"Завещание ворона" - читать интересную книгу автора (Вересов Дмитрий)Глава шестнадцатая Свидание под липами — 3 (октябрь 1995, Берлин)— Привет! Ну, пошли смотреть рыбок, я уже билеты купила! При взгляде на ее улыбающуюся мордашку вся тревога мгновенно улетучилась. Жива, здорова, весела и, похоже, искренне рада видеть его. Захотелось обнять ее, прижать к груди... Но одновременно с облегчением нахлынула злость. — Рыбки подождут! Марш в машину! — Ты что, сердишься на меня? — Нет, я просто в восторге! Обожаю, знаешь ли, когда из меня делают идиота! Я комкаю деловую встречу, откладываю подписание важного контракта, отрываю от дел лучшего врача! — Нил за рукав тянул ее к машине, как когда-то тянула его, нашкодившего, в угол бабушка Александра. Марго не сопротивлялась. — Мы мчимся в гостиницу, влетаем в номер, а там валяется какая-то посторонняя тетка, мало того, при ней мужик мерзкой наружности! Что характерно, оба русские и откликаются на фамилию Савин, но ни про какую Маргариту слыхом не слыхивали... Нил затолкал Марго на заднее сиденье, сам забрался следом, постучал в стекло, отделяющее пассажиров от водителя. — Поехали! Таун-кар плавно тронулся с места. — Куда мы? — тихо, испуганно спросила Марго. — Кататься!.. Внизу мне с улыбочкой сообщают, что молодая дама, соответствующая моему описанию, покинула отель вскоре после меня, оставив пакет для господина Баренцева с этой дурацкой запиской «В пять часов у зоопарка». Вот уж действительно — зоопарк! — Но кроме записки там были... — Если ты думаешь, что фотографии какой-то бранзулетки сильно проясняют дело... — Нил, это не просто, как ты говоришь, бранзулетка! Именно из за нее мы сюда приехали, из-за нее я познакомилась с тобой! — Погоди, я ничего не понимаю... Что значит «мы», как понимать, что?.. Эй, что за стриптиз?! — Смотри! Она расстегнула две верхних пуговицы на своей свободного покроя блузке, и Нил увидел на ее шее сияющее золотом и драгоценными каменьями ожерелье. Посередине синими огоньками искрился сапфировый крест, от него разбегались в обе стороны волнистые дорожки алых рубинов и желтых топазов. И было это не ожерелье, а надетая на шею диадема. Диадема Марии Федоровны, которую он не узнал на мельком просмотренных фотографиях, но теперь, в яви... Ошибки быть не могло — изображения на сайте и точно изготовленную копию он изучил достаточно хорошо. В голове кто-то тихо произнес: «Карабуба!» — Почему ты так странно смотришь на меня? — Ты кто? Девочка, кто ты?.. — Останови немедленно! Я выйду! Ее бурная реакция отчасти послужила ответом на его вопрос. Нил растянул губы в ледяной улыбке. — Мон папА, мон папА... Помнишь такую полечку?.. Марго дернула за одну ручку, за другую. Дверь не подавалась. — Зря стараешься. Ничего не откроется, пока я того не захочу... Давай, дочь двух отцов, рассказывай, что вдохновило тебя на подвиги? Марго молчала, закусив губу. — Как знаешь... В таком случае наша поездка закончится у дверей полицейского комиссариата. И улика, как говорится, налицо. Марго всхлипнула. Нил достал пачку бумажных платков, положил ей на колени. — Утрись... Ну, я тебя внимательно слушаю. На мороженое не хватало, или на колу... с кокой? — Она шмыгнула носом и отвернулась. — Ну, хорошо, если так легче, смотри в окошко. Меня здесь нет. — Я... Да, спасибо... Сейчас... — Маргарита набрала в грудь воздуха. — Все началось из-за Линка... Это мой дружок, музыкант, вообще-то его имя Линкольн Соломон, но он не любит, когда его так называют... Они с ребятами играли в одном клубе, и к