"Чаша Торна" - читать интересную книгу автора (Воронин Дмитрий)

Глава 11 НАЕМНИКИ. ПОГОНЯ.

— Хо-хо, а вот и мои друзья! — заплетающимся языком провозгласил Тьюрин, из чего мог быть сделан только один достоверный вывод. Гном, похоже, пьянствовал весь период их отсутствия, иначе нельзя было объяснить его состояние — напоить гнома дело весьма и весьма непростое.

— Приветствую, Тьюрин, — поздоровался Рон, опускаясь на скамью.

— Хорошо ли прошла ваша п… поездка? — слегка заикаясь, поинтересовался гном, протягивая лапищу к новой кружке эля. Брюхо его основательно раздулось, похоже, этих кружек туда было вылито уже превеликое множество.

Рон жестом подозвал хозяина таверны и потребовал пива — в горле першило от пыли. Сделав несколько жадных глотков, он перевел дыхание и кивнул:

— В некотором роде, дружище. Могло бы быть и лучше, но…

— Фее ани такие! — убежденно заявил гном, икнув. — Нихто, па-анимаешь, камандир, нихто не хо-тит ваевать… Я этих… ик… трусов уга-аваривал, я их золотом… ик… соблазнял. Ба-аятся, смер-рды!

— Слушай, Тьюрин, может, тебе пойти поспать? Мы завтра выступаем.

— Ты шо, думаешь, я пьян? Я не пьян. Я немного выпил… ик… са-авсем немного. И я хачу ишо. Эй, ты… у меня кружка уже сухая… а па-ачему, спраш-вается? А патаму, што здеся все трусы и… ик… лентяи. Даже кружку налить не хатят, зар-разы!

— Конечно, ты не пьян, почтенный гном, — миролюбиво сказал Рон, движением брови давая понять хозяину таверны, что больше наливать гному не следует. Тот, как будто давно ожидавший этой команды, с напускной деловитостью начал обслуживать других клиентов.

— Па-ачему мине не наливают? — обиженно поинтересовался гном, внимательно разглядывая пустую кружку в слабой надежде, что на дне еще что-то осталось. — Я щас обижусь. А ты знаешь, камандир, шо будет, ежели я обижусь? Вижу, не знаешь… я эту паганую таверну, Чар ее задери… по бревнышкам раскачу… Будут знать, жлобы, как пачтенного гнома… ик… пива лишать. Я им… па-кажу… смер-рдам… удумали… тоже… пива… им… жалко…

Рон подумал, что гном последние часы держался только за счет своего могучего организма да из стремления дождаться их возвращения. Теперь же, когда Тьюрин убедился, что его спутники живы и здоровы, сопротивляться выпитому он уже не мог, его речь становилась все бессвязней, пока он наконец не упал лицом на стол и не захрапел так громко, что все взгляды обратились в его сторону.

Рон кивнул Брику, и они вместе, подхватив низенького, но чудовищно тяжелого гнома, потащили его наверх, в комнату, где уложили подземного воителя на койку и оставили отсыпаться.

Им же еще предстояло сделать немало дел. Вьючные лошади, запас провизии, карты — много чего требовалось подготовить заранее, и командир, как самый опытный, и Брик, как самый молодой, отправились решать эти важные проблемы. Айрин же, как Рон и ожидал, заперлась в комнате, потребовав у хозяина таверны здоровенную охапку свечей, и снова углубилась в изучение своего сокровища, полностью отключившись от иных забот. Правда, прежде чем уйти, Рон позаботился о том, чтобы девушка хотя бы поела.

Сам он отправился к мэру — надо было объяснить ему, что охотиться на грифона больше не стоит.

* * *

Эти сны опять вернулись… Тьюрин уже начал было надеяться, что та боль оставит его, ну или хотя бы станет чуть помягче, не заставляя его кричать во сне и просыпаться в холодном поту. Со времени последнего кошмара прошло больше месяца. Да, пожалуй, уже больше — их встреча с толпой ходячих мертвецов, закончившаяся отчаянной стычкой, была еще зимой. Та драка, из которой он единственный вышел невредимым, дала облегчение, и он уже решил, что это навсегда.

И ошибся. Они снова вернулись — Тайрина и Твар…

Может, дело было в том, что он остался один. Друзья… ну, пусть не друзья, пусть просто спутники… в общем, Рон и остальные уехали искать этого своего грифона, а он остался совсем один, и не было ничего, что смогло бы отвлечь его от тягостных мыслей. В то, что Торном проклятые химеры окажут помощь их отряду, он не верил. Куда больше надежд он возлагал на людей и гномов, но все усилия пошли прахом: каким бы плохим оратором ни был сэр Сейшел, сам Тьюрин в этом искусстве был еще более далек от совершенства. У него ничего не вышло, что и следовало ожидать. Ничего не вышло… как и тогда, много лет назад…

Корона третьего колена подгорного племени лежала в мешке, надежно укрытая от посторонних глаз, но гном явственно ощущал тяжелый металл на своей голове. Корона… Эх, вернись она в этот мир раньше, вернись вместе с рассказом великого дракона — и многое бы изменилось. Они бы остались живы, Тайрина и Твар… его жена и его сын.

Народ, потерявший своего короля… Люди немало переняли от гномов, как, впрочем, и от других народов. Тьюрин слышал, что, если полк терял свое знамя, оставшихся бойцов разгоняли по другим частям, а название полка, сколь бы гордым и грозным оно ранее ни было, предавали забвению. Но эта традиция была лишь жалким подобием того, что обрушилось на третье колено, когда им не удалось обнаружить в подземных лабиринтах ни своего короля, ни его тело, ни на худой конец корону.

Ни один человеческий пария не испытывает такого унижения, такого всеобщего презрения, как гном, принадлежащий к «проклятому» роду. Даже сейчас, спустя столетия, это презрение осталось столь же бескомпромиссным, что и раньше. Гномы сильны своими традициями, даже когда они им же во вред. Третье колено было сильным родом, богатым — и в одночасье лишилось всего, тем самым ослабив и весь род гномов в целом, но кому до этого дело, если традиция требует подвергнуть виновных унизительной процедуре «отлучения от гор». И отлучение состоялось…

При всем притязании на всеведение люди многого не знают. Они рады, что гномы куют им оружие, строят им замки или просто участвуют в их войнах, зачастую вынося на своих плечах основную тяжесть битв. Какое им дело до того, что гномы идут на это только ради одного — чтобы быть хоть кому-то нужными. Пусть даже и людям — ведь соплеменники, не принадлежащие к проклятому роду, не скажут «отлученным» ни одного доброго слова, не откроют двери своих пещер, не пустят к столу даже умирающего от голода, а к очагу — замерзающего на их глазах. Традиции сильны…

Конечно, на людях гномы стараются не показывать свою боль — ни к чему простым смертным лезть в душу подгорному народу…

Тогда, много лет назад, их просто в очередной раз изгнали с насиженных мест. И никто не возмутился, никто не затаил обиду на соплеменников, потребовавших, чтобы «проклятые» освободили пещеры, чем-то приглянувшиеся королю шестого колена. Сильны традиции…

Зима… гномы, живущие у вечно горячего сердца земли, не любили холодов. И все же никто не возражал — собрали свой нехитрый скарб и ушли в снежную тьму, как требовал приказ. Ослушаться его было выше их сил, да они и не особо пытались, за века привыкнув и смирившись со своей долей вечно гонимого, презираемого рода. Они ушли во тьму, таща за собой повозки, неся на руках детей, которые не могли идти сами… Таких было немного, дети у гномов рождаются нечасто.

