"ТАЙНЫ ЛУННОЙ ГОНКИ" - читать интересную книгу автора (Караш Юрий Юрьевич)

НАСА — АН СССР: надежды и разочарования

Неутомимый Драйден попытался вдохнуть «новую жизнь» в отношения между НАСА и советской Академией наук. 26 марта 1964 г. он отправил письмо Благонравову с предложением встретиться в мае того же года в ходе заседания в рамках Научно-технического подкомитета Комитета ООН по космосу. Заместитель главы агентства отметил в своем послании, что США были бы заинтересованы в более быстром наполнении советско-американского сотрудничества в космосе реальным содержанием. Особое внимание Драйден уделил возможности координированных запусков экспериментальных метеорологических спутников, а также окончательному согласованию технических деталей для обмена метеорологическими данными, полученными при помощи спутников[430].

Оценив результаты встречи в Женеве, американская сторона буквально «воспряла духом». И не без основания. Во-первых, за несколько месяцев до этого взаимодействие в космосе между двумя странами наконец-то принесло первые реальные плоды. Напомню, что согласно «Двустороннему соглашению о сотрудничестве в космосе от 8 июня 1962 г.» и последовавшему за ним «Первому меморандуму о взаимопонимании от 20 марта и 24 мая 1963 г.» СССР и США должны были проводить совместные наблюдения и эксперименты с использованием американского метеорологического и связного спутника «Эхо II». Советская сторона отказалась поделиться с американской результатами радиолокационных наблюдений за процессом надувки спутника (представлявшего из себя, по сути, огромный воздушный шар), а также согласилась только получать, но не посылать радиосигналы, связанные с проведением экспериментов и испытаний. Мало кто из американских специалистов, столкнувшись с подобной неуступчивостью, верил, что из совместной работы в рамках «Эхо II» может что-нибудь получиться. Однако после того, как спутник отправился на орбиту 25 января 1964 г., они были приятно удивлены. Советские ученые не только провели оптические наблюдения процесса надувки спутника и передали полученные данные коллегам из США, но также предоставили в их распоряжение записи радиосигналов, полученные из обсерватории «Джодрел Бэнк» через «Эхо II». Несмотря на то, что связь, как отметил Драйден после завершения эксперимента, «осуществлялась только в одном направлении вместо двух и на менее интересных частотах, чем мы бы хотели, а ее прием был ограничен техническими возможностями наземных принимающих станций», «это было полезное упражнение по организации совместной работы с Советским Союзом»[431].

Как видно, встреча в Женеве проходила на весьма обнадеживающем фоне, но и результаты также давали повод для оптимизма. Советские специалисты дали понять, что запустят свой первый метеорологический спутник до конца 1964 г. и вообще проявили значительную заинтересованность в установлении так называемой холодной линии между Москвой и Вашингтоном. Эта линия представляла из себя канал связи передачи данных о погоде. Представители СССР и США договорились также о стоимости этого канала и о его управлении. Кроме того, советские эксперты намекнули на возможность по-новому взглянуть на проблемы, которые мешали выполнению советско-американских договоренностей о сотрудничестве в области геомагнитных исследований[432].

Однако наибольшим подарком американской стороне со стороны советской была инициатива последней включить в сферу двустороннего сотрудничества космические биологию и медицину. По мнению Драйдена, такого рода взаимодействие способствовало бы «достижению цели, поставленной президентом», а именно — двигаться к партнерству в области космических полетов[433]. Все договоренности, достигнутые в ходе женевской встречи, были отражены во «Втором меморандуме о взаимопонимании» от 5 ноября 1964 г., который был представлен на рассмотрение правительств двух стран.

Возвращаясь к новому предложению от советской делегации в столице Швейцарии, нельзя исключить, что оно было каким-то образом связано с образованием в 1963 г. в Москве Института медико-биологических проблем (ИМБП) — ведущего научно-исследовательского учреждения Советского Союза в данной сфере биологии и медицины. Создание подобной организации, безусловно, придало импульс развитию науки о воздействии факторов космического полета на живые организмы, что, в свою очередь, не могло не повысить интерес советских специалистов в этой области естествознания к сотрудничеству с американскими коллегами.

Подобная инициатива быстро привела к заключению предварительного соглашения о совместной подготовке публикации, освещающей эксперименты и накопленный опыт в рамках тем, которые еще предстояло установить. Однако разница в понимании исследователями СССР и США того, как этот проект должен быть осуществлен, не позволила ему увидеть свет. Заокеанские эксперты предложили, чтобы каждая тема освещалась одновременно советским и американским авторами. Они написали бы статьи, которые затем были бы напечатаны в сборнике «бок о бок». Далее сборник предполагалось опубликовать как на русском, так и на английском языках[434]. Это, по мнению американских исследователей, позволило бы провести сравнительный анализ работ каждой стороны в соответствующей сфере и таким образом взаимообогатить специалистов Советского Союза и Соединенных Штатов высшими достижениями друг друга. Драйден быстро проинформировал Благонравова, что с учетом очень незначительной редакторской правки «Второй меморандум» вполне удовлетворял США[435].

