенное месиво.

Но случалось и такое, - отчаянно сражающаяся за жизнь змея, хоть и проигрывала битву, но успевала ужалить одного из нападавших. Умирая, злобный мозг гада, мог успокоиться тем, что за жизнь свою он отомстил.

Жизнь человеческая после укуса змеи не была слишком долгой. Порой они не успевали дойти до старших, как малец с двумя красными отметинами от зубов змеи, с каждым шагом наливающийся смертельной бледностью, падал на землю, заходясь в предсмертных судорогах и корчах. И никто не в силах был помочь, змеиный яд был смертельным для человека. И если взрослые людские особи, ужаленные змеями порой и выживали, то дети всегда умирали.

И уже поздно задавать трепку участникам злополучной охоты. Случившегося не исправить. Умершего все равно не воскресить и отныне место ему за окраиной стойбища, лакомством для хищных зверей, с аппетитом, уплетающим сочную человеческую плоть, вместе с пропитавшим ее, змеиным ядом.

Смерть от змеиных укусов в племени была весьма существенной, и если бы не плодовитость женщин, последствия борьбы со змеями, могли быть гораздо плачевнее. Об умерших никто не печалился. В племени всегда было много детей. Не все матери знали точное количество собственных отпрысков. Потеря одного двух, не портила общей картины. Требующих пищу детенышей все равно было изрядное количество, и об их неустанном пополнении каждую ночь заботился вернувшийся с охоты сожитель, а за неимением оного, случайный сосед, или молодой парень, еще не успевший обзавестись подругой, но полный сил для сексуальных сражений.

Племя было довольно примитивным и не было в нем ничего, кроме ежедневной работы, от восхода до заката солнца, с перерывами на еду. А когда заходило солнце и нахождение вне защитного полукруга костров становилось смертельно опасным, племя разбредалось по своим закуткам, переходя во власть законов ночи. И долгое время слышалось сопение одних и довольное похрюкивание других, вовлеченных в сексуальную битву. К неописуемому восторгу детишек, с интересом наблюдающих за возней взрослых, с попыткой повторения их телодвижений. И укладывался брат на сестру, а сестра подползала под брата, и пыхтели они, и сопели подражая взрослым, не понимая в силу лет, самого главного. Когда они вконец доставали родителей сопением и возней, папаша на время прекращал поступательные движения, отвешивая тумаков расшалившимся детишкам. И они на время замирали, с интересом наблюдая за родителями.

Когда это прискучивало, они отворачивались и засыпали, прижавшись теснее, друг к другу. Тем сильнее, чем холоднее становились ночи. Сливались в единый организм, чтобы сохранить благодатное тепло. Вскоре, к посапывающим детишкам присоединялись и взрослые, утомившиеся в любовных баталиях, чтобы отдохнуть перед новым днем, который, как и все предыдущие, будет полон борьбы за выживание.

Но если члены племени порой и давали себе отдохнуть денек-другой после удачной охоты от повседневных дел, то у изгнанника и в мыслях не было подобной праздности. Он должен бороться за жизнь, что в одиночку делать гораздо труднее. Много опасностей подстерегает в лесу одиночку. От ядовитых рептилий, до хищного зверья, которым кишит лес, особенно ночью. Но и они были не главной опасностью для одинокого бродяги.

Змею можно обойти стороной, или убить, что для любого взрослого члена племени, было плевым делом. Хищника можно обмануть, спрятаться от него, отпугнуть огнем, которого боятся все звери без исключения, от самых маленьких, до гигантов. Жаль только, что в его случае, пользоваться огнем ближайшие несколько дней, было бы весьма неосмотрительно. Но и без огня от хищника можно легко отделаться. Для этого нужно забраться на дерево, где и переждать опасность. Главное не проспать момент, когда он привлечет чье-нибудь, чересчур пристальное внимание к собственной персоне.