Тайрина несла сына на спине — ему было от роду всего шесть месяцев, но он был здоровым, крепким ребенком, и Тьюрин, шагавший рядом с женой, верил, что, несмотря на все невзгоды, сын вырастет и станет сильным и отважным… отважнее, чем он сам. Кто знает, скольким из гномов приходили в голову крамольные мысли о несправедливости древних законов, о том, что времени давно пора заставить Песнь измениться… но даже те из них, кто хотя бы задумывался над этим, идя против собственной сущности, не решались не то что действовать — даже произносить дикие мысли вслух.

Молчал и Тьюрин, хотя это было и нелегко ему, отцу одного из немногих маленьких детей их ветви проклятого рода, крошечной ветви — их было всего около сотни, да и большинство — женщины. Мужчины уходили к людям, уходили на заработки, как бы ни было стыдно им в этом признаваться даже самим себе. Гномы шли на поклон к людям…

Они не любили зиму и боялись ее, боялись снежных буранов, непроглядной тьмы, пронизанной холодом и жгучим ледяным ветром, так не похожей на уютные, щедро освещенные негаснущими факелами пещеры. Они не умели находить дорогу в снежных заносах — кто знает, когда и где разминулись их пути, но это свершилось, и маленькая кучка дрожащих от холода гномов, среди которых было всего двое мужчин, отбилась от основного отряда и окончательно заплутала среди сугробов. Когда же стало ясно, что дороги они не найдут, Фардан, старший среди них, приказал ставить палатки — следовало ждать утра, хотя бы и с риском замерзнуть.

Утро пришло, солнце окрасило снег в розовые тона, чистый, девственный снег, лишенный даже намека на дорогу, которой ушел отряд изгнанников. Им оставалось лишь брести куда глаза глядят, утопая в снегу чуть ли не по пояс, питая слабую надежду выйти в долину, подальше от этих сугробов, поближе к людскому жилью.

Пещеру первым заметил Фардан — он шел впереди, как и подобает сильнейшему, и зияющий тьмой провал принял под свои своды кучку путников. Пещера оказалась глубокой, очень глубокой — и Тьюрин с одобрением и даже радостью выслушал приказ Фардана: «Остаемся!»

Да, здесь можно было жить… так показалось с первого взгляда. Они спустились вниз уже на сотню локтей, становилось теплее, и жизнь снова начинала казаться не такой уж и безысходной. А потом они повернули за очередной угол, и пламя вечных факелов вырвало из тьмы лица… много лиц — людских, мужских и женских, молодых и старых, — но странных, бледных, как будто совсем лишенных крови. Наверное, так оно и было…

Люди стояли рядами, в опущенных руках были зажаты мечи и топоры, тела одних затянуты в кольчуги, других были в поношенных тряпках, сверкающих прорехами, а у кого-то торсы и вовсе были обнажены. Холод не давал мертвым телам разлагаться, и они так и стояли здесь, поставленные неизвестно кем и с какой целью. Стояли, равнодушные к столпившимся перед ними гномам, и отблески факелов играли на их белой, мерзлой коже.

А потом, как по команде, люди открыли глаза, вскинули оружие и шагнули вперед…

Даже могучие гномы, знатоки секиры, непревзойденные бойцы, не имели в этом бою никаких шансов. Для чего зомби были оставлены в этой промозглой пещере, какая злая сила вдохнула в них подобие жизни — того никто не знал, да и вряд ли когда это станет известно. В вечном холоде они могли стоять и неделю, и год, и век… Но пламя факелов пробудило их к жизни, и снова проснулось извечное стремление мертвых убивать всех, кто еще жив.

Тьюрин видел, как пал Фардан — пал одним из первых, выигрывая соплеменникам несколько мгновений жизни. На гномах не было ни кольчуг, ни несокрушимых панцирей — нужны ль они среди снегов. Сталь нашла его тело, и толпа зомби сомкнулась над воителем, а затем двинулась к другим жертвам. Отступать было некуда, мертвенно-бледные фигуры перекрыли единственный выход, оставалось одно — биться до последнего.

Тьюрин успел натянуть кольчугу и нахлобучить отцовский шлем. Он не считался среди своих хорошим бойцом, но безвыходное положение способно и ягненка сделать волком, и он дрался с холодной расчетливостью опытного воина, хотя его удары зачастую и были неловкими и неумелыми. А за его спиной была Тайрина, прижимающая к груди сына.

Они еще держались, и гора шевелящихся обрубков у его ног все росла — остальных уже задавили числом, да женщины и не умели толком драться, они лишь неловко отмахивались ножами, которые были нестрашны мертвым врагам. Одну за другой их пронзали мечами, срубали ударом топора или поднимали на короткое — каким только и можно действовать в не слишком просторной пещере — копье.

А Тьюрин был все еще жив, и его топор, делая очередной замах, обрушивался на голову или торс ближайшего противника, легко рассекая слегка промороженную плоть. В какой-то момент он даже поверил, что им удастся выбраться из пещеры, но…

Он услышал за спиной тихий вскрик и мгновенно обернулся… Тайрина уже валилась навзничь, из ее груди торчало острие копья, пробившего тело насквозь. Даже не так — копье пробило два тела… сразу два… женское и маленькое, хрупкое, прожившее на этом свете шесть недолгих месяцев…

Он не помнил, как выбрался из пешеры, потом, когда его нашли посланные на поиски родичи, обнаружилась и страшно выщербленная секира, и кольчуга, изодранная вражеской сталью, оставившей немало рубцов и на теле… И перегороженная обвалом пещера, стены которой носили следы чудовищных, невозможных даже для гнома, ударов. И даже белая рука, торчавшая из-под огромных камней, все еще скребущая ободранными до костей пальцами…

С тех пор ему часто снился этот сон: падающая фигура и копье, навылет пробившее сразу два тела… И в те ночи тишину прорезал жуткий звериный вопль, наводящий ужас на спутников Тьюрина, если на тот момент они у него были.

