"Кадриль убийц" - читать интересную книгу автора (Жюбер Эрве)

ДЕНЬ ХРУСТАЛЬНОГО ДВОРЦА

— Муогу предлоужить яйца всмятку, в меушочек или французский оумлет.

— Всмятку, если возможно, — сказала Роберта.

Официант со снисходительной улыбкой ответил:

— Всмятку для мадам. А для месье?

— В меушочек.

Официант кивнул и отошел от их столика. Колдунья вздохнула; восхищаясь рестораном «Савоя». Солнце щедрыми потоками врывалось в огромный зал со стенами и потолком в ламбрекенах. Из красных керамических горшков вырывались глянцево-зеленые растительные фонтаны. Свет лучился первозданной чистотой — такого света не бывало в континентальных городах вроде Базеля. Моргенстерн была необычайно весела. У Мартино под глазами чернели мешки.

— Плохо спали, мой маленький Клеман? — спросила колдунья.

«Мой маленький Клеман»? Он все еще искал адекватный ответ, когда официант принес две тарелки с дымящимся беконом и в меру прожаренными сосисками. Роберта наполнила чашку чаем и поднесла ко рту, отставив мизинец, как штык.

— Невероятно. Совершенно невероятно, — пробормотала она.

Мартино налил себе черный кофе. Выпил его почти одним глотком и тут же вновь наполнил чашку.

— Что такого невероятного? — спросил он.

— Этот чай — чистый Дарджелинг, а не поганая синтетика, которую промышленники пытаются нам всучить. М-м. Великолепно. Божественно. Надо подкупить снабженца, чтобы увезти с собой несколько пакетиков этого чуда.

Мартино был уверен, что эта женщина способна на такой поступок. Принесли яйца, и они принялись за завтрак.

— Вы получили приглашение от Палладио? — спросила Моргенстерн.

Мартино кивнул.

— Рандеву в полдень в Хрустальном Дворце, — отчеканил он. — Наконец-то граф примет нас. Вы знаете, как он выглядит?

— Понятия не имею. Он всегда избегал масс-медийной рекламы.

Мартино приподнял ломоть бекона, спрашивая себя, как к нему подступиться.

— Вам удалось провести ваши «проверки» вчера днем? — спросил он с мрачным выражением лица.

— Хм-м, — промычала колдунья.

— Нашли что-нибудь?

— Этот вопрос скорее должна задать я, дорогуша. Вы возложили на себя обязанность осмотра места преступления. И что же вы узнали об убийце, кроме размера обуви и роста? Можно позаимствовать у вас чеддер?

Молодой человек протянул тарелку своей спутнице, которая тут же расправилась с куском сыра. Как ей это удавалось? Утром он мог глотать только кофе. И то с трудом.

— Вы явно не в форме, Мартино. Кошмары?

Он вернулся в «Савой» ночью. И с огромным трудом заснул. Он вспоминал сны, вернее, кошмары.

Сон болтал его между небом и землей, а с рассветом выбросил на берег.

— Дурные сны, — ответил он уклончивым тоном, который Моргенстерн обожала, когда не вела откровенный диалог.

Он вытер губы уголком салфетки и спросил:

— Я вам нужен до полудня? Роберта пожала плечами:

— Пожалуй, нет. Я хотела немного прогуляться. Но не буду заставлять вас лизать витрины вместе со мной. Я не настолько бесчеловечна.

— Хорошо. — Мартино встал. — Тогда простите меня. У меня важное дело. Встретимся в Хрустальном Дворце.

Молодой человек поспешно покинул ресторан. Моргенстерн смотрела ему вслед, держа ложечку, готовую нырнуть в баночку с мармеладом.

— Значит, у наследника Мартино есть свои тайны? — громко спросила она сама себя.

Старый господин весьма достойного облика, завтракавший за соседним столиком, бросил на колдунью удивленный взгляд. Она опустила ложечку в мармелад и щедро намазала им ломоть белого хлеба, раздумывая над тем, с какого дела начнет сегодня. Вторым делом была поимка убийцы. А первым — заклинание, чтобы расправиться со всем, что стояло на столе.

Кеб высадил Мартино у входа в Лондонскую башню. Группа туристов спешила по аллее, чтобы полюбоваться королевскими драгоценностями. Их копиями, поправила бы Моргенстерн. Следователь открыл конверт, найденный на Пеликане, достал карточку и перечитал загадочную фразу: «Я убил полковника Гардинера».

