О ДОБРОМ СЕРДЦЕ

…Старые люди рассказывали: были у одной женщины дети. Старшая дочь — уже совсем большая, с толстой чёрной косой. А младшая — видно, от солнца родилась, до того рыжая, что мать её так и назвала — Рыжей. Не совсем Рыжая походила на человека: вместо косы на голове — рога, на ногах — копыта. Да и редко кто слышал речь её. Но матери-то разницы в дочерях не было…

Подбежит Рыжая к старшей сестре и просит взглядом выйти на зелёный мох поиграть. Рассердится сестра, толкнёт её в бок и скажет:

— Похожая на урода, зачем ты нужна мне?

Длинными косами тряхнёт и уйдёт в стойбище к другим девушкам. Весёлый смех слышится с улицы. Встанет Рыжая около входа в чум, и большие глаза тоской заполнятся. Так и стоит целый день.

— Постарайся быть доброй, — просит мать старшую дочь. — Нельзя быть злым к слабым.

Фыркнет только дочь и бросит в Рыжую старой костью.

Наступила зима. Вьюги пришли в тундру. Через дырявые шкуры ветер свободно ходит.

— Дети, — говорит мать, — сходите в лес за дровами. К старости ноги перестали меня слушаться.

Рогами и копытами Рыжая достаёт из-под снега хворост, складывает в кучи. А старшая бегает по лесу, ищет самое толстое дерево. Когда нашла, подозвала Рыжую.

— Пока я отношу хворост, — говорит она, — ты покараулишь это дерево. А чтобы не потерялась, я привяжу тебя к нему.

Сделала так и сама убежала домой.

— Где же Рыжая? — спросила мать.

— В лесу осталась, — пряча глаза, ответила дочь.

Мать заплакала и ничего больше не сказала.

Долго не возвращалась Рыжая. Наконец, пришла и приволокла по земле огромное дерево.

— Где ты была, Рыжая? — обрадовалась мать.

— Попросила меня сестра принести это дерево, — отвечает она. — Теперь дров нам на всю зиму хватит.

Блеснула совиными глазами старшая сестра и натянула на себя плотнее шубу-ягушку. И всё равно дрожала, не могла согреться от страха: вдруг Рыжая всю правду расскажет матери? Но Рыжая молчала.

Вот снова просит мать:

— Дети, сходите наловите рыбы. Мои руки не держат пешню.[1]

Пришли они на то место, где ловят рыбу, выдолбили прорубь. Поддела Рыжая на свои рога гимгу — сетку из прутьев — и стала опускать в воду. Говорит старшая сестра:

— Ты покарауль гимгу, рыбу в нее загоняй, пока я за рукавицами сбегаю!

Толкнула она Рыжую в прорубь, а сама убежала домой.

— Где же Рыжая? — спросила мать.

— Откуда мне знать? Наверное, рыбу загоняет в гимгу.

Опять заплакала мать и опять ничего не сказала. Долго не возвращалась Рыжая, наконец пришла. А на рогах у неё в гимге бьётся большая рыба — нельма.

— Где ты была, Рыжая? — обрадовалась мать.

— Попросила меня сестра поймать самую большую рыбину, — отвечает она. — Теперь нам на всю зиму хватит еды.

Сидит сестра в углу чума, злыми глазами смотрит на Рыжую. И только думает: не сказала бы Рыжая матери правду. Но и на этот раз Рыжая смолчала.

Заболела мать, который день не подымается с постели. Пригласила шамана. Привязал шаман-колдун к верёвке топор, качал его, бормотал про себя всякие слова, визжал, советы давал. На стол, что было вкусного, ставили. И всё шаман съел. Но матери не стало лучше.

Пришла весна, и духи тайги взяли к себе мать. Поплакали старшая сестра с Рыжей, но слёзы их родными не сделали. С утра до вечера заставляет старшая работать Рыжую. Только ночью и бегала она на могилу к матери.

Однажды пришёл в чум из тайги чужой охотник. Отбил колотушкой с кисов снег и снял малицу. И так сказал он старшей сестре:

— Трудная дорога сюда была. Большого волка встретил. Следы на теле заживут, а малицу зашьют добрые руки.

Не терпится старшей сестре побежать в стойбище к девушкам, рассказать о госте. Второпях схватила она иглу — все пальцы себе исколола. Бросила тогда иглу, замазала дыры на малице глиной и убежала к подружкам. Надел охотник малицу, постоял около костра — высохла глина и отвалилась.

Говорит охотник Рыжей:

— Может, ты поможешь моей беде?

Притронулась Рыжая к иголке — вместо копыт руки появились. Встала, чтобы подать малицу охотнику, — рога отпали и шкура с неё сползла.

Прибежала старшая сестра — понять не может. Стоит перед ней красивая девушка. Кто такая? По большим глазам узнала она Рыжую. Почернело от зависти лицо старшей сестры. А охотник стоит, мнёт в руках малицу. Горло сухим стало — не верит чуду.

