XXVII

Серый маг натянул поводья своего пони. Я сделал то же самое, только вот Гэрлоку останавливаться не захотелось, во всяком случае на том месте. Мне пришлось использовать весь свой вес, налегая на недоуздок. На какой-то миг у меня возникла мысль – не сменить ли эту бесполезную штуковину на настоящую узду с удилами?

И тут пони резко остановился.

Только благодаря стременам мне удалось не вылететь из седла. Джастин только вздохнул, глядя на все это.

Когда мне, наконец, удалось занять в седле положение, более-менее приличествующее всаднику, Серый маг кивком указал направо. Там в начале узкой тропы некогда находился дорожный указатель, но верхушка столба обломалась, и надпись отсутствовала. Лишь у основания сохранилось обозначение расстояния «5 кай».

– Налево… там старый город Фэрхэвен. Со своими учениками я обычно проезжаю через него… но ты не мой ученик.

– А им-то туда зачем?

– Затем, что только этот город открывает перед большинством из них уникальную перспективу. Те, кому не дано понять, так никогда и не становятся мастерами…

Ну куда бы меня ни занесла судьба, решительно нигде не было спасения от туманных намеков и многозначительных, но невразумительных фраз. Такая уж моя несчастная доля.

Я пожал плечами:

– Фэрхэвен – так Фэрхэвен.

– Но это удлинит путь на полдня, а то и больше.

– Мне-то как раз спешить некуда. Это ты, вроде бы, говорил, что тебе нужно не опоздать в… как его? Вивет, что ли? А сколько же времени нам придется тащиться холмами до Джеллико – дня два?

– Иногда сделать крюк бывает совсем не вредно, – промолвил Джастин. К поводьям он, вроде бы, и не прикасался, однако Роузфут стронулась с места и затрусила по тропе на Фэрхэвен. Кстати, дорожка эта, пусть узкая и наполовину заросшая, в отличие от петлявшего большака, была совершенно прямой.

Я встряхнул поводья, но Гэрлок не двинулся с места. У меня возникло желание наподдать упрямцу каблуками под ребра, но он, словно угадав мое намерение, тотчас легким шагом двинулся вслед за Роузфут.

Дальше тропа сделалась еще уже. Я, хоть и не считал себя знающим следопытом, постарался выяснить, много ли народу пользуется этой дорогой.

Примерно в половине кай от перекрестка мне удалось углядеть широко отстоящие один от другого отпечатки оленьих копыт, но нигде не было ни малейшего признака ни тележной колеи, ни конских или человечьих следов.

Судя по всему, ранее дорога была значительно шире, если предположить, что высаженные в линию белые дубы по обе стороны кустарника обозначали ее прежние границы. В лучшие времена по ней могли проехать в ряд четыре подводы.

Местами тропу пересекали голые стебли ползучих растений. Еще несколько лет – и она зарастет полностью.

– Джастин, а в этом Фэрхэвене кто-нибудь живет?

– Точно не скажу. В последний раз, когда я туда заглядывал, там еще оставалось несколько… обитателей.

– А что, раньше это был большой город?

– Очень большой. Видишь, какая прямая дорога туда ведет.

По мере того, как мы поднимались к вершине пологого склона, деревья казались все выше, а ветер усиливался.

Оглядываясь через плечо, в сторону Хаулетта и совсем не уютной гостиницы «Уют», я заодно рассматривал и низкие серые облака. Правда, с утра они почти не изменились – оставались таким же серыми. Снежного бурана, вроде бы, в ближайшее время не ожидалось.

Очередной порыв ветра донес до меня какой-то странный запах. Пахло пеплом или окалиной. Никак, в этом Фэрхэвене случился пожар!..

Как только тропа вывела нас на гребень, я приподнялся на стременах и подался вперед, напряженно всматриваясь вдаль, но ничего похожего на огонь так и не увидел. Как не увидел и города. По длинному пологому склону дорога спускалась в неглубокую долину. Переведя взгляд на Джастина, смотревшего в том же направлении ничего не видящими глазами, я невольно поежился.

Высокие деревья с голыми черными ветвями образовывали некий узор, хотя какой именно – распознать не удавалось. Впереди, по обе стороны дороги, возвышались два больших холма, похожих на огромные кучи белой глины или…

– Джастин… эта долина… Это здесь раньше был Фэрхэвен?

– В общем-то да.