Бывшая тюрьма, мрачное средневековое здание, состояла из четырех башен, соединенных между собой крепостной стеной с бойницами. Посетителей направляли к примыкающему к комплексу зданию, перед которым застыли два стражника с алебардами в елизаветинских одеяниях. Мартино подошел к ним и показал пропуск. Один из стражников взял его и сунул в карман.

— Зеленая дверь налево, — сказал он, указывая на дверь, скрытую выступом стены. — У вас десять минут, чтобы найти того, кто убил полковника Гардинера.

— Потому что это был мужчина? — схитрил следователь.

Стражник уже забыл о Мартино и принялся внимательно разглядывать новую группу туристов, идущих по аллее. Молодой человек, словно воришка, прокрался к зеленой двери и толкнул ее. Ноздри защекотал затхлый воздух. Он проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь.

Помещение, в котором он оказался, освещалось слабо. Свет сочился через темные витражи. Мартино выждал, пока глаза привыкнут к полумраку. Постепенно перед ним возникла безмолвная и неподвижная армия.

Пехотинцы и кавалеристы стояли рядом. И тридцать лошадей, которые не двигались и не ржали. Следователь с опаской подошел к ближайшей. На всаднике были латы с шипами и иглами. Шлем напоминал артиллерийский снаряд. На железные плечи ниспадал хвост из страусовых перьев.

Мартино потрепал лошадь по шее и услышал гулкое эхо. Помещение осветилось от вспыхнувших под потолком прожекторов.

— У вас осталось восемь минут, чтобы найти убийцу полковника Гардинера, — напомнил безликий голос.

— Да, да, — ответил ослепленный молодой человек, ощущая себя дураком, поскольку подозревал, что отвечает автомату.

Он пошел по проходу, читая надписи у ног каждого манекена. Кто был этот Гардинер? И кто его убил? Вряд ли речь шла о настоящем убийстве. Однако правила игры, предложенные «Морскими линиями Палладио», утверждали, что участника нельзя обманывать. Так кто же?

Манекены представляли собой бывших суверенов несчастной английской короны в боевых или парадных одеяниях. Генрих VI, Эдуард IV, Генрих VII, Яков I, Генрих, принц Уэльский… эти имена звучали как имена героев античной трагедии, написанной кровью и пушечным порохом. На латах были выгравированы сцены битв, монархи в облике Геракла, яростные атаки против врагов, вырывающихся из-за крепостных стен.

Каждый суверен потрясал своим любимым оружием. Стальная дубинка, толедская сабля, мальтийский меч — так указывалось на табличках. Последняя фигура, двенадцатилетний ребенок, закованный в металлический панцирь, выглядела особо красноречивой. Принц Уэльский держал в руке оружие, соответствующее его росту, короткий меч с небольшой рукояткой.

— У вас осталось три минуты, — напомнил голос.

Он слишком увлекся экспонатами. Гардинер, кто такой Гардинер? Мартино еще не видел его имени. Простой полковник не мог сидеть на лошади, как короли. Ряд всадников заканчивался выставкой оружия в витринах, собранных в пирамиды или висящих на стенах.

— Две минуты, — настойчиво звенел голос.

— Я убил Гардинера, — повторял Мартино, пытаясь сосредоточиться.

Мечи, дубинки, копья, алебарды, кинжалы. На некоторых из них в желобках еще чернела кровь врага.

«Карабин и щит графа Map, — прочел Мартино. — Сабля претендента, когда его объявили королем Шотландии».

— Тридцать секунд.

Следователь окинул взглядом витрины. Невозможно. Он не мог ускользнуть от него. Он обернулся, и его глаза остановились на топоре, висящем на стене.

«Этот топор шотландского горца убил полковника Гардинера при Престонпансе», — успел он прочесть.

Внезапная интуиция заставила его схватиться за ручку топора и потянуть к себе. Топор сорвался с крюка и замер над его головой. Перед молодым человеком распахнулась потайная дверца в стене. Женский голос умоляюще произнес:

— Скорее! Я должна открыть вам свою тайну!

— И… Иду, — ответил Мартино.

Переступил порог, и дверь захлопнулась за ним.

Полная темнота. Ни малейшего движения воздуха. Никакого шума. Что-то сзади осторожно толкнуло его под колени, заставив сесть. Мартино оказался на обитой тканью скамье. Ощутил, что двигается. К его груди прижалась поперечина, предохраняя от возможного падения.

Он катился по рельсам сцены. Вагонетка двигалась с умеренной скоростью. Мартино почувствовал, что поворачивает направо. Вагонетка со звоном миновала стрелку и вынесла его к первой сцене средневековых пыток.