Даже вызвав в чьих-то голодных и алчных глазах к своей персоной вполне определенный гастрономический интерес, не следовало впадать в панику. Большая часть хищного зверья, бывшая не прочь полакомиться человечиной, в силу анатомических причин, была лишена возможности добраться до лакомой добычи. Не умели они лазать по деревьям. Если бы взгляды могли испепелять, они бы превратили человека в горстку пепла, но добраться до него, звери все равно бы не смогли. Их уделом было наблюдение за дремлющим в ветвях человеком, в надежде на то, что он свалится во сне с дерева. И уж тогда-то они в считанные секунды разберутся с ним, вознаградив себя за долгое и томительное ожидание.

Леший, также как и его соплеменники, с детства был обучен спать на деревьях, и знал сотню способов, как расположиться даже на самом неудобном для спанья дереве так, чтобы не свалиться с него спящим. И поэтому ожидание сидящих под деревом хищников, могло оказаться бесконечным. Ночь, особенно летом, так скоротечна, и тратить ее на бесцельное ожидание, не имело смысла. Прождав час-полтора, хищная стая снималась с места и трусила вглубь леса, в поисках более доступной добычи. Иногда они уходили и раньше, вспугнутые более сильным и опасным хищником. Но если объявившийся хищник принадлежал к наземным представителям хищного мира, то и он напрасно терял время в бесполезном ожидании.

Иногда, на смену наземным хищникам, приходили злобные твари, которые отлично умели лазать по деревьям, и которым ничего не стоило достать притаившегося в древесной кроне человека. Здесь главное не проспать, уловить шорох карабкающегося на дерево тела, скребущих по коре когтей. Если вовремя заметить опасность, с ней вполне можно совладать. Каким бы страшным не был хищник на земле, при попытке взобраться на дерево он терял былую мощь. По крайней мере, до тех пор, пока не преодолевал гладкий ствол и не оказывался среди переплетения древесных ветвей, где к нему возвращались сила и ловкость, и он снова превращался в грозного хищника, совладать с которым в одиночку практически невозможно. Когда же он карабкался по стволу наверх, изо всех сил цепляясь всеми четырьмя лапами за ствол, зверь был очень уязвим. Его смертоносные лапы с убийственными когтями были заняты, и он не мог пустить их в ход. В распоряжении хищника оставалась лишь грозная, свирепо оскаленная пасть с множеством острых зубов. Но несущая смерть внизу, здесь, между небом и землей, она могла выполнять только устрашающие функции, напугать человека, заставить забраться выше, отступить в гущу ветвей, сделать роковой шаг назад, что неминуемо приведет к смерти.

Но даже самый неопытный охотник племени прекрасно знал, что этого нельзя делать ни в коем случае. Отступление означает смерть. Хищника нужно встречать на подступах к нижним ветвям, когда зверь находится в наиболее уязвимом положении. И не нужно пугаться налитых кровью глаз зверя, его широко раззявленной, оскаленной пасти. Единственное, на что он способен в этой ситуации, - устрашать, и ничего более. Главное пересилить себя, не поддаться паническому страху, встретившись глазами со злобным взглядом зверя. Ткнуть с размаху отточенным копьем в оскаленную морду, в налитые кровью глаза. Столько раз, сколько потребуется для того, чтобы рычащий от ярости и боли зверь, рухнул с дерева на землю. Чтобы враг бежал прочь, трусливо поджав хвост, оставляя кровавые отметины, по которым его найдут другие хищники, или люди, вышедшие поутру на охоту. Если удастся удачно ткнуть зверя в налитый кровью глаз, можно и убить, а это означает почет, и шкура убитого зверя достанется смельчаку.

Но не всегда оборона бывает удачной. Зверь может лапой отбить, а то и сломать копье. И тогда шансы человека на выживание, существенно снижаются. Главное не испугаться и не отступить. Есть еще каменный топор, которым при удачном попадании, можно раскроить череп любому из хищников, что имеют дурную привычку лазать по деревьям. Если не поможет и топор, остается одна надежда на нож, порой одного удара достаточно для того, чтобы решить исход схватки в свою пользу.

