"Сокол и цветок" - читать интересную книгу автора (Хенли Вирджиния)

Глава 15

Де Берг поспешил выстроить свое войско; король и приближенные оказались в середине, королева и фрейлины ехали чуть позади. Фолкон разместил с тыла сотню лучников, а еще сотне велел охранять обозы и вьючных лошадей. С таким караваном нельзя путешествовать слишком быстро – женщины могут осилить только несколько десятков миль в день, даже несмотря на желание короля поскорее прибыть в Ноттингем.

Знатные гости пообедали в королевском замке Беркхемстед, в двадцати милях от Лондона, и продолжали путь до полуночи. Король и королева должны были переночевать в замке Нортхемптон. Гостеприимство графа Нортхемптона превзошло все ожидания: роскошный ужин, развлечения, мягкие постели более чем для ста человек придворных. Триста рыцарей и лучников раскинули шатры на близлежащих лугах, но и им принесли еду и корм для лошадей.

К тому времени, как они прибыли в замок, госпожа Уинвуд так измучилась, что была почти не в силах двигаться. Кое-как добравшись до отведенной ей маленькой комнаты, она бесцеремонно велела Мэри Энн Фитцуолтер растереть ей спину можжевеловым маслом и послала Джезмин на кухню за укрепляющим отваром фенхеля. Возвращаясь с дымящимся кувшином в руках на женскую половину Ноттингемского замка, девушка внезапно ощутила знакомый аромат лакрицы.

Но тут из-за угла неожиданно появился молодой Уилл Маршалл, отвел Джезмин в сторону и шепотом предупредил:

– Леди Джезмин, я подслушал, как король говорил, будто желает, чтобы вы сегодня вечером погадали ему по ладони. Объявил, что ему просто необходимо магическое прикосновение некоей девственницы. Он наверняка пришлет за вами слугу после ужина.

– О Бог мой, нет! – охнула Джезмин.

Тонкие брови беспокойно сошлись вместе. Ад или рай... выбор ее прост. Она отыщет Фолкона де Берга.

И Джезмин нашла жениха в компании рыцарей, но была потрясена количеством женщин, окруживших его. Две предлагали еду, третья эль и еще трое умоляли сказать, что он еще желает. Но Фолкон успел заметить страх и смертельную усталость на лице девушки, и сердце его перевернулось от жалости. Как он хотел отнести ее в свою постель, держать всю ночь в своих объятиях, беречь и лелеять! Он попросил о чем-то служанок и показал на свой алый шатеp, раскинутый на дальнем лугу.

– Охотишься за женщинами, как за оленями, – обвинила Джезмин.

– Неправда, милая, это они охотники, а я добыча, – пробормотал он, виновато улыбаясь.

Они стояли, глядя друг на друга. Джезмин не могла найти слов, чтобы объяснить, почему ищет его защиты. Наконец Фолкон сказал:

– Вы пойдете со мной в мой шатер, миледи?

Девушка застенчиво опустила глаза и кивнула. Сильные пальцы сжали маленькую ладонь, и жар мгновенно охватил ее тело. Сила – единственное, что ей было нужно от него, и каким облегчением в этот момент было отрешиться от всех забот и почувствовать себя нежной, зависимой женщиной!

Когда они вошли в шатер, Жервез, как раз зажигавший светильник, замер с открытым ртом. Опомнившись, оруженосец подошел было к Фолкону, чтобы снять с него латы, но тот покачал головой.

– Моя дама поможет мне.

Джезмин оглядела скудную обстановку шатра. Походный сундук, светильник, жаровня для обогрева, толстые пушистые шкуры на покрытом коврами полу. Девушка недоуменно нахмурилась, не зная, как лучше справиться с застежками лат, кожаной куртки и кольчуги.

– С чего начинать? – недоуменно спросила она. Фолкон засмеялся.

– Латы слишком тяжелы для тебя... Я просто хотел, чтобы Жервез оставил нас вдвоем.

– Думаешь, я совсем бесполезна? – вспыхнула она.

– Бесполезна? – переспросил он, подходя ближе.– Да целой жизни не хватит, чтобы перечислить обязанности, которые я заставлю тебя выполнять!

