"Дева в беде" - читать интересную книгу автора (Вудхауз Пэлем Грэнвил)

Глава XIV

Теперь надо было попасть домой, и поскорее. Снова увидеться сегодня с Мод уже не удастся. Они встретились, их разметало по сторонам. Бороться с Судьбой — бесполезно. Лучше признать поражение и надеяться, что в следующий раз она будет благосклонней. Больше всего на свете хотелось Джорджу оказаться подальше от этого блеска, от этого сказочного бала, от этого созвездия прекрасных дам и галантных кавалеров, в тиши и уюте своей качалки, где уже нечего опасаться. Чувство долга было бы радо послать его обратно, на пост, и честно отработать соверен, уплаченный ему за труды, оно было бы радо — но своего не дождалось. Если британская аристократия хочет прохладительных напитков, пусть достает их сама, с него — довольно.

Если Джордж считал, что они с аристократией квиты, то аристократия так не считала. В холле он повстречался с тем членом этого ордена, которого совсем не желал бы встретить.

Лорд Бэлфер пребывал отнюдь не в праздничном настроении. В поздние ночные часы у него болела голова, танцор он был никакой, и сказочный бал так же наскучил ему, как Джорджу. Но, будучи средоточием и первопричиной ночного торжества, он должен был на нем присутствовать, словно капитан, покидающий корабль последним, или юнга на горящей палубе. Несколько часов подряд он пожимал руки совершенно незнакомым людям и принимал поздравления; будь он даже кроликом, он не мог бы встретиться с такой ордой родственников и знакомых. Связи Бэлферов охватывали большую часть Англии; двоюродные, троюродные и даже четверо— (и так далее) -юродные родственники практически из каждого графства, что только есть на карте, седлали коней и шли походом к гнезду своих предков. Сказывалось и напряжение сил — нелегко быть приветливым со всеми. Как героиня поэмы, любимой его сестрою, он истомился и хотел выпить. Джордж был как нельзя более кстати.

— Отнесите в библиотеку бутылочку шампанского.

— Сию минуту, сэр.

Эти слова сами по себе звучат вполне невинно, но для Джорджа, который желал бы оставаться в тени, выбор оказался самым неудачным из всех возможных. Если бы он просто кивнул и удалился, лорд Бэлфер скорее всего даже и не взглянул бы на него. Перси был не в том состоянии, когда требуют точного соблюдения протокола. Но когда к тебе всю жизнь обращались «ваша милость», простое «сэр» звучит подозрительно. Лорд Бэлфер окинул лакея взглядом, в котором тонко смешались нарекание и обида — но тут же обе эти эмоции уступили место изумлению. В горле у него булькнуло.

— Стойте! — крикнул он повернувшемуся было Джорджу.

Перси был поражен, разум его раздваивался. С одной стороны, он готов был подтвердить под присягой, что стоящий перед ним человек сбил с него шляпу на Пиккадилли. Лишь только он взглянул на него попристальней, сходство поразило его, как удар молнии. С другой стороны, сходство — штука ненадежная. Он не забыл ужаса и унижения, испытанных им в четырнадцать лет, когда довольно уютная женщина на Паддингтонском вокзале назвала его «дорогуша» и обняла, приняв за своего племянника Филипа. Нет, сорваться нельзя. Свара с ни в чем не повинным лакеем, да еще вслед за этим полицейским, может создать впечатление, что у него вошло в привычку нападать на людей низшего класса.

— Сэр? — вежливо осведомился Джордж.

Его невозмутимость поколебала подозрения лорда Бэлфера.

— Я, кажется, не встречал вас, — только и смог выговорить он.

— Нет, сэр, — без заминки отвечал Джордж. — Я временно вхожу в персонал замка.

— Откуда вы?

— Из Америки, сэр. Лорд Бэлфер вздрогнул.

— Из Америки?

— Да, сэр. В Англии я просто гощу. Мой родственник Альберт, здешний паж, сказал мне, что сегодня нужны несколько лакеев, вот я и вызвался помочь.

Лорд Бэлфер задумчиво нахмурил брови. Это звучало правдоподобно. Мало того, это можно проверить, обратившись к Кеггсу, дворецкому. И все же сомнения не рассеивались. Впрочем, ничего нового от разговора ожидать не приходилось.

— Понятно, — сказал он. — Ну ладно, принесите шампанское в библиотеку, да поскорее.

— Сейчас, сэр.

Лорд Бэлфер задумался. Разум говорил ему, что все в порядке; но нет! Все было бы иначе, не знай он, что тип, с которым связалась Мод, где-то поблизости. Если ему хватило наглости снять коттедж у самых ворот замка, отчего бы ему не внедриться в самый замок?

Появление проходившего мимо лакея предоставило новый шанс.

— Позовите ко мне Кеггса!

— Сейчас, ваша милость.

Вскоре явился Кеггс, дворецкий. В отличие от лорда Бэлфера, поздний час не наложил на него своего отпечатка. Он был по природе совой. Лоб его был так же чист и гладок, как его манишка. Держался он с осознанным достоинством человека, который признает, что он не -владелец замка, но ощущает себя важнейшим его украшением.

