"Что-то остается" - читать интересную книгу автора (Кузнецова Ярослава)

Альсарена Треверра

В Эрбовом трактире было шумно. Зимними вечерами в деревне только и развлечений — сидеть в трактире, пить вино да играть в кости. Вон Борг в компании седобородых старейшин неторопливо обсуждают какие-то свои дела. Гван Лисица скандалит с женой — та пытается оторвать его от дружков и вернуть в лоно семьи. Бесполезная затея. Старая сводня Омела клеится к парням с лесопилки. Должно быть, клянчит угощение. Эрб вынырнул из кухни — на каждом пальце по исходящей пеной кружище, объемом в кварту.

Я ожидала обнаружить Кайда со товарищи в трактире, но просчиталась. Этих завсегдатаев на месте не оказалось. Расползлись по домам зализывать раны?

— Добрый вечер, Эрб.

— И тебе добрый, госпожа.

Он улыбнулся, вытирая освобожденные от кружек руки о фартук.

— Грога горячего? Медовухи?

— Нет, благодарю, Эрб. Один вопрос. Ты сегодня видел Кайда?

Он выпрямился, выпятив в бороде толстые губы, поморгал.

— Дак того… Эт’ самое, сталбыть.

— Заходил, да?

— Само собой, сталбыть. И сейчас — того, значит, — он поманил меня пальцем, — На кухне они, госпожа марантина. Ты б — того, сама б глянула.

Я прищурилась. Ага, ага.

— А что такое?

— Да вот, понимаешь, порвали их. Псы одичалые, а можа, и волки. Поди знай, что за твари туточки шляются средь бела дня… Нелюдь ента залетная, что Сыч приручать вздумал… А то Борг-младший давеча кота снежного видал. Богобоязненному человеку страшно за порог ступить, вот что я вам скажу, братья. Мать Этарда, знамо дело, молится за нас, грешных, денно и нощно, а то бы чудища кадакарские давно бы нас со свету сожили.

Заключительную часть своей речи Эрб вещал уже через мое плечо. Я молча созерцала колоритную компанию, собравшуюся за кухонным столом поближе к печи.

И то понятно — в глаза бросился избыток оголенных плеч, колен и животов. Кайд красовался обильным торсом, частично закамуфлированным рыжей курчавой растительностью. Ольд был в рубахе, но без штанов, и скромно прикрывался собственной коттой. На икрах и лодыжках его виднелись спирали из бинтов. Рагнар ограничился засучиванием штанин, но рубаха на нем тоже отсутствовала. Рожи у всех троих были постные.

На фланге этого вертепа пристроилась Данка и со страшной скоростью орудовала иглой. Перед ней на столе громоздились изорванные и окровавленные лохмотья.

Я подавила желание кровожадно облизнуться. Меня тронула откровенная радость на лице у Данки.

— Госпожа Альсарена! Вечер добрый.

Мужики нестройно прогудели приветствие. На Кайдовой физиономии отразилось некоторое беспокойство.

— Кто же вас так разукрасил, молодцы?

Молодцы дружно отвели глаза. Ответ держала Данка:

— Собаки одичалые, госпожа. Видать, какая-то стая приблудная. У нас, в Узле, с позапрошлой зимы ничего подобного не приключалось. А в ту пору их не меньше полусотни спустилось, от пастушьих-то деревень. Помнишь, бать, Гвану тогда все ноги изгрызли, еле отбился? И это — в полумиле от околицы, по дороге в Лисий Хвост.

— Да не в Лисий Хвост, окстись. Гван тогда к перевалу ездил, к Оку Гор. За кожами да за дратвой, эт’ самое. Я еще просил ремень мне прикупить, широкий, значит, в ладонь. А он на два пальца уже привез, и мне ж еще пеняет…

— Да не, бать, тогда Гван пьяный поехал, не помнишь, что ли? С кобылы навернулся, кобыла домой сама пришла, ать — Гвана нет. Мариона — в визг, ты сам тогда рыскал по округе с мужиками. В сугробе у третьей версты нашли, тот угрелся себе и спит, и твой ремень при нем. А собаки уж после были…

— Да ты че, доча! Все напутала.

— Эрб, эй, хозяин! — донеслось из зала.

— Иду, братья, иду!

Эрб удалился, прикрыв дверь.

— Ничего я не напутала, ты сам все напутал! — Дана сердито сверкнула глазами на дверь. — Все было, как я сказала, — она повернулась к Кайду и компании: — Все ведь так и было, а?

— Как скажешь, Даночка, — дипломатично согласился кузнец, — Ты шей, шей.

