"Шестерки Сатаны" - читать интересную книгу автора (Влодавец Леонид)РЫЖИЙ КРАСНОГО СПРОСИЛ…Скажем так: в этот раз я ожидал большего, но дареному коню в зубы не смотрят. То, что «черный ящик» утащил меня с дороги, где вот-вот мог настать тот самый, который «подкрался незаметно», было, в общем и целом, неплохо. Конечно, совсем хорошо было бы очутиться в ЦТМО, а лучше прямо во «дворце Чуда-юда», но, видать, ящик исполнил то, чего ему больше хотелось. То есть он перенес меня на относительно небольшое расстояние, но зато поместил в хорошую компанию. Итак, когда я открыл глаза, то обнаружил, что нахожусь в каком-то до ужаса знакомом помещении. Правда, бывал я здесь довольно давно и недолго. К тому же принужден был очень быстро покинуть это благотворительное учреждение. Причем под сильнейшим, ожесточенным ракетно-пулеметным обстрелом с вертолетов, принадлежащих «G amp; К». Был еще тут и бой в подземных горизонтах, объемный взрыв, угробивший на моих глазах главного здешнего бодигарда Ромеро, ползание по дренажам и коллекторам, бегство на вагончике — стандартный набор обычных хайдийских приключений. Честное слово, не думал, что здесь, в Горном Шале, бывшей диктаторской асиенде «Лопес-28», после тогдашних событий хоть что-то уцелело. Но нет, уцелело. Точнее, было восстановлено из руин. И всего-то за три года. Почти по-стахановски. Правда, на чьи деньги — неизвестно. Может быть, что и на мои. По крайней мере на те, которые числятся за «Rodriguez AnSo incorporated». Между прочим именно здесь три года назад я познакомился с такими выдающимися хайдийскими правоведами, как юрисконсульт Доминго Ибаньеса (Косого) сеньор Салинас и адвокат Эухении Дорадо сеньор Ховельянос. В итоге этой судьбоносной и знаменательной встречи я неожиданно узнал, что, благодаря эксплуатации местных трудящихся и заботам здешних мафиози «скупил» на корню 7/8 хайдийской недвижимости. Правда, встреча происходила в кабинете супергадалки, а «черный ящик» выгрузил меня посреди пустынного холла, где на диванчике подремывала несколько пополневшая, но вполне узнаваемая служанка Хосефина, которую сеньора Дорадо именовала Пепой или Пепитой. Вообще-то три года назад она выглядела довольно бойкой девочкой, хотя и классической инженю по уровню развития. Я даже помнил, что у нее голосок точь-в-точь, как у продавщицы Пилли из испанского сериала «Дежурная аптека», хотя сериал уж давно закончился и в последних сериях вместо Пилли была какая-то другая артистка. Кроме Пепиты, в холле никого не было. Ни охранников, ни слуг. А я был, и, судя по всему, целый, не разобранный, при всей своей полной или сверхполной выкладке. Но без Валета и Вани, а самое главное — без «черного ящика». Куда он делся — непонятно. Должно быть, не захотел со мной оставаться. Это было самое дурацкое и самое правдоподобное объяснение. Впрочем, надо сознаться, что в течение нескольких минут я находился в состоянии забалдения и пофигизма. Судя по всему, если Пепа и видела вспышку, которой могло сопровождаться мое появление из ничего, то только сквозь сон. Но тем не менее, мои первые шаги вывели ее из сомнамбулического состояния. Я, конечно, думал, что появление до зубов вооруженного человека, да еще неведомо откуда, должно вызвать либо жуткий визг, либо полное онемение от страха. Последнее было предпочтительнее. Но я не угадал. Пепита поглядела на меня весьма равнодушно и спросила: — Сеньор, вы тоже из канализации? Из этого вопроса следовало, что ей сегодня пришлось видеть не одного и даже не двух граждан, появившихся откуда-то из-под земли и принесших с собой специфический аромат канализации. Я лично такого аромата от себя не унюхивал, поскольку там, где путешествовали мы с Валетом и Ваней, пахло сыростью, плесенью, но не канализацией. — Пепа, — спросил я, — вы меня не узнаете? — Узнаю, — сонно ответила служанка, — вы с вашей супругой три года назад были в гостях у сеньоры Дорадо на Боливаро-Норте, а потом захватили ее в заложники вместе с Лусией Рохас и Сесаром Мендесом. А потом вы ночевали здесь, в Горном Шале, и переодевались в форму охранника. Вас зовут, кажется, Деметрио Родригес… — Около дела, чикита, — кивнул я, — хотя меня надо называть либо Деметрио Баринов, либо Анхель Родригес. — Хорошо, сеньор, я буду называть вас так, как вы сказали. Так вот, сеньора Дорадо сказала, что всех, кто будет приходить из канализации, надо отправлять к дону Умберто. Вы знаете дона Умберто? — Да, только как его найти? — Все, кто с ним приехал, сейчас собрались в подвале. Вот тут, справа, за шкафом, будет небольшая лестница. Спуститесь вниз, пройдете по коридору и зайдете в третью дверь слева. Там вам скажут, что надо делать. Лестница оказалась очень короткой, и вела она в какой-то