"Дракон и сокровище" - читать интересную книгу автора (Хенли Вирджиния)

4

Элинор Кэтрин с жаром принялась за учение. Она допоздна засиживалась над книгами и неутомимо совершенствовала свой почерк. Девочка готова была сидеть, склонившись над столом, целыми сутками. Лишь грозные окрики нянек и воспитательниц заставляли ее поздней ночью со вздохом откладывать перо и отправляться в постель. Поначалу буквы, которые она с терпеливым усердием выводила на пергаменте, выходили на редкость корявыми. Они словно насмехались над маленькой принцессой, то и дело заваливаясь набок и стремясь разбежаться в разные стороны. Но трудолюбие Элинор в конце концов принесло долгожданные плоды. Рука ее больше не дрожала, из-под пера, которое она держала твердо и уверенно, стали выходить ровные, изящные строчки. Теперь она наконец могла начать переписку со своим горячо любимым супругом.

Ей по-прежнему казалось, что над именем Элинор тяготеет родовое проклятие, и она предпочитала, чтобы окружающие называли ее графиней Пембрук. Порой же она требовала, чтобы все звали ее не иначе как Кейт — вторым именем, данным ей при крещении.

Маленькая принцесса проявила недюжинные способности к языкам. Она быстро овладела французским и, оставив своих юных «придворных дам» далеко позади, принялась за изучение гаэльского под руководством одной из монахинь-ирландок. Она всерьез увлеклась историей и богословием, обнаружив, что религия почти всегда играла первостепенную роль в развитии того или иного народа, формируя и меняя его судьбы порой на благо, но зачастую — во вред той или иной стране. Мать-настоятельница монастыря Святой Девы наставляла Элинор в вопросах религии, а кроме того, учила ее врачевать раны и готовить целебные отвары, мази и притирания из трав и кореньев. Суровая монахиня с крайним неодобрением относилась к многочисленным лекарям, наводнившим Лондон, и к их лечебным приемам. Она убеждала Элинор, что занавешивать окна в комнате, где лежит больной корью, красными портьерами столь же нелепо, как засовывать кораллы под язык страдающего сердечным недугом или как пытаться облегчить страдания подагрика привязыванием к его ногам ослиных копыт.

Богатым пациентам в качестве лечебных средств прописывались для приема внутрь толченый жемчуг, алмазная пыль и золотой песок. Мать-настоятельница убеждала свою ученицу, что больной скорее получит исцеление от самого Господа, если пожертвует все эти драгоценности на нужды Церкви. Элинор, с раннего детства любившая украшения, осмеливалась возражать монахине. Та уверяла ее, что болезни и страдания насылает на людей сам Господь в качестве кары за их прегрешения и что сносить Его волю следует терпеливо и покорно, противиться же ей означает допускать святотатство и кощунство. Но Элинор резонно возражала монахине, что в таком случае следовало бы перестать также врачевать раны и готовить снадобья из целебных трав.

Однако споры эти всегда носили отвлеченный характер и нисколько не уменьшали взаимной симпатии, возникшей между наставницей и ученицей с первых дней их знакомства.

В классную комнату маленькой Элинор стал заглядывать и францисканец Адам Марш, приближенный короля Генриха. Ученый монах вскоре вынужден был признать, что юная принцесса гораздо умнее и образованнее, чем ее царственный брат.

Элинор научилась превосходно играть на арфе и лютне. Она без труда переняла безупречные манеры и грациозные жесты своей любимой наставницы — Изабеллы Маршал. Уильям прислал ей в подарок несколько чистокровных лошадей из Ирландии и ловчих птиц из Уэльса. И когда Ричард наведывался в Виндзор, они втроем отправлялись на соколиную охоту.

