"Кривой домишко" - читать интересную книгу автора (Кристи Агата)Глава 11Я вошел в кабинет отца в Скотленд-Ярде и застал там Тавернера, завершающего изложение скорбной повести. — И что мы имеем? — говорил он. — Я вывернул всех в доме наизнанку — и к чему пришел? — Да ни к чему. Ни у кого никаких мотивов. В деньгах никто не нуждается. Единственное, в чем можно уличить жену Леонидиса и ее молодого человека, — это в том, что последний смотрел на нее бараньими глазами, когда та наливала ему кофе. — Ну-ну, Тавернер, — вмешался я, — я могу несколько разнообразить вашу информацию. — Можешь? Итак, мистер Чарлз, что же удалось узнать вам? Я сел, закурил, откинулся на спинку стула и выдал: — Роджер Леонидис с женой собирались уехать за границу в следующий вторник. У Роджера с отцом произошел бурный разговор в день смерти старика. Старый Леонидис обнаружил какой-то непорядок в делах фирмы сына, и Роджер признал себя виновным. Тавернер побагровел. — Откуда, черт побери, ты узнал это? — осведомился он. — Если эта информация идет от слуг… — Не от слуг, — сказал я. — От личного агента. — То есть? — И должен заметить, что, в полном соответствии с канонами детективной литературы, он — или, верней, она, или даже оно — во всех отношениях превзошло полицию… Кроме того, — продолжал я, — мой частный сыщик наверняка держит про запас еще кое-какие сведения. Тавернер открыл рот и снова закрыл. Он хотел задать сразу так много вопросов, что не знал, с какого начать. — Роджер! — наконец произнес он. Значит, у Роджера рыльце в пушку, да? Теперь, когда я все выложил, у меня стало как-то нехорошо на душе. Мне понравился Роджер Леонидис. Я вспомнил его уютную, располагающую к приятному отдыху комнату, благодушие и дружелюбие стеснительного великана и понял, что совсем не хочу пускать по его следу гончих псов правосудия. Можно предположить, конечно, что информация Джозефины не заслуживала доверия, но мне почему-то так не казалось. — Значит, тебе сказал это ребенок? — спросил Тавернер. — Девочка, похоже, в курсе всех происходящих в доме событий. Эти сведения — в случае их достоверности — в корне меняли ситуацию. Если Роджер действительно, как предполагала Джозефина, совершил крупную растрату в фирме и если старик обнаружил злоупотребления сына, последнему было важно заставить старого Леонидиса молчать и скрыться из Англии до того, как правда откроется. Возможно, Роджер оказался перед необходимостью преступного действия. Было решено безотлагательно сделать запрос о положении дел в фирме Роджера Леонидиса. — Ну и шум поднимется, — сказал мой отец. — Это ведь огромный концерн с миллионным оборотом. — Если фирма действительно обанкротилась, то ситуация проясняется, — сказал Тавернер. — Отец вызывает к себе сына. Роджер с перепугу признается в растрате. Бренда Леонидис в это время находится в кино. Роджеру требуется только из комнаты Аристида пройти в ванную, опорожнить пузырек с инсулином и наполнить его эзерином — и все дела. Или это могла сделать его жена. По возвращении с работы она ходила на ту половину дома, якобы за оставленной там трубкой мужа. Но при этом она могла подменить инсулин на эзерин до прихода Бренды. Клеменси абсолютно хладнокровна и вполне способна на подобный поступок. Я кивнул. — Да, скорее всего, это сделала Клеменси. У нее хватило бы выдержки. Вряд ли Роджеру Леонидису пришло в голову отравлять отца таким образом — в этом фокусе с эзерином чувствуется работа женского ума. — Среди отравителей встречается очень много мужчин, сухо заметил мой отец. — И все равно, мне кажется, Роджер — не того типа человек. Может быть, они с женой действовали в сговоре. — Итак, мы имеем вариант леди Макбет, — подытожил отец после ухода Тавернера. Клеменси Леонидис показалась тебе похожей на эту героиню, Чарлз? — Не особенно, — ответил я. — Леди Макбет была по