мирный хозяйственный подвал. Возможно, даже в винный, но убедиться в этом я не сумел. Потому что в этом слабо освещенном коридоре из-за небольшой, но плотной баррикады, сооруженной из каких-то мешков, на меня поглядели два автомата. Но тут же убрались. — Привет, — сказал Агафон, когда я подошел ближе, — а где пацаны? — Разминулись, — произнес я неопределенно, — может, еще придут. — А могут и не прийти? — вякнул Налим, тоже несший тут службу. Агафон посмотрел на него с укоризной, а я просто прошел мимо в ту самую третью дверь слева. Как говорится, знакомые все лица. Окромя тех уцелевших охранников гостиницы, которых мне не успели представить. Компаньеро Умберто Сарториус, мадемуазель Элен Шевалье, месье Пьер Клык, то есть, тьфу ты, — Князефф. Девица Потапова, то бишь Любаня. Граждане Фрол, Гребешок и Луза. Ахмед, представитель одного из братских народов Кавказа, — мне в какой-то степени, через прапрабабку Анастасию-Асият, почти что родня. Чуть позже разглядел два новеньких блестящих чемоданчика — с компроматом и долларами, а также потертый и видавший виды вьюк группы «Пихта». Народ был при оружии, но явно особо не ждал нападения. Точнее, может быть, и ждали, но не очень всерьез. Пост Агафона и Налима был скорее чем-то вроде подтяжек при ремне. Некоторые что-то жевали, а большинство просто сидели расслабленно и слушали задушевное пение компаньеро Умберто, бренчавшего на гитаре. Мотив был известный и весьма затертый еще с перестроечных времен гласности — «Поручик Голицын». Однако слова в этот эмигрантский шлягер были вставлены совершенно новые, так сказать, на злобу дня. Четвертый уж месяц живем без зарплаты, И нечем кормить наших жен и детей. Полковник Корягин, прикройте заплаты! Майор Парамошкин, тужурку зашей! Публика даже вроде бы подтягивала повтор двух последних строчек. Может, и раньше это песнопение слышала, стало быть. А где-то ведь строят дворцы и палаты! И «мерсы» лихие по трассам летят… За нашим стаканом сидят «демократы» И денежки наши в Женеве хранят! Потеряна доблесть, открыты границы. Все меньше отваги в российских войсках. Давно уж расстрелян поручик Голицын, Корнет Оболенский сгноен в Соловках… Недолго вам, гады, транжирить мильоны! Для вас уже вырыт Колымский карьер. Полковник Корягин, поднять батальоны! Майор Парамошкин, заправь бэтээр! Компаньеро Умберто, как я понимаю, очень хотелось бы спеть эту песню в другой аудитории. Тут его далеко не все понимали. Мулаты из охраны хотя бы. Да и мне не очень ясно было, кто такие полковник Корягин и майор Парамошкин. Опять же я догадывался, что поручика Голицына и корнета Оболенского израсходовали отнюдь не демократы. В Колымский карьер я, конечно, охотно верил, но мне туда очень не хотелось. Вообще-то я имею свойство упираться, когда меня урыть хотят. Насчет подъема батальонов — тоже весьма спорно. Поднять легко, уложить — еще проще, особенно ни за что ни про что. Да и БТР заправить по нынешним временам — недешевое дело. — Это вы сами сочинили? — спросил я, когда Сорокин накрыл струны рукой, гася звук. Сергей Николаевич повернулся, особенно не удивившись моему приходу. Опять небось прочитал все, что надо, непосредственно с моих мозгов. — Нет, это мне родной братишка напел в прошлом году. В подпитии, конечно, по случаю встречи. А кто сочинил, я так и не узнал. Да сам Юрка не знает, наверно. Кроме того, в данном сочинении можно признаки статьи 280 нового УК РФ найти при желании. А Юрик уже лампасы примеривает — областной военком как-никак. Поэтому, хоть ему, правда, не больно жирно живется, насчет «поднять батальоны» — это треп и ничего больше… Ладно, оставим лирику в покое. Ты что, действительно на «черном ящике» прилетел? — А как бы я еще мог вас найти? — Верно. Я вообще-то думал, что вы «тиграм» сдадитесь. Точнее, ты сдашься и пацанят сдашь. Уже снял тебя с довольствия. — Придется восстанавливать, — хмыкнул я. — Если сюда «тигры» не пожалуют. — «Тигры» не пожалуют. Их операции против нас приостановлены. Приказом здешнего главкома, президента Морено. — Ни фига себе, «приостановлены»! — возмутился я. — Да я с Валетом и Ванькой всего пять минут назад с ними махался. Они бэтээров чуть не роту в горы пригнали, вертолеты в воздухе мотаются. — Значит, еще приказ не дошел, — с невозмутимым спокойствием сказал Сарториус. — Вот когда они сюда подвалят и нас месить начнут, — заметил я, — тогда, глядишь, и дойдет. — Не переживай. — Компаньеро не рассердился. — Нас не тронут. — Интересно, — хмыкнул я, — а с чего бы это дон Фелипе такой миролюбивый стал? Кстати, вы бы уж рассказали, Сергей Николаевич, с чего он против вас выступил. А то неудобно как-то — бегаешь, стреляешь, гранатами кидаешься — и хрен знает из-за чего. — Начнем с