Визиты герцога Корнуоллского становились все более частыми и продолжительными. Однажды Изабелла, покраснев до корней волос, попросила Элинор не оставлять ее наедине с принцем Ричардом. Элинор поняла, что Изабелла любит Ричарда и любима им. Но чувство это, решила принцесса, должно остаться чистым и непорочным — как и ее собственная любовь к Уильяму. Настоящая леди не может ставить под удар свою репутацию! Наставницы и монахини сумели внушить маленькой дикарке, что, утратив невинность, девушка навек покрывает себя позором. Настоящая леди может принадлежать лишь одному мужчине— своему мужу. И горе той презренной грешнице, которая будет уличена в измене! Муж имеет полное право подвергнуть ее суровейшей каре.

Шли годы, и красивая девочка превратилась в очаровательную, безупречно воспитанную, умную и утонченную молодую леди. Программа ее воспитания, предначертанная Уильямом и скрупулезно выполненная учителями и приближенными, дала ожидаемые плоды: Элинор была чиста и невинна. Скромность и благочестие стали едва ли не главными чертами ее натуры. Она являла собой почти полную противоположность своей матери, развратной королевы Изабеллы, унаследовав от нее лишь редкостную красоту и непреодолимую страсть к нарядам и драгоценностям. Но муж ее был богат и щедр, и Элинор не знала недостатка ни в роскошных одеждах, расшитых каменьями, ни в уборах из бесценных жемчужин, рубинов и алмазов.

В день своего восемнадцатилетия Генрих созвал экстренное заседание Совета, на котором объявил, что отныне берет управление страной целиком и полностью в свои руки. Губерт де Бург, доселе являвшийся регентом при малолетнем короле, решил не противодействовать своему юному воспитаннику, дабы не снискать тем монаршую немилость. В благодарность за это Генрих дал ему титул графа Кента и предоставил почетное право заняться пополнением королевской казны. В результате всем владельцам замков и угодий было предложено в знак верности своему монарху внести в казну значительные суммы. В обмен на это им были обещаны новые грамоты, подтверждавшие их права на собственность, за подписью молодого короля. Данная операция по самым скромным подсчетам должна была принести Генриху сотню тысяч фунтов.

Английская знать была крайне раздосадована подобной политикой де Бурга, но тот предпочитал не прислушиваться к глухому ропоту, раздававшемуся со всех концов королевства. Под его начало был отдан лондонский Тауэр, и Губерт считал его своей главной резиденцией. Он по праву гордился и Уайтхоллом — роскошным дворцом, не так давно выстроенным на участке земли близ Виндзора, которым в числе прочего одарил его Генрих.

Губерт являлся также комендантом самых мощных крепостей Англии — Дувра, Кентербери, Рочестера и Нориджа. Король поручил ему управление городами, расположенными на границе с Уэльсом, — Кармартеном, Кардиганом и Монтгомери. Он был шерифом семи графств, единолично распоряжаясь сбором налогов на их территориях, что приносило ему весьма ощутимый доход.

Ропот недовольных баронов усиливался день ото дня. Невзирая на это, Губерт уговорил короля добавить несколько новых помещений к старинному зданию Тауэра. В короткие сроки к замку были пристроены Водяные ворота, Колыбельная башня, где Губерт поместил свою новорожденную дочь со штатом прислуги, и Фонарная башня, в которой была устроена спальня для самого графа Кента и откуда открывался великолепный вид на реку. Король принимал деятельнейшее участие во всех этих преобразованиях. Это отвлекало его от мрачных мыслей, вызванных крушением его очередных матримониальных планов. Сперва руку его отвергла принцесса Австрийская, затем ее примеру последовала и юная принцесса Богемии. Теперь его величество намеревался осчастливить брачным предложением принцессу Прованса. Он велел своему брату Ричарду съездить во Францию и оценить внешний вид и характер будущей претендентки на роль английской королевы, поскольку герцог Корнуоллский по праву слыл знатоком в подобных вопросах.

