"Жестокий шторм" - читать интересную книгу автора (Жемайтис Сергей)

ПАРТИЯ В КАРАМБОЛЬ

Капитан Смит натер конец кия мелом, глядя на расположение шаров на зеленом сукне биллиарда. Предстояло сделать очень трудный карамболь: биток должен слегка задеть желтый шар, удариться в длинный борт и, отскочив, коснуться красного, стоявшего у короткого борта. Карамболь получился. Капитан усмехнулся. До конца партии ему не хватало всего пятнадцать очков.

Под колонкой цифр на доске негр-маркер подписал пять очков и с сочувствием посмотрел на проигрывающего мистера Гордона.

Капитан сказал:

— Ваша игра, Стэн. Чтобы сравняться, вам надо набрать только двадцать пять очков. Играйте смелее, и чем черт не шутит!

— Задача для меня непостижимой трудности. Ведь я очень слабо играю. В нашей университетской биллиардной я почти всегда проигрывал. Были просто потрясающие игроки среди студентов…

Он сделал карамболь очень легкий, затем получился и второй, шары не раскатывались далеко, и он взял еще десять очков. Теперь он отставал только на пять очков.

— Я сам удивляюсь, — сказал мистер Гордон с виноватой улыбкой. — Ну уж такой мне никогда не сделать! — Он ударил желтый шар, и его словно магическая сила потянула к другому шару, раздался легкий треск удара — карамболь. Мистер Гордон посмотрел на партнера и поразился холодному, враждебному взгляду внезапно потемневших голубых глаз. — Ничего не могу понять, как это у меня получается? — сказал мистер Гордон, занося кий для удара. Чтобы не огорчать капитана, он решил проиграть и пустил шар, рассчитывая на промах, но опять непонятным для него образом сделал карамболь. После этого удара шары стали так, что промахнуться было просто невозможно; чтобы не обидеть подыгрыванием, мистер Гордон двумя ударами закончил партию.

Капитан сердито швырнул кий на стол.

— Ничего подобного мне еще не приходилось видеть, — хрипло проворчал он. — Какая-то мистика! Вы сделали два просто невероятных карамболя. И это, как вы говорите, при отсутствии тренировки! Хотя по удару видно, что вы в самом деле неискушенный игрок.

— Именно, Дэв. Просто непостижимое везение! Обыграть вас!

— Ну ладно. Нет, нет, сегодня я больше не играю, что-то покачивает. Видите, покатились шары. Сыграем в порту… Пройдемте ко мне. Здесь что-то душно. — Он уничтожающе глянул на негра-маркера, который не мог скрыть своего восторга от выигрыша мистера Гордона. — Убери кий, Сол! Ну что вытаращил глаза? Радуешься, что обыграли твоего капитана?

— О нет, сэр! Но действительно, несколько карамболей мистера Гордона были невероятными по трудности…

— Все в этом мире невероятно… — Не договорив, капитан пошел, пропустив вперед мистера Гордона. Усилием воли этот с виду уравновешенный человек сдерживал в себе прилив ярости. Он не переносил проигрыша. Всегда, во всем, в большом и малом, он стремился быть первым и жестоко страдал, терпя неудачу. С годами таких неудач случалось все меньше и меньше: идя к цели, он научился расталкивать соперников локтями, покорять деловой сметкой, хитростью, умом и потому занял капитанский мостик одного из самых больших лайнеров мира.

Проигрыш необыкновенно расстроил капитана. Будучи человеком суеверным, он решил, что неудача в игре ни больше ни меньше как перст судьбы, указующий ему на неблагоприятные события. «Не мог же я так просто проиграть слабому игроку! Нет, здесь что-то не то. Надо быть благодарным за предостережение», — решил капитан Смит и даже уважительно посмотрел на гостя: как-никак этот мистер Гордон выбран для передачи ему воли рока. А то как бы он узнал о грядущих напастях и как бы смог подготовиться к встрече с ними?

