"Поле бесчестья" - читать интересную книгу автора (Вебер Дэвид)

Глава 22

– Готовность к стыковке.

– Заглушить главный двигатель! – скомандовала Хенке – старшина Робине, доложите о ходе сближения.

– Есть заглушить главный двигатель, – откликнулась рулевая «Агни», и ее пальцы пробежали по кнопкам – Энергопитание отключено, главный двигатель заглушен. Сближение осуществляется в режиме полного контроля.

– Очень хорошо.

Хенке откинулась в кресле, глядя, как громада «Гефеста» заполняет пространство переднего обзорного экрана Уже двадцать минут работали реактивные двигатели легкого крейсера «Агни», так что импеллерного клина опасаться не приходилось, и швартовые лучи «Гефеста» уже захватили корабль, разворачивая его похожим на головку молота носом к причальному гнезду. От Хенке требовалось обеспечить точность этой операции, слишком тонкой для одной лишь стыковочной аппаратуры космической станции.

Молча она бросила взгляд поверх плеча Робине. По правде сказать, ее рулевая, наверное, смогла бы успешно пришвартоваться и во сне, однако ответственность за любой маневр, так или иначе, лежала на капитане. Как всегда бывало в подобные моменты, затылок Хенке сводило от беспокойства: она терпеть не могла стыковочные маневры. Располагая вполне достаточными знаниями и навыками, Мика тем не менее не обладала той простодушной самонадеянностью, которая позволяла Хонор проделывать сложнейшие маневры словно бы походя При этом она прекрасно понимала, что ее главным недостатком является именно отсутствие уверенности в себе, только вот понимание проблемы ничуть не добавляло этой самой уверенности.

Она хмыкнула, привычно посмеиваясь над собой. Что тут поделаешь, если стационарная орбита, где к ее кораблю швартуются малые и средние суда, ей куда милее причальных гнезд. Однако в данном случае доки «Гефеста» вполне ее устраивали – по той простой причине, что ремонтируемая «Ника» находилась всего в пяти минутах движения по трубе для персонала от предполагаемого места стоянки «Агни». Хенке уже успела связаться с Эвелин Чандлер, предупредить ее о прибытии Хонор и услышать ответное предупреждение о наличии на станции целой оравы журналистов.

Хенке непроизвольно скривилась, но усилием воли прогнала с лица гримасу и расправила плечи. Разумеется, она не собиралась отдавать Хонор на растерзание шайке стервятников, в связи с чем диспетчерский пункт «Гефест-Центральный» был проинформирован о том, что катер с графиней Харрингтон и сопровождающими ее лицами прибывает на главный посадочный терминал. Сообщение на диспетчерский пункт ложных сведений являлось нешуточным дисциплинарным проступком, и, после того как в объявленное в расписании время никакой катер в заявленном месте не появится, ее ждет выволочка. Однако Мишель показалось, что, подавая ложные сведения о прибытии, она уловила в голосе станционного диспетчера понимание. Не зря ведь он посчитал нужным будто бы ненароком упомянуть о присутствии в зале прибытия множества репортеров. Мика была твердо уверена в правильности выбранной тактики и готова, если что, к любой взбучке.

Зазвучал тихий музыкальный сигнал, и Робине, кивнув сама себе, доложила:

– Есть причальный контакт, капитан.

– Задействовать швартовые тяги.

– Есть задействовать швартовые тяги, мэм.

– Джек, – обратилась Хенке к офицеру связи. – Запроси «пуповину». Узнай, как скоро они смогут подсоединить к нам переходную трубу.

– Есть, мэм.

Поднявшись с командирского кресла, Хенке повернулась к своему первому помощнику:

– Мистер Тэрмонд, примите вахту.

– Есть, мэм. Вахта принята.

– Вот и хорошо… – Она потерла виски, вздохнула и добавила: – Но если что, я – у леди Харрингтон.

В каюте Хонор обзорного экрана не имелось. Она подсоединила свой терминал связи к передним обзорным экранам «Агни» и теперь, уронив руки на колени, неподвижно наблюдала на плоском дисплее сближение корабля со станцией.

