Абашев Юрий Тайны Сельвента

Чтобы не привлекать к себе внимания, доктор Орантес снял на окраине Сан-Паулу скромную комнату. Большую часть денег положил в банк, а остальные пустил в дело: надо было срочно изготовить вездеход, конструкцию которого разработал он сам.

Желающих заполучить выгодный заказ оказалось предостаточно, и доктор выбрал солидную фирму, взявшуюся сделать вездеход быстрее других. За каждый выигранный день он по контракту обязался доплатить ей по двадцать тысяч долларов.

Через неделю Орантес получил готовую и испытанную машину. Она походила на небольшую подводную лодку на гусеничном ходу и со стальным резаком впереди для проделывания прохода в зарослях сельвы.

Доктор за эти дни успел приобрести все необходимое для экспедиции по негостеприимной Амазонии и нанял летчика, согласившегося забросить его на вертолете в нужный район. Он решил высадиться в трехстах километрах от цели путешествия; ближе было опасно.

Ранним декабрьским утром вертолет поднялся и понес доктора Орантеса над нескончаемым океаном заповедных джунглей.

Спустя час он завис над сельвой и начал снижаться. Сесть в этом месиве разнообразной растительности было невозможно, и доктору пришлось спуститься по тросовой лестнице, чтобы подготовить площадку.

Раскачиваемый мощным потоком воздуха, доктор коснулся наконец ногами верхушку зеленого гиганта и дал сигнал летчику замедлить спуск лестницы, а сам, включив электропилу, принялся обрезать ветви и лианы, расчищая путь вниз. Ловко орудуя пилой, он через пару минут очутился на земле, если, конечно, можно назвать землей слой зыбкой растительности, переплетенных корней и кишащих под ногами насекомых.

Орантес поднял голову и огляделся: красивый и сумрачный мир окружал его со всех сторон. Деревья-исполины, возвышающиеся над морем многоярусной мелочи, густо переплетенные лианами и пестрящие разнообразными цветами, среди которых выделялись великолепные орхидеи, подавляли и, казалось, брали в плен, лишая свободы передвижения. Гнилостный запах полуживой почвы смешивался с тончайшим ароматом невиданных плодов. Воздух был наполнен криками обезьян, свистом птиц, треском и жужжанием бесчисленных насекомых.

С восторгом озираясь вокруг, доктор порадовался, однако, своему защитному герметичному костюму, имеющему автономную систему снабжения воздухом и охлаждения. Как ни страшна и опасна сельва, он надежно огражден от ее сюрпризов.

Но надо было спешить. Орантес снова, включил электропилу и принялся срезать кустарник, кроша его на мелкие куски и расчищая подступы к деревьям-великанам. Дело спорилось — высокий и физически сильный, он работал с удовольствием. От влажной тропической духоты спасал защитный костюм.

Очистив подходы к трем исполинским деревьям, Орантес на несколько секунд задумался, с какой стороны разместить пилу, чтобы деревья упали в стороне от будущей площадки. Затем, укрепив пилу на стволе первого дерева, перевел ее на автоматический режим и отошел подальше. Он рассчитал правильно. Гигант рухнул в направлении нетронутой сельвы, заставив вздрогнуть и встряхнуться сотнями рвущихся лиан стоящие рядом деревья.

Спустя полчаса площадка была расчищена. Орантес сообщил об этом по рации пилоту, и вертолет, разбрасывая воздушными струями срезанную растительность, мягко сел на рукотворную поляну.

Через несколько минут шум винтов стих, и пилот, в таком же одеянии, как у доктора, вылез из машины, плотно захлопнув за собой дверцу.

— С успешной посадкой, сеньор Суарес! Здорово же вы потрудились. — Летчик назвал доктора именем, под которым тот приехал в Бразилию.

— Сработала цивилизация! — Орантес махнул электропилой, и по его смуглому красивому лицу пробежала улыбка, озорно сверкнув в карих глазах.

— Цветов-то сколько! — огляделся по сторонам пилот. — Нарву полную машину орхидей. В городе за штуку десять долларов дают.

— Но это ты сделаешь потом, а сейчас, будь добр, помоги мне выгрузить и собрать аппарат, — сказал доктор, открывая грузовой люк вертолета.

Сборка вездехода не затянулась. Конструкция была столь тщательно продумана, что и один человек минут, за сорок-пятьдесят мог бы собрать его.

Наконец весь багаж был уложен. С пилотом доктор договорился, чтобы тот на всякий случай пробыл на месте посадки до вечера следующего дня, а затем улетал. Вернуться он должен через неделю и ждать столько, сколько потребуется.

Орантес щедро заплатил ему. Кроме того, летчик мог сорвать приличный куш от продажи редких даже для такой страны, как Бразилия, орхидей.

Вездеход плавно вошел в сельву. Прозрачная обшивка создавала иллюзию полного единения с окружающим пестрым миром. Множество москитов, пауков, ярких бабочек, других насекомых, порой достигавших размеров ладони, садилось и ползало по корпусу. Кое-где на пути встречались старые деревья, поддерживаемые только лианами. Задетые вездеходом, они с шумом валились, создавая в месте падения мгновенный хаос.

Доктор Орантес смотрел на причудливый, поражающий разнообразием растительный и животный мир Амазонии, и мысли о предстоящей схватке на время уступили чувству благоговения перед природой.

Неожиданно вездеход сильно качнуло. Он на мгновение замер, а затем развернулся на месте. Доктор глянул на табло приборов: цифры на них беспорядочно прыгали. Орантес включил ручное управление, однако вездеход не подчинился его командам.

Доктор обеспокоенно всматривался в сельву, пытаясь обнаружить неожиданных противников. И вдруг вездеход приподняла метра на три-четыре какая-то неведомая сила и резко накренила носовой частью вниз — будто кто-то невидимый и неуязвимый забавлялся с тяжелой машиной.

Орантес вцепился в сиденье и нажал кнопку парализующего сигнала УМПа в ненаправленном режиме. Вездеход медленно опустился. Доктор на всякий случай повторил импульс, а затем вышел из вездехода.

Место было крайне неудобным для обзора. Сделав несколько шагов в сельву, он сразу убедился в невозможности обнаружить что-либо в непроходимых зарослях и вернулся в машину. Острая тревога теперь уже не покидала его. За удачным началом экспедиции последовала неожиданная и незримая опасность, вынудившая Орантеса применить силу, до того державшуюся в секрете.

Доктор увеличил скорость и еще раз послал парализующий импульс УМПа. Оглянувшись, увидел на месте, где только что находился вездеход, какой-то блестящий предмет в форме полусферы. Он на секунду притормозил, рассматривая странный предмет, но затем вновь решительно включил максимальную скорость.

Вездеход выполз на небольшую поляну. Деревья здесь росли реже, и сквозь кроны голубели мелкие осколки неба. Через поляну протекал широкий зеленовато-мутный ручей. И тут доктор Орантес увидел красавца ягуара, лакавшего воду из ручья. Ягуар лениво поднял голову и с явным любопытством уставился на невиданную огромную гусеницу.

Наглядевшись на вездеход, хищник грозно рыкнул, решив, видимо, пугнуть чудовище, и исчез в зарослях.

Когда доктор переезжал ручей, недалеко от места, где только что пил ягуар, появилось стадо пекари — диких свиней. Они с ходу плюхнулись в воду и громко зачмокали.

Но что это? В зарослях вдруг показалась фигура совершенно голого человека. Увидев вездеход, человек замер и через мгновение кинулся назад в чащу. Орантес успел заметить, что в руках он держал суковатую палку.

Доктор развернул вездеход и направил его за беглецом. Выходить из машины смысла не было — даже вооруженный электропилой он двигался бы в сплошных зарослях значительно медленнее.

Вездеход настигал беглеца, бронзовое тело которого мелькало вдоль ручья.

«Странно, почему он не уходит в сельву? Там гораздо легче укрыться», подумал доктор Орантес. Он включил мини-УМП и приказал дикарю остановиться, но тот как ни в чем не бывало продолжал бежать, стремясь уйти от погони. Ловкость его была поразительна, но цепкие лианы то и дело задерживали бег.

Доктор направил мини-УМП на беглеца и послал сигнал средней мощности, временно парализующий участок мозга, управляющий координацией и движениями человека. Беглец, словно подстреленный, ткнулся головой в кусты и исчез в густой траве.

Орантес затормозил рядом с ним и, надев защитный костюм, вылез из машины. Дикарь лежал неподвижно, но яростные, полные боли и ненависти глаза, казалось, рвали доктора на куски. Орантес отвернулся и стал готовить УМП к новому пуску.

Человек совершенно дик, это видно с первого взгляда. Выше среднего роста, с крупными чертами лица, он был невероятно мускулистым. А густая рыжая борода и всклокоченные буйные рыжие волосы, усеянные колючками и насекомыми, делали его окончательно похожим на злого и сильного зверя. Рядом лежала толстая палка — грозное оружие в могучих руках.

Доктор Орантес вернулся в машину и взял два куска прочного шнура. Этим шнуром он крепко связал ноги и руки дикаря, а потом затащил его в вездеход. Мужчина, явно европейского типа, заинтриговал доктора, и он жаждал разгадать его тайну.

Орантес включил двигатель и тронулся вверх по ручью, туда, куда бежал дикарь.

Вскоре он увидел стоявшую на берегу ручья хижину с полусгнившей крышей. Доктор остановил вездеход, вылез наружу и подошел к хижине. В нее вело отверстие, заросшее травой и лианами. Он протиснулся внутрь, осмотрелся: в хижине было пусто, и только в углу лежала груда старого тряпья. Доктор отбросил ее ногой, и блеснуло что-то светлое. Золото? Он зачерпнул рукой и по весу понял: да, золото. Огромное состояние лежало перед ним.

Орантес ссыпал золотой песок обратно в кучу и, отряхнув руки, вылез из хижины. Спиной почувствовал чей-то взгляд и резко обернулся.

Дикарь пришел в себя, подкатился к борту и, приподнявшись, злобно смотрел в глаза доктору. Яростный рев рвался из груди лесного человека. Он силился разорвать путы, напрягая страшно бугрящиеся под загорелой кожей огромные мускулы.

Орантес включил УМП и еще раз послал парализующий сигнал. Затем он обошел вокруг хижины. Когда-то это место, видимо, было расчищено от кустов и деревьев, но сейчас опять заросло, и в густой траве исчезли последние следы цивилизованной жизни обитавших здесь некогда людей.

Однако когда доктор направился к ручью, он увидел на берегу несколько лотков, очевидно предназначенных для промывки золотоносного песка. Орантес склонился над одним и изумленно вскрикнул. В лотке явно присутствовали свежие следы недавней работы. Невероятно: человек, переставший быть человеком, продолжал мыть золото!

Побродив вдоль ручья, доктор вернулся к вездеходу. Дикарь лежал неподвижно. Доктор включил двигатель, задал автомату-водителю нужное направление и решил наконец заняться пленником.

Он перевернул его на живот. Руки дикаря были изранены и залиты кровью из-за врезавшихся в кожу веревок. Орантес развязал веревки, обработал раны и сбинтовал обе руки вместе. То же самое он проделал с ногами.

Дикарь осложнял планы доктора, но не бросать же его в сельве, — в том, что рыжий некогда принадлежал цивилизованному обществу, сомнений не было. Золотое кольцо, буквально вросшее в палец, неопровержимо говорило об этом.

Доктор внимательно осмотрел голову и тело рыжего, осторожно обработал дезинфектором многочисленные язвы, ссадины и ушибы. В волосах «пациента» шевелилась масса паразитов, и когда доктор остриг и обрил его наголо, тот неожиданно стал до смешного походить на циркового силача начала двадцатого века.

— Да, парень, нелегко тебе пришлось, должно быть, — вздохнул Орантес. — Ну ничего, я сделаю тебя снова человеком…

Незаметно наступил вечер. За бортом вездехода сгустились сумерки.

Орантес остановил машину и выключил двигатель. Он постелил на полу надувной матрац, перетащил туда пленника и накрыл его простыней. Связанными на животе руками дикарь моментально сбросил простыню.

— Что, приятель, отвык от комфорта? — засмеялся доктор, укладываясь на откидную кровать. — Покойной ночи!

В ответ раздалось злобное рычание. Орантес закрыл глаза и, утомленный трудным днем, моментально уснул.

Раздался какой-то шум, и доктор Орантес проснулся. В полной темноте нащупал кнопку, включил свет и…увидел горящие глаза рыжего. Дикарь каким-то образом сумел освободить руки, но ноги развязать не успел или не догадался. С бешеным ревом бросился он на доктора Орантеса и, обхватив могучими руками, повалил на пол. Доктор едва успел увернуться — зубы дикаря щелкнули рядом с его горлом. Тела их покатились по полу, сплетенные в смертельной схватке.

Железные, натренированные суровой природой руки рыжего неудержимо брали верх. Доктор Орантес задыхался в этих страшных объятиях, слабел. Жуткий оскал желтых зубов дикаря уже совсем рядом с его лицом. Доктор последним, быть может, усилием вырвался из жестоких лап и включил УМП. Парализующий сигнал — и тела их разом обмякли, вяло легли на пол.

Позвоночник Орантеса пронзила нестерпимая боль, а в сознании билась одна мысль: «Кого же отпустит раньше? Противник ближе к УМПу, но ненамного. Глупая будет смерть, если этот болван придет в себя первым, — думал доктор. — Я включил УМП на ненаправленную антенну. До меня примерно полтора метра. Позвоночник дикаря на полметра ближе, а мощность падает обратно пропорционально квадрату расстояния. Итак, он получил дозу, примерно в два раза большую. Я должен, должен встать первым!..»

Наконец боль пошла на убыль. Орантес слабо пошевелил пальцами рук, повернул голову к дикарю — неподвижен. Преодолевая страшную слабость, доктор поднялся, добрался до аптечки и нашел там липкую ленту.