— Садитесь, Стэн, отдохните. Мы с вами хорошо натопались вокруг стола. Прекрасный моцион. Вот ваш любимый херес…

— Благодарю, Дэв. Что-то последнее время я стал много пить и почувствовал сердце.

— Как хотите. Тогда кофе, чай или что хотите?

— Лучше чай, Дэв. Где-то я читал, что чай, особенно зеленый, возвращает сосудам утраченную эластичность.

— Тогда и я перейду на зеленый чай. — Капитан нажал на переборке кнопку звонка. Вошел стюард-китаец, поклонился, ожидая приказаний. Выслушав, снова поклонился и, бесшумно ступая по ковру, вышел.

— Какой симпатичный человек, — сказал мистер Гордон.

— Насчет симпатичности не берусь судить. Китайцы — народ загадочный. Но все же надо отдать им справедливость: они незаменимые слуги.

Стюард появился с подносом, на котором стояли фарфоровый чайник, две чашки, вазочка с бисквитами, сахарница.

— Благодарю, Чен. Мы сами разольем. — Капитан, проводив слугу взглядом, сказал: — Малый служит у меня пять лет, а я о нем знаю не больше, чем в первый день его появления. Все же я перед чаем выпью мартини. Если чай возвращает сосудам эластичность, то мартини их расширяет. Лечиться так лечиться. — Он засмеялся. Выпив, спросил: — Как поживает наш юный друг? Как его успехи? Не нашел еще диверсанта?

— Пока нет, Дэв.

— И думаете, есть перспективы?

— Ну конечно. Преступник всегда оставляет след. Надо только его обнаружить.

— Обнаружить?

Мистера Гордона снова поразило недоброе выражение глаз капитана.

Мистер Гордон сказал:

— Вижу, Дэв, что и вам небезразличен человек Минотти?

— Когда говорят, что в вашем доме вор, невольно возникает тревога. Что же касается Минотти, то я стал сильно сомневаться, что такой удачливый бизнесмен да вдруг ввязался в подобное очень рискованное предприятие. Между прочим, отель, в котором мы с вами когда-то провели дивные две недели, принадлежит ему.

— Я бы тоже не поверил, что, имея такой отель, можно идти на преступление. Хотя кроме отеля он содержит и тайные публичные дома и, как уверяет Том, торгует наркотиками.

— Так он очень богат и, безусловно, умен. Зачем же ему рисковать состоянием?

— Не представляю, Дэв. Я понятия не имею ни о делах Минотти, ни о делах мистера Чевера и пока не могу сказать, что заставляет их идти на такие тяжкие преступления. Надеюсь, все выяснится по ходу пьесы, то есть событий. В последнем номере «Тайме» я прочитал любопытную статью о торговцах наркотиками. Раскрыта сложнейшая сеть взаимоотношений в огромной организации. Стали известны имена недавно еще уважаемых бизнесменов…

— Все в порядке вещей, Стэн. Наркотики — такой же бизнес, как и многое другое.

— Согласен, Дэв. Здесь за американцами никому не угнаться.

Капитан положил руку на плечо профессора:

— Ну зачем так мрачно смотреть на вещи? В этом проявляется величие нашей страны. Америку переполняют молодые силы, энергия. Предпринимательство во всех сферах жизни — разительная примета нашего времени.

— Даже преступным путем?

— А что бы вы думали? В природе и обществе нет ничего лишнего, Стэн. Эти люди способствуют перераспределению ценностей, стимулируют торговлю, промышленность. Согласно диалектике всякое зло переходит в добро — и наоборот.

Мистер Гордон поперхнулся чаем. Извинился. Вытерся салфеткой.

— Я бы сказал — рискованная философия. Если вы не шутите, Дэв…

— Конечно, Стэн. Вы всегда так тонко чувствовали юмор. Выпейте все-таки хереса.

