11. СТЫЧКА

Я лежал в небытии сна, но какая-то часть меня бодрствовала, плавая в море бессознательности, в котором пребывают неродившиеся и столь многие из умерших.— Ты знаешь, кто я?Я знал, хотя и не мог сказать, откуда.

— Ты — капитан.— Верно. Кто я?— Мастер. — Я сказал так, потому что снова, похоже, стал учеником. — Мастер, я не понимаю.

— Кто капитан на корабле?

— Мастер, я не знаю.— Я — твой судья. Эта расцветающая вселенная отдана мне на хранение. Мое имя — Цадкиэль.— Мастер, — спросил я, — так это суд надо мной?

— Нет. Близится суд надо мной самим, не над тобой. Ты был королем-воителем, Северьян. Ты будешь сражаться за меня? Сражаться по доброй воле?

— С радостью, мастер.

Во сне я как будто услышал отзвуки собственного голоса: «Мастер… мастер… мастер…» Ответа на них не было. Солнце умерло, и я остался один в леденящей тьме.

— Мастер! Мастер!

Зак тряс меня за плечо.

Я сел, мысленно отметив, что он умеет говорить гораздо лучше, чем мне казалось.

— Тише, я уже проснулся, — сказал я.

— Тише! — спопугайничал он.

— Я что, разговаривал во сне, Зак? Наверное, ведь ты разобрал это слово. Помнится…

Тут я умолк, потому что Зак приставил ладонь к уху. Я прислушался тоже и услышал крики и шаги. Кто-то позвал меня.

Зак выбежал из дверей первым, даже не выбежал, а вылетел одним низким прыжком. Я не отставал от него и, ободрав руки о первую же стену, научился сгибаться и отталкиваться от них ногами, как он.

Поворот, еще один, и мы увидели сцепившихся в драке людей. Следующий прыжок бросил нас в самую гущу схватки, но я не имел ни малейшего понятия, за кого мы будем драться, если нам вообще есть за кого тут драться.

Моряк с ножом в левой руке прыгнул на меня. Я перехватил его, как учил когда-то мастер Гурло, и бросил об стену, только тут заметив, что это Пурн.

Времени на вопросы и извинения не было. Кинжал синего великана метнулся к моим легким. Я ударил по его огромному запястью обеими руками и тут, слишком поздно, увидел второй кинжал, который он прятал в другой руке. Он выкинул его лезвием вверх. Я попытался увернуться, но двое дерущихся сзади оттолкнули меня обратно, и я рассмотрел вплотную синий стальной ненюфар смерти.

Словно бы законы природы не распространялись на меня, лезвие все не опускалось. Великан продолжал размахиваться, отводя кулак с лезвием, пока сам не начал клониться назад, и я услышал, как хрустнуло его плечо и как он страшно закричал, когда сломанные кости воткнулись в него изнутри.

Ладонь его была большой, но рукоять кинжала все же не помещалась в ней целиком. Я ухватил ее одной рукой, лезвие — другой, вывернул кинжал и вонзил его в грудную клетку противника. Он завалился назад, как падают деревья, сначала медленно, не сгибая ног. Зак, висевший на его поднятой руке, выдернул второй кинжал, почти так же, как это сделал я.

Каждый кинжал был достаточно велик, чтобы сойти за короткий меч, и мы немало поработали ими. Я потрудился бы и еще, если бы мне не пришлось встать между Заком и каким-то матросом, который принял его за рыскуна.

Подобные схватки кончаются так же внезапно, как и начинаются. Убегает один, за ним другой, и вот уже приходится бежать всем остальным, поскольку их становится слишком мало для драки. Так было и с нами. Всклокоченный рыскун с зубами атрокса попытался выбить у меня клинок куском трубы. Я почти отсек ему руку, затем ударил в горло — и вдруг увидел, что, кроме Зака, со мной никого не осталось. Какой-то матрос пробежал мимо нас, сжимая окровавленное запястье. Окликнув Зака, я последовал за ним.