сути своей алчной женщиной. Клеменси Леонидис не такая. Непохоже, чтобы она стремилась к обладанию чем-либо. — Но ведь она может страстно желать безопасности мужа? — Это да. И она может быть… Жестокой. Каждый из нас жесток по-своему — вот что говорила София. Я поднял глаза и встретился взглядом со Стариком. — О чем ты задумался, Чарлз? Но я не ответил ему. На следующий день меня вызвали в Скотленд-Ярд, и в кабинете отца я обнаружил инспектора Тавернера. У последнего был очень довольный и возбужденный вид. — Фирма Леонидиса по поставкам на мели, — сообщил отец. — Разорится с минуты на минуту, — добавил Тавернер. — Вчера вечером курс их акций действительно резко упал, — сказал я. — Но сегодня утром положение вроде бы поправилось. — Нам пришлось наводить справки очень осторожно, — сказал Тавернер. — Никаких прямых вопросов. Чтобы не вызвать панику и не встревожить нашего готового к отъезду джентльмена. Но полученная нами из некоторых секретных источников информация абсолютно недвусмысленна. Фирма по поставкам находится на грани краха. Она не в состоянии выполнить взятые на себя обязательства. Дело в том, что в продолжении многих лет управление фирмой осуществлялось из рук вон плохо. — То есть виноват Роджер Леонидис? — Да. Он там главный, как ты знаешь. — И он тратил деньги фирмы… — Нет, это вряд ли, — покачал головой Тавернер. — То есть, может, он и убийца, но не мошенник. По правде говоря, с деловой точки зрения он просто… Дурак. У него нет ни капли здравого смысла. То он башку очертя бросается в какие-то сомнительные мероприятия, то колеблется и отступает перед самыми выгодными сделками. Он облекает властью людей, менее всего способных защищать интересы фирмы. Роджер — недалекий, простодушный парень и всегда доверял всяким проходимцам. В общем, во все времена и во всех случаях он вел себя неправильно. — Да, такие люди иногда встречаются, — сказал отец. — И они не столько глупы, сколько плохо разбираются в людях. И обуреваемы жаждой деятельности в самые неподходящие моменты. — Бизнес не для таких, — заметил Тавернер. — И Роджер никогда и не стал бы заниматься бизнесом, не окажись он сыном Аристида Леонидиса. — Когда старик передал предприятие во владение сыну, оно процветало. Это была настоящая золотая жила! И новый владелец мог просто сидеть себе сложа руки, пока дела шли своим чередом. — Ну нет, — отец покачал головой. — Никакое предприятие не может функционировать само по себе. Всегда должны приниматься какие-то решения: одного уволить, другого принять… Разные нюансы внутренней политики. Роджер Леонидис же во всех случаях принимал неверные решения. — Это точно, — подтвердил инспектор Тавернер. — Он лояльный малый: держал на работе самых никчемных людей — просто из симпатии или жалости. А иногда ему в голову взбредали разные дикие идеи, которые он непременно пытался воплотить в жизнь, несмотря на связанные с этим огромные расходы. — Но ничего противозаконного! — уточнил отец. — Абсолютно ничего противозаконного. — Тогда почему он пошел на убийство? — спросил я. — Может быть, Роджер Леонидис не мошенник и не подлец, а просто дурак, — сказал Тавернер. — Это дела не меняет — или почти не меняет. Единственное, что могло спасти фирму по поставкам от краха, — это колоссальная сумма денег, полученная к… — он заглянул в записную книжку, — к следующей среде, самое позднее. — Именно такая сумма, какую он получит — или рассчитывает получить — по завещанию отца? — Совершенно верно. — Но он не сможет получить ее наличными. — Да. Но ему откроют кредит! Это одно и то же. Мой старик покивал. — А не проще было бы просто обратиться за помощью к старому Леонидису? — предположил он. — Думаю, Роджер так и сделал, — сказал Тавернер. — И именно этот разговор девчонка и подслушала. Старик наверняка наотрез отказался выбрасывать деньги на ветер. Наверняка. Я