— Пожалуй…

— Не принимайте, Стэн, мои слова близко к сердцу, Сказывается ваше долгое затворничество. Вы очень плохо осведомлены о взаимоотношениях в цивилизованном обществе. Да, при внимательном рассмотрении можно увидеть много недостатков, нерешенных проблем. Но не было и не будет общества, где все они благополучно разрешатся. Со многими из них приходится мириться.

— Если согласиться с вами, то тогда прекратится прогресс, совершенствование человека! Будет взращена раса примиренцев, если так можно выразиться. Преступность проникнет во все сферы жизни!

— Она и так уже проникла, Стэн. Если бы вы знали, кто плывет с нами в этом рейсе!

— Хотелось бы, Дэв. Очень хотелось бы знать.

— Население небольшого городка — по численности, а по составу — вся Америка. Здесь отличные, по вашей мерке, люди — честные, по крайней мере, к ним не придерешься: имеют большие деньги, платят налоги, у них милые жены и прелестные дети, никто не знает об их пороках — словом, респектабельные джентльмены; едут одаренные, даже талантливые, люди — писатели, музыканты, ученые, техники, — а по соседству с ними — крупные жулики, воры, даже убийцы, торговцы наркотиками, аферисты, шулера, проститутки. Такова жизнь. Мне начинает нравиться, Стэн, ваша мысль, что все эти люди — актеры на очень большой сцене, и мы в их числе.

— И самое удивительное, Дэв, здесь то, что мы независимо от нашего желания можем быть втянуты в совершенно немыслимые действия, стать соучастниками жизненных катаклизмов, о которых вчера и понятия не имели.

Капитан хмуро улыбнулся!

— Ах, опять эти Тихий Спиро, Минотти, мистер Чевер, его дочь! Возможно, и мне вы отводите одну из ролей в вашем занятном спектакле?

— Ну конечно, Дав. Мы, кажется, уже говорили об этом.

— Что-то не помню. Какую же?

— Ту, что вы сейчас играете.

— Простите, Стэн! Я не играю никаких ролей! Я таков, какой есть! Не больше!

— В этом и заключается ваша роль. Поймите, здесь никто не играет кого-то, все — только самих себя.

— Ну ладно, Стэн. Я опять не совсем понимаю вас… Вы что-то хотите спросить?

— Да. Об одном печальном событий. Я слышал, что на судне произошло убийство.

Капитан нисколько не удивился такой осведомленности мистера Гордона.

— Убит один из торговцев наркотиками. Все обставлено так, будто произошла ссора за карточным столом. Я же думаю, что убитый — одна из жертв войны между мафией. Ведется следствие, хотя, между нами, Стэн, результатов оно не даст. Клан Барреры найдет способ восстановить справедливость: в свою очередь его люди отправят на тот свет кого-либо из противной стороны. У них свой суд, свои виды возмездия. — Помедлив, капитан заключил многозначительно: — Как видите, Стэн, и здесь убивают. Печально, но и в этом проявление каких-то мудреных, непонятных нам закономерностей.

Опять профессору показалось, что глаза капитана угрожающе потемнели.

— Благодарю вас, Стэн, за отличную партию в карамболь. У меня долго будут в памяти ваши умопомрачительные удары. В Гонолулу стоим три дня. Если не особенно увлечетесь местными красавицами, то заходите, двое суток я буду жить, как всегда, в отеле «Оаху». — Он проводил гостя до дверей. — Советую, Стэн, подняться на верхнюю палубу. Сейчас мы проходим мимо группы мелких островков, некоторые из них необитаемы, но как хороши на изумрудной воде! Да, Стэн, цвет воды здесь неповторимый, прозрачность необыкновенная…

«Я несправедлив к нему, — думал мистер Гордон, — конечно, его, как настоящего спортсмена, огорчил проигрыш, и только. Нет, Дэвид отличный человек, прямой и честный. Он так расположен ко мне, я же стал искать на нем „темные пятна“.

