Ольга ВОЛОДАРСКАЯ ПЛАЧЬ, ВЛЮБЛЕННЫЙ ПАЛАЧ!

1.

ЧЕЛОВЕК ехал в переполненном автобусе и страдал. Страдал от толчеи, запаха бензина, шума, грохота ржавых членов таратайки и какого-то томительного беспокойства… Вместе с ним в вонючем, раздолбанном «Лиазе» маялось еще 40 человек. Всех их ЧЕЛОВЕК знал, потому что проработал с ними бок о бок не один год. Ко всем относился равнодушно…

… Ко всем, но не к ТОМУ, кого приговорил к смерти.

ЧЕЛОВЕК еще не решил, каким образом, в какое время, где, чем и зачем совершит казнь… Но одно он знал определенно — она неотвратима.

ПРИГОВОРЕННЫЙ не догадывался об этом. Не подозревал, не предчувствовал. Он шутил, балагурил, пил пиво, даже флиртовал. Был весел бесшабашен, как всегда.

Ему было невдомек, что он приговорен, и что от смерти его отделяют всего лишь сутки.

Я бежала по заснеженной дороге, громко вереща. За мной следом неслись мои подружки — Ксюша с Сонькой, они тоже надрывно орали и одышливо пыхтели.

— Эй! Э-ге-гей! Стойте! — голосили мы вслед уносящемуся в темноту автобусу.

Замолкли мы только тогда, когда «Лиаз», обдав нас вонючим дымом из выхлопной трубы, не скрылся за поворотом.

— Ну и что нам теперь делать? — устало спросила Сонька, привалившись спиной к обледенелому фонарному столбу.

— Не знаю, — честно ответила я. — Может, тачку поймаем.

— Ща-а-с. Остановит нам кто. Жди. — И Сонька демонстративно поболтала ногой перед моим носом. Для этого ей пришлось взобраться на сугроб, ибо с ее полутораметровым ростом дотянуться ботинком до моего лица было практически не возможно.

— И что я должна понять? — спросила я, отмахиваясь от Сонькиной ноги.

— Что, что. Одеты-то мы, вон как. — Она вновь задрала свою стройную ножку, обтянутую пестрыми лосинами. — Разве найдется идиот, который на нас клюнет? — Сонька покачала головой, от чего пумпончик на ее шапке смешно заколебался — то туда, то сюда. Шапку эту она отобрала у своей дочки, как и лосины с райскими птицами, потому что в ее гардеробе не нашлось ничего более-менее подходящего для катания на лыжах.

— Ну не так уж плохо мы одеты, — протянула я, осматривая свой наряд — пуховик, джинсы, вязаную шапку с кисточкой. — Простовато, конечно. Но очень по спортивному.

— Во. Во. Простоватых ни один дурень не посадит. А за деньги мы не поедем, потому что у нас их нет.

— Деньги у нас есть. — Впервые заговорила Ксюша. — И машину мы, если надо, найдем — красоту нашу не под какими тряпками не спрячешь, — лениво молвила она, выставив вперед свою модельную ножку в дорогом замшевом ботинке. — Только в такую даль никто не поедет. Тем более на ночь глядя.

Я согласно кивнула. Дело в том, что собрались мы на лыжную турбазу. Турбаза располагалась далеко загородом, почти на границе области. В лесу. В экологически чистой зоне.

Принадлежит турбаза НИИ, в котором я работаю оператором ЭВМ. Действует она только зимой, и только по выходным. Уезжать в лес надлежит в пятницу вечером, на институтском автобусе, а возвращаться в воскресенье во второй половине дня. К услугам отдыхающих предоставляются — лыжи, санки, ледянки, а так же бильярд и шашки. Вечером дискотека. Питание трехразовое. Пьянки круглосуточные. Водка привозная. А кругом ни души, только сосновый лес, замерзшая речка и дятлы. Вот в такое чудное место мы и намеревались отправиться на выходные, однако опоздали на автобус. А все из-за Ксюши.

— А все из-за тебя! — в сердцах бросила Сонька, отлипая от столба.

— Почему это? — приподняла бровь подружка.

