"Кровное дело шевалье" - читать интересную книгу автора (Зевако Мишель)

XIV КОРОЛЕВА НАВАРРСКАЯ

Закрыв собой женщин, Пардальян встал, как неколебимая скала. И волны людского моря, разбившись об эту мощную преграду, отхлынули назад. Шевалье словно попал в самый центр жуткого смерча: рассвирепевшие горожане осыпали его ужасными проклятиями, Крюсе предрекал ему адские муки, но Пардальян молча и без лишней суеты крутил над головой сверкающую шпагу.

Но Жану было ясно, что долго сдерживать толпу он не сможет: люди с глухим ропотом наступали, теснившиеся сзади подталкивали тех, кто стоял впереди. Через минуту его сметут и затопчут…

— Отойдите от двери, — не оборачиваясь, велел шевалье дамам. Те отступили в сторону, приникнув к стене.

А Пардальян, не переставая рассекать воздух огромной шпагой, подался вперед: стоя на одной ноге и чудом сохраняя равновесие, он принялся яростно колотить второй ногой в прогнившую дверь развалюхи. Под первым же ударом старые доски затрещали, и нападавшим стало понятно, что собрался сделать шевалье.

Изливая на него потоки брани, озверевшие фанатики кинулись на безумного храбреца, осмелившегося защищать гугеноток. Два или три горожанина, пораженные Молнией, обливаясь кровью, рухнули на землю, а Пардальян снова с размаху ударил каблуком в дверь.

Жалобно завизжали дверные петли, затрещали доски, отлетел в сторону плохо приделанный засов — и дверь открылась!

— Скорее, Алиса! — спокойно обратилась королева Наваррская к молодой красавице, и дамы, а за ними и шевалье вбежали в дом.

Поняв, что ненавистная еретичка ускользает у них из рук, фанатики дико взвыли. Удивительно, как несчастный домишко не развалился окончательно от гремевших вокруг проклятий. Крюсе, Пезу и Кервье уже не вели парижан за собой: в толчее их отбросило в задние ряды. Мощный шквал вырвавшейся из-под контроля стихии обрушился на стену. Люди пинали, давили, топтали друг друга, но дверь уже была закрыта!..

Как только королева Наваррская и вторая дама вбежали в дом, Пардальян перестал крутить шпагу и наугад ткнул ею пару раз в толпу, ранив нескольких горожан, которые завопили от боли. Нападавшие на миг растерялись, а шевалье отпрыгнул назад, влетел в дом и захлопнул дверь.

В доме Жан перевел дыхание и осмотрелся. Это, похоже, была заброшенная плотницкая или столярная мастерская. На полу валялись доски и бревна. В одну секунду Пардальян подхватил несколько тяжелых бревен и подпер ими дверь. Получился крепкий заслон. Если толпа даже сумеет высадить дверь, она наткнется теперь на баррикаду из бревен.

— Месье, вы наш единоверец? — спросила Жанна д'Альбре Пардальяна — и это были первые слова королевы, которые услышал юноша.

— Мадам, вся моя вера сводится к тому, чтобы выжить, — улыбнулся шевалье, — тем более в эту минуту, когда за мою шкуру никто не даст и ломаного гроша.

Королева Наваррская восхищенно взглянула на юношу. В разодранном костюме, с окровавленными руками он еще мог улыбаться!

— Месье, — снова заговорила Жанна д'Альбре, — если нам придется умереть, я хочу перед кончиной принести вам свою благодарность и заверить вас в том, что более мужественного человека мне в жизни видеть не довелось…

— Ну, о смерти нам думать пока рано, — небрежно махнул рукой шевалье. — По-моему, мы проживем еще минуты три, а то и все четыре.

Жан осмотрелся в их маленькой крепости. Изнутри строение представляло собой один обширный зал без потолка, увенчанный крышей, которая опиралась на три мощные деревянные колонны, врытые в землю ниже уровня пола.

В дальнем конце мастерской, у стены, внешняя сторона которой была обращена к реке, Пардальян заметил открытый люк, ведущий в подвал.

— Быстрее вниз! — скомандовал он дамам.

— А вы? — заколебалась Жанна д'Альбре.

— Я сказал — вниз, мадам!

Королева Наваррская и ее фрейлина поспешили последовать его совету и попали не в обычный подвал, а в такой же зал, как и тот, что был над ними. Под дощатым настилом, который служил тут полом, журчала вода — здание стояло на сваях прямо в Сене!