Она чувствовала себя опустошенной. Более опустошенной, чем сам космос, обращенный в ничто бесшумным энтропийным отливом. Хонор слышала, как двигается рядом с ней МакГиннес , воспринимала эманацию любви и заботы Нимица, но это не затрагивало ее души, погруженной в беззвучную неподвижность. Затаившуюся внутри боль она сковала ледяным панцирем – и теперь почти физически чувствовала отточенное жало, поблескивающее внутри хрустальной темницы, но неспособное уколоть. Случись это, боль уничтожила бы Хонор слишком быстро, уничтожила бы раньше времени – и именно это, а отнюдь не страх заставило ее заморозить все способности к эмоциональному восприятию. Она сама разобьет ледяную корку и отдастся во власть освобожденной боли, однако не раньше, чем найдет Денвера Саммерваля.

Мысли ее плавно вращались вокруг этого имени, выбирая лучшие способы и средства. Хонор понимала, что Мика боится за нее. Это казалось просто нелепым. Обидеть ее, задеть ее не могло уже ничто на свете. Она превратилась в оледенелую глыбу, подобно леднику неуклонно движущуюся к намеченной цели, чтобы сокрушить ее на своем пути… и растаять, не оставив и следа. Последняя мысль была спрятана в ее сознании столь глубоко, что она едва ли улавливала ее. Пожалуй, лишь Нимиц был способен уловить в ее подсознании эту идею, обладавшую, однако, собственной, четкой и ясной логикой. Логикой неизбежности и справедливости.

Сейчас Хонор отстраненно думала о том, что не должна была позволять себе любить. Какая-то часть ее сознания скорбела о том, что ловушка захлопнулась слишком рано, однако… такой исход был предопределен. Пола погубила любовь к ней: она поняла это после того, как чуть ли не щипцами вытянула из Мики правду об оскорблении, с помощью которого Саммерваль добился своего. Она понятия не имела, зачем совершенно постороннему человеку потребовалось затеять ссору, но совершенно очевидно, что уязвимым местом Пола, щелью в его броне была именно она. Саммерваль воспользовался ею, чтобы убить Пола, а теперь она убьет Саммерваля. Возможно, теперь ее богатство действительно пригодится: если надо, она истратит все до цента, но вытащит Саммерваля из любой норы, куда бы тот ни забился.

Волна боли, холодной, яростной боли, всколыхнулась внутри. Хонор и ее заключила в ледяные стены, чтобы удержать на привязи чуть подольше. Ровно настолько, чтобы успеть сделать то последнее и единственное, что имеет для нее смысл.

«Она выглядит получше», – сказала себе Хенке, войдя в каюту подруги, и это было правдой… в определенном смысле. Лицо Хонор оставалось маской, безжизненной маской, при виде которой сердце Мики сжималось от боли. О том, что творится под этой маской, можно было догадаться, бросив взгляд на Нимица, от былой шаловливости которого не осталось и следа. Кот испускал странную, незнакомую и опасную ауру неутоленного голода, который, как знала Хенке, переполнял Хонор. Холодное и чужое чувство, которому не находилось аналога в прошлом. При этом кот неподвижно восседал на плече капитана всякий раз, когда ей случалось покидать каюту, а внутри не выпускал ее из поля зрения, неотрывно следя за ней потемневшими глазами.

– Привет, Мика. Вижу, мы прилетели.

– Да, – ответила Хенке неуверенным тоном человека, не знающего, как общаться с таким собеседником. В голосе Хонор не чувствовалось ни малейшей напряженности, скорее даже наоборот, однако сама его безжизненность, мертвенность, приглушенный тембр делали его незнакомым.

Прокашлявшись, Хенке выдавила улыбку.

– Знаешь, Хонор, я тут провернула кое-какое дельце, которое, надеюсь, позволит избавить тебя от встречи с репортерами. Если повезет, ты окажешься на борту «Ники» прежде, чем они сообразят, что ждать тебя в зале прибытия бесполезно.

– Спасибо, – ответила Хонор, и губы ее сложились в улыбку, так и не коснувшуюся мрачных, промороженных до самой глубины глаз.

Хенке понятия не имела, сколько патронов извела Хонор за время полета, но она проводила в тире по четыре часа в день, и абсолютное бесстрастие, с которым эта женщина всаживала пулю за пулей в сердца и головы голографических человекоподобных мишеней, наводило на Мику страх. Хонор действовала, как машина, с ужасающей безукоризненной точностью, исключавшей всякие человеческие чувства.