Нож и топор у Лешего имелись, поскольку они являлись непременным набором изгнанника, дающим ему шанс на выживание. Они положены ему по законам племени, как и теплая шкура, в которую можно завернуться холодной, промозглой ночью. Более у него ничего не было и дальнейшее существование, целиком и полностью в руках судьбы. Главной проблемой было отсутствие огня, и невозможность использовать его ближайшие несколько дней, даже если беглец каким-то чудом станет его обладателем. Прежде чем искать огонь и тем более пытаться его использовать, ему необходимо убраться как можно дальше от охотничьих территорий племени, в котором он отныне хищный зверь, которого следует убить.

Нужно уходить вглубь леса, к реке, являющейся границей между племенем и остальным миром. До границы около двух дней пути, как раз столько, сколько отмерено ему времени для того, чтобы исчезнуть, раствориться в лесной глуши. У Лешего был выбор. Остаться в лесу, являющемся охотничьей территорией племени, и в течение года прятаться там от диких зверей и от бывших соплеменников, или же переступить запретную черту и попытаться перебраться на другой берег, где все незнакомое и чужое, но где он будет избавлен от встречи с соплеменниками, сулящей смерть.

Остаться в родном с детства лесу было заманчиво. Его бескрайние просторы позволяли не только одному человеку, но и целой группе, скрываться там незаметно от всех, сколь угодно длительное время. Но в этом случае, на ближайший год, стоило позабыть о костре. Нюх у его сородичей был настолько востер, что уловил бы даже слабые отголоски дыма, пришедшие за много миль. Поскольку в лесу не могло быть иных людей, кроме отправленного в изгнание соплеменника, то и решение принималось соответствующее, - найти его и убить. Убедившись в том, что изгнанник жив, охотники легко могли пренебречь тем, ради чего пришли в лес. Вместо того чтобы выслеживать зверя, они могли заняться выслеживанием беглеца, прячущегося в лесу.

На это они могли потратить несколько дней, терпя голод и лишения, пока не добьются своего и не выследят беглеца. Остальное дело нескольких минут, по прошествии которых обезглавленное тело несчастного, остается на съедение диким зверям. А голова, торжественно водруженная на копье удачливого охотника, нанесшего изгою смертельный удар, отправляется в стойбище. Преподнесенная в дар вождю, она становится предлогом того, чтобы просить у вождя все, что душа пожелает. Даже любую из его женщин. Вождь не вправе отказать, это закон племени, наблюдать за выполнением которых, он обязан. По закону, он обязан уступить охотнику, доставившему голову изгоя все, что тот пожелает.

Если не пользоваться костром, и связанными с ним благами, такими как тепло и прожаренное мясо, можно как-то просуществовать год на окраине охотничьей территории племени, не привлекая внимания. Вот только наполненный лишениями год, превратится в вечность, пережить которую будет крайне сложно. Целый год питаться сырым мясом и плодами деревьев, в стужу и непогоду укрываться звериными шкурами, от этого легко можно подцепить одну из болезней, что порой десятками, выкашивают людей племени.

Жить целый год, питаясь сырым мясом и кореньями, в холоде, и страхе быть найденным, все это настолько подтачивало силы изгнанника, что доведись ему пережить этот год, по окончании оного, он будет выглядеть немногим краше мертвеца. Оставшиеся дни его жизни будут унылы и малочисленны. И у него, даже в страшном кошмаре не появится мысли о том, чтобы хоть в чем-то перечить вождю, и бросать вызов его власти.

Жизнь в племени Лешего тяжела и полна лишений. Даже самым крепким и выносливым соплеменникам, редко удавалось перешагнуть 50 летний рубеж. К этим годам они превращались в древних, иссохших и изможденных стариков, доживающих последние денечки. Единственное, на что пригодны такие замшелые старцы, так это на учебу детей, дабы овладели они азами всего того, что в дальнейшем поможет им выжить.

Изгнаннику не дано было и этого. Год в одиночестве, полный лишений и невзгод, постоянных опасностей, не отпускающих его ни на миг, преследующих даже во сне, накладывали на человека неизгладимый отпечаток. Непросто просуществовать целый год бок о бок со смертью. К концу срока изгнания человек уже готов к ее пришествию, настолько смирился со своей участью, что представляет собой живого мертвеца, по неведомым причинам продолжающего двигаться и коптить воздух. Возвращение изгнанника в племя ужасно и невероятно поучительно.