того, — медленно произнес Сорокин, — что «джикеев» кто-то осведомил о твоем прилете. Причем и о том, что ты прилетел с компроматом на Сергея Сергеевича. Тем самым, который для них собирал Равалпинди. И благодаря отсутствию этого компромата на судебном процессе в Швейцарии твой отец наполовину выиграл дело… — Кто бы мне сказал: какое? — проворчал я. — «Джикеи», Воронцофф и Соловьев-старший решили подстраховаться на тот неудачный для них случай, если твой отец сумеет собрать весь комплекс паролей для управления фондом О'Брайенов. Включая и пресловутую «Богородицу с бриллиантами». Они затеяли судебный процесс с целью доказать, что Баринов повинен по меньшей мере в отмывании денег и хотя бы часть его капитала имеет криминальное происхождение. Если б им удалось это сделать, то твоему бате не видать фонда О'Брайенов, как своих ушей. Они нашли много документов, но все это были копии, причем такие, что ваш адвокат легко их отводил. Сейчас ведь с помощью компьютера, сканера и ксерокса можно изготовить убедительную копию с несуществующего в природе документа, даже есть программы, способные воспроизводить почерк реального человека. Экспертизы, которые проводились по решению суда, ничего не дали. Поэтому адвокат добился, чтобы суд потребовал от истцов предоставить подлинники документов, с которых были сняты копии. — Потому что заранее знал, что таковых не найдут? — догадался я. — Да, конечно. Самые крутые бумажки были уничтожены. То есть доказать напрямую получение Чудом-юдом денег, допустим, от заведомо мафиозных контор, тех, чьи представители уже были уличены и посажены, оказалось невозможно. А сами эти спалившиеся «представители», которые могли бы стать свидетелями, либо были убиты, либо признаны невменяемыми судебно-психиатрической экспертизой. Наверняка ты не хуже меня знаешь, что твоему отцу легко превратить в невменяемого самого здравомыслящего человека. И ни один стопроцентно честный психиатр не поставит иного диагноза, чем запрограммировал Чудо-юдо. — Лихо! — порадовался я. — Да, лихо. Однако он не учел, что Равалпинди будет искать и собирать документы не только о его участий в отмывании денег, не только разбираться в источниках прибылей контролируемых Бариновым банков и компаний, но и в некоторых аспектах обеспечения научной деятельности ЦТМО. И этот массив документов, которые сами по себе были относительно невинны, твой папаша по непонятной причине оставил без внимания. Я уж тебе говорил об этом… Наверно, понадеялся, что они слишком разбросаны по миру. Но получился прокол. А самая непростительная ошибка — это известный тебе набросок плана, написанный от руки. До сих пор не могу понять, отчего он себя так подставил. — Сергей Николаевич, — произнес я, вспомнив ту «еретическую идею», которая проклюнулась у меня в голове буквально за несколько минут до нападения «тигров». — А все-таки если не он сам себя подставил, а его подставили? — Возможно, — кивнул Сорокин, — он вообще ведет довольно странную «кадровую политику» у себя в конторе. И утечки от него идут постоянно. Сперва я думал — проверочные. Потом начал думать, что игру какую-то затевает, голову ломал. Иногда даже казалось, будто он контакт хочет наладить. Но ни в какую логику все это не вписывается. — Вот я и говорю… — Я попытался вякнуть, но Сарториус меня не услышал, ему хотелось говорить самому. Что само по себе тоже было не очень логично, ибо для того, чтобы заниматься словоизлияниями, на мой взгляд, было не лучшее место и слишком широкая аудитория слушателей. — Так вот, — Сорокин вернулся к началу своего повествования, — «джикеи» отслеживали весь твой путь до Лагоса, а затем на нашем самолете, который доставил тебя на танкер. И все дальнейшие пересадки тоже. — Микросхема включилась в режиме «маячка»? — спросил я. — Хуже. Она просто стала работать на передачу. Но включить ее на передачу ты сам не в состоянии, верно? И я, между прочим, хотя сам ее устанавливал, сейчас не могу этого сделать. Потому что Сергей Сергеевич с Еленой установили усложненную кодировку. Мне нужно три недели работать на компьютере, чтоб ее расшифровать. Более того, сейчас, после того как Чудо-юдо пересадил часть «я» Елены на носитель Вик, а остальное оставил на «родном», никто, кроме самого Баринова-старшего, не сможет взять над тобой управление раньше, чем через три недели. Технически невозможно, быстродействие компьютеров не позволяет. Если б был изобретен какой-то свежак, я бы уже знал об этом. При этом ровно через три недели Баринов меняет кодировку, и мне приходится начинать все сначала. — Стало быть, это я сам их привел к отелю? — В общем-то, да, хотя и не подозревал об этом. Да и мы, в общем и целом, на «хайдийском» этапе старались тебя не осведомлять