— Как, почему? А кто вещей набрал, как на две недели курортного сезона на Мальте?

— И что?

— А то, что пока мы их выносили из подъезда, пока несли до остановки…

— Ну переборщила, немного, — буркнула Ксюша, любовно поглядывая на свои четыре баула и маленький чемоданчик. — С кем не бывает.

— И что только можно во все это положить? — не унималась Сонька.

— Как что? В одном обувь. В другом кофты…

— Кофты? Ты сказала — кофты? — хохотнула я. — Во множественном числе, я не ослышалась?

— И свитеры. Два. А еще пара юбок.

— Прелестно! — закатила глаза Сонька. — Ну а в третьем что?

— Водка.

— Целый баул водки? — охнула я.

— Нет. Там еще пиво есть и джин-тоник.

— Ты, это… Не спиваешься, случаем?

— Я не для себя, — с достоинством ответила Ксюша.

— А для кого же?

— Для нее. — Она ткнула Соньку в бок.

Я нахмурилась. Я, конечно, понимаю, что на пьяного в стельку человека смотреть иногда весело, но только не на Соньку. И дело все в том, что подружка наша, девушка во всех отношениях приятная и иногда даже интеллигентная, ко всему прочему образованная и политически активная (депутат городской Думы), напившись, превращается в надравшегося рому боцмана-дебошира. Она ругается матом, дерется, падает лицом в асфальт, пристает к прохожим — все равно кто они: люди или собаки, а на утро напрочь все забывает.

Вот по этому, мне и не понятно, для чего Ксюше понадобилось ее поить.

— Для чего? — озвучила я свою мысль. — Разве ты не помнишь, чем кончилось наше последнее пиршество? Когда мы ездили в ночной клуб соседнего городка?

— Как же, забудешь тут, — буркнула Ксюша, скривившись. Видимо вспомнила, как по осени мы целую ночь брели по дождю и грязи, при этом волоча невменяемую Соньку, потому что наша надравшаяся подружка обматерила водителя, который любезно согласился подбросить нас до города.

— Ну и зачем тогда?

— Помнишь, мы с тобой подсчитали, что нахрюкивается… прошу прощения за неинтеллигентное слово… наша Софья в среднем два раза в году.

— Ну?

— С последней ее пьяной выходки как раз около 5 месяцев прошло. Значит, скоро, скоро…

— Ну? — опять перебила я.

— Я просто подумала, что в лесу безопаснее. Ни тебе электричек, ни машин. Людей мало, только свои. Пусть упьется, оборется на дятлов и уснет в сугробе.

— Да как вам не стыдно! — озлилась Сонька. — Да я… Да я педагог! Депутат! Мать восьмилетней дочери! А вы…

— А мы твои подруги. И знаем тебя, как облупленную.

Тут Ксюша не соврала. Знали мы друг друга без малого 20 лет. И все это время крепко дружили. Не знаю, сошлись бы мы так близко, если бы жили на разных концах города и ходили в разные школы, но дело в том, что мы с детства были соседками по подъезду и одноклассницами. Так что получается, что наша дружбы была предопределена.

По окончании школы мы вместе поступили в университет. Сонька избрала для себя профессию педагога, мы с Ксюшей возжелали стать экономистами. Ксюша бросила «универ» после первого курса, я на 4. Я по дурости, подруга по обстоятельствам. О своей дурости долго распространяться не буду, скажу только одно: надоело учиться — бросила, а о Ксюхиных обстоятельствах, к слову, крайне благоприятных расскажу поподробнее.

Дело в том, что Ксения, в отличие от Соньки и меня, по жизни не идет, а порхает. Но не в пример Крыловской стрекозе всегда находит дурака-муравья, который просто цепенеет от желания «приютить и обогреть» это неземное создание. Первым в плеяде благодетелей оказался ректор нашего университета, которого Ксюша охмурила без всякого усилия, я бы даже сказала, мимоходом, лишь для того, чтобы он ей поставил зачет по своему предмету.

