"Аксиология Светлого сатанизма" - читать интересную книгу автора (Просветитель)1. Аксиологические аспекты возникновения, развития и становления сатанизмаПрежде чем говорить о каких-либо исследованиях в области сатанизма, необходимо более подробно ознакомиться с самим предметом исследования, разобраться в том, что такое сатанизм, какие имеются определения этого понятия. Определить границы возникновения, становления сатанизма, его место в материально-эстетической культуре человечества. Главная проблема при изучении любого вида сатанизма кроется в том, что сам Сатана, как известно, книг не писал. Всё, что мы знаем о Его Адском Величестве — это легенды и мифы народов мира. Увы, но большинство описаний Сатаны и Его деяний сделано Его врагами — христианами. Различные «демонологии», описания кровавых чёрных ритуалов и прочая подобная тарабарщина — являются не более чем плодом работы воспаленных мозгов христианских богословов и иерархов церкви христовой, которые озабоченны тем, чтобы их паства не разбежалась в разные стороны. Чтобы удержать прихожан в храмах, на протяжении целых веков выдумывались всё новые и новые истории о похождениях Дьявола. Сатане приписывались различные изощрённые козни, которые Он якобы творил несчастным людям. Последователи этих клеветников сами став богословами, не преминули снабдить образ Сатаны своими интерпретациями, зачастую ещё более мерзкими, чем у своих предшественников. Поэтому, докапываясь до истины, исследователю приходится снимать слой за слоем залежи грязи и клеветы. Традиционно в среде обывателей принято всё доброе в этом мире приписывать Богу, а всё злое, соответственно, Сатане. Но давайте разберёмся, насколько справедлива такая «раздача полномочий». В верованиях различных народов добро и зло тесно переплетены друг с другом. Например, в зороастризме повелитель тьмы Ариман рождается из сомнений бога света — Ормузда; в египетской мифологии разрушитель Сет — брат благого бога Осириса. Как говорили древние — In daemone deus (лат.) — в Дьяволе Бог. Между прочим, с приходом христианства, все боги древности были обращены христианами в чертей. Если брать, скажем, Древнюю Грецию и Рим, то чертями и дьяволами стали не только обитатели Подземного царства (Аид, Персефона, пёс Цербер и проч.), но так же и боги Олимпа: Зевс, Аполлон, Гермес и другие. Это — самое главное, что вы должны для себя уяснить. «Адским и ужасным» стал не только мрачный Аид (он же Гадес и Плутон), но так же и лучезарный Аполлон. Если говорить о Древнем Египте, то в христианском аду очутился не только скрежещущий зубами от злобы Сет, но так же и бог Солнца — Ра. Когда христианство стало осваивать Древнюю Русь, то был уничтожен не только культ Чернобога, но так же были сожжены и дубовые рощи Перуна, капища прочих славянских богов были преданы огню и сровнены с землёй. Но вернёмся к образу Сатаны. О Сатане мы впервые узнаём из христианской Библии. Библия является священной книгой христианского мира и повествует о деяниях христианского бога, пророков и прочих героях священного писания. В Библии так же говорится о Сатане — противнике бога. В других религиях свои боги, свои дьяволы и свои священные книги. В индуизме такой книгой являются Веды, в исламе священная книга — Коран, в синтоизме — Кодзики, в буддизме — Трипитаки, в зороастризме — Зенд-Авеста, в ламаизме — Канджур и Танджур, в конфуцианстве — Ву-Чинг, в даосизме — Дао-Текинг, в сикхизме — Ади-Гранф, у Славянского язычества — Велесова книга и проч. Христианство является самой многочисленной по количеству адептов[10] религией. Поэтому Библия сегодня является самой распространённой и читаемой книгой на планете Земля. По количеству тиражей издававшихся со времён изобретения печатного станка, Библия далеко перешагнула все остальные книги, печатавшиеся на нашей планете. Библия переведена более чем на 1200 языков и известна во всех странах мира. Само слово «Библия» переводится, как «книги», ибо Библия — состоит из 66 книг, которые, согласно вере христиан, написаны по божьему вдохновению большим количеством авторов в различные исторические эпохи. Книги, входящие в Библию, делятся на две части. Первая и самая большая по — объёму называется «Ветхий завет», и повествует о периоде, начиная с сотворения мира и до пришествия в этот мир Иисуса Христа. Вторая часть называется «Новый завет», и там говорится о земной жизни Иисуса, его смерти и воскресении из мёртвых. Ветхий завет (слово «ветхий» означает «тот, что был прежде», «старый») — это первая часть христианской Библии. Состоит из 39 книг. Точное время их написания нам не известно. Примерный разброс дат — от XV до IV в.в. до нашей эры. Нам так же не известно, кто собрал их в одну книгу. Согласно еврейской традиции — это был Ездра — иудей — реформатор, воссоздавший иудейское общество на основе Торы. Примерно в 270 г. до н. э. Ветхий завет был переведён с древнееврейского языка на греческий 70 еврейскими толкователями. Этот перевод получил название Септуагинта (что по — латыни означает «семьдесят»). Создание Септуагинты было обусловлено тем, что для большинства евреев того времени родным языком стал греческий язык, и текст Танаха на родном языке стал им непонятен. Тем не менее русский Синодальный перевод (который используется русской православной церковью), был сделан с иудейской (масоретской) Библии. Новый завет был написан в 1–2 в.в. новой эры на греческом языке (за исключением евангелия от Матфея, которое могло быть написано на арамейском языке) и состоит из 27 книг. Древнейшая дошедшая до нас рукопись — это фрагмент Евангелия от Иоанна — датируется 125 г. н. э. В Новый завет входят 4 евангелия (от Матфея, Марка, Луки и Иоанна), Деяния апостолов, послания апостолов, и Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис). Новый завет служит основой христианского вероучения, так как повествует о жизни, смерти и воскресении основателя христианства — Иисуса Христа. Христиане считают Библию непогрешимой книгой, ибо об этом свидетельствуют сами авторы священного писания: Как говорит апостол Петр, книги Священного писания писались «не по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Святым Духом» (2 Петра, 1:21). Поэтому в Библии часто можно встретить слова авторов Священного писания: «Дух Господен говорит во мне, и слово Его на языке у меня» (2 Царств, 23:2); «Говори то, что Я, Бог, буду говорить тебе» (Чисел, 22:35); «Говори, Господи, ибо слышит раб твой» (1 Царств, 3:9-10); «Так сказал Бог, Господь Саваоф» (Исаии, 22:15). Апостол Павел говорит своему ученику Тимофею: «Притом же ты из детства знаешь Священные Писания, которые могут умудрить тебя во спасении верой во Христа Иисуса. Все Священное Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всему доброму делу приготовлен» (2 Тимофею, 3:16–17). Сюда следует добавить, что в 1972 году более десятка христианских церквей США приняли декларацию: «О непогрешимости Библии», где в краткой и четкой форме попытались изложить взаимоприемлемое для всех христиан отношение к Библии. Вот текст этой декларации: 1. Бог, кто — Сам Истина и говорит ТОЛЬКО Истину, вдохновил написание текста Библии, чтобы обнаружить Себя через Священное Писание, а всему погибающему человечеству — через Иисуса Христа, как Создателя и Господа, Спасителя и Судью. Священное Писание является свидетельством Бога о Себе самом. 