Дикарь продолжал лежать на животе, широко раскинув руки. Доктор Орантес завел их ему за спину и накрепко смотал липкой лентой. Из той же аптечки достал шприц и, набрав большую дозу снотворного, сделал укол. После этого доктор обессиленно упал на кровать.

Когда Орантес проснулся, солнечный свет уже пробился в сельву сквозь плотный зеленый занавес. В первую очередь доктор осмотрел рыжего — тот, под воздействием снотворного, продолжал крепко спать.

Включив двигатель вездехода и предоставив управление им автоматам, доктор отправился в душевую. После душа разыгрался аппетит, и он с волчьей жадностью съел две банки разогретого тушеного мяса.

Столкнувшись с интересной научной задачей, доктор Орантес решился на сложный эксперимент. Рыжий, по его расчетам, должен спать еще двое суток, и за это время доктор намеревался вернуть ему память и прежние умственные способности.

Он включил УМП и осторожно, на минимальных уровнях мощности принялся возбуждать определенные участки мозга, чтобы расшевелить уснувшую память дикаря. После нескольких коротких сеансов выключил УМП, а через час снова принялся за работу. Итак до самого вечера.

Перед тем как лечь спать, он тщательно проверил, прочно ли связан дикарь.

Весь следующий день Орантес опять провозился с рыжим. Тот продолжал спать.

Очнулся дикарь поздним утром. Заметив это, Орантес подошел к нему и, приподняв руками голову, заглянул в глаза, зеленые глаза человека разумного…

— Как тебя зовут? — с волнением спросил Орантес.

— Джон О'Рейли, — последовал четкий ответ. — Но где я? Кто ты такой и почему я голый? — забросал он в свою очередь вопросами доктора.

— Вот это, приятель, нам предстоит выяснить вместе. Я встретил тебя в тридцать милях отсюда, в глухой сельве. — Разговаривая, доктор Орантес развязывал руки и ноги О'Рейли. — Помнишь, как попал в джунгли?

— Да, конечно. Я, Эдвард и Майк в январе… второго года приехали сюда мыть золото.

— Почему именно в этот район?

— Эдварду его дед отдал старую карту. Отец деда, прадед Эдварда, сколотил когда-то состояние в здешних лесах. На карте было обозначено место, где старик мыл золото. То самое, где ты, видимо, нашел меня.

— И что же произошло дальше?

— Лучше не вспоминать, — сказал угрюмо О'Рейли, осторожно растирая затекшие руки и ноги. — Мы были товарищами с детских лет. Хорошими товарищами. Эдвард, получив карту, тут же предложил всем вместе ехать в сельву. Мы, конечно, согласились. Нам было тогда по восемнадцати. Деньги на дорогу и экипировку достал Майк. Его отец очень богат, а Майк — единственный сын. Вот так мы и попали сюда. Снаряжение закупили в Бразилии, в сельву забросились вертолетом. Ну а потом… А, да что вспоминать! — Он махнул рукой. — Дай что-нибудь надеть, а то голому неудобно как-то…

Доктор Орантес подал ему приготовленную одежду. Подождал, пока О'Рейли оденется, и предложил:

— Продолжай, пожалуйста.

— А что продолжать?! Золота было много. Мы радовались и работали, как дьяволы. А потом… Потом Майк подцепил лихорадку и сгинул в два дня. Радиостанция испортилась, а починить ее мы с Эдвардом не могли. Был бы жив Майк, он бы починил, он хорошо разбирался в этих штуках. Ну а потом Эдварда укусила змея. Он умер в страшных мучениях через час, — к тому времени мы уже израсходовали все взятые с собой лекарства.

И я остался один, совсем один. Ужас охватил меня. Я схватил мачете и бросился в сельву с испорченным, как выяснилось потом, компасом. Через двое суток, ослабевший и больной, вернулся на то же самое место. Оказывается, все это время я кружил вокруг него. Больше я никогда от хижины далеко не уходил. Ждал, когда прилетит вертолет.

— А он не прилетел?

— Не знаю. Вертолет должен был сесть милях в пятнадцати от ручья, где мы жили. Искать же его без компаса я не решился.

— И что же потом?

— Ну, а потом я заболел. Словно все глубже и глубже погружался в какой-то туман. Помню, как, наблюдая за обезьянами, сумел найти съедобные плоды и коренья. В сельве много пищи, надо только стать неприхотливым. Первое время разводил огонь, а потом бросил. В сельве очень трудно поддерживать огонь: кругом вода, сырость.

— А дальше?

— Дальше помню очень смутно, какие-то обрывки. Горящие глаза ягуара и прыжок. Последний прыжок. Я убил его дубинкой… Леденящий взгляд анаконды толщиной почти в полметра… Совсем мало что помню. Кажется, убивал диких свиней. Мясо. Очень вкусное мясо…

— Да, Джон, а ведь недавно ты тоже был зверем, хищным, свирепым зверем и два дня назад едва не убил меня. Я встретил тебя на берегу ручья. Ты продолжал мыть золото. Это единственное, что оставалось в тебе от человека. С помощью специального прибора, с великим трудом я смог вернуть тебе разум.

— Да, не получился, значит, из меня Робинзон Крузо, — невесело усмехнулся О'Рейли. — Сколько же я прожил в сельве? Какой сейчас год?

— … второй, — ответил доктор Орантес.

— Двадцать лет! Двадцать лет прошло! Лучшие годы!.. — потрясенно повторял О'Рейли, опустив голову.

— Благодари бога, что вообще остался жив. У тебя был один шанс из ста, а то и тысячи, и ты его максимально использовал. Ну а теперь иди и хорошенько отмойся. Вон дверца в душевую. Там есть все, что нужно.

О'Рейли часа полтора плескался под душем. Когда он, посвежевший и помолодевший, вышел из кабинки, Орантес сказал:

— А сейчас, Джон, нам с тобой нужно серьезно поговорить. Садись.

Помолчав несколько секунд, доктор продолжил:

— На тебя свалилось сегодня много потрясений, Джон. Конечно, хорошо бы и отдохнуть, но, к сожалению, сейчас это невозможно. Ты рассказал свою историю, теперь мой черед.

— Меня зовут Хуан Орантес. Я ученый, занимаюсь изучением головного мозга человека, а также проблемами создания искусственного интеллекта. Ты после окончания школы учился или работал?

— Учился, один курс физического факультета университета.

— Отлично, тогда мне будет проще объяснить суть моего открытия. Каждому чувству, движению, желанию, слову, которое мы произносим, в нейронной цепи человеческого мозга соответствуют сложные поля. Мне первому удалось расшифровать алгоритм построения этих полей, выявить связь их со всеми сторонами жизнедеятельности человека. Я создал прибор — усилитель мозгового потенциала, УМП, реализующий эти алгоритмы. Посылая синтезированный мной сигнал в мозг испытуемого, я сумел заставить его произнести слово, зашифрованное сигналом, или выполнить какое-либо действие. Дальнейшее тебе, видимо, ясно. Непрерывно посылая целую программу, можно заставить человека ее выполнять. Действуя на клетки, отвечающие за нашу память, можно таким образом изменять хранящуюся в ней информацию, стирать ненужную, старую и записывать новую.

— Я собирался разработать приборы для лечения людей, страдающих заболеваниями центральной нервной системы, облегчающие процесс обучения, исправляющие преступников. Жизнь, однако, распорядилась по-иному. Подпольный синдикат, специализирующийся на торговле запрещенными псевдонаркотиками и оружием и ведущий собственные исследования по созданию новых видов вооружений, заинтересовался мной и моим прибором. Гангстеры похитили моего шестнадцатилетнего сына и уже три месяца шантажируют меня, грозя убить парня или накачать препаратами, превращающими человека в дебила. Случайно я узнал, где его скрывают, и сейчас мы движемся туда, в тайный городок в сельве.

— Вот, — показал доктор Орантес точку на карте. — Здесь должен быть мой сын. Что меня там ожидает — не знаю. Не знаю, что за люди живут в этом городе и чем именно они опасны для планеты.

— Ты один?

— Один. Но у меня есть надежный помощник. — УМП. Есть и лазеры. Уже завтра, по моим расчетам, мы достигнем цели. Решай: либо ты едешь со мной, либо остаешься здесь, и если все завершится благополучно, я захвачу тебя на обратном пути.

Ожидая ответа, доктор Орантес уже знал его.

— Я с тобой, Хуан, — без колебаний сказал О'Рейли. — И поверь, я парень надежный.

— Спасибо, Джон! Вдвоем нам будет все нипочем. Ну, а теперь отдыхай. Ложись на кровать, — сказал Орантес, готовя постель.

— Но я в общем-то не очень хочу спать, — нерешительно возразил О'Рейли.

— Нет-нет, Джон! Сегодня у тебя был денек потрудней многих нелегких дней, проведенных в сельве. Надо обязательно отдохнуть. Через два часа я тебя разбужу.

О'Рейли, больше не возражая, лег на кровать и вмиг уснул мертвым сном.

Доктор Орантес, прислушиваясь к тихому похрапыванию О'Рейли, снял пояс с УМПом и начал перестраивать систему излучателей. Теперь их двое, и область с нулевым сигналом нужна повместительней.

Когда он закончил работу и взглянул на часы, они показывали три пополуночи. Время пролетело незаметно. «Пора будить Джона», — решил Орантес и легонько прикоснулся к плечу О'Рейли. Тот открыл глаза и мгновенно вскочил на ноги.

— Фу ты, дьявол! — фыркнул он, приходя в себя. — Этот зверь все еще сидит во мне, Хуан!

— Ничего, — хлопнул его по плечу доктор Орантес. — Давай умывайся, а потом займемся делом. Тебе надо научиться управлять вездеходом, УМПом, обращаться с лазером и кое-какими приборами.

О'Рейли умылся, и они уселись перед приборной доской. Начали с пульта управления вездеходом, а затем перешли к УМПу.

— Сразу договоримся, что ты будешь иметь право воспользоваться УМПом только в случае моей гибели. Тогда снимешь с меня этот пояс…

Целый час доктор Орантес подробно объяснял О'Рейли принцип управления УМПом и в конце сказал:

— Надо твердо запомнить код включения УМПа. Он работает по принципу наибольшего сигнала, то есть принимает, обрабатывает и излучает те идущие из головного мозга команды, которые имеют максимальную мощность. Ясно, что УМП излучает сигналы того человека, на ком надет пояс, — добавил доктор.

Увлеченные работой, они просидели целый день. А когда лес притих, лишь изредка взрываясь ревом ночных хищников, доктор Орантес впервые за это богатое впечатлениями путешествие спокойно уснул.

Проснувшись около семи часов, доктор полежал несколько минут в сладкой полудреме, а затем решительно сбросил с себя простыню.

Встал и О'Рейли.

— Доброе утро, Джон! — бодро крикнул доктор, приседая и делая гимнастические упражнения.

— Утро доброе, Хуан! — ответил О'Рейли и вдруг, легко сделав прямую стойку, несколько раз отжался на руках.

— Вот это да! — воскликнул Орантес.

— Плоды моей жизни в джунглях, — улыбнулся О'Рейли, становясь на ноги.

После завтрака доктор сказал:

— По моим расчетам, Джон, осталось не более часа, Нужно быть готовыми ко всему…

Орантес напряженно всматривался в густые Заросли. О'Рейли листал какой-то журнал — красочные картины сельвы ему, видно, уже давно осточертели. Больше молчали, лишь изредка перебрасывались одной-двумя фразами.

А сельва жила своей обычной жизнью. Птицы, ящерицы, змеи, насекомые порхали, ползали, прыгали, скользили по воздуху, по стеблям, листьям, стволам деревьев, обшивке вездехода. Небольшие обезьянки, перелетая с ветки на ветку, с любопытством глазели на невиданное чудище. Самые смелые бросали в машину палки и неспелые плоды. Разноцветные попугайчики и бесчисленные колибри свистели и пищали на весь лес. Но это разнообразие джунглей проходило сейчас мимо внимания доктора Орантеса.

Неожиданно вездеход выехал на просеку, несомненно проделанную человеком. Еще через несколько десятков метров показалась высокая отвесная стена из зеленоватого полупрозрачного пластика, закрепленного на круглых металлических опорах.

— Аквариум какой-то, — почесал затылок О'Рейли. — Ну что, напролом двинем?

— Нет-нет. — Орантес выключил двигатель. — Пошли на разведку.

Они облачились в защитные костюмы, взяли лазерные пистолеты и вылезли из вездехода.

— А прочная стеночка. — О'Рейли ударил кулаком по пластику. — Надо было все же ее… долбануть.

— Нет-нет, Джон! Ну-ка, отойди в сторону. — Доктор Орантес нажал на курок, и яркий луч, очертив круг, легко вырезал в стене большую дыру. Первым нырнул в отверстие О'Рейли, за ним доктор. Вдоль стены лежала широкая дорожка из серой упругой синтетики. Дорожка поуже уходила в апельсиновый сад.

— Бросить оружие! Руки за голову! — заставил вздрогнуть доктора резкий окрик на португальском.

Орантес поднял руки, а О'Рейли, напряженно озираясь, водил по сторонам лазером, безуспешно пытаясь обнаружить невидимого противника.

— Считаю до трех. Один, два… — Доктор вырвал у О'Рейли лазер и бросил на землю.

Из-за кустов, что густо росли справа от тропинки, на которой стояли доктор Орантес и О'Рейли, появились двое рослых молодых парней с автоматами в руках.

— Кто такие? — спросил один из них, высокий и тощий, с темными, коротко стриженными волосами.

— Мы ученые-этнографы, — поспешил ответить доктор Орантес, опасаясь, как бы вспыльчивый и несдержанный О'Рейли сгоряча не брякнул чего-нибудь лишнего.

— А зачем… резали? — кивнул на отверстие в стене второй парень, здоровый, мордастый, с длинными жилистыми руками, автомат в которых казался игрушечным.

— Прошу простить. Мы продирались через нетронутую сельву, и вдруг на пути такое… Мы не нашли входа. Но я готов немедленно возместить причиненный ущерб, — вежливо ответил доктор Орантес, внимательно наблюдая за каждым движением парней. Он не торопился включать УМП, уверенный, что успеет сделать это в нужный момент.