Все эти годы он искал их — зомби и вампиров, оборотней и прочую нечисть, искал, чтобы изрубить на куски, чтобы хоть несколько ночей не видеть умирающей Тайрины… Он надеялся, что когда-нибудь, когда счет перевалит за сотню… или за тысячу… он увидит другой сон, увидит Тайрину живой, увидит Твара, тянущегося к материнской груди. Надеялся, что этот добрый желанный сон станет для него наградой, знаком того, что он сделал все, что мог, и что настала его пора присоединиться к жене и сыну там, куда уходят навсегда.

Но рано или поздно кошмар возвращался. И выход был один — снова искать врага, снова сжимать в руках секиру, снова крошить на мелкие куски не ведающих боли и страха мертвецов, в которых чья-то злобная сила в очередной раз вдохнула подобие жизни.

Или, если врага рядом нет, лить в глотку вино и пиво в надежде, что затуманенный разум провалиться в забытье без сновидений. Поэтому к моменту возвращения командира и его спутников Тьюрин был пьян до потери пульса…

Судьба сжалилась над ним — в эту ночь Тайрина не пришла.

* * *

Выехали рано. Айрин клевала носом, гном сохранял угрюмое молчание, вызванное стыдом за вчерашнюю пьянку и дикой головной болью.

Последние возделанные участки земли уже давно скрылись за спиной, дорога все так же петляла меж поросших молодой травой холмов. Солнце стало приближаться к зениту, когда в небе появилась маленькая черная точка. Точка все увеличивалась, пока не превратилась в мерно машущее крыльями странное создание.

— Почтенный Тьюрин, к нам летит грифон, — быстро сказал Рон, заметив, что гном, подобравшись, тянется к рукояти секиры, — Пожалуйста, оставь оружие, он этого очень не любит. Друзья, придержите лошадей.

Грифон шумно приземлился, еще несколько раз взмахнул крыльями для удержания равновесия, поднимая пыль, и вдруг совершенно по-человечески чихнул:

— Уф… доброе утро… вернее, добрый день, путники.

— И тебе доброго дня, Флар, — почтительно склонил голову рыцарь.

— Этот день недостаточно добрый. — В голосе грифона сквозила озабоченность. Рон заметил, как увенчанные когтями пальцы орлиных лап судорожно сжались. — Я видел вашего некроманта. Он теперь не один.

— У него появились спутники?

— Угу, да еще сколько. Думаю, не менее двух-трех сотен. Зомби.

— Зомби… так много? Вот проклятие, я и не ждал…

— Похоже, он основательно подготовился к походу, — буркнул грифон. — У меня начинает появляться беспокойство. Да, и еще… он захватил караван и перерезал стражу.

— Караван? Зачем это ему? — удивленно спросила Айрин.

— Откуда я знаю…

— В еде зомби не нуждаются. Если некромант напал на обоз, значит, там было нечто ему необходимое. А что такое особенное может ему понадобиться, что он счел возможным преждевременно привлечь к себе внимание?

— Оружие, — мрачно заявил Тьюрин.

— Оружие… вполне возможно. Уважаемый Флар, позвольте спросить, далеко ли до того места?

— Для ваших кляч? — Грифон скептически оглядел лошадей. Не то чтобы лошади были плохи, скорее король воздуха просто презрительно относился ко всему, что не может летать. — Три дня пути, может, и больше.

— Тогда нам следует поторопиться. Вы не покажете дорогу? У нас есть карта этих мест.

— Что люди понимают в картах? — все так же презрительно бросил грифон. — Что может знать о карте существо, не способное взглянуть на землю с высоты? Ладно, показывайте, что у вас там.

С точки зрения Рона, карта была не такой уж и плохой. Не тот шедевр, что был куплен им ранее, другая, более схематичная, но охватывающая куда большую территорию. Пожалуй, карта была единственным ценным приобретением, сделанным в Кадрусе, да и то Рон, по сути, отобрал ее у мэра, воспользовавшись привилегиями благородного рыцаря. Отобрал почти силой — мэр визжал, что это единственный экземпляр, и вообще не имеющий цены. Рон же просто содрал карту со стены и молча вышел, и без того обозленный препирательствами. Грифон долго разглядывал карту, затем небрежно ткнул когтем, и только реакция Рона спасла пергамент от здоровенной дыры.

— Здесь. Мда-а… в этой вашей мазне нелегко разобраться.

Рыцарь огорченно вздохнул — если судить по карте, тут было дней пять пути, не меньше. Хорошо грифону, ему наплевать на горы, леса и прочие препятствия, которые всадникам предстояло огибать. К тому же кратчайший путь лежал через небольшой горный хребет, пользовавшийся дурной славой — даже на карте в этом районе было нарисовано змеевидное крылатое существо, напоминающее путнику, что места эти небезопасны. Правда, виверн давно уже не видели, но это ни о чем не говорило — эти злобные твари нападали обычно только на одиноких путников и не оставляли свидетелей.

— Что скажете, друзья?

— Виверны… — протянула Айрин. — Не слишком приятная перспектива.

— Да этой карте, может, лет сто! — пожал плечами Брик. — Может, они все там давно передохли. А объезжать далеко?

— Не очень, но пару дней мы потеряем.

— Прорвемся, — хмуро бросил гном. Настроение у него сейчас было соответствующее, он жаждал хорошей драки. Рону, конечно, были неизвестны причины этого, но он и не задумывался на этот счет — не все ли равно, что движет опытным воином, важен результат.

— Я согласна с почтенным Тьюрином, — пожала плечами Айрин. — Я, конечно, с вивернами не сталкивалась, но в книгах читала, что они трусливы и на сильный отряд не нападут.

— Это вы-то сильный отряд? — хмыкнул грифон, но девушка проигнорировала этот выпад.

— К тому же я все-таки волшебница, а вы — воины. И мне кажется, что может оказаться прав Брик. Последний раз виверну видели лет двадцать назад, да и то далеко от этих мест. Карта действительно стара!

— Если вы влипнете в историю, я вам помогать не намерен, — желчно вставил грифон и, не соизволив попрощаться, взмахнул крыльями, оторвался от земли и умчался к облакам.

— А мы и не рассчитывали, — бросил ему вслед Рон. Пренебрежительное отношение монстра временами порядком его раздражало.

Отряд двинулся к горам, видневшимся на горизонте…

* * *

Если бы сэру Сейшелу понадобилось устроить засаду, то лучшего места он, пожалуй, не нашел бы. Вроде никаких причин опасаться чего бы то ни было, и все же при взгляде на узкую неглубокую лощину, по которой им предстояло ехать, у рыцаря мороз пошел по коже.