Недовольный собой, мистер Гордон поднялся на верхнюю палубу и стал осторожно пробираться среди пассажиров, сидевших в шезлонгах. Он тоже был не прочь посидеть под тентом, спокойно подумать, разобраться в массе впечатлений, в людях, с которыми он познакомился за эти дни. Свободных мест не осталось. Он пошел к борту. Остановился у оградительной сетки. На судно по лазоревой воде, казалось, летели два островка. Высокие пальмы покачивал ветер, между островков застыла узкая лодка с противовесом. Островки остались за кормой, а впереди из воды поднялся остров побольше. Среди зелени сверкнула крыша, а над ней тонкая, как игла, мачта. И этот остров промчался мимо. Впереди снова стелилась голубая слепящая гладь океана.

Подошел Томас Кейри.

— Вы, Том! Как ослепителен сегодня океан, эти острова! Какой цвет воды!

— Мы с Джейн все время любовались этой необъятностью. Действительно, величественное зрелище!

— Какой высокий слог, Том! Хотя мне тоже хочется писать стихи и скинуть с плеч лет двадцать. — Он пристально посмотрел на молодого человека. — Вы чем-то расстроены, друг мой? Где Джейн?

— Я не расстроен. Я счастлив. Только боюсь за нее. Она сейчас в каюте, готовится к встрече с Гонолулу.

— Все так, как должно быть, Том. И ваши тревоги, и ее беспечность вполне оправданны. Но не терзайте душу мрачными домыслами. Мы должны, как писали в жестоких драмах, схватить за руку злодея.

— Ах, Стэн! Лучше бы его не хватать. Лучше бы его совсем не было!

— Не ропщите! Тогда бы мы с вами не встретились. Джейн уплыла бы одна. Вы бы пребывали в тоске и отчаянии, скитаясь по дорогам Калифорнии. А я вместе с пассажирами любовался бы морскими пейзажами, не зная о дамокловом мече, что денно и нощно угрожает судну… — Он шепнул: — Обратите внимание на высокого блондина с красивой дамой. Слева от нас.

— Это мои клиенты, те, о ком я вам рассказывал.

— Писатель и актриса? Он похож на гангстера.

— Гангстер пера. Вы, Стэн, также начинаете всех подозревать?

— Вернее, сомневаться. «Только через сомнения обретается истина», — сказал Ашока. Идемте отсюда. Созерцать прекрасное надо умеренно, тем более такое нерукотворное чудо, как океан.

Они пошли к лифту, невольно схватывая взглядом лица пассажиров, читая на одних удивление, радость, на других — благодушную самодовольность удачливых людей, на третьих — апатию все уже видевших, все испытавших.

Мистер Гордон заметил Фреда — тощего мальчишку, того, что гонял мяч по коридору; мальчик стоял, держась за спинку кресла, в котором сидел слепой старик. Когда они проходили мимо, мальчик говорил вполголоса:

— Острова, дедушка, остались далеко позади. Сейчас только один океан. Необыкновенно огромный и солнечный, весь в зайчиках…

Мистер Гордон и Томас Кейри переглянулись, и каждый подумал, что хотя бы из-за одного этого мальчонки они обязаны были отправиться на «Глории» и приложить все силы, чтобы Фред вернулся в Сан-Франциско.

— Я только что был у капитана, — сказал мистер Гордон, когда они вышли из лифта, — играл с ним на биллиарде.

— Слышал, Стэн. Поздравляю!

— От кого? Не прошло ведь и часа!

— Знает уже все судно. Мне сообщил лейтенант Лоджо. Это местная сенсация. Капитан считался непобедимым игроком.

Мистер Гордон покачал головой:

— Скажите! Вот неприятность! То-то он так огорчился. Видя его состояние, я даже сделал попытку проиграть, да ничего не получилось, и он обиделся, как ребенок. Все мы, Том, по существу, в чем-то дети.

— Как и тот ребенок, что хочет продырявить наш пароходик?