— Прямо по тропинке! — грубо приказал мордастый, указывая дулом автомата путь пленникам.

— Не могли бы вы говорить по-английски? — попросил доктор Орантес, увлекая за собой хмурого и недовольного О'Рейли. — Мой спутник не знает португальского.

— Нам все равно, — пожал плечами худой охранник.

Едва прошли метров десять, как к ним присоединились еще четверо с оружием в руках. Доктору показалось, что в кустах остались еще люди.

Минут пятнадцать они молча шли по дорожке между двумя рядами апельсиновых деревьев с крупными яркими плодами.

— Не горячись, — тихо сказал ирландцу доктор.

— Да ладно… — буркнул О'Рейли.

— О чем это вы там шепчетесь? — Мордастый ткнул Орантеса в спину дулом автомата. — Говорите громче. Мы не прочь познакомиться с вами поближе. — Он вызывающе потрепал О'Рейли по плечу, но тот резким движением отбросил руку. Что, не понравилось, рыжий? — растягивая слова, протянул мордастый…

Доктор Орантес увидел, как побагровел О'Рейли, и поспешил включить УМП, беря под контроль опасную ситуацию. Он увеличил мощность излучения и начал транслировать программу, которая обеспечила бы им более сносный прием.

Показались высокие изящные сооружения, вероятно, жилые дома здешних обитателей. От каждого тянулась лента эскалатора. Доминирующий цвет зданий голубовато-зеленый — приятно гармонировал с окружающими их гигантскими деревьями, очевидно, оставшимися от девственной сельвы.

На всем пути через сад доктор Орантес, к своему удивлению, не увидел каких-либо насекомых, кроме пчел. Наверное, их уничтожили люди, заботясь о своем здоровье. Несколько бассейнов с прозрачной водой тянулись цепочкой между двумя параллельными рядами домов. За деревьями были разбиты спортивные площадки.

Доктор Орантес и О'Рейли с тревогой и невольным любопытством рассматривали великолепный — городок.

— К дому налево! — приказал тощий парень, указывая рукой направление, куда нужно идти.

Они увидели эскалатор, устремившийся к увитому плющом и красивыми цветами входу в дом. О'Рейли первым решительно шагнул на ступеньки и плавно поехал вверх. За ним — доктор. Двое сопровождавших остались внизу.

Эскалатор, нырнув в коридор, доставил Орантеса и Джона в просторный зал, посреди которого стоял длинный стол. Вдоль стола и стен тянулись ряды мягких кресел.

— Добро пожаловать! — раздался громкий неприятный голос.

Доктор решил, что пора воспользоваться УМПом, и мысленно приказал хозяевам дома выйти к ним. Однако услышал лишь жесткий вопрос:

— Ваши имена и цель поездки в сельву?

— Альфредо Суарес, ученый-этнограф, а моего помощника зовут Джон О'Рейли, — сказал доктор Орантес и замолчал.

— Вы не ответили на вторую часть вопроса, но, судя по профессии, ищете в сельве неизвестные индейские племена? Так или нет?

— Да, именно за этим мы и поехали.

— Но вы, ученый, разумеется, должны были бы знать, что все дикие племена давным-давно вывезены из Заповедной Сельвы.

— Видите ли, в газетах промелькнуло сообщение о том, что в этом районе с самолета обнаружены жилища неизвестного племени индейцев. И научное честолюбие привело меня в джунгли. Я хотел первым найти и описать новый народ.

— Допустим, что это так. Но почему вы проникли сюда несколько, я бы сказал, странным способом, взрезав стену? Любой порядочный человек вошел бы в чужой дом через дверь…

(Доктор уже несколько раз безо всякого результата повторял мозговой сигнал с приказом человеку, задающему вопросы, войти в зал).

— Мне действительно трудно оправдать этот дурацкий поступок. Мы долго искали вход, но не смогли его найти и тогда решились проделать отверстие, чтобы проникнуть за стену. Но я приношу свои самые искренние и глубокие извинения и могу заплатить…

— Да, да, разумеется. Ничего не скажешь, замечательные гости, — засмеялся «невидимка». — Ваша национальность?

— Я родился в Мексике и являюсь гражданином этой страны. Мой друг ирландец, подданный Великобритании.

— Больше ничего не хотите сообщить о себе?

— Мне проще отвечать на ваши вопросы, — вежливо сказал Орантес и, почти отчаявшись, послал еще один сигнал.

Эффект оказался не совсем тем, на какой рассчитывал доктор Орантес. В зал ворвались, отреагировав на приказ УМПа, двое парней с автоматами.

— Что такое, Ромеро? Сорро, в чем дело? — раздраженно повысил голос «невидимка».

Но охранники, подвластные сейчас только доктору Орантесу, молчали, а сам он выжидал: придет ли сюда еще кто-нибудь по сигналу УМПа или все остальные укрыты от его излучения. Хорошо бы попытаться немедленно атаковать это таинственное поселение силами местного же войска.

Доктор молчал. Молчал и невидимый хозяин дома, а возможно, и всего городка. Долгое, мучительное ожидание — и никто больше на сигнал доктора не явился.

— На сегодня достаточно. Вас проводят в один из домов. Там будете жить, пока мы не примем решения относительно вашего будущего, — услышали наконец доктор и О'Рейли.

— Разрешите и нам узнать у вас кое-что? — смиренно спросил Орантес (с решительными действиями, видимо, пока придется повременить).

— Это преждевременно. Когда будет нужно, мы сами снова пригласим вас сюда, — был ответ.

И доктору Орантесу и О'Рейли ничего не оставалось, как удалиться в сопровождении своих конвоиров. Ромеро и Сорро довели их до одного из домов и проводили в комнаты. Предупредив пленников, чтобы никуда не отлучались, они покинули здание, ставшее пока для доктора и Джона тюрьмой.

Орантес взял О'Рейли под руку и завел в ванную.

— У них здесь, конечно, везде электронные глаза и уши. Называй меня, как договорились, об УМПах ни слова, — шепотом произнес он, а вернувшись в комнату, громко сказал:

— Давай-ка, Джон, осмотрим эту квартиру. Отличный дом, правда? О, да тут настоящий ресторан! — воскликнул, он, заглянув на кухню. — Правда, пока я вижу только кнопки с соблазнительными надписями. Что, бы ты хотел съесть, Джон? спросил доктор, нажимая для пробы одну из кнопок.

— Чего-нибудь мясного, и побольше, — ответил О'Рейли. Он бродил по дому, заглядывая во все углы.

— Тогда нажму-ка я все. Посмотрим, что из этого выйдет, — весело сказал доктор Орантес.

Вспыхнула красная лампочка над первой кнопкой. Чуть ниже ее распахнулась дверца, и на небольшом подносе выплыла тарелка с вкусно пахнущим бифштексом.

— Техника у них первоклассная, ничего не скажешь, — проворчал Орантес, беря поднос.

Вслед за первой лампочкой вспыхнули остальные, и кухня наполнилась ароматом разнообразных блюд.

— Джон! — громко позвал доктор товарища. — Давай на помощь!

— Вот это да! — удивился О'Рейли, заходя на кухню. — По крайней мере, с голода мы здесь не пропадем, — вздохнул он.

Едва друзья успели убрать посуду со стола, к ним — пожаловали гости. Шесть вооруженных автоматами фигур в балахонах без стука ввалились в дверь.

— Не двигаться, Орантес, иначе стреляем!

Доктор послал парализующий сигнал максимальной мощности. О'Рейли весь подобрался, приготовившись к сопротивлению.

— Ни с места, рыжий! — закричал мордастый парень, участвовавший в их пленении.

И тут же раздался голос второго:

— Поднимите руки, доктор Орантес. А теперь я слегка потревожу вас. Вот и прибор, — продолжал он, снимая с доктора пояс с УМПом. — Спасибо, можете опустить и скажите своему помощнику, чтобы он успокоился: нам велено стрелять в случае необходимости. Так что в интересах мистера О'Рейли вести себя посдержаннее.

Он передал мини-УМП одной из фигур в балахоне и продолжил более доброжелательным тоном:

— Напрасно вы не открылись сами, доктор Орантес, вас нетрудно было узнать. Мы внимательно следили за вашими работами, с восхищением узнали о вашем замечательном открытии. Мы даже одно время собирались похитить вас. Честное слово, здесь такой великий ученый мог бы работать еще плодотворнее.

— Но как вы узнали, где у меня прибор? — растерянно спросил доктор Орантес.

— Ну, это элементарно. Мы просветили вас в определенном диапазоне и увидели все предметы на вас и вашей одежде.

— Да, действительно элементарно! — чуть ли не весело воскликнул доктор.

О'Рейли с удивлением взглянул на Орантеса, но, решив, что, видимо, его товарищ что-то замыслил, успокоился.

— Мы уходим, а вы, доктор Орантес, можете заниматься своими делами. В этом доме есть все удобства. Завтра утром вас пригласят на совет городка, и так состоится очень важный разговор.

— Какой разговор? — спросил доктор.

— В двух словах: вам предложат работать у нас. До свидания.

— Подождите, — остановил парня доктор. — Как вас зовут?

— Эрнандес Ромеро, — ответил тот, ступая на эскалатор.

Друзья остались одни. О'Рейли открыл было рот, собираясь чертыхнуться, но доктор Орантес опередил его и намеренно громко сказал:

— Ну что ж, если они хотят пригласить нас поработать, это неплохо. Поживем здесь некоторое время, отдохнем на природе. Ты как думаешь, Джон?

— Я за. Но сколько нам будут платить? — плутовато сощурил свои зеленые глаза ирландец, подхватывая предложенную доктором игру.

— Ну, с оплатой, я думаю, устроится. Хозяева городка — люди богатые. Пойдем-ка, Джон, прогуляемся по саду.

Они стали на эскалатор и поехали вниз.

— Э, Хуан, наша прогулка, кажется, отменяется, — недовольно пробормотал О'Рейли.

У подножия эскалатора бродили двое стражей с автоматами в руках.

— Давай-ка вернемся, Джон, — мрачно сказал Орантес и пошел по ступенькам. О'Рейли — за ним. — Не стоит, пожалуй, портить отношения с этими ребятами, прибавил доктор. — Лучше поглядим, на городок с крыши дома.

Кругом простиралась нескончаемая пестрая зелень. Стен на границе с сельвой видно не было, а пластик, закрывающий городок и сверху, хорошо пропускал солнечный свет. Эта огромная крыша поддерживалась опорами, отстоящими друг от друга метров на тридцать и обвитыми виноградом, плющом и лианами. В городке совсем не чувствовалось тяжелого дыхания сельвы. Здесь был создан идеальный микроклимат.

Доктор и О'Рейли изредка перебрасывались словами, размышляя о ситуации, в которой они оказались. Орантес понимал, что борьба предстоит трудная и длительная, злился на себя, что так глупо попал в капкан, и думал, что теперь нужно быть сверхосторожным и соглашаться на все требования, которые предъявят ему хозяева городка.

Когда доктор проснулся, О'Рейли уже выходил из ванной.

— Доброе утро, Джон! Не спится? — спросил Орантес.

— Сельва приучила вставать с солнцем.

Доктор примерил легкую рубашку и шорты, найденные в шкафу. В другой одежде здесь было жарко.

— Сколько сейчас времени? — спросил О'Рейли.

— Без десяти шесть.

— Еще не скоро. Как бы убить время?

— В шахматы играешь, Джон?

— Играл когда-то.

— Тогда нам будет чем заняться…

За ними пришли, когда вторая партия перешла в миттельшпиль. Все тот же Ромеро пригласил доктора Орантеса следовать за собой.

— А вы останьтесь здесь, — бросил он О'Рейли.

— Я хотел бы, чтобы Джон участвовал в предстоящем разговоре. Разве это невозможно? — спросил доктор.

— Нет, почему же. Он может пойти, но мы думали, что все решает господин доктор. Вы встретитесь с нашим руководителем профессором Маршаном. Вы уже говорили с ним. — «Невидимка», — догадался Орантес и поднялся со стула.

— Идем, Джон. Ты мне там очень пригодишься, — ободрил доктор Орантес помрачневшего О'Рейли.

Ромеро привел их в здание, где они побывали в первый день пленения. За длинным столом сидели пять стариков. На вежливое приветствие доктора Орантеса и хмурое бормотание О'Рейли они церемонно кивнули.

— Так, значит, вы и есть знаменитый доктор Орантес? — спросил сидящий в центре сухонький старичок. Голос показался знакомым. И в дальнейшем вопросы задавал только он, остальные лишь почтительно слушали. Доктор Орантес понял, что это и есть профессор Маршан.

— Да, я Хуан Орантес.

— Почему вы скрыли от нас свое настоящее имя?

— Но я же не знал, куда попал, с кем имею дело, и потому, естественно, опасался быть откровенным.

— Но в аппарате, на котором вы прибыли сюда, мы обнаружили паспорт на имя Альфредо Суареса с вашей фотографией.

— Мне пришлось скрываться от людей, желавших заполучить мое открытие и использовать его в неблаговидных целях.

— Ну ладно, а теперь скажите нам всю правду, доктор Орантес: зачем вы отправились в сельву? Ведь это не прогулка по городскому парку.

— Разумеется, господин профессор. Предпринятое мной путешествие действительно смахивает на авантюру. Но я хотел отдохнуть от людей, я был измучен, меня окружали проходимцы, полицейские, агенты. Я устал от ежеминутной опеки и мечтал только об одном: забраться куда-нибудь в глушь, отсидеться, а затем незаметно уехать туда, где меня — никто не знает.

— И вы больше не думаете заниматься научной работой?

— Так далеко я не заглядывал, — пожал плечами Орантес.

— Итак, доктор, вы построили вездеход для поездки в сельву и отправились в путь. Однако вы могли пробыть в сельве со взятыми запасами продуктов от силы месяц, не дольше. Срок совсем недостаточный для того, чтобы человека забыли и перестали им интересоваться.