На столе лежал связанный по рукам и ногам мужчина. Палач склонился над одним из клиньев, в которых были зажаты лодыжки жертвы, и крутил архимедов винт. Мученик издавал ужасающие вопли. Его кости затрещали, когда вагонетка свернула налево, приближаясь к новой сцене.

В кровати под балдахином друг к другу прижимались два ребенка. Они смотрели на полоску света из-под двери спальни. Манекены, решил Мартино, разглядывая сцену. Но уверенность как рукой сняло, когда дверь распахнулась, а дети жалобно застонали. В проеме возник палач. Перепуганные дети Эдуарда хотели убежать, но они были прикованы цепями. Мартино хотел вылезти из вагонетки, в которой его держала поперечина. Но та не шелохнулась.

Вагонетка снова повернула и замедлила бег. В камере с засыпанным сеном полом находились два актера. Молодая женщина, лицо закрыто капюшоном, стояла на коленях перед деревянной колодой, положив на нее голову, и ждала. Палач уже поднял топор, готовясь обрушить его на шею приговоренной к смерти.

Молодой человек сбросил с себя кошмарное оцепенение. Проскользнул под поперечиной, выбрался из вагонетки, спрыгнул на пол камеры. Женщина рыдала. Мужчина не двигался. Мартино не колебался. Ринулся к палачу и отбросил его к стене камеры. Громила упал без сопротивления, словно набитая тряпками кукла. И даже не шелохнулся, когда Мартино застыл, ошарашенный собственным мужеством.

Девушка не сдвинулась с места. Мартино встал на колени рядом с ней и протянул руку, чтобы повернуть ее голову.

— «М» — первая буква таинственного слова, — сообщила голова и покатилась на пол к ногам следователя.

Голова кустарно изготовленного манекена обладала покрытым швами и заплатками лицом с гротескными глазами и грубо намалеванным ртом.

Мартино встал, икая от удивления. Он думал только о том, как выйти, покинуть эту пародию на темницу. Ему хотелось вдохнуть свежего воздуха и увидеть настоящий мир.

В стене камеры открылась дверь. Она выводила на улицу. Через десять секунд следователь спускался по аллее, обзывая себя идиотом и пытаясь усмирить сердцебиение.

День для посещения Выставки выдался великолепный. Пары расхаживали по тенистым аллеям Гайд-парка. В ветвях высаженных пейзажистами вязов щебетали воробьи. Солнце, едва закрытое легкими облачками, накрывало парк теплым покрывалом. Лондон наслаждался прекрасным временем года.

Роберта шла к огромному зданию Хрустального Дворца, похожего на гигантскую теплицу или прозрачный вокзал. Она надела более легкий наряд, найденный в гардеробе, но теперь походила на безе с суфле.

Колдунью волновал не наряд, а Мартино. Тот выглядел таким неопытным! И увлеченным, что, впрочем, не было плохой чертой характера для агента Криминального отдела. Немного свежей крови и невинности не повредит службе майора Грубера.

— Мисс!

Молодой следователь вприпрыжку несся вверх по склону. Он был по-прежнему облачен в костюм карманника, к которому, похоже, привык. Он остановился перед Моргенстерн, жестами показывая, что не может говорить. Колдунья ждала, опершись на ручку зонтика, воткнутого в газон, — крайне элегантная поза.

— Вы… вы только что пришли? — спросил он, отдышавшись.

— Нет, ухожу. — Мартино скорчил разочарованную гримасу. — Пришла, малыш. Почему вы так запыхались? Даже скидки в «Либерти» не могли бы произвести на меня такого впечатления.

— Я… я посетил Лондонскую башню.

— Надеюсь, визит был поучителен? — Моргенстерн продолжила путь наверх. — Поспешим. Палладио, похоже, очень занятой человек. Он уже оказал нам великую честь, согласившись принять…

Молодой человек семенил рядом с колдуньей. Она с насмешливой улыбкой наблюдала за ним краем глаза.

— Вы не боитесь ареста? С вашим разбойничьим видом…

— Идеальный наряд, чтобы арестовать убийцу, мисс, — ответил молодой человек более уверенным голосом. — Раствориться в толпе, наблюдать и выжидать.

— Полагаю, глава пять вашего Годдфруа. Слежка и переодевания? — Мартино замедлил шаг, слегка уязвленный тоном начальницы. — Прошу меня простить, но я уже давно не работала с напарником, могущим цитировать наизусть полицейский кодекс. Ваши действия впечатляют. Правда. Я собиралась вас поздравить.