Сам Леший никогда не видел возвращения изгнанника в племя. Они либо погибали, съеденные хищными зверями, либо были убиты соплеменниками, что отправились на их поиски по истечении двухдневного срока. Либо они исчезли. Пересекли запретную речную границу и растворились в лесу, по другую ее сторону, либо погибли от зверя, или гада, по пути к ней. А быть может они нашли пристанище и на дне реки, в бездонных и непроглядных глубинах которой, водилась всякая нечисть, которой ничего не стоило разделаться с человеком. Но в племени сохранилась и передавалась из уст в уста история о том, что однажды изгнанник вернулся, напугав своим появлением все племя.

Изгнание длиною в год, сильно изменило его. Из цветущего, полного сил и здоровья молодого охотника, он превратился в изможденного старика с сухими, жилистыми руками, бесцветным и потухшим взглядом, вспыхивающим временами лихорадочным блеском. Он умер в первую же зиму по возвращении в племя, вместе с дюжиной наиболее ослабленных соплеменников, с очередным приходом неведомой болезни, с которой не умели бороться, каждый год, собиравшей в племени обильный урожай человеческих жизней.

С тех пор прошли десятилетия. Ушло в небытие множество изгнанников, убитых, умерших, исчезнувших, но всегда находился человек, дерзнувший бросить вызов власти вождя, не взирая на суровую плату за поражение.

Леший сделал свой выбор. Он сразился с вождем и проиграл. И теперь он никто, и звать его никак, и жить ему осталось менее двух дней, если он не поспешит убраться отсюда, как можно дальше, не дожидаясь пришествия соплеменников за его головой. Но и двух суток будет для изгнанника слишком много, если он позабудет об осторожности. О том, что нужно смотреть под ноги, чтобы не наступить на скрывающегося в траве ядовитого гада. Смотреть по сторонам, останавливаться и прислушиваться, чтобы уловить легкую поступь шагов крадущегося хищника. А если хищник изготовился к атаке, нужно быть готовым вступить в схватку. Отстоять свою жизнь, а при невозможности сделать этого, продать дороже. Поэтому в левой руке нож, а в правой топор, и все готово к немедленному применению, едва в том возникнет необходимость.

Время неумолимо течет. Первые сутки, отведенные изгнаннику, уже на исходе. Темнеет, лес начинает наполняться звуками, присущими ночи, услышать которые днем невозможно.

Леший ускорил шаг. Наступающий вечер, застал его врасплох. Он не предполагал, что провел в беспамятстве так много времени. Вождь от души приложился дубиной по голове, и если бы ни завидная прочность, она треснула бы, как гнилой орех. Нужно пока не стемнело пройти, как можно больше. Хотя в запасе у него еще целые сутки, приходилось торопиться, до заветной пограничной реки, около двух дней ходу. Да и по прибытии потребуется время, чтобы придумать, как перебраться на другой берег с наименьшим риском. Перейти речку вброд невозможно, слишком глубока. Воды ее мутны и непрозрачны, и не имеют ничего общего с мелководной речушкой, протекающей вблизи стойбища, в которой он в детстве, с такими же ребятами, бил лягушек и ловил рыбу.

Если бы реки были идентичны, он бы без раздумий пересек ее за минуту. Но если бы они были одинаковыми, река никогда не стала бы пограничной между территорией племени, и всем остальным миром. Лесная река была ни в пример глубока, воды ее неподвижны, и даже легкая рябь, не пробегала по поверхности. Вода была застоявшейся и темной, и почти на всем протяжении, за исключением небольшого просвета в центре, заросла растениями. Торчащими на поверхности цветущими верхушками, в то время как корни уходили вглубь, на неведомую людям глубину. Растения росли так близко друг от друга, что создавалось ощущение зеленого, шелестящего на ветру ковра, наброшенного на водную гладь. Внутри этого ковра, в невероятном зеленом переплетении, царила иная жизнь. Она кипела и бурлила, живя своими страстями и интригами. Жизнь была где-то там, в глубине, в непрозрачных водах. Она почти никогда не показывалась на поверхности, не тревожа ее покоя. Но иногда жизнь вырывалась наружу, взирая на мир холодными, пропитанными злобой глазами.