Где-то на задворках сознания шевельнулись обрывочные воспоминания, но стоило мне напрячься, чтобы уловить их, они ускользнули

– А холмы – это остатки северных сторожевых башен?

– Нет. Фэрхэвен обходился вовсе без сторожевых башен. Это были ворота. Ворота, которые никогда не закрывались.

Теперь я смог разглядеть так называемые ворота как следует, и понял, что под тонким слоем грязи оба холма мертвенно-белы. На них не росло ни былинки. Почему – это до меня дошло, лишь когда мы подъехали поближе. Это был камень! Расплавленный и застывший камень! Что-то растопило камень, как растапливают сахар, делая леденцы.

Джастин отрешенно закрыл глаза, предоставив Роузфут самой выбирать дорогу.

С каждым шагом запах гари усиливался. Казалось, будто впереди сгущается невидимое темное облако. Однако внешне все вокруг выглядело обычно – заурядный день унылой кандарской зимы с тусклыми красками и студеным ветром.

Ничего особенного, кроме мертвенной белизны растаявших ворот.

Рука моя непроизвольно коснулась посоха. Тепло охватывавших его стальных колец ощущалось даже сквозь перчатки.

– Леррис, – тихо проговорил Джастин. – Там, впереди, у нас могут возникнуть затруднения. Прошу тебя, делай то, что я скажу.

– Что именной

– Не съезжай с дороги. Держи свой посох, но не вынимай из петли. Что бы ни случилось.

Глаза его при этом оставались закрытыми, а лицо отрешенным.

Что-то завывало. Сначала казалось, будто это ветер, однако его дуновение перестало ощущаться, едва мы миновали ворота. Небо над головой заметно потемнело, хотя цвет облаков не изменился, а время еще не приблизилось даже к полудню.

Запах гари сделался почти непереносимым, хотя нигде не было видно никаких пепелищ, во всяком случае – недавних.

Голые кусты у обочин казались болезненно искривленными, а немногие еще не облетевшие листья были белыми. Так же, как сами ветви – до сих пор мне никогда не случалось видеть растения с совершенно гладкой и совершенно белой корой.

Вой усилился.

Сжав посох в левой руке, правой я еще крепче ухватился за поводья. Гэрлок медленно плелся вниз по пологому склону.

По мере того, как спуск заканчивался, дорога становилась все шире. Под наслоением грязи стали видны очертания каменных плит мостовой, а за кустами теперь угадывались очертания одноэтажных строений.

– Здесь, в старом центре города, дома были сложены из прочного камня. Некоторые даже из гранита, – промолвил Джастин, не открывая глаз.

Я огляделся и убедился, что постройки сохранились лучше, чем ворота. Пожалуй, если убрать груды мусора, вставить окна да настелить крыши, иные из них оказались бы пригодными для жилья.

Снова раздался жуткий вой.

– А впереди – новый городской центр, где заседал Совет…

Я плохо понимал, как можно называть «новым» какой-то участок древних руин. К тому же меня сильно тревожил этот вой. А вот Джастин, похоже, не обращал на него внимания – ехал себе и ехал, все так же с закрытыми глазами. Правда, он ведь маг, а маг и не такое может. Может быть, он смотрел – только по-иному.

Вой послышался ближе, в районе «нового центра».

Посох уже обжигал даже сквозь кожу перчатки. Пони трусили прямо по направлению к источнику звука, и мне не оставалось ничего другого, как разглядывать развалины.

Жар, растопивший северные ворота, обошелся с «новым» центром города еще более сурово. Остатки здешних строений походили на комки белого воска, побывавшие в печи, а потом еще и растоптанные сапогом великана.

– Эта площадь была разбита Советом Магов, а та – Гильдией Каменотесов, – проговорил Джастин, так и не открыв глаз.

Я молча покачал головой. Кто бы там ни возводил и ни разрушал это место, я чувствовал исходящую от него угрозу. А тут еще и запах гари совершенно не давал дышать.

– Смотри просто перед собой и ни в коем случае не на них. Не замечай их. Вид их вызывает страх, а страх увеличивает их силу.

– Чью силу?

– Завывающих.

Я перехватил посох, готовый выхватить его из петли.

– А вот этого не надо.