Пропустив его слова мимо ушей, Джезмин ловко вскарабкалась на походный сундук, чтобы развязать ремни на широких плечах. В этот момент появились две служанки с деревянной лоханью, а третья внесла на коромысле ведра с горячей водой. Они, конечно, думали, что стараются для него, но когда Фолкон бросил им несколько серебряных монет, были рады позволить ему разделить ванну с хорошенькой маленькой шлюшкой.

Джезмин успела справиться с ремнями – латы упали, и Фолкон остался в полотняной рубашке. Он повернулся к Джезмин, по-прежнему стоявшей на сундуке, обхватил руками тонкую талию, глаза загорелись желанием. Сердце глухо забилось, и Джезмин услыхала ответный стук в своей груди и схватилась за Фолкона, чувствуя, как кружится голова. Он приблизил рот к ее губам, но не прикоснулся поцелуем, только прошептал:

– Ты щедрая маленькая девочка или жадная?

– Жадная! – выдохнула она.

– Можно, я искупаюсь вместе с тобой?

– Нет! – в ужасе завопила Джезмин.

Он позволил своим губам легко коснуться ее рта.

– Тогда могу я вымыть тебя?

– Ни за что!

Джезмин безуспешно пыталась освободиться, но Фолкон еще раз нежно поцеловал ее и сокрушенно вздохнул:

– Ах, придется всего лишь смотреть... как жаль! – Он снял с нее рубиново-красный плащ, внимательно осмотрел платье такого же цвета, чтобы узнать, где скрываются застежки, и, ловко расстегнув пуговицы, потянул бархат вниз, так что обнажились плечи.

– Что это вы делаете, сэр, хотела бы я знать? – негодующе осведомилась она.

– Раздеваю тебя, готовлю к ванне, сама сказала, что я могу смотреть. Или собираешься купаться в одежде? – пошутил Фолкон.

– Де Берг, я ничего подобного не говорила... ты сам осмелился это предложить, если помнишь!

– Разве? Я много чего предлагал! – ухмыльну Фолкон, резко дернув за бархатное платье, так ч оно свалилось к ногам Джезмин Она осталась в к роткой сорочке, обнажавшей прелестные ножки.

– Болван неуклюжий, невежа! – взвизгнула она. Я пришла к тебе за помощью и защитой, а вовсе н для того, чтобы терпеть новые унижения.

– Ну вот, мы и добрались до сути дела. Защита, но от кого, Джезмин?

Девушка вспыхнула до корней волос.

– Ничего особенного, просто глупая фантазия. Фолкон чуть приподнял бровь.

– Глупая фантазия, которая заставила тебя сломя голову мчаться ко мне? Рисковать своей репутацией и драгоценной девственностью, прийти в мой шатер, где, как известно, я смогу сделать с тобой все что угодно?

– Я, несомненно не пришла бы, знай, что ты разденешь меня и заставишь платить таким образом!

– Не большая цена за мое покровительство, Джезмин, – весело заявил он.– Хотя, конечно, ты вполне можешь искать другого защитника, если так уж ненавидишь меня. Возможно, тебе больше по душе покровительство короля Джона?

– Нет... Фолкон... только ты один...

– Тогда ты искала меня не потому, что любишь Я попросту меньшее из двух зол, – обвинил Фолкон, зная, что, если заденет Джезмин за живое, она забудет страх.– Кстати, что это у тебя с ногами? – спросил он, глядя вниз и слегка хмурясь.

– О чем ты? – удивилась Джезмин, глядя на свои голые ступни.

– Не пойму, одна толще другой или только выглядит так из-за того, что колени разные... одно выше другого? – Он поднял ее с сундука.– Пройдись-ка, чтобы я мог сравнить.

Оскорбленная до глубины души несправедливой миной, Джезмин продефилировала перед ним в одной сорочке, желая доказать, что Фолкон ошибается, а Де Берг подавил желание сказать Джезмин, как она прекрасна. Девушка, которая каждый день слышит, что она красива, не нуждается в комплиментах и, чтобы подразнить Джезмин, продолжал критически оглядывать ее ноги, восхищаясь их стройностью. Она, очевидно встревоженная тем, что жених увидел в ней недостатки, отчасти потеряла уверенность в себе. Наконец Фолкон объявил:

– Должно быть, это просто игра света, теперь, когда я присмотрелся, нахожу их вполне сносными.

Джезмин уловила веселый блеск в его глазах и униженно вспыхнула.