Генрих не мог знать, что молва о его скупости разнеслась по королевским дворам Европы со скоростью лесного пожара. Именно этому он приписывал все свои неудачи на матримониальном фронте и, чтобы расположить будущего тестя в свою пользу, выплатил часть приданого, которое было обещано супругу принцессы Изабеллы. В благодарность за это германский император прислал ему трех леопардов. По получении этого дара Генрих решил устроить в Тауэре зверинец.

Обязанности главного смотрителя границ с Уэльсом отнимали у Маршала массу времени и сил. Служившие под его началом близнецы де Бурги вскоре смогли на собственном опыте убедиться, что валлийцы столь же дики и жестоки, как и ирландцы. Уильям был владельцем значительных территорий в Уэльсе. Его поместье Пембрук было вверено управлению валлийцев, преданных ему душой и телом: Близнецов восхитило мастерство, с которым полудикие уроженцы Уэльса, состоявшие на службе у Маршала, владели луком и арбалетом. Братья не успокоились, пока не научились поражать цель из обоих этих смертоносных орудий столь же метко, как и сами валлийцы.

Время от времени Рикард и Майкл наведывались в замки своего отца — Маунтэн-Эш, Скенфрит и Ллантило, чтобы произвести смотр тамошних гарнизонов. Их дядя Губерт, на которого племянники произвели самое благоприятное впечатление, поручил им инспекцию своих новых владений, расположенных на границе, — Кармартена и Кардигана.

Прослужив под началом Уильяма менее года, оба юных де Бурга были произведены в рыцари. Вскоре в награду за доблестную службу им были пожалованы замки в Уэльсе. Графство Пембрук отделялось от ирландских владений Маршала узким проливом Святого Георгия, и отважным рыцарям порой удавалось в течение месяца подавить мятежи в Ирландии и бунты в Уэльсе.

Прошло несколько лет, прежде чем Рикард и Мик де Бурги впервые увидели Лондон. Генрих принял их при дворе с распростертыми объятиями. Ведь они были племянниками самого доверенного из его приближенных, рыцарями славного Маршала, а кроме того, успели снискать себе немалую славу на полях сражений. Король надеялся, что близнецы поступят в его личную гвардию.

Генрих настоял, чтобы новоприбывшим немедленно продемонстрировали все новые здания Тауэра. Губерт де Бург с гордостью показал Маршалу и племянникам Колыбельную башню и предложил полюбоваться зверинцем.

Спускаясь по каменным ступеням, гости увидели большую барку, стремительно приближавшуюся к Водяным воротам. Когда она причалила к берегу, Ричард, герцог Корнуоллский, помог красивой леди, одетой в красное бархатное платье, отороченное собольим мехом, сойти на каменный причал.

— Что это за юная красавица, которую так галантно обхаживает Ричард? — спросил Уильям у короля.

Генрих расхохотался, и пассажиры барки недоуменно взглянули на него. Давясь смехом, его величество с трудом проговорил:

— Уильям!.. Это же… Это ж ведь твоя жена!

Элинор помахала королю рукой.

— Генрих, мы хотим посмотреть на слона! — Затем взор ее обратился к широкоплечему мужчине, стоявшему подле короля. Девушка побледнела и прижала руку к горлу. — Уильям! — едва слышно прошептала она.

Но легкий речной ветерок сорвал это слово с ее алых губ и донес его до слуха восхищенного Уильяма. Он перестал реагировать на окружающее, впившись взором в свою красавицу жену. Тем временем Ричард помог сойти с барки Изабелле Уильям, и, поскольку ноги Уильяма словно приросли к земле, Элинор первая подошла к нему и присела в глубоком реверансе. Ветер взметнул прозрачную вуаль, покрывавшую ее темные волосы. В своем ярко-красном одеянии она казалась Уильяму похожей на роскошную птицу из дальних краев, которую только что доставили в королевский зверинец. Ему не верилось, что столь изысканное создание родилось и выросло под туманным небом Англии.

— Добро пожаловать, милорд! — проговорила Элинор. Ее синие глаза лучились счастьем.

