"Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски" - читать интересную книгу автора (Крамер Марина)

Три года назад, Англия, Бристоль

Перелет, а затем почти трехчасовое путешествие в нанятом микроавтобусе отняло много сил не только у Хохла, но и у Валерки. Маленький Егорка ныл всю дорогу, не находя себе места, у Марины поднялось давление, Хохол бесился – словом, все шло из рук вон плохо.

Наконец машина остановилась у небольшого двухэтажного дома. Женька расплатился с водителем, открыл дверь ключом, лежавшим в специальном тайничке в ступеньке, и кивнул Валерке, разрешая выходить. Они кое-как справились с носилками, Егором и чемоданами и сели в гостиной, переводя дыхание. Женька откинулся на спинку кресла, закрыв глаза, Егор, утомленный дорогой, наконец-то уснул, и Валерка унес его наверх, в маленькую комнатку. Мельком он успел оглядеть дом и убедиться, что к их приезду здесь готовились. Причем тот, кто их ждал, ушел совсем недавно – на кухне, идеально убранной и обставленной хорошей мебелью, пахло яблочным пирогом и чем-то еще мясным.

– Жека… ты спишь, что ли? – Валерка чуть тронул Хохла за плечо, и тот моментально вскочил:

– Что?! А… это ты… Ну что, может, поедим пойдем? Там Сара должна была жратву оставить…

– Домработница, что ли?

– Ну да. Еще у Малыша работала, странная такая баба… Маринка ее не любит, говорит – розовая она, – зевнул Женька, потягиваясь. – Ладно, идем, поедим да завалимся. Я уже не могу, все внутри трясется.

Валерка сел за барную стойку, заменявшую стол, а Хохол вынул из духового шкафа укрытый фольгой противень, на котором оказались куски говядины, запеченной с грибами и сыром, а также запеченная половинками картошка. Подозрительно понюхав это все, Женька разложил мясо и гарнир по тарелкам и в ответ на удивленный взгляд Валерки пояснил:

– Сара не умеет готовить, я просил, чтобы заказала в ресторане. Вот и проверяю.

– А как ты с ней объяснился, ведь по-английски не говоришь? – беря в руки нож и вилку, поинтересовался Валерка.

– Ну, у нас в доме полно знатоков, – вздохнул Хохол, взгромождаясь на высокий табурет. – Генка написал русскими буквами все, что надо, я прочитал Саре по телефону. Что ты ржешь? А как иначе? Маринка всегда сама с ней объяснялась, а я только «привет-пока» могу сказать.

– Как же ты будешь, а?

– Подучу, выхода нет.

– А пацан?

Хохол помолчал, ковыряя вилкой сырную корочку на отбивной. Его самого беспокоил этот вопрос – что делать с Егором, как учить его говорить, на каком языке, и самое главное – кто будет это делать? Если бы с Мариной все было в порядке, то все это и не коснулось бы его, Женьки, – Коваль сделала бы это сама, но сейчас… Придется, видимо, как-то договариваться с Сарой.

– Слушай, Жека… пока я здесь, мы можем поискать какую-нибудь девчонку-студентку, ведь полно русских, обучающихся в Англии, – подал голос Валерка. – Она бы приходила несколько раз в неделю, допустим, и занималась с Егором языком. Ей заработок, и тебе меньше проблем…

Хохол глянул на сидящего перед ним доктора даже с уважением:

– А ты голова, Валерка! Я бы сам и не допер… Ведь правда!

– Ну, отлично – тогда сегодня отдыхаем, а завтра с утра начинаем дела делать. Пойду гляну Маринку и завалюсь. – Кулик встал с табуретки и направился в спальню, где они разместили больную.

Хохол тоже двинулся следом, не мог оставить Валерку наедине с Мариной, не переносил его прикосновений к ней, хотя и понимал, что это продиктовано необходимостью, Кулик – врач. Но ревность и чувство собственничества не давали покоя.