о месте пребывания. Но они как-то сумели вычислить. — Ночью приезжал парламентер? — припомнил я. — Да, хотя скорее это была «комиссия по приему капитуляции». Поговорили и разошлись при своих. Я ждал их налета в течение ночи, не дождался и рискнул связаться с твоим отцом. В общем, он все понял правильно и готов идти на сотрудничество. Временно, так сказать, до победы над «джикеями». Но мы с ним немного не угадали. Думали, что «джикеи» на следующую ночь нагрянут и будут действовать самостоятельно. А они, запугав Морено коммунистическим заговором, послали на нас его элитный спецназ. При поддержке тяжелой техники. Конечно, не ждали, что мы начнем сопротивляться при таком численном превосходстве. Среди «тигров» действовали и «джикеи». — Поэтому имитации не срабатывали? — предположил я. — Имитации не удалось поставить потому, что все ГВЭПы вышли из строя. Одновременно и у нас, и у них. Сгорели внутри, будто в них молния попала. Мы нашли убитого в форме «тигров», но при ГВЭПе. На их генераторах были точно такие же повреждения, хотя ни пули, ни осколки в них не попадали. Так что воевали по старинке, то есть по-честному. — Ну хорошо, а почему же теперь «тигры» не могут напасть? — Потому что Чудо-юдо, через твоего старого друга Абу Рустема, предупредил Морено насчет всяких негативных последствий. А Морено его очень боится. Он ведь пришел к власти на волне критики президента Соррильи за продажу 7/8 острова иностранцам. Между прочим, на сегодняшний день Абу Рустем и его подставные бобики уже 9/10 скупили, если не все вообще. — Что же, Морено испугался, будто Абу Рустем его палками по пяткам лупить будет? — хмыкнул я недоверчиво. — Или начнет восстанавливать на Хайди конституционный порядок? Силами одного бедуинско-верблюжьего эскадрона? — Не смейся. Если Абу Рустем, то есть, конечно, Чудо-юдо, нажмет по финансовым каналам, то у Морено не останется денег даже на то, чтоб носки заштопать, не то что госбюджет. А здешние генералы — не чета нашим. Им вся эта демократия практически на фиг не нужна. Если захотят — в два счета свернут шею. Да и «койоты», если им Рустамов простит кое-что по «счетчику», отправят Морено в бессрочный отпуск. — А если им «джикеи» предложат больше? — Не думаю, чтоб у них сейчас было столько денег. У Воронцоффа сейчас около 60 миллионов долга. И не рублей, даже не марок, а полновесных баксов, между прочим. И банкротство его — если он не заполучит фонд О'Брайенов, конечно! — неизбежно. По миру пойдет, как предки-белогвардейцы. У Табберта положение лучше, но и он только-только сводит концы с концами — слишком обширные исследования на себя взвалил, опять-таки надеясь на деньги фонда. Куракин выбыл из игры, и его деньги теперь не только формально, но и фактически достались Петру Петровичу… — При этом замечании Сорокина Клык, сидевший поблизости от нас, иронически ухмыльнулся. Он прекрасно понимал, что фактически деньги достались вовсе не ему, а Сарториусу. — Остается Антон Борисович Соловьев. У него деньги есть, но не так много, как кажется. Его друзья в Москве и других районах земного шара, конечно, могли бы ему подкинуть деньги в прокрутку, но с очень хорошим наваром. А навар может быть только в том случае, если ему удастся заработать все на том же фонде О'Брайенов. В противном случае ему даже застрелиться не дадут — за яйца повесят. — Ну, это необязательно. Могут и просто пристрелить. — В общем, все трое в равной ситуации. Воронцофф самый активный из всей компашки. Ему уже нечего терять. Я не знаю, его, может быть, и не застрелят, но обдерут строго по закону так, что он будет голым отпущен в Африку. Табберт более осторожен, потому что он, в принципе, может остаться при своих и не рисковать. А вот для Соловьева, который явно беспокоится и за то, что может потерять свое нынешнее благополучие, и за то, что даже при успешном решении вопроса с фондом партнеры могут его кинуть, единственный устойчивый стимул держаться за Воронцоффа и «G amp; К» — жажда получить назад своего наследника. Если вернуть ему Ваню «прямо сейчас», как выражаются на нынешнем ТВ в рекламных роликах, то он, пожалуй, отступится. Я его неплохо изучил, он у меня в прошлом году трое суток просидел. Мне нужны были деньги, он предложил за себя нормальный выкуп, и я его отпустил. Правда, не худо бы с него еще стребовать, но я не буржуй, мне лишнего не надо. — А остальные что, будут смотреть, как мы его перекупаем? — Конечно, не будут. Но у них, понимаешь ли, сейчас положение пиковое. Свой главный шанс они сегодня упустили. — Неужели уж совсем-таки упустили? — не поверил я. — Их шанс был в том, чтоб разделаться с нами там, в отеле. До того, как вмешается Чудо-юдо. Им надо было взять живым тебя, а Ваню можно было