– Вполне сносными? – повторила она, упершись кулаками в бедра.

Фолкон подошел ближе и притянул ее к себе, коснувшись губами губ.

– Тщеславная малышка! Сама знаешь, твои неоги чистое совершенство. А как насчет всего остального, – хрипловато прошептал он, сжимая в ладони кую округлую грудь.

Вздрогнув от дерзкого прикосновения, Джезмин ко сказала:

– Прекрати играть со мной в кошки-мышки, де Берг! Делай, что хочешь, только побыстрее!

То есть поторопиться, пока ты стиснешь зубы и закроешь глаза? Ах, милая, ты совсем ничего не понимаешь в любви, правда? – Сильные руки ласкали шелковистую кожу.– Ночь любви не имеет ни границ, ни пределов, никакие стены и препятствия не должны стоять между людьми, когда их тела сливайся и становятся единым целым.– Пальцы вновь скользнули к изгибу груди.– Вся ночь делится на мноожество восхитительных моментов, и каждый по-своему обворожителен. Есть мгновения до любви, – его губы коснулись виска, – ...минуты любви, – ладонь проникла за вырез сорочки, —...и время после любви.– Он поцеловал ее веки.– Увертюра, прелюдия, пьеса и каденция.

Открыв глаза, Джезмин увидела, что Фолкон успел ее раздеть. Не говоря ни слова, он поднял с посадил в воду. Джезмин охнула, когда его рука нырнула в воду и ощупью поискала мыло. Девушка начала трястись, но Фолкон намылил ладони и стал ласкающими чувственными движениями тереть грудь.

– Фолкон, я пришла к тебе не для того, чтобы меня соблазнил, я считаю тебя своим покровителем, – доверчиво прошептала она.

Щемящая нежность разлилась в груди Фолкона сжала сердце при этих тихих словах. Он понял, что будет защищать Джезмин до последних дней, есл она ему позволит.

Фолкон встал и ворчливо бросил:

– Мойся спокойно, любимая. Он вышел, проверил, как всегда, посты, посмотрел, накормлены ли кони, потом постоял у шатра, пока не увидел силуэт выходящей из ванны Джезмин. Войдя в шатер, Фолкон застал ее уже одетой. Девушка вздрагивала от холодного ночного воздух: Она подвинула жаровню ближе к сундуку и села, закутавшись в плащ.

Она скорее ощутила, чем увидела, как он дерзко ласкает ее глазами, словно губами и руками. Ванна разморила Джезмин, и теперь, после долгого дня, проведенного в седле, ей хотелось только одного – поскорее добраться до постели. Она надеялась, Фолкон будет настолько благороден, что уложит ее на меховых покрывалах, а сам отправится ночевать п другое место.

Ты когда-нибудь спала на земле? – Джезмин гордо выпрямилась и покачала головой. Не волнуйся, – тихо успокоил Фолкон, снимая туникy.– Я сделаю все, чтобы тебе было мягко. Глаза девушки негодующе распахнулись.

Ты намекаешь, де Берг... ты в своем уме? Оставь всякую мысль о том, что я буду делить с тобой постель!

Джезмин, ты прекрасно знаешь, если я захочу тебя сегодня, придется во всем повиноваться.

Девушка не сводила глаз с этих мощных рук, одним движением которых Фолкон мог убить человека. Да, ты вполне способен вынудить меня покориться своей воле, – горько прошептала она. Фолкон с сожалением покачал головой.

Джезмин, когда я буду любить тебя...– Он не договорил, но и без того стало ясно, что это произойдет не сейчас и не в подобных обстоятельствах.

Джезмин облегченно вздохнула про себя и, вздрогнув от холода, плотнее закуталась в плащ. Фолкон, пожал плечами, разделся и скользнул под меховые покрывала.

Как хочешь, – объявил он, пряча веселые глаза, девушка сидела целый час, не смея пошевелиться, каждая минута казалась неделей. Де Берг, очевидно, крепко спал, с пола доносилось глубокое ровное дыхан|ие. Черт бы его побрал, она замерзает! Последний уголек в жаровне погас и превратился в пепел. Kак может день быть таким жарким, а ночь – холодной? Что, если она умрет от холода... пока виновник ее несчастья спит, совершенно равнодушный к участи? Посмеет ли она стащить одно покрывало, пока он спит?