Коваль уже не спала, смотрела на стену, нахмурив брови. Женька сел рядом с ней на кровать, осторожно взял за руку:

– Привет, родная… проснулась?

Она не ответила, только вздохнула. Валерка измерил давление, посчитал пульс, потом сделал укол и окликнул замершего в одной позе Хохла:

– Жека… а ведь тебе сиделка будет нужна, ты сам не справишься.

– Справлюсь! – отрезал он, стряхивая с себя оцепенение. – Никого не подпущу, моя она, понимаешь?

Этого Валерка понять не мог – что за маниакальное желание присвоить, оградить от посторонних глаз, не подпускать никого? Чуть что – сразу «моя, мое, мне!». Коваль, если бы соображала, ни за что не допустила бы подобных разговоров, она не была ничья. Однако в последнее время Валерка начал замечать и в ней какие-то перемены. Она стала мягче, что ли… или это ребенок так действовал? Но от нее перестало веять холодом, словно мраморная статуя, которой всегда казалась Марина Кулику, начала оживать. Ей удивительно, на Валеркин взгляд, шло материнство, оно изменило ее внутри, окрасило ее натуру другими красками, теплыми и светлыми. Маленькому Егору удалось то, что до него пытались, но не смогли сделать все мужчины, бывшие в жизни Коваль. Он сумел сделать ее счастливой.

– Все, Валерка, иди, ложись, а то тоже вон с ног валишься, – донесся до него голос Хохла, и Кулик потряс головой, прогоняя мысли.

– Да, пойду… а ты?

Хохол посмотрел на него так, что Валерка вмиг осознал глупость вопроса – куда мог уйти Женька от Марины? Разумеется, останется с ней, пристроится, как сможет, на кровати, чтобы не мешать ей, и так и будет лежать, взяв Коваль за руку. «Маньяк!» – подумал про себя Валерка и ушел в соседнюю комнату, где была приготовлена постель для него.

Женька же сходил к Егору, проверил, как тот спит, укрыл его одеялом и вернулся в спальню.

Марина лежала с закрытыми глазами, было непонятно, спит она или нет. Не желая беспокоить ее, Женька потихоньку разделся и нырнул под одеяло, снова взял Марину за руку и закрыл глаза.

«Ну, вот и все, вот и все, – билось в его голове. – Теперь все кончилось. Я сделал это, я увез ее… А уж на ноги подниму как-нибудь… да если и не подниму – лишь бы жива была, мне и не надо ничего, кроме этого. Лишь бы она была…»

Он уснул, кажется, впервые без сновидений, без страха проснуться от телефонного звонка, от голоса кого-то из охранников, словно присутствие Марины рядом внушало ему спокойствие и уверенность в том, что ничего уже не произойдет.

…Потянулись дни, однообразные и серые, как бристольское небо. Встать утром, поднять Егора, покормить его завтраком. Покормить Марину, повернуть ее на бок или на спину (благо, она сама стала немного двигаться), дождаться прихода Инны – спокойной, аккуратной девушки из Смоленска, обучающейся в здешнем университете.

Инну нашел Валерка буквально через неделю после переезда. Услышал в парке русскую речь, когда прогуливался там с Егоркой, подошел и заговорил, предложил работу. Хорошенький, смышленый мальчик понравился девушке, она согласилась поговорить с его отцом.

Тот еще был разговор…

Увидев синие от наколок руки и почти враждебное выражение лица будущего работодателя, Инна опешила и уже была готова отказаться, но Валерка отвел ее в кухню, напоил чаем и объяснил, что никакой угрозы от мистера Силвы не исходит, а в ее, Инны, обязанности входит только обучение Егора английскому. Сумма, которую пообещал Хохол, существенно повлияла на Иннино решение – деньги были нужны позарез. И вот уже два месяца, как она появлялась в этом доме ровно в половине четвертого и проводила здесь время до восьми вечера, когда маленькому Грегу нужно принимать ванну и ложиться спать. Платили ей исправно, без задержки, а мистер Силва, которого она звала просто дядей Женей, иногда спрашивал, не надо ли ей чем помочь.