2. Священное Писание, являющееся подлинным Словом Бога, написанным мужьями, подготовленными и управляющимися Его Духом Святым, чтобы через Него НАДЕЖНО ПРОДТВЕРДИТЬ ДОСТОВЕРНОСТЬ всего того, что написано пророками и апостолами. Написанное в Библии должно приниматься, как указания лично Самого Бога… 4. Будучи полностью Богоданным, Священное Писание дошло до нас БЕЗ ОШИБКИ или ДЕФЕКТА во ВСЕМ своем изложении… Статья 1: Мы утверждаем, что святость и непогрешимость Библии подтверждается не полномочиями Церкви, не традицией или каким-либо другим человеческим авторитетом, но авторитетом лично самого Бога. Статья 2: Мы утверждаем, что авторитет Священного Писания является Высшей Письменной Нормой, которой Бог связывает совесть, и что полномочия Церкви подчинены тому же самому Священному Писанию. Мы отвергаем те Церковные Вероучения, догматы, каноны, советы, или декларации, которые объявляются равными авторитету Библии или даже превосходят ее. Статья 4:… Мы отвергаем саму мысль о возможности искажения изложенных в Библии слов Господа Бога переводным языком или культурой человечества… Статья 12: Мы утверждаем, что Священное Писание в своей ПОЛНОТЕ — Безошибочно; оно свободно от всякой лжи, мошенничества, обман, заблуждения или противоречия. Мы отвергаем утверждение о том, что Безгрешность Библии распространяется только на сверхъестественные темы и не распространяется на сферу истории и науки. Мы отвергали в прошлом и будем отвергать в дальнейшем все те научные гипотезы, которые направлены на опровержение сообщений Священного писания. Статья 13: Мы утверждаем уместность богословского развенчивания различного рода теорий об ошибочности Библии с целью подтверждения исключительной правдивости Священного писания. При этом мы отвергаем ссылки на историческую недостаточность культурного развития; ограниченность лексических и грамматических форм языка, на котором первоначально писалась Библия; на использование аналогий и гипербол, округление цифр, выборочного материала, произвольного пересказа события для оправдания якобы имеющихся в Библии ошибок, неточностей и неясностей. Статья 14: Мы утверждаем органическое единственное и полную внутреннюю согласованность всех составных частей Священного Писания. Мы отвергаем наличие в Библии каких бы то ни было предполагаемых ошибок и несоответствий, которые якобы подрывают претензии Библии на абсолютную истину. Статья 17: Мы утверждаем, что Святой Дух гарантирует верующим сохранность правдивости и адекватности письменного Слова Бога. Статья 18: Мы утверждаем, что текст Священного Писания должен интерпретироваться только грамматико-историческим экзегезисом, с учетом литературных форм и построения текста Священного писания. Священное Писание должно истолковываться только самим Священным Писанием. Мы отвергаем допустимость любой вне библейской обработки текста Священного писания, а также поиски источников, лежащих вне рамок Библии, поскольку все это ведет и святотатственному искажению понимания слов Бога, к релятивизации и к деисторизации содержания библейского текста. В современном мире существует великое множество религиозных вероисповеданий. Одних только разновидностей христианского вероучения — более 2500 видов. Разные течения существуют и в других религиях. Сатанизм так же не является исключением, и имеет свои разветвления. Плохо ли это или хорошо? — Трудно сказать. Но, учитывая разброс версий Сатанизма от вполне умеренных до самых радикальных, думаю, что такое деление всё же оправданно. Кроме того, течения Сатанизма отличаются друг от друга не только своей умеренностью / радикальностью, но и самым главным — объектом веры: для кого-то Сатана — это Личность, для кого-то — «олицетворение сил природы». Мало того, даже среди тех, кто воспринимает Сатану личностно, восприятие Личности Сатаны самое противоположное: для одних Сатана — грозный демон ада, для других — мудрый Змей, открывший первым людям в раю глаза на Добро и Зло, а для третьих Сатана вообще не имеет никакого отношения к христианской библии, и является просто олицетворением неких могущественных сил. До сих пор доподлинно неизвестно, когда появилось первое определение понятию «сатанизм». Некоторые сатанисты считают, что само слово «сатанизм» было придумано в 60-х годах 20 века американцем Антоном Шандором ЛаВеем — основателем американской «церкви Сатаны» и автором «Сатанинской библии». Я провёл собственное небольшое расследование: Слово «сатанизм» мы можем встретить в Толковом словаре русского языка под редакцией Ушакова (словарная статья «сатанизм»). Согласно Ушакову, сатанизм — это «культ Сатаны». Упоминание понятия «сатанизм» мы встречаем так же в Большой Советской энциклопедии. («Сатанизм» упоминается там, например, в статье «мистика»). Толковый словарь Ушакова издавался в 1935–1940 г.г. Антон Шандор ЛаВей родился же только в 1933 году. Как видим, считать ЛаВея автором термина «сатанизм» — не обоснованно. Очевидно, что само слово «сатанизм» происходит от древнееврейского слова «Сатана». Слово «сатанизм» образовано по принципу аналогии: христианство — это вера в Христа, буддизм — вера в Будду, следовательно, сатанизм — это вера в Сатану. Сатана (satan) в переводе означает, «противостоять», «препятствовать»: «…и стал Ангел Господень на дороге, чтобы воспрепятствовать /satan/ ему» (Чис.22:22). Впервые со словом «Сатана» в значении имени собственного мы встречаемся в первой главе Книги Иова: «И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и Сатана» (Иов.1:6). В дальнейшем на страницах Библии Сатана выступает в качестве противника Бога: в книги пророка Захарии говорится: «И показал он мне Иисуса, великого иерея, стоящего перед Ангелом Господним, и Сатану, стоящего по правую руку его, чтобы противодействовать ему» (Зах.3:1). Следовательно, история Сатанизма — это история противодействия (противостояния) Бога и Сатаны. Сатана, согласно легендам, был прекраснейшим из ангелов: «ты печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты» (Иезекииль 28:12). «Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего» (Там же: 28:15). Затем, по одной из версий — за гордыню («От красоты твоей возгордилось сердце твое» (Там же: 28:17)), Сатана был низвергнут Богом с Неба: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: „взойду на небо, выше звезд божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен всевышнему“.» (Исаия 14:12–14). С последним отрывком из пророка Исайи было связано две легенды, повествующие об изгнании Сатаны из рая: Первая легенда повествовала об обитавшем в Эдеме прекрасном духе утренней звезды, облеченном в сверкающие самоцветы и яркий свет. Однажды он дерзнул бросить вызов Богу. «Денница, сын зари» в древнееврейском оригинале звучало как Хелель бен Шахар, т. е. «дневная звезда, сын зари». Древние евреи, арабы, греки и римляне отождествляли утреннюю звезду (планету Венеру) с божеством мужского пола. По-гречески ее называли «phosphoros» (Фосфорос), а по-латыни — «lucifer» (Люцифер); оба эти названия означают «светоносец». Высказывалась гипотеза, что легенда о Люцифере основана на том, что утренняя звезда — последняя из звезд, видимых на небе на рассвете. Она словно бросает вызов восходящему солнцу, из-за чего и возникло предание о мятежном духе утренней звезды и о постигшей его каре. Согласно второй легенде, имеющей под собой апокрифическую основу («Жизнь Адама и Евы» — «Vita Adae et Evae»), Сатана был изгнан с неба за то, что ослушался Бога и не пожелал поклониться Адаму. Архангел Михаил сказал ему, что Бог разгневается на него за это, но Сатана ответил: «Если станет он гневаться на меня, то я поставлю престол свой выше звезд небесных и буду подобен Высочайшему». Узнав об этом, Бог низверг Сатану и ангелов, его поддержавших, на землю.[12] Существуют ещё более экзотические легенды о Дьяволе:[13] В южнославянском апокрифе — «Сказании о Тивериадском море» Бог опускается по воздуху на море и видит Сатанаила (Сатану),[14] плавающего в облике гоголя. Сатана называет себя богом, но признает истинного Бога «господом над господами». Бог велит Сатане нырнуть на дно, вынести песку и кремень. Песок Бог рассыпал по морю, создав землю, кремень же разломил, правую часть оставил у себя, левую отдав Сатане. Ударяя посохом о кремень, Бог создал ангелов и архангелов, Сатана же создал свое воинство. Таким образом, в легендах славян Сатана претендует на власть над людьми: ведь они сотворены из земли, добытой им со дна океана. Он получает власть над мертвыми людьми, поэтому они должны были пребывать в преисподней — аду.[15] В евангелии от Марка есть знаменитый эпизод, где Иисус изгоняет нечистого духа из одержимого. Иисус спросил духа: «как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много». (Мар.5:9). Гонорий Августодунский считал, что «число бесов неисчислимо»; к каждому человеку приставлен как ангел хранитель, оберегающий его, так и бес, его смущающий. В трактате XVI в. «Лжевладычество бесов» — говорится о 7 405 926 простых бесах, помимо 72 «князей» и самого Сатаны. Кроме того, к слугам Сатаны причисляются и люди, ставшие на путь зла: еретики, мусульмане, евреи, иногда — женщины («сосуд Дьявола»).[16] В Библии, а так же в ряде апокрифов можно встретить целый ряд имён «злых» духов: Вельзевул, Азазель, Астарот, Самаэль и др. Нам неизвестно, являются ли эти духи воплощениями самого Сатаны, или же это члены его адской свиты. Кроме того, как я уже говорил выше, в число демонов были включены так же языческие божества, которым поклонялись люди до того, как в их страны пришло христианство. В средние века были выстроены целые иерархии демонов: Агриппа Неттесгеймский предлагал классификацию демонов по аналогии с принятой в современном ему обществе дворцовой иерархией: «Да будет известно, — пишет Агриппа, — что дух низшего порядка, какое бы достоинство ему ни было присуще, всегда ниже духов высшего порядка. Не является неудобством, что короли и графы подвластны высшему начальству и не имеют большего значения, чем их министры».[17] Иоганн Виер (Johann Wierus, 1515–1588), в своей работе «Pseudomonarchia daemonum» (Псевдомонархия демонов, 1568) изобразил своё видение Адской иерархии. Он приписал каждому демону соответствующий чин или должность. Верховным правителем Ада у него является Вельзевул. Высшие князья — Плутон, Молох и прочие демоны. Демонолог XVI столетия[18] выделил семь главных демонов, соответствующих семи смертным грехам: Люцифер ассоциируется у него с гордостью, Маммон со скупостью, Асмодей командует похотью, Сатана — гневом, Вельзевул соотносится с чревоугодием, Левиафан — с завистью, Бельфегор — с ленью.[19] Теперь настало время перейти к главному вопросу этой главы — Традиционно в умах обывателей образ Сатаны ассоциируется с тайными магическими ритуалами и ведьмовскими шабашами. «Стереотип шабаша образовался в результате слияния двух разных образов. Первый, выработанный ученой культурой (судьями, инквизиторами, демонологами), исходил из веры в существование враждебной секты, действующей по наущению дьявола, вступление в которую предварялось осквернением креста и святых таинств. Второй образ, уходящий корнями в фольклорную культуру, основывался на вере в необыкновенные способности определенных людей, мужчин или женщин, которые в состоянии экстаза, часто в обличий животных или верхом на животных отправлялись в мир мертвых, чтобы обеспечить благополучие своей общины. Второй стереотип был бесконечно более древним, чем первый, и получил неизмеримо большее распространение. В Западных Альпах оба эти образа закрепились вскоре после 1350 г. Весьма вероятно, слиянию этих двух столь различных культурных структур способствовало наличие в тот же самый период в этом районе вальденских еретических групп. Первоначальные учения этих групп давно уже смешались с местными фольклорными традициями или с дуалистическими верованиями типа учения катаров, происходящими из Восточной и Центральной Европы, которые могли быть истолкованы как культ поклонения дьяволу 24. Вмешательство инквизиции разогрело эти разрозненные элементы до температуры плавления. Так родился шабаш. Раз появившись, образ начал быстро распространяться. Помимо инквизиторов, судей и демонологов, внесли свою лепту и проповедники, в особенности Сан-Бернардино да Сиена. Поначалу его проповеди о „порче. . ведьмах. . и колдовстве“ вызвали в Риме определенное замешательство. „Слушая меня, — вспоминал Сан-Бернардино, — они решили, что я брежу“. Но вскоре начались суды над колдунами, загорелись костры».