подумал, здесь инспектор Тавернер, похоже, прав. Аристид Леонидис отказался финансировать постановку пьесы для Магды, считая, что спектакль не будет иметь успеха. И последующие события доказали его правоту. Он всегда был щедр по отношению к своей семье, но не собирался вкладывать деньги в сомнительные предприятия. А фирме Роджера требовались тысячи или даже сотни тысяч. Старик отказал сыну наотрез, и единственной возможностью избежать банкротства для Роджера оставалась смерть отца. Да, мотив, конечно, достаточно серьезный. Отец взглянул на часы. — Я попросил его подойти сюда. Он должен быть здесь с минуты на минуту. — Роджер? — Да. — «Приходи ко мне на ужин мухе говорил паук»? — пробормотал я. Тавернер казался несколько шокированным. — Мы сразу же введем его в курс дела, — сурово сказал он мне. Сцена была готова к началу действия, стенографистка сидела за столом в углу. Вскоре зазвенел звонок, и несколькими минутами позже в кабинет вошел Роджер Леонидис. Он вошел энергичной и несколько неуклюжей походкой и тут же наткнулся на стул. Как прежде, он напомнил мне огромного дружелюбного пса, и я тут же решил для себя совершенно определенно, что инсулин на эзерин заменил не этот человек. Этот обязательно разбил бы пузырек, расплескал лекарство на пол или как-нибудь еще испортил бы все дело. «Нет, — решил я, — Роджер, конечно, был посвящен в план преступления, но исполнителем задуманного являлась Клеменси». Роджер говорил без умолку: — Вы хотели видеть меня? Вы обнаружили еще что-нибудь? Привет, Чарлз! Сначала не заметил вас. Очень мило с вашей стороны присутствовать здесь. Но, пожалуйста, скажите мне… Такой славный, такой по-настоящему симпатичный человек. Но многие убийцы казались славными симпатичными людьми, как говорили впоследствии их ошеломленные друзья. Чувствуя себя Иудой, я приветственно улыбнулся. Мой отец держался подчеркнуто холодно, был сдержан и официален. Он произносил гладкие, привычные фразы: «Показания… Даны без принуждения… Можете требовать присутствия вашего адвоката…» Роджер Леонидис отмел в сторону все эти традиционные формулы характерным для него нетерпеливым жестом. Я заметил слабую сардоническую улыбку на губах инспектора Тавернера и прочитал его мысли: «Эти парни всегда так уверены в себе. Они не могут ошибаться. Они такие умные!» Я сел в уголке, не привлекая к себе внимания. — Я просил вас прийти сюда, мистер Леонидис, — говорил мой отец, — не для того, чтобы сообщить вам нечто новое, а для того, чтобы услышать нечто новое из ваших уст — то, о чем вы умолчали накануне. Роджер Леонидис страшно удивился: — Умолчал?! Но я рассказал вам все — абсолютно все. — Думаю, все-таки нет. Вы разговаривали с покойным в день его смерти? — Да, да! Мы с ним пили чай. Я говорил вам. — Да, говорили. Но вы не сообщили нам о содержании вашего разговора. — Мы… просто… беседовали. — О чем? — О текущих домашних делах, о Софии… — А о фирме по поставкам товаров в вашем разговоре случайно не упоминалось? Наверное, до сих пор я смутно надеялся, что Джозефина все выдумала, но в следующий миг моя надежда бесследно испарилась. Роджер переменился в лице — теперь вместо волнения и озабоченности на последнем было написано чувство, очень похожее на отчаяние. — Боже мой! — Великан упал в кресло и закрыл лицо руками. Тавернер лениво улыбнулся, как довольный кот. — Мистер Леонидис, вы признаете, что были недостаточно искренни с нами? — Откуда вы узнали об этом? Я думал, никто не знает… Я не понимаю, каким образом кому-то стало известно содержание нашего разговора… — У нас есть свои способы узнавать правду, мистер Леонидис. — Отец сделал торжественную паузу. — Теперь вы, наверное, сами видите, что вам стоит все рассказать нам. — Да-да, конечно! Я все расскажу! Что именно вы хотите знать? — Действительно фирма по поставкам товаров