Если за нами и гнались, то без особого усердия. Мы бежали по извилистому коридору, потом через гулкий пустой зал, уставленный неподвижными механизмами, по другому коридору, выслеживая тех, за кем мы следовали, по каплям свежей крови на полу и переборках, а однажды — по лежавшему навзничь матросу, и попали наконец в зал поменьше, в котором валялись разные инструменты и стояли верстаки, а на них пятеро матросов, тяжело дыша и сквернословя, перевязывали друг другу раны.

— Вы кто такие? — спросил один, угрожающе подняв кортик.

— Я его знаю, — сказал Пурн. — Это пассажир.

Правая рука его была завернута в окровавленную марлю.

— А этот? — Матрос с кортиком указал на Зака.

— Тронь его, и я тебя прирежу, — пообещал я.

— Какой же он пассажир? — сказал матрос неуверенно.

— Я не обязан тебе ничего объяснять и не собираюсь. Если ты думаешь, что мы вдвоем не уложим всех вас, рискни.

Матрос, который до того молчал, промолвил:

— Хватит, Модан. Если сьер ручается за него…

— Ручаюсь.

— Тогда этого достаточно. Я видел, как ты бил рыскунов и твой косматый друг вместе с тобой. Чем мы можем тебе помочь?

— Скажи мне, если знаешь, почему рыскуны напали на вас? Мне говорили, что на корабле их всегда хватает. Не могут же они постоянно быть такими агрессивными.

Лицо матроса, только что открытое и дружелюбное, словно закрылось — хотя выражение его, казалось, ничуть не переменилось.

— Я слышал, сьер, что у нас на борту путешествует некто, с кем им было ведено разделаться, только они не могут его найти. Больше я ничего не знаю. Если тебе известно что-то еще, то ты знаешь больше меня, как боров говорил мяснику.

— А кто командует ими?

Матрос отвернулся. Я оглядел остальных, и наконец Пурн произнес:

— Мы без понятия. Если у рыскунов и есть какой-то капитан, то мы до сих пор ничего о нем не слышали.

— Ясно. Я хотел бы поговорить с офицером — только не с фальшивым, как Сидеро, а с настоящим.

Матрос, которого звали Модан, сказал:

— Честное слово, сьер, мы и сами бы не прочь. Ты думаешь, это мы набросились на тех рыскунов, без командира и без оружия? У нас была рабочая команда, девять человек, а они напали на нас. Теперь мы больше вообще не выйдем на работу, пока нам не дадут пики и не выставят солдат охранять нас.

Остальные согласно кивнули. Модан пожал плечами.

— На носу или на корме, сьер. Вот все, что я могу сказать. Обычно офицеры сидят где-нибудь там, чтобы прокладывать курс, там, где паруса не закрывают их инструменты. Одно из двух.

Я вспомнил бушприт, за который ухватился, когда плавал между парусов.

— А разве мы сейчас не в передней части корабля?

— Примерно так, сьер.

— Тогда как мне пройти дальше?

— Это там, — он указал рукой. — И держи нос по ветру, как говорила обезьяна слону.

— А ты не мог бы подробно рассказать мне, куда идти?

— Мог бы, сьер, но это было бы невежливо. Можно дать тебе один совет?

— Это именно то, чего я прошу.

— Оставайся с нами, пока мы не переберемся в более безопасное место. Тебе нужен офицер. Как только мы найдем этого человека, мы сведем тебя с ним. А если ты пойдешь один, рыскуны наверняка тебя прирежут.

— Из этой двери сразу направо, потом прямо до трапа. По нему наверх и в самый широкий коридор, — сказал Пурн. — Ступай.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Пойдем, Зак.

Волосатый человечек кивнул, а как только мы вышли, тряхнул головой и заявил:

— Плохой!

— Я знаю, Зак. Нам надо найти укромное место, чтобы спрятаться. Понимаешь? Смотри по эту сторону, а я буду смотреть сюда. Только тихо.