ним примазался один тип постарше. Веселый такой, компанейский, все шутил, пивом угощал, травкой, деньгами выручал по мелочи. И вот однажды, когда Линк уже собирался домой, этот парень попросил его по пути забросить его друзьям несколько видеокассет. Линк согласился, а по тому адресу его уже поджидали копы... В коробках от кассет оказался героин. Много. Потом оказалось, что Линка просто подставили, тот гад был агентом под прикрытием. Ему светило тридцать лет. Судья назначил залог в полмиллиона. Предки Линка обратились в... как будет по-русски bond office? — Служба освобождения под залог... Постой, постой, получается, это все было в Америке? — Ага... В общем, этот... бонд-офицер внес деньги, содрал за это двадцать тысяч, все, что у них было, а когда Линка выпустили, заставил его заниматься всякими делишками... — Какими? — Всякими. Он не уточнял... В общем, Линку пришлось бежать. — В Париж с любимой девушкой? Стильно, но крайне безответственно. — Нет, в Денвер. Вообще-то, там мы и познакомились... Я рисовала в парке, он подсел, стал играть на гитаре, петь... — То не ветер ветку клонит? — Что? Нет, конечно, что-то из Боба Марли... — Она повернула голову, удивленно затрепетала густыми ресницами. — Так это был ты? Там, на площади? И столько времени делал вид, что не узнал меня? — А я и не узнал. Ты мастерски изменяешь внешность, что, впрочем, неудивительно для профессиональной аферистки. — Я не профессиональная аферистка! — Ну да, просто хобби такое — Ритка-Золотая Ручка. Должен заметить, что африканские косички — это, конечно, круто, но без них тебе лучше... Так что я уз нал в тебе девчонку с площади лишь минуту назад, когда ты произнесла имя «Линк». Из чего я делаю вывод, что твой негативный дружок все еще при тебе. Как чемодан без ручки. — Негативный дружок! Чемодан без ручки! Вот уж не думала, что ты расист. — Одинаково не люблю подонков любых мастей. — Не смей так говорить! Ты его совсем не знаешь! — Но о нем знаю достаточно, чтобы составить впечатление. Нашел доверчивую цыпочку, навешал жалостливой лапши... Интересно, он сразу предложил тебе лететь с ним в Париж, естественно, за твой счет или для начала ограничился банальной просьбой выручить парой сотен? — Молчи! Все было не так! И вообще, если хочешь знать, насчет Парижа это была, моя идея. Но это я потом придумала, уже в резервации. — В индейской? А туда-то тебя каким ветром занесло? — Нас. Я решила, что там Линку будет легче спрятаться, ведь его разыскивали люди этого бонд-офицера, возможно, полиция тоже. Пришлось соврать родителям, будто я еду помогать мистеру Гилмору собирать индейский фольклор. — Что еще за мистер Гилмор? — Он читал у нас в университете курс этнографии. — А-а, наша Джульетта ради своего Ромео, точней сказать, Отелло, похерила даже университет. — Мне там не нравилось. Преподы еще туда-сюда, а студенты вообще... Дебилы одноклеточные, только и умеют, что строить из себя! А ты бы видел, как на экзаменах жульничают! К твоему сведению, Линк в тысячу раз умнее и честнее их всех вместе взятых. И он настоящий! «Настоящий засранец», — уточнил про себя Нил. — В резервации мы быстро нашли работу, меня взяли в казино продавать цветы и сигареты, а Линку вообще предложили место музыканта — прежний только что умер от передозировки. — Это у них профессиональная болезнь. — Да... Но Линк держался, даже травы не курил. Только у него все равно начались... как это по-русски? Гайдны? — Может, глюки? — Точно! Ему все казалось, что его выследили и сейчас начнут резать, пытать, убивать. Он