За свою, не слишком длинную жизнь, он бывал там всего лишь раз. Они оказались там не в поисках добычи, не преследуя раненного зверя, а идя по следу человека, некогда бывшего их соплеменником, ставшего изгоем. Их, изгнанников, на памяти Лешего было несколько. Но только один, дошел до запретной черты. Тела остальных несчастных, они нашли в лесу. Растерзанные, с переломанными костями, начисто обглоданные хищниками. Этому повезло больше, он смог продержаться в лесу дольше всех. Он добрался до запретной черты, о чем ясно говорили оставшиеся на влажной земле возле самой воды, человеческие следы. Неясным оставалось только одно, сумел ли он достичь противоположного берега, или же нашел последний приют на дне реки.

Вокруг царил покой, наполненный звуками, сопутствующими летнему дню. Ничто не могло дать ответ на мучающий всех вопрос. Они просто стояли и смотрели на темную, заросшую травой реку, внушающую ужас на подсознательном уровне, не смея приблизиться к ней ближе, чем несколько метров. И Леший в душе радовался, что это запретная черта, пересекать которую людям его племени, было строго-настрого запрещено предками. Даже увлеченный погоней вождь, не дерзнет нарушить запрет предков, не рискнет лезть в реку, и не погонит их туда. Водная чернота, поднимающиеся со дна воздушные пузырьки, расплывающиеся кругами по воде, и в довершение ко всему пронзительная тишина, гнетуще давили на людей.

Больше всего людей угнетала тишина, сковывающая параличом тела, заставляющая мозг, домысливать всякие ужасы. Лесная река была мертвой, как становится мертвым все, что оказалось в ней. С их речкой все было по-другому. Она шумела, звенела, бурлила переливами вод, расцвечивалась на солнце мириадами ослепительных брызг. Помимо шума вод, ее берега оглашал оглушительный лягушачий хор, порой настолько истошный, что от непрекращающихся воплей закладывало уши. Лишь вмешательство мальчишек, на некоторое время утихомиривало оглушительный ор. На несколько минут все стихало. Речные горлопаны, напуганные обрушившимся на них градом камней, прятались под камни и за коряги, ожидая, когда прекратится каменный шквал. Выждав некоторое время и убедившись, что опасность миновала, пупырчатые зеленые горлопаны вновь оказывались на поверхности, дабы сперва осторожно, а затем в полную мощь, предаться любимым музыкальным упражнениям. И так продолжалось ровно столько времени, на сколько хватало терпения людей, не испытывающих особого восторга от лягушачьего концерта, прежде чем они предпринимали очередную попытку заткнуть назойливых певцов.

На лесном озере все иначе. Здесь царила тишина. Абсолютная, гробовая. Здесь не было зеленых певцов, а если и были, то страшились лишний раз открыть рот. Страшились не людей, которые почти никогда не бывали здесь. Страшились они существ, что обитали в реке. Существ, что поднимали со дна воздушные пузырьки, и заставляли шевелиться плотный травянистый ковер, укрывший реку.

…Стояли и смотрели, не смея приблизиться к заросшей растительностью водной глади, поражаясь смелости беглеца, дерзнувшего войти в непроглядную, чернильную мглу. Вид темных вод реки поросших густым травянистым ковром, рождал в голове образы ужасных чудовищ, обитающих у самого дна, терпеливо поджидающих добычу, дерзнувшую вторгнуться в их владения. Когда они уже собрались уходить, одно из чудовищ, безуспешно прождавшее их, поднялось на поверхность, чтобы взглянуть на людей, что посмели нарушить мертвенное спокойствие и тишину, непроглядной лесной реки.