День только начинался, когда они вступили в предгорья. Дорога была достаточно широкой, но порядком запущенной — это, впрочем, не было удивительным. Независимо от того, действительно ли здесь водились виверны или это только досужий вымысел, местные жители наверняка предпочитали кружной путь. Не из боязни, просто эта дорога здесь (нет, ей, пожалуй, лучше подходило название «тропа») не слишком подходила для телег, только лошади могли уверенно ступать да пешеходы, конечно, прошли бы, но кружной путь был и спокойней, и ненамного дольше, к тому же на всем пути встречались и таверны, и неглубокие речушки, где можно было без проблем напоить лошадей и напиться самим. Да и всегда можно было примкнуть к обозам, которые даже в мирное время обычно имели хоть какую-нибудь охрану.

Единственной причиной, почему Рон повел отряд именно сюда, в горы, была нехватка времени. Они, хотя и весьма приблизительно, представляли место, куда направляется некромант со своей армией, и понимали, что настичь его будет очень непросто. Конечно, зомби передвигаются не быстрее пешего путника, зато не знают усталости и могут делать огромные дневные переходы, поэтому даже одного дня терять было нельзя.

И все же сунуться в горы на ночь глядя они не рискнули — это могло оказаться слишком уж опасным, и они заночевали у самого подножия. Хребет был невысоким, и Рон рассчитывал, что к середине завтрашнего дня они будут уже на той стороне, сэкономив по меньшей мере двое суток. Да и карта им помогала: очередные едкие саркастические замечания грифона, не желавшего хоть сколько-нибудь щадить чужие чувства, все же существенно дополнили ее, в том числе и в части, касающейся завтрашнего маршрута.

И вот теперь они стояли у входа в лощину, и командира терзали смутные сомнения. Путь к обходу преграждали скалы, если и не слишком высокие, то крутые. Может, пешком там и можно было пройти, но провести лошадей — нечего и думать. Тропа вилась по дну распадка, с обеих сторон к ней вплотную подступал ельник, достаточно густой, чтобы в нем можно было без помех спрятать целую армию. То, что вчера Флар здесь никого не видел, не означало, что и сегодня будет столь же тихо.

Рону доводилось участвовать в военных кампаниях — в юношеском возрасте в роли оруженосца, позднее — в качестве наемника. Он привык доверять интуиции, было по крайней мере несколько случаев, когда он остался жив исключительно благодаря обостренному чувству опасности, и сейчас именно это чувство жгло ему душу.

Он пытался найти хоть какое-нибудь объяснение — и не мог. Убеждение, что впереди их ожидала засада, ни на чем не основывалось. Во-первых, дорога слишком заброшенная, чтобы на ней хозяйничали грабители, они здесь с голоду помрут. Да и никакой бандит, если он только не выжил из ума, рискнет напасть на Пламенную волшебницу. Стоило этому отребью увидеть магический амулет, как каждый старался стать тише воды, ниже травы, лишь бы случайно не разозлить его владельца. Правда, вспомнил он, встречаются люди попросту необразованные. Во-вторых, еще вчера путники и сами не знали, что поедут именно этой дорогой, следовательно, не могли знать этого и те, кто мог услышать их разговоры в городе. Конечно, внимание они к себе привлекли, с этим не поспоришь — каждый в меру наблюдательный человек мог без труда понять, что деньги у четверки водятся, и немалые. Но чтоб вот так предугадать маршрут и подстеречь — сомнительно.

— Шлемы, оружие… Айрин-сан, заряжай свое чудовище.

— Командир, ты что-то видел? — поинтересовался Брик, нахлобучивая шлем и картинно извлекая из ножен меч.

— Нет. Но дорога эта мне не нравится.

Отряд медленно двинулся вперед, вступая в распадок. Вокруг царила непривычная тишина, которую нарушал только стук копыт да фырканье лошадей. Все разговоры прекратились, каждый внимательно смотрел по сторонам, сжимая в руке оружие.

Мимо проплывали стройные ели, но там, за их стволами, ничего не шевелилось, ничего не представляло угрозы, и все же Рон чувствовал все нарастающее беспокойство. Если б не тревожные мысли о засаде, это место можно было бы назвать очень красивым — изумрудная трава, величественные вечнозеленые красавицы, не изуродованные, как это часто бывает в горах, постоянными ветрами, воздух — чистый и свежий, ароматный, такой бывает в лесу только утром, до того, как солнце прогреет его, лишив пьянящего божественного вкуса…

Они прошли уже почти всю долину, когда тревога начала неохотно отпускать его. Все вокруг было спокойно. Тропа, ведя к перевалу, постепенно переходила в резкий подъем — не настолько, впрочем, резкий, чтобы спешиваться. Наконец последние ели остались позади, и через несколько минут они выбрались на ровную каменистую поверхность. Рон, облегченно вздохнув, бросил клинок в ножны.

А спустя несколько секунд на них напали.

Казалось, сам воздух вокруг них превратился в смесь когтей, клыков и хлопающих крыльев. Рон только успел крикнуть, чтобы его спутники спешились, и метнулся из седла на землю — огромные когти щелкнули там, где еще мгновение назад находилась его голова, и длинная змееподобная тварь злобно завизжала, упустив добычу.

Виверн было всего три, но для четверых путников этого могло оказаться более чем достаточно. Безжалостные создания, начисто лишенные инстинкта самосохранения, были вечно голодны — при их размерах им было необходимо мясо, и в больших количествах. Четверо путников, восемь лошадей — богатая добыча, и виверны, если бы смогли, положили бы их всех, чтобы потом по крайней мере неделю обжираться начавшим смердеть мясом.

Тварь изогнулась в воздухе, выходя на новый круг. Краем глаза Рон увидел, что одной из вьючных лошадей не повезло — виверна на лету оторвала ей голову, как могла бы оторвать голову и ему самому, и, восторженно трубя, заглотнула ее целиком. Обезглавленное туловище лошади еще несколько мгновений стояло, пошатываясь, кровь фонтаном била из разодранных артерий, затем животное рухнуло во все увеличивающуюся темную лужу и забилось в последних конвульсиях.

На Рона, хлопая крыльями, надвигалось тысячефунтовое тело с открытой огромной пастью, усаженной рядами страшных зубов. Длинные, с локоть, когти были готовы схватить добычу. Рыцарь вскочил на ноги и сжал меч двумя руками, осознавая всю ненадежность этого оружия против летающего монстра. И все же у него были шансы — виверна, безусловно, хорошо летает и прекрасно чувствует дистанцию, это ее и погубит.

До столкновения оставались секунды, и Рон с удивившим его самого хладнокровием отметил, что тварь летит именно так, как он и предполагал. А в следующее мгновение он опрокинулся на спину, одновременно с силой нанося удар и молясь, чтобы меч не выскользнул из его рук.