— Будь моей женой, — наконец сказал юноша младшей сестре.

Он простил обиду старшей сестре и повёз обеих в своё стойбище.

Едут они тайгой, проезжают то место, где Рыжая была привязана к дереву.

— Когда мы ходили за дровами, — сказала младшая сестра старшей, — ты оставила меня здесь на съедение голодным волкам.

— Кар-р, — ответила злобно старшая сестра, и тело её покрылось чёрными перьями.

Подъехали они к проруби, где рыбу ловят, и сказала младшая сестра:

— Помнишь это место? Здесь хотела ты меня утопить!

— Кар-р-р! — ещё злее откликнулась старшая сестра, и руки у неё превратились в крылья. Вороной взлетела она на дерево. — Кар-р! Кар-р! — прокричала на всю тайгу.

С тех пор и летает ворона в стороне от человека, над головой её никогда не увидишь. Завистливые да злые глаза не прямо, а сбоку смотрят…

Середина костра выгорела, и маленькое пламя напрасно лизало не тронутый по краям хворост. Он лежал разбросанным, и огонь не мог объединиться. Язычки пламени постепенно гасли, как свечи.

— Самолёт! — вдруг вскочил на ноги Ундре, показывая в сторону озера. Он ещё никогда не видел самолёта так близко.

АН-2 мягко коснулся поплавками воды и только потом взревел с новой силой мотор.

— За нами прилетел! — вскочили ребята и побежали со своими узелками к берегу. Ведь совсем не всё равно, кому первому удастся погладить крыло. Вопросы так и сыпались.

— А правда, что этот самолёт может сесть на крышу дома?

— Отчего бывают воздушные ямы?

— А есть в ямах воздух или нет?

Лётчики объясняли серьёзно, а где, смеясь, отмахивались: уж слишком много вопросов.

— Нам пора, уже темнеет, — сказал лётчик постарше и протянул Валякси руку. — До белых куропаток расстаёмся, до зимних каникул! — улыбнулся он.

— Хорошая машина, — цокнул языком Валякси, — человек на ней крылатый, как птица. Можно каждый день прилетать!

— Спасибо, — рассмеялся лётчик. — Но и твои олени не хуже. Как поётся в песне: самолёт хорошо, а олени лучше!

— Так, так, — согласился Валякси, — олень — мясо, олень — одежда… Без оленя нельзя.

Ребята быстро расселись в самолёте. Ундре даже не успел опомниться, а самолёт уже повис над пёстрой тундрой. Там, внизу, у оленьих нарт, долго ещё махал рукой Валякси. Капюшон малицы был откинут, и влажный ветер трепал его седые волосы.

Недолго жил в интернате Ундре. Построили дом, и приехала мать. А всё же Ундре о чём-то скучал, о чём — и сам понять не мог. Дедушки Валякси долго не было. Надоела зима. Холодная зима очень старой кажется. Но однажды Ундре будто кто разбудил: глаза раскрылись и сон пропал. Через закрытое тюлевой занавеской окно слабо просачивалась сиреневая дымка рассвета. Кто-то потёрся об оттаявшее стекло и с любопытством заглянул лиловым глазом в комнату.

— Авка! — обрадовался Ундре и выскочил на крыльцо.

«Чего ты? Чего?» — чирикнул на поленнице бодрый воробей и деловито поворошил клювом перья.

— Здравствуй! — крикнул Ундре воробью и спугнул его. Первый солнечный зайчик прыгнул на дрова. Ундре распирала нахлынувшая радость, ему хотелось смеяться и сейчас же всех разбудить. Ведь кто-то сейчас досыпал зиму и не знал, что она прошла! Плачет зима, а Ундре весело.

— Раньше учительского времени встаёшь! — одобрительно заметил Валякси, отбивая с кисов липкий снег.

Ундре обнял за шею своего любимого оленя.

— Это ты меня разбудил! Правда, Авка?

Авка согласно мотнул головой, обнюхал рукава и карманы — неужели Ундре не принёс ему лакомства? Но сахар оказался под шапкой, и Ундре рассмеялся своей хитрости. Они хорошо понимали друг друга — олень и Ундре. Оба помнят, как началась их дружба в тундре.

Летом дедушка принёс на руках из стада в чум маленького белого оленёнка. Оленёнок испуганно озирался, мокрый, мелко дрожал.

— В овраге нашёл, — пояснил Валякси, — мать бросила его.

Оленёнок смотрел на людей жалобно и просяще. Ундре целыми днями не отходил от него. Выздоровел оленёнок и привязался к Ундре. Пойдёт тот собирать ягоды — и Авка с ним. Костёр начнёт разжигать — и оленёнок тут же тычется, принюхивается к дыму. А потом отпрыгнет в сторону и начнёт носиться вокруг чума — смотрите, какой я быстрый, сильный! Смотри, Ундре!