Вода забурлила, травянистые растения заходили ходуном метрах в 15 от берега, а затем над гладью вод показалось обитающее в реке чудовище. Даже не все, а лишь незначительная часть. Огромная змеиная голова, усеянная рядами мелких и острых зубов, увенчанная парой маленьких, немигающих, леденящих кровь глаз, глядящих на мир с вселенской ненавистью и злобой. Змеиное тело, вознесшее голову над поверхностью, скрывалось в мутной глубине, и оставалось только догадываться, сколько там, сокрыто еще метров смертоносной твари. Этого им не дано было знать, пораженные ужасом в самое сердце, они застыли в неподвижности, расширенными от ужаса глазами, вперившись в вознесшееся над гладью вод, чудовище.

Сколько времени они простояли так, никто не знал. Голова раскачивалась на длинной гибкой шее, гипнотизируя людей взглядом холодных, и немигающих глаз. Они, оцепеневшие от глаз гигантской змеи, застыли на месте не в силах пошевельнуться. И даже мысли не было о том, что нужно приготовиться к схватке и дать отпор злобной твари, обитающей в непроглядных глубинах лесной реки. Справиться с ней им будет непросто, если вообще возможно. А лучше, вообще не ввязываться в драку без крайней необходимости. Если гигантская змея не нападет первой. Тогда им не останется иного, как вступить в сражение и либо победить, либо погибнуть.

Но видимо рептилия была сыта и не испытывала потребности нападать на людей. Не тот ли изгнанник, по следам которого они пришли к проклятому месту, стал причиной благодушного настроения злобной и гадкой твари, смысл существования которой, был в одном, - убивать. Если это так, то его участи не позавидуешь. Она во сто крат страшнее, нежели погибнуть от зубов и когтей лесного хищника. Стать закуской гигантской змеи, что могло быть ужаснее и мучительнее?

Вдоволь налюбовавшись на парализованных ужасом людей, рептилия опустилась на дно. Травянистый ковер пошел бурунами, и все стихло. Но только на поверхности вод. Люди наоборот, пришли в движение, кинувшись вглубь леса, подальше от проклятого места и обитающих в нем, кошмарных чудовищ. И лишь убравшись от зловещей реки на приличное расстояние, Леший и его соплеменники остановились перевести дух. Домой они принесли известие о том, что изгнанник умер. Смерть его была страшной и мучительной, в пасти гигантской рептилии, хозяйки лесного озера.

Возможно, изгнаннику удалось спастись, и он благополучно миновал зловещее место. Они этого не знали наверняка, и не хотели знать, предпочитая довольствоваться объяснением вождя, нежели в очередной раз явиться к берегам лесной реки, и тем более, попытаться перебраться на другую сторону.

Но у Лешего выбора не было. Не рискни он преодолеть лесную реку, бывшие соплеменники обязательно выследят его и убьют. Спрятаться в лесной глуши, вряд ли удастся. То, что удалось одному много лет назад, вряд ли удастся кому-нибудь еще. Уходить вглубь леса, значит, продлить отведенное ему время еще на несколько дней, по истечении которых его обязательно обнаружат и убьют. Голова его будет водружена на кол и доставлена вождю. Остается один выход, попытаться пересечь лесную реку, надеясь на то, что поблизости не окажется гигантской, злобной рептилии, или она будет достаточно сыта, чтобы проигнорировать добычу, что сама лезет в глотку.

На лес опустился вечер. Стемнело. Предметы, находящиеся впереди, стали плохо различимы. Леший постоянно натыкался на ветки, спотыкался о коряги, и корни. Дальнейшее продвижение вперед не только теряло смысл, но и становилось опасным. Вместо очередной ветки, можно было столкнуться нос к носу с ночным хищником, который видит ночью гораздо лучше, чем человек, а значит, лучше подготовится к встрече. В темноте он не видел куда ставит ноги, а это чревато наступлением на ядовитого гада, который не оставит подобный проступок без ответа, ужалив обидчика. Хищник, или ядовитый гад, все сулило смерть неосмотрительному путнику, пробирающемуся через лес ночью. Как бы не стремился Леший уйти подальше от места, где его оставили соплеменники, здравый смысл взял вверх и он озаботился поисками подходящего места для ночлега.