Пришлось заставить себя ослабить хватку и смотреть не по сторонам, а вперед. Однако краешком левого глаза я все равно приметил мерцающую фигуру, словно нарочно пытавшуюся завладеть моим вниманием. Впрочем, она исчезла, стоило мне уткнуться взглядом в Гэрлокову гриву.

– С каждым поколением и с каждым благополучно проехавшим мимо них путником они теряют силу, – тихо, но отчетливо проговорил Джастин.

Дорога стала забирать вверх по склону.

И тут вой раздался прямо перед моим носом. От неожиданности я вскинул глаза.

На оплавленной плите мостовой маячила перекрученная, несуразная, невообразимая фигура. Вся белая, с красными прожилками, светящаяся изнутри…

Я заморгал, пытаясь опустить глаза, но фигура уже выглядела совсем по-другому. Она обрела очертания человека в бело-красной мантии, тогда как светящееся облако теперь казалось его тенью, падавшей почему то в обратную сторону.

«Мой!»

Призрак в мантии взвился над мостовой, которая зримо расширилась, превратившись в величественный тракт, обсаженный шелестящими на ветру дубами.

«МОЙ!!!»

Вопль прозвучал в самом моем сознании. Белый призрак бросился на меня, но мне каким-то образом удалось заслониться посохом. От удара я отшатнулся, откинулся назад, но в седле усидел. А нападавший исчез.

Кашель и тошнота, вызванные мерзостным смрадом, одолели меня одновременно. Желудок мой чуть ли не вывернуло наизнанку, однако в конце концов мне удалось выпрямиться в седле. Джастин за все это время не проронил ни звука. Отдышавшись и проморгавшись, я увидел наконец, что Серый маг, оставаясь в седле, лежит, повалившись на гриву Роузфут. Лежит неподвижно.

Нависавшие над головой серые тучи сделались темнее, но гнетущая белизна отступила.

Хлестнув поводья, я направил Гэрлока поближе к Роузфут. Я убедился в том, что Джастин дышит, а его обхватывающие лошадиную шею руки вставлены в кожухи, закрепленные по обе стороны.

По моему разумению, он вполне мог мысленно отправиться в другое место – с мага станется. А наличие кожухов наводило на мысль, что Джастин предвидел возможность проделать часть пути в бессознательном состоянии. О нем, скорее всего, беспокоиться не стоило, но, подъезжая ближе, я не выпускал из рук горячего посоха.

Какая-то догадка блуждала на задворках сознания, однако я чувствовал, что не соображу, в чем тут дело, пока мы не уберемся из этой долины. И чем дальше – тем лучше.

Совет Магов… Фэрхэвен… вроде бы, магистр Кервин поминал что-то в этом роде. Вспомнить бы еще точно – что именно.

Опять послышался вой, но теперь было понятно, что звучит он только в моем сознании. Завывающий не мог издать настоящий звук, пока я не обращал на него внимания. Занятый этими мыслями, я бросил еще один взгляд на Джастина. Что же мне делать? Лошадки продолжали брести в прежнем направлении, однако маг так в себя и не пришел.

В очередном вопле послышалось неподдельное отчаяние, словно издавший его предчувствовал неминуемую погибель. Как может смерть угрожать уже мертвому существу, оставалось выше моего понимания, но вопль звучал именно так.

Пони продолжали трусить на юг по длинному пологому склону, пока мы не миновали вторые каменные ворота. Оплывшие, как и первые, они были испещрены прожилками, словно скреплявший монолиты раствор сгорел прежде, чем потек камень.

Запах гари развеялся, и я осмелился, наконец, вернуть посох в держатель. Оказалось, что мои перчатки прогорели насквозь, хотя на руках ожогов не осталось. Кое-где кусочки обгорелой кожи прикипели к одежде. Я отшелушил их, а дырявые перчатки снял и заткнул за пояс.

Джастин так и не приходил в себя. Облака над головой вроде бы не сгустились, но стало заметно темнее. Ветер усилился, как бывает зимой ближе к вечеру.

Джастин простонал и мотнул головой, но тут же застыл, как будто это движение причинило ему боль. Потом очень медленно он вернулся в сидячее положение.

– Леррис… – начал он, оглянувшись через плечо, но сбился, умолк и лишь через некоторое время заговорил снова:

– Леррис, мы прошли через Фэрхэвен.

– Фэрхэвен?

– Так стали называть это место, когда его постигла погибель.