Мартино поглядел на колдунью, пытаясь понять, издевается она или нет. Но Моргенстерн была в отличном настроении и не имела ничего против этого мальчика, мечтавшего о славе и приключениях. Кроме их первой встречи, когда он был на гремящей машине.

— К каким заключениям вы пришли после осмотра места преступления? — спросила она, открывая зонтик, чтобы укрыться от жгучих лучей солнца, вышедшего из-за туч. — Вы не стали отвечать сегодня утром.

Мартино похлопал по вибратору, спрятанному под пиджаком, и ответил:

— Слишком рано делать выводы. Но мы узнаем, кто совершил это гнусное преступление.

— Вот как! — откликнулась Роберта, прекратив — расспросы. — А вот и господин Симмонс, который спешит нам навстречу. Очаровательный человек. У него красивая походка.

Симмонс, затянутый с ног до головы в зеленый наряд, почти сливался с зеленью Гайд-парка. Он склонился перед Робертой и воскликнул:

— Добро пожаловать на Выставку!

Потом проводил до турникета, перегораживающего вход в Хрустальный Дворец.

Восприятие объемов — вещь удивительно странная. Роберте иногда нравилось входить в старинные церкви родного города, чтобы ощутить мрачную тяжесть здания, ведь остальные дома были прозрачны и невесомы.

Иным было восприятие Хрустального Дворца — пространство растягивалось, тянуло во все стороны гигантские рукава переходов, исчезавшие вдали. Свет свободно разгуливал среди стеклянных сводов. В одном месте вырывал из полумрака макет известной машины. В другом — молочным ореолом плясал вокруг хрустального фонтана. В воздухе кружились вихри золотистых пылинок, похожие на колонны насекомых.

— Фантастика, — сказала Роберта. — Просто фантастика.

— Граф ожидает вас, — произнес Симмонс. — Он обожает Выставку и не упускает возможности посетить ее, когда находится в Лондоне.

Симмонс быстро удалился. Роберте не хотелось следовать за ним. Она желала побродить, как и остальные посетители, которые с сосредоточенным видом замирали у машин с путеводителем Выставки в руках.

Мартино бросился за Симмонсом, забыв о Моргенстерн. Она отстала и углубилась в поперечную аллею, ведомая собственным любопытством.

Дисгармоничные звуки привлекли ее в угол американской секции. Около барьера сгрудилась толпа, созерцая странный инструмент: громадный ящик с четырьмя скрипками на концах шестов, на которых играли механические смычки. Молодой человек, сидящий перед клавиатурой инструмента, из последних сил колотил по клавишам. Смычки тиранили распятые скрипки, пытаясь сыграть гимн Гайдна, если Роберта правильно угадала мелодию. Она удалилась от какофонии, потирая уши.

Чуть дальше она миновала цоколь, который могли вращать посетители. На нем стояла мраморная плита с тонкой гравировкой — молодая обнаженная девушка, выходящая из купальни. Вокруг невинной девушки толпилось множество старичков, комментировавших рисунок. Милая эпоха, подумала Роберта.

Из задумчивости ее вывел глухой стук. Она пошла на звук, пересекла зал и оказалась у подножия механического монстра высотой три и длиной шесть или семь метров. Машина щерилась множеством рычагов, шестеренок, ручек, стальных листов, которые с пыхтением двигались, выплевывая сгустки свистящего пара. Дети разглядывали машину, прячась в юбках матерей.

— Это что за штуковина? — задумчиво спросила Роберта.

Мужчина с книжечкой в руках просветил ее:

— Это машина для склеивания конвертов, представленная фирмой Стивенсон. В час она изготавливает две тысячи штук.

— А?!

Роберта отошла от конвертной машины. Немцы демонстрировали свои чудеса чуть дальше. Их стенд привлекал посетителей. Роберта, работая локтями, подошла ближе и увидела несколько сцен, подготовленных таксидермистами из Штутгарта: семейство лис на пороге норы; громадный одинокий олень, загнанный сворой — величественное животное и два вцепившихся в его бока пса. Все это напомнило ей сцену, которую воссоздал Симмонс в подвалах Лондонского моста.

Рядом были театральные инсценировки: мелкие животные играли людей — куницы в виде студентов охотились за уткой; пара лягушек пряталась под зонтиком; школьный класс из крыс и мышей внимательно слушал Ученого Кота.