[20] Как проходил шабаш ведьм? Вот как описал шабаш известный русский писатель Валерий Брюсов: «…я затворил и запер на задвижку дверь комнаты и тщательно закрыл полотном все щели около нее, окно же было раньше завешено наглухо. Потом, при свете сальной лампочки, раскрыл я ящичек с мазью, …, и попытался определить ее состав, но зеленоватая, жирная масса не выдавала своей тайны: только исходил от нее острый запах каких-то трав. Раздевшись донага, я опустился на пол, на свой разостланный плащ, и стал сильно втирать себе эту мазь в грудь, в виски, под мышками и между ног, повторив несколько раз слова: „emen — hetan, emen — hetan“, что значит: „здесь и там“. Мазь слегка жгла тело, и от ее запаха быстро начала кружиться голова, так что скоро я уже плохо сознавал, что делаю, руки мои повисли бессильно, а веки опустились на глаза. Потом сердце начало биться с такою силою, словно оно на веревке отскакивало от моей груди на целый локоть, и это причиняло боль. Еще сознавал я, что лежу на полу нашей комнаты, но когда пытался подняться, уже не мог и подумал: вот и все россказни о шабаше оказались вздором и эта чудодейственная мазь есть только усыпительное зелье, — но в тот же миг все для меня померкло, и я вдруг увидел себя или вообразил себя высоко над землею, в воздухе, совершенно обнаженным, сидящим верхом, как на лошади, на черном мохнатом козле. Сначала все у меня в голове туманилось, но потом я сделал усилие и вполне овладел своим сознанием, ибо только оно могло быть мне проводником и защитником в чудесном путешествии, которое я совершал. Освидетельствовав животное, которое несло меня через воздушные сферы, я увидел, что то был совершенно обыкновенный козел, явно из костей и мяса, с шерстью, довольно длинной и местами свалявшейся, и только когда, оборотив ко мне свою морду, он посмотрел на меня, заметил я в его глазах нечто дьявольское. Тогда не подумал я о том, каким образом вышел из своей комнаты, в которой хотя была маленькая печурка, но с трубою очень узкой; однако позднее узнал я, что одно это обстоятельство не может служить доказательством призрачности моего путешествия, ибо Дьявол есть artifex mirabilis[21] и может с неуловимой для глаза быстротой раздвигать и снова сдвигать кирпичи. Равным образом не задумался я во время самого полета над вопросом, какая сила могла поддерживать существо, столь тяжелое, как козел, вместе с тяжестью моего тела, над землею, но теперь думаю, что можно в этом видеть ту же инфернальную силу, которая позволяла подыматься на воздух Симону-волхву, о чем свидетельствует Святое писание. Во всяком случае, мой адский конь держался в струях атмосферы очень прочно и летел вперед с такой стремительностью, что я, дабы не упасть, принужден был обеими руками вцепиться в его густую шерсть, а от ужасной скорости движения ветер свистел мне мимо ушей и было больно груди и глазам. Освоившись с чувствами летающего человека, стал я смотреть по сторонам и вниз, заметил, что держались мы много ниже облаков, на высоте небольших гор, и различил некоторые местности и селения, сменявшиеся подо мною, словно на географической карте. Разумеется, я совершенно не мог участвовать в выборе дороги и покорно несся туда, куда спешил мой козел, но по тому, что не встречалось на нашем пути городов, заключал я, что летели мы не по течению Рейна, но, скорее всего, на юго-восток, по направлению к Баварии. Полагаю, что воздушное путешествие длилось не меньше получаса, а то и дольше, потому что успел я вполне привыкнуть к своему положению. Наконец означилась перед нами из мрака уединенная долина между голыми вершинами, освещенная странным синеватым светом, и, по мере того как мы приближались, слышнее становились голоса и виднее фигуры различных существ, сновавших там, по берегу серебрившегося озера. Мой козел опустился низко, почти к земле, и, домчав меня до самой толпы, неожиданно сронил на землю, не с высокого расстояния, но все же так, что я почувствовал боль ушиба, а сам исчез. Но едва успел я подняться на ноги, как меня окружило несколько исступленных женщин, так же обнаженных, как я, которые подхватили меня под руки, с криками: „Новый! Новый!“ Меня повлекли через все собрание, причем глаза мои, ослепленные неожиданным светом, сперва ничего не различали, кроме каких-то кривляющихся морд, пока не оказался я в стороне, у опушки леса, где, под ветвями старого бука, чернела какая-то группа, как мне показалось, людей. Там женщины, ведшие меня, остановились, и я увидел, что то был Некто, сидящий на высоком деревянном троне и окруженный своими приближенными, но во мне не было никакого страха, и я успел быстро и отчетливо рассмотреть его образ. Сидящий был огромен ростом и до пояса как человек, а ниже как козел с шерстью; ноги завершались копытами, но руки были человеческие, так же как лицо, смугло-красное, словно у апача, с большими круглыми глазами и недлинной бородкой. Казалось, ему на вид не больше сорока лет, и было в выражении его что-то грустное и возбуждающее сострадание, но чувство это исчезало тотчас, как только взор переходил выше его поднятого лба, над которым из черных курчавых волос определенно подымались три рога: два меньших сзади и один большой спереди, — а вокруг рогов была надета корона, по-видимому, серебряная, изливавшая тихое сияние, подобное свету луны. Голые ведьмы поставили меня перед троном и воскликнули: - Мастер Леонард! Это — новый! Тогда послышался голос, хриплый, лишенный оттенков, словно бы говорившему непривычно было произносить слова, но сильный и властный, который сказал мне: - Добро пожаловать, сын мой. Но приходишь ли ты по доброй воле к нам? Я ответил, что по доброй воле, как и подобало отвечать мне. Тогда тот же голос стал задавать мне вопросы, о которых был я предупрежден, но которые не хочу повторять здесь, и шаг за шагом совершил я весь кощунственный обряд черного новициата. Именно: сначала произнес я отречение от господа бога, его святой матери и Девы Марии, от всех святых рая и от всей веры в Христа, спасителя мира, а после того дал мастеру Леонарду два установленных целования. Для первого протянул он мне благосклонно свою руку, и, прикасаясь к ней губами, успел я подметить одну особенность: пальцы на ней, не исключая большого, были все ровной длины, кривые и когтистые, как у стервятника. Для второго он, встав, повернулся ко мне спиной, причем надо мной поднялся его хвост, длинный, как у осла, а я, ведя свою роль до конца, нагнулся и облобызал зад козла, черный и издающий противный запах, но в то же время странно напоминающий человеческое лицо. Когда же я исполнил этот ритуал, мастер Леонард, все тем же своим неизменным голосом, воскликнул: - Радуйся, сын мой возлюбленный, приими знак мой на теле своем и носи его во веки веков, аминь! И, наклонив ко