Жанна д'Альбре напрягла слух. Ей почудилось, что к воплям толпы, бушующей на улице, примешиваются какие-то загадочные звуки — будто пила вгрызается в древесину… Но вскоре они утонули в диком вое нападавших…

Интуиция подсказала королеве, что где-то рядом обязательно должна быть дверь, выходящая к реке… Женщина шагнула вперед, и под ногой у нее звякнуло металлическое кольцо. В сердце Жанны затеплился огонек надежды: напрягая последние силы, она дернула за это кольцо и подняла крышку люка. Будто приговоренный к смертной казни, отказывающийся поверить в то, что ему дарована жизнь, Жанна д'Альбре засомневалась, действительно ли она видит шаткую лестничку, спускающуюся к воде, и привязанную к перекладине лодку.

— О, месье, скорее сюда! — громко позвала королева Жана.

— Сейчас! — крикнул сверху Пардальян. — В приличном обществе и умирать приятно!

С этими словами шевалье соскочил вниз. Он тянул за собой толстую веревку. Обмотав один ее конец вокруг кисти, он крепко уперся спиной в лестницу, а ногами в пол, и, побагровев от напряжения так, что почти незаметны стали вздувшиеся вены, отчаянно рванул веревку.

В этот миг обезумевшей от жажды крови толпе удалось наконец высадить дверь; нападавшие ввалились в мастерскую, сметая все на своем пути…

— Смерть гугенотам! Смерть проклятым еретикам! Альбре — в Сену!

Словно античный бог, с корнем выдирающий из земли столетние дубы, Пардальян со сверхчеловеческой силой еще раз рванул веревку.

Послышался страшный грохот, до основания сотрясший мастерскую, деревянные колонны, поддерживавшие крышу, рухнули, и кровля провалилась вниз, погребя под собой ворвавшихся в дом людей. Вслед за ней обрушились и изъеденные непогодой стены верхнего этажа. Множество горожан осталось лежать под обломками…

Как же это могло случиться?

Дело в том, что Пардальян подпилил деревянные колонны, на которые опиралась кровля, потом обвязал их прочной веревкой и, спустившись вниз, дернул за конец этого аркана, вложив в рывок мощь, достойную Геркулеса. Подпиленные колонны поддались, кровля рухнула на нападавших, а Пардальян, на голову которому сквозь широкий люк валились сверху обломки стен и крыши, стремительно прыгнул на нижнюю лестничку, где уже стояли дамы.

Не говоря ни слова, Жанна д'Альбре кивком указала на утлое суденышко, и вскоре все трое уже разместились в маленькой лодке. Шевалье перерубил кинжалом веревку, крепившую лодку к перекладине лестнички, и они поплыли по течению к Лувру.

На дне суденышка Жан обнаружил одно весло и принялся им орудовать. И через пять минут лодка уткнулась в берег. Они причалили немного ниже Лувра, в том месте, где Филибер Делорм, придворный архитектор Екатерины Медичи, начал по ее приказу возводить дворец Тюильри.

Жан помог дамам выбраться на берег и галантно поклонился на прощание.

— Месье! — воскликнула Жанна д'Альбре. — Я королева Наваррская. А как ваше имя?

— Шевалье де Пардальян, мадам.

— Бурбонский королевский дом никогда не забудет той огромной услуги, которую вы ему сегодня оказали, проявив беспримерное мужество и самоотверженность!

Пардальян попытался запротестовать.

— Ах, нет, не спорьте! — сказала королева. — Или я решу, что вы сожалеете о своем благородном порыве.

Намек Жанны был ясен: вставший на защиту гугенотки навлекал на себя страшную опасность.

— Как вы можете так говорить, мадам! — вскричал Жан. — Я бы никогда не простил себе, если бы покинул вас в беде, однако, признаюсь, я даже не предполагал, кому имею честь предложить свою скромную помощь. Я понимаю, что оказал услугу вашему величеству, ведь я спас вам жизнь. Но признаюсь честно: я бросился спасать двух несчастных женщин и не предполагал, что вызволяю из беды великую королеву.

Жанна д'Альбре повидала на своем веку немало отважных воинов, встречала не одного храбреца; и все же эту женщину потрясла какая-то очень естественная, непоказная смелость шевалье, сочетающаяся с огромным чувством собственного достоинства и веселой насмешливостью. Все это делало юношу просто очаровательным и пленяло всех, с кем сводила его судьба.

— Месье, — промолвила королева, с восхищением глядя на Пардальяна, — если бы вы захотели сопровождать меня в лагерь моего сына, короля Генриха Наваррского, то, не сомневаюсь, вас ждала бы немалая награда.

Слова о награде приятно взволновали юношу, но тут же его воображение нарисовало прелестный портрет девушки с золотыми волосами, в ожидании которой он долгие часы просиживал у окна.

И, грустно вздохнув, Пардальян распростился со сладкой мечтой о славе и богатстве. Вежливо поклонившись королеве, он сказал:

— Позвольте заверить вас, ваше величество, в моей глубочайшей преданности и поблагодарить за вашу доброту, однако надеюсь, что когда-нибудь заслужу награду и в Париже.