Зачет она получила. А в придачу и самого ректора, который стал ее первым мужем. Став замужней дамой, Ксюша незамедлительно бросила учебу, рассудив так: что необходимо знать, чтобы жить легко и ярко, она знает, а остальные науки ей без надобности. Сорокалетний «молодожен» свою юную супругу любил безмерно, удовлетворял все ее прихоти и был этим счастлив. Правда, счастье его длилось не долго — всего год — пока Ксения не поняла, что зарплаты ректора хватает для удовлетворения лишь малой толики ее прихотей. А этого для счастья не достаточно.

За ректором последовал строитель, мужик неотесанный, но денежный, этот тоже Ксюшу обожал, холил, баловал, лелеял, но и его она бросила. Потом еще одного и так до настоящего своего благоверного, которого пока бросать не собирается, по причине простой и понятной — муж ее один из самых богатых людей в городе.

Сонька в отличие от нас университет закончила, причем отлично. Замуж вышла по большой любви и небольшому (3 месяца) «залету». Между сессиями родила дочь, потом благополучно развелась. И с тех пор пребывает в постоянном поиске своей второй половины.

Вот такие мы разные, но как говориться в рекламе «… и все-таки мы вместе».

Правда, видимся мы не очень часто — раз или 2 в месяц, так как живем в большом отдалении друг от друга: Ксюша за городом в трехэтажном особняке, Сонька в доме нашего детства, я со своим женихом Геркулесовым в его однокомнатной квартире на выселках. Встречаемся мы обычно в кафешках, дискотеках, барах. Пьем пижонское «Мартини», танцем, жалуемся на своих мужиков, сплетничаем и прочее, прочее, прочее…

— И кто придумал, ехать на эту турбазу? — бубнила Сонька, припрыгивая на месте, чтоб не примерзнуть тонкой подошвой сапог к обледенелой дороге. — Сидели бы лучше дома, пиво пили, потом бы на мужской стриптиз сходили…

— И не надоело? На стриптиз-то? Будто чего нового покажут? — недовольно молвила Ксюша — ей богемные развлекалки давно наскучили, и все больше тянуло на простые человеческие радости. — То ли дело на лыжах покататься. Или на саночках!

— Где лыжи? Где санки? Я только твои баулы вижу, из-за которых мы опоздали, черт тебя дери…

— Перестань скандалить, — миролюбиво прервала ее Ксюша, — а лучше подумай, что делать.

— Что, что? Давайте кого-нибудь из своих мужиков вызовем, — более спокойно предложила Сонька.

— Давайте, — согласилась я. — А кого?

— Геркулесова, например, — подала идею Ксюша.

Я округлила глаза. Вызывать своего жениха, я не собиралась. Во-первых, потому что он в это время пребывал на дежурстве, а во-вторых, потому что он был против моей поездки — ревнивый он у меня очень.

— Не-е, — испуганно забормотала Сонька. — Геркулесова не будем. Он начнет ругаться.

— Коленька? Ругаться? — удивилась Ксюша, она знала моего Кольку хуже, чем Сонька, по этому и считала его душкой.

— Еще как! Он у нее строгий. Давай лучше твоего Педика.

Педик — это не сексуальная ориентация, не пугайтесь. Педик — это домашняя кличка. От английского «Педигрипал». Дело в том, что Ксюшин муж, замечу четвертый по счету, обожает грызть собачий сухой корм. И сколько не пыталась наша подружка его пристрастить к более изысканной пище — омарам и трюфелям — все без толку. Любимым лакомством Педика (по паспорту Павла Ивановича Маринина) был и остается «Педигри».

— Ну так что, Ксюш? Позвоним, попросим? — не унималась Сонька. Она, видите ли, балдела от Марининской машины — «Ауди А6» и страсть, как любила на ней кататься.

Ксюша задумалась. Тревожить своего мужа по пустякам она не любила — вдруг оторвет его от важных дел, а из-за этого он денег меньше заработает, тогда придется ей, как «лохушке», зиму дохаживать в прошлогодней песцовой шубе.

— Нет. Не буду беспокоить. Он, вроде, в сауне на переговорах.

— Еще один магазин купить хочет?

— Парикмахерскую. У всех, говорит, личный парикмахер, а у тебя, Ксюня, будет личная парикмахерская.