Где-то далеко послышался грохот, который и без того напуганная девушка посчитала громовым раскатом, и в следующий момент она оказалась рядом с Фолконам; мускулистые руки мгновенно обвились вокруг девушки, притягивая ее голову на плечо.

– Джесси, – тихо пробормотал он, чуть касаясь губами ее виска, – не бойся...

Джезмин инстинктивно поняла, что находится к безопасности и защищена от любого зла в мире. Его тепло проникло в нее; девушка прижалась к Фолкону, и крепкий сон завладел ею. Но Фолкон не мог сомкнуть глаз – ночь обещала открыть ему волшебные тайны. Он лежал, охваченный невыносимо сладкой мукой, желая Джезмин больше, чем любую другую женщину до нее, и все же потребность защитить и охранять ее была сильнее страстного томления. Он познал глубокое удовлетворение лишь оттого, что она здесь рядом и беззаветно вверилась ему Нежный аромат ударил в ноздри, и Фолкон позволил воображению унести себя далеко, предался буйным фантазиям, пока кровь не закипела в жилах, а могучее орудие мужественности набухло до такой степени, что боль, казалось, вот-вот убьет его. Фол кон ласкал бледно-золотистые пряди, целовал, нюхал, пробовал на вкус, потом обернул ими свою шею, связав их воедино, Потом слегка приподнял меха, чтобы через тонкую сорочку лучше видеть нежную грудь, прижатую к загорелой коже, поросшей темным волосом.

Их тела так контрастировали друг с другом, что Фолкон дрожал как в ознобе и пообещал себе поставить огромное зеркало в спальне, чтобы наблюдать, как они занимаются любовью. Он потерся кончиком возбужденного члена о шелковистую кожу ее бедра и вновь вздрогнул, испытав ошеломляющее блаженство. Джезмин повернулась во сне, и упругая грудь уперлась в его ладонь. Фолкон осторожно сжал нежный холмик и наклонил голову, чтобы отведать его сладость, но принудил себя отодвинуться, чтобы не впиться губами в соблазнительный твердый сосок, боясь, что Джезмин наверняка проснется и начнет вырываться. Никогда раньше Фолкон не испытывал столь сокрушительного голода. Для него было невыносимой пыткой лежать рядом и не овладеть Джезмин, но он обещал, что с ним она будет в безопасности. Фолкон подождет брачной ночи... но сейчас не мог найти в себе силы не прикасаться к ней, не наскать ее с головы до ног. Мучительное желание очувствовать ее тело под своим, сжать ее сильными бедрами наконец одолело Фолкона, и он осторожно приподнялся и расставил ноги, потом медленно наклонился над девушкой и позволил шелковистой головке напряженного орудия скользнуть в ложбинку между грудями... потом осмелился пойти дальше, пока не оказался на волосок от ее губ. Фолкон был в таком состоянии, что, ощутив дуновение ее теплого дыхания, совершенно обезумел. Прежде Фолкон думал, что может отодвинуться в любое время, но теперь понял, что достиг предела, когда уже не владеет собой. Скорчившись над ней, он вел неравную борьбу с распаленными чувствами, закрыв глаза, чтобы не видеть ее белоснежной прелести, разжигавшей еще сильнее. Сердце и тело вели поединок. Это было медленной мучительной казнью, но наконец Фолкон иставил бунтующую плоть смириться, лег рядом с Джезмин, чтобы охладить бьющую в виски кровь. Он не мог двинуться, ослабев от вожделения.

Фолкон заснул только перед рассветом, Джезмин пробудило его ровное дыхание. Она залилась краской, выпутывая волосы из его жадных пальцев, и, наконец освободившись, выскользнула из шатра.

Глаза Мэри Энн Фитцуолтер затуманились, когда Джезмин крадучись вошла в маленькую комнату, ко-юрую девушки делили с Эстеллой.

– О Джезмин, ты провела ночь с любовником! Я так счастлива за тебя и ужасно завидую!– вздохнула Мэри Энн.

– Но Фолкон вовсе не мой любовник! Наша помолвка – дело временное, я намереваюсь разорвать ее, как только будет возможно.