— Что ж, воля ваша, месье. Как мне разыскать вас?

— Я живу на постоялом дворе «У ворожеи», на улице Сент-Антуан.

Ласково улыбнувшись Пардальяну, Жанна д'Альбре повернулась к своей фрейлине.

Это была настоящая красавица: огромные карие глаза, чувственные алые губы, великолепные черные волосы, изящные движения, утонченные манеры. В эту минуту девушка казалась встревоженной и время от времени бросала быстрые взгляды на королеву Наваррскую.

— Алиса, вы повели себя безрассудно, велев кучеру следовать через Деревянный мост…

— Я считала этот путь безопасным, ваше величество, — не моргнув глазом, заявила красотка.

— Алиса, — вздохнула королева, — вы повели себя еще более безрассудно, приоткрыв занавеску…

— Мне просто хотелось знать, что происходит на улице, — побледнев, ответила девушка.

— И верхом безрассудства с вашей стороны, Алиса, было громко объявить обезумевшей черни, кто я такая…

— О, я так испугалась, ваше величество! Даже не понимала, что я делаю, — пробормотала дрожащая Алиса.

— Я вовсе не браню вас, моя дорогая. Однако, чтобы погубить меня руками папистов, нужно было действовать именно так…

— Ах, ваше величество!..

— В дальнейшем постарайтесь проявлять больше благоразумия, — посоветовала фрейлине Жанна д'Альбре.

Ее тон был столь мягким, что испугавшаяся Алиса де Люс быстро пришла в себя. (Читателю уже известна эта особа — именно о ней рассказывал Екатерине Медичи астролог Руджьери. )

— Шевалье, — снова повернулась королева к Пардальяну, — я хочу попросить вас еще об одной услуге.

— Вы можете располагать мной, мадам.

— Благодарю. Пожалуйста, проводите нас… Зная, что рядом вы со своей шпагой, я не побоюсь оказаться в центре многотысячного вражеского войска.

Пардальян спокойно выслушал эту похвалу, однако подавил печальный вздох и подумал: «Обидно, что обстоятельства держат меня в Париже!.. Ах, прав был мой отец: нельзя верить женщинам! Белокурые волосы прекрасной соседки опутали меня, словно крепкая сеть…

И подумать только! Ведь я вышел на улицу, собираясь каким-нибудь образом раздобыть себе новый костюм… А теперь придется всю ночь просидеть с иголкой в руках — и это после того, как я весь день пробегал со шпагой… Впрочем, что шпага, что игла — невелика разница… И одна колет, и другая… «

Так, предаваясь грустным размышлениям, шевалье следовал за двумя дамами, настороженно озираясь и положив руку на эфес шпаги.

Вечерело. Пардальян помчался утром за Дамой в трауре, даже не поев, и теперь явно не отказался бы от доброго ужина.

Обходя людные места стороной, королева и ее спутница подошли переулками к Тамплю и остановились на пороге небольшого двухэтажного дома, напротив которого высилась темная громада тюремной башни.

Жанна д'Альбре приказала Алисе де Люс постучать — и дверь тут же открылась.

— Вы можете войти вместе с нами, месье, — обратилась королева Наваррская к Пардальяну. — Мне нечего скрывать от вас.

Дверь за их спинами захлопнулась, и лакей провел посетителей в небольшую, забитую разным старьем, однако вполне опрятную комнатку.

Здесь за колченогим столом расположился горбоносый старик; большая белая борода придавала ему сходство с библейскими патриархами. Стол был завален весами разных форм и размеров.

— О, мадам! Вы снова навестили мое скромное жилище! — с наигранной радостью вскричал старик. — Последний раз вы появились тут три года назад, но ваше имя значится в моих расходных книгах… мадам… мадам… извините, вылетело из головы…

— Мадам Леру, — холодно напомнила королева.

— Ах, да! Мадам Леру! Думаю, вы хотите, чтобы жалкий Исаак Рубен что-нибудь купил у вас? Может быть, нитку жемчуга? Или брошь с бриллиантами?

Возможно, читатель помнит, что, выбравшись из экипажа, королева Наваррская сжимала в руках кожаную сумочку. Теперь Жанна д'Альбре расстегнула ее и выложила на стол то, что принесла с собой.

Глаза Исаака Рубена загорелись. Он нежно гладил алмазы, рубины и изумруды, которые вспыхивали разноцветными искрами.

Что касается Пардальяна, то мы не собираемся идеализировать его и честно признаемся: увидев такое богатство — все эти камни, мерцавшие таинственными разноцветными огнями, голубыми, красными и зелеными, шевалье вытаращил глаза и задрожал.