вскакивал среди ночи, кричал, катался по полу. Совсем перестал есть. Я поняла, что пора бежать. И из резервации, и вообще из страны, не станут же его искать по всему миру. Раздобыла денег на дорогу... — У молодящегося латинского красавчика по имени Лео Лопс, — сам того не ожидая, выпалил Нил. Марго даже вскрикнула от изумления. — Ты и это знаешь?! Откуда? — Он сам мне рассказал, как радостно бросил денежки к твоим ногам, а ты даже не дала до себя дотронуться. Браво! На такой гипноз был способен разве что мой дедушка-иллюзионист. — Он сильно переживал, да? Ну, ты передай ему, что я отдам при первой же возможности... — Ему больше ничего не нужно. Его застрелили. Глаза Марго округлились. — Из-за этих денег? Там и было-то тысячи полторы... — Не из-за них, конечно, но... Ваша встреча породила цепь событий, которые и привели к роковому выстрелу. Ты в этом не виновата, я не виноват, возможно, даже убийца, нажавший курок... Нил замолчал, вглядываясь в лицо девушки. Про мелькнула какая-то мысль, но так стремительно, что Нил не успел поймать ее. — Мне пришлось повторить этот фокус уже в Париже, — тихо проговорила Марго. — Надеюсь, с тем австралийцем все в порядке... — А твой ненаглядный Линк и в этот раз понятия не имел, откуда у вас деньги? — Нет, наоборот, он сам... — Марго запнулась. Нил взял ее за плечи, благо просторный салон позволял это, развернул к себе, резко тряхнул. — Ты же умная! — яростно выкрикнул он в лицо опешившей Марго. — Ты же умная, сильная, смелая, потрясающе красивая девчонка! Как ты можешь любить такое ничтожество, дерьмо, клопа вонючего!.. — Нил, Нил, пусти, ты ничего не понял! Я его, я его... — тут она скривила губы, всхлипнула и вдруг заголосила, точь-в-точь как обыкновенная русская баба: — Я его жале-ею! Он без меня пропаде-от!... Она порывисто обняла Нила, уткнулась лицом в его грудь и разрыдалась. Он, растерявшись от такого неожиданного поворота, робко гладил ее рыжеватые кудри. — Ну все, ну все, не плачь, моя девочка, только не плачь... Ну, поможем мы твоему уроду, и залог заплатим, и учиться пошлем, и лечиться, если надо... Только оставь его, оставь. Умоляю... Он взял в ладони ее заплаканное лицо, принялся покрывать жаркими поцелуями. Марго отозвалась, сначала вяло, потом все сильнее, с нарастающей страстью. Ее ищущие пальцы нащупали воротник его рубашки, принялись расстегивать пуговицы. Он просунул руку под блузку Марго — и чуть не зашипел от боли и неожиданности, поцарапавшись о какую-то острую грань. Диадема, будь она проклята! Заметив, как он дернулся и замер, Марго тоже остановилась, опустила руки, с тревогой заглянула в глаза. — А с этим что будем делать? — он осторожно провел пальцем по волнистому краю диадемы. — А выкинуть к черту! — легкомысленно предложила Марго. — Знаешь, как меня задолбала эта хреновина?! Одни неприятности от нее! Нил невольно улыбнулся. — Догадываюсь. У меня тоже. Мы, конечно, можем избавиться от этой штуки прямо сейчас, но от неприятностей не избавимся. Она по-прежнему будет числиться в розыске, а твой фоторобот так и останется в компьютерах Интерпола. В один прекрасный день за тобой придут мужчины в штатском и... Марго рассмеялась. — Пусть приходят, пусть даже посадят, я на все согласна... Главное, что ты будешь ждать меня... — А вот этого как раз не обещаю, мужчина я свободный, обеспеченный, молодой еще, жених завидный... — Мерзавец! Она нежно погладила его по щеке. — У меня есть более разумный план. Когда мы вернемся в Париж, я предъявлю эту побрякушку в