— Вы посылали за мной, ваша милость?

— Да. Скажите, Кеггс, вы наняли посторонних лакеев?

— Нанял, милорд. Беспрецедентный масштаб сегодняшнего бала повлек за собой необходимость прибегнуть к помощи известного числа внештатных помощников, — отвечал Кеггс с такой непринужденностью, которой позавидовал бы черной завистью Реджи Бинг, проветривавший мозги на нижней террасе. — В данных обстоятельствах подобное решение было неизбежным.

— Вы сами нанимали всех этих людей?

— Если говорить фигурально, ваша милость, и по существу дела, то практически я. Миссис Дигби, домоправительница, проводила во многих случаях предварительные собеседования, но ни в каком из вышеназванных случаев договоренность не считалась окончательно достигнутой до тех пор, пока каждый из соискателей не был утвержден мною.

— Что вы знаете об американце? Ну, родственник пажа.

— Юный Альберт действительно представил претендента, которого назвал своим родственником из Нью-Йорка, гостящим у него и желающим оказать нам содействие. Надеюсь, он не вызвал неудовольствия? Он показался мне вполне респектабельным.

— Нет-нет. Я только хотел удостовериться, что вы его знаете. Мало ли что…

— Вот именно, ваша милость.

— Ладно, идите.

— Благодарю вас, ваша милость.

Лорд Бэлфер обрадовался, ему стало легче. Благодаря своему благоразумию и хладнокровию, он сумел не влипнуть. Да положение было бы… Когда Джордж спустя некоторое время принес ему животворящую влагу, он поблагодарил его и направил свои мысли на другие предметы.

Но если молодой хозяин удовлетворился таким объяснением, то этого нельзя сказать о Кеггсе. Мало кто может, думал он про себя, так тонко вычислить, что к чему, и сделать правильный вывод. Он знал об американце, поселившемся в коттедже близ фермы Платта. Его внешность, поведение и причины, побудившие его приехать, обсуждались за обедом в людской. У него нет кистей и палитры, значит — он не художник, интерес к которому привычен и естественен. Версия, выдвинутая романтической служанкой, начитавшейся популярных романов, состояла в том, что молодой человек хочет в общении с природой излечиться от несчастливой страсти; ее осмеяли всей честной компанией, но Кеггс не был так уж уверен, что она лишена оснований. Дальнейшие события углубили его подозрения, которые теперь, после разговора с лордом Бэлфером, заметно укрепились.

Американский родственник очень уж внезапно выскочил на поверхность. Да, тут пахло жареным, и лишь чрезмерная занятость помешала Кеггсу раньше об этом подумать. Зная Альберта, он не сомневался, что, имей этот хвастливый юнец родственника в Америке, он давно прожужжал бы уши всей людской. Если Альберт о чем-то не треплется, значит, этого нет.

Кеггс поймал пробегавшего мимо коллегу.

— Не видал Альберта, Фредди? Где этот гаденыш?

Да, именно так отзывался Кеггс о стоящих на нижних ступенях.

— Видал, он шел в буфетную, — ответил Фредди.

— Спасибо.

— Пока, — сказал Фредди.

— Добро, — сказал Кеггс, чей склад речи в общении с обитателями своего собственного мира существенно отличался от того, какой он считал единственно достойным в разговорах с титулованными особами.

Падение великих слишком часто объясняется тем, что их бренное тело не может предоставить должной поддержки великому уму. Некоторые считают, к примеру, что Наполеон выиграл бы битву при Ватерлоо, если бы у него работал желудок. Так случилось и с Альбертом. Появление Кеггса застало его не в лучшем виде. По глупости он решил выкурить сигару, утянутую в холле из гостеприимно открытого ящичка. Если бы не это, кто знает, какой хитроумной контратакой подавил бы он наступление? Атак — сражение было для врага простой прогулкой.

— А, вот ты где! — сухо сказал Кеггс.

Альберт повернул к противнику зеленое, но непокорное лицо.

— Иди-ка ты в лужу, — посоветовал он. — Сунь туда голову.

— Эт я? Хо-хо! По долгу службы мне бы надо снести твою, вот что мне надо бы.

— И зарой в песок, — продолжил Альберт свою мысль, морщась и вздрагивая по мере того, как последствия непродуманного поступка тошнотворными волнами прокатывались по его тщедушному телу. Он закрыл глаза. Ему больно было видеть, как сияет Кеггс. Сияющий дворецкий — на любителя.

Кеггс хрипло хохотнул.

— Ну, ты даешь, со своим родственником!

— А что такое? Чем он плох?

— Вот я и говорю. Как раз этим вопросом мы и занимались с лордом Бэлфером.

— Не понимаю, о чем речь.

— Скоро поймешь. Кто притащил американца в замок, чтобы устроить ему встречу с леди Мод?

— Я? Да ни в жисть!

— Думаешь, ты такой умный? Да я сразу все просек!

— Да? А тогда почему вы его пустили в замок? Кеггс торжествующе хохотнул.