и мертвым. Ну и конечно — захватить икону. — Не понял насчет Вани… — Ну и зря. Если Ваня будет взят живым и возвращен отцу, то Соловьев неизбежно захочет иметь нормального сына, а не биоробота. Соответственно, вернуть его в нормальное состояние может только Чудо-юдо и его контора. У Малькольма Табберта нет ни «Зомби-7», ни «Зомби-8», ни «331», но самое главное, нет препарата «330», который нейтрализует все вышеупомянутые. Конечно, он может поэкспериментировать, но это дело отнюдь не безопасное. Естественно, что Антон Борисович если еще и не знает об этом, то узнает в самое ближайшее время. А это база для переговоров с твоим батей. И уж помяни мое слово, Сергей Сергеевич выжмет из ситуации все, что можно. А Воронцофф и Табберт останутся на бобах. Но если, допустим, Ваня был бы убит при штурме отеля, то все чувство отцовской скорби и ярости обрушится на Чудо-юдо. Все деньги Антона Борисовича будут служить одной цели: отмстить неразумным хазарам! Сиречь Бариновым. Улавливаешь ситуацию? — Улавливаю. Только не понимаю, почему тогда меня надо брать живым? — Потому что тогда у них будет козырь на переговорах с Сергеем Сергеевичем. Они бы пропустили тебя через этакий «круг ада», засняли бы на пленку, как ты его проходишь, а потом переслали бы отцу. Думаешь, он не постарался бы тебя вытащить? — Не уверен, Сергей Николаевич. Чудо-юдо иногда страдает тарасобульбизмом. Если он меня гоняет под пули, то, наверно, не очень боится, если меня холодненького привезут. — Вот тут ты не прав. Боится. Еще как боится! Причем если с мыслью, что пуля-дура и может залететь тебе в лоб, он, может быть, уже и свыкся, то, увидев тебя живым, но страдающим, вполне может сломаться. И непременно пойдет сперва на маленькие, а потом на все более крупные уступки. — Это на какие же? Отдаст фонд О'Брайенов? Сто лет не поверю! — Полностью не отдаст, естественно, но поделиться не откажется. А большего Воронцову и Табберту, пожалуй, и не надо. — Тридцать семь миллиардов на четверых не делится. — Не беспокойся, разделят, если захотят. — Но сами же сказали, что Соловьеву мести захочется. Неужели он свою отцовскую скорбь по единственному наследнику променяет на какие-то вшивые девять миллиардов с копейками? — Во-первых, запросто может променять. У него сейчас и полмиллиарда долларов нет. А во-вторых, тебя могут вернуть к отцу живым, но со СПИД ом в крови или просто с каким-нибудь медленно действующим ядом, от которого ты через пару месяцев загнешься. — Хорошая перспектива! — Но она уже в прошлом. Все, что мы с тобой сейчас обсуждали, могло иметь место в случае успешного налета на отель. Иконы-то у них нет, это раз. Тебя они взять не смогли, это два. — Но Ваню убить могут, — заметил я. — Могут, конечно, если дураками окажутся. Потому что теперь расклад не тот и номер не пройдет. Там, в отеле, всегда можно было подобрать наше оружие, твое или Элен, например, а потом всадить Ивану Антоновичу очередь. Аккуратно, в перчатках, чтоб отпечатки были только наши. И четко доказать отцу, что его сынка порешили бариновские ублюдки. А там, в лесу, тебя нет. И даже оружия твоего нет. Стало быть, если Ваню завалят, то «тигры» или «джикеи», которых вместе с коммандос послали. Наверняка Соловьева убеждали, что его сынка будут беречь. — Сергей Николаевич, — усмехнулся я, — «тигры» там, на горке, так напропалую молотили, что запросто могли всем нам дырок наковырять. Не разбираясь! — Правильно, — кивнул Сорокин, — потому что действовали еще по старому приказу. А когда новый до них дойдет — пылинки будут сдувать с Ванюшки. Потому что будут знать: зацепишь чадо — хлопот не оберешься. Я уж не говорю о том, чтоб убить. Тогда Соловьев пойдет вместе с Чудом-юдом, лишь бы своим бывшим корешкам руки-ноги поотрывать. — Сложное дело… — сказал я, демонстративно почесав в затылке. — Ну, хорошо, а если все пойдет тихо и мирно? Без жертв и дальнейшего кровопролития? — Вот это, дорогой друг, меня больше всего и пугает, — с неожиданной откровенностью ответил Сарториус. — Чудо-юдо в ближайшие часы появится здесь, на Хайди. В качестве полномочного представителя великого и загадочного, как весь Восток, шейха Абу Рустема. Думаю, что посредническую миссию возьмет на себя сам президент Морено. Возможно, что и Доминго Ибаньес поможет, вкупе с сеньорой Эухенией… Именно в этот момент я вспомнил, что вообще-то, по данным японской разведки, Эухения Дорадо и Лусия Рохас были в свое время вывезены в Россию и работали в ЦТМО под неусыпным надзором Чуда-юда. Так же, как и ныне покойный Сесар Мендес, которого Сарториус нечаянно взорвал где-то в Сибири еще год с лишним назад. Правда, я лично с ними не контактировал ни разу. Если не считать той недолгой прогулки по тайге, которую