префектуре и официально заявлю, что она возвращена владельцу в целости и сохранности. Они поставят соответствующие галочки в соответствующие клеточки, сдадут дело в архив, и тогда мы ее торжественно утопим в Сене. — Постой, я не понимаю, как это ты заявишь, что она возвращена владельцу? — Потому что по закону владельцем диадемы являюсь именно я. Потому что на тот момент, когда ты ее так ловко умыкнула, лавочка под названием «Русский Аполлон» принадлежала мне. — Правда? Тогда это судьба! — Она закинула руки назад, отстегнула диадему и вручила ее Нилу. — Погоди, и еще, вот... — Она достала из кармана пиджачка миниатюрный золотой замочек на цепочке. — Шею подставляй... Ну вот, теперь я посадила тебя на цепь, и убежать не получится... Нил усмехнулся, нажал на одну из кнопочек на расположенном перед ним пульте, кусочек стены плавно отъехал, принял в образовавшуюся емкость прощально сверкнувшую диадему и пришел в изначальное положение. Марго с детским любопытством следила за процессом. — Здорово! А можно мне попробовать? — Только под моим чутким руководством. Разрешаю нажать сюда. И еще сюда. С потолка машины выехала подвеска с двумя хрустальными бокалами, а откуда-то снизу — серебряное ведерко с охлажденным шампанским. — Как твое горло? Нормально? Все равно, пить будешь очень мелкими глотками, я не хочу повторения вчерашнего. — Не повторится, слово даю. Марго сняла с подвески бокалы, Нил откупорил бутылку и наполнил их. — За перекресток судьбы, на котором сошлись Нил Баренцев и Маргарита... — И Анна... — тихо поправила Марго. — Анна Чернова. — Она же Элла Каценелленбоген! — усмехнулся Нил и звякнул своим бокалом о ее бокал. Они отпили по несколько глотков. — А теперь рассказывай, — Нил откинулся на кожаную подушку в бокалом в руке. — Не считая двух имен и четырех фамилий, я ничего про тебя не знаю. Только постарайся не особенно врать, ладно? — Я вообще не собираюсь врать, теперь это ни к чему, правда и рассказывать особенно нечего. Родилась в Ленинграде. Матери своей не помню, она ушла от нас, как только я родилась. Знаю только, что звали ее Татьяна. Сначала папа воспитывал меня один, ну, конечно, родственники помогали, няни. А потом папа привел другую женщину, тоже Татьяну, и она стала моей настоящей мамой. Папа был геолог, много ездил по разным экспедициям, и вот однажды он не вернулся. Взрослые говорили мне, что он уехал в Антарктиду, но я знала, что они врут, и что-то случилось... Потом умер дедушка, а к маме Тане приехала из деревни ее сестра Лиза, и мы стали жить втроем. А потом, когда мне было одиннадцать, приехал дядя Джош, привез письмо от папы, женился на Лизе, и забрал нас всех к себе в Кению. Там нас встретил папа, только теперь он был не Чернов, а Розен, и маме Тане снова пришлось выходить за него замуж. А потом мы отправились в кругосветное путешествие! Папа тогда был уже американским гражданином, и мы все поселились в Денвере, я там закончила школу и поступила в университет. Ну, что еще? У папы своя фирма, может быть, слыхал — «Информед». Мама Таня занимается домом, детьми, у меня два маленьких братика. А в Союзе она была актриса, в кино снималась, ты мог даже слышать ее имя, Татьяна Ларина, как у Пушкина. — Татьяна Ларина?! Нил замолчал, придавленный потоком воспоминаний... Татьяна Ларина, актриса, яркая красавица, черноволосая и зеленоглазая, жена Ваньки Ларина, ушедшая от него к другому. И теперь выясняется, что этот другой — геолог Чернов... Геолог Чернов... — Почему ты так странно смотришь на меня? — Прости. Как, ты