Но больше всего в последнее время Инну интересовала женщина, лежащая в большой спальне наверху, рядом с комнатой маленького Грега. Однажды мистер Силва забыл закрыть дверь и, проходя мимо, Инна заглянула туда. На огромной кровати, застланной черным бельем, лежала худая, красивая женщина. Ее темно-русые волосы были острижены очень коротко, «ежиком», синие глаза смотрели в одну точку, а руки с длинными пальцами, лежащие поверх одеяла, казались покрытыми белой краской. Она напоминала панночку из «Вия». Инна даже вздрогнула от этой ассоциации. Не хватало еще, чтобы она вдруг заговорила утробным голосом, произнося монолог из Гоголя…

Неожиданно женщина повернула голову и уставилась на стоящую в дверях девушку таким взглядом, что у Инны внутри что-то оборвалось и ухнуло вниз, как скоростной лифт. Вздрогнув всем телом, она развернулась, чтобы уйти, и тут же уткнулась лицом прямо в свитер мистера Силвы…

Схватив Инну за плечо, Хохол рявкнул громким шепотом:

– Ты… какого хрена здесь делаешь, мать твою?!

– Я… я… – залепетала перепуганная до икоты девушка, не в силах объяснить, как оказалась в этой комнате.

– Я же предупреждал – к этой двери даже не приближаться! Не при-бли-жать-ся! – в самое ее лицо выдохнул он. – Собирай свои вещи и уматывай! И не дай тебе бог… Башку отрежу, на хрен!

Он оттолкнул девушку от себя и вошел в комнату, захлопнув за собой дверь. Инна больно ударилась плечом о высокую стойку перил, машинально взялась за больное место и заплакала. Она в самом деле не хотела влезть туда, куда не следовало, просто природное любопытство подтолкнуло. И как теперь уговорить мистера Силву не выгонять ее, она не знала. А угрозы подействовали – судя по его наколкам, отрезать голову ему вообще проблем не составит…

Хохол, весь клокоча от злости, опустился возле Марины и постарался сделать вид, что ничего не происходит:

– Привет, мой сладкий. Как ты?

Глаза Коваль сузились, она прикусила нижнюю губу, а потом произнесла хриплым, срывающимся голосом:

– Не надо… не трогай.

Женька понял, о чем она. Вот уже несколько дней, как она произносила несколько фраз, причем довольно осмысленных, хотя, кажется, не совсем понимала, где находится. И сегодняшний разговор она тоже слышала и теперь выражала несогласие, хотя знать не знала, кто такая эта Инна.

– Я сержусь не на тебя, – попробовал схитрить Женька, но сделал только хуже – она отвернулась и больше уже ничего не говорила, как ни старался он вызвать ее на какие-то эмоции.

В душе Хохол уже ругал себя за несдержанность, за то, что так обошелся с любопытной девчонкой. В принципе – а что такого случилось? Ничего. Можно просто объяснить Инне, что его жена очень больна, не встает и не выходит из дома. Пора бы уже привыкнуть, что это не Россия, здесь никто не ищет их, никто не знает Марину в том качестве, как там, дома. Никакой опасности нет, а выгонять толковую девчонку только потому, что заглянула в комнату, – это ли не странно?

Взвесив все, Женька поцеловал Марину в щеку, поправил покрывало, включил висящий на кронштейне телевизор, загнав в видеомагнитофон кассету с «Крестным отцом» – ее он приволок из России, помня, что Коваль очень любит этот фильм.

– Ты посмотри пока кино, родная, я пойду, переговорю с Инкой.

По взгляду Марины, брошенному в его сторону, Хохол понял, что все сделал правильно.