— Везет, — завистливо протянула Сонька.

— Да, — кивнула Ксюша. — С мужем мне повезло. Но, заметь, с 4-ой попытки. Так что у тебя есть еще 3 шанса.

— Да уж. — Нахмурилась Сонька. — И если учесть, что первый шанс я использовала в 18, а второй все никак не представится, то счастлива я буду как раз к климаксу.

— Расслабься, — я решила поддержать подружку. — Я вот еще ни разу замужем не была.

— Ха!

— Чего ха?

— Ха! И еще раз, Ха! Если бы ты не ломалась, скоро бы уже ситцевую свадьбу отмечала.

— Ну-у, — расстроилась я. — Опять старые песни…

— А что я не права? Ей, видите ли, профессия ее жениха не нравится…

— А кому она нравится? Тебе что ли? Или Ксюше? Что-то не помню, чтобы вы мечтали выйти замуж за ментов.

— Мне все равно, кем будет работать мой избранник! — горячо воскликнула Сонька — она у нас из числа последних романтиков.

— Лишь бы человек был хороший, — закончила за нее Ксюша. — Знаем мы тебя, дуру. — Она покровительственно потрепала подругу за щечку. — А Леля права. Геркулесов, при его образовании и маминых связях… А кто у нас мама, кстати?

— Хозяйка торгового комплекса «Сириус»

— Во-во. Я и говорю, что мог бы устроиться и получше.

— Какие вы… — Сонька от возмущения даже свое всегдашнее красноречие растеряла. — Какие корыстные!

Ксюша хотела отпарировать, она даже глаза сощурила и воздуха в легкие набрала, но я прервала этот всегдашний, но на сей момент неуместный спор.

— Девочки, давайте мыслить конструктивно. Кому еще мы можем позвонить?

— В такси, — подала голос Ксюша.

— Не пойдет. Дорого, — не согласилась Сонька.

— Ну-у. Тогда сама предлагай.

— Может, моему Дельфину?

— Это еще кто? — не поняла Ксюша.

— Это очередной Сонькин поклонник, — подсказала я.

— Бывший. Я с ним вчера рассталась.

— А почему Дельфин? Моряк что ли?

— Нет. У него машина, «Опель». Цвет мокрый дельфин.

Ксюша засмеялась. Она знала, что Сонька может забыть имя своего бывшего поклонника, цвет его глаз и волос, но марку машины не забудет никогда.

— Хотя… — Сонька на минуту задумалась. — Он, скорее всего, не повезет.

— Это еще почему? — налетела на нее Ксюша.

— Вечер пятницы он проводит в кругу семьи.

— Так он еще и женат?!

— А ты думала? — Сонька насупилась. — Легко что ли холостого найти? Вы всех уже разобрали… сволочи…

— А другого у тебя нет? — с надеждой спросила Ксюша. — Ну хоть какого-нибудь завалящегося?

— Пусть хоть трижды женатого, но не столь примерного семьянина, — поддакнула я.

— Дайте подумать, — буркнула Сонька

И она зависла. Мы переминались с ноги на ногу, ждали, когда подружка переберет в уме всех своих поклонников.

Время шло, мы потихоньку замерзали, но подруга все еще морщила лоб и ничего не говорила. Однако мы не сильно волновались, знали, что у Соньки бывало два периода в жизни: либо густо — либо жидко, но пусто никогда.

— Есть! — вскричала Сонька. — Есть один. Он, правда, дальнобойщик, у него свой «КАМАЗ». Но вас, надеюсь, это не смутит?

— Что ты! — всплеснула руками Ксюша. — Мы будем рады твоему камазисту, как родному!

— Тем более, что Ксюшины вещи поместятся только в его кузов, — вякнула я, за что получила легкий шлепок варежкой по макушке.

— Во-во! — поддержала меня депутатша, за что незамедлительно получила второй варежкой и тоже по шапке. — Ладно, не дерись, мы больше не будем.

— Смотрите у меня! — Ксюша погрозила нам кулаком. — Давай звонить.

И тут Сонька удивила. С надменной улыбкой на порозовевшем лице она полезла за пазуху своего пестрого пуховичка и жестом фокусника достала оттуда сотовый телефон.