Когти просвистели в нескольких пальцах от его головы, но виверне повезло меньше — меч рыцаря достал-таки ее брюхо. Она издала жалобный вой и попыталась извернуться, чтобы увидеть, почему ее тело горит огнем, и морда ее уткнулась прямо в выпадающие из разреза кишки. Жуткий голод виверны затмил то, что можно было с трудом назвать ее разумом — челюсти впились в кровоточащую массу и принялись рвать ее, стараясь как можно быстрее набить утробу. Комок мышц, крыльев и челюстей, пожирающий сам себя, рухнул на камни, разбрызгивая вокруг кровь и клочья внутренностей.

Рыцарь встал на ноги, но внезапно получил чудовищный удар по голове, если бы не шлем, он был бы убит на месте — арбалетный болт, без усилий пробивающий доспехи, лишь расплющился о сталь шлема, но опять бросил рыцаря на камни. Беспамятство длилось мгновение — он тут же вскочил и увидел новых противников.

Из-за скал выбегали люди… странные люди. Вооруженные как попало, в основном дубинами, и одетые в необычные халаты, замызганные и не раз чиненные. Разглядывать сей наряд внимательно времени у Рона не было, но что-то на них было вышито. Впрочем, спустя несколько секунд ему было уже не до того — его меч скрестился с первой дубиной и намертво завяз в ней, едва не вырвавшись из рук воина. Противник, давно не мытый и нечесаный верзила, ростом не уступающий Черному Барсу, был, пожалуй, раза в два тяжелее. Он с восторгом зарычал, поднимая дубину для смертельного удара, и в этом вопле не было ничего человеческого. Однако ему следовало бы подумать, если его башка вообще была предназначена для чего-то, кроме поглощения пищи, что он связался с опытным воином — грудь врага на мгновение оказалась открытой и Рону этого вполне хватило.

Выдернув из все еще вздрагивающего тела кинжал и снова получив свой меч, он бросил взгляд на поле боя. Еще двое в халатах лежали ничком — стрелы из арбалета Айрин, которым орудовал Брик, прошили их насквозь. Невдалеке, отчаянно коптя, догорала туша виверны — Айрин сожгла ее прямо в воздухе и сейчас пыталась достать последнюю тварь, но та предусмотрительно сохраняла дистанцию, уворачиваясь от огненных шаров и, по всей видимости, не оставляя мысли о нападении. Гном вовсю рубился сразу с четырьмя противниками — за него Рон был спокоен, справится.

А вот Брику пришлось туго. Отбросив разряженный арбалет, он выхватил меч и сцепился с одним из нападающих. Спустя мгновение меч серебристой рыбкой вылетел из рук юноши, а сам он, получив удар дубиной в плечо, грохнулся на землю.

Рон, не задумываясь, метнул кинжал левой рукой почти без надежды попасть. Он неплохо владел левой, но расстояние было великовато, да и кинжал не предназначался для бросков, это было тяжелое боевое оружие, оснащенное массивной крестовиной, способное блокировать удар меча. Он все же попал, правда, не так, как хотелось бы — рукоять ткнула разбойника в спину, и тот обернулся к Рону, на время позабыв о поверженной жертве. Не дожидаясь, когда бандит передумает, рыцарь бросился к нему.

Нападавших было много, но дрались они даже хуже, чем обычные крестьяне, у тех часто случаются веселые потехи, когда двое охаживают друг друга палками. Эти же, казалось, схватились за дубины первый раз в жизни. Правда, о собственной шкуре они почти не думали, и в какой-то момент у Рона даже мелькнула мысль, что перед ним зомби, мелькнула и тут же исчезла. Зомби не валятся на землю от одной-единственной стрелы… да и вообще от стрел, будь их хоть полсотни.

Выдернув меч из очередного врага, Рон оглянулся и оторопел. К Айрин приближались трое. Девушка, захваченная поединком с летающей тварью, не видела их, а их разделяли уже считанные шаги.

— Айрин, сзади! — заорал он во всю глотку, бросаясь на выручку и понимая, что не успеет.

Его помощь не понадобилась — услышав его крик, девушка оглянулась и резко дернула рукой. Все трое нападавших, как будто получив удар огромного невидимого кулака, отлетели назад. Один остался лежать неподвижно — ему, видимо, досталось больше всех, но двое других все-таки с трудом поднялись. Волшебница вытянула перед собой руки, и с ее пальцев сорвались два сияющих пламенных шара. Стремительно преодолев расстояние до бандитов, они ударили им в грудь, превратив обоих в факелы. Над скалами повис дикий, звериный вопль заживо сгоравших людей. Но и Айрин порядком досталось — первое заклинание забрало слишком много сил, девушка упала на колени в изнеможении, не видя, что делается у нее за спиной. Последняя оставшаяся в живых виверна незамедлительно воспользовалась ситуацией и атаковала. Внезапно сверху на нее свалилась огромная туша, могучие когти впились в бока твари, а грозный клюв быстрым ударом перебил ее позвоночник…

* * *

— Это «крылатые братья», — уверенно заявил Рон, разглядывая хламиду одного из убитых.

Грязная ткань, пропитанная к тому же кровью, все же позволяла рассмотреть грубый рисунок, не вышивку, как ему показалось вначале, а намалеванный краской. Угадывались крылья, когти и длинный хвост, но вместо оскаленной пасти было изображено жалкое подобие человеческой головы. К спине было пришито что-то вроде крылышек.

— Они совсем не умеют драться, — заметил гном, сидящий на камне и правящий свой топор. — Зачем только полезли?

— Они бы и не полезли, — все еще тяжело дыша, ответила Айрин, привалившаяся спиной к камню. Волшебница слишком много сил вложила в заклинание, и теперь ей требовалось время на отдых. — Мы же у них на глазах убили их бога…

— Хорошо, что у них был всего один болт к арбалету. Иначе здесь, на открытой местности, они могли бы нас перестрелять, как цыплят.

— Они же не воины, — пробормотала девушка. Говорить ей было еще тяжело, но и молчать она не собиралась. — Подождали бы, пока виверны разделаются с нами, потом собрали бы наше добро… Я много слышала о них, эта секта почитает виверн как внуков самого Торна… Ну, в том смысле, что драконы — его дети, а виверны, следовательно, внуки.

— Их объявили вне закона, — заметил Рон.

— Почему? — спросил Брик, и рыцарь усмехнулся, глядя на перевязанное плечо юноши, дескать, ответ вот он, прямо под стягивающей руку повязкой.

— Сами по себе они не опасны, — ответила за Рона Айрин. — Но мало того что они выращивают виверн, так еще и жертвы им приносят, пока те слишком малы, чтоб охотиться самостоятельно. Ладно, когда речь о козленке или теленке, но они искренне считают, что виверны достойны самого лучшего, и время от времени жертвуют им самих себя.