Я шагнула к столу. Улыбнулась.

— Дикие псы, говорите? Целая стая?

— Стая, не стая, а штук десять наберется, — храбро заявил Рагнар.

— Какой ужас! И что, так и напали ни с того ни с сего?

— Дак того, — снова влез дипломатичный Кайд, — Мы их шуганули… Палкой кинули… Они и — того. На нас, то есть.

— Ты бы, госпожа, сама поосторожней бы ходила, — сказала Данка, отрываясь от шитья, — Дикие собаки — не шутка, госпожа. Разорвать, можа, не разорвут, а покусают — будь здоров.

— Спасибо за заботу, Даночка. Я ведь этих собак видела, молодые люди правду говорят — истинно дикие да злющие. Вот только в числе они ошиблись — не десять их, а всего лишь две.

Данка уставилась во все глаза:

— Ой, госпожа! И не кинулись?

— А я, милая, палками их не лупила, чего же им кидаться?

Данка перевела взгляд на мужиков и сощурилась.

— Э, Кайд…

— Погоди, милая. Дай сперва я скажу. Это в первую очередь относится к тебе, Кайд, но и ты, Ольд, и ты, Рагнар, послушайте. Вы, конечно, вправе были считать и собак, и их хозяина, дикими и приблудными. Ко всему прочему, насколько я знаю, Долгощелье не принадлежит Бессмарагу и суд матери Этарды на его обитателей не распространяется. Однако вы забыли, что стангрев, которого вы тут называете нечистью, находится под личной опекой настоятельницы, о чем она объявила во всеуслышание. Иначе — за все повреждения, нанесенные ему, мать Этарда вправе с вас спросить, если до нее дойдет сия новость.

— Ну, Кайд…

— Погоди, Дана. Это была официальная часть беседы. Теперь, так сказать — сугубо интимная.

Я уперлась в стол кулаками и нагнулась, заглядывая собеседникам в глаза. Ольд явно сдрейфил, Рагнар растерялся. Кайд медленно багровел.

— Я — марантина, Кайд. Тебе хорошо известно, что умеют и могут марантины. Для меня нет тайн в человеческом организме. От других марантин меня отличает лишь одно — обладая могуществом Ордена, я Ордену не принадлежу, а стало быть, не давала Святой Клятвы. Клятвы не навредить своими действиями ни больному, ни здоровому, и всякое такое в том же духе. Ты понял, о чем я говорю?

Кайд понял. Краска схлынула, он стал бледен.

Я еще поглядела на всю компанию, добавляя весомости, потом выпрямилась.

Почему-то мне было неприятно. Они с готовностью проглотили мой блеф, родившийся только за счет их собственного невежества. Теперь, чихнув или споткнувшись, они каждый раз вспомнят обо мне. Так им и надо. Меня тянуло обтереть руки об юбку.

— У! — вдруг крикнула Данка и вскочила. Скомканное тряпье полетело Кайду в физиономию, — У, проходимцы, лихоманка вас забодай! Вруны проклятые! Собаки на них напали! Как же!

В воздух взлетели рваные штаны. Ольд схватил их, опрокинув скамью. Рагнар увернулся от половника.

— У! — вопила Данка, разбрасывая вещи, — У! Вон из моего дома! Глаза б мои вас не видели! У, мерзавцы!

Бам-мс! Данка схватила кочергу.

— Да ты че, девка? Э!

Я отошла в сторонку. Вот, значит, как деревенские бабы управляются с сильным полом. Ловко, ничего не скажешь. Кайд попытался вырвать кочергу — куда там! У Данки оказалась отменная реакция. Бац! Бац! В грудь, в живот. Бац! — подобравшемуся сзади Рагнару — в пах, безжалостно.

— Ой, Даночка, Даночка… — это Эрб набежал на шум.

Он моргал, растерянно комкая фартук. Даже не пытался урезонить дочку. Не на нем ли она репетирует?

— Пошли вон! Вон пошли! Чтоб духу вашего… У! У!

— Нет! Не в зал, не в зал! — Эрб засуетился перед дверью, — Не позорь мужиков, Даночка! Во двор их, во двор гони!

— У! Ублюдки! Пошли вон!

Рагнар, согнувшись пополам, головой вперед, вылетел через заднюю дверь в темноту. За ним — Ольд, поддерживая кое-как натянутые штаны. Кайд отступил последним. Данка сгребла разбросанные лохмотья и выбежала с ними во двор.

Во дворе невнятно покричали, потом лязгнули открывающиеся ворота. Мы с Эрбом поглядели друг на друга.