Хонор Харрингтон была прирожденным убийцей. Мика Хенке знала это лучше многих, однако прежде способность и умение убивать всегда оставались под полным контролем таких свойств натуры Хонор, как сострадательность и мягкосердечие. Она превращалась в убийцу, следуя долгу, – и, таким образом, убийство в известном смысле вытекало из ее способности к сопереживанию. Отзывчивость и неравнодушие сказывались двояко, делая Хонор и опаснее, и в то же время уязвимее. Пару раз ее смертоносные инстинкты грозили вырваться на свободу, но этого так и не произошло. Правда, если шепотки насчет рейда на «Ворон» правдивы, в тот раз она чуть не сорвалась, но все же сумела совладать с собой.

На сей раз у нее даже не было намерения сдерживаться: Хенке физически ощущала, что ее подруга жаждет уничтожения. Раньше Мишель опасалась за психическое здоровье Хонор, но правда оказалась едва ли не хуже. Хонор не обезумела, не взъярилась до потери самоконтроля, но стала несравненно опаснее, ибо смертоносное начало в ней находилось теперь под жестким, нечеловечески логичным и суровым, словно зима Сфинкса, контролем ненависти, усугубляемым полным безразличием ко всему, кроме конечной цели.

Хонор молча взирала на подругу из своего ледяного кокона. Благодаря эмпатической связи с Нимицем она чувствовала страх Мики, и крошечная частичка ее души стремилась успокоить Хенке, однако это желание было лишь слабым отголоском отброшенных за ненадобностью и оставшихся в другой, прошлой жизни инстинктов. О том, как утешают или успокаивают, нынешняя Хонор просто забыла… Возможно, еще и вспомнит когда-нибудь, да только едва ли это имеет значение. Значение имеет лишь Денвер Саммерваль.

– Наверное, мне пора идти, – проговорила она спустя мгновение и протянула руку.

Хенке пожала ее: Нимиц заставил Хонор почувствовать, как жгут глаза подруги подступившие к ним слезы, и тень прежней женщины на миг пожелала почувствовать, как горят ее собственные глаза.. Но это было ей недоступно, а потому она сжала руку Мики, погладила ее по плечу, повернулась и, больше не оглядываясь, вышла.

Едва Хонор, ухватившись за поручень, переместилась из транспортной трубы на борт «Ники», из зоны нулевой гравитации в область нормального тяготения, караул вытянулся по стойке смирно. Запели фанфары. Рука Хонор машинально поднялась к головному убору. Эва Чандлер выступила вперед, и они с Хонор обменялись рукопожатием, но когда рыжеволосая помощница вгляделась в лицо своего командира, ее глаза потемнели от боли, потрясения и даже испуга.

– Капитан, – тихо сказала она, чувствуя, что никаких соболезнований Хонор выслушивать не желает.

– Да, Эва, – откликнулась Хонор, кивая ей и караулу, после чего подозвала одного из своих гвардейцев.

– Коммандер Чандлер, это майор Эндрю Лафолле, начальник моего грейсонского эскорта. Протектор Бенджамин, – добавила она, и ее губ коснулась холодная усмешка, – послал его со мной, чтобы он не позволил мне натворить глупостей.

Майор поджал губы и молча пожал руку Эвелин.

– Коммандер, при первой возможности познакомьте майора с полковником Рамиресом. Думаю, у них найдется немало общего.

– Будет исполнено, мэм, – пробормотала Чандлер.

– Спасибо.

Хонор обернулась к МакГиннесу:

– Мак, проследите за доставкой вещей. Я отправляюсь прямо к себе.

– Да, мэм, – отозвался стюард.

Его тон заставил Эву проникнуться сочувствием к Маку, она никогда раньше не видела его таким печальным, подавленным и усталым.

Как только Хонор вышла из отсека и направилась к лифту, державшийся у нее за спиной Лафолле прокашлялся.

– Кэндлесс, – негромко произнес он.

Джеймс Кэндлесс, щелкнув каблуками, поспешил за Хонор. Чандлер взглянула на майора, и тот пожал плечами:

– Простите, коммандер, у меня свои приказы.