На сей раз я по-настоящему содрогнулся. Так вот что казалось мне так тревожаще знакомым! «Фэрхэвен» и «Фэрхэвен» – разные названия города магов хаоса, разрушенного огненным градом более двух столетий назад…

– А ты знал, каким был Фэрхэвен… Фэрхэвен до своей гибели?

Джастин, все еще смотревший в мою сторону, рассеянно кивнул.

– Как не знать? Я тогда был чуток помоложе…

Мне стоило больших усилий не затрястись всем телом. Выглядел Серый маг никак не старше моего отца. Неужто он и вправду живет на свете более двух веков?

– А сам-то ты не приложил часом руку к его разрушению? – спросил я. Это, конечно, был выстрел в небо, но ведь свидетель тех событий вполне мог оказаться и их участником.

– Два колду… два мага сотворили прямо над городом второе солнце, столь жаркое, что камни растаяли, словно воск в печи, – Джастин выпрямился в седле, и я отметил, что оба кожуха, куда он вкладывал руки, исчезли.

– Нам не стоит задерживаться, – сменил он тему, – иначе мы доберемся до большака слишком поздно. Час уже не ранний.

– Как это может быть? Путь был недалекий и ехали мы недолго.

– Таково свойство Фэрхэвена. Раньше бывало и похуже.

Джастин достал свою флягу и медленно осушил ее почти до дна.

Растения по сторонам дороги начинали выглядеть более-менее нормально, хотя на стволах и ветках еще сохранялся слабый налет болезненно светящейся белизны. Местность по-прежнему выглядела совершенно пустынной.

– Леррис… – окликнул меня Джастин.

– Что?

– У тебя проблема… нешуточная проблема.

Я вздохнул. Чего мне по-настоящему не хватало, так это малого, который сообщил бы, что у меня проблема. Нешуточная. Но с магом не поспоришь.

– Да?

– Там, в Фэрхэвене, ты дважды поступил не правильно и лишь один раз – правильно. Ты не послушался меня и позволил себе обратить внимание на ту блуждающую душу. Твое внимание едва не дало призраку возможность обрести реальность и овладеть твоими душой и телом. А это заставило бы всех магов Кандара подняться против нас. Ты защитился от него посохом – и правильно сделал, но при этом сжег свои перчатки.

– А с ними-то что не так? При чем тут перчатки?

– Да то, что в целях самосохранения ты допустил разрушение, а при тех обстоятельствах это могло стоить тебе души. И стоило бы, не сумей я тебя оградить.

– Оградить?

Вместо ответа Джастин накинулся на краюху хлеба, да так, словно помирал с голоду. Заговорил он не сразу и так тихо, что голос его почти заглушался ветром и цокотом копыт.

– Я не собирался задерживаться в иной плоскости так надолго, но раз уж оказался там, то решил наложить печати на большинство оставшихся там мятущихся душ. Наверное, следовало заняться этим раньше, но трудную и неприятную работу всегда хочется отложить на потом.

Сейчас Джастин весьма походил на моих родичей и наставников, никогда не отвечавших прямо на поставленные вопросы, но зато охотно тыкавших меня носом в мои ошибки. Однако… тот неприкаянный дух – он ведь и вправду орал: «Мой!», явно имея в виду меня. Да и со временем здесь творилось что-то чудное: дело явно шло к вечеру, но не могли же мы убить пять или шесть часов на то, чтобы одолеть меньше дюжины кай по совершенно прямой дороге!..

– Боюсь, я все же чего-то не понимаю, – пробормотал я, вздохнув.

– Юный Леррис, – сухо отозвался Джастин, – ты не находишь, что прежде, чем требовать объяснений от меня, тебе стоило бы сообщить кое-что о себе? Например, насчет того, что ты рожден стать магистром, носишь магистерских посох и еще не выбрал своего пути?

Должно быть, у меня отвисла челюсть. Рожден стать магистром? Еще не выбрал своего пути?..

Джастин печально покачал головой:

– А заодно и о том, откуда ты родом. Хотя это и так понятно.

– Что именно тебе «понятно».

– В каком другом краю существует обычай посылать самых одаренных своих отпрысков, необученными и неподготовленными, искать свой путь во Внешнем Мире? В мире, который в лучшем случае не обращает на них внимания, а в худшем – пытается уничтожить…

– Уничтожить?