мне свою голову, острием большого рога коснулся он моей груди, повыше левого соска, так что я испытал боль укола, и из-под моей кожи выступила капля крови. Тотчас приведшие меня ведьмы захлопали в ладоши и закричали от радости, а мастер Леонард, воссев на троне снова, произнес наконец те роковые слова, ради которых предстал я пред ним: - Ныне проси у меня все, что хочешь, и первое твое желание будет нами исполнено. С полным самообладанием я сказал: - Хочу узнать и прошу, чтобы ты сказал мне это, где ныне находится известный тебе граф Генрих фон Оттергейм и как мне найти его. Говоря так, я посмотрел в лицо сидящему и видел, что оно омрачилось и стало страшным, и уже не он, а кто-то другой, стоявший близ трона, низкого роста и безобразный, ответил мне: - Думаешь ли ты, что мы не знаем твоего лицемерия? Поберегись играть вещами, которые сильнее тебя самого. А теперь иди, и, может быть, после получишь ты ответ на свой дерзкий вопрос. Нисколько не устрашенный грозным тоном, ибо простота и человекоподобность всего происходившего не внушали мне вообще никакого страха, хотел было я возразить, но мои руководительницы зашептали мне на ухо: „Больше нельзя! после! после!“ — и почти силой повлекли меня прочь от трона. Скоро очутился я среди пестрой толпы, ликовавшей, словно на празднике в Иванов день или на карнавальных веселиях в Венеции. Поле, где происходил шабаш, было довольно обширно и, вероятно, часто служило для той же цели, ибо все было истоптано, так что трава не росла на нем. Кое-где, местами, из земли подымались огни, горевшие безо всякого костра и освещавшие всю местность зеленоватым светом, похожим на свет от фейерверка. Среди этих пламеней сновало, прыгало, металось и кривлялось сотни три или четыре существ, мужчин и женщин, или совсем обнаженных, или едва прикрытых рубашками, некоторые с восковыми свечами в руках, а также отвратительных животных, имевших сходство с людьми, громадных жаб в зеленых кафтанах, волков и борзых собак, ходивших на задних ногах, обезьян и голенастых птиц; под ногами же вились там и сям мерзкие змеи, ящерицы, саламандры и тритоны. В отдалении, на самом берегу озера, заметил я маленьких детей, которые, не принимая участия в общем празднике, пасли длинными белыми жердями стадо жаб меньшего роста. Одна из голых ведьм, ведших меня, приняла во мне особое участие и не захотела покинуть, когда другие, втащив меня в толпу, разбежались во все стороны. Лицо ее привлекало веселостью и задорностью, а молодое тело, хотя и с повисшими грудями, казалось еще свежим и чувствительным. Она крепко держала меня за руку и льнула ко мне, сообщила, что на ночных собраниях зовут ее Сарраской,[22] и уговаривала: „Пойдем плясать“, — я же не видел причины отказать ей. Тем временем в толпе раздались крики: „Хоровод! хоровод!“ — и все быстро, исполняя привычное дело, стали собираться в три больших круга, заключенных один в другой. Средний из них стоял так, как обычно при деревенских хороводах, но меньший и больший, напротив, обернувшись лицами вовне, а спинами внутрь. Затем послышались звуки музыки, — флейты, скрипки и барабана, — и началась дьявольская пляска, становившаяся с каждой минутой все более быстрой, сначала напоминавшая испанский танец de espadas[23] или сарабанду, а потом не похожая ни на что. Так как с моей подругой попал я в самый внешний круг хоровода, то мог видеть только мельком, что делалось в других кругах: кажется, меньший все время исступленно вращался слева направо, во втором участвующие яростно подпрыгивали, а в нашем главная фигура танца состояла в том, что, становясь вполоборота и не размыкая рук, соседи ударяли задом друг друга. Я совершенно выбился из сил, когда наконец музыка стихла и пляска кончилась, но едва танцевавшие разорвали хороводы, как послышались звуки пения, доносившиеся с той стороны, где был трон. Сидящий, сопровождая свое пение звуками арфы, пел своим хриплым и тяжелым голосом некий псалом, который все мы слушали в почтительном молчании. Когда же он смолк, все сразу хором запели черную литанию, сложенную наподобие церковной, причем на прошения ее, — в которых я не мог разобрать всех слов, — слышались знакомые возгласы: „Miserere nobis“ и „Ora pro nobis“.[24] Тем временем между нами сновали какие-то маленькие, но юркие существа, в красных бархатных кафтанах, унизанных маленькими бубенчиками, и очень ловко расставляли столы, накрывая их белыми скатертями, хотя и видно было, что эти прислужники действуют без помощи рук. Сарраска, во время пения отдышавшаяся от танца, стала опять теребить и торопить меня. — Беан, беан, пойдем скорее, сядем, а то мест не будет, я страшно есть хочу. Решившись подчиняться всем обычаям этого места, как это я вообще делал всюду, куда судьба заносила меня, я последовал за молодой ведьмой, и мы одни из первых сели за стол, около которого были поставлены самые обыкновенные деревянные скамьи. Очень скоро литания окончилась, и, с великим шумом и гиканьем, вся ватага последовала нашему примеру, заполнив все скамьи, толкаясь и ссорясь из-за мест. Слуги в бархатных кафтанах стали расставлять по столам разные кушанья, очень простые: чашки с супом из капусты или с овсянкой, масло, сыр, тарелки с хлебом из черного проса, крынки молока и кварты вина, которое, когда я его попробовал, оказалось кислым и низкого сорта. Над всеми столами стоял несмолкаемый говор, хохот, свист и гоготание, но так как наше место было в стороне, то я постарался расспросить Сарраску о разных, не совсем понятных мне подробностях этого празднования; она же, с прожорливостью набивая себе желудок предложенными угощениями, очень охотно удовлетворяла мое любопытство. Я спросил ее, кто эти служители, подающие нам блюда, и она сказала, что это — демоны, притом безрукие и действующие с помощью зубов и крыльев, которые они скрывают под капюшоном. Тут же она подозвала одного из этих министров,[25] чтобы мне его показать ближе, и странно было видеть, как голая женщина вертела передо мною невысокого человечка с тупым лицом и с крыльями, как у летучей мыши, вместо рук. Потом я спросил, как все не боятся плясать среди столбов огня. Но Сарраска расхохоталась и сказала мне, что он не жжется, что это только попы пугают, будто адский огонь причиняет великие страдания, а на деле он вроде мыльных пузырей, — и хотела тотчас потащить меня, чтобы убедить в этом, но я остерегся обращать на себя внимание всего общества. Еще спросил я, не могут ли причинить вреда ползающие у наших ног змеи и тритоны, но Сарраска, опять хохоча, уверила меня, что это животные милые и безвредные, и тут же вытащила из-под стола змею и обкрутила ее вокруг своей груди; змея же