— Силы небесные, Маршал! Ты, поди, локти кусаешь с досады, что потерял столько времени у себя в Уэльсе, вдали от этакой красавицы, которая по праву принадлежит тебе! — воскликнул Губерт де Бург. Он отечески ущипнул Элинор за розовую щеку: — Ты чудо как хороша, моя дорогая! Вся в мать, которая во время своей молодости по праву слыла красивейшей женщиной мира!

Уильям с трудом удержался от того, чтобы не отвесить своему другу звонкую пощечину. Как он посмел сравнить его жену с распутницей Изабеллой, будь та хоть трижды ее матерью! Элинор слегка поморщилась. Видимо, ее также покоробило от неуклюжего комплимента де Бурга. Уильям почувствовал, как в душе у него поднимается волна сострадания к юной принцессе. Ему захотелось защитить ее, взять под свою опеку.

Губерт продолжал с довольной улыбкой глядеть в лицо Элинор.

— Сколько же тебе теперь лет, малышка? — спросил он.

— Пятнадцать, милорд, — любезно ответила девушка.

— Пятнадцать? Замечательно! Великолепно! — пророкотал Губерт и, подтолкнув Уильяма локтем, со смешком добавил: — Самый подходящий возраст для вступления в брак!

Элинор вопросительно взглянула на Уильяма. Она от души надеялась, что он согласен с мнением графа Кента.

— Да-да, конечно! — подхватил Генрих. — Ведь и моей невесте, принцессе Провансальской, недавно сровнялось пятнадцать. И ее тоже зовут Элинор! — со значением добавил он. — Мы устроим праздник нынче же вечером. Всех вас я приглашаю отужинать со мной в Виндзорском замке. Я покажу вам новое крыло, которое пристроено к нему совсем недавно и в котором я рассчитываю поселить свою супругу.

Уильям поднес с губам узкую руку Элинор. Тем временем Ричард, не сводя глаз с зардевшейся Изабеллы, мягко проговорил:

— Леди Изабелла, вы непременно должны присутствовать на этом ужине. Ведь вы столько лет не виделись со своим братом!

Изабелла обняла Уильяма и сжала его руку обеими ладонями. Он нежной улыбкой поблагодарил ее за все, что она сделала для юной Элинор. Навряд ли он смог бы найти для девочки лучшую наперсницу, чем его добрая, кроткая сестра!

Генриху, однако, не терпелось похвастаться перед гостями своим великолепным зверинцем. Он провел их к просторным клеткам, где содержались дикие буйволы, обезьяны, леопарды, львы и огромный серый слон. Король велел слугам отпереть ее клетку и принялся, хохоча во все горло, кормить животное яблоками.

— Вы только посмотрите, — восклицал он, — как ловко этот зверь орудует своим хоботом, как он забрасывает яблоки прямо себе в пасть!

Губерт, похоже, полностью разделял восторги юного монарха, Ричард же выдавил из себя лишь смущенную улыбку, словно говорившую: «Ну когда же наконец он повзрослеет!»

Губерт был приятно удивлен тем, что король решил устроить торжественный обед в честь новоприбывших. Как правило, верный своей скаредности Генрих предпочитал принимать приглашения на пиршества от своих вельмож, угощаясь за их счет.

Уильям Маршал, едва скрывая досаду и недоумение, разглядывал роскошную диадему, которую создали придворные ювелиры по эскизу самого короля. Генрих предназначил ее, как и множество других украшений, в дар своей будущей супруге. Уильям не уставал поражаться непоследовательности юного монарха. Тот был одновременно мелочно скареден и бездумно расточителен.

День бракосочетания еще не был назначен, но король велел епископу Линкольнскому как можно скорее уладить с родителями невесты все формальности, предшествующие браку, вне зависимости от величины приданого. Ричард, не так давно вернувшийся из Прованса, без обиняков поведал брату, что королевская семья не имеет за душой ни гроша, зато все принцессы хороши как на подбор. Он предупредил Генриха, что провансальцы, только что выдавшие одну из своих дочерей за Людовика французского, не дали за ней и вовсе никакого приданого и что они скорее всего поступят подобным же образом и с королем Англии.