— Один-два месяца, разумеется, не срок. Но я надеялся, что они потеряют мой след. В Бразилию, с помощью УМПа, мне удалось уехать тайно. В Сан-Паулу я тоже не заметил за собой слежки. В сельву отправился, как уже говорил, отдохнуть от людей, а затем собирался улететь в Бутан.

Доктор Орантес отвечал на вопросы умного и хитрого старика и видел, что тот ему абсолютно не верит.

— Назовите теперь настоящее имя человека, которого вы представили нам как своего помощника. — Маршан откинулся в кресле.

— Это имя настоящее, Джон О'Рейли. Я нашел его в сельве. В полном одиночестве Джон прожил в джунглях двадцать лет.

— Невероятно, что он один выжил в сельве, — скептически заметил Маршан, обращаясь к своим советникам.

— Когда я его встретил, О'Рейли был уже совершенно диким. Я расшевелил его память с помощью УМПа, вернул ему разум, — объяснил доктор Орантес

Маршан о чем-то тихо посовещался с сидевшими рядом стариками и сказал:

— Ну, а теперь, доктор, выслушайте деловое предложение. Вы должны будете остаться здесь и подготовить группу наших сотрудников к самостоятельной работе по вашей тематике, передать им свой богатый опыт по разработке и изготовлению УМПов. Условия вам будут обеспечены превосходные. Учеников отберете из наиболее способных «молодых людей, сумму контракта назовете сами.

— Признаюсь, вчера меня предупредили об этом предложении, и я уже думал о нем, — сказал Орантес. — Я согласен работать у вас, если, во-первых, войду в число основных компаньонов, распоряжающихся УМПами, которые будут созданы здесь, и, во-вторых, если моя работа будет должным образом оплачиваться. Разумеется, Джон О'Рейли должен находиться вместе со мной.

— Такие условия, доктор, нас устраивают. Что же касается подбора сотрудников, это исключительно ваше дело. А за хорошую работу, повторяю, мы заплатим любую сумму…

Ромеро ждал внизу.

— По вашему лицу, доктор Орантес, вижу, что все в порядке. Не откажите, пожалуйста, в просьбе: возьмите меня в свою группу. Я мечтаю работать под вашим руководством.

— Какая у тебя специальность?

— Проектировщик сложных электронных схем.

— Ну что ж, это годится. В порядке исключения беру тебя без собеседования. Остальные претенденты должны будут выдержать строгий экзамен.

— Благодарю вас, доктор.

— Сколько тебе лет, Эрнандес?

— Двадцать.

— Самое время для упорной научной работы. — Орантес задержал взгляд на молчавшем все это время О'Рейли. Тот, хотя и старался напустить на себя равнодушный вид, с несомненным интересом прислушивался к разговору.

— А ты, Джон, не желаешь овладеть новой профессией? — неожиданно спросил доктор, догадываясь, о чем думает ирландец.

— Староват я для учебы, Хуан. Трудно будет с молодыми тягаться. А вообще-то посмотрим, — с улыбкой ответил О'Рейли.

— Я. помогу, Джон, — положил руку на плечо товарища доктор Орантес. — Но куда мы сейчас идем? — спросил он у Ромеро.

— В наш институт.

— Проблемами мышления, психики у вас занимаются?

— Мне трудно ответить точно. Я знаю далеко не все профили работы института, но, по-моему, конкретно в вашем направлении не работает никто. У нас выращивают искусственный мозг, делают сложнейшие нейрохирургические операции, разрабатывают человекоподобных роботов. Этим занимается лаборатория доктора Стальского.

— Он поляк?

— Да, наверное…

— Эрнандес, а ты не мог бы поведать нам о вашем городке поподробнее?

— Я ожидал этого вопроса, и мне разрешили рассказать вам историю Сольвента — так называется наш город. Когда Комитет спасения Человечества ООН резко ограничил исследования, связанные с новыми видами оружия и якобы таящие в себе экологическую, социальную и генетическую опасность для людей Земли, не все ученые согласились с этим решением. Тогда нашлись предприимчивые люди и основали в нетронутой сельве современнейший научно-исследовательский центр. Целое поколение людей уже выросло здесь, они не знают другой жизни и не мыслят себя вне науки. Таким образом, в Сельвенте постепенно сложился один из самых сильных в мире коллективов исследователей по многим направлениям биологии, медицины, физики. Открытия, сделанные в институте, выгодно продаются…

— Скажи, Эрнандес, а зачем, к примеру, лично тебе жить в сельве? При желании ты мог бы работать в любом городе любой страны.

— Я затрудняюсь ответить на ваш вопрос, доктор Орантес. Нам говорят, что мы живем здесь ради науки, ради мира на планете, а мир можно защитить, лишь имея могучее оружие. К тому же мы, молодые, еще никогда не покидали сельвы…

Ромеро помолчал и, словно стараясь убедить самого себя, горячо добавил:

— У нас лучшие условия жизни. Только самые богатые люди ваших стран имеют то, что имеем мы. Вы в этом скоро убедитесь, доктор Орантес, если уже не убедились.

— Ты прав, Эрнандес, здесь действительно есть все. Но неужели у тебя ни разу не возникало желания побродить по свету, увидеть большие города, разные страны, встретить красивую девушку?

Ромеро опустил голову, и легкая тень растерянности пробежала по его худому нервному лицу.

— Да, я очень хочу посмотреть мир и увидеть большие города не на экране, а в жизни, побродить в толпе незнакомых людей. Но я стараюсь не думать об этом. Мы должны заниматься наукой. А девушки у нас есть… Но мы пришли, — сказал Ромеро, останавливаясь у подножия эскалатора, ведущего к самому большому зданию Сельвента.

— Ладно, пойдем в твой институт. — Доктор взял юношу под руку. — Показывай свои лучшие в мире лаборатории.

Они доехали до второго этажа. Ромеро сошел с эскалатора, приглашая за собой доктора Орантеса и О'Рейли.

Молчаливый ирландец с любопытством озирался по сторонам, когда они шли по залитому ярким светом, расписанному красивыми строгими узорами просторному коридору.

— Мы идем сейчас к доктору Стальскому, — сказал Ромеро, нажимая кнопку на одной из дверей. Над притолокой загорелась зеленая лампочка — разрешение войти.

Ромеро открыл дверь, пропуская вперед Орантеса и О'Рейли. Навстречу им бегом устремился невысокий подвижный мужчина лет сорока, с широчайшей улыбкой на полном круглом лице.

— Здравствуйте, здравствуйте, доктор Орантес! — затараторил он, пожимая вошедшим руки. — Доктор Стальский, очень приятно, прошу садиться! Ромеро, принеси коньяку, у меня некстати кончился. Как я мечтал встретиться с вами, доктор Орантес, как мечтал! И вот вы здесь! Это просто удивительно, невероятно… Такая удача! — трещал он.

— Спасибо, доктор, за теплую встречу. Знакомьтесь — мой помощник Джон О'Рейли.

— Доктор Стальский, — мгновенно изменившись в лице и поджав губы, холодно сказал хозяин лаборатории. Орантеса покоробило такое лицемерие, но он сдержался и ровным тоном продолжил:

— Я бы хотел как можно быстрее, уважаемый коллега, приступить к исполнению своих обязанностей. У меня был долгий перерыв в научной деятельности, и я, честно говоря, соскучился по работе.

— Да-да, мы сейчас обо всем хорошенько, по-деловому потолкуем с вами, доктор Орантес. А вот и Ромеро с коньяком. Спасибо, Эрнандес. Ты можешь идти и предупреди всех, кто пожелал учиться у доктора Орантеса, что они скоро приступят к занятиям. Не так ли, доктор?

— Да, разумеется. Но предварительно я должен сделать отбор.

— О, это обязательно, обязательно. И когда же вы намерены провести экзамен?

— Сегодня, — ответил доктор Орантес, зная, что о каждом его поступке и слове станет известно Маршану, а он должен войти в доверие к старику.

— А не лучше ли отложить экзамен до завтра? У нас такая встреча, что не грех хорошенько отметить ее, — запротестовал Стальский, вновь расплываясь в широкой липкой улыбке.

— И все же я хочу начать сегодня. Я вам объяснил свои мотивы.

— Ну что поделаешь, что поделаешь. Да, такие вот самоотверженные фанатики и творят чудеса. А я вот сдаю, сдаю понемногу. Люблю уже посидеть с коньячком в хорошей компании. Жаль, что вы не хотите. Нам нашлось бы о чем потолковать, нашлось бы.

— Все еще впереди, уважаемый коллега. Так под чьим руководством я буду работать?

— Под моим, под моим. Я так счастлив!

— Сколько человек хотят у меня учиться?

— Двадцать девять. Самая талантливая молодежь нашего Сельвента.

— Я хотел бы отобрать группу из семи-восьми человек.

— Почему так мало? А впрочем, это ваше дело, уважаемый доктор Орантес. Я только номинально буду числиться вашим руководителем, а на деле готов следовать всем вашим указаниям.

— Назначьте, пожалуйста, начало экзамена на два часа дня. Сейчас двенадцать. Мы успеем до этого времени пообедать и отдохнуть.

— Хорошо-хорошо. Я все устрою…

„Дома“ они приготовили четыре порции жареной баранины и с удовольствием поели. Растянувшись после сытного обеда на кушетке, доктор тихо сказал:

— Что меня беспокоит больше всего, Джон, так это сын. Они молчат, а я боюсь спросить, все-таки надеюсь, что здесь его нет. Иначе я полностью в руках Маршана, и он заставит меня сделать все, что захочет.

— Крепись, Хуан. Ты не должен ни на секунду показать им, что чего-то боишься. Главное — войти к этому старику в доверие, а там посмотрим.

— Ладно, Джон, — уже громким голосом воскликнул Орантес. — Мы приступили к работе у новых хозяев. Ты должен не терять времени даром и учиться. Твой мозг как у юноши. В сельве он словно пробыл двадцать лет в анабиозе.

— Попробую. Получится — хорошо, не получится — ну что ж…

— Выше голову, Джон. А пока давай-ка партию в шахматы, — предложил доктор. Он не сомневался, что сейчас за ними пристально следят.

Партия так и осталась неоконченной, когда без четверти два друзья отправились в институт.

У кабинета Стальского их встретила толпа молодых людей, с нескрываемым восхищением глазевших на доктора Орантеса. Они почтительно расступились, и доктор с О'Рейли прошли по живому коридору в кабинет.

— А вот и вы, доктор Орантес! — затараторил Стальский. — Все уже готово, все готово. У молодых людей сердца дрожат от страха. Да, кстати, меня тут друзья попросили кое о чем. Не откажите в любезности помочь. А уж я, отплачу, обязательно, в долгу не останусь. Стальский благодарить за услуги умеет.

— Вы мне укажете их фамилии после экзамена, а там решим, — ответил доктор Орантес, сдерживая нарастающую неприязнь к Стальскому. У него возникло сильное желание заткнуть чем-нибудь рот этому болтливому и скользкому человеку.

— Пусть будет по-вашему, я не возражаю, не возражаю. Но я беспокоюсь за них. Просили мои очень близкие друзья и очень влиятельные люди у нас в Сельвенте. А нам с ними жить…

— Я займу на время экзаменов ваш стол? — прервал его доктор.

— Да-да, конечно, — засуетился Стальский.

— А молодые люди пусть располагаются напротив. Экзамен будет проходить в форме собеседования. Пригласи, Джон, первого, — распорядился доктор Орантес.

О'Рейли открыл дверь и впустил парня атлетического сложения.

— Садитесь вот сюда, — указал на стул Орантес. — В какой области вы работаете?

— Я занимаюсь бионикой.

— Что вы знаете лучше: физику, радиоэлектронику или биологию? Только честно.

— Электронику и биологию, — спокойно ответил парень.

Доктор Орантес задал ему несколько сначала простых, а затем все более сложных и каверзных вопросов и на все получил четкие, правильные ответы.

— Вы отлично подготовлены и будете зачислены в группу, — заключил беседу доктор. — Пригласите, пожалуйста, следующего.

Первый парень стал своего рода эталоном, по которому можно было оценивать уровень подготовки остальных.

Больше таких ответов доктор Орантес не услышал, но тем не менее все юноши знали предметы довольно хорошо.

Среди экзаменуемых было много девушек, и доктора удивило, что отвечали они весьма посредственно. Ни одну не стоило зачислять в группу.

Просмотрев еще раз лист с фамилиями и пометками против них, он назвал Стальскому имена своих будущих учеников.

— Доктор Орантес, я очень, очень прошу вас принять вот этих двух девушек, — показал в списке фамилии своих протеже Стальский. — Мы заодно и улучшим количественное соотношение юношей и девушек в вашей группе.

— Я могу, конечно, зачислить их по вашей просьбе, если это так важно, но будет ли толк? Знания у девушек слабые. А моя программа обучения ориентирована на людей способных.

— И все же я прошу, очень прошу зачислить их, — не отступал Стальский.

— А что подумают те, кто не попал в группу?

— Но ведь они заходили по одному. Никто не знает, как отвечал другой. Только мы знаем, только мы…

— Хорошо, я беру их, — махнул рукой Орантес. — Занятия начинаем с завтрашнего дня.

— Какое желание работать! Какое желание работать! Я так счастлив помогать вам. К утру мы подготовим и аудиторию, и лабораторию, — протараторил довольный Стальский.

— Мне нужны кое-какие книги. Как попасть в библиотеку? — спросил доктор Орантес.

— У нас на каждом этаже в конце левого крыла расположена библиотека. Я могу проводить вас.

— Нет, спасибо, найду сам, — остановил Стальского доктор. — Да, скажите, пожалуйста: почему большинство сдававших были девушки? — спросил он.