ласково лизала ей шею раздвоенным языком и, играя, кусала ее красный сосок. Наконец, спросил я, случаются ли шабаши более оживленные, нежели сегодня, и при таком вопросе глаза у Сарраски заблестели, и она мне сказала: - Еще бы! Ведь сегодня самое обыкновенное собрание, какие всегда бывают в среду и пятницу, но что было здесь под успение или, погоди, что будет под праздник всех святых. Тут собирается больше тысячи человек, крестят украденных младенцев, справляют свадьбы или поминки по умершим! То-то бывает весело и плясать, и петь, и ласкаться! Волки бывают такие, что ни один мужчина не может с ними сравниться! А на угощение, порой, сами мы варим в молоке детское мясо! При этих словах у Сарраски как-то по-особенному сверкали во рту белые и острые зубы; когда же я, не без отвращения, переспросил: неужели человеческое мясо так вкусно и волчьи ласки так приятны, — она только лукаво засмеялась в ответ. Тогда я спросил еще, случалось ли ей испытывать ласки демонов и доставляют ли они наслаждение. Она, не стыдясь, заявила мне, что доставляют, и очень большое, только семя у демонов холодное, как лед. Но потом она придвинулась ко мне совсем близко и, бесстыдно касаясь рукою частей моего тела, стала мне говорить: - Но что там поминать прошлое, мой беанчик? Сегодня я тебя люблю, и ты мне желаннее всякого инкуба. Знаешь, вот огни уже гасят и скоро петух запоет, — пойдем-ка со мной. Когда же я отрицательно покачал головой и постарался высвободиться из ее объятий, Сарраска спросила меня, отчего я такой печальный. Я сказал ей, что мастер Леонард пообещал мне дать ответ на один вопрос, для меня очень важный, и до сих пор не ответил ничего. Тогда Сарраска сказала мне: - Ты не грусти, беанчик! Прошлую пятницу я была у него невестой, и он ко мне очень благосклонен. Я сейчас пойду и спрошу у него: он мне не откажет. Сказав это, Сарраска соскользнула со скамьи и побежала, а я, оставшись один, стал осматриваться вокруг. Действительно, огни уже погасли, и только некоторые из них слабо тлели у самой земли, и на моих глазах быстро стали пустеть скамьи, ибо настал миг для участников шабаша предаться завершительной и позорнейшей части празднества. Нежная музыка флейт зазвучала над лугом, и в сгущавшемся мраке руки стали протягиваться к рукам и сплетенные тела, с тихими стонами, падать на землю, тут же, между столами, и на берегу озера, и в отдалении, под ветвями деревьев. Там видел я перед собою безобразное соединение юноши со старухой, там гнусную забаву старика с ребенком, здесь бесстыдство девушки, отдавшейся волку, или неистовство мужчины, ласкающего волчиху, или чудовищный клубок многих тел, переплетенных в одной ласке, — и дикие вскрики вместе с прерывистым дыханием неслись со всех сторон, возрастая и заглушая звуки инструментов. Скоро весь луг обратился в один оживший Содом, в новый праздник Кодра или в страшный дом сумасшедших, где все были охвачены яростью сладострастия и бросались друг на друга, почти не различая, кто это: мужчина, женщина, ребенок или демон, — и непобедимый запах похоти подымался от этих темных роящихся груд, опьяняя также и меня, так что я чувствовал в себе то же мужское безумие и ту же ненасытную жажду объятия. В этот-то миг появилась передо мной Сарраска, ликующая и говоря мне: — Готово! Готово! Он сказал мне: „Разве моя верная служительница не дала ему ответа: куда едете, туда и поезжайте!“ И уж если он подтвердил, значит — верно! После этих слов, считая, что печаль моя рассеяна, ведьма, молча, охватила меня руками и повлекла за собою к опушке леса, прижимаясь, как ящерица, и шепча мне бессвязные слова ласки. Соблазн сладострастия проникал в меня и через ноздри, и через уши, и через глаза. Сарраска же теплым телом как бы опаляла мое тело, так что без сопротивления давал я вести себя. Под ветвями густого орешника мы упали на землю, где был островок моха, и я в ту минуту не помнил ни своих клятв, ни своей любви, а предавался только вожделению, затемняющему разум и лишающему воли. … наконец я уже ничего не различал вокруг и упал на землю, словно в глубокий колодец, головой вниз. Затем, когда я очнулся и, сделав большое усилие, открыл глаза и осмотрелся, я увидел, что лежу, один, на полу нашей маленькой комнаты, где намазал себя магическим составом. В воздухе еще стоял удушливый запах этой мази, все тело мое ныло, словно бы я разбился, упав с высоты, и боль в голове была так сильна, что я едва мог мыслить. Однако, собрав все силы, я, присев, тотчас постарался дать себе отчет, чем было все то, что наполняло мою память».[26] Основной вопрос заключается в следующем: действительно ли ведьмы и колдуны Итальянский демонолог ХVII века Франческо Гуаццо в своей книге «Compendium Maleficarum» пишет следующее: «Мнение, которого придерживаются последователи Лютера и Меланхтона, заключается в том, что, по их мнению, ведьмы участвуют во всех этих собраниях лишь в своем воображении, их сознание замутнено некоей дьявольской уверткой. В защиту этого предположения отрицатели указывают, что ведьм часто видели лежащими в определенном месте без движения (в то время как впоследствии они утверждали обратное). Более того, из жития св. Германа, которое уместно будет здесь процитировать, известно, что некоторые женщины заявляли, будто они отправляются на „банкет“, в то время как, по заверениям надежных свидетелей, они ложились и засыпали. Что подобного рода женщины легко поддаются обману, не подлежит сомнению… Я же придерживаюсь противоположного мнения, что в ряде случаев некоторые ведьмы действительно телесно переносятся на полуночный шабаш дьяволом, принимающим форму того или иного нечистого и чудовищного животного, чаще же всего козла. Так полагают ведущие теологи и специалисты в области юриспруденции из Италии и Испании; это мнение подтверждается и католическими авторитетами. Большинство авторов придерживается именно такого взгляда, например, Торквемада в своих комментариях к Гриллану, Реми, св. Петр Дамиа-ни, Сильвестр Авильский, Томмазо де Виа Гаэтани, Альфонсо де Кастро, Систо Сиенский, Пер Криспе, Бартоломео Спинья в глоссах на Понцинибио, Лоренцо Ананья и множество других, о которых для краткости здесь умалчивается». Соотечественник Гуаццо, итальянский инквизитор Бернард из Комо, в своём энциклопедическом трактате «De Strigibus» писал следующее: «Эти несчастные, действительно полностью контролируя свои чувства и не находясь в состоянии сна, посещают эти собрания, или скорее, оргии, и если место их проведения находится недалеко, то они идут туда пешком, по дороге весело беседуя. Если же им предстоит встреча в некоем отдаленном месте, то они переносятся туда дьяволом. Каким бы образом