сказала, зовут твоего отца? — Пол. Доктор Пол Розен. — А раньше? Чернов?.. — Павел Дмитриевич. Павел Дмитриевич Чернов. Геолог из Ленинграда. Павел Чернов и Татьяна Ларина. Нил достал откуда-то микрофон, что-то тихо сказал. Автомобиль развернулся на круглой площади и покатил в обратном направлении. — Что случилось? — озадаченно спросила Анна. — Слушай меня, девочка. Слушай и, очень прошу, сделай так, как я говорю. Отправляйся домой, возьми паспорт, вещички, и первым же рейсом — слышишь, первым! — вылетай в Денвер к родителям. Они не видели тебя несколько месяцев, не знают, где искать тебя, с ума сходят... Если нужны деньги — вот. — Он бухнул ей на колени увесистый пакет из черного плотного полиэтилена. — Здесь хватит на все. — Но, Нил... — Возвращать не надо. Это шальные деньги, карточный выигрыш. Считай вознаграждением за найденную и возвращенную ценность. В глазах Анны стояли слезы. Одна, самая крупная, предательски сбежала по щеке. — Но почему, за что? Я-то думала, ты любишь меня... — Люблю! И именно поэтому поступаю так, как поступаю. Метро там. — Машина остановилась, дверца возле Анны открылась сама собой. — Всего хорошего! Не дожидаясь ответа, Нил захлопнул дверцу, оставив на тротуаре онемевшую от горя Анну с черным пакетом в руках. Автомобиль, проехав несколько метров, вынужден был остановиться на красный свет. — Нил! — Анна бросила пакет на асфальт, подбежала к машине, забарабанила в стекло. — Не оставляй меня! Я люблю тебя, слышишь! Люблю! Нил Баренцев отвернулся. Загорелся желтый свет. Потом зеленый. Анна застыла, провожая леденеющим взором мужской силуэт в заднем стекле. Потом побрела прочь, повесив голову и ничего не видя перед собой. — Фройляйн, фройляйн! — Кто-то тронул за рукав. Она обернулась. Ей улыбался пожилой немец. — Вы забыли, фройляйн. — Данке... Анна безучастно взяла черный пакет. — Чаю хочешь? — Северин показал на дощатый стол с чайником и разнокалиберными чашками. — Нет, спасибо. Анна бухнула пакет на скамью, сама опустилась рядом. — Что-то ты какая-то не такая. — Северин внимательно посмотрел на нее. — Что, не вышло ничего? Ты понимаешь, о чем я. — И да, и нет. В общем... ценность возвращена законному владельцу, а это, — она похлопала по мешку, — награда за труды. — Ну... Нет слов. Такого предположить не мог даже я. А награда-то, как я погляжу, основательная. Сколько?.. Нет, не хочешь, не говори... — Не знаю. Сам посмотри, если хочешь. — Нет, девочка, что-то с тобой явно не то сегодня... Ну-ка, ну-ка... Ого! Северин извлек на свет божий три кирпичика, заваренных в прозрачный пластик с печатями банка «Чейз-Манхэттен». В каждом из них было десять пачек по сто купюр достоинством в сто долларов. — Триста тысяч. На мою вскидку, сама игрушечка примерно столько и весит, плюс-минус. А тут — вознаграждение... — Он лукаво прищурился. — Как — не спрашиваю, у каждого есть право на маленькую тайну... Ничего, если я немножко эту красоту попорчу, а то запросто мог и фальшивок насовать, законный владелец-то. Ты пока пей чай... Проверка заняла минут пятнадцать, Северин вышел к ней еще более озадаченным. — Настоящие. И, похоже, не меченые... Значит, делаем так. Я возьму две-три штучки, покручусь в разных местах, по одной поменяю на добрые старые марки. Если номера и серии забиты в базу данных, будет шухер, но с такой мелочевкой отбиться несложно. А остальные припрячу так, что самая легавая ищейка вовек не найдет. Лады? — Не надо, — устало сказала Анна. — Деньги чистые... А где Линк? — Линка не будет. — Как это — не