— Что это… нашло на нее? — спросил он шепотом.

— Справедливое негодование.

— А-а…

Вернулась Дана. Щеки раскраснелись, альдские раскосые глаза светятся, как льдинки. В косах снежная крупа. А хороша наша Даночка, братцы. Эх, будь я мужиком!.. Да, но кочерга…

— Пусть только сунутся еще! — агрессивно заявила Дана, ставя кочергу к печке, — Зашей, Даночка, дырочку. Собачки злые искусали. Да чтоб они их до смерти загрызли, врунов поганых!

— Почто ты их выставила, доча?

— По первое число! Слыхал, небось, как Кайд с подпевалами про тварь кадакарскую небывальщину плел? Мол, отродье дьявола, нечисть, нежить, на костер его… Ты думал, это так, болтовня пустая? Ан нет! Это они в Долгощелье с Сычовыми собачками побеседовали! Я тебе вот что, бать, скажу. Ежели бы Сыч собачек своих не отозвал — слопали бы собачки и Кайда, и подпевал его. И поделом. Ишь, тоже мне, охотники за нечистью нашлись. И еще, главное, бессовестно сюда заявились — Даночка, зашей дырочку. У! Как я их не убила?

— Хм, — пробормотал Эрб, — Да я что? Я ничего, спросил тока… — и, мне: — Мы люди маленькие, госпожа. Нам бы все тихо, мирно — чтоб, значит, закон соблюсти да Бессмарагу угодить. Сдается мне, получили уже парни по заслугам-то, а? Эт’ я к тому, что можа, не надо… Ну, того… Чтоб, стало быть, по-свойски, по-семейному… Сор из избы, понимаешь…

— Не беспокойся, Эрб. Ничего я матери Этарде не скажу. Сыч шуметь не будет, Кайд и покусанные тоже. Ты, Дана?

Она пожала плечами:

— Как скажешь, госпожа.

— Вот и ладно. Останется между нами. А мне пора домой.

— Я провожу, госпожа.

Данка накинула шаль и пошла за мной через шумную залу. Мы спустились с крыльца, и тут она ухватила меня за рукав.

— Госпожа Альсарена… А как там насчет, ну, этого… Арфадизнака, то есть? Ты обещала давеча…

О Господи! Забыла, так и есть. Я с трудом удержалась, чтобы не хлопнуть себя по лбу.

— В процессе приготовления, милая. Это хорошо, что ты напомнила. Завтра взгляну на него, и если состав достиг положенной кондиции, принесу.

— Вот хорошо, вот ладно-то! А я уж думала — не до меня, глупой, госпоже нашей Альсарене. Всем известно — мать Этарда приставила ее к твари крылатой, кажный Божий день до твари ходит, лечит ее и изучает.

— Не «ее», а «его», — поправила я, — Тварь называется стангрев. И это юноша, не старше нас с тобой, очень, между прочим, симпатичный. А ест он мед и молоко, и вообще любую жидкую пищу. И разговаривает на своем языке, я составляю словарь.

— Эва! — удивилась Данка, — А кровь-то как? Неужто крови совсем не берет?

— Э… Кровь он тоже употребляет, это верно. Но ведь и ты ешь мясо. А стангревам, чтобы насытиться, не нужно убивать животных. Они вообще не знают убийства.

— А падучая как же?

— От кого ты слыхала про падучую?

— Все говорят… У! Кайд первый сбрехал. Ах он!..

— Послушай, Даночка. То, что ты называешь «падучей»…

И я еще долго рассказывала ей о стангревах вообще и о Мотыльке в частности, а Данка качала головой и цокала языком.

Потом мы все-таки распрощались. Я и так уже опаздывала к вечерней молитве.

Афродизиак этот обещанный… Библиотека наверняка уже закрыта, придется ждать до завтра. А может, не мудрствовать лукаво? Взять готовый рецепт, один из множества, что я знаю наизусть? Мандрагора. Дубровник, аир, подсушенные семена конопли с солью… Фенхель, подмаренник… Настойка заманихи, кстати, очень способствует… Что еще? Ах, совсем забыла — ятрышник! И еще вот — чабер. В вине с медом и перцем действует, говорят, весьма возбуждающе… С перцем? Хм. Вкус должен быть все-таки какой-нибудь нейтральный. Ятрышник в этом смысле — то, что надо. Значит, ятрышник, подмаренник, корневища аира… и растереть в пасту с цветочной пыльцой…

Да, а вот папку с записями я опять забыла.