они ни попали в это место, нет сомнений, что путешествие это носит реальный, а не воображаемый характер. Нет также причин думать, что они действуют в помраченном сознании, когда отвергают католическую веру, поклоняются дьяволу, попирают ногами Крест Господень, оскверняют Святое Причастие, предаются грязному разврату и совокупляются посреди этого собрания, оскверняют себя связью с дьяволом, который является им в обличий человека и используется мужчинами как суккуб, обслуживая вместе с тем женщин, как инкуб». Как видно из приведенных отрывков, средневековые инквизиторы верили в реальность физического посещения шабашей колдунами и ведьмами. «В „Молоте ведьм“ Шпренгер сообщает о женщине, которая добровольно пришла в суд с тем, чтобы ее наказали как ведьму, и призналась братьям-доминиканцам, что по ночам она посещает шабаши и никакие заслоны и решетки не могут ей помешать отправиться на адскую пирушку. Она была помещена под замок в помещение, откуда не было никакой возможности выбраться, и охранялась специально приставленными к ней людьми, которые постоянно наблюдали за ней в замочную скважину. Эти люди сообщили, что как только ее доставили в это помещение, она немедленно повалилась на кровать; при этом казалось, что ее члены абсолютно не гнутся. Избранные представители трибунала, серьезные и внимательные доктора вошли в комнату. Они стали будить женщину. Вначале это не получалось и пришлось основательно ее потрясти. Тем не менее она оставалась недвижимой. Тогда ее стали довольно грубо щипать. Наконец, принесли зажженную свечу и держали у ее ступни, пока на ней не появились следы ожога. Женщина никак не реагировала на происходящее. Через некоторое время к ней вернулись чувства. Она села и в подробностях рассказала, что случилось с нею на шабаше, где именно она была, сколько там было человек, какие проводились ритуалы, о чем говорилось. Потом она пожаловалась на боль в ноге. На следующий день отцы объяснили ей, как все происходило, что она и не покидала этого места и что боль происходит от свечки, эксперимент с которой был необходим для установления истины. Обращались они с ней строго, но по-отечески, и после того, как она исповедовалась в своей ошибке и обещала впредь противиться таким скверным фантазиям, ей предписали соответствующее случаю покаяние и отпустили».[27] Очевидно, что сатанизм начал свою историю в незапамятные времена, намного раньше ведовских процессов и, возможно, раньше появления письменности. Собственно, первым сатанистом был сам Сатана: он стал им, когда стал Сатаной, т. е. стал против бога. Истоки же современного сатанизма, как культа сознательного поклонения Дьяволу следует искать в христианских ересях. Гностики, катары и проч. — о них мы поговорим несколько позже, когда будем говорить о Светлом сатанизме и его идеологической основе. Начало же «классического сатанизма» (приверженцы которого считают Дьявола воплощением зла и тьмы) обнаруживаются в средних веках новой эры. «В 1388 году инквизиция подвергла допросу с пристрастием некоего человека, который под пытками рассказал о группе вальденсов, действовавшей близ Турина. Они поклонялись Великому Дракону Апокалипсиса, создателю мира, власть которого на земле выше власти Бога. Они считали Иисуса простым смертным, сыном Иосифа Обручника, а не Сыном Божиим. Они проводили обряды в честь своего бога, а затем устраивали оргии. При посвящении в секту новичок должен был выпить зелье, приготовленное из экскрементов жабы; снадобье это было настолько могущественным, что отведавший его человек уже не мог выйти из секты до конца своих дней. В 1453 году в Тюрингии обнаружили секту Братьев Креста. Они занимались умерщвлением плоти и верили в то, что Сатана рано или поздно вернет себе былое могущество и снова взойдет на небеса, изгнав оттуда Христа. По ночам они устраивали тайные оргии. В начале XVI века по Европе прошел слух о том, что Богемию наводнили тысячи люцифериан. А в Италии Папа Юлий II отдал одному инквизитору приказ расследовать деятельность „некой секты“, члены которой отвергали христианскую веру, оскверняли кресты и святые таинства (в особенности — таинство причастия) и, считая Дьявола своим владыкой и господином, приносили ему клятвы верности и послушания».[28] С классическим сатанизмом прочно ассоциируется понятие о так называемой Чёрной мессе. Чёрная месса — это обряд, традиционно приписываемый сатанистам. Чёрная месса является пародией на традиционную мессу — религиозную службу Католической церкви. Замечательное описание обряда чёрной мессы дал А. Ш. ЛаВей: «Популярная концепция Черной Мессы такова: отлученный от церкви священник стоит перед алтарем, который представляет собой обнаженная женщина с раздвинутыми ногами и выставленным напоказ влагалищем, в каждой из протянутых рук сжимающая по черной свече, приготовленной из жира некрещенных детей; на ее животе стоит чаша с мочой (или кровью) проститутки. Перевернутое распятие висит над алтарем, а треугольные гости из зараженного спорыньей хлеба или покрытая черными пятнами репа благословляются священником и макаются во влагалище женщины-алтаря. Затем, рассказывают нам, призывы к Сатане и различным демонам уступают место набору молитв и псалмов, прочитанных задом наперед и пересыпанных непристойностями… все это исполняется в „защитной“ пентаграмме, нарисованной на полу. Если появляется Дьявол, то он предстает в виде нетерпеливого мужчины с головой черного козла на плечах. После следуют такие действия, как самобичевание, сжигание молитвенни-ков, куннилингус, феллацио и поцелуи в основном нижних частей тела — все под аккомпанемент сквернословных цитат из Библии и харкания на распятие! Если во время ритуала может быть убит ребенок — еще лучше; ведь всем известно, что это любимый вид спорта сатанистов»![29] В наши дни сатанизм представлен целым рядом течений и направлений. Условно все виды сатанизма можно поделить на две ветви — 1) 1) атеистический сатанизм К первой категории следует отнести концепцию сатанизма, разработанную американцем Антоном Шандором ЛаВеем (в миру — Говард Стентон Леей). Свои взгляды на Сатанизм он изложил в своей книге «Сатанинская Библия» (1966 г). ЛаВей пишет: «Все религии духовного характера придуманы человеком. Ничем иным, как своим плотским мозгом, он сотворил целую систему богов».