Джезмин быстро взглянула в сторону Эстеллы, ожидая взрыва ярости и упреков за ночь, проведенную в шатре де Берга, но отношение госпожи Уинвуд к предстоящему замужеству внучки претерпело разительные изменения. Она увидела продажность и развращенность королевского двора. Порочность короля Джона, словно болезнь, заражала всех, с кем он соприкасался. Джезмин окажется в безопасности, если станет любимой, обожаемой женой могущественного де Берга. До сих пор ей ничто не грозило, но Эстелла прекрасно знала, насколько ненасытен король. Ему было мало еженощных извращенных забав с девочкой-женой, король стремился овладеть любой увиденной молодой женщиной. Всем было известно, что жены королевских фаворитов и дворян давно перебывали в его постели, а теперь он начинал посматривать в сторону их дочерей. Сначала мужчины были возмущены, но у Джона не было совести. Он не гнушался подкупом, обманом, угрозами. И придворные вскоре обнаружили, что угрозы отнюдь не были пустыми: Джон был способен на любую подлость и доказывал это на деле каждый день.

Короля прекрасно приняли в замке Беркхемстед не только потому, что он был его владельцем, но еще и из-за страшных слухов, более многочисленных, чем количество лондонских шлюх в ночь с четверга на пятницу. Несмотря на усталость, проницательная госпожа Уинвуд прислушивалась к сплетням, расспрашивая всех – от последней служанки до герцогини. Оказалось, что церковь была взбешена сексуальными излишествами Джона, но самым ужасным его деянием оказалось то, что он стремился захватить полную власть, сведя могущество священников к нулю как в церковных, так и в светских делах. И – о смертный грех – он даже осмелился отбирать их доходы!

Аббаты и монахи обратились к Хьюберту Уолтеру, архиепископу Кентерберийскому, с просьбой предъявить королю ультиматум и вновь обратить его в лоно церкви, но архиепископ был стар и болен, поэтому ничего не хотел предпринимать официально. Один за другим отцы церкви выступали против короля: Джеффри, архидиакон Норвичский, епископ Ворчестерский и другие. Только близкий друг Джона, епископ Линкольн, оставался верен ему. Однако авторитет этих священников был все же не так велик, как у архиепископа, поэтому король попросту смеялся над ними и клялся отомстить.

Лорды и бароны тоже были на грани мятежа. Их земли и сама жизнь зависели от каприза безумного монарха. Джон требовал денег, приказывал в любую минуту быть готовыми к войне, брал их сыновей заложниками, чтобы обеспечить преданность отцов. В его крепостях Корф, Карисбрук, Уиндзор и Дувр содержались дети самых богатых и могущественных аристократов как гарантия того, что знать не поднимет восстания. Обычай этот был древним и до сей поры почитаемым, но Хьюберт де Берг как-то признался Эвизе, что Джон, пожалуй, зашел чертовски далеко, когда попросил его ослепить своего юного племянника Артура, чтобы тот никогда не смог получить трон.

Эвиза, страстно ненавидевшая Джона, теперь получила оружие против бывшего мужа и рассказывала об этом направо и налево, приукрашивая и преувеличивая доверенную ей любовником тайну, чем еще больше подливала масла в огонь. Она объявила, что Артур таинственно исчез, и теперь многие люди не стеснялись обвинять короля Джона в том, что он избавился от собственного племянника. Эвиза до того прожужжала уши своей подруге Матильде де Бреоз, леди Хей, что та, окончательно скандализованная, передала сплетню своему мужу лорду Уильяму, владельцу обширных земель в Уэльсе и Ирландии. Семья де Бреоз была в родстве с могущественными Лейси, и король Джон взял заложниками сыновей из обоих семейств. Поверив слухам о злобном характере Джона, лорды начали замышлять заговор.

Фолкон де Берг поднял королевский двор и своих людей еще до рассвета, и к восьми часам кортеж уже направился по дороге в Ноттингем. Прошлой ночью он послал всадников в замок Лейстер, чтобы хозяева успели приготовиться к прибытию четырехсот человек и пятисот лошадей. Казалось, все идет хорошо, благодаря прекрасному командованию Фолкона де Берга, пока огромная процессия готовилась к последнему отрезку пути от Лейстера в Ноттингем.

Король Джон, с ехидной ухмылкой, портившей красивое лицо, подозвал де Берга.