Некоторое время Зак глядел на меня вопросительно, но было ясно, что он понял. Мы не прошли по коридору и чейна, как он потянул меня за здоровую руку и показал маленькую кладовую. Почти вся она была забита какими-то посудинами и корытами, но в ней имелось достаточно места для нас. Я оставил дверь чуть-чуть приоткрытой, чтобы выглядывать наружу, и мы с Заком присели на ящики.

Я был уверен, что матросы скоро уйдут из того зала, в котором мы нашли их, ведь после того, как они перевяжут друг другу раны и переведут дух, делать им там было нечего. Однако они пробыли в том помещении довольно долго, и я начал уже бояться, что мы потеряли их — они могли вернуться на место драки или пройти каким-нибудь другим ответвлением коридора, которое мы просмотрели. Наверняка они долго спорили перед тем, как отправиться в путь.

Как бы то ни было, они наконец появились. Я приложил палец к губам, чтобы предупредить Зака, хотя не думал, что это необходимо. Когда все пятеро прошагали мимо нашей двери и отошли где-то элей на пятьдесят, мы тихо выбрались в коридор.

Я не имел ни малейшего понятия о том, как долго нам придется следовать за ними, пока Пурн не окажется сзади всех, да и окажется ли вообще; в худшем случае я готов был целиком положиться на нашу храбрость и их испуг и достать его в середине строя.

Удача была на нашей стороне — вскоре Пурн отстал на несколько шагов. Со времени восшествия на престол Автарха я часто возглавлял вылазки на севере. Сейчас я попробовал изобразить такое нападение, громко окликнув соратников, состоявших из одного лишь Зака. Мы» налетели на матросов, словно передовой отряд большого войска, размахивая клинками; и все они как один повернулись и побежали прочь.

Я надеялся достать Пурна сзади, стараясь сберечь свою обожженную руку. Зак помог мне, в долгом летящем прыжке ударив Пурна под колени. Мне осталось только приставить острие кинжала к его горлу. Он был смертельно напуган, и неудивительно: выжав из него все нужные сведения, я собирался прикончить его.

Один-два вдоха мы слушали удаляющийся топот четырех пар ног. Зак вынул нож Пурна из ножен и теперь, с клинками в обеих руках, выжидал, глядя на лежащего матроса из-под нахмуренных кустистых бровей.

— Попробуешь бежать — умрешь сразу, — прошептал я Пурну. — Отвечай — и еще поживешь. У тебя перевязана правая рука. Что с ней?

Он лежал, распластавшись на спине, и мой кинжал упирался ему в горло, но глаза его смотрели мимо меня. Этот взгляд был хорошо мне знаком, я не раз и не два уже видел, как испаряются гордость и бесстрашие.

— У меня нет времени болтать с тобой. — Я надавил на рукоять кинжала ровно настолько, чтобы пустить кровь. — Если не будешь отвечать, так и скажи; тогда я убью тебя, и покончим с этим.

— Я дрался с рыскунами. Ты же там был. Ты все видел. Я пытался прикончить тебя — это правда. Думал, что ты один из них. С этим рыскуном… — Он скосил глаза на Зака. — Любой бы так решил, глядя на него. Я не причинил тебе вреда.

— «Как говорила гадюка кабану». Так любил выражаться человек по имени Иона. Он тоже был моряком, Пурн, но лгал он так же легко, как ты. Когда мы с Заком вмешались в драку, рука у тебя уже была перевязана. Сними повязку.

Он неохотно подчинился. Рана была обработана со знанием дела — наверное, в том лазарете, о котором говорила Гунни; она почти затянулась, но вполне можно было разобрать, что это за рана.

Я наклонился осмотреть ее, и Зак, тоже нагнувшись, раздвинул пальцами свои губы, как делают иногда ручные обезьяны. Я понял, что невероятная связь, которую я пытался отрицать, оказалась сущей правдой. Зак был тем самым лохматым зверем, на которого мы охотились в трюме.