Мистер Гордон укоризненно покачал головой:

— Ах Том, Том! У вас начинает портиться характер. Между тем чем больше в человеке остается от детства, тем он выше как личность, особенно как творческая личность. Ну что вы так саркастически улыбаетесь?

— Видите ли, Стэн, возможно, одна из таких творческих личностей два часа назад пыталась проникнуть в каюту Джейн, когда она с мисс Брук вышла на палубу.

— Это же замечательно, Том! — воскликнул мистер Гордон и засыпал вопросами: — Вы разглядели его? Каков он из себя? Он вас видел?

— Среднего роста. Темный пиджак, светлые брюки. Лица не разглядел. Он находился метрах в тридцати, и освещение там слабое. Зато я видел второго, что стоял у лифта, тот похож на итальянца, высокий, прекрасно сложен, очень хорошо одет. Он стал громко спрашивать, как пройти в бар «Тритон и наяда», причем загораживал спиной того, у дверей. Я понял, что первый улизнет, что тот и сделал — почти побежал от двери. Тогда я занялся вторым, проводил его в бар. Кстати, вот это заведение, зайдем, может, он еще здесь.

В баре было пустынно. Негр-бармен в белой рубашке с крохотной черной бабочкой задумчиво стоял у стойки, молодая пара в углу пила коктейли и шушукалась, давясь от смеха.

— Нам ананасового сока, — сказал Томас Кейри.

Они сели подальше от молодых людей.

Мистер Гордон в нетерпении потер руки:

— Дальше, Том. О чем вы с ним говорили? Лицо? Что вы прочли на его лице?

— Чисто выбрит. Глаза карие, смотрит нагловато и в то же время виновато отводит взгляд.

— Ну конечно, Том! Он же понял, что попался, что вы его заподозрили в чем-то. Хотя он знает в чем. Мы ему хорошо известны. Но что им надо было в каюте Джейн? Хорошо, Том. Мы остановились на его лице.

— Довольно красив, вернее, смазлив, ровные белые зубы, когда улыбается, просто обаятелен.

— Какая удача, Том! Просто непостижимая удача, вроде моего выигрыша в карамболь. Так о чем вы разговаривали?

— Об удобствах на судне, о хорошей погоде, Гавайских островах.

— Как он назвал себя?

— Пабло Родригес.

— Соврал?

— Конечно, такого на судне не числится. Я справлялся у мисс Бетти.

— Все отлично, Том. Главное — мы теперь одного из них знаем в лицо. Вы сообщили об этом лейтенанту?

— Нет еще. Лоджо готовится к приходу в Гонолулу. Я не смог его увидеть: он находился у старпома.

— Надо обязательно вам встретиться до прихода в Гонолулу: он поможет найти его каюту, выяснить, под чьим именем он едет, а также установить наблюдение за ним и его сообщником.

— Иду, Стэн.

— Постойте! Как он одет? Может, я его встречу.

— Костюм из темно-голубой шерстяной ткани, синяя рубашка, красный галстук.

— Какой яркий портрет вы нарисовали, Том! Я вижу его. Пабло Родригес! Наемный убийца! Совсем законченная роль!

Томас Кейри ушел, а мистер Гордон остался сидеть возле недопитого стакана с ананасовым соком. Мысленно он занес уже двух мафиози в список действующих лиц назревающей драмы, но с уходом Томаса Кейри у него возникли сомнения: «Что, если это обыкновенные воры?..»

Эдуардо Антиноми занимал каюту более высокого класса, нежели мистер Гордон. К просторному салону примыкали спальня и кабинет. Стены покрывали штофные обои под шелк, палубу устилали пестрые ковры с высоким ворсом, во всех помещениях висели поддельные под старых мастеров картины, дорогие с виду гардины и шторы придавали всей этой броской роскоши композиционную завершенность.