Он вошел в комнату Егорки, где Инна читала мальчику какую-то английскую сказку. Увидев его, девушка вобрала голову в плечи, словно ожидала удара, но не замолчала, продолжила чтение, потому что Егорка нетерпеливо шлепал ладошкой по листу.

– Инна… слышь, разговор есть, – проговорил Хохол, не привыкший извиняться перед кем-то, кроме Марины. – Спустись в кухню.

Девушка отдала Егорке книжку, пригладила взлохмаченные волосенки:

– Сиди тихонько, Грег, я сейчас приду.

Она разговаривала с мальчиком только по-английски, это было непременное условие. По-русски с ним разговаривал Женька.

Когда Инна спустилась в кухню, на барной стойке дымились две чашки кофе, стояла вазочка с пирожными, а Хохол сидел на высоком табурете и курил, стряхивая пепел в большую пепельницу из темно-зеленого стекла.

– Садись, – пригласил он девушку, жестом указав на табурет напротив себя. – Кофейку попьем.

Инна послушно села, потянула к себе чашку. Хохол докурил, сцепил руки в замок и опустил их на столешницу. Девушка с опаской взглянула на татуировки, и Женька, поймав ее взгляд, усмехнулся криво:

– Не смотри так. Ошибка молодости. Я вот что хотел тебе сказать, Инка… ты меня извини за сегодняшнее, ладно? Сорвался я… Видишь ли… моя жена серьезно больна, я и приехал-то сюда большей частью из-за этого…

– Она русская? – осторожно спросила Инна, поднимая тонкую фарфоровую чашечку и делая глоток.

– В какой-то степени. Ее бабушка по отцу была русской. Так вот, Инка… ты мне пообещай, что больше не станешь лезть в ту комнату, хорошо? – Хохол протянул руку и коснулся Инниного запястья с дешевенькими бисерными браслетиками. – Мэриэнн не должна волноваться, ей совсем нельзя, понимаешь? Если тебе что-то еще интересно, спроси сейчас, потому что больше я не буду разговаривать на эту тему – мне тяжело.

Инна сидела, боясь шевельнуться, смотрела на огромную ручищу в синих рисунках, так и оставшуюся лежать на ее запястье, и старалась даже дышать пореже. Она даже не думала, что в этой семье все так… Что, хотя мистер Силва в одиночку воспитывает маленького Грега, у него, оказывается, есть жена, просто она не выходит из своей спальни. Девушка вдруг прониклась состраданием и к этому огромному мужчине, и к маленькому мальчику.

– Мистер Силва… простите меня, если я вдруг причинила вам неудобство…

– Да не извиняйся ты, – улыбнулся Хохол, отпустив ее руку. – Я все понимаю – бабы существа любопытные. Еще раз предлагаю – спроси сейчас все, что хочешь, потому что больше мы к этому разговору не вернемся.

– Н-нет, я не хочу… не хочу казаться нескромной… – пробормотала Инна.

– Ну, и ладно. Вот Мэриэнн поправится, вы с ней поладите, – подытожил Хохол, вставая с табуретки. – Ты кофе-то пей, остывает.

Больше они не возвращались к этому разговору, а когда Марина немного окрепла и смогла сама вставать и передвигаться, Хохол вообще отказался от услуг Инны, не хотел, чтобы та становилась свидетельницей их постоянных скандалов. Да и Марина всегда с трудом привыкала к новым людям, а в ее теперешнем состоянии это было и вообще не нужно. Поэтому Женька выплатил девушке очень щедрое выходное пособие, и расстались они практически друзьями.

Марина, вернувшись к жизни, очень удивилась тому, как хорошо и четко говорит на чужом языке маленький Егорка. Хохол, довольно улыбаясь, объяснил причину и не стал присваивать себе Валеркины лавры.

– Кулик подсказал, что можно девчонку пригласить русскую. Ну, вот мы Инку и нашли, да, сынок? Она и научила. А уж по-русски я сам…