Ученые из СССР предложили иной подход, довольно сильно отличающийся от американского. По мнению Благонравова, освещение одной и той же темы как советскими, так и американскими исследователями привело бы к ненужному дублированию усилий. Он полагал, что специальная редколлегия, состоящая, из представителей Советского Союза и США, должна выбрать «наиболее выдающихся» исследователей в данной конкретной области космической биологии и медицины, либо из числа американских, либо советских экспертов, и поручить им написание соответствующих разделов. Интересно, что, по мнению Анатолия Аркадьевича, в исключительных случаях подготовка какого-либо раздела могла быть поручена представителю третьей страны. Но в любом случае, полагал Благонравов, каждая из основных статей должна сопровождаться небольшими комментариями представителей третьих стран, в которых они высказывали бы как собственные взгляды по освещенной проблеме, так и критиковали бы главных авторов сборника[436].

Подобное видение совместной работы не нашло понимания у американцев. Они полагали, что построенное таким образом сотрудничество не даст истинной картины достижений в той или иной сфере медико-биологических исследований, ибо «каждый из авторов [освещающих данную сферу] будет в основном не осведомлен о работах [проводящихся в данной сфере] за пределами своей страны». Драйден предложил Благонравову обсудить этот вопрос в ходе заседания Комитета ООН по космосу в Нью-Йорке в октябре 1964 г.[437] Анатолий Аркадьевич в принципе согласился, но при этом четко дал понять, что никаких изменений в позиции советской стороны в этом вопросе ждать не приходится[438]. Встреча в Нью-Йорке, как и следовало ожидать, не смогла разрешить возникшие противоречия, и в результате «Второй меморандум о взаимопонимании» был ратифицирован 5 ноября 1964 г. без упоминания о каком-либо взаимодействии в области космических биологии и медицины.

Впрочем, вопрос этот не заглох окончательно. 8 октября 1965 г. было достигнуто соглашение об учреждении совместной редколлегии, правда для того лишь, чтобы выработать базовые принципы для публикации сборника[439].

Что же касается «Второго меморандума», то его осуществление «забуксовало» так же, как и реализация предшествующих подобных договоренностей между двумя странами. Да и без медико-биологического компонента меморандум этот представлял собой, по большому счету, не более чем подтверждение благих намерений, отраженных в предыдущих соглашениях. Ни в рамках «Эхо II», ни «холодной линии», ни в области геомагнитных исследований, какого-либо прогресса в направлении объединения и координации совместных усилий достигнуто не было. Не проявила советская сторона интереса и к расширению сотрудничества на прочие сферы космической деятельности. А предложение американцев обменяться визитами специалистов на НИПы, отслеживающие полеты аппаратов к другим планетам Солнечной системы, равно как и предоставить друг другу на взаимной основе научные данные, полученные с автоматов СССР и США, отправленных к тому времени к Марсу, было встречено молчанием их коллег из Советского Союза[440].

Интересно, что Уэбб, видимо от «безысходности», рекомендовал даже Джонсону отступить от рекомендованной самим Уэббом политики в отношении СССР, а именно — не вмешиваться в «космические отношения» между двумя странами, предоставив их выстраивание НАСА и АН СССР. Глава агентства попросил президента в декабре 1964 г. обдумать вариант «о доведении через соответствующие каналы до высшего советского руководства нашего неудовлетворения медленным и ограниченным прогрессом [в области развития сотрудничества в космосе] к настоящему времени»[441]. Подводя итог почти трехлетнего советско-американского взаимодействия (а точнее — его попыток) в космосе, Драйден отметил:

Примерно в таких же тонах обрисовал состояние советско-американских космических отношений и глава НАСА Уэбб в ходе слушаний в палате депутатов 6 апреля 1965 г.:

Далее Уэбб упомянул о «холодной линии», в частности о том, что Советскому Союзу еще предстояло выполнить свою часть соглашения, состоявшую в запуске метеоспутника и предоставлении США снимков, полученных с его помощью[443].

Обратим внимание на один интересный момент: Уэбб как бы делает противопоставление — советская сторона положительно восприняла те американские инициативы, в которых речь шла о взаимовыгодном сотрудничестве, но не согласна пойти на «более широкий фронт для взаимодействия». Что это — оговорка или невольное признание того, что данный фронт уже не предполагал равного получения выгод от совместной работы?

Несмотря на разочарование в Соединенных Штатах по поводу более чем прохладной реакции Советского Союза на предложения о сотрудничестве в космосе, в Вашингтоне решили не отступать. В письме к Благонравову от 5 марта 1965 г. Драйден выразил удовлетворение по поводу открытия «холодной линии» и выразил надежду, что ему и его советскому коллеге «удастся ускорить процесс развития и расширения» двустороннего партнерства[444]. Так, американская сторона, в частности, предложила сотрудничество в области борьбы с загрязнением окружающей среды, использование советского спутника «Молния-1» для проведения совместных экспериментов, а также отправку исследовательских аппаратов к Марсу и другим планетам Солнечной системы. Однако из Москвы не последовало никакой реакции на эти инициативы. Более того, Благонравов дал понять, что Советский Союз вообще намерен свести к минимуму контакты с США в области исследования и освоения космического пространства[445].