– Понятно.

Несколько мгновений Эва присматривалась к нему, потом ее взгляд смягчился.

– Мне действительно понятно, – повторила она, уже с несколько иной интонацией. – Мы все за нее переживаем, майор. И обязательно что-нибудь придумаем.

– Надеюсь, – пробормотал Лафолле, глядя, как лифт увозит его землевладельца. – Господь свидетель, надеюсь, мы и вправду придумаем.

Люк каюты закрылся, отделив Хонор от Кэндлесса и мантикорского часового. Она ощущала смутную неловкость, оттого что не представила бойцов друг другу и не объяснила морскому пехотинцу причину появления у него напарника, однако у нее не оставалось внутренних ресурсов на такие пустяки.

Хонор огляделась. Глаза ее так и остались сухими, однако сердце, несмотря на морозную броню, сжалось при виде голографического куба с объемным портретом Пола. На лице светилась улыбка, ветер трепал собранные на затылке в косичку волосы. Снятый летный шлем Пол держал на сгибе руки, у него за спиной поблескивал острый нос «дротика».

Подойдя к столу, Хонор подняла куб и всмотрелась внутрь. Ее губы и руки задрожали, однако застывшая душа не позволила пролиться ни одной слезинке. Она могла лишь прижать куб к груди, баюкая его у сердца, как средоточие боли утраты.

Она не помнила, сколько времени простояла так неподвижно, пока Нимиц, прижавшись к шее и тихонько постанывая, нежно поглаживал ее по щеке передней лапой. Чтобы открыть дверь каюты и встретиться лицом к лицу с мучительными воспоминаниями о былом счастье, ей недоставало мужества. Хонор не могла решиться на это сейчас, не могла позволить воспоминаниям лишить ее сил в то время, когда силы нужны для осуществления задуманного. Застывшая, словно статуя, облаченная в черный с золотом мундир, она стояла возле письменного стола, пока не зазвучал колокольчик вызова.

Глубоко вздохнув, Хонор поставила голографический куб на стол, ласково коснулась пальцем прозрачной поверхности, закрывшей улыбающееся лицо Пола, и нажала кнопку коммуникатора.

– Да?

С удивлением уловив в собственном голосе дрожь, она сдавила ее ледяными щипцами воли.

– Прибыл полковник Рамирес, мэм, – доложил часовой.

– Я не…

Хонор осеклась. Встречаться с Рамиресом ей не хотелось. Во-первых, он был секундантом Пола, а во-вторых, она слишком хорошо его знала. Знала, что он винит себя. Для Хонор иметь дело еще и с его виной означало бередить собственные раны, угрожая прочности собственной брони. Однако отказ в приеме был бы равносилен косвенному обвинению, а такого отношения Рамирес не заслужил.

– Спасибо, рядовой, – со вздохом ответила она, коснулась кнопки, открывающей люк, и повернулась к входу.

Выглядел Томас Рамирес так плохо, что Хонор заметила это даже в нынешнем своем состоянии.

– Дама Хонор, я… – начал было полковник, но она подняла руку.

– Не надо, Томас, – сказала Хонор, стараясь, чтобы ее голос звучал настолько мягко, насколько позволял сковывавший ее сердце лед.

Осознав мертвящую безжизненность произносимых слов, она подошла к нему и положила руку на плечо Рамиреса, силясь прорваться к себе, чтобы дотянуться до него, и заранее понимая тщетность всех усилий.

– Ты был другом Пола. Я знаю это и не вижу за тобой никакой вины. Пол не стал бы винить тебя за случившееся… не стану и я.

Рамирес закусил губу. В уголке глаза блеснула слеза, одна из тех слез, которые ей не дано было разделить. На миг понурившись и тяжело, хрипло вздохнув, полковник снова поднял голову. Они встретились взглядами. Хонор видела: он понимает, что на большее она не способна, и принимает ситуацию такой, какова она есть.

– Спасибо, мэм, – тихо сказал полковник. Погладив его по плечу, она обошла свой стол, опустилась в кресло и жестом указала ему место напротив.