находится на грани банкротства? — Да. Ее уже ничем не спасти. Если бы только отец умер, не успев узнать ни о чем. Мне так стыдно… Это такой позор… — Грозит ли вам судебное преследование? Роджер резко выпрямился. — Конечно, нет. Да, это банкротство — но банкротство честное. Я смогу выплатить всем кредиторам по двадцать шиллингов на фунт, если продам все свое имущество, — а я это безусловно сделаю. Нет, мне стыдно, что я не оправдал доверия отца. Он мне так верил! Он отдал мне свою самую крупную — и самую любимую — фирму. И никогда не вмешивался в мои дела, никогда меня не контролировал… Он просто… Просто верил мне… А я обанкротился. — Значит, судебное преследование вам не грозит? — сухо сказал отец. — Тогда почему же вы с женой собирались тайком уехать за границу? — Вы и это знаете?! — Как видите, мистер Леонидис. — Но разве вы не понимаете?! — Роджер порывисто подался вперед. — Я не мог сказать отцу правду. Это выглядело бы так, будто я прошу у него денег, будто я хочу, чтобы он снова помог мне встать на ноги. Папа… папа очень любил меня. И обязательно захотел бы помочь мне. Но я не мог… не мог больше заниматься бизнесом… Потому что все эти неприятности начались бы снова… Я совершенно не умею вести дела. У меня нет к этому способностей. Я не такой человек, каким был мой отец, — и я всегда знал это. Я очень старался, но у меня ничего не получалось. И я был так несчастен… Боже! Вы себе просто не представляете, как несчастен я был! Я долго пытался как-то выкрутиться и надеялся только на то, что милый старик ничего не прознает о моих неприятностях. Но потом стало ясно, что банкротства не избежать… Клеменси все поняла и согласилась со мной. Мы вдвоем придумали этот план. Никому ничего не говорить. Уехать. Пусть гроза разражается после нашего отъезда. Я собирался оставить отцу письмо с признанием… и мольбами о прощении. Отец всегда был так добр ко мне — вы себе не представляете! Но тогда бы он уже ничего не смог поделать. Вот чего я хотел: не просить его ни о чем, а начать где-нибудь вдалеке новую самостоятельную жизнь. Жить просто и скромно. Выращивать что-нибудь: кофе… фрукты… Зарабатывать только на самое необходимое. Конечно, Клеменси будет тяжело, но это ее не страшит. Она прекрасная женщина, просто прекрасная! — Понятно, — голос моего отца был холоден. — И почему же вы передумали? — Передумал? — Да. Почему в конце концов вы решили пойти к отцу и просить его о денежной помощи? Роджер непонимающе уставился на него: — Но я этого не делал! — Неужели, мистер Леонидис? — Вы все совершенно неправильно поняли! Это не я пошел к отцу, а он послал за мной. Он все каким-то образом прознал в Сити — наверное, до него дошел какой-то слух… Отец всегда все знал. Он задал мне вопрос в лоб. Конечно, я сразу же признался во всем… И все рассказал ему. Я сказал, что мучаюсь не столь из-за потерянных денег, сколько из-за потерянного в его глазах доверия. Роджер судорожно сглотнул. — Милый папа! Вы не представляете, как он был добр ко мне! Никаких упреков. Сама доброта. Я сказал, что не хочу просить помощи у него… Что хочу уехать, как и задумал… Но он даже слышать об этом не желал. И настоял на денежной помощи моей фирме. — Вы хотите заставить нас поверить, что ваш отец намеревался оказать вам финансовую помощь? — резко спросил Тавернер. — Конечно. Он дал письменные инструкции своим торговым агентам. Кажется, Роджер заметил недоверие на лицах двух сидящих перед ним мужчин, потому что вдруг вспыхнул: — Послушайте, это письмо до сих пор находится у меня. Я должен был отослать его, но потом, в этом смятении… и горе… Я забыл. Оно лежит у меня в кармане. Роджер вытащил бумажник, порылся в нем и наконец извлек оттуда искомое. Это был мятый конверт с почтовой маркой, адресованный, как я успел заметить, мистерам Греторексу и Ханбери. — Прочитайте сами, если не