— Мисс Моргенстерн! — позвали ее.

Это был голос Мартино. Роберта оглянулась. Но не увидела молодого человека. Пересечение аллей находилось чуть дальше. В центре высилась рощица вязов.

— Мисс Моргенстерн! — снова позвал Мартино.

На этот раз голос звучал ближе.

— Что это значит? — спросила Роберта, оборачиваясь и не видя его.

Ее накрыла тень, более густая, чем обычное облако. Колдунья вскинула глаза и увидела корпус с кривыми обводами, который летел на высоте десяти метров над выставкой.

— Альбатрос, — прошептала она.

Винты летучего корабля не вращались, но два троса кормы и носа крепили его к рельсу, скрытому под крышей Хрустального Дворца. Машина тянула его со скоростью улитки.

С корабля опустилась металлическая лестница-трап. Первая ступенька легла у ног Роберты. Мартино знаком позвал ее. Она подхватила юбки обеими руками и взошла по лестнице. Когда она ступила на палубу Альбатроса, навстречу ей бросился мужчина и низким голосом сказал:

— Добро пожаловать на борт, мисс Моргенстерн. Антонио Палладио, к вашим услугам.

Роберта должна была сомлеть от обаяния графа. Но, как всегда, осторожность возобладала. Она была уверена, что уже где-то его видела. Где? Когда? Моргенстерн не верила в совпадения. И Палладио не походил на человека, который полагался только на случай.

Мартино, напротив, попал под обаяние хозяина, как Симмонс и еще десяток людей, находившихся на палубе.

Роберта отодвинулась от графа, сделав вид, что опирается на поручень, чтобы полюбоваться видом.

Под корпусом медленно проплыла зелень ясеней. С ветвей сорвались несколько голубей, усевшихся у ног Палладио. Они принялись расхаживать вокруг него, печально воркуя. «Даже животные», — отметила Роберта, испытывая все большую подозрительность.

— Все в сборе. Пора пообедать, — предложил хозяин гостям.

На палубе был накрыт стол. Роберта последовала за Палладио вместе с остальными приглашенными, послушными как крысы из сказки, зачарованные волшебной флейтой.

Доедая второе, Роберта Моргенстерн догадалась, кого ей напоминает Палладио: бывшего преподавателя истории колдовства, господина Роземонда, в которого она, юная ученица, была безумно влюблена. Но Палладио был представительнее. И выглядел таким, каким остался Роземонд в воспоминаниях Роберты.

Дублеры Виктории, Пакстона и Изабара Брюнеля, сидевшие за роскошным столом, выглядели бледными тенями по сравнению с хозяином. Мартино, устроившийся между королевой и Моргенстерн, был околдован.

Разговоры за столом не прекращались, но темы пока затрагивались совершенно безобидные. Виктория делилась впечатлениями о Саре Бернар, которую несколькими днями раньше видела на сцене. Брюнель и Пакстон с понимающим видом обменивались какими-то техническими подробностями. Мартино весь обратился в слух. А Моргенстерн молчала. Стоило графу произнести слово или шевельнуть пальцем, как все внимание сразу приковывалось к нему.

— Насколько я знаю, у Криминального отдела вот уже некоторое время нет особых дел? — вдруг спросил он в момент, когда слуга наливал вино Роберте.

«Если он хочет растеребить меня, то получит по полной программе», — подумала колдунья.

— Похоже, его расшевелили события в вашем городе, — ответила она таким же любезным тоном.

Палладио кивнул. И на этот раз серьезно обратился к гостям:

— Должен вас информировать, что в Лондоне три дня назад совершено гнусное преступление. Мисс Моргенстерн и господин Мартино прибыли к нам, чтобы раскрыть это дело.

— Преступление? — воскликнула Виктория. — В Лондоне? Но это же ужасно!

Псевдокоролева была восхищена.

— Отвратительно и удивительно, — подхватил Пакстон, вращая вино в своем бокале. — А что именно случилось?

Роберта видела зловещие огоньки в зрачках лондонцев, похожих на летучих мышей. Спокойно проглотила кусок жаркого с мятой и ответила:

— Одна из ваших соседок была найдена в садике Ист-Энда сидящей на земле со всеми своими потрохами в руках. Преступление садиста, совершенное сумасшедшим. Быть может, он в данный момент прогуливается по Выставке. Если только, не следуя великой традиции англосаксонских полицейских интриг, не сидит с нами за этим столом.

