"Капрал Бонапарта, или Неизвестный Фаддей" - читать интересную книгу автора (Вронский Константин)

4

Все это казалось дурным сном. Кошмаром.

Вместе с остальными несчастливцами Фаддей стоял перед зданием казармы на плацу и косился на тяжеленное ружье за своим правым плечом. И верить в такое не хотелось: он – солдат. Солдат наполеоновской армии. Хорошо, конечно, что не заперли его в кутузке и не повесили. Но они сделали его солдатом. В конечном итоге сие ничуть не лучше повешения. Умирают-то солдаты всегда быстро. Ибо кто они, как не пушечное мясо? А пушечное мясо, как водится, слишком быстро в расход пускают.

Собственная жизнь серебристой рыбкой уплывала у него из рук. Отныне другие решали все за бывшего студиозуса. Ему указывали, когда он, Фаддей, должен подниматься по утрам и когда ложиться спать. Все теперь Булгарин делал по чужой указке. По указке тех, кому в этом мире посчастливилось приказывать.

Он проиграл судьбе. Проиграл из-за каких-то жалких десяти минут. И сего Фаддей до скончания жизни себе не простит. Никогда! Горчайшей желчью обида на самого себя закипала в его душе.

Не должен он был забредать в ту деревню! Он обязан был ползти через ту растреклятую границу! А вот теперь рыбку выловили, бросили в бочку к остальным таким же рыбехам-дурехам. Среди них он перестал быть студиозусом Фаддеем Булгариным, здесь он превратился в мясную начинку наполеоновского мундира, марширующую нога в ногу с тысячами себе подобных. Возможно, еще настанет день, когда ему сделается безразличной собственная участь. Участь, рок, немезида, судьба, фатум парализует его волю.

Только один из них отважился перемахнуть через стены казарменной неволи. Кажется, его звали Рудольф Дижу. По крайней мере именно так сказали во дворе казармы…

Фаддей не знал Дижу. Тот бежал в тот самый роковой день, когда Булгарина привезли в казармы новобранцев. Но Дижу интересовал бывшего студиозуса куда больше, чем все остальные солдаты вместе взятые. Дижу являлся для него живым доказательством непокорности. Непокорности судьбе. О нем до сих пор шептались все вокруг. Дижу уже целых три дня был в бегах, и до сих пор никто так и смог выйти на его след. Господи, может, ему удалось пересечь границу. Непременно удалось.

Фаддей претягостно вздохнул. Проклятый мороз! Спрашивается, вот для чего их согнали на двор казармы?! Причем не в первый раз. Любят «наставники их душ солдатских» опаздывать с началом тошнотворной муштры. Чем дольше ждешь, тем сговорчивее становишься.

Краешком глаза Фаддей наблюдал за своими новыми товарищами. Вот ведь чудеса! До чего мундир всех безликими делает. Рядом с ним топчется Мишель Поппер. Широкоплечий, грубосколоченный, как шкаф. И затылок у него бычий. Мужлану сему, пожалуй, третий десяток пошел. И здесь ему точно нравится.

Синий мундир инфантерии тоже нравится ему, к мундиру Мишель быстро привыкает. А еще старается носить сию солдатскую одежонку правильно. Трепещи всяк, кто к мундиру дурственно относится. Здесь сие столь же тяжким грехом считается, как и неверность супружеская. В первый же день Фаддей позабыл застегнуть верхнюю пуговицу на своем голубом мундире. Чертыханье и брань капрала Биду до сих пор эхом отдается у него в голове. Господи, и это из-за какой-то там никчемной пуговицы!

А то еще перепутаешь белые кожаные ремни, на которых висит черный патронташ. Он должен идти с левого плеча на правый бок. И спутаться никак нельзя. Потому что слева на поясе висит сабля. Святое! Если саблю не начистишь, по головке тебя здесь за это не погладят.

Тут вообще ни за что по головке гладить не станут.

Внезапно по солдатским рядам как волна прошла. Ага. Капрал Биду со зверской миной на лице из казармы вышел. Чем-то сей Биду Наполеона напоминает: такой же низкорослый человечишко в серой солдатской шинели, воротник которой вздернут по причине холода повыше. Руки сцепил за спиной, сам вперед пригнулся. Треуголку чуть ли не на нос натянул, и глаз-то не видно. Мда, и впрямь Наполеон казарменного пошиба. А впрочем, мы все глядим в Наполеоны. До поры до времени, конечно.

Капрал Биду медленно обвел взглядом своих солдат. Словно искал кого-то конкретного. Возможно, жертву выглядывал, коей и посвятит все свое драгоценное внимание во время проклятой муштры.

Биду глядел точнехонько на Фаддея.

Все, сейчас начнется. Вот только пусть не ждет, Булгарин над собой потешаться не дозволит!

– Оружие к бою! – рявнул Биду, отпуская Фаддею особо зверский взгляд.

Фаддей молниеносно взял ружье наизготовку.