— Так ли уж это плохо? — Случайно задев поврежденное плечо, Брик скривился и чуть не зашипел. Заклинание, избавляющее от боли, требовало, помимо знаний, обеих рук, а вот рука-то у него как раз и не действовала. — Ну, сожрали бы виверны своих почитателей, туда им, уродам, и дорога…

— Не все так просто, мой мальчик, — печально улыбнувшись, ответил Рон, делая вид, что не заметил, как вспыхнул юноша при таком обращении. — Раз попробовав человеческого мяса, виверны потом будут охотиться на людей всю жизнь. Собственно, как и большинство других хищников… только они не в пример опаснее, скажем, волка или даже медведя.

— Рон, кажется, я уже могу… помоги мне встать, — попросила Айрин, убедившись, что сама подняться она не в состоянии.

— Стоит ли?

— Да, стоит… Ну же, давай.

Он легко подхватил ее на руки, не торопясь ставить на землю. Рука девушки обхватила шею рыцаря, и он почувствовал, как сердце забилось в его груди. Для чего Айрин понадобилось вставать, он понял без слов. Не выпуская ее из рук, он подошел к грифону, увлеченному трапезой — клюв выдирал из туши поверженной виверны огромные куски мяса, которые грифон тут же с видимым удовольствием глотал.

— Я хочу поблагодарить тебя, могучий Флар… — Волшебница пыталась говорить громко, но сил на это у нее было еще недостаточно, поэтому в первый момент Рону показалось, что грифон не расслышал.

Проглотив еще один кусок, грифон выпрямился, золотистые глаза уставились на волшебницу. Окровавленный клюв раскрылся.

— Неужели сания думает, — в голосе сквозила насмешка, — что я беспокоился о ее здоровье? Я беспокоился об обеде, не более того.

— Ну да, об обеде… — хмыкнул Рон. — Я смотрю, тут навалено мяса более чем достаточно.

— Ты подвергаешь сомнению мои слова, человек? — В голосе грифона отчетливо послышалась угроза. — Я не питаюсь падалью. Я охотник и ем только свою добычу. Это, надеюсь, ясно?

— Конечно, могучий Флар, — кивнул Рон. — Конечно, ясно. Тем не менее прими нашу искреннюю благодарность за спасение Айрин-сан от верной гибели. Даже если в тот момент ты об этом не думал.

— И благодарности ваши мне не нужны, — фыркнул грифон. — И вообще, я тут, видите ли, обедаю. Не могли бы мы отложить разговоры на потом?

Если бы речь шла о человеке, Рон бы голову дал на отсечение, что грифон покраснел до корней волос. Разумеется, без причины злить грифона не стоит, но рыцарь был убежден, что Флар и в самом деле сознательно пришел на помощь человеку, а теперь в душе укоряет себя за это благое дело, не вяжущееся со строгим приказом Совета грифонов, ограничившим его функции только наблюдением.

* * *

В любом случае дальше двигаться было нельзя. Брик скрипел зубами от боли, и помочь ему могла только Айрин, сама находившаяся в полуобморочном состоянии и нуждающаяся в отдыхе. Решив не ждать, пока волшебница придет в себя настолько, что сможет применить что-нибудь из известного ей арсенала лечебных заклятий, гном прибегнул к народному, хотя и вполне действенному средству: влил раненому в горло чуть не кварту крепкого вина, предусмотрительно приобретенного им в городе. Юноша заснул.

Они потеряли двух лошадей и большую половину запасов провизии. Мешки с едой были навьючены на невысокую, но крепкую, выносливую лошадку, однако той крупно не повезло — пылающая туша виверны, сбитой волшебницей, рухнула прямо на бедное животное. После чего мешки, смятые в лепешку, пропитанные кровью и виверны, и самой лошади, закопченные и местами сильно обгоревшие, уже ни на что не годились, как и их содержимое.

Грифон улетел, закончив трапезу и, как показалось Рону, жутко страдая от глубокого душевного конфликта. Сам рыцарь вместе с гномом перетащил тела убитых в найденную неподалеку яму, а затем забросал их землей. Первое время он всерьез опасался, что где-то в скалах засели другие члены «Крылатого братства», но вокруг было тихо, видать, эта группа была относительно немногочисленной. С трупами виверн и лошадей они ничего делать не стали — с этим вполне могут разобраться и падальщики, когда люди отсюда уйдут.

К вечеру Айрин немного оправилась и смогла заняться плечом Брика. Магия исцеления, никаким боком, казалось бы, не относящаяся к пламенному факультету, тем не менее была девушке знакома, и Брик избавился наконец от боли. Правда, даже подстегнутая магией, рука будет бездействовать еще день, а то и два, но спасибо и на том — на обычное выздоровление ушло бы, пожалуй, с полмесяца.

Ночевать решили здесь же — даже если где-то в окрестностях и остались виверны, то ночью они имели привычку спать, и путникам с этой стороны ничего не грозило. Рон, как обычно, взял на себя первую стражу, зная, что все равно не заснет. Айрин привычно пристроилась у костра рядом с ним. Она все еще была слаба, но спать ей не хотелось, поэтому она просто прижалась к Рону и молча смотрела на огонь…

— Айрин, я хочу спросить. Как получилось, что ты так выдохлась?

— Переусердствовала слегка. Знаешь, каждое заклинание расходует немного Силы…

— Я не понимаю. Сила она или есть, или ее нет…

— Я не о том. Когда люди говорят о Силе, они подразумевают магические способности вообще. Мы же имеем в виду нечто другое. Маг постоянно имеет в запасе какое-то количество энергии, которое тратится на заклинания. Если эта энергия иссякает, начинают расходоваться жизненные ресурсы. Мой запас оказался недостаточным, к тому же увлеклась, пытаясь подстрелить эту тварь, и слишком быстро израсходовала все, что имела. А когда ты крикнул, я… испугалась… и…

— И вложила в удар слишком много?

— Да. В тот момент я не успела подумать, просто ударила изо всех сил.

— Ты могла умереть?

— Конечно, если бы они до меня добрались…

— Я не о том. Может произойти так, что заклинание заберет больше жизненной энергии, чем у тебя есть?

Она надолго задумалась, затем нехотя ответила:

— Может… Тогда я, наверное, умру. Но это маловероятно… Скажем так: ни одно заклинание не требует столько энергии, сколько есть у человека. Даже самое сильное заклинание хоть немного да оставит.

— А два, три подряд — они же вычерпают тебя…

— Нет, Рон, ты не понимаешь. Два заклинания нельзя делать одновременно. Если первое отнимет слишком много сил, я просто лишусь сознания. И не смогу произнести второе… Я имею в виду серьезные заклинания, на которые нужно время.

— А как эта ваша Сила… ну, как ее восполнить?

— Обычный запас довольно просто. Можно черпать ее откуда угодно: от земли, от солнца… А вот жизненная энергия — прости, Рон, я понимаю, что создала проблемы, но я восстановлюсь только с течением времени. Сутки, двое… я точно не знаю.