Роберта с очаровательной улыбкой обвела взглядом аудиторию и с удовлетворением отметила, что Виктория побледнела и разом выпила половину бокала. Кагор был просто восхитительным.

— И как идет ваше расследование, дорогая мадам? — поинтересовался Пакстон.

— Мадемуазель. — Роберта повернулась к графу Палладио. — Расскажите о ваших городах, дорогой граф. Почему вы их построили?

У хозяина был отсутствующий вид. Он рассеянно глянул на Роберту. Колдунья увидела его глаза, желтые и налитые кровью, тут же вновь ставшие чистыми и прозрачными. Ей показалось, что это ей привиделось. Никто не заметил внезапной метаморфозы.

— Желание воскресить города вроде Лондона в их прежнем блеске, любовь к истории и театру. Вы знаете, я родился в Венеции, городе, который возвел маскарад в искусство жизни.

«Не сомневаюсь», — подумала Роберта. Ее мозг работал на полную мощность. Очарование графа не было естественным. Существовали заклинания, которые позволяли скрыть облик личности, чтобы показать иную личность — искусственную и чарующую. Роберта знала очень простое средство, чтобы определить, использовал ли граф какую-то хитрость, создавая себе маску.

— Каждый город построен по образцу венецианской лагуны, — продолжал Палладио, склонившись к Виктории. — Лондон, наверное, был одним из самых сложных творений. Все искусство кроется в механике, позволяющей сохранять жилые кварталы в череде дней, когда надо менять декорации.

Роберта внимательно вглядывалась в профиль графа.

— Ваши предки ведь были театральными декораторами? — спросил Пакстон.

— Декораторы и архитекторы. Города Палладио… — мечтательно протянул хозяин.

Роберта до боли прикусила язык. Словно от электрошока, лицо Палладио исказилось и тут же превратилось в лицо едва постаревшего господина Роземонда.

— Вам плохо, моя дорогая? — участливо осведомился он, поворачиваясь к Роберте.

— Нишего, — ответила она, прикрывая рот салфеткой, — я шебя укушила.

Она встала и сделала вид, что прогуливается по палубе, чтобы справиться с болью. Мартино после нескольких мгновений колебания подошел к ней.

— Потрясающий человек! — восхищенно воскликнул он.

Под корпусом Альбатроса мелькали чудеса техники. Модели походили на металлические доисторические чудовища, утонувшие в хрустальном море.

— И то, что он изобрел, — титанический труд.

— Мартино, кого он вам напоминает? Молодой человек покачнулся, словно потерял равновесие от вопроса.

— Вы знаете, я… я тоже спрашивал себя об этом. Думаю, он напоминает мне Годдфри.

— Автора учебника теоретической полиции?

— Технической, технической полиции.

— Опишите мне его. Облик.

Мартино смешался под напором Роберты, но повиновался:

— Вообще-то он полноватый. Кареглазый. Лысый. Но очаровывает своим молодым духом, своими способностями к анализу, силой своей дедукции…

— Значит, очарование… — проворчала Моргенстерн.

Палладио придавал своей персоне облик, близкий каждому, идеальный облик. Колдовство скрывало его истинное лицо, но Роберте надо было в этом удостовериться. Граф был одним из подозреваемых, как и любой житель этого города. Она вернулась на место в сопровождении своего напарника.

Брюнель беседовал со своим живым богом о проекте лайнера «Левиафан», который обеспечит связь между историческими городами: Лондоном, Парижем, Сан-Франциско, Венецией. Какие круизы можно организовать! Правда, течения, встречные ветры и небольшая глубина лагун были препятствием для судна…

Роберта уставилась на стеклянные стены, возвышавшиеся по обе стороны корабля, и со всей силой, на которую была способна, мысленно приказала: «Отражайте, сверкайте, удваивайте, но дверь в другой мир не отворяйте». Это же заклинание работало в ее ванной комнате. Почему бы ему не подействовать на стены Хрустального Дворца.

И стекла на самом деле засверкали. По отражению корабля пронеслась световая волна. И колдунья увидела истинный облик графа Палладио.

Тот, кто сидел за столом, несомненно, был человеком в расцвете сил несколько веков назад… Граф кутался в грязную, влажную простыню. Трясущаяся голова свисала на грудь. Крохотные порочные желтые глаза перескакивали с одного гостя на другого. Уши походили на лезвие пилы. Все лицо закрывало старческое пятно, усыпанное фурункулами.