Однако Генрих горел желанием взять в супруги Элинор, которая прославилась своей красотой на всю Европу, и готов был даже не заикаться о приданом. Братья открыто обсуждали свои планы в присутствии Уильяма и Губерта, людей, которые знали их с колыбели и которым они могли доверять как самим себе.

— Чем же ты, любезный брат, расплатился за все это? — полюбопытствовал Ричард, обводя глазами роскошный обеденный зал, в котором происходило их пиршество.

— Ничем. Я снова влез в долги, только и всего, — безмятежно ответил король.

— Но как же ты собираешься расплачиваться? И когда? — строго спросил Ричард, решив, что на сей раз брату не удастся вытянуть из него ни пенни.

— А уж об этом позаботится старина Губерт! — И Ричард дружелюбно взглянул на своего юстициария.

Губерт запил жареную оленину тонким гасконским вином и, отерев губы льняной салфеткой, бодро произнес:

— С этим у нас не должно возникнуть никаких проблем, дорогой герцог! Ведь предстоящее бракосочетание короля и коронация его супруги — события государственной важности!

Надеюсь, что налог в две марки с каждого рыцарского владения не покажется нашим воинам чрезмерным!

Ричард искоса взглянул на Уильяма. Но лицо Маршала хранило непроницаемое выражение. В ответ на вопрошающий взгляд герцога Корнуоллского он лишь пожал плечами, не хуже юного принца зная, что подобное решение должно пройти утверждение в парламенте.

— А ты уверен, что Совет одобрит твой брак с принцессой-бесприданницей? — спросил Ричард.

— Безусловно одобрит, — ответил за короля Уильям. — Они понимают всю выгоду данного союза. Ведь родственником нашего короля станет не кто-нибудь, а сам Людовик Французский! Это родство стоит самого богатого приданого!

Элинор, ловившая каждое слово своего супруга, с восхищением взглянула в его мужественное лицо. Поймав на себе взор ее синих глаз, Уильям мгновенно потерял нить разговора и принялся с улыбкой наблюдать за юной принцессой. Он не уставал поражаться происшедшей в ней перемене. Элинор казалась ему нынче воплощением всех женских достоинств. Спору нет, она была на редкость хорошеньким ребенком, но при этом отличалась упрямством, необузданностью и крайним невежеством. За те несколько лет, что пролетели со времени их последней встречи, она превратилась в учтивую, блестяще воспитанную молодую леди, непринужденно поддерживавшую разговор о Провансе со своей наперсницей Изабеллой.

Когда она вежливо отказалась от предложенного ей вина, Уильяму вспомнилось торжество по случаю их бракосочетания. Он едва не прыснул со смеху от мысли, что с тех пор юная Элинор вдобавок ко всему еще и бросила пить. Уильям любовался своей женой на протяжении всего обеда. Ему доставляло огромное наслаждение следить за ее мимикой и жестами. Вот она опустила кончики пальцев в чашу с розовой водой и затем отерла их льняным полотенцем. Сколько грации было в ее неторопливых, плавных движениях!

Но тут король обратился к нему с вопросом, и Уильям с неохотой отвел взгляд от Элинор, с вниманием вслушиваясь в слова Генриха.

— Епископ Фернский из Ирландии недавно обратился ко мне с прошением. Он уверяет, что твой отец когда-то отобрал у него земли, и просит меня вернуть их ему. Наверняка речь идет о каком-нибудь малозначительном наделе, и я подумал, что не худо было бы предложить ему взамен какой-нибудь титул. Пусть старый хрыч заткнет им свою глотку.