мы с Лусией предприняли в прежнем потоке времени. А вот Эухению я ни в том, ни в этом потоке не видел с тех пор, как прыгнул с парашютом в 1994 году. Тогда она вместе с Лусией и Сесаром сидела в самолете, на котором мы драпали с Хайди, оставив в дураках президента Соррилью и всех остальных. А нас тогда, в свою очередь, оставил в дураках компаньеро Умберто. Так, стало быть, супергадалка вернулась домой? Да-да, блин, мне ж ведь служанка Пепа сказала, что, мол, сеньора Дорадо приказала всех, кто придет из канализации, отправлять в подвал к дону Умберто… Вот что значит перемещаться с помощью «черного ящика»! Совсем обалдел и ни фига не помню. — Так ее что, Чудо-юдо отпустил? — Понятия не имею. Мы вообще-то не рассчитывали, что «Лопес-28» в таком порядке и исправности. А уж тем более не рассчитывали застать ее здесь. Вместе с Лусией, Ауророй, Пепитой и прочим персоналом. Здесь двадцать пять человек охраны во главе с неким Раулем. — По-моему, я его знаю… — Я припомнил парнишку в униформе, с которым мы волокли слабосильного адвоката Ховельяноса, когда «тигры» три года назад разгромили базу Сорокина на бывшей асиенде «Лопес-23». — Ну и прекрасно. Вообще я никак не ожидал застать здесь кого-либо. А темболее — в таком количестве и с таким солидным вооружением. В принципе, им ничего не стоило нас разоружить или вовсе перестрелять еще на перроне подземной станции. Однако Эухения встретила нас так, как будто она нас целый год ждала с нетерпением. Хотя я лично с ней никаких контактов не поддерживал. По крайней мере, после того, как мы в 1994 году проводили рабочее совещание на асиенде у Стержнева. Помнишь? Ты ж там заседал вместе со мной, Салинасом, Брауном-Атвудом, Доминго Косым и Жорой. По поводу временного альянса против «джикеев» беседовали. Ну и насчет «Зомби-7». Так вот, с тех пор я ее и во сне не видел. Интересно? Другая баба хоть удивилась бы по крайней мере, если б к ней в дом ввалилось столько вооруженных людей, выползших из подземелья. Пятнадцать человек, с тобой — шестнадцать. — По-моему, меньше, — решил уточнить я, — тут со мной только четырнадцать, если считать Агафона и Налима, которые в коридоре дежурят. — Правильно. Эухения взяла к себе жену Клыка Веру с ребенком. А нам предложила помыться, переодеться и отдохнуть. Но у народа нет доверия. Решили остаться здесь. На всякий случай. Я вон Клыка еле уговорил отпустить Веру с малышом. — А я и сейчас скажу: зря ты это сделал, Серега! — проворчал Петр Петрович. — В заложники их возьмут. — Не возьмут, — убежденно произнес Сарториус. — Мы тут тогда такого шороху наведем, что небу жарко станет. — Да если нам сюда пару гранат с «черемухой» бросят, мы отсюда на карачках не выползем, — поддержал Клыка Фрол. — Сидим тут, ни черта не знаем, что наверху делается. Может, там уже «тигры» всю усадьбу заняли? — Не волнуйся, — нахмурился Сарториус. — Ничего этого не будет. Здесьсейчас самое безопасное место. Для взрослых, разумеется. Вон там, в том углу, есть лаз, через который можно уйти обратно в метро. А Эухения вовсе не ведьма какая-нибудь. Хотя и занимается всяким шарлатанством. Если б у нее было в мыслях что-то фиговое, я бы это уже знал. — Между прочим, она умеет блокироваться от просмотра мыслей, — заметила Элен. — Правда, плохо. На два уровня, не глубже. — Это по нынешним временам не называется «блокировкой», — хмыкнул Сарториус. — Так, постановка помех. Но я и таких не ощущал. Открытая голова — все насквозь видно. Просто пожалела ребенка, которого не стоит таскать по подвалам и катакомбам. — Но ведь ты в комнаты нас не повел, а? — прищурился Ахмед. — Значит, опасаешься? — Береженого Бог бережет. Пока здесь не появится Чудо-юдо, посидим здесь. А потом, может, и в комнаты перейдем. По обстановке. — А ты уверен, что Баринов нас сам не попишет? — спросил Клык. — Ему ведь «Богородица» нужна, а не ты. — Сейчас ему и я нужен. Потом — не знаю, а пока — нужен. По крайней мере против «джикеев». И Эухения тоже нужна. — А когда Чудо-юдо их с Лусией отпустил? — спросил я. — Опять же не знаю. Они при этом вопросе стыдливо краснеют и умолкают. И в мозгах ничего не могу прочесть, вот какая штука. Так же, как и о том, куда подевался твой любимый «черный ящик»… — Темный лес! — вырвалось у меня. — А как он ко мне попал, вас не удивило? Я просто подумал — а он и появился! Сам! — Ты знаешь, если он может перемещаться в пространстве, то ничего удивительного тут нет. Просто ему захотелось сделать тебе приятное — вот и все! — съехидничал компаньеро Умберто. — Но могло быть и проще. Твоя микросхема подала сигнал Чуду-юду, и тот сунул палец в кольцо, приказав ящику лететь к тебе. Вот и все загадки. А потом твой батя подумал, что оставлять тебя с «ящиком» в