Посреди салона за круглым полированным столом шла азартная игра в «железную дорогу». Играли трое: хозяин каюты, Малютка Банни и банкомет отец Патрик, сутана которого валялась на ковре. Он был в синея элегантной сорочке с широкими рукавами, на манжетах блестели золотые запонки. Без сутаны миссионер утратил обычную елейность, лицо его стало жестче, глазки хищно поблескивали. Сбросив сутану, он сменил и имя: к нему обращались, называя его по имени — Клем.

— Ну, Малютка, давай. Сейчас тебе повезет, — сказал банкомет, подмигивая Антиноми.

— Раз повезет, то ва-банк!

— Здесь три двести!

— Хоть десять! Играть так играть. К тому же если должно повезти.

Взяв две карты, Малютка Банни задумался, посмотрел на непроницаемое лицо Антиноми, словно ища у него совета, заглянул в колючие глазки Клема и молниеносным движением накрыл своей лапищей его руку с колодой и вывернул ее. Девятка треф сползла с колоды и почти скрылась в манжете сорочки.

— Ты что, Банни? — спросил Клем испуганно. — Видишь, карты соскользнули. Руку вывихнешь, дьявол!

— Тебе бы ее оторвать и собакам бросить! Эдуардо, что ты скажешь на такие штучки этого святоши?

Лицо Антиноми словно окаменело.

— Что ты на это скажешь, Эдуардо?

Антиноми молча пожал плечами, следовало понимать так: «Что здесь можно еще сказать?»

Банни отшвырнул руку банкомета с такой силой, что Клем чуть не вылетел из кресла, а карты посыпались на ковер.

Антиноми встал, обошел стол, остановился у кресла, где сидел незадачливый шулер, и закатил ему две увесистые пощечины.

Малютка Банни засмеялся, сгребая деньги:

— Так его, так, Эдуардо, хотя стоило врезать на всю катушку, чтобы он вынес свои зубы в Гонолулу в тряпочке! Молись своим святым, Клем, что я сегодня добрый. Как ангел, такой я сегодня добрый, не то бы… Да ладно, хватит с тебя пока и пары оплеух. — Рассовав деньги по карманам, встал. — Я пошел, ребята. А ты, Клем, брось эти штучки. Учись у Эдуардо. Тот мечет, как бог! Комар носу не подточит. Учись на досуге, а с нами играй начистоту

— что бог даст. Не то…

— Выпьем, — предложил Эдуардо.

— Это можно.

Эдуардо проронил:

— Клем! — И тот кинулся к бару, стал расставлять бутылки, сифон, стаканы.

Выпили. Антиноми предложил:

— Давай еще сыграем?

— Ну уж нет. Никогда. Лучше пожертвовать на проповеди язычникам, не так ли, Клем? Пойду пялить глаза на море и девочек. До чего есть… просто так бы и слопал. Ну я пошел, ребята. Живите дружно, любите друг друга.

Когда за ним закрылась дверь, Клем-Патрик крикнул:

— Свинья! Ты еще мне попадешься! Тогда…

— Замолчи! — остановил Антиноми. — Сядь и слушай, подонок паршивый!

— Эдуардо!

— Ты позоришь меня, Клем. Тебе сказано было — играть чисто. Сказано?

— Да… Но…

— Кого вздумал провести! Я наблюдал за тобой. Так не играют даже с заезжими ковбоями. Идиот! Не смог как следует передернуть!

— Ты понимаешь, Эдуардо, у меня палец. — Он показал слегка распухший палец. — Твоя проклятая Сигма тяпнула. Вот кого надо вместе с этим Банни списать за борт. Для чего тебе эта тварь?

— Палец? Все равно не надо было передергивать. Передал бы мне банк. Теперь мы раскололись и потеряли шесть тысяч! А Сигма мне нужна для престижа. Не так уж много едет здесь с собаками. Нам необходим престиж. Понял?

— К дьяволу твой престиж! — Клем потряс больным пальцем. — Вдруг она бешеная?

— Сбесишься — пристрелю, и дело с концом.