— Ага! Вот и проговорился! Это он?

Поздно, слишком поздно понял Альберт свою ошибку, которую в нормальном состоянии счел бы позорной. Если бы не желудок, Наполеон счел бы позорным послать своих кирасир на гибель.

— Не понимаю, о чем речь, — слабо повторил он.

— Ладно, — сказал Кеггс. — Некогда мне с тобой болтать. Надо сообщить его милости о твоих делишках.

Новый спазм сотряс Альберта до самой сердцевины. Двойная атака — это чересчур. Покинутый телом на произвол судьбы, дух отступил.

— Ой, не надо, мистер Кеггс! — каждый звук в этой фразе размахивал белым флагом.

— Надо. Должен — значит, надо.

— Вам-то что? — заискивающе спросил Альберт.

— М-да, — протянул Кеггс. — Я не изверг какой-нибудь детей мучить. — Он молча боролся с собой. — Скажем так, губить.

Вдохновение осенило его.

— Хорошо, — сказал он, оживляясь. — Ладно, пойду на риск. Давай-ка мне этот билет. Намек понял? Лотерейный билет, тот самый, с «мистером X».

Неукротимый дух на мгновение восторжествовал над поверженной плотью.

— Прям сейчас!

Кеггс вздохнул, как вздыхает добропорядочный человек, сделавший все, чтобы помочь ближнему, и отвергнутый им в силу извращенной природы.

— Как хочешь, — сказал он скорбно. — Я уж понадеялся, что не придется идти к его милости…

Альберт сдался.

— Нате, подавитесь! — клочок бумаги перешел из рук в руки. — Жизни от вас нету!

— Весьма благодарен, мой юный друг.

— Такой в пургу полезет, — развил Альберт свою мысль, — чтобы у нищего последний грош отнять.

— Кто у тебя что отнимает? Уж больно ты скор, как погляжу! Все по справедливости. Можешь взять моего Реджи Бинга. Ничуть не хуже, баш на баш.

— Добра-пирога!

— Ну уж что есть. Держи. — Кегс повернулся. — Мал ты еще, Альберт, для таких денег. Что ты с ними сделаешь? Только один вред. Жизнь — это тебе не лотерея. Вообще-то, по совести, такую соплю вообще нельзя было допускать.

Альберт глухо застонал.

— Когда вы закончите свою речь, — перешел он на высокий стиль, — я попросил бы оставить меня одного. Мне несколько не по себе.

— С удовольствием, — задушевно сказал Кеггс. — Мое вам почтение.

Поражение — лучшая проверка. Подлинный полководец — не тот, кто скачет к триумфу на гребне легкой победы, но тот, кто, сокрушенный, заставит себя подняться и подготовить пути к возвышению. Таков был Альберт. Не прошло и часа — и вот, взгляните на него в комнатке под крышей. Тело уже не досаждает ему, и мятущийся дух снова взмывает ввысь. Если не считать редких спазмов, страдания утихли, и он думает, напряженно думает. На комоде лежит неопрятный конверт, надписанный шатким почерком:

«Реджинальду Бингу, эксквайру».

На листе бумаги, который скоро засунут в этот конверт, тем же почерком написано:

«Не унывайте! Помнете! Только доблисть заваеваваит женское серце. Я буду наблюдать ваш прогрес с бальшим интиресом.

Ваш благажилатель».

Последнюю фразу (не подпись) он не сам придумал. Ее произнес учитель воскресной школы, когда Альберт поступил в замок, и она глубоко запала ему в душу. Это хорошо, ибо она в точности выражала его мысль. Отныне прогресс Реджи Бинга на пути к сердцу леди Мод становился для него очень важным.

А что же Джордж? Не подозревая, что одним мановением мизинца Фортуна превратила союзника в противника, он стоит у живой изгороди, близ ворот замка. Ночь прекрасна; ссадины на ладонях и коленях болят гораздо меньше. Он исполнен долгих, сладких дум, только что обнаружив необычайное сходство между собой и героем Теннисоновой «Мод», к которой он всегда питал особое пристрастие, а уж особенно — с того дня, когда узнал имя Единственной. Когда он не играл в гольф, «Мод» была его постоянной спутницей.

Царица девичьего сада роз,

Приди, я тебя зову.

Богиня снов, владычица грез,

Явись ко мне наяву,

В шуршащих шелках, в короне кудрей,

Приди ко мне скорей!

Недвижимый воздух едва доносит до него звуки музыки из бальной залы. Благоухание земли и цветов наполняет все вокруг.

Мод, приходи, улетает прочь

Ночи тяжелая тень,

Мод, пощади, кончается ночь

И начинается день,

Я у калитки один стою,

В небо гляжу и тебя пою.

В сладком заблуждении он глубоко вдыхает ёвежесть прекраснейшей из ночей. Рассвет уже близок, и в кустах начинает копошиться всякая живность.

— Мод!

Ах, она услышит его!

— Мод!

Серебристые звезды бесстрастно и спокойно смотрят вниз. Для, них это все не ново.