«Подумать только, — неотвязно вертелось у него в голове, — если бы у меня был хоть один такой камешек, я считал бы себя богачом!»

Воображение шевалье лихорадочно заработало: он уже видел себя обладателем несметных сокровищ. Вот он прогуливается под окнами Дамы в трауре, разряженный в пух и прах, так что фавориты герцога Анжуйского, признанного щеголя, просто умирают от зависти!

Но тут шевалье спустился с небес на землю, взглянул на свой поношенный, драный костюм и даже губу прикусил с досады. Он с трудом оторвал взгляд от чарующего блеска драгоценностей и стал искоса рассматривать Жанну д'Альбре.

Королева Наваррская в молчании следила за стариком. Стороннему наблюдателю Жанна д'Альбре могла показаться замкнутой и надменной: жесткие морщины у губ делали ее лицо строгим и холодным, умные светлые глаза легко читали мысли собеседника; эта женщина умела приказывать — и вовлекать в борьбу.

Ей было в ту пору сорок два года. Она еще носила траур по своему мужу, Антуану Бурбону, скончавшемуся в 1562 году, хотя никогда не оплакивала этого слабого, безвольного человека. Всю жизнь он был послушным орудием в руках других людей и самостоятельно принял лишь одно-единственное решение — вовремя умер, освободив от себя Жанну д'Альбре, женщину смелую, предприимчивую, наделенную мужским умом и отвагой. У Жанны были серые глаза, внимательный взгляд которых пронизывал собеседника насквозь. Она казалась строгой и холодной, но когда эта женщина давала волю чувствам, лицо ее преображалось. Она стала настоящей воительницей, Жанной д'Арк французского протестантизма. Наверное, так выглядела легендарная мать Гракхов: все в ее облике говорило о гордости, достоинстве и привычке повелевать. Историки, которых интересует только внешняя сторона событий, пока еще не воздали должного Жанне д'Альбре. Романист же, раздумывающий над тайнами человеческой души, в восхищении склоняет голову перед этой женщиной.

Жанна была одержима одной-единственной страстью, полностью изменившей ее жизнь и заставившей совершать невероятные поступки. Все действия королевы Наваррской объяснялись только безграничной любовью к сыну. Именно ради сына она, женщина нечестолюбивая и очень привязанная к своему патриархальному Беарну, очертя голову ринулась в самое пекло войны. Ради сына забросила она свое вышивание и любимые книги, приняв командование над убеленными сединой генералами. Ради сына научилась она хладнокровно, стоически смотреть в лицо смерти. Ради сына, ради того, чтобы заплатить его солдатам, она уже продала большую часть своих сокровищ, а теперь расставалась с последними драгоценностями.

Еврей улыбался, Пардальян трепетал, одна Жанна оставалась невозмутимой.

Исаак Рубен разложил камни и принялся внимательно рассматривать их; судя по сдвинутым бровям и напряженному взгляду, он что-то подсчитывал в уме. Ювелир не дотрагивался до камней, не взвешивал, не разглядывал на свет, но минут пять не сводил с них глаз.

«Сейчас приступит к оценке, — подумал Пардальян. — Это займет часа три-четыре, не меньше… «

— Мадам, — внезапно произнес еврей, оторвав взор от драгоценностей. — Стоимость этих камней — сто пятьдесят тысяч экю.

— Совершенно верно, — ответила Жанна д'Альбре.

— Я дам вам сто сорок пять тысяч. Разница — это плата за мое посредничество и риск. Каким образом вы предпочли бы рассчитаться?

— Как обычно.

— Значит, я вручу вам вексель на имя моего представителя.

— Хорошо, но только не на имя человека, который ведет ваши дела в Бордо.

— Выбирайте любое место, мадам. Мои представители есть в каждом городе.

— Что вы скажете о Сенте?

— Отлично!

Исаак Рубен черкнул на пергаменте несколько строк, поставил свою подпись и печать, пробежал написанное глазами и протянул вексель Жанне д'Альбре. Королева прочитала долговое обязательство, свернула его и положила в сумочку.

Исаак Рубен поднялся и проговорил с поклоном:

— Мадам, в делах такого рода я всегда к вашим услугам.

Королева Наваррская закусила губу: проданные камни были ее последним достоянием, теперь у нее не осталось вообще ничего!..

Сдержанно попрощавшись, Жанна покинула мрачный дом и зашагала по улице в сопровождении Алисы де Люс и Пардальяна.

Пардальян последовал за ними, изумленный и потрясенный. Он не знал, кто более достоин восхищения: то ли мудрый еврей, который вот так, на глаз, безошибочно определил стоимость камней и вручил королеве огромную сумму золотом; то ли Жанна д'Альбре, без сожаления расставшаяся с бесценными сокровищами и получившая взамен всего лишь обрывок пергамента с подписью и печатью.