Собственно, Рон узнал все, что хотел. Значит, рассчитывать на помощь волшебницы в реальном бою можно только до определенного предела. Стоит ей выдохнуться, и девушку можно будет брать голыми руками, а допускать этого нельзя ни в коем случае.

Пальцы Айрин дотронулись до его руки:

— Расскажи, как ты стал наемником? Если это не секрет…

— Да какой уж тут секрет… — хмыкнул он. — Обычная история. Если уж хочешь…

* * *

Его семья всегда была бедной… ну, или, скажем, стесненной в средствах. В тот год им особенно не повезло — казалось, все земные напасти навалились сразу, не давая передышки, не успевали хоть чуть-чуть оправиться от одного удара, как получали следующий. Никто не знал, за что Торн так ополчился на Сейшелов, но факт остается фактом — соседи уже начинали думать, что над потомками древнего рода нависло проклятие. Временами они и сами так думали.

Сэр Руперт Сейшел, владетель замка и пяти маленьких деревень, время от времени плативших своему господину кое-какие налоги, позволявшие сводить концы с концами, скончался поздней весной. Охота, одна из немногих радостей, которые у него еще оставались, доконала старого рыцаря — столкнувшись в лесу с диким кабаном, он оказался менее быстрым и менее сильным.

Миледи Тина Сейшел, оплакав супруга, справила ему пышные похороны — слишком пышные, если исходить из ее финансового состояния. Но вечное, и не всегда благое, стремление не ударить в грязь лицом заставило вдову не обращать внимания на расходы.

Спустя месяц выпавший среди лета град, побивший поля и лишивший ленников последних надежд на приличный урожай, вынудил миледи снова заглянуть в давно уж показывающие дно сундуки, громко именующиеся сокровищницей. Разумеется, господин в трудную минуту должен помочь своим ленникам, если хочет и впредь получать налоги, иначе они вымрут от голода. Правда, злые языки утверждали, что немало было и тех, кто, не нуждаясь в помощи, изрядно нажился на полном неумении миледи вести финансовые дела. Как бы то ни было, но дело было сделано — сундуки практически опустели.

Прошел еще месяц или чуть больше. Стоял август — жара этим летом выдалась неслыханная, ручьи пересыхали, поля желтели, тут и там вспыхивали лесные пожары, да и крестьянские дома горели с той же готовностью. В один далеко не прекрасный день вспыхнул пожар и в замке — а старый, порядком осыпавшийся ров, которому полагалось быть заполненным водой, оказался сух, — и пришлось ошалевшим слугам таскать воду из колодца, расположенного во дворе… В огне были уничтожены пристройки к замку, но самым ужасным было то, что, задохнувшись в дыму, погибла миледи Сейшел.

Рон, еще не оправившийся после смерти отца, похоронил и мать. Замок, и так не славившийся благополучием, постепенно приходил в совершенный упадок. Росли долги, постепенно превращаясь в серьезную проблему — о восстановлении замка уже не могло быть и речи, денег не хватало даже на самые насущные проблемы.

Однажды слуга доложил, что группа людей ожидает немедленной встречи с молодым владельцем замка Сейшел и что люди эти очень настаивают. Это были кредиторы.

Чудом ли Рону удалось выкрутиться из щекотливой ситуации с наименьшими потерями, но ему это удалось. Правда, в число наименьших потерь попал и замок, и конюшня, и скотный двор… в общем, почти все, что оставалось к тому времени в его владении. Удача же заключалась в одном из пунктов обязательства, согласно которому сэр Рон Сейшел сохранял за собой право выкупить указанное имущество, тем самым новые владельцы лишались главного — возможности перепродать замок новому хозяину, заработав на этом. Возможно, кредиторы пошли на этот шаг вынужденно — сэр Сейшел, как человек благородного происхождения, явно не слишком сильно пострадал бы, если бы повесил кредиторов вверх ногами на воротах пока еще своего замка. И то, что он этого не сделал, вовсе не значило, что он не мог этого сделать.

Таким образом, в одно тоже далеко не прекрасное утро молодой сэр Рон Сейшел оказался владельцем лишь коня, меча, доспехов, щита с гербом и небольшой кожаной сумки, в которой был запас провизии на несколько дней.

— Вот так все и произошло, Айрин, — вздохнул он.

— А что было потом?

— Потом? Потом я воевал, брался охранять караваны, учил владению оружием сынков благородных господ… За эти годы много было всякого. Несколько раз охотился за сокровищами… Из одной такой экспедиции я единственный вернулся живым.

— А что произошло?

— Мы наткнулись на горгулью…

* * *

ОТСТУПЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Включение данного раздела в Бестиарий обусловлено многочисленными слухами, касающимися горгулий.

Горгульи — каменные статуи, устанавливаемые для украшения замков, дворцов и иных строений. В ряде случаев горгульи отливаются из бронзы, меди или чугуна. По непроверенным данным, в период правления короля Эсхила Третьего (9503 — 9519) были изготовлены четыре золотые горгульи, которые впоследствии были переплавлены его наследниками и использованы в качестве материала для чеканки монет.

Как правило, горгулий изображают в виде некрупных, размером с человека, фигур с головой собаки, летучей мыши или иной, предназначенной для устрашения. Часто используют клыки, рога, гребни, шипы и другие «боевые» элементы. Крылья горгулий обычно перепончатые, снабжены когтями, но непропорционально маленькие. Иногда имеют хвост, как ошипованный, так и обыкновенный. Особое внимание скульпторы уделяют когтям статуй, которые должны символизировать мощь и агрессию — эти элементы зачастую изготавливаются из иных материалов, чем «тело» скульптуры, применяется натуральная кость, сталь, обсидиан.

Нередко горгульи снабжаются украшениями в виде ожерелий, браслетов или диадем. А в основном из сплавов, имеющих сходство по цвету с золотом, с инкрустацией из искусственных или (реже) натуральных драгоценных камней. Также драгоценные камни или их имитация используются для оформления глаз статуй — обычно берутся камни красного или желтовато-зеленого цвета.

Горгульи — излюбленное архитектурное украшение у магов-людей.

Существующее поверье о том, что в определенных условиях горгульи способны оживать и нападать на живых существ, является вымыслом и не имеет под собой ни одного реально подтвержденного факта. Магистрами школы Сан было изучено около трех сотен горгулий, как установленных в жилых замках и крепостях, так и находящихся в запасниках школы. Результаты исследований подтверждают, что горгульи не более чем обыкновенные статуи.

(Бестиарий: горгульи. Школа Сан)

* * *

— Наш отряд… нас было всего пять человек, недостаточно для серьезной схватки, но слишком много, чтобы делиться… В общем, нам удалось проникнуть в старый храм, посвященный непонятно какому божеству. Но это определенно был не Торн и не Чар, по крайней мере для них не изготавливают статуй. Сама знаешь, считается, что и тот и другой могут менять обличья… Здесь же стояла статуя, правда, ее голова была отбита и раскрошена в щебень, но на статую было навешано немало золота и прочего добра. И у подножия ее валялось тоже достаточно.