будет? Что-то случилось? — Да как тебе сказать... Прибегал пару часов назад за вещичками. Дескать, наклюнулась для вас работа в Мюнхене, в каком-то ночном клубе. Будто бы владелец сам его разыскал и пригласил. Тебя дожидаться не стал, сказал — надо успеть оформить какое-то разрешение и что-то там подписать у юриста. А ты чтобы подходила прямо к поезду. И не забыла взять реквизит. — Последнее слово Северин произнес особенно четко. — Все ясно. Когда поезд, с какого вокзала? — У меня все записано. Вот, — Северин достал из кармана джинсов мятую бумажку, прочитал: — «Вест-банхофф, 20:30, платформа В, вагон 8-а, купе 1»... Анна взглянула на часы и встала. — Время есть. — Не спеши, присядь... Короче, когда твой Линк пошел паковаться, я умишком пораскинул, и очень мне его история не понравилась. Оперетта какая-то, сказка про Золушку. Тем более, Мюнхен, где на каждом углу по безработному Моцарту... Это, конечно, не мое дело, но, поверь старику, не заслуживает этот парень большого доверия... Анна вспыхнула. И этот туда же! Как сговорились... — Ты абсолютно прав — это не твое дело. Я уже взрослая и сама решаю, кому доверять, и в какой степени... Будь любезен, перестань дуться и гони сюда мои деньги. — Как скажешь... Северин вошел в дом и вскоре вернулся с пакетом. Анна высыпала содержимое на стол. Одну пачку про тянула Северину. — Комплимент от заведения, и не вздумай отказываться, обидишь... Так, десяти тысяч на дорожку хватит... — Она вручила Северину вторую пачку. — Эту подержи до завтра. И если не трудно, закажи на мое имя билет до Денвера, штат Колорадо, США. На первый рейс, на который есть места. — Умница! Оставшиеся двадцать восемь пачек вернулись в пакет. Анна взяла пакет за ручки, подняла, помахала на весу. — Нет, лучше в рюкзак переложить... Ладно, до вечера. — А ты куда? — спросил напряженно Северин. — Надеюсь, не на вокзал? — А что такого? Не беспокойся, только передам Линку деньги и сразу назад. Ему они нужнее. — Та-ак... — Северин встал и повелительно протянул руку. — Сразу отдашь или сначала морду набить? — Ты... Ты что, Северин, спятил?! — Я-то нет, а вот насчет тебя не уверен. Придумать и провернуть блистательнейшую операцию — а потом взять и подарить весь прибыток уроду, не стоящему твоего мизинца... Ладно, согласен, это как раз тот случай, когда мозги отказывают даже самой умной бабе. Но с сумкой, полной бабок, переться туда, где тебя почти наверняка загребут легавые — это уж извините. Этого я не понимаю и допустить не могу. Лучше уж растопим зелеными печку. — Какие легавые?! Линк скорее умрет, чем сдаст меня копам, он их ненавидит, это у него в крови! Не старайся меня запугать! Северин вздохнул, достал кисет и принялся ловко сворачивать самокрутку. — Курни хоть напоследок, дуреха, говорят, в нынешних образцово-показательных тюрьмах с дурной травкой не очень. Зато от наивности и влюбленности излечивают быстро и навсегда... Но к последнему совету старого зануды все-таки прислушайся. Денег с собой не бери. Даже если я ошибся, и никакой подлянки твой черный принц не устроил, ты спроси, как его в Мюнхене разыскать, а потом, уже из безопасного места, из дома, весточку зашли, пусть при случае заглянет к общему берлинскому другу. Ну, а если, не дай Бог, окажется, что продал он тебя — я его сам найду и вместо денег передам кое-что другое. Зато годков через восемь... хотя, если и вправду игрушечку законному владельцу вернула, свиньи это оценят, получишь по минимуму, лет пять... — тебе будет на что начать новую жизнь... Так