Вскоре, подходящее для ночлега дерево было найдено. Спустя минуту, Леший удобно расположился в его густой кроне, и обхватив руками ствол, погрузился в сон, не обращая внимание на шорохи и звуки, которыми был наполнен ночной лес. Он просто закрыл глаза и заснул.

И снилось ему, что настал вечер завтрашнего дня, последнего из отведенных ему племенем для жизни. Что стоит он на берегу реки, вглядываясь в чернильную воду, пытаясь убедить себя, злобной твари здесь нет, что она охотится далеко отсюда, и нет ей никакого дела до человека. Он осторожно входит в воду, стараясь не шуметь, чтобы не привлечь ненужного внимания. Но едва вода достигла колен, как доселе безмятежная водная гладь разверзлась. Из нее показалась оскаленная острыми зубами, голова рептилии, раскачивающаяся на гибкой змеиной шее, в нескольких метрах от поверхности. Немигающие глаза гадины вперились в Лешего, заставляя кровь леденеть в жилах, лишая сил, парализуя волю. И он застыл, не в силах пошевельнуться, не отводя глаз от лика смерти.

Затем змея стремительным броском метнулась к нему, на ходу раскрывая усыпанную острейшими зубами пасть, словно желая заглотить его целиком. И ей это вполне было под силу. Лешему, в бытность свою охотником племени, доводилось видеть гада раза в три меньше, нежели водный демон, который умудрился проглотить человека целиком. Гаденыш раздулся до безобразия, став легкой добычей для охотников. Из-за переполнявшей его тяжести, гад даже ползти не мог. Только глядел немигающими глазами на подбирающихся к нему охотников, пытаясь парализовать их волю. Обожравшаяся рептилия, была слишком легкой добычей, поскольку вместе с обедом потеряла былую подвижность.

Понадобилось всего несколько секунд, чтобы умертвить гада. Еще минута на то, чтобы освободить из брюха рептилии несчастного, который оказался покойником, отнесенным за границы племени. Взамен мертвеца, которого растащили бы за ночь хищники, они получили сотню килограммов вкуснейшего мяса, что ползало по земле без единой косточки.

Но если сухопутный гад, заглотивший человека без остатка, стал легкой добычей людей, справиться с речным чудовищем, было не так просто. По сравнению с ним, убитый тогда змей, был сущим младенцем.

Смертоносная тварь, безжалостная и беспощадная машина смерти, оскалив зловонную пасть, метнулась прямо в лицо Лешему, чтобы вонзить в него истекающие ядовитой слюной, зубы. И в этот, последний миг жизни, оборвался смертоносный змеиный гипноз. Мощнейший заряд адреналина ударил в голову, заставив действовать инстинктивно, вложив в действие всю силу. Он выбросил вперед руки, ударив кулаками прямо в яростно вперившиеся в него глаза.

Удар был настолько силен, что отбросил в сторону огромную, длинной в два десятка метров рептилию, но и он не удержался на месте, полетел с дерева вниз, ломая древесные ветви.

Сон был так ярок и реален, настолько правдоподобно передавал ожидаемую им явь, на которую настроился по дороге к лесной реке, что, падая, Леший не мог сообразить, что случилось на самом деле. Куда исчезла после его удара кошмарная рептилия, куда пропала черная река, и почему перед глазами мелькает древесный ствол, а тело с треском летит через переплетение ветвей. И только когда до земли осталось мгновение полета, пришло понимание. Это был всего лишь сон, и ничего более.

И вместе с пониманием, в последние мгновения полета он уловил все тот же древесный ствол, уходящий вглубь земли, и большой камень, расположившийся возле него. Леший попытался извернуться, чтобы избежать столкновения со стремительно приближающейся глыбой, но было слишком поздно.

И рухнул Леший с дерева вниз, низвергнутый кошмаром с древесных высот, настигнувшем свою жертву за десятки километров от обители зловещей рептилии. И последний выверт, не в силах был что-либо изменить. Он рухнул вниз, ударившись затылком об камень. Мир взорвался в глазах, разбрызгиваясь по сторонам кровавыми ошметками мозгов. И далекий рев голодного ночного зверя, бродящего по лесу в поисках добычи, стал прощальной песней в его честь.