— Ого! — воскликнула я. — Когда это успела отхватить?

— Да вот… — Сонька насколько могла скромно улыбнулась. — Прикупила по случаю.

— На скудную учительскую зарплату?

— Поэкономила пару месяцев, — все еще сдерживая горделивую ухмылку, ответила она.

— Заливай! — встряла Ксюша. — Взятку от избирателей, наверное, получила. Или думские деньги прикарманила.

— Да ты что! — Сонька всполошилась не на шутку. — Я ни копеечки не получаю за свою депутатскую деятельность! Только бесплатный проездной, я же говорила!

Тут Сонька не соврала. Никаких благ ей депутатство не принесло, уж я-то знаю, одну головную боль. Она и в Думу-то попала случайно. Дело в том, что музыкальная школа, в которой она преподает, находится на отшибе города, рядом со старым кладбищем. И живут в этом районе в основном пенсионеры да не слишком благополучные семьи. Наверное, именно поэтому сей округ был не слишком популярным, вот и набралось кандидатов всего двое — Софья Юрьевна Аниськина да некто, под кодовым именем «Противвсех». Так Соньку в Думу и выбрали.

— Меня и выбрали только потому, что пенсионеры против всех голосовать не умеют… — продолжала отбрыкиваться депутатша.

— Да ладно. Уймись ты, — прервала Ксюша поток Сонькиных оправданий. — Тем более, что телефончик у тебя плохонький, красная цена ему вместе с чехлом баксов 100…

После этих слов Ксюша, нацепив на мордочку знакомую горделивую улыбку, вытащила из рюкзака серебристый телефончик-раскладушку фирмы «Самсунг». Щелчком открыла его и продемонстрировала экран.

— Мультимедийный монитор на жидких кристаллах, — бросила она небрежно. — Новейшая модель.

— А у меня… А у меня панельки съемные. Разноцветные.

— А у меня выход в интернет.

— А у меня 25 мелодий!

— А у меня такая полифония, что хоть дискотеку устраивай.

— А у меня чехол из змеиной кожи.

— А в мой вмонтирована видеокамера, — торжественно выдала Ксюша, уев Соньку окончательно.

Так они и стояли друг напротив друга, взмыленные, запыхавшиеся, как после недавнего бега, с выставленными вперед телефонами. И были в этот момент смутно похожи на малолетних идиотов, что сравнивают в бане свои причиндалы.

Потом, как по команде, обернулись и уставились на меня. В глазах обеих был приказ: «Доставай свой. Будем сравнивать!». Вот тут я не выдержала и расхохоталась.

— Ну и дурочки вы!

— Это еще почему? — насупилась Ксюша, но телефон убрала.

— Да потому что ваши аппараты вам не понадобятся.

— Как?

— Так. Вы в лес едите. В самую глушь области. Там спутниковая связь не работает, — все еще смеясь, закончила я.

— Не может быть! — в один голос вскричали подружки.

— Может.

— Но как же мы будем связываться с внешним миром?

— Там, между прочим, есть обычный телефон. С него и позвоните.

— Но как же…

— Все, разговор закончен, — отбрила я поклонниц прогресса, ибо увидела, как из-за поворота показалась знакомая машина. — За нами приехали.

— Кто?

— Милиция.

Я помахала рукой водителю подъезжающего «козелка». Он махнул мне в ответ. Потом машина затормозила, дверь, скрипя, отварилась, и из кабины показалась голубоглазая, румяная, хорошенькая, но сердитая физиономия моего жениха.

— Залазьте, — скомандовал он.

— Коленька! — радостно заголосила подружки и резво закидали вещи в салон. — Каким ветром?

— Так и знал, что на автобус опоздаете, — недовольно пробурчал он. — Никуда вас отпустить нельзя.

— Пупсик, — промурлыкала я и потрепала Колюню по волнистым, как у херувима, волосам. — Не ругайся.

— Едут, черт-те, куда. Лыжницы, тоже мне, — продолжал бубнить Геркулесов. — Будто я не знаю, что им не горы снежные, а дискотека нужна…

— Коленька, — начала увещевать его Сонька. — Ты же знаешь, что любим мы только тебя.