— Тебе хорошо давать оплеухи…

— Я поддал тихонько. Сам знаешь — надо было. Не то бы сам Банни треснул, да так, что на самом деле зубы тебе пришлось бы собирать в тряпочку.

— Надо так надо, я не в обиде, Эдуардо. Сказано — если ударят тебя по правой щеке, подставь левую…

— Вот, вот, этим больше занимайся, пускай елейные слюни, заводи знакомства, выискивай, кто с деньгами, а я уж оформлю все остальное. Не забывай и о главном, для чего нас сюда послали.

— А я толком и не знаю. Наблюдать за негром, репортером и девчонкой? Ну мы наблюдаем. Не приходилось нам с тобой заниматься такой деликатной работой, Эдуардо. Что-то здесь не то. Я и так и этак шевелю мозгами и не могу ничего придумать. Даже в тоску впал, Эдуардо. Когда знаешь, какие пакости предстоит совершить, как-то легче становится на душе.

— Ну это я тебе гарантирую.

— Пакости?

— На чей взгляд, Клем. Для меня это профессиональное дело.

— Разве это пакость — охранять дочку миллионера Чевера? Что ты на меня так смотришь, прямо мороз по коже! Не смотри на меня так, Эдуардо! У тебя что-то другое на этот счет?

— Ты, как всегда, догадлив, Клем. В день отплытия Минотти приказал мне все завершить в Гонолулу. — На слове «все» Антиноми сделал ударение и пальцем выразительно провел по воздуху. — Дальше никто на этом корыте не уедет.

— Боже! И это должны сработать мы, Эдуардо? — с испугом прошептал Клем.

— Ну конечно нет! Я, как тебе известно, только продюсер, вернее, режиссер. Исполнители — два парня Минотти. Они знают о деле только в общих чертах. Один из них — небезызвестный тебе Красавчик Фрэнк, другой идет под кличкой Бледный Дик или Мадонна. Они сейчас явятся. Надевай свой маскировочный халат!

— И ничего не говорил мне, Эдуардо?

— Живо одевайся!

Клем поднял с ковра сутану, надел, повертелся перед зеркалом и, словно по волшебству, превратился в смиренного служителя церкви.

Без звонка в каюту вошли два молодых человека: Красавчик Фрэнк и бледнолицый, с тонкими чертами лица Дик-Мадонна. Оба в легких серых костюмах и настоящих панамах. Бледнолицый, увидев священника, смиренно склонил голову и подошел под благословение. Отец Патрик воздел глаза к потолку и зашептал что-то на варварской латыни, перекрестил и сунул руку для поцелуя.

Красавчик Фрэнк захохотал, кивая на приятеля:

— Дик перед любым делом принимает пасторское благословение! — Хлопнул отца Патрика по спине: — Здорово у тебя получается, прямо патер что надо! После рейса поклонись шефу, он тебя, чего доброго, сделает кардиналом!

— Я не прочь нести слово господне хоть в преисподнюю.

Антиноми сказал:

— Садитесь, джентльмены. Святой отец, поставь еще стакан и расплесни. За встречу! — поднял стакан Антиноми.

Все выпили.

Красавчик Фрэнк сказал, оглядывая салон:

— Неплохо устроились. Мы тащимся во втором классе. Хотя тоже ничего. Но у вас получше. Ну, выкладывай, шеф, что там у тебя?

Антиноми сказал:

— Надо закруглять операцию. У нас осталось полных двое суток. Третьи — в резерве. За это время вы организуйте приличный «несчастный случай» с тремя клиентами. Работа, надеюсь, знакомая?

Молодые люди понимающе переглянулись, бледнолицый усмехнулся.

— Сделаем, шеф, — сказал Красавчик Фрэнк. — У нас здесь есть кое-какие связи. Ну а если сорвется?

— Тогда придется сработать иначе. Думаю, вы едете не с пустыми руками?

Теперь оба молодых человека самодовольно улыбнулись. Красавчик сказал:

— Есть кое-что. Не хотел бы я находиться на их месте.