Колдунья вгляделась в кошмарное видение, в человеческое существо, о котором забыла Смерть, а Время терзало уже целую вечность. Она почувствовала прикосновение к руке и отвернулась от изображения. Никто ничего не заметил. Впрочем, они и не могли видеть.

— Вы вновь с нами, моя дорогая? — спросило ее идеальное подобие господина Роземонда.

Роберта ответила не сразу. Она не сводила глаз с гладкой кожи кисти с ухоженными ногтями, потом поглядела прямо в глаза графу.

— Это здание навевает печаль, — сказала она. — Прошу меня простить. Накатило что-то.

— Не извиняйтесь! — воскликнул Пакстон, автор проекта. — Мы не предвидели такого воздействия. А ведь Дворец посвящен свету. Однако под моими хрустальными сводами теряют сознание множество женщин. Кто бы поверил, что такое количество стекла вызывает странные мечты?

«И кошмары», — дополнила колдунья.

— Пакстон, вы истинный поэт, — подхватила Виктория. — Я была права, поддержав ваш замысел.

Гости хвалили друг друга. Произносились тосты. Роберта не осмеливалась смотреть на отражения в хрустальных фасадах. Истинный облик могло скрыть только заклинание четвертого уровня. Но ни одно колдовство, насколько она знала, не могло поддерживать жизнь в графе. Этот человек, пригласивший их на обед, прожил несколько веков. Но колдунье было известно, что в этом мире нет бессмертных.

— Мисс Моргенстерн, наверное, думает о своем расследовании, — произнес Палладио. — Нас оно удивительно волнует. Может, скажете, что вам уже удалось узнать?

Мартино молчал, наблюдая за Робертой.

— Я знаю, кто убил Мэри Грэхем, — спокойно ответила она, наблюдая за реакцией графа в гигантском зеркале.

Голова мумии вдруг приподнялась. Острые, как кнопки, глаза остановились на Роберте.

— Вы знаете, кто убил Мэри Грэхем? — переспросило идеально-гладкое воплощение. — Вот это новость! А еще что?

Симмонс и Мартино обменялись непонимающими взглядами.

— У убийцы несколько имен: Монтегю Джон Друитт, Северин Клоссовский, доктор Рослин Д'Онстон Стивенсон. Я называю только лучших.

Побелевший как скатерть Симмонс едва сумел выговорить:

— Боже правый, как…

Роберта сжалилась и тут же сообщила расследователю:

— Дополнительные сведения. Убийца назвал жертву Энни Чепмен, а не Мэри Грэхем. Я проверила в архивах Криминального отдела. Эта Энни Чепмен действительно существовала, как Виктория, Пакстон и Брюнель. — Колдунья оглядела три воплощения и снова повернулась к графу. — Если наш человек любит историю, как, похоже, любите ее вы, полагаю, что в ближайшие ночи еще три невинных жителя покажут Потрошителю свои внутренности.

На несколько секунд воцарилась полная тишина.

— Ну конечно, Потрошитель, — пробормотал Мартино. — Джек. Вернее, кто-то, кто считает себя им.

— У вас есть доказательства? — спросил Палладио после недолгого раздумья.

Роберта с яростью бросила на стол салфетку, переполошив гостей, в том числе и Мартино.

— Быть может, вы считаете, что Мэри Грэхем споткнулась и распорола брюхо об острый камень? В вашем историческом городе бродит убийца, житель, который с огромной достоверностью играет свою новую роль. И он не один.

— Что вы хотите сказать? — спросил Мартино.

Роберта смотрела на Палладио, похожего на зверя, попавшего в западню. Граф попросил Викторию, Брюнеля и Пакстона пройти в другую часть корабля, где их ждали напитки. Гости беспрекословно повиновались. Заклинание действовало и в виде приказа, и в виде обольщения.

— Что вам точно известно? — спросил он, когда чужие уши оказались далеко.

— Убийца носит жилет с особым змееобразным рисунком. Я разослала его описание по всем гардеробам города. Такой костюм облюбовали несколько жителей. Но данные на них мне не сообщили, несмотря на неоднократные требования.

— Все верно, мисс Моргенстерн. Успех моих исторических городов основан на полной анонимности. Вы не можете…

Роберта стукнула кулаком по столу.

— Мне плевать, что ваши дурацкие воссоздания служат Луна-парком для растленных и развратных миллиардеров. Исторический город или нет, но он находится под юрисдикцией министерства, на которое я работаю. Откажете в сотрудничестве, и я закрою Лондон за серьезное нарушение национальной безопасности.

— Не осмелитесь, — уверенно сказал граф.

