"Время Красной Струны" - читать интересную книгу автора (Dark Window)

Глава 4 Шесть серебряных звёзд

На утреннем построении, как и всегда, рядом со мной с ноги на ногу переминался Мишель Марсель из второго отряда. Обладатель потрясающе звучного имени (ну, может, лишь чуточку похуже, чем Эрика Элиньяк) по жизни был низеньким и рыжим. Казалось, с его по-деревенски простоватого лица, густо усеянного конопушками, улыбка не слазит никогда. Среди верзил он выглядел чьим-то младшим братом, не успевшим вовремя перебежать на положенное место. Такой смотрелся бы своим разве что в четвёртом отряде. Или даже в пятом. Да и по характеру он ничуть не напоминал дебилистых соотрядников. Я бы даже обрадовался добродушной улыбке, да помнил, что вместо него сейчас мог смотреть на Эрику.

Флаг, пропитавшийся росой, обвис мокрой половой тряпкой. Взгляды лагерных обитателей перетекали с Электрички на съёжившееся полотнище и обратно.

— Флаг! — команда Электрички заставила всех вздрогнуть.

— Чего разоралась? — проворчал Колька Сухой Паёк. — Поднят уже флаг. Разве ж не видно?

Электричка гордо подняла голову и осмотрела налипшее на флагшток лагерное знамя.

— Данный флаг вряд ли соответствует нашему лагерю! — заявление заставило подольше задержать взгляды на лагерной драгоценности. — Спуск флага я поручаю…

Все потрясённо замерли. Такого лагерь ещё не видел. Вчера флаг остался гордо реять, а сегодня, не справившись с возложенными обязанностями, будет спущен уже утром. И, самое удивительное, даже не директорскими руками.

Кого же достойнейшего из достойнейших выберут для столь деликатного поручения?

— Таблеткин, приступай, — приказ прозвучал безапелляционно. Антон Патокин отчего-то скривился. Я так хотел увидеть в эту минуту лицо Эрики, но четвёртый отряд, как и обычно, находился сейчас вне поля зрения.

Горбясь от волнения, Тоб взлетел на эспланаду. Руки забегали по металлической нити. Подбитой птицей упало полотнище. Намокший угол жалко щёлкнул по деревянному покрытию. Электричка, брезгливо поморщившись, отцепила скомканную тряпку, и та бесформенной грудой распласталась по доскам.

Затем, как по мановению волшебной палочки, в директорских руках появилось другое полотнище. Уверенно, не суетясь, длинные узловатые пальцы с фиолетовыми ногтями прицепили новое знамя.

Таблеткин уже потянул дрожащие от возбуждения пальцы к флагштоку, но встретившись с сердитым взглядом Электрички, поспешно отдёрнул руки и замер чуть ли не по стойке «смирно». Пальцы легли на металлическую струну и властно потянули. Полотнище вознеслось и развернулось. На чёрном поле сверкало шесть разнокалиберных звёзд из серебра.

— Моща, — присвистнул кто-то из второго отряда. — Это ж «Субару». Точняк.

— Ламер, — оборвали его оттуда же. — «Субару» никогда не видел, дак не вякай. У меня у брата «Субару».

Флаг впечатлял. Но не менее впечатляющим оказалось сообщение Электрички.

— Дискотеки сегодня не будет.

— У-у-у-у! — разочаровано пронеслось по рядам. Вслед по стриженым и заросшим головам скользнул ледяной взгляд, и гудение быстро умолкло. А в моей груди родилась тёплая волна. Дискотека отменяется! Значит, будет построение. Значит, я снова увижу Эрику близко-близко. Однако следующее сообщение моментально загасило тепло нежданной радости.

— После ужина все отряды направляются в клуб. И чтобы никаких одиночных шатаний по лагерю. Будет демонстрироваться фильм «Церковь». Напоминаю, что после отбоя нахождение вне корпусов строго запрещено. Замеченные будут строго наказаны. Отбой сразу после фильма.

— Пошло-поехало, — пробурчал Сухой Паёк. — Опять сорок пять: порадеем за Расею, соберём денежки на богоугодные дела. Глядишь, скоро на обязаловку пробьёт возить нас причащаться в Белогорский монастырь.

День прошёл погано. Я никак не смог пересечься с Эрикой. С утра меня запрягли чинить забор, а после обеда я носился по полю, забивая гол за голом в ворота четвёртого отряда. Глаза косили на скамейки. Быть может, Элиньяк придёт поддержать своих? Но Эрика так и не появилась.

«Ладно, — хмуро подумал я. — Разыщу в клубе. Сегодня уж точняк подсяду поближе. Скажем, на два ряда сзади». После этого оставалось запихать в рот горячие макароны за ужином и томиться в ожидании сладостного мига, когда нас строем поведут в кино.

В одном Колька ошибся. Фильм оказался не отечественно благотворительным, а американским. В странной церкви посреди современного города оказалась отрезанной от мира группа людей, пришедших на экскурсию. Сначала они превратились в отвратительных, хотя и немного театральных демонов, а после, как водится, перегрызли друг друга. Ерундистика та ещё. В общем, я бы заскучал уже через десять минут, если б не приметил там одну девчоночку с чисто ангельским личиком. Чем-то похожим на Эрику. Я аж заёрзал, глядя то на экран, то Эрике в затылок. Мне так захотелось, чтобы она выжила. Не знаю, то ли небо вняло моим молитвам, то ли так и полагалось по сюжету, но именно с ней ничего и не случилось. Правда, последние кадры мне совсем не понравились. Докопавшись до ужасного изваяния, с которого всё началось, она встала в позу и засмеялась как-то нехорошо. Я напрягся, ожидая самого ужасного, но по чёрному экрану уже проползал нескончаемый список английских имён. Так вот и кончился фильм, загрузив меня неопределённостью.