руках такого подозрительного типа, как Сергей Николаевич Сорокин, слишком опасно. И сразу по прибытии в «Горное Шале», пока ты еще не снял палец с кольца, передал по каналу РНС приказ: «Ящик, ко мне, остальные — на месте!» Нет, Сарториус, оказывается, иногда и чувство юмора проявляет! Впрочем, оно и естественно. Ежели борешься аж за Мировую Революцию, то без этого дела очень трудно. Но в принципе эта версия была достаточно убедительная. Поэтому я опять не стал говорить то, что мне хотелось сказать. То есть высказывать предположения о том, что не Чудо-юдо управляет «черным ящиком», а совсем наоборот… Впрочем, я в любом случае не смог бы завести разговор на эту тему, поскольку через неплотно прикрытую дверь коридора донесся солидный голос Агафона: — Стой, кто идет? — Вызови командира, Агафон, — отозвался голос, который мог принадлежать только Зинаиде. — Я вас не знаю, девушка. У нас уже есть одна такая, — заявил Агафон. — Может, вы эта самая… имитация? — Ну, тогда позови ту, которая на меня похожа. — Налим, сбегай, доложи! Докладывать, в общем, было не о чем. И так все ясно — должно быть, Чудо-юдо уже прилетел и послал на предварительные переговоры Зинулю. Я сделал попытку встать, но Сорокин, резко помрачнев и посуровев, остановил меня: — Сидеть! Тебя спрашивали? Нет. Спрашивали командира, а командир здесь я. Недоверие — полезное качество в таких делах, но я немного обиделся. Неприятно, когда тебя так резко ставят на место. Тут в нашем помещении появился Налим: — Там две бабы у лестницы стоят. Одна — вылитая она. — Боец мотнул головой в сторону Элен. — Гнать? — Посмотрим… — Сарториус вытащил откуда-то прибор, который мне был знаком еще по Сибири. Он, насколько я помнил, именовался ДЛ — «дешифратор Лопухина» и служил для распознавания видеоимитаций, создаваемых с помощью ГВЭПов. Тогда, помнится, в другом потоке времени, ДЛ сработал плохо. Он распознал имитацию там, где ее не было, — принял за нее вполне живых и материальных «соловьевцев». Впрочем, уже тогда выяснилось, что виноват был не ДЛ, a «Black Box», который навел на прибор ложную информацию. Но об этом случае здесь, в этом потоке времени, знал только я. Здешний Сарториус если и был на Порченой, то еще не сталкивался там с такими фокусами. — Сергей Николаевич, — сказал я, — не очень доверяйте этой штуке. «Черный ящик», если он далеко не улетел, может ее заморочить. Сорокин не ответил, он озабоченно вертел в руках ДЛ, должно быть, пытаясь его включить. — Ч-черт… — прошипел он. — Батарейки сели? — спросил я совершенно невинным тоном. Сорокин, оказывается, тоже умел матом ругаться. Раньше я таких выражений от него не слышал… — Сгорел, зараза! — Это была самая конкретная и самая приличная фраза, которую он произнес. — Так же, как ГВЭПы, — неизвестно отчего… Тут я тоже сообразил, что вообще-то надо держать ухо востро. Если ящик спалил ГВЭПы и ДЛ, то отнюдь не из гуманитарных соображений. Впрочем, может, мы на него зря грешим? Нет, больше некому. Если Сарториус, который собаку съел на всех этих приборах, не может понять, отчего они накрылись, то это вряд ли козни Чуда-юда или «джикеев», тем более что у последних тоже ГВЭПы сгорели. Но раз ДЛ не работает, то дамы, появившиеся в коридоре, могут быть вообще хрен знает кем. «Длинными-черными» например, трехметровыми безликими «периферийными устройствами» «ящика», которые, между прочим, с руками-ногами. А потому могут запросто повязать всех в пучки. Я вспомнил, что там, — в другом потоке времени, их можно было уничтожить лишь пулей, острие которой крестообразно распилено… Сейчас у нас таких нет, и, даже расстреляв по ним все, что у нас еще осталось, мы ничегошеньки не сделаем… Сарториус поглядел на меня внимательно — должно быть, все-таки прочел мои мысли. — Это правда? — спросил он так, будто я все свои мысли проорал в голос. — Не знаю, — честно сознался я, — но так может быть. — Пошли, — сказал Сарториус и шагнул к двери. Налим счел более удобным пропустить нас вперед. Он, как и все прочие, ни хрена не понял, но усек: происходит нечто сурьезное. А раз так, то идти лучше позади. На его месте я поступил бы так же, но, к сожалению, я был именно на своем. То есть, вынужден был идти рядом с Сорокиным. У лестницы, ведущей наверх, действительно просматривались две дамы — Зинка и Вика. — Очень похожи на настоящих, верно? — задумчиво произнес Сергей Николаевич. — В том-то и дело, что они могут быть и настоящими, и нет, — ответил я. — И в каждом из этих случаев мы с вами можем в дураках оказаться. — Правильно, — кивнул он, мы подошли впритык к баррикаде, за которой укрылся Агафон, держа лестницу под прицелом и явно готовый в любой момент открыть огонь. Я поглядел на Вику и Зинку. В этот момент на