— Задницами там не крутить! — рыкнул Геркулесов, не обращая внимания на наши заискивания.

— Да перед кем там? — я невинно захлопала глазенками. — Ты же знаешь, что за мужики работают в нашем НИИ. Чудики одни…

— Ладно, — буркнул он и замолк.

— А ты ему не сказала, что на турбазу биатлонистов привезут? — прошептала мне на ухо Ксюша.

Я в ужасе замотала головой. Скажи я ему, не видать мне турбазы, как своих ушей.

— И про банкиров, которые там будут чей-то день рождение справлять? — в другое ухо дунула мне Сонька.

Я вновь задергалась, как китайский болванчик. Еще ни хватало ему знать, что на турбазе будет полным полно нормальных мужиков. Пусть уж живет спокойно, считая, что кататься на лыжах мы будем исключительно в компании наших институтских чудаков. А о них он знал не понаслышке.

Дело в том, что познакомились мы с Коленькой не при самых романтичных обстоятельствах, а именно при расследовании убийства, даже нескольких, кои совершал в нашем НИИ один мерзкий мужик. Геркулесов приехал на вызов, а я была главной свидетельницей по делу, вот так мы и пересеклись. Пока шло следствие, мы часто встречались, так как я, по моей версии, силилась помочь стражам правопорядка, а по его, путалась под ногами и мутила воду. Ладили мы, как кошка с собакой, если не сказать больше: как коммунисты с демократами, но, как и они, жить друг без друга не могли. Сблизились мы только после того, как он спас меня от убийцы, который чуть не пустил меня на фарш.

С тех пор прошло пол года, но практически ничего в наших отношениях не изменилось — мы так же плохо ладим, но жить друг без друга не можем. Главная проблема, на мой взгляд, в том, что мы совершенно друг другу не подходим — он не в моем вкусе, а я не в его. Начнем с внешности. Мне нравятся брюнеты, демонической наружности, но с ангельским характером. Геркулесов же прямая противоположность моему идеалу — светлый, румяный, смазливый херувим с мерзким нравом. К тому же упертый, твердолобый, взрывной, и что самое ужасное — романтичный. Именно из-за своего романтизма и упертости он бросил адвокатскую практику (он служил в престижнейшей юридической фирме) и по зову сердца (?!) устроился работать в уголовный розыск. Понимаете? Тогда больше ничего объяснять не надо. Скажу только одно — мы с его мамой, дамой необыкновенного ума и деловитости, почти уговорили нашего Коленьку вернуться к юридической практике. И он почти согласился. Сейчас он для виду выкабенивается, но, как мы ожидаем, к весне сдастся. Вот тогда я и приму, наконец, его предложение, и стану его женой.

Кстати, я тоже не попадаю под его идеал. Коленька всегда балдел от тургеневских девушек, эдаким скромниц, аккуратисток, домоседок с длинными естественными волосами, в приличных платьях и с каким-нибудь невинным хобби, типа вышивания крестиком. Я же прямая противоположность сему пресному образу. Яркая, быстрая, шумная и бесшабашная, я обожаю откровенные наряды, яркий макияж, дорогие безделушки. Любимым моим местом отдыха является ночной клуб, любимым напитком — ерш, а главным хобби — кокетство. Правда, я не курю, много читаю, дальше кокетства не захожу и очень хорошо готовлю. Видимо, по этому Коленька меня и терпит.

— Теплые вещи взяли? — нарушил свое обиженное молчание Геркулесов.

— Взяли, — радостно доложили мы.

— Книги?

— Да когда нам там чи… — начала Сонька, но, получив удар локтем под дых, затараторила. — Конечно, взяли, Николай Николаич, полное собрание сочинений Эмиля Золя.

— Водки, надеюсь, немного?

— Не-е-ет. Бутылочку.

— Смотрите у меня. — Он погрозил нам пальцем.

Мы послушно закивали и, как примерные детсадовки, положили ручки на коленочки, всем своим видом выражая смирение. Но Геркулесов не унимался.