верите мне. Мой отец вскрыл конверт. Тавернер встал у него за плечом. Позже я узнал, что в письме давались указания мистерам Греторексу и Ханбери продать некоторое имущество старого мистера Леонидиса и на следующий день прислать к последнему представителя их фирмы для получения инструкций, касающихся помощи фирме по поставкам товаров. — Мы выдадим вам расписку в получении этого документа, мистер Леонидис, — сказал Тавернер. Роджер взял расписку, поднялся и сказал: — Это все? Теперь вы видите, как было дело? — Мистер Леонидис дал вам это письмо, и затем вы ушли. Что вы делали дальше? — спросил Тавернер. — Я бросился к себе. Моя жена только что вернулась с работы. Я рассказал ей о решении отца. О, как он был добр ко мне!.. Я… честное слово… я едва соображал, что делаю… — И как скоро после этого у вашего отца случился приступ? — Сейчас, дайте подумать… Где-то через полчаса или час. Прибежала Бренда, страшно испуганная. Сказала, что отцу стало плохо… Я… Я бросился с ней к старику. Но все это я уже рассказывал вам. — Во время вашего предыдущего визита на половину отца вы не заходили в смежную с комнатой отца ванную? — Вроде, нет. Нет… Точно, нет. А почему, собственно, вам пришло в голову, что я… Отец улыбнулся, встал и протянул Роджеру руку. — Спасибо, мистер Леонидис. Вы очень помогли нам. Но вы должны были рассказать нам все это раньше. Дверь за Роджером закрылась. Я поднялся, подошел к столу отца и заглянул в лежащее на нем письмо. — Это может быть и фальшивка, — с надеждой произнес Тавернер. — Может быть, — согласился отец. — Но я так не думаю. Похоже, мы должны смириться с ситуацией. Старый Леонидис действительно собирался вызволять сына из беды. И живой Аристид помог бы фирме по поставкам быстрей и эффективней, чем это сделает сам Роджер после смерти отца — особенно сейчас, когда обнаружилась пропажа завещания и точная сумма унаследованных Роджером денег неизвестна. Последнее означает задержку дел и дополнительные трудности. А банкротство вот-вот произойдет. Нет, Тавернер, у Роджера Леонидиса и его жены не было причин желать смерти старика… Напротив… Отец резко смолк, потом повторил задумчиво, как если бы размышляя над неожиданно пришедшей ему в голову мыслью: — Напротив… — О чем вы подумали, сэр? — поинтересовался Тавернер. — Если бы Аристид Леонидис прожил еще хотя бы двадцать четыре часа, дела Роджера были бы в полном порядке. Но старик умер внезапно, в течение следующего часа. — Хм. Вы думаете, кто-нибудь в доме желал разорения Роджера? — спросил Тавернер. — Имел в этом какой-то денежный интерес? Маловероятно. — Каковы условия завещания? — спросил отец. — Кому же все-таки достаются деньги старого Леонидиса? Тавернер раздраженно запыхтел. — Вы же знаете этих юристов. От них никогда не добьешься прямого ответа. Согласно предыдущему завещанию, составленному после женитьбы на Бренде, последней остаются те же сто тысяч; пятьдесят тысяч — мисс де Хэвилэнд, а остальное делится пополам между Филипом и Роджером. Раз последнее завещание не подписано, вероятно, в силу вступит старое. Но все это не так просто. Во-первых, самим фактом составления нового завещания старое аннулировано. Кроме того, существуют свидетели, видевшие, как мистер Леонидис новое завещание подписывал. Представляете, какой шум поднимется, если завещание не найдется? Тогда, вероятно, его вдове достанется все или, по крайней мере, большая часть состояния. — Значит, пропажа завещания, скорей всего, выгодна Бренде? — Да. Если тут кроется какой-то обман, то логичнее всего предположить, что в нем замешана Бренда. А тут явно кроется какой-то обман, но будь я проклят, если могу понять, как все это удалось провернуть! Тогда я тоже никак не мог этого понять. Полагаю, все мы проявили тогда невероятную тупость. И к тому же смотрели на дело совершенно не с той стороны. |
||
|