– Представь себе, даже так. Так вот, ты, конечно же, с Отшельничьего – прекрасного, могущественного и изолированного от мира острова. Там легко отбивают любые попытки нападения со стороны внешнего мира, но совершенно не желают брать на себя какую-либо ответственность за происходящее за пределами Отшельничьего.

– Но…

– Нет, юный Леррис, это не твоя вина. Пока не твоя, и, возможно, именно по этой причине я тебе помогу. Тогда, если Отшельничий и дальше будет отгораживаться от всего остального мира, мне по крайней мере будет кого винить. Хотя, скорее всего, бедный Джастин все равно не сможет ничего предпринять.

– Постой! – воскликнул я. – Ты болтаешься по свету более двухсот лет – и при этом позволяешь Антонину проделывать все его фокусы? Ты не возвысил против него не только посоха, но даже и голоса! Почему? И как после этого у тебя язык поворачивается обвинять в безразличии Отшельничий? Или меня?

– Такие огромные возможности – и такое дремучее невежество, – вздохнул Джастин. – Право… не знаю даже, с чего и начать.

Он направил Роузфут поближе к Гэрлоку.

Впереди показалась поперечная дорога. Она была гораздо шире тропы, но гораздо богаче по части рытвин да колдобин.

– Это и есть большак?

– Он самый. Но до ближайшего места, где можно будет остановиться, еще примерно три кай. Пока мы едем, я попробую удовлетворить твое любопытство… если смогу.

Я основательно приложился к притороченной к седлу Гэрлока походной фляге, огляделся и поплотнее запахнулся в плащ. Большак выглядел пустынным. Все кандарские дороги ближе к вечеру пустели – обычное дело. Порывистый ветер уже давно сдул сухие и легкие хлопья снега.

– Так вот, даже будучи с Отшельничьего, ты должен знать о существовании гармонии и хаоса. Магия свойственна обоим этим началам: Белые маги используют силу хаоса, Черные – силу гармонии. Серые пытаются сочетать и то и другое, а потому и те и другие относятся к ним с подозрением.

– А почему магия хаоса считается Белой?

– Леррис, ты на самом деле полная бестолочь или только прикидываешься? Белое представляет собой хаотическое сочетание всех существующих цветов. Чернота же совершенно чиста, ибо являет собой полное отсутствие света как такового.

Странно, что мне об этом никто никогда не говорил… Во всяком случае, я ничего подобного не помнил. А потому кивком попросил Джастина продолжать. Тем временем мы съехали на большак, где в меловой грязи виднелись отпечатки копыт, вчерашние или еще более старые.

– Основные сложности и Белой, и Черной магии заключаются в ограничениях, присущих им внутренне. Белые маги в подавляющем большинстве хоть чуточку, но Серые. Постоянное соприкосновение с хаосом вносит разлад во внутренний порядок организма. По существу, то же самое происходит при обычном старении, только гораздо медленнее. Белые маги умирают молодыми, и чем могущественнее волшебник, тем раньше встречает он свою смерть. Если только не производит обмена телами, как Антонин.

– Но откуда он берет тела для обмена? – вопрос звучал глуповато, а задавать глупые вопросы мне не нравилось, но грех было не воспользоваться тем, что Джастин, похоже, не собирался отмалчиваться на манер старого Кервина.

– Он заключил соглашение с… некоторыми местными правителями. Антонин оказывает им определенные услуги, а взамен получает тела приговоренных к смерти. Он сменил уже около полусотни, но едва ли переживет больше еще одного обмена.

Джастин приумолк и бросил на дорогу нетерпеливый взгляд, словно прикидывая расстояние до места привала. Его покачивало, а лицо было бледным, как полотно.

– Понимаешь, Леррис, после каждого обмена требуется все больше и больше времени на восстановление, потому что душа тоже стареет. Хаос разрушает не только тело, но и саму душу.

В это время впереди показалась остроконечная крыша хижины для отдыха путников. Она выглядела вполне ухоженной, но казалась пустой. Последнее ничуть меня не удивило, ибо по словам Джастина выходило, что до Вивета всего несколько часов пути. Разумные путники, естественно, предпочитали тепло настоящего трактира четырем стенам этого ненадежного прибежища.

– Остановимся здесь, – промолвил Джастин, и я понял, что он едва держится в седле и даже эти слова дались ему нелегко.

Приют представлял собой четыре каменных стены, два закрытых ставнями окна, дверь, соломенную крышу и маленький очаг. Радовало хотя бы то, что пол был чисто выметен.