– Проводи Джезмин Сейлсбери ко мне, – протянул он, нарочито растягивая слова.– Мне хочется побыть в ее обществе все время этого длинного путешествия. У меня и моей прелестной юной племянницы много общих интересов.– И, многозначительно помолчав, добавил:– Уверен, она все сделает, чтобы угодить своему дяде.– Де Берг с непроницаемым лицом браво отсалютовал монарху, и, развернув огромного боевого коня, отправился на поиски невесты, всю ночь проспавшей в его объятиях. Увидев его, Джезмин жарко вспыхнула и опустила глаза, чтобы защититься от пронзительного взгляда зеленых глаз.

– Леди Джезмин, король Джон просит вас ехать с ним рядом.

Девушка гневно вспыхнула.

– Вы, должно быть, шутите, сэр. Я не могу поверить в подобную жестокость, даже если она исходит от вас!

– Я всем сердцем желал бы, чтобы это была всего лишь шутка, миледи. Но умоляю вас, не бойтесь. Доверьтесь мне, как прошлой ночью, и никто не сумеет причинить вам зла.

Он озорно улыбнулся, и Джезмин вспомнила тепло его тела под мехами. От него исходил аромат солнца, смешанный с благоуханием сандалового дерева... Дрожь возбуждения прошла по спине девушки. А может, это был страх... боязнь того, что, если король застанет ее врасплох, на этот раз спасения не будет. Высоко подняв голову, Джезмин ехала рядом с де Бергом. Холодная отрешенность овладела девушкой, когда Фолкон показал ей место слева от короля. Она задела стременем о стремя Джона и, опустив глаза, заметила, что его ноги такие же короткие, как у нее. Джезмин невольно начала сравнивать его с де Бергом: король явно проигрывал. У Фолкона были длинные, сильные ноги, похожие на древесные стволы, закованные в железо бедра доходили до ее талии.

Но тут король грубо вернул ее на землю:

– Откройте мне тайную мысль, занимающую ваш ум, прекрасная дама!

Джезмин бессовестно солгала да еще и добавила:

– Ваше величество слишком добры – я счастлива, что вы решили заменить мне отца.

– М-м-м, отец и дочь... это что-то новенькое... такого удовольствия мне еще не довелось испытать. Папочкина дочка... м-м-м... весьма заманчиво.

Беседа грозила перейти на весьма неприятную для Джезмин тему, но тут, со вздохом облегчения, она заметила королеву Изабеллу в сопровождении де Берга.

– Мне надоело глотать твою пыль, – объявила Изабелла.– Отныне я решила ехать по правую сторону от тебя. Разве королева недостойна находиться рядом с королем?

Если Изабеллу и рассердил интерес мужа к Джезмин, она, по крайней мере, ничем этого не показала.

Джон бросил злобный взгляд на де Берга, так ловко перехитрившего его, и ехидно спросил:

– Не завидуешь, что у меня такая распутная женушка? Не может насытиться мной дни и ночи напролет.

Де Берг галантно поклонился цветущей яркой красотой девочке-королеве и сказал:

– Она – драгоценность в короне женственности, сэр.

– Ха! – бесстыдно бросил Джон.– Она могла бы высосать всю позолоту с дверной ручки!

Глаза Изабеллы блеснули, и, облизнув губы, она без зазрения совести уставилась на чресла де Берга.

Фолкон взглянул в сторону Джезмин и с облегчением заметил, что та пропустила мимо ушей непристойные шутки – на щеках не было и намека на краску, по-видимому, она не поняла слов короля. Глаза ее встретились с глазами Фолкона; девушка молча поблагодарила его за помощь и спасение.

– Завтра вечером, Джон, перед твоим отъездом в Шотландию, – решила Изабелла, – мы должны устроить празднество. Я просто умираю от желания увидеть твоего мага, или астролога... словом, того, кто живет в Ноттингеме. Его еще зовут, по имени большой звезды, Орионом.

Она вызывающе сверкнула глазами на Джезмин.

– Даю тебе время до завтрашней ночи – и чтобы мои карты таро[10] были нарисованы! Мы все желаем услышать предсказание судьбы!

Джон плотоядно улыбнулся девушке.

– Какими еще искусствами ты владеешь? Может, покажешь с глазу на глаз?

– Я умею читать по линиям на ладони, сэр, – спокойно, холодно ответила Джезмин, – но поскольку состою при королеве, все мое время принадлежит ей, и я уверена, она не захочет отпускать меня надолго для тайных бесед с кем бы то ни было, даже с королем!