как? Доверяешь? Анна молчала. Северин по-хозяйски положил руку на пакет с деньгами. Анна подтолкнула пакет в его сторону, встала и чмокнула хозяина дома в морщинистую щеку. — Если не тебе, то кому же... Проводив ее до ворот, Северин забрал пакет со стола и, войдя с ним в дом, произвел кое-какие одному ему известные манипуляции, положил деньги в нишу, открывшуюся за зеркалом, после чего привел все в изначальное положение. Поймал в зеркале свой собственный взгляд, подмигнул. — Что ж, старик, ты сделал все, что мог. Пора умывать руки... Конечно, месяц-другой выждать придется, пока дерьмо не осядет... Да и американочка эта ловкая штучка, вдруг выкрутится как-нибудь. Про денежки она будет молчать при любом раскладе. Зато потом... Как там говорил Дживан, торгующий дюнерами на углу? Или шах умрет, или ишак сдохнет?.. Нет, определенно, ты, старик, еще на что-то годен. Он смотрел, как гаснет улыбка в зеркале. — На подлости ты годен, старик... Всю жизнь прожить честным борцом с системой, и на склоне лет так скурвиться... Большой городской вокзал был похож на любой большой городской вокзал — гулкий, серый, мрачный, полный специфических железнодорожных запахов и шумов. Анна без труда нашла нужную платформу, нужный вагон. Честняга Северин определенно перебрал в своей мнительности. Никакой слежки, никаких подозрительных людей в форме и без формы она не заметила. Не считая двух проводников, беседующих у вагонных дверей, и праздного носильщика с тележкой, перрон был пуст — до отправления осталось пять минут, пассажиры уже расселись по местам, провожающие, если и были, разошлись. Анна шла вдоль голубого вагона 8-а, заглядывая в окна. К ее удивлению, это оказался спальный вагон класса «люкс» с просторными двухместными купе, плюшевыми диванами вместо полок и вазами с живыми цветами на столиках, покрытых белоснежными крахмальными скатертями. Большая часть купе была свободна, в одном окне она углядела самозабвенно целующуюся парочку средних лет, а в другом — пожилого бизнесмена, погруженного в сводки. Она почти дошла до конца вагона и только в предпоследнем, примыкающем к тамбуру купе увидела Линка. Он был один, сосал пиво из банки и тряс живописной башкой под неслышную миру музыку из плеера. Анна постучала в окно, но он даже не заметил. Чуть-чуть подумав, она поднялась в вагон. Линк среагировал только на изменение света, когда она открыла дверь и вновь закрыла ее. — Хэй мэн! — Хэй мэн! Он вытащил из ушей наушники. — А я уж боялся — напутаешь, опоздаешь. Бросай сюда свои кости и балдей от всех кайфов. Пивка хочешь? Ты когда-нибудь в таком козырном поезде каталась?.. This train is bound for glory, this train... — Линк, я не еду... — Почему? А как же я? — Ты про что, Линк? Про то, что некому теперь будет подтирать тебе сопли? Так ты уже большой мальчик, сам справишься, а я, извини, устала. Если про мюнхенский контракт — я тебе и тут не нужна, сам знаешь, какая из меня певица, найдешь настоящую, музыкантов там много. А если ты беспокоишься насчет... — Анна примолкла. Ей не хотелось произносить это слово, и не хотелось открывать Линку всей правды. — Я нашла один вариант, дай мне еще три дня, а потом я переведу тебе деньги в Мюнхен. Через «Вестерн Юнион»... Ну все, мне пора, поезд отправляется. — Сейчас, сейчас... Еще секундочку, я обязательно должен тебе кое-что показать... — Линк вскочил, засуетился. — Кажется, здесь, подвинься, пожалуйста... Он чуть-чуть оттеснил ее от входа в купе, и вдруг стремительно юркнул в коридор, захлопнув за собой