— О, с этим у нас проблема. Приятная проблема! — подмигнул доктору Стальский. — Вопросом регулирования соотношения полов мы почти не занимались, а природа распорядилась так, что в Сельвенте почему-то рождается значительно больше девочек, чем мальчиков. Вот это и есть наша „проблема“. Невест много, а женихов, увы, не хватает. Но сейчас мы исправляем это упущение. Создали специальную лабораторию. Сотрудники ее, в основном, девушки и женщины… многозначительно понизил голос Стальский. — Советую вам тоже зайти как-нибудь в эту лабораторию.

— Благодарю за совет, но если на сегодня все, то мы уходим. Я загляну в библиотеку. Книги мне дадут? — спросил доктор Орантес, желая поскорее отвязаться от Стальского. Теперь стала ясна причина его настойчивой заботы о двух привлекательных брюнетках, которых пришлось включить в группу.

— Разумеется, разумеется. Книг у нас значительно больше, чем читателей. Так что все, что нужно, к вашим услугам.

Набрав в библиотеке книг, доктор и О'Рейли вернулись в отведенный им дом.

Вскоре опять явился Ромеро и пригласил Орантеса и Джона на медицинское обследование.

Друзей тщательно проверяли, тестировали местные медики и наконец, опять же в сопровождении услужливого Ромеро, отпустили домой.

По дороге Ромеро сообщил, что по результатам тестирования доктор Орантес, как и следовало ожидать, отнесен к первому разряду сельвентцев, а О'Рейли — к четвертому.

— Что это за разряды? — удивился доктор Орантес.

— У нас с детского возраста всех жителей городка делят на разряды по их интеллектуальным способностям, — пояснил Ромеро. — Это очень удобно. Каждый с юных лет знает предел своих возможностей, не терзается напрасными иллюзиями, а терпеливо осваивает дело, которым способен овладеть.

— И сколько у вас всего разрядов?

— Шесть. Высший и с первого по пятый.

— Не очень-то они меня оценили, — насупился О'Рейли.

— А вам, Джон, следовало бы вообще переменить занятие, — назидательным тоном сказал ирландцу Ромеро.

— Почему это?

— Вы не сможете осилить дело, за которое взялись. В группе доктора Орантеса люди только второго разряда, не ниже.

— Ишь ты, умник! В дураки меня определил? — рассердился ирландец.

— Ладно, Джон, не кипятись. Докажешь им делом, чего стоишь, — успокоил товарища доктор и обернулся к Ромеро: — А кто же у вас отнесен к высшему разряду?

— Его присваивает лично профессор Маршан.

— Неужели?!

— Да. Высший разряд имеют в Сельвенте только трое, включая профессора Маршана.

— А из разряда в разряд переводят?

— Очень редко и только по личному решению господина профессора.

Почувствовав, что

О'Рейли собирается отпустить что-то весьма неделикатное по поводу разрядов, доктор Орантес крепко сжал его локоть.

И вечером друзей не оставили в покое. В половине шестого к ним зашел „перворазрядный“ Стальский. Он долго извинялся за вторжение, а потом пригласил на спортивную площадку. Доктор Орантес и О'Рейли попробовали отказаться, но Стальский сказал, что занятие спортом в это время суток является обязательным для всех жителей городка. Друзьям ничего не оставалось делать, как надеть спортивные трусы и майки и отправиться за Стальским.

Они увидели, что все жители городка в спортивной форме выстроились в две колонны на центральной спортивной площадке.

Доктора Орантеса и О'Рейли явно ждали. Когда они подошли, Маршан, командовавший и здесь, жестом приказал им встать в одну из колонн.

— Что происходит? — шепотом спросил доктор Орантес Стальского.

— Обычные ежедневные занятия физической культурой, самые обычные. Тридцать минут мы маршируем, потом общефизические упражнения, а потом идем на спортивные площадки. У нас редко болеют, очень редко. Спорт выручает, спорт…

Маршан отрывисто скомандовал. Колонны дрогнули, и четкие, синхронные удары сотен ног нарушили тишину Сельвента.

Новая команда — и люди в колоннах запели какую-то ритмичную песню. Доктор Орантес и О'Рейли молча шагали, стараясь не нарушить строя. Глаза людей в колоннах тупели, однако эта нелепая игра явно доставляла им удовольствие и они вовсю упивались ею.

Занятие продолжалось с полчаса, затем взвыла сирена, и колонны, по команде Маршана, остановились. Доктор Орантес с интересом наблюдал, как возвращается в пустые глаза соседей по строю разумный человеческий блеск.

Маршан снова сделал знак рукой — ряды перестроились, и начались гимнастические упражнения.

Потом все разошлись по спортивным площадкам. Орантес и О'Рейли подошли к Стальскому.

— Почему мы вчера не видели этих занятий и игр? — спросил доктор Орантес.

— Профессор Маршан, в связи с вашим появлением, отменил спортивные мероприятия. Мы все были одеты в экранировочные костюмы. Между прочим, за вами следили задолго до того, как вы вышли к Сельвенту. Задолго… многозначительно протянул Стальский. — Ой, я отвлекся, а нам еще обязательно надо поучаствовать в какой-нибудь игре, — спохватился он.

Тем временем О'Рейли остановился у борцовского ковра и с интересом стал следить за поединком.

— Я останусь здесь, — сказал он. — Хочу попробовать свои силы.

— Ну, а мы, если не возражаете, доктор Орантес, поиграем в теннис, предложил Стальский.

— Я бы предпочел баскетбол.

— Куда вы, туда и я! — поспешил согласиться Стальский.

Они прошли к баскетбольной площадке и включились в игру. Доктор легко ликвидировал перевес в счете в пользу соперника и продолжал набирать очки…

После игры Орантес направился к борцовскому ковру, где он оставил О'Рейли. Здесь вовсю кипела борьба. Разгоряченные зрители шумно поддерживали одного из соперников.

— Держись, Сорро! Держись, не сдавайся! — гремели голоса.

Доктор увидел на ковре О'Рейли и грубого мордастого парня, который вместе с Ромеро с автоматом в руках первым встретил их в городке. Этот парень, судя по репликам зрителей, был здесь самым сильным борцом и сейчас по-кошачьи ходил вокруг О'Рейли, провоцируя того на неосторожные движения.

— Ну и помощник у вас, доктор Орантес. Играючи положил на лопатки одного за другим всех парней. Техники никакой, а уложил. Осталась наша последняя надежда — Сорро, — сказал один из зрителей, не отрывая глаз от ковра.

В этот момент О'Рейли ловко прыгнул на противника, схватил могучими руками за пояс и, подмяв под себя, бросил на ковер.

Доктор улыбнулся: он знал страшную силу ирландца.

Через несколько секунд все было кончено — соперник Джона лежал на лопатках.

О'Рейли не спеша поднялся, отыскал взглядом в толпе доктора Орантеса и весело улыбнулся — Он гордо прошел сквозь расступившуюся толпу к товарищу, и они отправились к дому. Сорро злобно смотрел ирландцу вслед.

— Кажется, ты нажил себе врага, Джон, — понизив голос, сказал Орантес.

— Таких врагов иметь даже приятно, Хуан, — усмехнулся ирландец.

Доктор Орантес промолчал, но про себя решил, что теперь должен быть всегда рядом с О'Рейли.

„Мне пока ничто не угрожает. Я нужен Маршану и еще долго буду нужен. Пока Джон рядом со мной, с ним тоже ничего не случится“, — думал он, укладываясь спать.

На другой день доктор Орантес прочел своим ученикам трехчасовую вводную лекцию, а в оставшееся время оборудовал с ними экспериментальную лабораторию.

В делах время бежало быстро. Большую часть вечера вновь поглотили обязательные спортивные мероприятия.

Так потянулся день за днем. О'Рейли заметно уступал остальным ученикам доктора Орантеса, но упорный ирландец каждую свободную минуту проводил за книгой, а Орантес, довольный настойчивостью товарища, помогал ему дома.

Молодые люди восхищались своим учителем, но молчаливого „четырехразрядного“ О'Рейли не любили, однако побаивались. А он, казалось, и не замечал косых взглядов своих соучеников.

О'Рейли всегда и везде, как тень, ходил за Орантесом, и вечное присутствие громадного ирландца за спиной доктора, ставшего вскоре любимцем городка, раздражало его собеседников. А желающих пообщаться с Орантесом было много, и каждый, кто по делу или без дела оказывался вдруг рядом, сразу начинал болтать с ним о каких-нибудь пустяках.

Жизнь в Сельвенте была очень своеобразной. Дети здесь росли и воспитывались не в семьях, а в детском городке, расположенном в двух километрах от города взрослых.

Сразу после рождения младенца забирали у родителей, и те уже больше не принимали никакого участия в его дальнейшей судьбе. Ребенку давали произвольное имя и фамилию и изменяли дату рождения в документах. Родители, сами воспитывавшиеся точно так же, и не пытались разыскать собственных детей среди их сверстников. Так руководители Сельвента устраняли влияние семейных и родственных связей на общественную жизнь городка. Без детей семья становилась непрочной: мужчина и женщина легко сходились, поселялись вместе в одном из домов, которых в городке был избыток, а через какое-то время так же легко, расставались.

Доктор Орантес и сам был сторонником воспитания детей обществом. Вдоволь намыкавшись сперва в бедняцкой семье, потом на чужбине в университете, куда он попал только благодаря отменной прыгучести и росту прирожденного баскетболиста, доктор не желал своего пути другим. Редкий счастливчик способен успешно преодолеть такой путь. Общество, могучее, богатейшее общество должно, по убеждению доктора, стать добрым и умным воспитателем своей смены.

Сельвент дал доктору пищу для размышлений над проблемами воспитания. Неплохо вроде бы задумано, наставниками детей определяли только „перворазрядных“ сельвентцев, в материальном отношении здесь полное изобилие. Формально все принадлежало всем, и все были равны перед законом. Однако, как ни странно, неравенства и несправедливости, зла и обид в Сельвенте не уменьшилось — взамен ожидаемых пышных цветов на жирной почве городка взросла ядовитая плесень: Маршан и его верный слуга — разряд безраздельно правили тут. „Пятиразрядные“ трепыхались в самом низу сельвентского общества, хотя ели, пили, пользовались прочими благами вдоволь. А на самой вершине пирамиды вокруг маленького диктатора Маршана толпились члены Правления городка, имеющие высший или, на худой конец, первый разряд…

Прошло три месяца со дня появления доктора Орантеса и О'Рейли в Сельвенте. Каждый из них продолжал заниматься своим делом: один учил, другой учился.

О'Рейли работал так упорно, что доктору иногда казалось, не забыл ли его товарищ о главной цели их прибытия в Сельвент. Сам он постоянно думал о сыне, пытался обнаружить какие-нибудь следы его пребывания в городке, но тщетно. Ни разу не услышал доктор ни одного, хотя бы косвенного, намека или упоминания о присутствии в Сельвенте постороннего. Расспрашивать же окружающих было опасно — все они, искренне или нет, но действительно были преданы Маршану.

Доктор Орантес все глубже проникал в скрытые механизмы управления жизнью городка, и в первую очередь научными исследованиями. Хотя он чувствовал, что Маршан продолжает ему не доверять, тем не менее его стали приглашать почти на все важнейшие заседание ученого совета. Видимо, Маршан, полностью уверенный в надежности системы контроля за людьми в городке, стремился использовать знания, опыт и идеи доктора Орантеса в своих целях.

А однажды ему вообще пришлось отменить занятия и пойти на заседание ученого совета. На нем Маршан официально ввел доктора в состав совета и приказал максимально форсировать свои разработки. Теперь положение Орантеса в городке значительно упрочилось. Члены ученого совета обладали гораздо большими, в сравнении с рядовыми жителями Сельвента, правами и привилегиями.

Время шло. Маршан поставил перед доктором конкретную задачу — в короткий срок создать сверхмощный УМП. Но хитрый и коварный старик доверял только себе, и Орантес замечал, что, несмотря на новое высокое положение, за ним и О'Рейли продолжают следить, и не только с помощью технических средств.

А О'Рейли продолжал фанатично ломиться в науку, и это у него получалось уже неплохо. И в спорте ирландец преуспевал, он стал кумиром болельщиков Сельвента. Каждый день на борцовском ковре проходили схватки О'Рейли с несколькими соперниками сразу. В одиночку против него выходить уже никто не желал.

За много лет одиночества в сельве О'Рейли страшно соскучился по нормальной человеческой жизни и гнал теперь, насколько позволяли здешние правила и порядки, как говорится, „на полную катушку“. Он уже не проявлял особой инициативы в поисках способа вырваться отсюда, и это, в общем-то, даже устраивало доктора Орантеса, ведь в противном случае горячий и невыдержанный ирландец легко мог попасться на каком-нибудь пустяке, поставив их обоих в безвыходное положение.

Строжайшая дисциплина и какой-то просто нечеловеческий порядок, словно в муравьиной куче, где каждый знает свою тропку, царили в Сельвенте. Рабское повиновение жителей Сельвента любым приказам Маршана и его помощников, даже абсурдным, долгое время удивляло и поражало доктора Орантеса. Вначале он объяснял это исключительно особенностями воспитания в городке, однако позднее совершенно случайно узнал следующее. Человека, хотя бы однажды не выполнившего распоряжение Маршана, помещали в специальную „лечебницу“, расположенную в отдалении от городка, а после обработки особыми нервно-психическими препаратами выпускали. Такой человек уже больше не имел своего собственного лица, воля его была подавлена, он действительно становился рабом.

Около трети населения Сельвента побывали в этой лечебнице и вышли оттуда с клеймом „пятиразрядных“. Остальные испытывали перед ней смертельный ужас.

Однажды доктор Орантес поднялся, как обычно, в семь часов, время, когда все в Сельвенте обязаны вставать, и с удивлением обнаружил, что О'Рейли еще спит.

— Джон, подъем! — крикнул доктор из кухни, готовя завтрак.

Когда он вошел, О'Рейли сидел на кровати. Вид у него был болезненный: бледное, отекшее лицо, движения вялые, расслабленные. И это здоровенный, никогда не хворавший ирландец!

О'Рейли встал и вдруг покачнулся, едва удержавшись на ногах.