— Грабить храм…

— Да, теперь я тоже так считаю, но тогда я был молод и азартен, Джос обещал большую добычу, да и не видел я ничего дурного в том, чтобы забрать без толку валяющееся золото. Это потом, когда я стал старше… Ну, храм мы нашли. Дорога к нему была тяжелой, но обошлось без стычек… Только одного из нашего отряда укусила змея, и он умер. Умер во сне, так и не поняв, что произошло, — иначе наш маг, думаю, успел бы помочь ему.

— С вами даже маг был?

— Айрин, ты меня удивляешь. Редко какое серьезное или тем более опасное предприятие обходится без опытного мага. Вас же не зря называют боевым кланом. А что делают члены боевого клана в мирное время? Вот то-то! Но я отвлекся… Так вот, до храма мы добрались впятером. Он был построен в горах, и очень давно, я даже не уверен, что его строили люди. Маленькое здание из серого камня, местами обрушившееся и все заросшее плющом… Вход был открыт, мы не стали дожидаться утра, Джос кричал, что золото рядом, надо только протянуть руку. Я пытался его отговорить, соваться туда во тьму с одними факелами… тем более что до рассвета оставалось не так уж долго. Но он не слушал, а сказал мне, что я трус и если боюсь, то могу оставаться здесь, снаружи, но тогда золото они поделят между собой…

Рон подбросил дров в почти угасший костер и поворошил угли палкой, чтобы поленья быстрее занялись.

— Знаешь, сейчас меня уже трудно вот так поймать… — вздохнул Рон. — Я стал умнее. А тогда я больше всего хотел всем доказать, что уж я-то как раз не трус. И я первым полез туда, мимо стоящих у входа горгулий — жуткие статуи, надо отдать им должное… Я тогда еще подумал, что их делал большой мастер. Мы все уже были в проходе, когда Фальк — он шел последним — закричал… Это даже был не крик, так, короткий вопль… а потом хрипение… Мы побежали вперед — опасность была сзади, а в узком проходе было трудно развернуться, не то что обороняться. Потом мы выбежали в центральный зал храма… там я и увидел эту статую… Я только успел заметить, что статуя, пожалуй, человеческая… и золото успел заметить, много… А потом нечто опять напало, на этот раз на Кору, подругу Джоса. Оно… оно просто оторвало ей голову.

Рон закрыл глаза, вспоминая.

* * *

Дикий крик Коры… Ее голова, летящая куда-то в угол… Мечущийся по залу свет факелов… Мешком опускающееся на камни обезглавленное тело… Грег, самый молодой из них, визжа и бесконечно повторяя «нет, нет, не надо», позабыв о своих магических способностях, пытается забиться в угол… Из тьмы высовывается длинная лапа с тремя когтистыми пальцами, средний коготь впивается в спину Грега и тащит его во тьму… Он, Рон, бьет мечом по этой лапе, по когтю, меч со звоном ломается…

Выскочив вперед, Джос выкрикивает какое-то заклинание, оказывается, он тоже это умеет… Он стоит между Роном и проходом, слишком близко к темному провалу в стене… и валится на спину… Рон видит, что у Джоса уже нет лица, кожа сорвана, лишь три борозды глубоко рассекают кровавую маску… Рыцарь встряхнул головой, отгоняя воспоминания и чувствуя, как медленно отступает вновь вернувшийся страх. Страх, который после той ночи еще не один год преследовал его, заставляя просыпаться в холодном поту.

* * *

— Я дождался утра, Айрин. И вышел из храма… спокойно вышел, ничто мне не помешало. Я не стал брать золото — на нем была кровь четверых моих… товарищей. А у входа все так же стояли горгульи — знаешь, их действительно ваял мастер, они были очень красивы, хищные опасные твари. Они охраняли этот храм, и они сумели покарать незваных гостей.

— Прости меня, Рон, но при чем здесь горгульи? Они всего лишь статуи, украшения… Горгульи не могут оживать, пойми, это вообще, в принципе невозможно. Камень есть камень, он не может двигаться.

— Да, Айрин, я знаю… она не может оживать, не может… Только вот на лапе одной из горгулий, на когте… там была зарубка, Айрин, моя зарубка… Ее оставил мой меч. Ночью, когда мы входили в храм, этой зарубки не было. И на когте была кровь… запекшаяся кровь. Как ты думаешь, чья кровь была на когтях твари, не способной оживать? Джоса? Коры? Могла бы быть и моя…

— Рон, прости, но тому может быть масса причин… Твой меч тут ни при чем. Тварь, напавшая на вас, скорее всего зацепила статую, когда лезла за вами в проход, и царапину оставила, и сама поранилась… Может, это была маленькая виверна, может, мантикора или еще кто… Но я точно знаю одно: горгульи оживать не могут.

— Да, я знаю… не могут… Только, Айрин, я провел там еще полдня. Нет, мне уже не нужно было это золото, оно было проклятым, и пусть остается там, в храме, пусть принадлежит этому никому сейчас не известному богу, и пусть он им подавится… Я остался, чтобы разбить этих горгулий… Я смеялся, когда крошил их, а они безмолвствовали… Я спрашивал их, зачем они убили моих спутников, они безмолвствовали… Я разбил их на мелкие куски, а потом уехал из тех мест.

Он долго молчал, но Айрин ощущала какую-то недосказанность, как будто Рон сказал не все, как будто умолчал о чем-то важном, очень важном. У нее мелькнула мысль, и она осторожно спросила:

— Ты ведь возвращался туда, правда? Скажи, возвращался?

— Да, — тихо ответил Рон, зачарованно глядя на пламя костра, — да, возвращался. Спустя три года. Ты ведь уже догадалась: они снова были на месте…

Больше он ничего не сказал, и Айрин, чувствуя его состояние, не стала задавать вопросы. Она думала о том, что все это могло быть просто совпадением. Рон мог не заметить в темноте этой злополучной зарубки на когте горгульи, да что там, наверняка просто не заметил. Возможно, у храма были почитатели, возможно, в ритуал входило и смазывание кровью когтей статуй… тем более что это здорово может напугать. Почитатели явились к своей святыне и, увидев, что статуи горгулий разрушены, позаботились о том, чтобы поставить новые. И они постарались сделать их точно такими же, как разбитые Роном, — мастерство часто передается из поколения в поколение, может, и мастер, создавший их, был из числа почитателей. Возможно, на кладоискателей действительно напала виверна или другая тварь… Не стоит об этом думать, важно одно: горгульи не могут оживать. Они каменные… просто каменные статуи.

Девушка не заметила, как заснула, прижавшись к Рону. А он долго еще сидел неподвижно, и пламя плясало в его глазах.