Кое-как сползши с Гэрлока, я помог спешиться Джастину. Серый маг весь посерел и не говорил ни слова. Не без труда мне удалось усадить его на каменную скамью рядом с хижиной.

Порывистый ветер то и дело закручивал вокруг моих сапог обрывки соломы, поднимал пыль и бросал в лицо Джастина редкие хлопья снега.

В заплечном мешке своего спутника я нашел короткий топорик, плохо заточенный, но все же годный к употреблению. С его помощью мне удалось нарубить сучьев для огня. Где-то поблизости вроде бы журчал ручеек, но, по-моему, Джастин более всего нуждался в тепле.

Кремня и топорища оказалось достаточно, чтобы высечь искру.

На глазах Джастина я извлек из его седельной сумы маленький чайник.

– Пойду наберу водицы.

Серый маг никак не реагировал, как будто спал с открытыми глазами. Что-то заставило меня в последний момент задержаться и забрать с собой посох. Гэрлок при этом встряхнул гривой и фыркнул. Источник находился совсем неподалеку.

Во время спуска по протоптанной тропке мне показалось, будто кто-то за мной следит, но, в конце концов, я находился под наблюдением весь день.

Все остальное произошло мгновенно, само собой. Посох в моей руке нанес удар быстрее, чем я уловил молниеносное движение. Послышался глухой стук, и к моим ногам упало чье-то тело в ржавых доспехах.

Я прощупал чувствами окружающие деревья и подлесок, но не ощутил ничего, кроме пустоты.

Неожиданно послышался тихий свист, и вокруг упавшей фигуры заклубился туман. В считанные мгновения мохнатое человекоподобное существо истаяло, как дым, оставив на земле лишь ржавые металлические пластины. А потом и они начали распадаться, раскрошились в пыль и исчезли.

Для человека, еще недавно сомневавшегося в реальности магии, я с избытком насмотрелся всяких диковин. Оставалось признать одно из двух: или я спятил, или магия существует.

Набрав полный чайник воды и вернувшись к хижине, я застал Джастина чуточку оправившимся. Он по-прежнему сидел на холоде, а не возле маленького, но жаркого очага.

Повесив чайник на крюк над огнем, я взялся за поводья Гэрлока и замешкался, думая, расседлать ли его или просто привязать рядом с хижиной. А придя к решению, снял седло и затащил сумы с провизией под крышу. Роузфут тихонько заржала, словно требуя такого же обхождения. Пришлось ублажить и ее. К тому времени, когда мне удалось разобраться с лошадками, Джастин уже перебрался в хижину и уселся на единственную имевшуюся там лавку.

– Хочешь чаю?

– Принеси мне красноватый кошель.

– Этот?

Он кивнул, и я вручил ему кошель, больше походивший на маленькую суму.

– Возьми. Две щепотки на чайник.

Приподняв краешком попоны крышку чайника, я насыпал туда черного крошева, мало походившего на чай. Помещение наполнилось терпким запахом.

Я пошарил вокруг, нашел две оловянные кружки и разлил напиток, походя выглянув наружу. Пони паслись на травянистой лужайке. Темнело.

– Беспокоюсь за лошадок, – промолвил я.

– Не стоит. Теперь их никто не тронет.

– Теперь?

– Да. Ты так славно угостил осторожника своим посохом, что это отпугнет всех Белых тварей в округе, кроме самых сильных, – отозвался Джастин, сделав большой глоток.

– Осторожник? Белые твари? – Вид у меня, надо думать, был совершенно дурацкий.

– Знаешь, парнишка, – промолвил Серый маг, – мне не мешало бы чуток подкрепиться. Да и тебе – тоже.

– И что ты предлагаешь?

– Набери воды и высыпь в котелок содержимое одного из вон тех зеленых пакетов. Получится славная похлебка.

Пришлось снова прогуляться к источнику, вскипятить воду, а потом еще ждать, когда клейкое варево остынет. Однако, к удивлению, на вкус оно и вправду оказалось совсем недурным.

Правда, потом мне пришлось помыть котелок и заново переложить пакеты. Джастин, пригревшись у огонька, посматривал на меня с лукавым видом.

Закончив возиться со вьюками, я вспомнил один из своих вопросов, так и оставшихся без ответа.

– Ты до сих пор не растолковал, почему Антонин не может разжиться еще парочкой тел?