— Что с тобой, Джон? — озабоченно спросил доктор, поддерживая товарища.

— Дьявольщина какая-то. Голову еле от подушки оторвал. Сейчас вот голова закружилась, в глазах потемнело….

— Я позову врача.

— Не надо, зачем мне врач. Пройдет…

Доктор Орантес, удивленный тоном О'Рейли, глянул ему в глаза и поразился. В них был страх.

— Я с детства боюсь врачей, — простодушно сознался О'Рейли. — Давай подождем, Хуан. Если уж станет совсем невмоготу, тогда зови…

К вечеру состояние О'Рейли улучшилось, и он даже, как всегда, отправился на спортплощадку. Однако в этот раз победа над постоянным соперником мордастым Сорро — досталась ирландцу очень и очень нелегко.

А на следующее утро О'Рейли не поднялся с постели. Врач, осмотрев его, сказал, что у больного общее ослабление организма, и необходимо обследование в клинике.

В клинику доктор Орантес отправился вместе с товарищем, которого несли на носилках.

Состояние О'Рейли катастрофически ухудшалось. Видя, что лекарства не помогают и Джон все слабеет, Орантес улучил момент, когда они остались одни, и дал другу захваченный с собой препарат СИС, резко стимулирующий работу иммунной системы. Порошок СИСа ему вернули вместе с прочими вещами, приняв за обычное лекарство, после согласия доктора работать на Маршана.

Он рисковал: препарат был плохо проверен, но иного выхода не было.

Вскоре вошел врач и с тревогой сообщил, что анализы показали сильное отравление неизвестным ядом.

„Кто бы это мог сделать?“ — забилась мысль в голове доктора. И вдруг ему отчетливо вспомнились горящие ненавистью глаза поверженного на ковер Сорро. Доктор решил тотчас же проверить свои подозрения.

О'Рейли прямо на глазах стало заметно лучше, и его можно было на время покинуть. Доктор пошел к Стальскому.

При встрече они, будто добрые приятели, пожали друг другу руки. После того как Орантес был введен в ученый совет Сельвента, Стальский стал вести себя еще более подобострастно. Сам он не был членом совета, но, по всей видимости, ужасно этого желал.

— Я вот по какому вопросу зашел, — сказал доктор Орантес. — У тебя, насколько помнится, работает один парень. Здоровый такой, как медведь.

— Да-да, это Сорро. Он у меня работает. Очень-очень талантливый молодой человек!

— А чем он занимается?

— Это вообще-то служебная тайна, но вам, доктор Орантес, как члену совета, я, конечно же, скажу. Он занимается ядами. Да-да, ядами.

— Умеешь молчать, Стальский? — прервал его доктор.

— Любое ваше желание, доктор Орантес, для меня закон, закон для меня. Разумеется, если оно не противоречит законам Сельвента.

— Так вот, Стальский, этот самый Сорро отравил Джона ядом. Джон едва не умер… Что скажешь? — спросил доктор Орантес, наблюдая за реакцией Стальского.

Лицо поляка вытянулось. Он долго молчал, не решаясь ответить.

— Ну что тут скажешь, господин Орантес! Сорро, безусловно, не прав, он поступил как мальчишка. Это все из-за борьбы, я знаю. Сорро очень честолюбив, а О'Рейли несколько раз здорово побил его. Сорро можно понять, понять можно… — заюлил Стальский.

— Что будет, если я сообщу про этот случай Маршану? — спросил доктор Орантес, продолжая внимательно следить за быстро изменяющимся выражением лица Стальского.

— Понимаете, доктор Орантес, Сорро, разумеется, погорячился, разумеется… И все-таки вашему другу следовало бы быть с ним поаккуратнее. Над Сорро все смеялись, а он честолюбив, очень честолюбив…

— Что ты несешь, Стальский?! — не в силах сдержать себя, взорвался Орантес. — Ты что, не понял? Сорро пытался подло убить О'Рейли!

— Больше такое не повторится, не повторится. Я гарантирую вам это, я клянусь…

— Да ты никак с ним заодно? — Еще мгновение, и Орантес ударил бы Стальского.

— Что вы, что вы, доктор Орантес! — испуганно вскрикнул Стальский и вдруг, с внезапно прорезавшейся железной ноткой в голосе, тихо сказал: — Я не советовал бы поднимать шум вокруг этого дела. Сорро — сын профессора Маршана. Это тайна. Ее не знает даже сам Сорро.

Ошеломленный неожиданной новостью, доктор Орантес медленно опустился в кресло. Гнев, ярость, ненависть кипели в нем. Но ведь нужно, нужно продолжать так осточертевшую игру с этими подонками…

— Что же ты предлагаешь, Стальский? — спросил он, взяв себя в руки.

— Никому не сообщать о проступке Сорро.

— Проступке?

— Да, проступке! Остальное я беру на себя. Такое больше не повторится.

— Ну что ж, спасибо и на этом. Увидишь, я тоже умею быть благодарным, заверил доктор Орантес.

О'Рейли вышел из клиники через три дня. Спустя две недели он как ни в чем не бывало по вечерам снова выходил на ковер.

Доктор Орантес во время одной из прогулок по парку рассказал товарищу о причинах его внезапной болезни и разговоре со Стальским. Взбешенный ирландец загорелся желанием немедленно расправиться со своим врагом, и доктору стоило больших трудов отговорить его от так не нужной им сейчас мести.

Однако на ковре О'Рейли с тех пор не упускал случая задать Сорро сильную трепку. Всякий раз, когда тот оказывался среди его противников, зрители плотным кольцом опоясывали ковер. Вскоре после начала схватки О'Рейли и Сорро оставались один на один — остальные соперники Джона обычно уклонялись от борьбы после одного-двух его жестких толчков и захватив. И тут начиналась не борьба, а жестокой бой с использованием Сорро совсем не борцовских приемов. Но могучий ирландец неизменно продолжал выигрывать все схватки, и Сорро всякий раз после очередного поражения провожал Джона мутным от злобы взглядом. В конце концов доктор Орантес категорически запретил О'Рейли выходить на ковер. Упрямый ирландец поспорил-поспорил, но потом все-таки согласился с разумными доводами товарища.

Сорро пока не предпринимал новых попыток навредить О'Рейли, но то, что у них в городке появился опасный и неукротимый враг, постоянно беспокоило доктора Орантеса. Рано или поздно безрассудный, яростно ненавидящий ирландца Сорро мог снова пойти на какую-нибудь подлость.

Любопытный народ проживал в лопающемся от довольства Сельвенте. Снисходительно почитывали тут классиков мировой литературы, слушали музыку, ходили в великолепную картинную галерею, собранную из скупленных у гангстеров краденых полотен. Но серьезного увлечения философией, искусством или литературой доктор Орантес здесь не замечал. Все подавляло болезненное, фанатичное преклонение перед наукой.

Члены правления городка методично и старательно вдалбливали в головы сельвентцев священные догмы: наука — это главное в жизни, наука — это будущее, наука — это смысл бытия. Если порой и. появлялись „смутьяны“, лечебница без труда вправляла им мозги, и самый отчаянный вольнодумец выходил из ее стен смиренным и покорным.

Доктор Орантес вглядывался в окружающих его людей, изучал их, даже ставил своего рода психологические опыты. Более других был интересен ему Ромеро. Какая-то внутренняя скованность, боязливость юноши иногда, правда, раздражали, но Ромеро все-таки порой думал и размышлял над вопросами, которых остальные перед собой даже не ставили.

Поэтому, когда Ромеро внезапно перестал посещать занятия, Орантес спросил Стальского, что произошло.

— Ромеро перевели в четвертый разряд. Он сейчас работает в энергоузле, ответил Стальский, неожиданно холодно и жестко глянув в глаза доктора.

Грустного Ромеро Орантес несколько раз видел на спортивных занятиях, но разговаривать с ним на глазах всего Сельвента не стал. Однако участие в судьбе своего самого талантливого ученика, желание найти еще одного товарища, помощника в борьбе за свободу, и, наконец, любознательность исследователя человеческих душ заставили Орантеса самого пойти в энергоузел.

Энергоузел размещался глубоко под землей. Доктор, спустившись на лифте, прошел в приборный отсек и увидел Ромеро, который сидел перед пультом и следил за показаниями датчиков.

— Здравствуй, Эрнандес! — сказал доктор.

— Добрый день, господин Орантес! — вскочил юноша. — Садитесь, пожалуйста, — засуетился он, подставляя доктору кресло.

Доктор Орантес сел, огляделся. Ромеро работал один, впрочем, наверное, и он был в энергоузле лишним, автоматы превосходно справлялись со своими задачами и без участия человека.

— Почему ты тут оказался? — спросил доктор. Ромеро опустил голову.

— Я провинился, и профессор Маршан перевел меня в четвертый разряд.

— И в чем же ты провинился?

— Профессор Маршан неделю назад вызвал меня для беседы и в конце сделал замечание, что я слишком много размышляю о не относящихся к работе вещах. После этого меня перевели в четвертый разряд и поручили работу в энергоузле.

— И ты не протестовал?! — Доктор Орантес надеялся увидеть в выражении лица Ромеро гнев, ярость, возмущение или хотя бы обыкновенное недовольство. Но увы…

— Я счастлив, что господин профессор не направил меня в лечебницу! воскликнул Ромеро и громко всхлипнул. Нет, это был не боец…

— Я поговорю о тебе с Маршаном, — сдержанно сказал доктор Орантес.

Ромеро упал на колени.

— Благодарю вас, благодарю вас, доктор! Я теперь слежу за собой. Я выбросил из головы все дурные мысли. Только работа, только работа!..

Доктор с трудом подавил в себе чувство брезгливости к ползающему у его ног человеку, сухо попрощался и ушел.

Длительное время доктор Орантес терпеливо и осторожно выяснял, где же хранится отобранный у него мини-УМП. В конце концов он это узнал, но надежда, что прибор снова станет его верным помощником, была очень мала. УМП держал у себя Маршан, а это означало, что захватить его практически невозможно: старика охраняли лучше, чем крупный банк. И тогда доктор Орантес более энергично взялся за изготовление нового, сверхмощного УМПа, заказанного Маршаном.

Однажды он только закончил занятие, вдруг без стука вошел Стальский.

— Добрый день. Вас немедленно требует профессор Маршан. Немедленно! повторил он.

— А что стряслось? Почему такая спешка? — спросил доктор Орантес. Маршан давно не вызывал его к себе.

— Не знаю, но вы должны пойти со мной. Сейчас же.

Маршан был один. Он не ответил на приветствие Орантеса, и доктор насторожился. Стальский, по знаку профессора, покинул зал.

— Доктор Орантес, когда вы заканчиваете установку? — тихо, но уже знакомым Орантесу зловещим тоном спросил Маршан.

— В следующем месяце.

— Почему же ваши ученики до сих пор не знают принципов ее действия?

— Устройство УМПа очень сложно, — ответил доктор Орантес. Он почуял опасность и тут же выбросил из головы все доводы, которые приготовил, чтобы вернуть в группу Ромеро. Теперь не до того.

— Вам дали самых талантливых молодых ученых Сольвента. Их отличная научная подготовленность неоспорима, и они безусловно способны разобраться в самой сложной установке. Я считаю, доктор Орантес, что вы сознательно мешаете им овладеть технологией изготовления УМПов, — устремил Маршан пронзительный взгляд на Орантеса.

— Вас ввели в заблуждение, господин профессор! — Доктор старался выиграть время, понять, в чем его просчет, и, возможно, придумать что-то в свое оправдание. — Я добросовестно учил ваших людей, но, быть может, я плохой педагог?..

— Вы плохой артист. И взялись играть не свою роль.

— Вас ввели в заблуждение, — повторил доктор Орантес.

— Прекратите! — брезгливо поморщился Маршан. — Вы умный человек и уже поняли, что проиграли. Отвечайте честно: зачем вы приехали в Сельвент и кто указал вам его местонахождение?

— Ну что ж! — Орантес махнул рукой на осторожность. — Да, я действительно не случайно попал в Сельвент. Я ехал сюда, чтобы спасти своего сына. А местонахождение Сельвента мне сообщил за приличную сумму один человек…

— Ну слава богу! — воскликнул Маршан. — Наконец-то вы заговорили о сыне. Признаюсь, я специально молчал о нем. Если мы обо всем договоримся, думал я, то ни к чему будет прибегать к угрозам. Честное слово, доктор, я надеялся, что мы договоримся… Увы, сделка не состоялась, а жаль. В вашем лице я желал бы иметь союзника, а не врага. Не получилось… Да, кстати, сына вашего здесь нет и никогда не было. Он в надежном месте, а вы… вы у меня в руках. Скажу больше, я вас и заманил сюда, и было очень интересно наблюдать за вашей игрой, за тем, с каким „интересом“ вы приняли мое предложение…

— Но оно действительно меня заинтересовало, да и потом, я же не имел другого выхода.

— Вот именно, — подчеркнул Маршан. — А теперь вы решили, что у вас есть выход?

— Нет, но… Если честно, господин профессор, я боюсь потерять свою монополию на технологию изготовления УМПов. Ведь тогда я сделаюсь вам не нужен. Это и заставило меня сдерживать процесс обучения ваших людей.

— А сын? Его судьба вам стала безразлична?

Доктор Орантес помолчал несколько минут и наконец произнес:

— Профессор Маршан, я предлагаю вам союз, но только вам. Какой смысл вовлекать в это дело юнцов. Освоив технологию, они наделают УМПов и тогда…

— Вы наивны, доктор Орантес, и до смешного самоуверенны. Вы снова хотите меня надуть. По своей воле вы не сделаете для меня УМП, это ясно. Но я заставлю вас сделать его. И как нелепо выглядит теперь ваше предложение, доктор Орантес! Он предлагает мне сотрудничество. Сотрудничество — человеку, в руках которого уже через год будет весь мир! Сейчас я скажу вам то, чего не знают даже старейшины Сельвента, — вы мне уже не опасны. Я создал Зет-поле. Зет-поле! — повысил голос Маршан. — Оно резонансным образом избирательно действует на важнейшие компоненты ядер клеток человека и разрушает их. В считанные секунды я смогу, если захочу, освободить от людей целые континенты. Вот что даст мне власть над миром, а не ваши УМПы.

