"Паразитарий" - читать интересную книгу автора (Азаров Юрий Петрович)

47

– Зачем ты это сделал? – сказал я Ксавию, когда мы вышли из нашей Конторы.

– Какая разница, одной подписью больше или меньше? А потом, у меня не было выхода.

– Но ты предал меня. Твоя подпись стоит первой. Многие говорят, раз друг подписал, почему же мы должны оказать сопротивление.

– Не накручивай. Пойдем лучше перекусим. У меня есть кое-что в сумке.

Я плелся за Ксавием. Он шел впереди меня – сильный, крепкий, осторожно ступающий по мокрому тротуару. Изредка он оглядывался на меня, и я улавливал в нем едва скрываемое ликование: "Тебя уволили, а не меня".

За ужином он мне сказал со слезами на глазах:

– Пойми, не было выхода.

– Почему?

– Я пасынок в этой стране. Пасынок. Ты – сын, а я пасынок.

– Почему? – спросил я, хотя отлично знал, почему он так говорит.

– Я – мерлей, – сказал он. В голосе его, отделив горечь, я уловил и гордость. Он даже слегка расправил плечи. Я молчал. А он продолжал:

– Я приговорен. Что бы я ни сделал, как бы я ни поступил, я все равно буду виноватым, потому что я пасынок.

– Ты – пасынок, а все-таки уволили меня.

– Убежден, что это к лучшему.

– Ну и прекрасно.

Он вопросительно поглядел на меня. Глаза навыкат, вот-вот вывалятся на стол. Жирные щеки у Ксавия всегда скверно пробриты, потому что прыщи. Да и лень ему бриться. Это я знаю. Он однажды сказал: "Для меня бритье все равно что для женщины эти самые… Ненавижу помазки, порезы, пены". И рассказал еще о том, как однажды он в бане по-черному мылся где-то в низовьях или в верховьях Печоры (всегда путал устье с губой, а может, это одно и то же). А губы у Ксавия точно тронутые обидой: напрасно ты мне не доверяешься, я весь твой, а ведь врет, рад тому, что меня выставили, и рад тому, что его приласкали за то, что он принципиально поступил, подписал мой приговор. Теперь ему нужно оправдаться. Доказать, что он самый порядочный. Он знает, что я не антимерлист. Знает, как я, рискуя своим положением, однажды взял его промашки на себя. Сказал мне: "Только ты мог так поступить. Побил ты меня своим благородством". А я тогда не думал о благородстве. Просто так вышло. А теперь он сидит напротив и сияет. Пасынок. Впрочем, так оно и есть. Сроду не смогу понять, как это люди изначально поделились на мерлеев и немерлеев. И я ему сказал:

– Когда моя мама узнала, что ты мерлей, она сказала, что это большое несчастье – быть мерлеем.

– Так мог сказать только очень хороший человек.

– Ты очень тонко чувствуешь людей. Мне надо наведаться в один дом. Хочешь со мной?

– С удовольствием.

Ксавий любил все узнавать обо мне. Любил заглядывать в мою душу. В мои книги, в мои бумаги и даже в мои письма. Сколько раз я его предупреждал, вырывал из его рук свои тетради и даже дневники. Он смеялся:

– А что тут такого?

Мы взяли такси. Ехали с полчаса. Ксавий нервничал. Куда это мы, уже город кончился. А во мне зрела злость. Наконец мы остановились у дежурного магазина. Продавщица сказала:

– Ничего нет. Уже два месяца как ничего нет. Ни крупы, ни масла, ни сахара.

– А по талонам? У меня есть талоны.

– Гражданин, я вам сказала: ничего нет. Вы что, с луны свалились?

– Чем вы тогда торгуете?

– У нас в ассортименте только турецкий чай и рогожные мочалки.

– Послушайте, я еду к больным женщинам. Вот вам сотенная, заверните мне что-нибудь.

Она пристально посмотрела на меня, бросила взгляд в сторону Ксавия, однако стольник взяла. Через секунду она вышла с пакетом:

– Немного сыра, два пакета молока и пачка печенья.

Я поблагодарил продавщицу. Ксавий смотрел на меня, как на умалишенного.

– Ну хорошо, мы подохнем, ну а народ-то как жить будет?- говорил я Ксавию, запихивая в сумку пакет с продуктами.

– Все образуется. Всегда так было в этой распроклятой стране.

– Так уж распроклятой. Я другой такой страны не знаю… – пропел я, залезая в машину. – Я, Ксавий, люблю эту страну. У меня другой страны нету.

– Из таких речей рождаются антимерлисты…