– Ты как ружье держишь? Это тебе не ложка! – с пренедовольным видом прорычал Биду.

Нормально он ружье держит, и пусть господин капрал не выдумывает. Биду сделал шаг к Фаддею.

– Ты как ружье держишь? Это тебе не ложка! Глазки Биду опасно прищурились. Кошачьи-то у него какие глаза. И сейчас сия кошка когти ему в морду-то и впустит. Ну, уж сего Фаддей точно терпеть не станет…

Булгарин медленно поправил ружье, так медленно, будто и не по приказу действовал, а по собственному соизволению!

Глаза у Биду вспыхнули, словно нутро раскаленной печки. Другой кто точно от страха в штаны бы наделал. Но не он. Пусть поймет маленький капрал, что среди его солдат есть один, не собирающийся танцевать под его дудку. Важно, очень важно сопротивление ему оказать – ради спасения собственной души важно. Он им тут не пушечное мясо!


…Через три часа с жуткой муштрой было покончено.

– Эх, парень, парень! – простонал у него за спиной Мишель. – Что за дурь у тебя в голове накипает? В первую же неделю так разозлить капрала! Ну, и что ты от того выиграешь? Неужели так хочется шпицрутены на собственной шкуре попробовать?

Он стащил с головы треуголку, метнул ее в сторону и бросился на кровать.

– Нет, не хочу, – вздохнул Фаддей. – И именно поэтому не позволю Биду надо мной издеваться. Хоть ты это и считаешь слабоумием. Никто не смеет издеваться над нами.

Мишель горестно покачал головой.

– Перестань! Я в этом хоре мальчиков пою дольше тебя, и вот что я тебе скажу: если хочешь уцелеть, делай, что тебе говорят! Тут любого сломают, и даже не заметят. Просто жри то дерьмо, которое тебе подсовывают, и про прежние привычки вольного студиозуса забудь.

Фаддей стащил с ноги сапог.

– Вот, с тобой они уже справились. Ты готов у них из рук дерьмо жрать. Но пойми, Мишель, – Булгарин зашептал отчаянно, – не хочу я здесь оставаться. Мне выбраться отсюда надобно, потому что я свою жизнь прожить хочу, а не маленького капрала, не Наполеона. Мне свобода надобна, а не то, что капрал тявкает.

Мишель закинул могучие руки за спину.

– Ага, и ты думаешь, что, цапаясь с Биду, попадешь на свободу, и стены казарменные пред тобой разверзнутся, аки море пред Моисеем?

Стиснув зубы, Фаддей стащил второй сапог.

– Нет, конечно, но если я с самого начала буду танцевать под его дуду, то уж точно никогда отсюда не выберусь! Пойми ты, Мишель, он ведь над нами специально издевается. Как будто крылья подрезает. А с подрезанными крыльями птаха точно из клетки казарменной не вылетит.

Мишель тоже с кряхтением принялся стаскивать сапоги.

– Может быть, – простонал он. – Но слишком уж дорого тебе расплачиваться придется. Ты ведь врагом не только чертового капрала сделаешься, но и всех своих сотоварищей против себя настроишь. Или ты думаешь, парень, им понравилось из-за твоих капризов бегать по плацу лишние три часа? Булгарин! Поверь, я тебе и в самом деле друг: не цапайся ты с этим негодяем. Если он не на твоей стороне, плохи твои дела. И уж тогда ты точно убежать не сможешь, да что там, даже подумать об этом не успеешь.

Сапог Мишеля слетел с ноги своего хозяина и приземлился ровнехонько под лежанкой Фаддея. Воняло от сапога так, что у Булгарина все внутренности перевернулись.

– Дижу был такой же, – заметил Мишель, стаскивая второй сапог. – Тоже не лизал капралу то место, на котором сидеть полагается. Он его ненавидел. И все ненавидели Дижу. Никто с ним не разговаривал. Я даже голоса его ни разу не слышал. Он как прокаженный был. Булгарин! Если хочешь уцелеть, не поступай подобно Дижу. Иначе ты сам уничтожишь себя собственными руками.

– Эй, Мишель! Потише! – приглушенным голосом произнес Фаддей. – Как раз Дижу-то и не дурак совсем! Что-то не вижу я его в казарме. Ау, Дижу! Он сейчас на свободе и может делать все, что ему заблагорассудится…

И тут Фаддей подскочил. Дверь в казарму распахнулась. Кто-то подслушивал их разговор! Биду? Нет. Слава богу, Цветочек. Всего лишь Цветочек, угловатый юнец с копной белокурых волос.

– Привет, негодяи, – весело поприветствовал он их, бросая треуголку на лежанку. – Братцы, – Цветочек повел носом, принюхиваясь, как собачонка в лесу. – К нам что, кошка забежала? Воняет-то как… А-ах!

Второй сапог Мишеля угодил ему прямо в живот.

– Мне же, может быть, обидно, когда ты высмеиваешь мои потные ноги, дурак!