— И церемониться не буду, — тут же возразила Роберта. — И не пытайтесь воздействовать на меня заклинанием. Палладио, я вижу вас таким, какой вы есть на самом деле.

Роберта с наслаждением увидела в зеркале, как, услышав эту новость, вздрогнуло изображение скрюченного старикашки. Симмонс попытался отвлечь внимание.

— Лично мне интересно, — начал он, поджав губы, — как мисс Моргенстерн смогла столько разузнать об убийце.

Роберта глянула на него, как кошка на мышь.

— Задайте ей прямой вопрос, — отпарировала Роберта, — быть может, она вам ответит.

Палладио поднял руку, успокаивая спорщиков.

— Белая магия, — сказал граф. — Или черная магия. Не важно. Я не знал, что министр Фулд использует таких людей, как вы.

Роберта буквально ступала по яйцам: Мартино не должен был узнать, что она колдунья. Во всяком случае, не таким образом. Мир этим вряд ли будет встревожен, но майор Грубер мог заработать язву. Все зависело от графа и тона, который он выберет для разговора с ней. Палладио выдерживал ее взгляд, но не решался продолжить. В конце концов он сдался.

— Симмонс, — приказал он. — Предупредите Безопасность. Пусть соответствующие жильцы будут взяты под стражу и посажены в темницу.

— Граф, это беспрецедентно.

— Когда-нибудь приходится начинать.

Симмонс поднес руку к уху и отдал несколько коротких приказов. Мартино встал.

— Что вы хотели сказать, говоря о мисс Моргенстерн? — обратился он к графу. — Что означают слова «люди, как вы»?

Палладио не ответил. Пусть Моргенстерн сама выбирается из этой западни. Роберта сочла, что пора внести ясность в их отношения, и, опустив голову, ринулась вперед, как обычно, решая кризисную ситуацию.

— Мой дорогой Мартино, я из тех, кого обыватели называют колдуньями. Я изготавливаю отвары. Я навожу порчу. Использую заклинания. И могу видеть убийцу глазами жертвы.

— Колдунья? — переспросил Мартино.

Роберта видела по лицу напарника, как удивление борется в нем с непониманием. Он вдруг расхохотался.

— Колдунья! Отличная шутка! Симмонс уже вернулся.

— Девять жильцов из десяти уже найдены, — сказал он. — Бобби в пути.

— А десятый? — спросила Роберта.

— Они ищут, ищут.

Симмонс вновь удалился, следя за поисками на расстоянии. Моргенстерн смотрела в лицо графу, который хитро усмехался.

— У меня было время учиться у самых великих, — загадочно ответил Палладио. — Вы сознаете опасность, которая вас поджидает, мисс Моргенстерн?

— Уже угрозы? Вы мне льстите, Палладио. Я только что прибыла, — ответила она, весело улыбнувшись. — Опасаться скорее следует вам.

— Чего, дорогуша?

— Заклинаний четвертого уровня. Они ничего не стоят по сравнению с некоторыми приказами третьего.

Роберта бросила в лицо вдруг осознавшему угрозу графу заклинание. Облик Палладио рухнул к его ногам, как труп поверженного врага. Перед ними появился старик в инвалидном кресле с искаженным яростью лицом. Он ругался, брызгая слюной. Мартино ошеломленно разглядывал хозяина. К ним поспешил Симмонс. Он еще не заметил преображения своего хозяина.

— Бобби только что локализовали десятого человека, — сказал он. — На Парк-лейн. Он направляется к собору Святого Павла. С ним женщина.

— Будьте прокляты, — сумел произнести Палладио, брызгая зеленой желчью.

Симмонс увидел Палладио и тут же побледнел. Виктория, Брюнель и Пакстон застыли в противоположном конце судна. Роберта подхватила Мартино под руку. Дернула рычаг управления трапом. Ступеньки развернулись до пола Хрустального Дворца. Они скатились по ним, не обращая внимания на проклятия Палладио, которые сыпались вслед им с палубы корабля.

— Вы… вы действительно колдунья? — спросил Мартино, когда Альбатрос оказался далеко позади.

— Да, колдунья, — подтвердила Моргенстерн. — А что известно вам, Мартино?

— Что? — переспросил он с мечтательно-восхищенным выражением лица.

«Черт с ней, с язвой майора Грубера», — подумала она.

— Все, что вам рассказывали на ночь, когда вы были маленьким. Сказки про фей, драконов, чудовищ и клады, спрятанные у подножия радуги…

— Что?

— Все это было правдой.