[30] Далее у ЛаВея мы читаем: «Не является ли более осмысленным поклонение тому Богу, которого он сам создал в соответствии с собственными эмоциональными потребностями — тому, кто наилучшим образом представляет его целиком и полностью плотское существо, имеющее навязчивую идею первым делом изобрести себе Бога? Если человек настаивает на обособлении своей скрытой сущности в виде „Бога“, тогда зачем бояться своего истинного „я“; боясь „Бога“ — зачем обращаться к самому себе, обращаясь к „Богу“ — зачем обособляться от „Бога“ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ОТПРАВЛЯТЬ РИТУАЛЫ И РЕЛИГИОЗНЫЕ ЦЕРЕМОНИИ В СВОЕ ИМЯ»? Давайте теперь посмотрим, кем или чем является для ЛаВея Бог: «Для Сатаниста же, „Бог“, каким бы именем он ни был назван, или даже не назван вообще, — видится неким уравновешивающим природу фактором…». То есть, ЛаВей отрицает Бога, как личность, заменяя его на некий «уравновешивающий природу фактор». Давайте теперь посмотрим, кем или чем для ЛаВея является Сатана: «Сатанисты, согласно учению ЛаВея, исходят из того, что сам человек, а также силы действия и противодействия Вселенной ответственны за все происходящее в природе, и не заблуждается насчет того, что кому-то есть до этого дело». «Большинство Сатанистов, — говорит ЛаВей, — не принимают Сатану как антропоморфное существо. Он просто олицетворяет собой силы природы». Может ли существовать сатанизм без Сатаны? Трудно однозначно ответить на этот вопрос, ибо в своё время были предприняты попытки создать христианство без Бога. Вспомним так называемый «Пантеизм». Пантеизм: (pantheoism, греч. pan — все + thaos — бог) — отождествление Бога с природой. В пантеистических концепциях нередко скрывались натуралистические тенденции, растворявшие Бога в природе и подводившие к материализму, представляя собой учения, оппозиционные по отношению к господствовавшему теистическому религиозному мировоззрению. В средние века, в отличие от иудаизма, христианства и ислама, с определяющим для них теистическим пониманием бога как личности, абсолютно возвышающейся над природой и человеком, пантеизм развивал учение о безличном мировом духе, скрытом в самой природе. Натуралистические тенденции пантеизма со всё большей силой начали проявляться в эпоху Возрождения. Одним из первых подошёл к проблеме пантеизма Николай Кузанский. Давайте теперь попробуем в пантеизме заменить слово «Бог» на «Сатану». Не напоминает ли вам, уважаемые читатели, получившийся результат концепцию ЛаВея (Сатана = олицетворение сил природы)? Разумеется, в приложении к учению ЛаВея сам термин «пантеизм» следует отредактировать. Заменим частицу «теизм» на «сатанизм». Получим — ПАНСАТАНИЗМ. Чтобы не вызывать двусмысленностей и разночтений, оговорюсь: несмотря на то, что лично я придерживаюсь второй, религиозной концепции сатанизма, тем не менее, я с большой теплотой отношусь к учению ЛаВея. Ибо ЛаВей возвёл человеческую жизнь в ранг священной (вспомним его слова «Каждый человек является богом, если считает себя таковым»). Кроме того, ЛаВей выступал против жертвоприношений людей и животных. Ну и, конечно же, ЛаВею первому удалось официально зарегистрировать сатанинскую организацию. У ЛаВея существует много последователей в разных странах мира. Хоть некоторые из них и позиционируют себя как нечто отличное от учения ЛаВея, тем не менее, основа учений этих организаций зиждется на всё тех же постулатах «чёрного папы». Как не назови Сатану — «эгрегором»,[31] «архетипом»,[32] «зелёным инопланетянином», «вселенским процессором» — суть не меняется: у Сатаны отнята его главная составляющая — его Личность. Его разум. Его воля. До появления ЛаВея со своим учением, Сатана был Личностью, следовательно, любая попытка обезличить Сатану — является не чем иным, как интерпретацией (порой — весьма изощрённой интерпретацией) всё того же учения мистера ЛаВея. 2) религиозный сатанизм Религиозный сатанизм так же, как и атеистический сатанизм тоже богат своими течениями. Все направления религиозного сатанизма объединяет между собой общая черта — вера в Сатану, как Личность. Религиозный сатанизм настолько многообразен, что о нём можно говорить до бесконечности. Течения религиозного сатанизма настолько непохожи друг на друга, что, порой, непосвящённому человеку трудно найти между ними что — либо общее. Наша работа посвящена Светлому сатанизму, поэтому я не буду здесь подробно расписывать все остальные направления религиозного сатанизма. Скажу только о том, что не относится к сатанизму — к любому из его видов: 1) К сатанизму не имеет ни малейшего отношения так называемое «позёрство». Позёрами являются, главным образом, подростки, ищущие романтики в новых ощущениях. Такие ощущения, как они думают, им может дать сатанизм. Иначе говоря — эти люди идут в сатанизм не из — за своих убеждений, а исключительно для того, чтобы испытать что — то новое, или же просто отдать дань моде, покрасоваться перед своими товарищами. Для них сатанизм — это всего — навсего ещё одна игра, как домино или шашки. Такие люди культивируют, как правило, только внешнюю псевдо-сатанинскую атрибутику (пр. носят перевёрнутые пентаграммы на своих шеях, одеваются во всё чёрное). Как правило, это подростки. Когда они закончат свои институты или училища, когда они устроятся на приличную работу, найдут себе жён и мужей и выйдут, наконец, из — под опеки своих родителей, то их косухи найдут своё вечное пристанище на чердаках и в подвалах их домов. На цепи, которыми они сейчас так любят обвешиваться, будут посажены их домашние псы. А их пентаграммами будут играть их младшие братишки, и сестрёнки, которые к тому времени уже подрастут и окрепнут. Светлые сатанисты не носят никаких косух и цепей. Исключение составляют металлисты, исповедующие светлый Сатанизм. Кроме того, Светлые сатанисты могут и вовсе не быть металлистами, а слушать совершенно другую музыку. Тут главное другое. Тут главное, чтобы сатанист верил в свои убеждения, и свято им следовал на протяжении всей своей жизни. 2) Различные преступники, прикрывающие свои беззакония сатанизмом. Сжёг церковь — сатанист. Убил священника — дьяволопоклонник. Зачастую эти отморозки не имеют ни малейшего понятия о теории и практике сатанинских учений. Соберётся стайка подростков, выпьет пива и пойдёт переворачивать кресты на могилах и крушить надгробия. Почему? Ну как же — это же «круто» (думают они) — это — романтика. Имеют ли все эти люди отношение к сатанизму? Нет, не имеют, ибо в вандализме нет никакого толка. Подобные действия попросту бессмысленны, ибо не несут никакой реальной пользы данному конкретному сатанисту. Так же предлагаю задуматься таким людям: чтобы они стали делать, если, придя на кладбище к своему деду или отцу — обнаружили бы его памятник, который купили и установили незадолго до этого на свои деньги, опрокинутым и осквернённым? К одной из разновидностей религиозного сатанизма относится так же и предмет изучения данной работы — Светлый сатанизм. Поговорим о нём в следующей главе. |
||
|