– Тут и растолковывать нечего. Хаос разъедает душу, как ржа, а чем сильнее поражена душа, тем скорее разрушает она тело, в котором пребывает. Каждый акт перемещения связан с величайшим напряжением – и для переселяющейся души, и для вмещающего ее тела. После этого требуется время на восстановление. Но рано или поздно наступает момент, когда душа не успевает восстановиться.

– А в чьем теле обитаешь ты?

– В своем собственном. Так оно проще, хотя – ты сам свидетель – это накладывает ряд ограничений.

– Тебя могли убить?

– Только в том случае, если бы тебя захватили в плен. Вот одна из причин, по которой я вынужден был ограждать тебя от призраков. Ты приманил к себе целую ораву, а у тебя еще мало сил, чтобы противостоять… серьезным искушениям.

Я отхлебнул остывшего чаю. Джастин свою кружку уже опустошил.

Я помолчал, подкинул в огонь еще одно маленькое полешко и наконец спросил:

– А что ты говорил насчет выбора пути?

– Ты прирожденный маг, а все маги должны выбрать свой путь: Черный, Белый или – для немногих – Серый.

– Я?! Маг?! Вот уж не думаю. Толкового гончара из меня не вышло, столяра тоже, а уж чтобы получился маг!.. матушка моя – горшечница, а отец… Я всегда считал его просто домохозяином.

– Ну ты и шутник, Леррис, – покачал головой Джастин. – Я в твои годы так над старшими не смеялся.

Но мне было не до смеха. Какие уж тут шутки, когда тебя ни с того ни с сего объявляют тайным магом!

– Но хоть ты и очень молод, тебе придется как можно скорее определиться с выбором.

– Чего ради? Почему бы мне, даже если я и впрямь таков, каким ты меня расписал, не оставить все как есть?

– Во-первых, отказ от выбора – это тоже своего рода выбор. Но в твоем случае возможность выбора ограничена именно тем, кто ты таков.

– А нельзя ли подоходчивее?

Сейчас Джастин казался мне все более и более похожим на магистра Кервина, хотя старый наставник был морщинистым и седым, а Серый маг – русоволосым, с узким лицом и гладкой кожей.

– Начнем с того, что, выбрав Белое, ты никогда не сможешь вернуться на Отшельничий. Ваши мастера запрещают доступ на остров всем, кто так или иначе связан с магией хаоса. Но такой выбор для тебя маловероятен, ибо душа твоя бессознательно тяготеет к упорядоченности, хотя ты не хочешь этого признавать. И эта неосознанная приверженность гармонии, скорее всего, удержит тебя от искушения испробовать что-либо большее, чем простейшие манипуляции с хаосом. Даже сейчас ты с трудом воспринимаешь серое, а в итоге основополагающий конфликт хаоса и гармонии может стать для тебя разрушительным. Вот и выходит, что ты либо выберешь Черное, либо рискнешь саморазрушением, ступив на Белый или Серый пути. Либо ты отвергнешь все три и… и в итоге твоя душа пойдет на подпитку какого-нибудь Белого Мастера, вроде Антонина.

– Вот оно как! Все, оказывается, просто! Никаким выбором и не пахнет. Я должен стать Черным магом. И все. Потому что ты так сказал.

– Вовсе нет, – возразил Джастин, растягиваясь на лавке и кутаясь в плащ. – Ничего подобного. Выбор за тобой, абсолютно свободный выбор. Ты мне не ученик, а просто попутчик. Не правильный выбор может убить тебя, но это относится не к тебе одному. Ты можешь не поверить ни одному моему слову. Можешь уйти, расстаться со мной сегодня же вечером, и я отнесусь к такому решению с пониманием. Но если тебе покажется предпочтительным продолжить путешествие вместе со мной, то соблаговоли определиться. Потому что, не приняв решения, ты будешь представлять собой мишень для каждого неприкаянного духа в Восточном Кандаре.

– А где они были раньше?

– Раньше ты не обнаруживал себя, пустив в ход посох. Прежде чем мне удалось сформулировать подходящий вопрос, мой собеседник отвернулся и мгновенно заснул.

Да и был ли у него ответ?

Я долго смотрел на огонь, потом проверил лошадей и лег, укрывшись плащом. Я был почему-то уверен, что заснуть все равно не смогу. И совершенно напрасно.