Фаддей только головой покачал. Цветочек и Мишель – та еще парочка. Более разных людей во всей казарме не сыщешь. Цветочку, имя которого все уже позабыли, недавно исполнилось восемнадцать лет. Совсем еще юнец, молоко на губах не обсохло. Тоненький и высокий, как подпорка для фасоли. Белокурые волосы и личико молочного поросенка да пушок над верхней губой. А Мишель – полная противоположность Цветочка, хотя бы по возрасту. Уж он-то хлебнул жизни полной ложкой, возможно, даже слишком много хлебнул. Огромный, словно породистый бык. И настроение у него чаще всего просто отвратительное.

Цветочек уже оправился от меткого удара и вновь разулыбался.

– Я тут у маркитанки две новости узнал, – с самым таинственным видом сообщил он, плюхаясь на кровать. – Одну веселую и одну грустную. С какой начинать?

Мишель пробурчал что-то невнятное, перевернулся на живот и уткнулся лицом в кровать.

– Ясно, значит, с веселой, – невозмутимо оповестил Цветочек. – Слушай, Булгарин! – И, воровато скользнув взглядом по дверям, продолжил шепотом: – Как ты думаешь, чем занят вечером наш маленький капрал? Не знаешь? А я знаю: никак не может залезть на маркитанку Эльзу!

– Тихо ты, дурак! – проворчал Мишель, не поднимая головы. – Ты нам новости обещал, а все ерунду несешь!

– Ладно, слушайте: они поймали Дижу!

Фаддей подскочил на лежаке.

– Они… выловили его? – сдавленно ахнул он.

– Да, прошлой ночью.

– Где?

– Неподалеку от польской границы. На каком-то постоялом дворе. Он как раз похлебку себе заказал, потому что думал, что он уже…

На этот раз в живот Цветочку угодил сапог Фаддея.

– Не-ет! Только не это! – Цветочек пожал плечами. – Да не знаю я, где его поймали! Кроме того, что поймали, вообще ничего не знаю. Ночью.

– Они поймали его! – Фаддей вновь рухнул на лежанку. – Проклятые ищейки! Эти проклятые ищейки!

– Значит, и его взяли, – устало прошептал Мишель. – А ведь мы почти поверили, что ему удалось убежать. Да! Жаль! Жаль, милостивые государи!

– Что же они теперь с ним сделают? – спросил Фаддей.

Мишель, лихо присвистнув, провел указательным пальцем по горлу.

– Вот и подумай, что ты затеваешь!

Фаддей тоскливо глянул в окно. На улице царила кромешная тьма. Ветер отчаянно колотился в оконное стекло. Холодно, до чего же холодно: сквозь щели в рамах в казарму врывался ледяной воздух.

Значит, и у Дижу ничего не вышло. Верно, и в самом деле невозможно вырваться из казармы. Хотя… Вдруг это Дижу не повезло, вдруг он допустил какую-то ошибку…

Только не позволить им запугать себя! Бегство всегда возможно. Прочь из этого проклятого дома по производству смерти. Он не собирается принимать в этом участия. У него другие планы – ему домой надобно. Он хочет приносить пользу своему отечеству, а не убивать во имя жутких идей Наполеона. Лучше уж он женщин любить будет, а не в себе подобных стрелять…

Женщина. Как же здорово, когда за стенами казармы тебя ждет кто-то. Кто тоскует по тебе. Женщина, чья улыбка и есть самое дорогое твое воспоминание.

А у него и таких воспоминаний нет. Здесь у него вообще ничего нет. Здесь только безумные и униженные. Только мужчины, куда ни глянь. Всегда готовые принести смерть.

Сыны человеческие! Какое счастье, что бог додумался когда-то воспользоваться мужским ребром для создания женщины…

Но почему же этот самый бог заточил его здесь? Почему не дал добраться до родного дома? А может, бог просто позабыл о нем? Или в господние планы входила здешняя муштра во имя человекоубийства? И это и есть божье провидение? Вряд ли. Но что тогда? А если он отважится на бегство, будет ли это угодно богу?


…Наполеон надеялся на помощь Турции: по его мнению, она могла выставить стотысячную кавалерию для вторжения на Украину. Наполеон заранее послал в Стамбул опытных агентов Латур-Мобура и Андреосси, поручив им во что бы то ни стало склонить турок к военным действиям против русских. Да вот только из затеи ничего не вышло. Главнокомандующий Молдавской армии Михаил Илларионович Кутузов разгромил турецкую армию на Дунае. Султан теперь был готов к миру.

Узнав о подписании Бухарестского мирного договора, Наполеон вознегодовал. Причем весьма сильно.

– У этих болванов турок дарование быть битыми! – кричал он Талейрану. – Победа Кутузова так велика, что я предвидеть этого не мог!

И все же русские вооруженные силы по численности серьезно уступали силам наполеоновской армии. Да и устройство русских войск внушало серьезные опасения…