— Вот и прекрасно.

У входной двери послышался звонок. Молодые люди невольно сунули было руки за борт пиджаков, Антиноми повел глазами — и руки опустились.

Вошел стюард, толстый, с дряблыми щеками.

— Извините, джентльмены. Через час Гонолулу. Хороший город, джентльмены. Будем до вечера стоять на рейде. Сообщение с городом все время — катерами, паромами, специальными судами на подводных крыльях. Для вас отведен третий трап, джентльмены. Все справки в вестибюле у дежурного администратора. — Он все время улыбался. Тряхнув щеками, ушел.

Напевая, Джейн укладывала вещи в большой кожаный чемодан, ей помогала мисс Брук, стройная черноглазая девушка, лет на пять старше Джейн, во всех ее движениях чувствовалась уверенность, энергия. Она одобрительно поглядывала на подругу. Джейн улыбнулась:

— Боже! Как я счастлива, Лиз! Мне кажется, что мы давно-давно едем на этом чудесном судне, будто никогда не было ничего плохого, только однажды приснился дурной сон.

— Так оно и есть, Джейн!

— Казалось, всему конец, и вдруг все волшебно переменилось. И только благодаря папе, Лиз! Он скрасил мою поездку, будто случайно устроив так, что здесь очутился Том. Мне стыдно, Лиз, когда я вспоминаю, как была несправедлива к нему. Иногда казалось, что он совершенно чужой мне человек

— так он бывал несправедлив, черств, даже жесток. Может, потому, что мама не любила его, я это понимала. Слышала не однажды их ссоры. Отец бывал так груб и резок с мамой… Мне было трудно судить, кто из них прав.

— Ты и не суди, Джейн. Это веселенькое платье я положу сверху.

Джейн стояла задумавшись, держа в опущенной руке индийскую шаль.

— Я никогда не говорила тебе, Лиз, о последнем разговоре с мамой?

— Нет, милая. — Лиз оперлась на чемодан и замерла в ожидании.

— Мама тогда уезжала в Лос-Анджелес. Опять разговор зашел об отце. Она сказала: «Ты уже большая и должна знать всю правду, с ней тебе жить. Я должна сообщить тебе очень важное. Сейчас я спешу. Возвращусь — тогда…» Она больше не вернулась. С ней погиб и мистер Бейли, которого я очень любила… Лиз! Ты давно знаешь нашу семью, может быть, ты подтвердишь мою догадку? Может, мама хотела сказать об отце, о моем настоящем отце?

— Ах, Джейн, некстати ты завела такой разговор сегодня, в канун своей свадьбы! Тогда многое болтали о твоих родителях и о мистере Бейли. Твоя мать любила Бейли. Он был удивительным человеком — красивым, любезным, щедрым. Мы, девчонки, все были от него без ума. И говорили, что… Ах, Джейн, зачем ты сегодня начала этот разговор?

— Что я — дочь Бейли? Лиз!

— Сплетни, Джейн! Чистые сплетни. Нет никаких доказательств. Только злые языки. Ну успокойся, девочка. Вернемся, может быть, удастся кое-что разузнать, хотя стоит ли?

— Необходимо, Лиз! Человек должен знать, кто его мать и отец. Ведь он несет в себе их гены и передает своим детям. Люди без роду без племени несчастны, а я не хочу быть несчастной, Лиз.

— Ты счастливица, Джейн! Ну успокойся, девочка! Я бы на твоем месте нисколько не беспокоилась. Зависть и интриги делают жизнь содержательнее. Я вот иногда размечтаюсь и представляю себе, что в одно ясное утро ко мне приходит старый, даже дряхлый, адвокат и говорит: наконец-то я вас разыскал, мисс Брук. Должен сообщить вам, что ваш старый дядя, лорд Честерфилд, скончался месяц назад и завещал вам замок в Корнуэлле и миллион фунтов наличными! — Она обняла Джейн, и они весело закружились по салону.