Кот свернулся колечком, уткнувшись в нее мордочкой и лучась любовью. Источаемое им чувство болезненно билось о ледяной кокон ее отчужденности, но рука Хонор мягко и медленно гладила пушистую спину.

– Я понимаю, мэм, вы устали с дороги, – сказал Рамирес после нескольких мгновений молчания. – Прошу прощения за столь поспешный визит, но у меня сведения, с которыми вам необходимо ознакомиться, прежде чем… будут предприняты следующие шаги.

Хонор невесело усмехнулась. Томас Рамирес участвовал вместе с ней в рейде на «Ворон», и мало кто в галактике мог знать лучше него, каковы будут ее «следующие шаги».

– На прошлой неделе, – продолжил полковник, – мы с майором Хибсон проводили учение на Грифоне.

Хонор слегка приподняла бровь: задумавшись о том, как морская пехота могла попасть на Грифон, в то время как «Ника» по-прежнему находится в ремонтном доке, она ощутила нечто, отдаленно похожее на интерес.

– Капитан МакКеон и коммандер Веницелос были столь любезны, что помогли нам переправить батальон на Мантикору-Б, – пояснил Рамирес, и что-то в его тоне поколебало ледяное безразличие, сделав этот интерес еще ощутимее. – В целом учения прошли успешно, однако на моем командном боте произошел сбой в работе навигационного оборудования, в результате чего, а также вследствие жесточайшей снежной бури мы приземлились довольно далеко от намеченной зоны высадки. Воссоединиться с остальными высадившимися отрядами удалось лишь спустя несколько часов.

– Понятно, – пробормотала Хонор, когда Рамирес снова сделал паузу, после чего нахмурилась и спросила напрямик: – Могу я узнать, зачем вы мне это рассказываете?

– Разумеется, мэм. Дело в том, что наш бот – разумеется, совершенно случайно – приземлился рядом с охотничьим домиком. Я, естественно, направился со своими людьми туда с намерением точно установить наше местонахождение. И представьте себе такое совпадение – как раз в этом домике находился на отдыхе Денвер Саммерваль.

Хонор вскочила с кресла, и Рамирес сглотнул при виде полыхнувшего в ее глазах пламени.

– Он все еще там, полковник? – почти шепотом спросила Хонор, шаря по его лицу полубезумным взглядом.

Рамирес снова сглотнул.

– Точно не знаю, мэм, – осторожно ответил он, – но в ходе нашего разговора этот господин… добровольно поделился с нами некоторыми сведениями.

Сунув руку в карман, полковник, не отводя взгляда от пугающих глаз Хонор, вынул и выложил на стол записывающее устройство.

– Он сказал…–Рамирес сбился и прокашлялся. – Мэм, он сказал, что его наняли. Заплатили ему, чтобы он убил капитана Тэнкерсли… и вас.

– Заплатили?

По холодной броне Хонор пробежали трещинки. До того как Денвер Саммерваль убил Пола, она даже не слышала про этого человека и полагала, что он действовал по какой-то своей, личной причине. Но такое!..

– Да, мэм. Заплатили за то, чтобы он убил вас обоих, – с нажимом повторил Рамирес. – Но первым – таково было условие нанимателя – следовало убить капитана Тэнкерсли.

Первым. Кто-то хотел, чтобы Пол умер первым. Слова Томаса и тон, каким они были произнесены, отдавались эхом, гудели набатом, сокрушая столь старательно выстроенный ею ледяной кокон. Оказывается, гибель Пола не была слепым ударом безразличной и безжалостной судьбы. Это было сделано намеренно! Задумавший это хотел ее смерти, но ему мало было простого убийства. Он желал заставить ее страдать, страдать как можно сильнее. Легальное убийство Пола было задумано как удар по ней!

Нимиц на ее коленях сердито зашипел, выгнул спину и выпустил когти. Хонор почувствовала, как рушатся и тают под напором обжигающей ярости остатки льда, и на гребне нахлынувшей войны гнева пришло понимание. Лишь один человек на свете в своей болезненной ненависти к ней мог дойти до того, чтобы заказать убийство Пола. Уже зная ответ, она вопросительно взглянула на Рамиреса, чтобы получить подтверждение своей догадки.

– Его наняли, мэм, – тихо произнес полковник. – Нанял граф Северной Пещеры.