Мне приснился её странный смех. Он даже разбудил меня. И сон как рукой сняло. Я лежал, уставившись в сумрачный потолок, и думал то об Эрике, то о киношной девчонке. Назойливо звеня, проносились в бреющем полёте комары. Из-за окна слышалось стрекотание цикад. От кого-то несло вонючей мазью, на которую кровососущие не обращали ни малейшего внимания.

Длинный таинственный свист раздался у самого окна. Разве ж я мог утерпеть и дальше оставаться в постели? Подскочив к окну и по пути чуть не опрокинув выставляемое на ночь ведро, я высунулся чуть ли не по пояс.

Корпус нашего отряда находился на возвышенности, так что передо мной предстали, как на ладони, почти все значимые места лагеря. Эспланада темнела правее. Я обратил внимание, что ночная влага не сумела справиться со знаменем Электрички. Флаг величественно развевался на ветру. Хотя здесь я не чувствовал никакого ветра. Просто влажная духота. Серебряные звёзды то пропадали, то вспыхивали с новой силой, когда на них падал оранжевый луч, исходящий откуда-то со стороны восьмого отряда. После я взглянул на директорский особняк. С первой секунды я понял: зрелище ещё то! Чёрный силуэт дома на тёмном холме был объят странным голубым сиянием, словно сразу за домиком кто-то включил мощнейший прожектор.

И мне захотелось посмотреть поближе. Всё равно не спалось. Я взглянул на спящих пацанов. Дурни эти безмятежно сопели, пока в мире творились удивительные дела. Стараясь не задевать за скрипучую раму, я выскользнул наружу и, хоронясь в кустах, медленно пробирался к таинственному бугорку. То слева, то справа из тёмной полосы кустов доносились тоскливые посвисты.

Вблизи сияние пульсировало. Казалось, что дом объят холодным огнём. Быть может, выражение «Да гори оно синим пламенем» придумали, посмотрев в незапамятные времена на нечто подобное, происходящее сейчас с особняком директрисы.

К самому дому я подобраться не рискнул. Слишком перепугался. Тем более, сейчас дом выглядел совершенно иначе. Стандартный одноэтажный коттедж обзавёлся двумя дополнительными этажами, подобно крепостной стене, сложенными из чёрных камней. Свет горел в более чем половине окон и окошек, напоминавших бойницы. В ярких квадратах, иногда перечерченных крестом рамы, то и дело возникала чёрная фигура Электрички. Я никак не мог понять, зачем ей с такой скоростью метаться по дому. То мелькнёт на самой верхотуре, то объявится в угловом окне первого этажа. В одном я не сомневался. Теперь причины запрета ночных прогулок становились яснее ясного. Накапай кто на полуночные пляски Электрички, ни одна бы комиссия не пришла в восторг от столь эксцентричной директрисы. А может, её прямиком бы приняли в свои добрые и сильные руки люди в белых халатах.

Убежищем мне служил давно ободранный малинник. Исторически сложилось, что народ всегда больше интересовался ягодами, поэтому листьев на мою долю осталось предостаточно. Спокойно сидеть мне не давал вопрос: а что же такое творилось в директорском доме? Потом булавкой кольнул ещё один: а откуда вообще взялась эта странная Электричка? Кто нам её прислал? Логически отсюда проистекал следующий, окрашенный в криминально-мрачные тона: куда, скажите на милость, подевалась наша Иринушка? После вопросы, суматошно переплетаясь, заскакали неудержимо, словно прорвали плотину. Зачем понадобилось менять лагерный флаг? Почему вместо вечернего построения дети смотрят совсем недетские фильмы? При попустительстве какой комиссии нам умудрились завезти ужасы? Они бы ещё порнуху притаранили. И как могло получиться (это казалось мне самым обидным), что теперь самым достойнейшим, кому доверено прикасаться к знамени, оказался Таблеткин?

Вопросы вспыхивали и ворошились зудящим роем, не находя верных ответов. А беспощадные комары так и норовили впиться в беззащитную спину. Может мне чудилось, но обычные шорохи ночи сегодня перемешались со странным покашливанием, тихими взвизгами, сопением, вздохами, нервным хихиканьем тонюсеньких голосочков, словно мир вокруг заполнился невидимыми существами, явившимися из недобрых сказок. И ещё этот несмолкаемый свист. Казалось, сотни крохотных злых глаз пристально наблюдали за любым из моих движений. Я резко мотнул головой, чтобы прогнать призрачные страхи. Снова самая обычная ночь. И снова полное одиночество. Да! Ни о чём другом я думать не собирался. Сейчас отсижусь в кустах и потихоньку рвану к раскрытому окну корпуса. И спать! Спать и не думать ни о чём запредельном. Завтра взойдёт солнце, и всё вокруг станет правильным и спокойным. А что сейчас свистят… Да пускай себе хоть засвистятся!

Постепенно мне удалось убедить себя, что рядом никого нет. Но тут…

— Смотри, — отчётливо прозвучало у левого уха, и на плечо опустилась ледяная рука.