Сегодняшние вандалы своими бомбами, огненными и радиационными лучами и прочей мерзостью грозятся погубить все живое на нашей многострадальной планете. Идиоты!.. Я же люблю, обожаю жизнь. Чудный цветок, дивный листик, робкая травинка и крохотный жучок бесконечно близки и дороги мне. Жизнь на Земле — это волшебное творение природы — должна сохраниться во всем ее многообразии. Гуманизм, высший гуманизм умер в сердцах современных людей. Глаза Маршана повлажнели. Он достал платок. — Я же спасу жизнь на нашей планете. Мое Зет-поле устранит из собрания прекрасных творений всевышнего только людей-чудовищ, людей, не пожелавших подчиниться моей воле. Я гуманист, великий гуманист. Я мечтаю о том, чтобы никогда не использовать свое Зет-поле. Но порядок, твердый порядок должен быть наконец установлен на Земле. Божественное преклонение перед природой и наукой должно подавить нынешнее безверие и цинизм…

„Он сумасшедший… — невольно закрыл глаза доктор Орантес. — О господи, и в руках этого маньяка такое оружие…“

А профессор уже почти сорвался на крик:

— … дикари, дикари, не принявшие моего порядка, должны будут уйти с планеты. Мое Зет-поле поможет им в этом. А я приду на их земли, и сказочные леса, луга, степи со своими милыми обитателями останутся целы и невредимы. Ваши же УМПы мне будут нужны для поддержания твердого порядка на Земле. И вы сделаете их! Молчите! Я не желаю больше ничего слушать!..

Маршан нажал кнопку. Появилась группа людей во главе со Стальским.

— Ваши действия, Орантес, — процедил Маршан, — вынуждают меня принять жесткие меры. С сегодняшнего дня будете продолжать работу в подземной лаборатории. Это, кстати, продиктовано и заботой о вашей же безопасности. Наши конкуренты могут узнать, что знаменитый доктор Орантес работает в Сельвенте над сверхмощным УМПом, и попытаться захватить или уничтожить город. Так что вашей изоляцией мы убьем сразу двух зайцев, доктор. Уведите его! — приказал Маршан.

— Я могу зайти домой и взять кое-какие вещи? — спросил Орантес в надежде увидеть Джона.

— Все необходимое получите в бункере! — отрезал старик.

По его знаку охранники взяли доктора Орантеса за руки и подтолкнули к двери.

В подземной лаборатории действительно было все необходимое для жизни и для работы. Сюда уже доставили и незаконченный УМП. К продолжению работ были допущены только трое из прежних учеников доктора, наиболее способные и подготовленные. Остальной персонал подземной лаборатории составляли „пятиразрядные“ рабочие и вооруженная охрана.

Бункер пронизывал длинный коридор. В одном его конце находились шахта лифта, ведущего на поверхность, и страховочная лестница, в другом информационный зал. В коридор же выходили двери лабораторий и жилых помещений. Бункер был расположен на глубине 250 метров, но система связи, запасы пищи и установка регенерации воздуха давали возможность автономного существования здесь в течение нескольких месяцев.

Орантеса постоянно беспокоила мысль об О'Рейли. Доктора, видимо, не собирались в ближайшее время отпустить на поверхность, а выбраться из охраняемого бункера самому было невозможно. Оставалось только надеяться на благоразумие и счастливую звезду Джона.

Когда О'Рейли зашел переодеться, чтобы отправиться вместе с Орантесом на спортплощадку, доктора дома не оказалось. Джон подумал, что Орантеса вызвали к Маршану или в ученый совет, и пошел на площадку один.

К вечеру он вернулся домой и обеспокоился уже всерьез — сгущались сумерки, а друга все не было.

О'Рейли позвонил Стальскому, но никто не взял трубку. Джон понял: произошло что-то серьезное. Ночью он не сомкнул глаз, а рано утром отправился к Маршану.

На улице Джону сразу бросилось в глаза большое количество вооруженных людей в серой форме. Когда до дома Маршана оставалось совсем немного, „серые“ вдруг оживленно забегали, поглядывая вверх, на прозрачный пластиковый купол, покрывающий Сельвент. Джон остановился и тоже поднял голову. В чистом небе он заметил быстро приближающуюся стайку вертолетов.

Сельвентцы засуетились, принялись поспешно сбрасывать зеленые ветки с замаскированных лазерных пушек.

„Что за ерунда? — подумал Джон. — Неужели какие-то враги?..“

Когда через несколько мгновений вертолеты зависли над куполом, их встретили ослепительные лучи пушек Сельвента. Однако мощные лазерные импульсы не наносили вертолетам никакого урона. В свою очередь, из них на прозрачный пластик посыпались вооруженные люди в пятнистой маскировочной одежде.

Лазерные лучи сельвентцев стали гуще, но все равно не достигали цели — они словно отражались от поверхности невидимой, но непробиваемой оболочки, внутри которой находились вертолеты и напавшие на Сельвент люди. Вероятно, эта оболочка была образована защитным полем, генерируемым установками внутри вертолетов.

Люди в зеленой униформе тем временем уже энергично прорезали отверстия в куполе.

Сельвентцы, очевидно поняв бесполезность лазеров, выкатили из небольшого ангара орудия иного вида и спешно наводили их на вертолеты. Но „пятнистые“ уже успели приделать в куполе дыры и, закрепив на их краях тонкие тросы, быстро спускались на землю. А на купол садились все новые вертолеты.

Гулко ударила пушка. Одна из машин, ломая пластик, рухнула на спортплощадку и взорвалась. Почти в это же время несколько огненных струй из других вертолетов накрыли пушку, сжигая ее вместе с расчетом.

О'Рейли, спрятавшись за опорой ближайшего здания, наблюдал за сражением. Совсем рядом несколько „пятнистых“ вели перестрелку с сельвентцами. Убежище было ненадежным, оставаться здесь становилось все более опасно, и надо было найти подходящее место, чтобы пересидеть эту кутерьму. Джон успел хорошо рассмотреть „пятнистых“, одетых в термостойкие бронежилеты, защищающие и от пуль, и от лазерного импульса. Нападавшие короткими перебежками продвигались к дому Маршана и явно брали верх над сельвентцами.

Пригнувшись, О'Рейли рванул к густым посадкам и, упав под пышный куст, продолжал наблюдать за боем.

„Пятнистые“, рассеяв уже слабо сопротивляющихся сельвентцев, врывались в дома и лаборатории, а сверху один за другим сыпались все новые десантники.

Неожиданно рядом с О'Рейли сверкнул ослепительный луч, и пластиковая дорожка, плавясь, зашипела. К дому Маршана пробежали трое „пятнистых“, на ходу стреляя в охранников. Однако те упорно отбивались и заставили нападавших укрыться за деревьями.

Сверху посыпался горячий пепел и труха. Джон поднял глаза и увидел, что половину куста, под которым он лежал, срезал луч лазера. Рядом с дорожкой в опасной близости за клумбой залег один из „пятнистых“, и подошвы его сапог оказались прямо перед лицом Джона.

Осторожно высунувшись через некоторое, время, О'Рейли увидел, что, кроме ног, возле дорожки уже ничего не осталось: белый луч прямым попаданием буквально испепелил верхнюю часть тела „пятнистого“. Мощнейшие стационарные лазерные установки у входа в резиденцию Маршана могли сокрушить не только бронежилет, но и бетонную или металлическую плиту.

К дому бежал еще десяток десантников. Джон быстро пополз в сторону от дорожки — и вовремя: огненный луч сельвентцев заплясал по посадкам, разрезая „пятнистых“ на куски.

Один из нападавших положил на плечо длинный ящик. По форме предмета Джон понял, что это переносная ракетная установка. „Пятнистый“ выстрелил — и над землей пронесся яркий огненный шквал. Следующего выстрела он сделать не успел. Лазерный луч превратил его самого в факел и взорвал ракеты. И в этот момент О'Рейли вдруг почувствовал невыносимую, стремительно нарастающую боль в голове. По-видимому, то же ощутили и нападавшие. Побросав оружие, они со стонами корчились на траве. В угасающем сознании Джона мелькнула мысль, что, очевидно, Маршан применил какое-то секретное оружие. Он, естественно, не знал, что диктатор включил Зет-поле. Маршан шел ва-банк, лишь бы спастись самому, и теперь и „пятнистые“, и сельвентцы валялись на земле в предсмертных судорогах. Люди падали и с купола Сольвента. Однако Джону было не до наблюдений: ужасная пульсирующая боль разливалась по всему телу, гнула к земле, давила на мозг так, что в глазах запрыгали красные пятна. Плохо сознавая, что делает, О'Рейли бросился к дому Маршана.

В это время уцелевшие охранники дома Маршана, до того отчасти укрытые от действия Зет-поля стенами бетонных дотов, где находились лазерные установки, выскочили наружу, надеясь спастись в здании. Корчась от чудовищной боли, они все же успели распахнуть бронированные двери и попадали замертво. Тем самым они помогли О'Рейли. Шатаясь, он вошел в коридор здания, жизнь пока ему спасали препарат СИС да мощный организм.

О'Рейли сорвал с шеи одного из охранников лазер и, подойдя к кабинету Маршака, выстрелил в замок. В тот же момент от нового приступа боли он выронил лазер из рук и, теряя сознание, повалился на дверь. Дверь распахнулась, и Джон упал на пол кабинета, а Маршан, спасавшийся в этой экранированной от действия Зет-поля комнате, тотчас рухнул на ковер, судорожно хватая ртом воздух. Даже небольшая доза излучения, которое проникло через взломанную О'Рейли дверь, стала для старика смертельной.

Из последних сил О'Рейли подполз к распахнутой двери и толкнул ее ногой. Потом наступила тьма…

На новом месте Орантес спал плохо. Поднявшись на рассвете, он решил, пока никто не мешает, осмотреться. Доктор отправился сперва в информационный зал, оценил объем и качество хранящейся там информации, а затем пошел в лабораторию.

Оказалось, что из трех его помощников в бункере были только двое, отсутствовали и все „пятиразрядные“ рабочие. Ничего вразумительного об изменениях в штате лаборатории оставшиеся сказать не могли, и Орантес решил узнать об этом у охранников лифта. Однако и здесь произошло сокращение — возле двери стоял, прислонившись к стене, лишь один охранник, вообще не пожелавший разговаривать с доктором. Догадываясь, что наверху готовятся или уже происходят какие-то важные события, Орантес вернулся в лабораторию.

Прошло несколько минут, и в бункере завыли сирены и вспыхнула, мигая, красная лампочка тревоги на потолке.

Оба помощника Орантеса бросились к лифту. Доктор последовал за ними, но путь ему преградил охранник и грубо оттолкнул от дверей. Охранник вбежал в кабину вслед за помощниками доктора, и лифт ушел на поверхность.

Орантес остался один. Он напряженно прислушивался к слабым звукам, доносившимся сверху, но многометровая толща земли глушила их. Изредка мигал свет. Орантесу оставалось лишь гадать, что происходит в нескольких сотнях метров над ним.

Потянулись томительные часы ожидания. Судя по всему, уже наступила ночь, а в бункер никто не вернулся. Видимо, наверху произошли события чрезвычайнее.

Доктор бесцельно бродил по коридору, несколько раз подходил вплотную к лестнице у лифта, открывал стальную дверь — и сразу же начинал чувствовать нестерпимую головную боль. Эти попытки не прошли бесследно. Вскоре он почувствовал смертельную усталость и, едва добравшись до постели, погрузился в тяжелый сон.

И утром в бункере никто не появился. Поразмыслив, доктор решил, что раз не работает лифт, можно подняться наверх по аварийной лестнице, расположенной в шахте рядом с клетью.

В лаборатории он отвинтил от тяжелой металлической станины лазерный резак, с помощью длинного кабеля подключил его к блоку питания и, протащив кабель через весь коридор, вырезал кодовый замок в двери лифта. Подъемный механизм, как он и предполагал, был заблокирован либо поврежден, и пришлось воспользоваться аварийной лестницей. Но когда Орантес поднялся метров на двадцать, он почувствовал, как и вчера, сильную головную боль. Спустился вниз — боль исчезла.

Доктор снова упрямо полез наверх, стиснув зубы, но, поднявшись еще на несколько ступенек, вдруг потерял сознание.

Очнулся Орантес на нижней площадке. Наверное, скатился сюда при падении. Сильно болело левое плечо. Да, теперь стало ясно, что Маршан, очевидно, для защиты Сельвента от нападения извне применил свое Зет-поле, и действует оно со вчерашнего дня.

„Неужели Маршан уничтожил не только врагов, но и жителей Сельвента? — с ужасом подумал Орантес. — А ведь там Джон. Вряд ли он смог спастись…“

Прошли еще сутки. Действие Зет-поля продолжалось. Это можно было объяснить только двумя причинами: либо опасность нападения на Сельвент сохраняется, либо все кончено и теперь уже просто некому выключить установку, генерирующую смертельное излучение.

Здания Сельвента явно не были защищены от Зет-поля, к тому же жители города даже не знали о его существовании. Так что уцелеть могли разве что члены совета или даже один Маршан. Но и это сомнительно. Скорее всего, наверху погибли все.

Доктор Орантес понял, что выход у него один отключить эту проклятую установку отсюда, из подземелья. Способ ясен — надо вырубить центральный энергоузел, вопрос лишь в том, как его найти и как до него добраться. Энергоузел, очевидно, сообщается с бункером, так что надо приниматься за поиски.

Часть дверей в коридоре была заперта, и Орантесу пришлось вырезать в них замки. Именно в этих не известных ему помещениях доктор надеялся обнаружить ход в энергоузел.