— Ну а ты, невестушка моя золотая, что взяла с собой, кроме вагона косметики?

— А что, мне разве еще что-то понадобиться? — невинно поинтересовалась я.

— Леля, — строго прикрикнул Геркулесов. — Смотри у меня…

— Смотрю, смотрю…

— Писульки-то свои взяла?

Я кивнула. Геркулесов успокоился.

Дело в том, что «писульками» бесстыжий Коленька называет мой литературный труд. Именуемый романом «Преступная страсть». Пишу я его давно, и все никак не удосужусь закончить. И дело не в том, что Муза меня редко посещает. Отнюдь. Меня муза просто задолбала своими визитами, причем, в самые неподходящие часы, например, рабочие. Проблема состоит в том, что я ваяю свой «шедевр» на допотопном, почти антикварном компьютере, который регулярно виснет, или как говорят программисты «глючит». Виснет он наглухо, то есть перезагрузкой дело не поправишь — надо его разбирать и заменять одну из «сдохших» деталей другой. Пока я провожу диагностику, пока достаю раритетные запчасти, пока чиню, проход месяц, а то и полтора. И за этот срок я успеваю забывать не только сюжетные повороты, которые продумала и выстрадала до поломки компьютера, но даже имена главных героев…

Когда мне это надоело, я решила мысли записывать. Вроде выход. Но не в моем случае. Проблема оказалась в том, что я, оператор ЭВМ со стажем, могу быстро печатать, но совершенно не умею писать от руки. Конечно, когда-то могла и даже имела красивый почерк, но за годы работы на компьютере мои пальцы привыкли к необременительному тыканью и касанию, и совсем разучились держать ручку. По этому, мои рукописи похожи на что угодно — на письмена древних египтян, на записи дауна-левши, на рисунки ребенка с ДЦП — на что угодно, но только не на заметки писателя. Ко всему прочему мои мысли (мои скакуны) проносятся в голове с такой скоростью, что неуклюжие пальцы за ними просто не поспевают.

Вот и прибавьте к терниям корявых букв еще непонятные сокращения, аббревиатуры, многозначительные многоточия. А ошибки! Господа, я уже забыла, что писать без орфографических ошибок тоже надо уметь! Что надо вспоминать забытые правила правописания, и исключения из этих правил. А я ни одного, (кроме «жи, ши» пиши с буквой «и») не помню. Да и что еще ждать от человека, за которого правописание проверяет «Windows XP»…

Вот по этому Геркулесов и называет мое творение «писулькой». И гогочет, видя, как я днями разбираю свои же собственные заметки. Он не догадывается, какой глубокий смысл, какая интрига прячется за неровным частоколом моих каракулей. И не верит, что когда-нибудь бестселлер «Преступная страсть» будет закончен… Он вообще в меня, как в литератора, не очень верит. Думает, это очередная моя блажь, новый заскок, дурость, а иногда, в особо дрянном настроении, что изысканный способ потрепать ему нервы.

Говорю же — несносный характер!

— Обратно доберетесь? — бесцеремонно прервал мои размышления вредный Геркулесов.

Его вопрос вернул меня на бренную землю. Я протерла запотевшее стекло, выглянула на улицу. Оказалось, что мы уже приехали. И стоим у гостеприимно распахнутых ворот. Ворота венчала железная ракета, без одного закрылка. На ее брюхе (или спине, это кому как нравится) красовались красные буквы «Салют», и все они, за исключением «т» и палки от «ю» радостно нам подмигивали.

— Как турбаза называется? — сморщилась от напряжения мысли Сонька.

— Салют.

— А почему написано «Сало»?

Я пригляделась, и правда — сослепу можно принять за «Сало».

— Кормить им будут. На завтрак, обед и ужин.

— Не надо! Я его терпеть не могу…

— Мне отдашь — я сало люблю.

Ксюша засмеялась, Геркулесов нахмурился — он не любил нашу пустую трепотню.

— Ну так как? Доберетесь обратно? — вновь осведомился он.

— Конечно, дорогой, — чирикнула я и чмокнула жениха в белокурый затылок. — В воскресенье, как три штыка, будем дома.