– Ха! Джон, не пытайся переманить ее за моей спиной, как ты собирался, пока я здесь не появилась! Запрещаю!

– Запретный плод всегда слаще, – смеясь, ответил муж.

– Ты уже успел мне это доказать сегодня утром! Хорошо, что я еду верхом, потому что, уж поверь, с трудом могла передвигаться после того, как ты покинул мою постель, грубое животное!

Джезмин давно знала, как отрешиться от мерзких слов, – это было нечто .вроде фокуса, совсем простого. Достаточно думать о чем-то совсем ином, унестись мыслями далеко-далеко. Только тело, ее оставалось на земле – дух и разум находились в созданном ею мире, безопасном, защищенном, где никто и ничто не могло коснуться девушки. Джезмин видела, слышала, обоняла, но чувства ее спали.

К вечеру начал моросить дождь, и окружающий пейзаж обрел унылый серо-зеленый цвет. Настроение путешественников испортилось, и слуги и хозяева были одинаково злы и раздражены. Казалось, день никогда не кончится, и когда наконец на горизонте показались высокие башни замка Ноттингем, все успели промокнуть до костей. Лишь после полуночи люди были накормлены, разошлись по комнатам и шатрам, и заснули глубоким усталым сном. Только госпожу Уинвуд поспешно вызвали к королю, лечить очередной приступ «безумия», и Эстелла поспешила в спальню короля или, как она звала ее, «сумасшедший дом».

Фолкон де Берг подкупил управителя замка, чтобы тот поселил Мэри Энн Фитцуолтер и Джезмин в одной комнате, однако едва удержался, чтобы не выругаться, когда обнаружил, что нигде не может найти нареченную. Погода ничуть не влияла на такого закаленного солдата, как де Берг, но пришлось много времени потратить на установку сухих шатров, и кроме того, было необходимо проследить, чтобы слуги и оруженосцы насухо вытерли лошадей перед тем, как лечь спать. Разгружались уже последние повозки, когда Фолкон, не веря глазам, заметил Джезмин.

– Боже милосердный, – взорвался он.– Что, во имя Господа, ты тут делаешь, шаришь по обозу среди ночи?!

Его так и подмывало сдавить руками прекрасную нежную шейку и как следует отшлепать ее владелицу, сводившую его с ума.

– О милорд, пожалуйста, не сердитесь на меня, – умоляюще прошептала девушка. Ресницы ее слиплись от слез и дождя, голос чуть охрип.

Фолкону хотелось отнести ее в постель, согреть своим телом, прежде чем она погибнет от холода. Он настороженно и хмуро оглядывал ее, отмечая, как липнет к телу мокрая ткань платья, облегая бедра, живот и груди; маленькие твердые соски затвердели от холода. Желание мгновенно скрутило его, такое сильное, что орудие его мужественности мгновенно до боли напряглось.

– Не могу найти своего ежика, – пояснила она.

– И это все?! Проклятый изъеденный блохами мешок с иглами, которого ты зовешь Приком?

– Квилл, – поправила она, всхлипнув. Фолкон сдавил ее плечи, привлек к себе.

– Я заплатил золотом за то, чтобы ты спокойно провела ночь, а ты, словно простая шлюха, бегаешь ночью там, где любой мужчина может тебя изнасиловать!

Он начал грубо трясти девушку, пока не заметил, что зубы ее стучат от холода, и наклонил голову, чтобы накрыть ледяные губы горячим ртом. На какое-то мгновение она прижалась к нему, потом попыталась оттолкнуть из последних силенок. И, как всегда, в сердце Фолкона пробудилась щемящая нежность, сжала грудь, и он снова задал себе постоянно мучивший вопрос: что, если он начинает любить ее?

«Чепуха, – твердо сказал он себе.– Это страсть, желание, вожделение, но любовь? Никогда!»

Он сунул руку между кольчугой и туникой и, вытащив теплый колючий комочек, сунул в руку Джезмин.

– Возьми!

– О милорд, благодарю вас от всего сердца! Это самый драгоценный дар, который вы могли отыскать для меня, – тихо сказала девушка, и, хотя Фолкон знал, что не может больше уделить ей ни минуты из слишком быстро исчезающей ночи, все-таки подхватил Джезмин на руки и понес по каменной лестнице в комнату, которую раздобыл для нее.