Орантес осматривал комнату за комнатой. В одной из лабораторий была небольшая дверь, однако, открыв ее, он увидел электрощит системы автономного питания установки связи. Доктор продолжил свои поиски. Остались две последние комнаты, и в первой же он обнаружил еще одну дверь, за которой скрывался большой металлический люк с предостерегающей надписью.

Крышку люка пришлось резать по всему периметру, так как толщина металла была не менее четырех сантиметров. Это заняло около часа. Когда тяжелая плита рухнула на пол, под потолком вспыхнула красная лампочка и завыла сирена. Немного повозившись в приборном щитке, доктор отключил сигнализацию и, заглянув в отверстие, увидел решетчатую загородку. Удалить это препятствие труда не составило. За решеткой же начинался длинный коридор.

Орантес быстро пошел вперед. Вдруг коридор озарился слабым голубоватым свечением, исходящим, казалось, от стен.

„Странно“, — подумал доктор и неожиданно почувствовал тошноту. Он достал из кармана тонизирующую жевательную резинку, сунул ее в рот, а блестящую обертку бросил на пол и прибавил шагу.

Голубоватое свечение померкло, вдалеке показалось пятно яркого света, должно быть, выход на поверхность. Доктор пошел быстрее и… увидел на полу обертку от жевательной резинки, которую бросил минуту назад.

Впереди мелькнул темный силуэт человека. Несколько секунд Орантес помедлил и пошел в сторону, противоположную выходу, — неизвестный насторожил его. Снова увидев перед собой пятно света, доктор еще прибавил шагу и вдруг — под ногами опять злосчастная обертка. Неужели он в этом странном проходе попал в ловушку? Вот впереди один за другим показались уже два силуэта.

Он бросился назад, добежал до отверстия в стене, осторожно выглянул — и отпрянул. В центре комнаты стояли двое мужчин и смотрели на Орантеса. Были эти двое точными копиями его самого.

— Выходите, доктор, не надо прятаться, — сказал один из двойников. — Мы не сделаем вам ничего плохого…

Орантес с изумлением и настороженностью разглядывал своих двойников. Они тоже молча наблюдали за ним.

Ошеломленный Орантес лихорадочно искал ответа на эту загадку. Значит, тени, мелькавшие в подземелье, и были эти самые двойники! Но откуда они взялись? Доктор вспомнил, что во время блужданий по замкнутому коридору он моментами чувствовал себя плохо, так, будто кто-то извне грубо влезал в его мозги. Но он подумал тогда, что это последствия действия Зет-поля на лестнице! А что если этот тоннель — полигон для создания подобных двойников? В Сельвенте ведь проводились какие-то исследования, полностью закрытые даже для членов совета.

— Что происходит наверху? — неуверенно спросил первое, что пришло в голову после длинной паузы, Орантес.

— Не знаем, — отрезал ближний двойник.

— Не знаем, — повторил другой.

— У меня там остался товарищ, и я должен найти его, — сказал доктор. Понимаете? Мой друг может погибнуть, если…

— Мы поможем тебе, рассчитывай на нас, — одновременно произнесли двойники.

— Я пробовал подняться на поверхность и едва не погиб. Там действует какое-то смертоносное поле. Надо отключить электроэнергию.

— Зачем? — мгновенно последовал тревожный вопрос одного из двойников.

— Это поле включил Маршан, глава Сельвента, и оно будет убивать каждого, кто окажется в зоне его действия.

Двойники молча переглянулись, и доктор успел заметить скользнувшее по их лицам смятение и растерянность.

— Пойдемте в узел связи, — решительно сказал Орантес. — надо что-то предпринять.

Узел связи состоял из нескольких смежных помещений, заставленных пультами управления и аппаратурой. Орантес открыл шкаф с документацией и начал перебирать технические описания и чертежи. Задержался он на объемистой красной папке, долго рассматривал очередную блок-схему. Затем сел за пульт и внимательно изучил расположение кнопок и клавиш на щитке.

Двойники подошли сзади, стали заглядывать в схему.

Доктору это было неприятно, и он сказал:

— Ребята, надо помочь мне кое-что сделать.

Те согласно кивнули.

— Найдите-ка схему силовой сети электропитания и пару отрезков кабеля длиной от этого пульта до ближайшей удобной точки подключения к сети.

Заняв таким образом двойников делом, Орантес продолжал обдумывать способ отключения силовой сети.

Сейчас он сидел за пультом управления системой радиосвязи на очень низких частотах. Мощность передатчика составляла пять мегаватт, и если подать ее в сеть, то, вероятно, удастся сжечь силовые трансформаторы энергоузла. Да, это выход, теперь только бы отыскать схему.

Ее обнаружил один из двойников.

Орантес углубился в изучение разноцветных линий, пронизывающих план Сельвента, затем сказал:

— Подключимся сюда

Потом доктор открыл дверцу большого силового щита.

— Вот к этим красным клеммам, — показал он. — Тащите кабель.

Двойники выкатили из темной кладовой большую катушку толстого кабеля. Подсоединив два конца к выходу передатчика и два к силовому щиту, доктор снова сел за пульт. И вдруг чуть не закричал от боли — его руку мертвой хваткой перехватил один из двойников.

— Что такое?! — воскликнул Орантес.

— Энергоузел отключать нельзя! — Второй, как тисками, сжал плечи Орантеса.

— Ладно, отпустите! Поищем другой вариант, — не выдержал доктор…

Сила у двойников была поистине нечеловеческая. Они приподняли Орантеса вместе с тяжелым креслом, перенесли от пульта метра на четыре и осторожно поставили на пол.

— Нельзя отключать энергоузел! — в один голос повторили двойники.

— Да почему же нельзя?! Объясните, наконец, толком!

— Мы погибнем! — мгновенно последовал лаконичный ответ.

„Как же я не сообразил! — хлопнул себя по лбу доктор. — Ну да, конечно, для существования двойников необходимо постоянное поступление энергии в какой-то форме, а ее единственный источник здесь — это энергоузел Сельвента. С отключением его двойники должны погибнуть. Значит… Значит, необходимо создать

автономное питание агрегата, обеспечивающего существование двойников. Аккумуляторов и батарей вокруг предостаточно…“

— В общем, так… — сказал доктор.

Двойники замерли.

— Установку, поддерживающую ваше существование, найдете?

— Она рядом.

— Хорошо. Тогда предлагаю запитать ее от автономного источника с большим энергетическим запасом. Согласны?

— Согласны, — слегка поколебавшись, ответили двойники.

Они прошли по коридору в одну из лабораторий. Там двойники указали доктору на небольшой черный куб. Орантес изучил схему подключения к основной сети и подсоединил батареи питания к кубу параллельно ей. Двойники заволновались.

Орантес подошел к электрощиту и рванул рубильник вниз. Спустя секунду двойники облегченно вскрикнули, оглядывая друг друга. „Операция“, кажется, прошла благополучно.

Орантес сходил в рабочую комнату, надел прочный защитный костюм и решительно направился к выходу из подземелья. Двойники, как живые тени, держались рядом.

Однако уже на третьей ступеньке доктор вновь ощутил железные объятия ближайшего двойника.

— Ну что еще стряслось? — раздраженно воскликнул он.

— Наверх нельзя.

— Что значит нельзя! У меня там товарищ, я уже говорил. Да и не сидеть же мне вечно в этой ловушке! — сердито воскликнул Орантес.

— Мы существуем только в пределах подземных энергетических коммуникаций Сельвента. Мы не можем вслед за тобой подняться наверх, — объяснил первый двойник.

— Так не поднимайтесь, но отпустите, ради бога, меня! — взмолился доктор.

— Без тебя мы погибнем. Мы — твое сложное отражение. Пока ты рядом — мы есть. Нет тебя — мы исчезнем.

— Что же вы раньше не сказали?! — возмутился доктор.

— Наши понятия и мысли формируются по ситуации, — вздохнул второй двойник. — Раньше мы и сами этого не знали…

Доктор выругался про себя, а вслух предложил двойникам вернуться.

Он уселся в кресло и вновь принялся перебирать варианты. Один из двойников сел рядом, настороженно поглядывая на Орантеса, другой встал у дверей комнаты.

Доктор поймал себя на мысли, что он даже не проявил до сих пор естественного вроде бы любопытства ученого. Читал раньше нечто подобное в фантастической литературе и слышал краем уха, что научные исследования на такую тему запрещены ООН. Но, значит, опыты все же велись, велись тайно, в глухих уголках земного шара. И вот теперь перед Орантесом стоят его двойники…

„Так что же все-таки делать? Проще всего, конечно, обесточить черный куб. Но допустят ли они это? Вряд ли“, — подумал доктор, бросая взгляд на одного из сторожей.

Двойник не отвернулся и в упор сверлил глазами Орантеса, словно стараясь проникнуть в его мысли. Доктор понимал, что находится в безопасности, так как сами двойники существуют до тех пор, пока он жив. Но он их пленник…

И вдруг Орантес вспомнил про УМП. Он подошел к незаконченной установке большой мощности и снял кожух. В принципе УМП готов, надо лишь чуть исправить программу главного компьютера, куда им в свое время нарочно было внесено несколько незначительных „ошибок“. Орантес включил компьютер и стал исправлять „ошибки“. Двойники подошли поближе и вытянули шеи.

— Что вы делаете? — наконец подозрительно спросил один из них.

— Работаю! А что мне еще остается делать?! — как можно спокойнее ответил доктор.

Двойники продолжали напряженно следить за манипуляциями Орантеса. Программу он исправил за десять минут. Еще минуты три ушло на составление простейшей жесткой команды.

Наконец все было готово. Доктор мгновение помедлил и решительно включил УМП.

Тотчас же он встал, и непреодолимая сила повлекла его к выходу из подземной лаборатории. Двойники молча шли рядом.

На лестнице они замедлили шаги, почти остановились, видимо, ощутив убийственное для них ослабление поля жизни, излучаемого черным кубом. Две противоборствующие силы боролись в двойниках: одна — УМПа — толкала их, как и Орантеса, вперед, наверх; вторая, подобно инстинкту самосохранения, удерживала в подземелье.

А доктор неумолимо поднимался, увеличивая расстояние между собой и двойниками. Двойники тоже ускорили шаг, они все ближе, они что-то кричат, вот сейчас они его нагонят…

Орантес оглянулся и увидел жуткую картину растворения двойников в пространстве. Лица и тела их светлели и теряли очертания. Шаг, еще шаг, и двойники исчезли.

Доктор открыл одну дверь, а затем вторую. Действие УМПа уже почти не ощущалось, и к Орантесу вернулась способность действовать разумно. С последней дверью пришлось изрядно попотеть, вручную приводя в движение тяжелый привод, управляющий стальными запорами. Наконец он закрыл за собой последнюю металлическую дверь. Слабое, беспокоящее мозг излучение УМПа исчезло совсем.

И тут доктор услышал рядом какой-то шум. Он оглянулся, в нескольких шагах лежала большая куча свежей желтой глины. Орантес с трудом поднялся на нее и… чуть не закричал от неожиданной радости: Внизу, почти голый, грязный О'Рейли яростно копал глину, нагружая ее в пластмассовый ящик с тросом для подъема на поверхность. Рядом с О'Рейли болталась веревочная лестница.

— Эй, Джон! — тихонько позвал доктор: — Ты что, решил стать землекопом?

— Хуан! Дьявол тебя побери! Жив! — завопил О'Рейли и, бросив лопату, быстро и ловко вылез из ямы. Друзья крепко обнялись.

Когда радость встречи немного улеглась, доктор спросил, с трудом пряча улыбку:

— А зачем ты рыл яму, Джон?

— Тебя искал, зачем же еще! Электроэнергии нет, автоматы и машины встали. Решил вот попробовать углубиться вдоль шахты, а там было бы видно. Все равно сидеть и ждать у моря погоды не в моем характере…

Орантес пожал руку товарища.

— Осторожно, Хуан, я грязный, — отстранился тот и вдруг закричал: — Ой, совсем забыл, слушай. Твоего сына здесь нет и не было. Я прочитал об этом в дневнике Маршана. Он на одном из островов в Тихом океане. Так что парень жив, не волнуйся. Да пойдем в кабинет Маршана, сам прочтешь…

По дороге О'Рейли вкратце поведал Орантесу о происшедших событиях. Тот с удивлением осматривал полуразрушенный Сельвент. Трупов, однако, нигде видно не было.

— Это я убрал, — кратко пояснил О'Рейли. — А потом зарыл в лесу…

Джон рассказал и о том, как погиб Маршан от небольшой дозы Зет-излучения, проникшего в его убежище. Как сам он, вскоре после спасения в доме диктатора, пришел в себя, однако вышел наружу только когда увидел в окно разгуливающих по городку обезьян, пришедших из сельвы через отверстие в разрушенном куполе. Это был верный признак прекращения действия Зет-поля.

Друзья вошли в дом Маршана. О'Рейли взял тетрадь и протянул ее доктору Орантесу. Это были повседневные заметки и записи.

Доктор быстро перелистал несколько страниц и нашел строчки о сыне: «20 сентября на островок Бербио отправлен сын доктора Орантеса. По моему приказу Орантесу сообщили, что его сын якобы находится в Сельвенте, и дали наши координаты. Он мне нужен, так пусть приезжает сам…»

Доктор покачал головой: «Провели, как мальчишку».

— Джон, здесь нам задерживаться совсем ни к чему. Не дай бог, нагрянет еще какая-нибудь команда. Сегодня же надо улетать на одном из вертолетов. Ты их осматривал?

— Да, Хуан. Вон тот совсем целый. Если со всех посливать горючее, улетим куда угодно.

— Вот этим и займемся…

Друзья выбрались наружу. Осмотрев вертолет, Орантес убедился в его исправности. К тому же вертолет был оснащен различным вооружением и системой защиты.

— Пополним запасы продовольствия, и мне надо продолжать поиски сына, сказал Орантес — Ты со мной, Джон?

— Мог бы и не спрашивать! — не на шутку обиделся ирландец…

Через два часа вертолет поднялся над Сельвентом и, сделав прощальный круг, стремительно понесся прочь от мертвого городка.