какую-то секунду или две мне показалось, будто их контуры чернеют и расплываются, а рост увеличивается… «Длинные-черные»?! Да уж, положение дурацкое, даже более чем дурацкое! «Black Box» запросто может изобразить все, что угодно. Мне очень кстати вспомнились последние часы пребывания в том потоке времени. И сон, в котором мне довелось присутствовать на беседе виртуального Сорокина с виртуальным Чудом-юдом, объяснившими мне кое-что о «черном ящике». Потом у меня появилось впечатление, что этот спектакль был устроен… самим «Black Вох'ом». Потом исчезла Лусия, я гнался за ней на лыжах, а она бежала голышом по тридцатиградусному морозу, босиком. Но так и не узнал, куда она делась. Потому что шагнул в некую «дверь» из желеобразного воздуха и очутился в кратере, один на один с огромным «черным камнем». И он, этот «черный камень», «super Black Box» или как его там в натуре, пугал меня имитациями… Я вспомнил! Главное — не бояться. Чем больше поддаешься внушению, тем страшнее становится и тем легче сделать глупость. И еще вспомнилось то, что прочитал в моем «сибирском сне» виртуальный Сарториус: «Крестом Святым спасайся, нечистая его не любит. Но не всякий крест свят. Главно дело после лба прикладывай щепоть к пупу, а не на грудь. Плечи если попутаешь — не беда, а вот если руку шибко высоко приложишь, то еще на себя страху нагонишь. И руку может паралич разобрать. Когда так будет, тут же левой крестись по-правильному, до пупа. Иначе помрешь или дураком останешься. А от правильного креста черные спиной поворачиваются, и у тебя страху убывает. Трижды покрестишься — уйдут, и страх унесут. Но можно черных и вовсе расшибить. Сам один раз стрелял, а Парамон Лисов, если не врет, аж пятерых развалил. Ему они теперь и не кажутся вовсе, и к «Черному камню» он без опаски ходит. Распили пуле острие крестом, держи патрон от других отдельно, на ерунду не трать, береги, и как увидишь черного — бей цельно. Он враз рассыплется, на искры разлетится, а куски синим пламенем погорят — углей-пепла не найдешь. Если хоть одного черного разбил, то они хоть и кажутся, но уже не пугают». Там, в прежнем потоке времени, я разбил не одного «черного», а сразу двух. Так чего ж я боюсь? Сам себя, наверно… Да, такие приемы бывают и в айкидо, и в самбо. Когда против противника используется его же собственная сила и вес. В данном случае «Black Box» использовал то, что мы уже знаем о нем и о самих себе. То есть о возможности ставить имитации. И направил наши с Сорокиным мысли в этом направлении. Ненавязчиво так, но расчетливо. Так умелый боец в нужный момент делает движение по направлению вектора силы противника и «помогает» тому потерять равновесие… Сразу стало проще. Я для страховки перекрестился. Именно так, как Кислов писал, — «щепоть к пупу». Нет, Зинка и Вика не повернулись спиной и не исчезли. Напротив, в какой-то момент я четко увидел родинку на Зинкиной шее и рябинки на Викином лице. — Они настоящие! — сказал я вслух, вылез из-за баррикады и решительно пошел по коридору к лестнице. Сарториус шагнул следом. По-моему, все мои размышления до него дошли. — Молодец! — произнес он не очень уверенно. Но страха он уже явно не испытывал. Зинка и Вика были одеты не по-боевому, а скорее по-курортному — в шорты, маечки, босоножки. — Привет, — сказал я, — загорать прилетели? — Прилетели, — ответила Вика, приглядываясь ко мне. — Он настоящий, — сообщил Сарториус, то ли прочитав ее мысли, то ли просто по глазам догадавшись. — Сумасшедший дом, — прокомментировала Зинаида. — Сергей Сергеевич тоже здесь? — спросил Сорокин. — Да. Беседует с Эухенией. А нас он послал выяснить, как будут складываться дальнейшие отношения. В смысле будете ли вы и дальше сидеть в подвале или все-таки рискнете оттуда вылезти? — Это уже Вика поинтересовалась. — Все будет зависеть от того, как будут соблюдаться наши предварительные договоренности. Если мы заключаем прочный и гарантированный союз, то почему бы не вылезти?! Вылезем. Если же прочных гарантий не будет, то придется оставаться здесь и соблюдать вооруженный нейтралитет. Ну а в самом негативном случае — надеюсь, что Сергей Сергеевич его себе отчетливо представляет! — события могут развиваться непредсказуемо. — Последний вариант отпадает начисто, — уверенно произнесла Вика. — Мы вовсе не затем притащили сюда половину ЦТМО, чтобы с вами драться. И потом, произошло много такого, что может изменить ваши требования насчет гарантий. — Это что ж такое стряслось? — поинтересовался Сорокин не без легкой ухмылки, но тем не менее очень заинтересованно. — Революция произошла? — В какой-то мере — да. Правда, никто в Кремль под красным знаменем не въезжал, — очень мрачно ответила Зина. — «Black Box» исчез… |
|
|