дверь. — Линк, ты куда, что за шутки? — Анна дернула за ручку, но дверь не подалась. — Открой! Открой немедленно! Выпусти меня! Она изо всех вил забарабанила в дверь, но безрезультатно. Поезд между тем тронулся и начал набирать ход. — Линк! Линк!!! Проводник!.. — Анна кричала, плакала, руками и ногами стучала в дверь, в стену, и не заметила, как за ее спиной чуть слышно приотворилась и тут же закрылась дверь мини-туалета, оборудованного при каждом купе вагона-люкс. — Кто-нибудь! Помогите! — Кхе-кхе, мадемуазель, могу ли я подойти под определение «кто-нибудь»? Услышав позади себя французскую речь, Анна резко обернулась. Развалившись на диване и поигрывая сверкающими наручниками, ей гнусно ухмылялся лысый господин с бородкой. — Удивлены? Раздосадованы? Я же, напротив, чрезвычайно рад нашей встрече, мадемуазель Анна Московиц. Или все-таки Розен? Для девушки с такой арийской внешностью пристрастие к еврейским фамилиям кажется мне удивительным. Все-таки надо отдать должное этой юной бестии — на месте прежней испуганной девчонки в один момент явилась благонравная швейцарская институтка. — Ах, господин магазинщик, это вы? Я так искала вас, хотела извиниться, возвратить вам позаимствованную вещь... Поверьте, это была шутка, невинная шутка, я немного повздорила с папой и решила его разыграть, я и подумать не могла, что все так обернется, испугалась... Но теперь все в порядке, я нашла владельца вашего салона мсье Баренцева и вернула драгоценность ему... Мужчина с бородкой все кивал, кивал, будто принимая на веру ее слова — и неожиданно, без перехода, рявкнул по-русски: — Ладно, Анюта, хорош ломать комедию! Вернула она! Осчастливила! А кто вернет мне время, проведенное по твоей милости за решеткой?! Кто вернет утраченное имущество, доброе имя, честь? Кто даст мне те пятнадцать миллионов франков, что выставил мне тот самый мсье Баренцев, с которым вы так славно снюхались?.. Анна быстро овладела собой. Бледная, с обкусанными в кровь губами, она вплотную приблизилась к Асурову и выставила перед собой руки. — Я поняла. Зовите полицию, где вы ее тут прячете? Я сдаюсь. Асуров расхохотался. — Полицию? Ты что, милочка, с ума сошла? Какая полиция? Мне нужно не торжество закона, а торжество справедливости. Мне нужны мои пятнадцать миллионов, и добудешь мне их ты! Садись! — Но... — Я сказал — садись! Вот туда! И имей в виду, что если сейчас мы не договоримся, или если потом вздумаешь улизнуть или одурачить меня, твой черномазый дружок долго не протянет. — Он мне не дружок. Он предатель и мразь. — Согласен. А что скажешь насчет других твоих дружков? Обидно ведь будет, если, допустим, в дыму бытового пожара задохнется владелец некоего домика на Кох-штрассе? Или, скажем, в собственном лазурном бассейне вдруг всплывет кверху брюхом Нил Романович Баренцев, миллиардер, филантроп и, как говорят, отменный любовник? Конечно, мы сейчас не будем сравнивать впечатления, потому что меня он отымел совсем в другое место... — Довольно. Что я должна делать? — Вот это разговор, умная вы барышня, однако!.. Ручку позвольте, береженого бог бережет... — Асуров защелкнул наручник на ее запястье, второй прицепил к никелированной подпорке стола. — Вот и славненько. Пойду-ка я распоряжусь насчет ужина в номер, а то что-то проголодался, да и тебе надо силенок набираться, перед работой-то... А ты пока изучай. Он положил перед ней тонкую прозрачную папочку. С верхнего листа на Анну неприязненно, подозрительно смотрели прищуренные глазки неизвестного ей пока генерала Мамедова. |
||
|