— Ни в коем случае! — внезапно воскликнула Элинор, и взоры всех присутствующих обратились к ней. Щеки девушки покрыл румянец, ее синие глаза горели недобрым огнем. — Как ты можешь поощрять такую наглость, дорогой брат? — добавила Элинор гораздо тише, справившись с приступом гнева. — Я прошу тебя, ответь епископу, что ты поддерживаешь в первую очередь интересы тех, кто остался верен тебе в годы тяжких испытаний, кто защищает королевство от внутренних смут и посягательств извне своим мечом, а не молитвами!

Генрих согласился с доводами сестры, а Маршал понял, что за изысканными манерами Элинор скрываются властность и несокрушимая сила характера, что она по-прежнему верховодит в королевском семействе и без труда подчиняет себе слабовольного короля.

Дружеская беседа за королевским столом продолжалась допоздна. В одиннадцатом часу Элинор попросила позволения покинуть зал и отправиться к себе. Уильям помог ей выйти из-за стола и почтительно спросил:

— Не позволите ли мне проводить вас в ваши покои, графиня?

Лукаво взглянув на него, Элинор ответила:

— Ах, сир, ведь мужчинам, за исключением францисканских монахов, запрещено появляться в женском крыле Виндзора. Вы сами когда-то настояли на этом!

— Нет такого правила, которое нельзя было бы нарушить! — усмехнулся Уильям и, взяв за руки Элинор и подошедшую к ним Изабеллу, поклонился Генриху.

— Я запомню эти слова! — поддразнила его Элинор.

Она была мала ростом и, говоря с мужчинами, как правило, вынуждена была смотреть на них снизу вверх. Уильям решил, что миниатюрность принцессы сообщает ей какое-то особое, пикантное очарование. Он не мог не заметить, как упруга ее юная грудь, как пропорционально сложена черноволосая Элинор. Сердце его забилось быстрее, когда он уловил дразняще-пряный аромат, исходивший от ее одежд. Проводив Элинор к дверям ее опочивальни, Уильям с досадой убедился, что нынче им ни на секунду не удастся остаться наедине. Кругом так и сновали придворные дамы, служанки, камеристки и компаньонки, монахини и кастелянши. Огорченно вздохнув, он с не свойственной ему робостью спросил:

— Могу ли я почтительнейше просить вас отправиться завтра вместе со мной на конную прогулку?

— Я буду бесконечно счастлива выполнить вашу просьбу, милорд — ответила Элинор, присев перед ним в реверансе. Уильям увидел глубокую ложбинку меж ее грудей, и внезапно огонь вожделения разлился по всему его могу чему телу. Он почувствовал небывалое напряжение в чреслах и, усилием воли подавив это внезапное возбуждение, учтиво поклонился Элинор, проводив ее взглядом. Несколько служанок последовали за своей госпожой в ее спальню. Сестра и брат Маршалы остались одни в просторном коридоре.

— Ты приехал в Виндзор, чтобы забрать Элинор к себе? — с надеждой спросила Изабелла.

Уильям был потрясен словами сестры.

— Побойся Бога, Изабелла! Ведь ей всего пятнадцать лет! За кого, хотел бы я знать, ты меня принимаешь?!

— Вы повенчали нас с де Клером, когда мне едва минуло пятнадцать! — упрямо возразила она.

— Дорогая, но ведь и ему было немногим больше! А мне, как ты знаешь, уже за сорок! Я гожусь ей в отцы!

— Да, это так, — кивнула Изабелла. — И разница между вами не станет меньше, сколько бы ты ни откладывал воссоединение с ней.

«В том-то вся и беда!» — сокрушенно подумал Уильям. Ему стало неловко перед самим собой, когда он осознал, что питает к своей юной жене, по возрасту годившейся ему в дочери, отнюдь не отеческие чувства.

Графиня Пембрук, велев горничным умолкнуть, прижималась розовым ушком к замочной скважине двери, по другую сторону которой стояли Уильям с Изабеллой. Она зажала рот ладонью, чтобы горестное рыдание не выдало им ее присутствия. По щеке принцессы скатилась крупная слеза. Маршал снова отказывался от нее!