Теперь Авка забыл детские забавы. Ведь он стал выездным оленем-вожаком, трудная у него работа! Первым в упряжке идёт, ветер грудью встречает. Нельзя вожаку усталость показывать, а то остальные олени в снег лягут — пропала дорога… Авка — умный, надёжный вожак, силы хорошо умеет рассчитывать…

Ундре прижался к другу. Он может много рассказать ему о другой жизни, где ездят не на оленях, а на машинах с колёсами.

— Ундре, — позвала мать, — нельзя с утра голодным на улицу выходить.

— Сейчас, — нехотя расстаётся он с Авкой и идёт к дому.

Ундре поел, ему так хочется побегать с Авкой, а ещё задачу придумывать надо.

— Охотник добыл двадцать белок, — вслух сочиняет Ундре, — и сдал их заготовителю по одному рублю… Сколько рублей получил охотник?

— Такого охотника, какой у меня внук, выгонять надо из совхоза! — вдруг сердито прерывает его Валякси и перестаёт что-то строгать. — Хороший охотник белку сдавать будет только по три рубля, — поясняет он оторопевшему внуку. — А Ундре не научился метко стрелять, шкурку портит, плохим сортом сдаёт — за рубль.

— Разве ты, дедушка, не спотыкался? — вступается мать. Она сидит на жёлтой циновке, сплетённой из переросшего пырея. Вокруг разложены лоскутки из шкуры и оленьих лап.

— Однако, с одним патроном уходил в тайгу, а без добычи не возвращался, — проворчал Валякси и снова уселся на своё место около печи. Жёлтенькая стружка завивается кудряшками и катится через колено. Валякси одним ножом может сделать и гимгу — сетку из прутьев, и нарты, и весло. Ему не надо рубанка и гвоздей.

— Кочевать весной пошли, в стаде было сто важенок, быков на тридцать меньше, — опять вслух сочиняет задачу Ундре и смотрит на Авку через окно. — Сколько должно быть оленей при осеннем подсчёте?

Мать поглядывает на сына с гордостью. «Вот ведь какой, — думает она. — Хоть дедушка ворчит, а внук уже и новую придумал».

— Маленький хозяин, — тихо шепчет она Ундре, — совхозные дела один за всех научился решать.

Ундре слышит мать, краснеет от удовольствия и уверенно скрипит пером.

— Значит, так, — догадывается он. — Сначала отнимем, потом прибавим. Каждый палец — десяток важенок.

А как же прибавить к ним быков? Тут уж задвигались пальцы и на ногах. Валякси усмехнулся:

— Мой счёт лучше, — показал он на брусочек, весь в надрезах. — Такая будет деревяшка, не надо на бумаге куропачьи следы оставлять.

Ундре с укором смотрит на дедушку: это грамота-то — куропачьи следы?! А кто же говорил, что надо учиться, кто в школу Ундре повёз?

— Оленей было осенью сто семьдесят штук! — торжественно объявляет Ундре и трясёт листком.

Мать даже прыснула в рукав:

— Что теперь скажешь, старик ворчун?

— Эх, дочь, — печально вздохнул Валякси, обращаясь к матери, — ты тоже, как куропатка, от радости сама не знаешь, для чего снег под собой топчешь… — Потом стряхнул с себя стружки, подошёл к внуку. — Однако, Ундре, ты неправильно решаешь…

— Как неправильно?! — вытянул шею удивлённый Ундре. — У меня по арифметике всегда бывает пять!

— Напрасно такую отметку получаешь, — сердито крутит головой Валякси. — Если будут задачи так решаться, совхоз без оленей останется!

Дедушка не на шутку рассердился. Помолчал и сказал:

— Хоть на бумаге пишешь, думать всё равно надо. Если я беру в каслание сто важенок, то осенью будет двести оленей! Каждая важенка должна принести своего оленёнка. У Ундре ни одного оленёнка нет. Он не пас оленей. Стадо волкам отдал. Зачем Ундре в тундру пускать?

— Да это же задача как будто нарочно! — чуть не плачет Ундре и смотрит на мать. Она тоже расстроилась, брови подняла, ждёт, что Валякси ещё скажет. Совсем замучил ребёнка!

— Почему это нарочно? — не унимается дедушка. — Про оленей решаешь задачу, значит, ты оленевод. Разве государство не ждёт мяса? Разве не нужно совхозу большое стадо? А Ундре плохо оленей пасёт, не хочет работать, всё проспал!

— Всё равно у меня правильно! — бубнит Ундре, ковыряя промокашку пером. — Числа я правильно сложил, а слова так придумал… Если хочешь знать, я самый лучший ученик в классе… Я могу любую задачку решить по учебнику, хоть какую страницу открывай… Я…

— Напрасные слова делу не помощники, — прервал Валякси внука и сел на стул. — Хвастливого не за хвост, а за язык ловить надо… Ты мне мышонка, Ундре, напомнил.

— Какого мышонка?

— Послушай…